8. Лучший из миров

— Вы думаете, они заплутали в этих мерзких склизких коридорах? Вы думаете, их тела пожирает Лорд, а из их кишков делают веревки? Нет! Сама тьма дрожит под их шагом, а Лорд сам не знает, с какими монстрами столкнулся. Вы думаете, они не вернутся? Они всегда возвращаются!

А он знал толк во вдохновляющих речах.

Я слегка замедлил шаг, помогая Милю окончательно заработать репутацию лояльного Шеннейру мага — столько уважительных слов о начальстве темные уже давно не слышали. И вышел из темноты именно тогда, когда Миль вытянул в нашу сторону руку.

Серые нити висели в воздухе, коконом сплетаясь вокруг мастера проклятий, и боевики старались держаться от них как можно дальше. Лорды могли поверить, что главный здесь я, или Матиас, или даже Шеннейр, но вся вылазка затевалась, чтобы протащить в подземелья Миля. Человека, который способен создать проклятие, которое будет выглядеть, как шихиш, действовать, как шихиш, но не излечиваться, как оно. Миль был великим магом.

Когда я показал Лорду Ирвину флакон, он начал думать о шихиш. Ложная тревога заставила его напрячься и ощутить подвох, и как только появились первые признаки заражения, он среагировал не на реальную угрозу, а на свое представление о ней. Проклятие должно было сымитировать нападение и напугать; светлый источник — перегрузить анализирующие системы и не дать правильно оценить ситуацию. Мы обманули противника, сыграв на ожиданиях. Информационные войны — единственные войны, которые мне нравились.

Наше появление было эффектным, но можно было сделать его еще лучше.

— Я посвятил в светлые маги Второго Лорда Ирвина! — бодро отчитался я, и Миль сразу передернулся всем телом, парадоксально успокаиваясь:

— Я знал, что у светлых низкие стандарты. И я говорил вам не трогать мои нити! Я приказал им держаться от вас подальше, они не для вас, а ведь вы только и норовите...

Предложение отдать мне клубок ниток Миль принял очень близко к сердцу.

— Ты просто завидуешь, человечинка, что тебе никогда не суждено принять посвящение из рук нашего магистра, — пафосно ответил Матиас, и, судя по эмоциям Миля, тот серьезно планировал ввязаться в спор.

После всего пережитого темные боевики из особого отряда выглядели... пережившими испытание. Но их набирали для охраны Миля, а для этого требовалась выдающаяся стойкость. Из рук они ничего не упускали; они сумели сохранить контейнер, в котором лежал шлем, полностью идентичный тому, который я использовал для усиления эмпатического восприятия в Астре. Миль его уже вытащил и правил структуру печатей на ходу.

— Полсотни маленьких лорденышей, и все светлые маги. Вы сеете заразу, Рейни. Вы монстр, и вы приводите в мир таких же монстров.

— Я приношу в мир красоту. Я просто хочу, чтобы прекрасных существ, у которых глазки и щупальца, было как можно больше, — я забрал артефакт, ничуть не беспокоясь. Миль полностью лишен героизма, и не навредит мне, пока его жизнь зависит от меня. — Красота преобразит мир.

Связь со всеми участниками отряда ощущалась непрочной. Через помехи от пространственных барьеров и искажающее пространство влияние Лорда сигналы звучали прерывисто и слабо. Вшитые нейродатчики могли отказать, и Шеннейр постарался вколотить мне в голову, что не будет беды, если я кого-то потеряю. Интересно, знали ли все эти люди, насколько они неважны. Возможно, и знали.

Первый отряд, который должен был пробить путь на поверхность, возглавил Шеннейр. Нетерпеливо подпрыгивающий Матиас готовился вести второй отряд, отвлекающий внимание. Охранять меня оставался Эршенгаль; нам требовалось тихо идти по следам. На этот раз Шеннейр выполнил угрозу и в сражение меня брать отказался. Наверное, он имел что-то против того, чтобы посреди боя отвечать на философские вопросы.

Пришлось подождать некоторое время, прежде чем Эршенгаль скомандовал идти. Следовать за ударным отрядом было проще простого: что бы ни занимало коридоры, Шеннейр выжег все до голого камня.

Но живые существа еще встречались. Вплавленные в стены и пол, но все еще шевелящиеся. Заарны умирают долго. Одна покрытая гниющими язвами тварь прыгнула на меня из боковой ниши, едва не смахнув голову с плеч. Но я сделал шаг в сторону, и лезвия просвистели рядом, обдав шею потоком воздуха. К счастью, Эршенгаль расправился с тварью быстро. Участвовать в боях мне наскучило.

Впереди показались еще искореженные силуэты, и Эршенгаль передвинул меня к стене, окружая защитной печатью. Я прикрыл глаза, чтобы ничто не отвлекало, и обратился к шлему, проверяя, как продвигаются остальные отряды. Эршенгаль справлялся, и пусть я чувствовал вспышки боли, когда его задевали, справлялся хорошо. Одна тварь убивает других.

— Будет довольно забавно для вашего жизненного пути, если вы положите свою жизнь на алтарь светлого магистра.

То, что темному боевому магу Эршенгалю было приказано сложить голову ради меня, если понадобится, до сих пор казалось мне очень смешным. До чего же мало самоуважения надо иметь, чтобы слепо исполнять такие повеления.

— Я привык хорошо выполнять свою работу, — он отодвинул тела, чтобы пройти дальше.

Я царапнул брызги крови, испачкавшие ткань на плаще, и оставил грязь в покое:

— Хорошо исполнять приказы. Я знаю.

Кажется, мы сумели прорваться через оборонительные заслоны. Эршенгаль шел чуть впереди, а я следом; в его эмоциях проскользнула краткая заминка, и я сказал ему в спину:

— Я прочитал ваше личное дело.

Ритм его шагов не изменился.

— Я должен вывести вас на поверхность и обеспечить вашу безопасность, — ровно отозвался Эршенгаль.

Туннель расширился. Пыль вихрями взвивалась у нас под ногами, чертя на оплавленной поверхности искаженные чуждые руны, и блеклый свет низко висящего солнца уже проникал внутрь. Я видел желтую равнину и внешнюю башню инкубатора Тогтогшох — с нее будто срезали край, обнажив внутреннюю ячеистую структуру, но серые нити распространялись дальше. С другой стороны на Тогтогшох наползала неведомо как приблизившаяся башня Улриш, и со стороны это ироничным образом напоминало сражение двух улиток. Лорды так и не смогли растащить два инкубатора, и сейчас инкубаторы растворяли друг друга.

А еще через несколько шагов мы вышли за пределы пространственных барьеров. Дышать сразу стало легче. Чуть ли не до головокружения.

Эршенгаль остановился и повернулся ко мне. Его форма была вымазана кровью, и в прорехах, там, где его достали заарнские твари, поблескивал регенерирующий гель. Ему повезло бы больше, если бы не травмы, полученные ранее. Когда он прикрыл меня от взрыва.

Глупо.

— Скажите мне, Эршенгаль, что вы ощутили, когда одним заклинанием сожгли островной квартал? Триумф?

Жилой квартал островной общины прекратил существовать за мгновения. Я не верил, что это мог сотворить обычный человек. Мне казалось, что его отмечает печать порока и вырождения.

Эршенгаль был самым честным и нормальным человеком из всех. Тот, кто сотворил это заклинание, тот, кто чертил линии, кто смотрел на время и ждал отмашки.

— Каково это — убивать беззащитных? Или вы просто исполняли приказ? — мне казалось, что я захлебываюсь. Что я падаю в темноту, все ниже и ниже. — Или направлять удаленное боевое заклятие не сложно, командир отряда зачистки Эршенгаль?

Эта папка так долго лежала в ящике стола. Так близко — стоило только протянуть руку. В этом мире совершенно ничего невозможно поменять и ничего невозможно исправить.

— Когда использовал печать — ничего, — он смотрел прямо мне в глаза, и, несмотря на всю эмпатию я не мог прочитать совершенно ничего. — Когда хоронил тела — тогда понял.

Все отряды вошли в зону досягаемости, и зрительный контакт между нами не был обязателен. Никто нас не видел. Я могу переместиться, оставив его здесь. Никто не удивится, если из подземелий вернутся не все. Его нейродатчик не сработал. Все знали предысторию — кроме меня.

Никто не удивится, если он умрет.

Никто не осудит. Месть священна.

Никто.

Последнее, что я увидел — как проседает земля, проваливаясь в стремительно растущий кратер. Перемещение шло тяжело. Непросто тащить столько людей, и я вовсе не чувствовал себя полным сил, но сегодня у меня была группа поддержки.

Нейрошлем был тяжелым. Пока я его нес, у меня затекли руки.

Меня подхватил мощный плавный поток. Нечто подобное я чувствовал во время пробного погружения в Астре, и я приветственно произнес:

— Леди Гвендолин.

— Мой магистр.

В прошлый раз усилителем служил Вихрь, а в этот раз мы настроили на волну приема новый волшебный замок гильдии. Холод внешнего пространства отступил; замок выстраивал вокруг нас безопасное пространство, окружая перламутровой защитной оболочкой. Сознания людей горели в ней как жемчужины в раковине. Песчинки, которых облачают в слои печатей, чтобы не занесли заразу.

Мы возвращались. Светлые маги всегда возвращаются домой.

— Вы знали, чем все закончится?

Я спрашивал про все сразу, но Гвендолин лишь рассмеялась:

— Ах, мой магистр. Это было ясно как день. Я обеспечиваю ваше возвращение, и я намерена победить.

— Вам, кажется, доставляет это удовольствие.

— Каждый желает выйти за пределы своей сути, — сознание Гвендолин было спокойным и темным; таким спокойным и темным, какого я не встречал ни у кого. — Совершить нечто великое. Получить оправдание собственной жизни. Кому, как не вам это понять.

Со стороны казалось, что мы совсем не двигаемся, но перемещение не происходит мгновенно. Я уже видел перед собой звездное скопление, искры, сотни и тысячи человеческих жизней родного мира. Они сияли так приветственно, так тепло. Я их совсем не понимал, но мне не требовалось понимание, чтобы их защищать.

Неудачное перемещение между мирами может длиться вечность, и мы разговаривали, просто чтобы потратить время.

— Мне хотелось бы рассказать вам один забавный случай, — Гвендолин звучала так, словно всегда хотела со мной этим поделиться. Ее тон мог бы показаться игривым; возможно, это казалось ей такой же игрой, как перемещение линий и цифр на бумаге. — Однажды темный маг Мэвер поспорил с Ишенгой о том, насколько светлые готовы верить в людей, и в качестве издевки предложил взять себя в ученики. Ишенга согласился. Мэвер, конечно же, отказался, и возненавидел Ишенгу.

— Это все равно было невозможно.

Как и всегда после упоминания этого имени я испытал оглушение, но на этот раз сумел справиться быстро. Мэвер был пройденной ступенькой. Пора было оставить его за спиной, вместе с остальными призраками.

— Почти невозможно. Но не невозможно совсем. Но оттого все еще хуже, не так ли? — ее смех серебряными искрами рассыпался во тьме.

Наше центральное этнографическое отделение тайком рассказывало, что язык, которым мирринийке пользовались раньше, был многократно сложней, чем всеобщий. Сотни слов для сотен оттенков смысла. После отказа от традиции богатство значений потерялось, но мирринийке научились говорить общими словами. Мне нравилась Гвендолин тем, что она разговаривала ровно так же, как и я. Только то, что хотела, и так, как хотела.

— Мы все заложники своей роли.

Оболочку сотряс удар. Что-то рвалось внутрь, раскусить прочные защиты и добраться до беззащитного содержимого. Голос Гвендолин остался все таким же плавным:

— Светлый магистр Тсо Кэрэа Рейни. Мы не встречались раньше, но Миль рассказывал о вас. Сотни сюжетов из вашей жизни и сотни сюжетов вашей смерти, сотни шагов вашего прошлого. Возможно, — она жестко усмехнулась, — я, или Лоэрин, виноваты в том, что слушали.

Я внезапно осознал, что сейчас все зависит от Гвендолин и ее способности управлять замком. И что я предусмотрел все — кроме ее решений. Гвендолин была темной волшебницей втрое дольше, чем я существовал на свете.

— Вы сомневаетесь в моей верности, — ее веселье заставило поток закружиться водоворотом. Я видел чудовищ, что бились о преграду снаружи, но Гвендолин отметала их в сторону как рвущихся на свет мотыльков. — Вы идете только вверх, и путь ваш так ясен и светел... Что вам до людей, что остаются за спиной? Магистр.

Я промолчал. Звездные скопления приближались, и реальность приобретала очертания. Моя жизнь была такой же иллюзией, как и все остальное.

— Я не хочу превратиться в прах и быть забытой. Я хочу стать частью замысла, — голос Гвендолин упал до шепота. — Если вы хотите мое предупреждение как главы инфоотдела, я скажу вам напоследок. Темный магистр Шеннейр желает совершить нечто великое. Темному магистру Шеннейру, как и всем нам, требуется оправдание собственной жизни. Он сделал своим смыслом гильдию и страну, и все это развалилось на его глазах. Теперь ставка Шеннейра — вы.