Тетрадь 74

— Пожалуйста, вам слово.

Симон вздрогнул, отвёл глаза от Андрея и натолкнулся на ненавидяще застывшие лица трёх спальников. Нет, Андре надо забирать отсюда, любой ценой, они же, эти скоты, забьют мальчика.

— Андре, — он откашлялся, — я уже говорил тебе. Андре, здесь ты никому не нужен, а я увезу тебя к себе, будешь жить у меня, ни в чём тебе отказа не будет, ни в чём.

Андрей искоса посмотрел на Жарикова, вздохнул, собираясь с силами.

— Я тоже сказал, — начал он. — Я не хочу.

— Ты можешь сказать, почему? — после недолгой, но тяжёлой паузы спросил Симон.

Андрей судорожно сглотнул и кивнул.

— Могу. Я не хочу. Я... мне противно.

— Что? — ошеломлённо переспросил Симон. — Что тебе противно?

— А это самое, — Андрей сделал выразительный жест и, чтобы не возникало никаких сомнений, уточнил: — Траханье.

— Как это? — всё ещё не понимал Симон.

— А просто. Тошнит меня от этого.

— Нет, подожди, здесь, согласен...

— А здесь ко мне с этим никто и не лезет, — дерзнул перебить его Андрей. — Вы вот, первый. А противно мне и раньше было. Ещё в питомнике.

Симон ошеломлённо, не веря услышанному, самому себе не веря, смотрел на Андрея.

— Как в питомнике? — тупо переспросил он. — А как же...? Нет, подожди, но мы... Нам же было так хорошо вдвоём, в постели...

Андрей быстро взглянул на него, отвёл глаза, но с явным усилием заставил себя смотреть в лицо Симону.

— Вам, может, и было хорошо, а мне — нет.

Но ты, я же помню, как ты... — Торренс даже задохнулся на мгновение. — Ты же тоже... испытывал всё это, каждую ночь, я же помню.

— Не, — мотнул головой Андрей. — Ничего такого я не испытывал. Больно было, это да, противно...

— Что ты врёшь?! — перебил его Симон. — Когда тебе было больно? Ты ж если и стонал, так... — и замолчал, не закончив фразы.

Потому что парни, давно фыркавшие сдерживаемым смехом, заржали уже в полный голом.

— Ох, и тупари же, беляки эти, — с трудом выговорил сквозь смех Майкл. — Ну, всему верят.

— Беляшки такие же, — кивнул Эд. — В чём, в чём, а в этом обмануть, ну, ничего не стоит.

Смеялся, блестя зубами и белками, Андрей. Веселье парней было настолько по-детски непосредственным и искренним, что невольно улыбнулся и Жариков. У Симона дрогнули губы. Он не мог, не хотел в это поверить, но было слишком ясно, что парни не врут.

Отсмеявшись, Андрей тряхнул головой и посмотрел на Жарикова.

— Всё?

Жариков молча пожал плечами. Говорить должен не он, а Торренс.

— Ты, — Симон откашлялся, прочищая горло от шершавого комка. — Ты... ты с другим сейчас? Так? И чем же он, — Симон движением головы показал на Жарикова, — чем же он лучше меня?

Андрей недоумённо хлопнул ресницами и, поняв, резко вскочил.

Ты, чёртов...— Андрей выпалил такое ругательство, что Майкл восхищённо присвистнул, а Эд и Крис только крякнули и покрутили головами.

Жариков паласного жаргона не знал, но догадаться о смысле, даже не вдаваясь в нюансы, не составило для него труда.

— Жополиз хренов, — закончил Андрей. — Всех по себе меряешь! Да меня от одного запаха твоего выворачивало. Не был бы я рабом, хрен бы я тогда трахался, да ещё с тобой!

— Замолол, — встал Майкл, посмотрел сверху вниз на съёжившегося на стуле Торренса. — Всё ведь ясно уже.

И под скрестившимися на нём недоброжелательными взглядами парней и внимательного у доктора Симон кивнул. Да, всё было предельно ясно.

Парни вежливо попрощались с Жариковым, по-английски и подчёркнуто не замечая Симона, и вышли, плотно и бесшумно прикрыв за собой дверь. Жариков и Симон остались вдвоём. Какое-то время в кабинете стояла тишина, потом Симон всхлипом перевёл дыхание.

— Что ж, доктор... может... может, с вами ему и будет лучше.

Симон подобрал костыли и встал. Он старался держаться, и Жариков не мог не оценить его стараний. Быть отвергнутым... очень тяжело.

— Спокойной ночи, доктор.

— Спокойной ночи, Торренс.

Когда за Торренсом закрылась дверь, Жариков с силой потёр лицо ладонями и тяжело уронил руки на стол. Надо же такому... А ведь Торренс искренен: он действительно любит Андрея. Да, треугольник. Но неужели Андрей... да нет, разумеется, нет, Торренс просто всё воспринимает и понимает... в соответствии со своей ориентацией.

Войдя к себе в палату, Симон разделся и лёг. Обычный вечерний ритуал. Привычные до бездумности действия. Мой бог, за что его так? За что? Да, он сам знает, что особой красотой не отличается, но... но всё равно он не заслужил такого...

...Настойчивый звон будильника. Он рывком откидывает одеяло и садится. Лежащий рядом навзничь мальчишка из-под опущенных пушистых ресниц следит за ним, на пухлых губах лукавая улыбка. Он смеётся и легонько пошлёпывает по чёрной лоснящейся груди.

Вставай-вставай. Иди, свари кофе.

— Да, сэр, — радостно выдыхает негр, вскакивая на ноги.

И когда он в халате с влажными после душа волосами входит в кухню, там пахнет свежим горячим кофе, и стол у окна накрыт, и Красавчик, стоя у плиты, встречает его белозубой сверкающей улыбкой. Он завтракает и встаёт из-за стола, оставив половину кофе в кофейнике и кучу слегка надкусанных бутербродов...

...Да, чёрт возьми! Да, доедать за другим унизительно, но таковы были правила, он не мог вести себя иначе. Да и не в этом же дело. Красавчик был всем доволен. Все домашние рабы так живут. И, когда он, уходя по утрам в свой офис, строго говорил красавчику: "Уберёшь квартиру", — это был просто способ оставить парнишку не в камере на цепи, а пришлось ведь её оборудовать по всем правилам, иначе первая же комиссия... ладно. Неужели мальчишка не понимает этого. Ну ладно, тогда, а сейчас-то?

Торренс знал, что дело не в этом, ему же всё сказали, что называется, открытым текстом. Но о сказанном он думать не может. Этого не было, потому что не могло быть. Чтобы то... чтобы такая нежность и такая страсть были притворством, нет, можно солгать словами, но не телом. Тело не лжёт...

...Дрожащая от частого дыхания грудь, мокрое от пота тело, затихающие всхлипы. Он гладит его, целует в щёки и глаза.

— Ну, что ты, Красавчик, мне так хорошо с тобой. Отдыхай.

И под его ладонью послушно обмякает и распластывается рядом мальчишеское, такое сильное и гибкое тело. Да, деньги не малые, но мальчишка стоит своих денег. Повезло.

— Мой мальчик, — целует он солёные губы, уже засыпая. — Спи.

От пышной шапки кудрявых волос пахнет приятной чистотой. Блаженное ощущение, что он дома, в своей постели, не надо вставать, одеваться и куда-то идти. И это его, действительно только его мальчик, и, пожалуй, он так и оставит его Красавчиком. Сид зовёт своего Милягой. Рассказывал, что пришлось сменить не меньше десятка, пока не нашёл этого, кучу денег угробил. А ему повезло, можно сказать, с первого захода. Спокойное сонное дыхание рядом. Он и сам уже спит и во сне продолжает прижимать к себе это тело...

...Симон со вздохом не так повернулся, как подвинулся. Сон, вся жизнь — сон, смешной и кошмарный, светлый и перепутанный, всё сразу и всё — сон...

...Кривляющиеся злобно хохочущие рожи. Грабить нечего, так хоть помучить, насладиться страхом и беспомощностью жертвы, сломать человека, сделать его безвольной тряпкой.

— У меня нет денег.

— А если мы поищем?

— Ищите, — пожимает он плечами, преодолевая боль.

Его собеседник оглядывает его, привязанного к стулу в разгромленной гостиной. Ведь не так искали ценности, сволочи, ведь знали, куда шли, а просто ломали. Ну, и что они ещё придумают? Почему-то нет страха, только холодная усталость. Главарь рассматривает его, облизывает распухшие налившиеся кровью губы и вдруг бросает одному из своих подручных.

— Развяжите его, — и ему: — Что отдашь в выкуп. Самое ценное отдашь? — и мерзко подмигивает, кивком показывая на сидящего в углу на корточках Красавчика.

— Вы же всё поломали, — возмущается он, не желая понимать намёка.

— Ну?! — насмешливо-презрительное удивление в голосе. — Сейчас объясним...

...Симон откинул одеяло и сел. Да, так всё и было. Он понял и согласился. Отдал Красавчика им. Свою тогда единственную ценность. Банда увела Красавчика, оставив его среди обрывков записей и растоптанных чертежей. А Сид потом утешал его, что он легко отделался: остался жив и почти цел. А раб-спальник... так всё равно русские отменили рабство. Сам Сид своего Милягу перед самой капитуляцией успел сдать на торги, а денег не успел получить, остался совсем ни с чем. Да... да какого чёрта?! Надо выкинуть это всё из головы.

Он снова лёг. Гипс уже не мешает, ну, почти не мешает. Ещё неделя... нет, он завтра же пойдёт к лечащему врачу и попросит, если возможно, снять гипс и отпустить домой, на амбулаторное, кажется так называется. Дома долечится. Чем здесь видеть каждый день Красавчика и знать... нет, хватит об этом. Надо спать.

По дороге в жилой корпус Крис был молчалив и задумчив. Остальные за обсуждением, как здоровско Андрей врезал беляку, этого не замечали. Но отстать от всех и остаться в лечебном корпусе Крис не сумел. А Люся уже наверное ждёт его в кабинете Аристова. Пришлось зайти вместе со всеми в жилой, войти в свою комнату и переждать, пока в коридоре затихнет. Ну, вот вроде ввалились к Джо-Джиму, там продолжат. Ага, утихло. Крис вытащил из шкафа свёрнутый в рулон синий халат уборщика, осторожно выглянул в коридор. Пусто. Теперь запереть дверь и бегом. Надевать куртку уже некогда: Люся ждёт.

Ведро и тряпка у него были припрятаны в рабочем тамбуре лечебного корпуса, и по лестнице он поднимался уже уверенно. Дверь в кабинет Аристова была закрыта, но нижняя щель светилась. Крис осторожно костяшками пальцев выбил условный сигнал. Тихо щёлкнул шпингалет, и он вошёл.

— Господи, Кира! — Люся порывисто обняла его, спрятав лицо у него на груди.

— Люся, ты прости меня, — зашептал Крис. — Понимаешь, чуть заваруха не вышла.

Заваруху он назвал по-английски, а этого слова Люся не знала.

— Что-что? — удивилась она. — Какая ещё заваруха?

— Ну, один из наших, Андрей, хозяина своего бывшего встретил, ну, и тот полез к нему. Вот и завертелось.

Крис не хотел вдаваться в подробности, и Люся не настаивала.

— А я уж испугалась, — вздохнула она.

— Чего? — сразу встревожился Крис. — Тебя обидели? Кто?

— Нет, что ты, — Люся улыбнулась и снова вздохнула. — Ну, что ты увидел меня, ну, разглядел и больше не придёшь. Девчонки говорят, что мужчина любит глазами.

— Как-как? — переспросил Крис. — Я не понял.

— Глазами. Ну, — Люся вздохнула, как всхлипнула, — мужчине нужно, чтобы женщина красивой была.

Крис задумчиво пожал плечами.

— Не слышал о таком.

Так нагло он Люсе ещё не врал. Но она поверила. Потёрлась щекой о его грудь и выпрямилась.

— Ой, Кирочка, а я перепугалась, глупо, да? У тебя как, хорошо всё?

— Да, — улыбнулся Крис. — Вчера пять получил. По русскому.

— Ой, какой ты молодец! — восхитилась Люся. — Ну, давай работать, да?

Всё шло, как и в прошлый раз. Люся разложила на столе и кушетке стопки карточек, которые надо разобрать. Крис наполнил ведро водой и поставил его у двери. И на этом их работа закончилась. Крис переставил стулья в простенок между шкафами, чтобы их не увидели случайно о двора. Они сели рядом, взялись за руки... говорили, болтали, смеялись. Люся старалась сидеть боком, чтобы он видел только здоровую сторону, но за разговором забывала и поворачивалась лицом, а сияющие глаза Криса и его улыбка заставляли её забыть обо всём, и об этом тоже.

— Кира, а ты этот фильм, ну, "Дождись меня" смотрел?

Крис мотнул головой.

— Ну, его же на прошлые святки показывали.

— Я тогда в горячке лежал, — улыбнулся Крис. — А что, хороший фильм?

— Ой, что ты! — ахнула Люся. — Там артистка такая красивая. Алина Тугина. Ну, такая красотка, девчонки все стены её фотками увешали.

И Люся стала пересказывать ему фильм. Правда, сама она тогда плохо видела, глаз быстро уставал и слезился, но девочки столько раз обсуждали несчастную судьбу Алины Туговой — как звали саму героиню фильма никто не помнил — что она знала теперь весь фильм назубок.

Крис слушал, переспрашивал непонятные слова, ахал, восклицал, и Люся совсем забыла о своём лице.

— И песня там такая хорошая. Я только петь не умею, — вздохнула Люся.

Её голова уже лежала на плече Криса, и он левой рукой обнимал её за плечи, а её руки и его правая лежали на её коленях.

— А ты хорошо поёшь, я слышала.

— На День Свободы, да? — радостно спросил Крис. — Тебе понравилось?

— Ага, — Люся снова вздохнула. — Вы так пели все хорошо. И на Новый год ты пел, помнишь?

— Ага! И мы танцевали. Люся, давай потанцуем.

— Ой, что ты!

Но он уже вскочил на ноги и поднял её.

— Давай, Люся. Вальс, танго? Что ты хочешь?

— Ой, да я и не умею ничего, — смутилась Люся.

И, как и на Новый год, они немного потоптались и покружились под его пение. И остановились. Потому что у Криса вдруг перехватило дыхание и сел голос.

— Люся... — хрипло выдохнул он.

— Что? — она удивлённо подняла на него глаза.

— Ты... ты не обидишься на меня?

— За что? Что ты, Кира?

— Можно, Люся, можно я поцелую тебя?

Люся замерла и, когда Крис уже решил, что всё кончено, что он обидел Люсю, она вдруг сказала:

— Можно.

И зажмурилась, подставляя ему лицо. Крис наклонился и осторожно поцеловал её в здоровую щёку. Люся по-прежнему стояла, не шевелясь, и он решился коснуться своими губами её губ. Вдруг руки Люси обвились вокруг его шеи, и он ощутил, что она прижимается к нему. И он уже смелее обнял её, рискнув провести ладонями по её спине, погладить её. И только почувствовав, что задыхается, оторвался от её губ.

— Люся...

— Кира, — откликнулась она и удивлённо улыбнулась. — Хорошо как, Кира.

— Да? — обрадовался он. — Да, Люся?

И уже уверенно наклонился к её губам.

Они целовались долго, пока у обоих не заболели губы.

— Ох, — блаженно вздохнула Люся. — Я и не знала, что это так.

— Ага, — обрадовался Крис. — Ещё потанцуем, да?

— Ой, нет, у меня даже голова закружилась, — смеялась Люся.

— Тогда посидим.

Они сели, и Крис уже смелее обнял её, мягко прижимая к себе.

— Кира, а тебе? Тебе-то хорошо... со мной? — вдруг спросила Люся.

— А как же, — удивился её вопросу Крис. — Конечно, хорошо. Я даже не мечтал о таком.

— Да? — лукаво спросила Люся.

— Да, — твёрдо ответил Крис. — Ты... ты лучше всех, Люся.

Люсе очень захотелось спросить, сколько этих всех было, но она постестеснялась. А Крис, совсем расхрабрившись, наклонился и осторожно коснулся губами её шеи, чуть пониже уха.

— А так? Люся?

— Ага, — выдохнула Люся, снова обнимая его.

Очень мягко, очень осторожно Крис приподнял Люсю, подвинулся под неё и усадил к себе на колени. Он целовал её шею, здоровую щёку, углы рта, осторожно положил руку ей на грудь... Люся вздрогнула и сжалась. Крис отдёрнул руку, но... но Люся не оттолкнула его, даже не встала...