9. Пропавшие звезды

Люди сидели в шатрах или собирались группами у цистерн с водой — скважина тренировочного лагеря две тысячи человек не тянула. Добровольцы разносили еду и лекарства, неофиты спешно делали заготовки для охладительных амулетов, а Кайя с помощниками их заклинали. Кайя был повсюду и нигде конкретно — его отпечаток я чувствовал в общем эмпатическом поле и общем умиротворении. Способность Кайи к управлению толпой была выдающейся, но чрезмерная экзальтация и так взбудораженных людей возникала именно под его влиянием. Малый светлый источник мягко окутывал палатки, принося прохладу и шум воды.

Темные заперлись в Мэйшем-один.

Неподалеку от лагеря в воздухе висели три заклинательных кольца, а под ними светлые собирали установку для бурения скважин. Машины всегда относились к светлым с симпатией, установка, вроде бы, не сопротивлялась, но была слишком массивной, и бессильно шевелила опорами, не в состоянии подняться. Судя по внешнему виду, ее все двенадцать лет продержали на складе и ни разу не будили.

Со стороны на светлых тоскливо смотрели гражданские техники из Астры, но не приближались. Светлые оглядывались на них недоуменно, и я тоже не сразу взял в толк, что здесь происходит.

— Вы отказываетесь принимать участие в общественно-полезной работе — установке водяной скважины, которая будет снабжать нас всех водой? — я постарался говорить громко еще до того, как подошел к ним вплотную. — Это акт саботажа и гражданского неповиновения, за который вас ждет наказание!

Декреты темных я читал, но сейчас сумел вспомнить только отдельные слова. Наказание там было точно.

— Да! — кровожадно подтвердил Матиас, найдя в происходящем точку опоры.

Техники радостно закивали, с благодарностью глядя на меня и на него.

— Вы заставили нас страшными угрозами, — на всякий случай так же громко напомнили они и чуть не бегом поспешили к магам.

— Боятся, что добровольную помощь светлым им припомнят, — пояснил я вертящему головой Матиасу.

Темная гильдия нанесла системе самоуправления Аринди сокрушительный удар. Хороших специалистов все еще оставалось немало — нельзя так просто уничтожить основу, которую закладывали много лет — но их некому было координировать. А тот, кто мог бы, старался не высовываться. Может быть, как говорил Миль, граждане Аринди слишком расслабились под защитой гильдий, но и темные полностью оторвались от реальности, решив, что блага цивилизации падают с неба.

Все еще живая Бринвен одновременно подключала мозговые узлы установки, составляла длинный список инструментов и терпеливо разговаривала по переговорному браслету. Насколько я мог понять, пятый специалист в цепочке все еще не мог пояснить, кто может санкционировать запуск выданной установки.

Впрочем, неудивительно. Светлый артефакт, замкнутый темной печатью. Разрешить использовать светлый артефакт могут только темные, но кто именно — не скажет ни пятый человек, ни десятый. Темная гильдия не предполагала, что будет выдавать такие разрешения.

— Вы живы, магистр. Но иначе и быть не могло? — волшебница подняла на меня подернутые голубой дымкой глаза. Я ощутил, что вес, который сейчас лежал на ее плечах, разом уменьшился вдвое. — Они не смогли сказать, где она и как ее взять, но я это знаю, поэтому я приехала и взяла. Я поступила очень плохо.

— Центральная власть пытается заморить приграничье. Двенадцать лет минуло, и ничего не поменялось, — одухотворенно заметил светлый боевик из ее свиты, отмечающий землемерным посохом место под скважину.

Все шло так, как могло идти. Среди неофитов появились первые случайные жертвы. На том же самом месте, где их принимали в гильдию, теперь стоял морозильный мертвецкий шатер.

Последним пунктом я направился туда, где поселили светлых. Внезапно, без предупреждения, не давая им подготовиться. Светлым принадлежал барак с выбитыми стеклами, но в темном тренировочном лагере не было лучше. Правда, сначала моим магам предложили надежный подвал без выбитых окон — без окон вообще — но не думаю, что кто-то всерьез надеялся, что это согласуют. Предложить подвал было приятно.

Перед дверью я задержался на два удара сердца, концентрируясь и собираясь с духом. Темные предсказуемы. Потерявшие опору темные впадают в уныние, в разрушительную ярость, но никогда точно не знаешь, что случится со светлым. Светлые — сложные существа, как говорит темный магистр Шеннейр, а темный магистр Шеннейр разбирается в этом.

Потом я перешагнул порог и пожалел.

Здесь было так... светло. Как в далеком воспоминании, которое я постарался забыть, потому что не помнить легче. На несколько мгновений ко мне вернулось ощущение дома, но в прошлое нельзя вернуться.

В длинной комнате было чисто. Холодильные печати гнали прохладный воздух, а между кроватей висели разноцветные тканые занавеси, разгораживающие пространство. Маги из освободившейся смены сдвинули несколько кроватей и сидели кругом, закрыв глаза и держась за руки. Они почуяли меня сразу, и эмпатическое поле полыхнуло и закрутилось водоворотом. Если бы кто-то спросил у меня, каково это — быть центром чьего-то мира, я бы ответил, что очень неловко.

Кроме Миля. Милю бы я сказал, что мне это очень нравится.

Я отвел взгляд, сожалея, что не могу исчезнуть сам, но рассматривать здесь кроме людей было решительно нечего. Вся обстановка носила отпечаток... отсутствия чего-то личного; кроме, быть может, единственного стола, где лежали заготовки для амулетов, карты, пособия по черчению печатей, свежие газеты и несколько развлекательных романов в ярких обложках.

Удивление я скрыть не сумел. Чужая паника окатила ледяной волной.

Дверь открылась, и от сквозняка под потолком что-то зазвенело. Я поднял голову, мертвенно уставившись на подвешенных к потолку сотни металлических рыбок.

— На Кималеа на брошенной исследовательской базе мы нашли книгу по природе вулканов, — под пробежавшую в эмпатическом поле рябь облегчения Кайя стремительно вышел вперед, загораживая остальных. — Мы ее выучили наизусть за двенадцать лет. Но мы понимаем, что развлечения отвлекают. Вы работаете без отдыха, магистр, и мы должны брать с вас пример, и если вы скажете...

Я с горечью осознал, что он защищает их от меня. Мне было совершеннейше плевать, чем мои фишки занимают свою жизнь, когда не выполняют мои приказы, но я не знал, как это выразить, чтобы их не обидеть.

Хотелось бы знать, как бы поступил Ишенга, но Иншенга не попадал в такие глупые ситуации. А Шеннейр бы помер со смеху, если бы узнал, что здесь считается запретным.

— Все в порядке. Кто-то любит сказки?

— Тоже способ сбежать, — ответил он, когда нас уже не могли слышать.

В одном из подсобных помещений стояла нагревательная плитка. Вообще внутри светлый блок выглядел неплохо — было видно, что люди старались сделать его настолько жилым, насколько в их силах. В отношении к быту светлая гильдия придерживалась строгой умеренности. Отказ от заботы о себе — первый признак психических нарушений. Голодный и обессиленный человек никому не поможет, не сделает ничего хорошего, бесполезен для общества. Никому не нужна пустая жертвенность. Кроме тех, кто желает тебе зла.

— Вы повесили занавески, — мне нужно было спросить так много вещей, и я спросил самое главное.

Эмпатия размывает индивидуальность, и в светлой гильдии об этом превосходно знали. Не слышать эмоции нас учили точно так же, как слышать. Это не имело ничего общего с блокираторами или ментальными щитами, которые всего лишь род обмана и самообмана: уважение границ. У каждого эмпата должно быть что-то свое, принадлежащее только ему. Даже светлых учеников, в отличие от темных, сразу селили отдельно. У темных отдельное жилье было привилегией. Но я не думал, что для светлой общины, полностью запутавшейся в сети, занавески имели значение. С таким уровнем связи нет ни возможности, ни желания ничего скрыть.

— Разграничение личного пространства препятствует слиянию разумов, — как по методичке ответил Кайя и сразу обескураженно развел руками, понимая, как это прозвучало с учетом итога: — Мы пытались. Когда нас высадили на острове, ситуация развивалась по худшему сценарию. Необученные светлые, раненые люди, которые ищут поддержку и опору, заражение шло стремительно, не сумели остановить. Говоря прямо, шансов и не было.

Горечь стала сильнее. Я даже не думал, что эти люди старались не стать тем, чем стали.

— Главное, что община выжила, — я пытался изобразить поддержку; мне казалось, что я делаю это хорошо, но реакция собеседника говорила об обратном. — Как вам с Бринвен удалось сохранить собственный разум?

Меня донельзя забавляло, что именно Бринвен и Кайя встали во главе культа. В бывших подмастерьях светлой гильдии не было нужного безумия — только деловитая безжалостность.

— Вы в любом случае разговаривали бы с теми, кому удалось, — вежливо поправил Кайя. — Вероятность коллапса психики неподготовленного светлого мага при разрушении эмпатической сети, в которую он входит, приближается к ста процентам... Если не пересоздать связь... Светлые очень плохо переживают потерю точки опоры. Мы — мы не лучшие, но род нашей службы предполагал устойчивость. Мы подготовлены. Мы с Бринвен не сойдем с ума, даже если вся светлая гильдия погибнет на наших глазах. Хотя порой и хотелось бы.

В пальцах он снова сплетал и переплетал золотую паутинку. И все же, на ком и когда Кайя использовал заклинание, стирающее память?

— Да, — внезапно очнулся светлый. — Вот отчеты о текущем положении дел, которые вы просили. Создается впечатление, что темные пытаются держать себя в руках. Насколько они на это способны...

Постукивание ногтей по столу в тишине звучало отчетливо.

— Магистр приказывал передавать сведения немедленно, — Матиас перегнулся через мое плечо, вперивая в светлого мага заалевшие глаза.

Кайя спокойно выдержал его взгляд:

— Они не нарушили ваш приказ. Но они передавали данные через меня.

Я чувствовал ярость Матиаса — Матиас был готов перерезать горло Кайе, если я подам знак. Ярость из-за нарушения, не из-за того, что он понимал причины и последствия.

— Вы готовились к смертельно опасной операции и не могли отвлекаться. Как бы вы отправились в Заарней, беспокоясь о нас? Мы не беспомощны, магистр. Вы не обязаны тащить все на себе.

Я не знал, что не нравилось мне больше: его неповиновение или его правота. У меня даже не было времени читать отчеты. К его чести, указание на ошибку получилось крайне мягким.

А ведь именно Кайя эти двенадцать лет управлял светлой гильдией. И теперь я отбирал у него власть.

— Это была только моя самонадеянная инициатива, — с извинением склонил голову маг.

Светлому магистру нет нужды высказывать порицание: подчиненные понимают светлого магистра по мельчайшим оттенкам эмоций. Светлый магистр имеет право прощать подчиненных, если подчиненные должным образом раскаются. Обычная игра. У меня не было сил приводить светлых к полному подчинению. Хотя у меня было ощущение, что это меня погубит.

— Я буду благодарен тебе, Кайя, если в следующий раз ты прямо укажешь мне на мой просчет, а не будешь что-то делать за моей спиной. Я не настолько беспомощный магистр, чтобы беречь меня от здравых предложений, — самоуправство фишек вызывало злость. Я заботился о них, насколько мог, и они должны были принимать эту заботу и не доставлять лишних хлопот, раз не были годны ни на что другое. Вместо этого они полезли в мои дела. Какая глупость. Это было опасно для них самих. — Мне нужно знать, с кем из темных можно работать.

Его улыбка стала откровенно натянутой.

— Можно убирать всех, — Бринвен вошла в комнату, сдирая с головы наушники и швыряя в угол. — Но это не поможет, пока верхушка остается прежней.

Так прямо избавиться от Шеннейра мне еще не предлагали.

Ну что же. И действия, и бездействие темных идет нам на пользу. Люди видят, что темные, как и всегда, самоустранились, что светлые, как и всегда, рядом. Борьбу за умы и сердца темные всегда проигрывали вчистую.

Я гнал от себя мысли, что даже убийство светлого мага нам на руку. Темные чудовища, темные должны быть уничтожены, темных невозможно исправить. Нам не нужна война.

— И меня беспокоит поведение остальных, — я встал. — Светлые маги не должны бояться своего магистра и не должны ему поклоняться. Это ненормально.

— У магистра огромная власть, — уклончиво ответил Кайя.

— И мы рады, что вы ей не злоупотребляете, — прямолинейно заявила Бринвен.

Воздух снаружи показался мне гораздо теплее, чем внутри. Барак был полностью темен; в единственном освещенном окне Кайя и Бринвен склонились друг к другу, переговариваясь. Небо было черно и пусто, и смотрело на меня как в отражение. Темные были моими врагами; темные могли вызывать страх, но темные никогда не казались мне настолько жуткими.

"Мы знаем про договор, который вас заставили заключить до инаугурации, — сказал Кайя напоследок. Сказал с улыбкой, как будто стараясь оставить о себе лучшее впечатление, и сказал прямо без глупых уверток: — И знаем, как его разрушить. Нужно убить всех, кто принимал клятву".

Как будто я этого не знал.

Погибших неофитов сжигали ночью.

Густая раскаленная тьма накрыла равнину. Ночь не принесла прохлады — только мрак с белыми метелками прошлогодних трав, белыми силуэтами людей и белыми свертками на помостах.

Как коконы бабочек. Мотыльков, которые раз за разом раскрывают крылья и сгорают, осыпаясь пеплом. Я взял протянутый факел и кинул его в сухую траву.

Горючая жидкость вспыхнула мгновенно. Замигали ограничивающие печати, мешающие огню выйти за пределы костров, загорелись другие костры, окружая людей пламенными отблесками. Костры Сева были ниже, чем костры Жатвы, но люди верили, что они сожгут все беды.

Пусть горит все. Я давно привык.

В отличие от обычных стимуляторов, пастилки действовали на короткое время, зато были приятными на вкус. Хоть здесь внутренняя служба постаралась. Я еще раз взвесил варианты, и решил, что верну беженцев в Астру. В восточных городах им будет не лучше, чем здесь, штурм они пересидели, а на данный момент в Астре не опасно. И пусть восточные города считают, что я делаю это из расположения к ним — у нас будет отдельный разговор.

...со стороны ремонтных мастерских донеслись звуки сигналов и негодующие крики. Кто-то из боевиков бросил машину так, что она мешала проехать остальным, и ушел. Всего лишь один эпизод в череде других. Но, в конце концов, каждый темный знает, что всегда найдется кто-то злее и ублюдочнее.

Я скользнул взглядом по наспех возведенным ангарам, по трофейным машинам, целым и покореженным, по бакам с кровяной смесью, и широко улыбнулся Матиасу:

— Ты хотел машину в подарок. Выбирай, — и, дождавшись, когда он сконцентрируется на самой правильной цели, ободряюще кивнул: — Любую.

* * *

Все войны ведутся по правилам. Основное правило войны, наша основа, наши драгоценные традиции.

— Как вы добились, чтобы Шеннейр оставил пленников в живых, оставил вам, магистр?