Инь.Янь

— Сарана, сит уа рад! У! — девушка бросила на грудь Сергею платье, которое он оставил на берегу, и только теперь 'Сарана' заметил, что вокруг собралась толпа народа.

Кто-то потешался, хихикая и показывая пальцем на глупую 'девку', кто-то укоризненно качал головой, осуждая бессмысленную храбрость, которой выглядел поступок Сергея. Теперь он понял, почему местные жители такие грязные. Зайти в море было чем-то вроде 'русской рулетки', когда в револьвере оставляют один патрон, приставляют к голове и спускают курок. Можешь выжить, а можешь и...

На всем протяжении моря у берега, куда не кинь глаз, вода бурлила, вздымаемая могучими хвостами подводных тварей, как если бы работали мощные насосы. Их ,этих тварей, здесь было штук двадцать, а может больше. Стая. Вот, один из них, больше похожий на небольшую подводную лодку взлетел над водой и с грохотом обрушился вниз, отчего крутая волна вылетела на берег и с шипением впиталась в сухую гальку почти у ног Сергея, медленно и с отвращением натягивавшего платье.

Люди вокруг радостно зашумели, а небольшой мальчонка завизжал и показал морю отставленный большой палец — видимо это обозначало то, чего лишился Сергей при реинкарнации. 'Вот, получите, твари! Не достанусь я вам!'

Потом толпа стала потихоньку рассасываться — а на что смотреть? На двух замарашек? Сами такие...неинтересно.

Сергей смотрел им вслед и прикидывал — что за нация? На кого похожи? По чертам лица можно было бы принять их за европейцев, но глаза легкой раскосинкой. Кожа смуглая, и это понятно, в таком-то климате, при таком жарком солнце. Народ невысокий, вроде японцев, но были довольно-таки могучие экземпляры, возвышающиеся над толпой, как башни.

По крайней мере — один. Сергей увидел его за спинами 'зрителей'. 'Башня' смотрел на остальных, как Сергей на вшей, и после короткого взгляда на происходящее покинул 'место представления'.

Цепкий взгляд опера мгновенно определил, что этот человек не похож на того кто нищенствует и последний хрен без соли доедает — сытый, добротно одетый, и...вооруженный! У него на поясе висел то ли кинжал, то ли небольшой меч, что в общем-то Сергея никак не удивило, он был готов к чему-то подобному. Очень уж попахивало средневековьем, в буквальном смысле попахивало, смердело!

Еще через пять минут Сергей в сопровождении новой знакомой карабкался на обрыв, цепляясь за корни и упираясь в земли руками — чтобы не свалиться. Крутовато, загреметь вниз — раз плюнуть.

* * *

Порт встретил Сергея и его напарницу шумом, криком, суетой — корабли принимали в свои безразмерные трюмы грузы, вереницей муравьев бегали грузчики, ржали лошади, дымили жаровни, на которых жарили вонючую рыбу, и еще что-то, похоже — морских гадов. Сразу захотелось есть и сильно заболел желудок — будто кол воткнули. Где взять деньги Сергей не знал. Оставалось идти за своей напарницей и смотреть, что она будет делать. Похоже, что утром та пришла именно для того, чтобы вместе отправиться на промысел. Какой? Да что толку гадать, когда все равно скоро узнаешь.

Да, узнал Сергей скоро. Абина привела к двухэтажному заведению, в котором он без труда узнал то ли гостиницу, то ли забегаловку самого низшего пошиба. Из задних дверей тянуло прогорклым маслом, перегретым на сковороде, дымом очага, опять-таки — рыбой, а еще пряностями, как и полагалось в приличном южном ресторане.

Сергей где-то читал, или слышал, что в южных странах применяют много острых пряностей от того, что в этом климате легко получить в свои кишки замечательного глиста, который размножившись, подсадит деток туда, куда дотянется, ничуть не заботясь о здоровье носителя. Глист не терпит перца, а значит нужно засыпать мерзкую тварь лечебной приправой по самую макушку. Так ли это — Сергей не знал, но взял себе на заметку — информация лишней не бывает. Особенно такая.

Абина пошла на кухню, оттуда послышались голоса, потом на крыльцо вышел здоровенный, толстый повар, глаза которого едва виднелись за толстыми щеками. С ног до головы осмотрев Сергея, фыркнул и сказал что-то подошедшей сзади Абине. Потом указал на поленницу дров толстым, похожим на сардельку пальцем и удалился, исчезнув в недрах огнедышащей кухни.

Абина сошла с крыльца, вздохнула, пожала плечами и тронув Сергея за плечо, тоже указала на поленницу, потом на груду поленьев невдалеке — эта груда была высотой по грудь Сергею, затем пошла, и набрала охапку дров. Все было ясно — тяжелый поденный труд. Сергей ненавидел физический труд лютой ненавистью.

'А что я еще ожидал? Что еще могут делать две нищенки, кроме как...о нет! Слава Богу, хоть не ЭТО! Я не смогу! Лучше смерть! Попрошайничать — куда ни шло. Помогать по хозяйству толстозадому повару — тоже можно, не переломлюсь, в конце-то концов, но проституция?! Нет, увольте! Впрочем — на такое гавно как я никто и не позарится. Воняет от меня, как от помойки. И от 'подружки' моей — тоже. Итак, Серега, что будешь делать? Как пробиваться в этой жизни? Ну что за свинство — оставить мне прежнюю личность! Жил бы я шлюхой-нищенкой, и не знал бы, что существуют сплит-системы, виски, копченая колбаса салями и трамвай! А теперь? Как мне жить без знания местной жизни, со своей памятью, с памятью стокилограммового мужика, в общем-то уважаемого на своей земле человека? Нет ни красной книжечки, ни пистолета, ни пружинной дубинки, которую любит шпана — как мне тут выжить?! Я так и буду жить во вшивой клетушке, кормить насекомых? Какая гадость...'

Сергей набрал здоровенную охапку дров, такую, как если бы он был тем самым Серегой, некогда легко толкавшим стокилограммовую штангу, побрел к кухне, пошатываясь от напряжения. От голода и непривычки к жаре у него мутилось в голове, потому он не заметил человека, который шел от конюшни к парадному входу в гостиницу. Сергей врезался в парня, уронил дрова, и получилось так — прямиком на ногу этому типу.

То, что это был еще тот тип — стало ясно сразу, когда кулак мужчины врезался в глаз Сергею с такой силой, что полетели искры и на долю секунды 'мишень' лишилась чувств, очнувшись уже на земле, в пыли, залитая слезами и соплями. Не обращая внимания на поверженную нищенку, человек пошел дальше, насвистывая какой-то мотивчик, напоминавший то ли китайские, то ли японские переливы.

Сергея затошнило, но он удержал в себе содержимое желудка. Впрочем — что там могло содержаться, кроме желудочного сока? И тут же пришла мысль — может покончить с собой? Зачем он так яро убегал от морского чудовища? Чтобы вести вот такую, мерзкую, грязную, нечеловеческую жизнь? Умереть — и снова возродиться! Может в следующий раз ему дадут то, что он хочет — например, станет каким-нибудь султаном, с гаремом, громадными палатами и штатом слуг! И всего-то надо выйти дерьмом из инопланетного чудовища! Дать себя сожрать!

Хотя с другой стороны — а может он не должен кончать с собой? Может это тоже нарушение, из-за которого его карма потерпит ущерб? Не хватало возродиться каким-нибудь глистом, ожидающим своего глистогонного! Тогда что? Жить? ТАК?

'Нет уж. Кто я такой? Я опер! Я жесткий, тертый, злой опер, и поддамся этим средневековым дебилам?

А почему ты думаешь, что они дебилы?

Как почему? Ходят одетыми в тряпье, ездят на лошадях, ходят под парусами, обвешиваются саблями и мечами — вместо автоматов и пулеметов — так кто они? Дебилы и есть! И человек моего времени должен среди них стать умнейшим из умных! Великим! Ведь у меня знания!

Какие у тебя знания, болван? Как купить билет в трамвае? Ты и их-то утерял, когда начал ездить с красной книжечкой. Как зарядить пистолет? Как разобраться в накладных на арбузы? Как написать рапорт о проверке ранее судимого? Серега, какие знания? Что ты можешь предложить этому миру, как заставишь его принять тебя? Как подомнешь под себя — чем? Соорудишь 'узи' из двух сучков и старого ножа?

Я драться умею! Я боксом занимался! Ножи кидал — худо-бедно, а из пяти раз четыре раза попадал в цель! Вот!

Ага. Ну кинь в этого придурка, давай. Кинь! У него кольчуга! Он тебя нахрен пополам разрубит, как кочан капусты! Видал, какой у него меч? Или сабля...хрен знает как эта штука называется, но если он засунет эту железяку тебе в зад — тут твое существование и закончится.

Зло берет — я, такой умный, умелый, и в этом мире никто! Несправедливо!

Дурак. Где ты видел справедливость? Ты вообще — видел где-нибудь справедливость? Лучше башкой подумай — как тебе выжить. Что ты умеешь, что мог бы делать. Ты ведь не совсем дурак! Продержаться столько лет в ментовке, не попасться УСБ, не нарваться на бандитский нож, сохранить отношения и с бандитами, и с честными гражданами, и со своим начальством — это же уметь надо! Это твое умение! А еще — ты же знаешь, как живут бандиты, как их ловят менты, ты должен использовать эти знания. Какая разница, какой мир? Вся шпана живет по одним законам, как и все менты — если они даже и называются здесь совсем по другому. Смотри. Запоминай. Учись. Терпи. И тогда сможешь внедриться в Систему. Не победить, нет — внедриться в нее. Как глист. Как паразит, питающийся ее соками.

Как ты -прошлый'.

— Эээ...сиктар опум...хххх... — Абина помогла Сергею поднять, отряхнула его, укоризненно покачала головой, затем подняла руку и постучала пальцем в лоб 'Саране' — дак-дак! Нифор! Нифор мог!

— Сама-то?! Бестолочи средневековые! — вскинулся Сергей, и тут же остыл — понял я, понял...думаю башкой, да. Только и делаю, что думаю. Давай-ка ты меня научишь языку! Ну-ка, как это называется?

Сергей поднял полено, и через минуту втолковал Абине, что хочет знать его название. Память у Сергея была очень неплохая, потому он запоминал слету.

Впрочем, тут был еще один фактор — это подумалось потом — кто жил раньше в теле девушки? Куда девалась Сарана? Ведь она куда-то делась, эта личность? И еще — по всем признакам, Саране, как и Абине, семнадцать-двадцать лет. Куда девались ее знания об этом мире? Тот же язык? Не является ли то, что Сергей интуитивно понимает кое-что из слов Абины не интуицией, а...всплывающей памятью? Где хранятся знания человека? В мозгу? А мозг теперь чей?

В общем — то ли остатки памяти, то ли сергеевы невероятные способности (что сомнительно!), но к концу дня он худо-бедно знал полсотни слов, позволяющих кое-как объясняться с окружающими. Есть, пить, идти, взять, положить — примерно на этом уровне.

День прошел, будто прошла боль.

Их покормили — миска каши с кусочками рыбы, кусок лепешки. Потом снова дрова, затем таскали воду, убирали в конюшне — вся грязная работа, все то, что неохотно делает обычный человек досталось им двоим.

Абина выполняла работу безропотно, не жалуясь, не ругаясь, Сергей же весь изошел на ругань, шипел под нос, плевался и под конец дня устал так, что еле волочил ноги. Устал и морально, и физически, голова трещала от боли, и ему снова захотелось упасть в море, дождаться, когда им закусит водяная тварь. Сергею не хотелось смотреть на город, на суетливый порт, только упасть, забыться, уйти в сон, туда, где он еще мужчина — большой, сильный, уважаемый и сытый.

И такими неважными казались прежние проблемы — жена ушла? Да хрен с ней! Начальство достает? Да пусть бы еще лет десять доставало! Дома пусто? О Господи! Пусть было бы пусто, только бы вернуться назад, в пустое, гулкое холостяцкое гнездо с тоскующим на полке холодильника заплесневелым сыром! Такое счастье было бы увидеть этот гребаный кусок сыра!!

Реальность не радовала. Как и нынешняя работа. За день изнурительной, выматывающей работы они получили по пять медяков — небольших монет размером с двухрублевики. Что на них можно купить — Сергей не представлял. Хорошо хоть покормили на ночь глядя, можно не расходовать монеты, есть время подумать, куда потратить такое сокровище.

Сергей попросился взять воды из колодца, чтобы хорошенько вымыться, отойдя за конюшню, но толстый повар возмущенно замахал руками, Абина же уцепила Сергея за рукав и отвела в сторону, заметно испугавшись непонятно чему.

Абина махнула рукой, и две замученные работой нищенки побрели по мощеной булыжниками улице наверх, от входа в порт. Трактир стоял за портовыми воротами, на территории складов, и похоже что эти самые ворота на ночь закрывались — в будке стояли здоровенные парни, обвешанные различными вредоносными орудиями, от дубинок, окованных медью, до коротких тяжелых тесаков, больше напоминающих мечи викингов. Впрочем — может это и были мечи?

Сергей оценил вооружение этих парнюг и пришел к неутешительному выводу — не продержится против них и минуты. Даже в собственном, мужском теле — минут пять, если не достанут тесаки. Таких лучше пристреливать на месте...пока не разгулялись.

'Мда...этот мир не для меня. Может это ад? А что — кто видел ад? Кто оттуда вернулся, чтобы рассказать, каково там? Думай, Серега, думай. Как выжить? Жить, как сегодня, я не согласен. Ох, не согласен!'

Снова хлюпающая жидкой грязью улица, снова ряды 'курятников'. Люди, не обращающие друг на друга ровно никакого внимания.

У стены — то ли старик, то ли старуха — высохший от голода труп. Голова погружена в лужу, явно мертв. Одежду уже сняли, худые ягодицы обращены к небу острыми костями, как укор и вызов Небесам.

'Вот моя судьба! Это меня ждет, если я не придумаю что-то умное!'

— Идем! Идем! — Абина потянула 'Сарану' в сторону и подойдя к какому-то человеку заговорила с ним, указывая на Сергея.

Это был тот самый человек-башня, огромный, с глазами на выкате, медлительный, как медведь перед атакой. Сергей знавал таких людей, и однажды едва не лишился жизни, когда такой вот на вид рыхлый и медлительный парень едва не переломал ему кости, набросившись в наркотическом угаре. Бывший борец под слоем жира таил стальные мышцы, не до конца разрушенные мерзкой наркотой. Пришлось глушить его табуретом, хорошо, что рядом оказался опер Петька Курицын, иначе — кранты.

Сергей потом долго пинал неподвижное тело наркомана, отбив об него ногу — мстил за страх, за унижение, и вообще — учил не нападать на полицейского при исполнении! Что будет, если каждая тварь станет набрасываться на представителя власти? Хаос, бунт, власть черни! Так всегда говорил их начальник криминальной милиции, жестоко расправлявшийся с нарушителями порядка.

Крылов был очень, очень жестким челом. Сергей многому у него научился — еще когда тот был старшим опером, а потом начальником отдела розыска.

Поговорив, Абина вернулась к Сергею и протянув руку, потребовала:

— Абол! Дай! Абол!

Сергей вначале не понял, потом догадался — платить за 'номер'? Вон оно что...значит и этот ящик не принадлежит ему? Вернее — ей. Ночь — один медяк. А это или сборщик, или...хозяин? Да какая разница...все равно он с этим бугаем не справится. Так что пришлось доставать монету...

Перед сном Сергей снова прокручивал в голове то, что с ним сегодня происходило. Картинки, голоса — все смешалось в несчастной голове, сменившей хозяина. Незаметно подкрался сон, и уже засыпая Сергей остро пожелал, чтобы во время сна все стало на свое место — несчастная Сарана вернулась в свое замызганное тело, а он — в свое. Случилось же чудо один раз — почему бы не случиться и другому разу?