Тетрадь 71

Они опять всё убрали в столовой, подправили ёлку, добавив игрушек, столы расставили так, чтобы было удобнее танцевать. Что-то ещё явно готовилось, но что именно, они не знали. Андрея отрядили к доктору Ване. Выяснить и прояснить. Всё-таки малец вхож, философствуют они по вечерам за чаем... Андрей, ко всеобщему удивлению, забрыкался. Никуда он не пойдёт, и отстаньте от него. Он вообще с Рождества сам не свой ходил, увиливал от дежурства в палатах, меняясь с работающими во дворе, а после работы сидел сиднем у себя в комнате, вернее, валялся одетым на кровати с книгой или журналом, но не читал, а только вид делал. И даже будто с лица спал.

— Ты что, больной? — спросил как-то Эд.

И в ответ услышал такую ругань, что растерялся и не смазал зарвавшемуся мальцу по шее. А Андрей куда-то удрал, а когда появился, то глаза у него были зарёванными.

И сегодня, когда Андрей стал отказываться, его попросту зажали в кольцо, но ещё шутя, не всерьёз.

— Да, чего ты кочевряжишься? Андрей? Ну? Ты ж у нас самый глазастый. Поулыбаешься, подмигнёшь... — говорили все сразу наперебой. — Ты ж у него каждый вечер сидишь, — и кто-то сказал: — Да сядь поближе, прижмись и...

Говоривший не закончил фразу, потому что Андрей бросился на него. Конечно, никакой драки не было. Андрея попросту отволокли в уборную и сунули головой под кран с холодной водой. Подержали, пока тот не стал захлёбываться. Вытащили, дали отдышаться и повторили. И ещё раз. Убедившись, что уже не дёргается, а только плачет, отпустили. И потребовали объяснений. Андрей, не сопротивляясь, угрюмо молчал. И тут вылез Алик.

— Это он так из-за хозяина своего. У него хозяин тут в палатах лежит, ногу лечит.

— Что-о-о?!! — взревел Эд, хватая Алика за шиворот. — И ты молчал, падла?! Знал и молчал?!

— Отцепись от него, — всхлипнул Андрей. — Это я ему молчать велел. Я думал, сам справлюсь.

— Вот когда не надо, так ты думаешь, — заржал Майкл и уже серьёзно: — Лезет он к тебе?

— Так ты из-за этого из палат ушёл! — догадался Сол. — Ну, ты и чмырь, а мы-то на что?

Кто-то принёс большое махровое полотенце и накинул Андрею на голову.

— Вытирайся, мозги застудишь.

Андрей, всё ещё всхлипывая, стал вытираться.

— Ну, вот так, — удовлетворённо кивнул Крис. — А теперь иди к доктору Ване, чтобы он тебе мозги поправил. Алик, ты этого... хозяина знаешь?

— Ну-у, — неопределённо протянул Алик.

— Покажешь его нам, — распорядился Крис. — Вытер голову? Так, пошли.

Андрей открыл было рот, но его с двух сторон зажали, исключая любое сопротивление, и повели.

Жариков был у себя в комнате и, когда в дверь постучали, недовольно отозвался:

— Я занят.

Но стук повторился, и голос Эда сказал:

— Иван Дормидонтович, помогите.

Разумеется, оставить такое без внимания Жариков не мог. Он подошёл к двери и открыл замок.

— Что случилось?

— Вот... мозги опять набекрень... Вправьте ему...

В несколько голосов, наперебой ему что-то объясняли, и так же совместно подталкивали к нему Андрея. Кто-то увидел за спиной Жарикова разложенное на столе и громко ахнул. Вот тут Жариков рассвирепел. Так это они его купили?! Он хотел выгнать всех, но получилось так, что парни отступили в коридор, а вот Андрей совершенно непонятным образом оказался в комнате и за его спиной. И тут Жариков разглядел, что Андрей и впрямь... не в себе. Он вернулся в комнату, плотно закрыл дверь и уже совсем другим тоном спросил:

— Что случилось, Андрей.

Андрей судорожно, как после плача, вздохнул. И Жариков понял, что Андрей действительно только что плакал. И вообще что-то произошло.

— Ну-ка, садись.

Жариков сгрёб со стола недоделанную бороду Деда Мороза и всё остальное и бросил на кровать. И нахмурился. Потому что Андрей даже не посмотрел на его рукоделие. Это с его-то любопытством.

— Чаю?

Андрей помотал головой, ещё раз вздохнул и сказал по-английски.

— Я... я хозяина своего встретил. Жариков мягким нажимом на плечо усадил его к столу и сел сам, загораживая собой кровать. Да, для парня это серьёзный удар.

— Из тех...?

— Нет, — сразу понял и перебил его Андрей. — Я у него до этих был. Он меня на торгах купил. Я у него долго был, до зимы, ну, до того, как банда напала и он меня им отдал, откупился мной. А теперь... теперь он зовёт меня... к себе.

Жариков медленно кивнул.

— Он здесь? В госпитале?

— Да, — Андрей перешёл на русский. — Во второй хирургии, у него нога сломана. И вот... я же не могу его... врезать ему, он же больной.

Только в этом проблема?

Андрей и так сидел, не поднимая глаз, а тут совсем поник, склонился головой к коленям.

— Рассказывай, — мягко, но исключая сопротивление, сказал Жариков. — Рассказывай всё.

Андрей вздохнул и заговорил по-английски.

— Я как увидел его... он... он власть надо мной имеет. Он же купил меня, а тем не продавал, те отобрали меня, я не знаю, как это получается, но, но я не могу, я не могу сказать ему, тех, того, одного из тех, его в Хэллоуин привезли, раненого, так если бы не доктор Юра, я бы убил его, точно. А этого... он... он, ну, те насиловали меня, издевались по-всякому, били, не покормили ни разу, а он, он же ни разу даже не приковал меня, уходил когда, так я по всей квартире ходил, даже на кухне, где продукты, он не запирал ничего, мне... мне у него хорошо было...

Но последние слова прозвучали вопросом. И Жариков покачал головой.

— Так ли, Андрей?

Андрей поднял голову, посмотрел на Жарикова расширенными глазами, качнул встрёпанной шапкой кудрей.

— Да, так, но...

— А что было плохо?

— Трахались когда, — вздохнул Андрей. — Нет, он не бил меня, ничего, но каждую ночь, и... и я ему только для этого был нужен, и сейчас... зовёт...

— И ты не можешь сказать "Нет", а говорить "Да" не хочешь.

— Да, — обрадовался Андрей. — Да, всё так.

— Понимаешь, Андрей, тебе надо решить и пересилить себя.

— Да, я знаю, я же клятву ему не давал, но... но он говорит, а я молчу, я только встану подальше, чтобы он не дотянулся до меня, он же на костылях, и он... я ведь у многих был, он был... да, лучше хозяина у меня не было.

— Хозяина, — повторил Жариков.

Андрей опять опустил голову.

— Ты свободный человек, Андрей, — Жариков говорил тихо, задумчиво. — Ты и только ты хозяин своего тела и своей жизни. И никто не вправе заставлять тебя.

— Хозяин своего тела, — медленно повторил Андрей. — Как это?

— Это значит, что только ты решаешь, с кем, как и когда... вступать в половые отношения, — Жариков намеренно заговорил по-казённому. — Всё остальное — уже насилие и наказывается по закону.

— Значит, что, значит, тогда это тоже было насилие? — удивился Андрей.

Жариков кивнул и, видя, что Андрей смотрит с явным ожиданием, продолжил:

— Разве ты попал к нему по своей воле? — Андрей улыбнулся этому, как шутке. — Ну вот. Разве ты определял... каждую ночь это будет или нет? Ты не хотел, ведь так? — и дождавшись его кивка, — Ты делал это из страха, так? — новый, уже уверенный кивок. — Значит, это всё равно было насилием над тобой.

Жариков подтянул к себе пачку сигарет, закурил.

— Понимаешь, Андрей, насилие не всегда... с палкой, бывает и с улыбкой. Когда один не может сказать "нет", и неважно, чего он боится, то это насилие.

Андрей покачал головой.

— Я... я не думал так. Никогда. И... и мне так и сказать ему? Ну, что я не хочу?

— Да, так и скажи, — Жариков улыбнулся. — Ты же умный парень, Андрей, ты сможешь сказать так, что он поймёт.

Андрей несмело улыбнулся.

— Вы думаете, он поймёт?

— Скорее всего, Андрей, он не понимает, почему ты... отказываешься.

— Да, — Андрей радостно закивал. — Да, всё так...

...Светлый просторный коридор лечебного корпуса.

— Подожди.

Он останавливается и медленно поворачивается на голос. Хозяин. Ловко выбрасывая вперёд костыли и подтягиваясь за ними, хозяин подходит к нему.

— Куда ты так спешишь?

— Я на работе, сэр, — тихо отвечает он.

— Ну, понятно-понятно, — кивает хозяин. — Когда закончишь...

Он осторожно пятится, старательно выдерживая дистанцию.

— Я должен спешить, сэр.

И убегает...

...И в этот же день опять. На этот раз хозяин стоит в дверях своего бокса, а у него тележка-столик с ужином для лежачих, а хозяин не ходит в столовую, и он поневоле должен и подойти, и зайти в палату. Хозяин отступает вбок, давая ему войти, а, когда он, переставив тарелки на стол, оборачивается, хозяин уже закрыл дверь и стоит, загородив её, и улыбается жёсткой неприятной улыбкой.

— Иначе тебя не остановить, верно? Заработался совсем. Зря ты от меня бегаешь. Или, — и тоном, каким рассказывают анекдот, — обиделся на что?

И он не выдерживает.

— Вы меня зимой тем отдали, вы знали, кто они, и отдали.

Хозяин даже присвистывает от удивления.

— Вот, значит, в чём дело. Дурачок ты, если б у меня деньги были, неужто бы я тебя отдавал. А деньги в банке, а банк тю-тю. Ты хоть знаешь, что это такое, без денег остаться? — и сам отвечает. — Откуда тебе знать. Тебя всю жизнь кормили, поили, одевали. А я когда уходил, ты ещё и сверх этого по шкафам шарил, — и усмехается. — Больше всего ты ветчину таскал. И крем шоколадный. А ты ведь ни разу не подумал, каких это денег стоило, лопал как своё.

Он молча идёт к двери, толкая перед собой столик, и хозяин уступает дорогу. Он выходит из палаты и слышит в спину:

— Дурачок ты...

...Андрей потряс головой, потёр ладонями лицо и взъерошил волосы.

— Да, — заговорил он по-русски, — да, Иван Дормидонтович, он... он не понимает. Я ему напомнил, как он меня банде отдал, а он... он мне, как я ветчину потихоньку таскал. И шоколадный крем. Разве... разве это сравнимо?

Жариков улыбнулся. Вот и отходит, Андрей, заговорил уже нормально. И тоже перешёл на русский.

— Для него, видимо, да. Ты не злись и не бойся. Объясни ему, просто объясни.

Андрей кивнул и встал.

— Да, спасибо, Иван Дормидонтович. Я пойду.

— Хорошо. И вот что, Андрей, о том, что видел здесь, молчок. Договорились?

— Да, но...? — у Андрея изумлённо округлились глаза.

Он попытался через плечо Жарикова разглядеть, о чём же он должен молчать, но Жариков ловко и необидно вытолкал его в коридор со совами:

— Вот и отлично, вот и договорились.

Звучно хлопнула дверь, звякнув замком.

В коридоре Андрей оторопело поморгал, потоптался у двери Жарикова и пошёл к себе. В холле их этажа его окликнули Эд и Крис.

— Иди сюда.

Они сидели рядом на подоконнике, и, когда Андрей подошёл к ним, Эд улыбнулся.

— Ну как? Вправили мозги?

— Да, — кивнул Андрей. — Теперь всё в порядке.

— Ну и ладушки, — сказал по-русски совсем чисто Эд, хотя, в основном, он предпочитал смесь. — Ну, и чего ты у него в комнате видел?

— Так, — Андрей уже хотел сказать, что ни до чего было, но тут же изменил уже начатую фразу. — Так я слово дал, что молчать буду.

— Та-ак, — угрожающе протянул Эд.

Но Крис толкнул его локтем в бок и спросил о другом.

— Чай пили?

— Ни до чего было, — вздохнул Андрей.

— Понятно, — кивнул Крис. — Да и стол завален, убирать замучаешься.

— Не, он всё сгрёб и кровать свалил, за чистым столом сидели.

— На кровать? — удивился Крис. — Так иголки, клей...

— Не, это всё на столе осталось.

— Недошитое кидать, — подхватил Эд.

Но Андрей уже всё понял и улыбнулся.

— А больше я ничего не скажу.

— Скажешь, — Эд попытался ухватить его за волосы, но Андрей увернулся. — Ах ты, малёк чёртов! Тебя зачем к доктору Ване посылали?

— Меня отвели, — Андрей не уходил, но выдерживал дистанцию. — Насильно, можно сказать, чтобы мне мозги вправили.

— А до того что было?

— А от того я отказался, — ухмыльнулся Андрей и уже серьёзно повторил: — Я слово дал.

— Ты небось и не разглядел ничего толком, — хмыкнул Крис.

— Вот это правильно, — кивнул Андрей и в который раз повторил: — Не до того мне было.

— Понятно, — кивнул Эд. — Вот как пошли местные, так и началось. Липнут, сволочи, а врезать нельзя.

— Нельзя, — согласился Крис. — Ну так и перетерпим.

— Терпеть можно, — вступил подошедший к ним Леон. — Противно, правда.

— Кто бы спорил, — согласился Андрей. — Только у раненых спокойно работаешь.

— Так, — поддержал его Майкл.

Собралась уже небольшая толпа. Все те, кто твёрдо решил уехать. Разговор шёл спокойный, никто ни себя, ни других не заводил. Психануть легко, зато потом всё внутри долго дрожит, а сегодня праздник — Новый год. И уж если Рождество, хорошо памятное всем по питомникам и Паласам, оказалось здесь таким здоровским, то уж Новый год должен быть... необыкновенным. И нечего себе зазря душу рвать. Сол так и сказал. И его дружным хором поддержали. Кто-то предложил пойти в душ, а то скоро со смены подойдут, так чтоб лишней толкотни не было. С таким разумным предложением все согласились. В самом-то деле, а ведь ещё нагладиться надо, ботинки надраить... ботинки до душа чистят... а у него гуталин вместо крема... а не всё ли ему равно, на нём гуталина не видно... а тебе завидно... И в этой весёлой толкотне, в одновременно привычных и по-новому приятных хлопотах всё ненужное сейчас уходило, становилось пустяковым и неважным.

Крис отмывался и начищался с особой тщательностью. И загадывал: если Люся приколет его брошку, то... то что? Подойти и пригласить танцевать. На это-то его хватит. Лишь бы Люся согласилась. А если она придёт без брошки? А вдруг ей его подарок не понравился? Тогда... нет, и тогда подойдёт. Чтобы знать: можно ему ещё трепыхаться или всё, конец.

И гладя брюки и рубашку, заново до зеркального блеска начищая лёгкие ботинки, что не для улицы, специально на праздник покупал, он снова и снова мысленно подходил к Люсе, приглашал танцевать, получал отказ и... подходил снова.

За окнами было уже совсем темно. Крис включил свет, задёрнул шторы, убрал утюг и всё остальное. И стал переодеваться. Рубашка отстиралась хорошо, никаких следов не осталось, а брюки сделал, как тётя Паша говорила: высушил и щёткой отчистил и замыл. Хотя замывать особо не пришлось — земля, высохнув, пылью делается. Ну вот. Крис открыл шкаф, осмотрел себя во внутреннем зеркале. Что ж, хорошо, белая рубашка действительно самая нарядная. Потом купит себе пиджак. И галстук. На Рождество все врачи были в пиджаках и галстуках.

— Кир, — всунулся в дверь Эд. — Идёшь?

— Иду.

Крис захлопнул дверцу шкафа и пошёл к двери, мимоходом выключив свет.

Общей, весело гомонящей толпой спустились по лестнице на первый этаж и прошли в столовую. Примерно так же, как и на Рождество, но ещё веселее, шумнее и... свободнее.

Крис медлил, выжидая, выглядывая Люсю, но его дёрнули за плечо, за руку.

— Кир, давай...

— Ты не с нами?

— Ты с кем, Кир?

— С вами, с вами, — отмахнулся Крис.

Он оказался за одним столом с Эдом, Майклом и Леоном. Шум, суета, за многими столами уже хлопают пробки, звенят стаканы. У них, как у всех, на столе три бутылки: шампанское, вино и водка, и ещё две с минеральной водой.