Днепровская купель

— Да? Хорошие у тебя специалисты по прорыву обороны собрались товарищ Рокоссовский. Любо дорого слушать.

— А у меня все специалисты хорошие. И начальник штаба, и командующий артиллерией, и командующий бронетанковыми силами и начальник связи — с гордостью заявил комфронтом.

— Значит, уверены, что сможете прорвать оборону немцев?

— Уверены, товарищ маршал — подтвердил Малинин.

— Ладно, поверю на слово, — сделал паузу Жуков. — Вот вас я уверен, а вот в вашем соседе, генерале Коневе, честно скажу — нет. Не вижу я в нем человека способного быстро и успешно наступать. Сколько времени Ржев брал, пока немцы сами отступать не начали. Дали возможность проявить себя в наступлении на Орел, не справился. Наступал на Севск, результат тот же. Вот боюсь, что пробьете немецкую оборону, пойдете в наступление, а он завязнет и тогда все ваши начинания коту под хвост. Может лучше один мощный удар под Пролетарском, выбьем Манштейна из Белгорода и тогда пойдем крушить немцев по всей Украине — предложил маршал.

— Нет, Георгий Константинович, — решительно заявил Рокоссовский. — Мы считаем, что надо наносить два удара сразу. Это лишит Манштейна возможности маневра по переброски войск и заставит отступать. А что касается генерала Конева, то на ошибках учатся, а он, я считаю, способный человек. Справиться.

— Ну. А если все-таки застрянет? Что тогда?

— Если Конев застрянет, изменим боевую задачу Трофименко и вместо Ахтырки повернем на Богодухов. В этом случае немцы под угрозой окружения немцы будут вынуждены оставить Белгород.

— Хорошо — протянул Жуков, как бы давая возможность Рокоссовскому шанс передумать, но тот стоял твердо и маршал был вынужден отступить. В отличие от зимы сорок первого, когда Рокоссовский находился в подчинении Жукова, теперь он не мог приказать красавцу "литвину". Как Представитель Ставки он мог спрашивать, сомневаться, давать советы и не соглашаться с мнением командования фронтом, но приказать Рокоссовскому не мог.

Имей аргументы предложенные штабом фронта некоторые слабости и шероховатости, маршал бы попытался их оспорить, но все его контраргумент сводились лишь к сомнениям. Ничего конкретного посланец Москвы не сказал.

— Хорошо, — еще раз повторил маршал, — я доложу Ставке о ваших предложениях по изменению операции "Румянцев". Выскажу свое мнение, а там как Верховный решит так и будет.

— Но каково твое мнение, Георгий Константинович? — спросил Жукова Рокоссовский. — Одобряешь или нет?

— Трудно сказать. Предложенное вами решение, безусловно, интересно, но вместе с тем откровенно рискованно. Уж слишком узкая ширина наступления.

— Ясно, спасибо за прямой ответ. Будем ждать решение Ставки, — откликнулся Рокоссовский, — а теперь прошу отобедать.

— Спасибо, не откажусь, перед дальней дорогой. Мне ещё к Соколовскому ехать, его проверять надо — откликнулся маршал.

Что и как он доложил Сталину о предложениях командующего Воронежским фронтом, история умалчивает, но вопреки опасениям Рокоссовского, Ставка согласилась с его предложениями. Злые языки говорили, что не последнюю роль в этом сыграл "мучитель генералов" Лев Захарович Мехлис, с которым у Рокоссовского были рабочие отношения.

Так или иначе, план штаба фронта был принят, и оставалось только оправдать оказанное доверие.

Глава II. Мы долго трудно наступали.

Как и предсказывал маршал Жуков, наступление Степного фронта под командованием генерала Конева буксовало. Руководимые им войска хоть и удачно взломали оборону немцев, развить дальнейшее наступление не успели. Подтянув резервы, противник сразу же контратаковал и к концу третьего дня начала боев за освобождение Белгорода, остановил двинувшуюся в наступление 5-ю танковую армию генерала Ротмистрова.

Потрепанная в предыдущих боях, не имея в своем составе тяжелых танков, она не смогла биться на равных с "Тиграми" и модернизированными Т-4 которые были в противостоявших ей немецких дивизиях. За один день войска генерала Ротмистрова отразили 12 контратак противника, потеряв до 45% своего численного подвижного состава.

По накалу боев, развернувшееся в районе Белгорода сражение не уступало сражению на подступах к Курску, только теперь стороны поменялись местами.

Видя столь неудачное начало наступление Степного фронта, который, из-за срыва сроков наступления Воронежским фронтом, был вынужден начать наступать на два дня раньше своего соседа, Ставка немедленно изменила задачу 27-й армии генерала Трофименко. Наступательные соединения этой армии удачно прорвали немецкую оборону и развивали успешное наступление на Грайворон. Командарм клятвенно заверял Рокоссовского, что через день его соединения сходу ворвутся в Грайворон, но вместо этого был вынужден повернуть войска на Борисовку. С тем чтобы создать угрозу окружения так и не взятой Коневы Томаровки.

Поворот главных сил армии на Борисовку, создавал угрозу слабому правому флангу генерала Трофименко, где находились одни подвижные заслоны. Зная мастерство противника наносить быстрые контрудары по слабым местам советского наступления, генерал Рокоссовский был вынужден переиграть свои первоначальные планы. Если раньше армия генерала Москаленко наносила отвлекающий удар, то теперь ей была передана 1-я армия генерала Катукова, которая пошла в наступление на Грайворон. Оттянув на себя силы танкового корпуса противника окопавшегося на берегах реки Воркслы.

Весь конец июля и начала августа на небольшом пяточке шли упорные бои, которые, в конце концов, завершились разгромом противника. Немцы были выбиты из Белгорода, угроза захвата Харькова была ликвидирована, танкисты генерала Катукова заняли Грайворон, но, ни о каком броске к Ахтырке и тем более к Миргороду говорить не приходилось. Манштейн мастерски уплотнил ряды своих войск за счет сокращения линии фронта, несмотря на гневные протесты фюрера из своей берлинской штаб-квартиры.

Одновременно с этим, фельдмаршал отдал приказ о возведении оборонительной лини на подступах к Полтаве, с таки расчетом, чтобы её нельзя было обойти ни с севра, ни с востока. На подступах к городу стали возводиться противотанковые рвы, эскарпы, были установлены минные поля и оборудованные опорные пункты обороны, которые по замыслу фельдмаршала должны были затруднить продвижение советских войск, к этому важному центру восточной Украины.

Что касается наступления 38-й армии генерала Чибисова, то это наступление было временно отменено по личному распоряжению командующего фронтом. Во-первых, из-за удачных действий немецкой авиации, был сорван график подвоза мин и снарядов для артиллерии в месте прорыва, а во-вторых, после изъятия танковой армии генерала Катукова, весь смысл наступления в районе Сум терял свой смысл.

Оценив и обдумав сложившуюся обстановку вместе с начальником штаба генералом Малининым, Рокоссовский к тайной радости его недругов отказался от идеи наступления, но не отступили. Об этом командующий честно и открыто доложил Сталину и вождь ограничился лишь одним только замечание: — Что же, Вам там видней.

Вместе с Воронежским и Степным фронтом в эти дни наступали и Центральный и Западный фронты, при поддержке Брянского фронта. Больше всего успехов добилась 11 гвардейская армия генерала Баграмяна, что сумела быстро прорвать оборону противника в районе города Ульяново, и успешно отразив контрудар противника, вышла в тыл крупному пункту немецкой обороны города Болхова, при этом продолжая одновременно наступать по направлению города Карачева.

Все попытки 53-го армейского корпуса немцев остановить наступление советских войск оказались напрасно. Отразив в общей численности 21 контратаку противника, соединения генерала Баграмяна при поддержке танкистов 4-й танковой армии генерала Баданова, принялись кружить оборону врага, вместе с войсками Брянского фронта сжимая кольцо окружения вокруг Болхова. В яростных и ожесточенных схватках, они перемалывали соединения 2-й танковой армии, которые генерал Модель бросал против них.

После трех дней упорных боев, Модель был вынужден отдать приказ оставить Болхов, но это не помогло ему остановить наступление советских войск. Продолжая непрерывно атаковать противника, расшатывая войска генерала Баграмяна, вышли в тыл немецкой группировки, защищавшей город Орел.

Сам Гитлер, придавал этому городу большое значение и потребовал от генерала Моделя повторить " Ржевское чудо", намекая на то, что зимой 1942 года, генерал сумел удержать город, несмотря на пессимистический прогноз генералитета Вермахта. Модель пообещал фюреру сделать все, что будет в его силах, но выполнить обещание не смог. Прорвав оборону фашистов, две армии Брянского фронта уверенно приближались к Орлу, грозя устроить ему классические "клещи".

С юга, на помощь им шли две армии Центрального фронта, 48 армия генерала Романенко и 13-я армия генерала Пухова. Быстрее двигаться им помогала 2-я танковая армия генерала Богданова, чьи танкисты наголову разгромили 47 танковый корпус противника и заставили его отступить.

Как не кричал, как не топал ногами фюрер, но благодаря совместным усилиям трех фронтов Орел был освобожден от немецко-фашистских оккупантов. В честь этого, 2 августа Москва, впервые за все время войны, салютовала выстрелами из 120 орудий в честь освобождения Орла и Белгорода.

Напуганные москвичи сначала с опаской, а затем с радостью смотрели доселе невиданное зрелище, победный салют. Что разрывал ночную тьму дружными вспышками салютов, символизировавших победу добра над злом.

Кроме этого, приказав произвести победный салют, Сталин тем самым показывал всему миру, что Красная Армия перехватила наступательную инициативу в свои руки и не намерена больше терять эти два города.

Говорят, что когда Гитлер узнал о победном салюте в Москве, с ним случилась истерика. Семь минут, он поносил бранью своих генералов, которые не смогли удержать Орел. Категорически не желая слышать того, что ради спасения положения дел в Италии, он был вынужден забрать у фельдмаршала Клюге три дивизии.

Крики и гневные упреки, бросаемые Гитлером в адрес своих военных, были абсолютно не справедливы. Весь ход боев наглядно показывал, что перед немцами совсем иной противник, чем был в сорок первом в сорок втором годах. Когда благодаря выучке и мастерству можно было остановить наступление, превосходящего тебя по численности противника. Теперь — это было мало, так как, пройдя горькие университеты войны, советские солдаты и офицеры научились воевать. Теперь, чтобы остановить наступление Красной армии, нужно было быть на голову выше их всех вместе взятых, а у привыкших воевать по шаблонам немецких генералов и офицеров — это плохо получалось. Как итог, за неделю упорных боев, советские войска полностью выровняли весь северный фас Курского выступа и продолжали наступать, энергично тесня врага на запад.

Все было хорошо, но при этом следовало признать, что против армий трех фронтов сражалась лучшая армия Европы и мира, и её нельзя было, разбив и разгромив один раз, продолжать гнать вперед целый месяц. Получив мощное энергетическое вливание, из штаб-квартиры фюрера, немцы яростно дрались за каждый город и за каждое село на Орловщине и Брянщине, как будто они дрались за города и деревни своего Фатерланда. Всего чего смогли добиться советские войска к средине августа — это незначительно потеснить врага к западу и освободить города Жиздру и Карачев. Истратив все свои наступательные возможности фронт, встал. Взяв временную передышку, для перегруппировки сил и пополнения, поредевших в боях с врагом соединений.

В том, что советские войска научились воевать доказал пример с генералом Катуковым, чьи танки взяв злосчастный Грайворон, мастерски прорвал оборону противника и двинулся на Ахтырку. Суть этого маленького по сравнению с масштабами всего сражения на Восточном фронте заключалось в том, что генерал Катуков определил место прорыва его поредевших танковых частей самостоятельно. Когда начальник штаба фронта генерал Малинин указал ему место, где следует наносить удар по врагу, Катуков категорически с ним не согласился и предложил свой вариант наступления.

В результате обмена мнений стороны не пришли к пониманию и тогда Катуков через голову Малинина, обратился напрямую к комфронту Рокоссовскому. Изложенные генералом аргументы не убедили командующего, так как он был полностью согласен с решением начальника штаба фронта, однако задор и настойчивость, с которой Катуков отстаивал свою точку зрения, переубедили Рокоссовского.

— Что же, вам на месте виднее, действуйте — произнес комфронтом, чем вызвал удивление у Малинина, считавшего, что вопрос с Катуковым решенным.

— Я поддержал генерала Катукова только из-за того, что его случай наглядный пример того, что наши командармы и комдивы начинают мыслить самостоятельно, без оглядки на высокое начальство — пояснил командующий начальнику штаба свой неожиданный поступок, который несколько обидел его. Нет, генерал Малинин ни словом, ни действием не показал своих чувств, но за два года общения, Константин Константинович научился хорошо понимать своего зама, даже когда ничего не было сказано.

— Вы считаете генерала Катукова таким командармом, что способен?

— Да, Михаил Сергеевич. Катуков обратил на себя мое внимание ещё в сорок первом, когда действуя из засад, силами одной неполной бригады сильно пощипал танки Гудериана на подступах к Туле. В то время это дорогого стоило.

— Хорошо, посмотрим, насколько он вырос за эти два года — согласился с Рокоссовским начштаба и Катуков не подкачал. Прорвав оборону противника, он устроил танковую засаду, куда попали соединения 48-го танкового корпуса, брошенные на его перехват.

Ведомые генералом Шмидтом, они угодили под ураганные огонь советских танков, спрятанных среди деревьев леса. Следуя отработанному шаблону, они подбили головной и концевой танк, а когда колонна встала, принялись неторопливо, словно на полигоне расстреливать немецкие машины.

В этом бою было уничтожено и сожжено 24 фашистских танков, в одном из которых находился сам командир корпуса. Потом, когда взяли пленных и стали осматривать подбитые машины, нашли тело генерала Шмидта, которое сильно пострадало от огня. Его удалось опознать по Рыцарскому кресту с дубовыми листьями, а также именному "Вальтеру" в кобуре.

Об уничтожении столь важно фигуры было немедленно сообщено в штаб фронта, но оно не вызвало большой радости. Дело в том, что в тот же день, в районе Грайворона погиб заместитель командующего фронтом, генерал армии Апанасенко. Иосиф Родионович выехал в войска, так как не любил сидеть в штабе и хотел видеть все своими глазами.

На подъезде к Грайворону уже занятому советскими войсками, его машина подверглась обстрелу с воздуха. Одиночный "Мессершмидт" сначала обстрелял автомобиль Апанасенко и машину охраны, а затем сбросил бомбу. Бомба упала несколько в стороне от идущей на всей скорости машины, но её осколки смертельно ранили шофера. В результате, чего автомобиль потерял управление, съехал в кювет и завалился на бок.

Сидевшие сзади Апанасенко люди отделались мелкими травмами и ранами, а находившийся на переднем сидении генерал ударился виском о стойку и, не приходя в сознание, скончался.