Тетрадь 77

На выезде из Колумбии ярко-красный рейсовый автобус разминулся с тёмно-синей "ферри". Ни шофёры, ни пассажиры не заметили этого.

* * *

На масленицу выходных не дали, и гулял, в основном, Старый город, где заводчан было немного. Но суббота и воскресенье — это ж... широкая масленица, все удовольствия. Это надо отпраздновать. И погода как на заказ — солнце и мороз несильный, и без ветрие. Ну, гульнём, так гульнём!

Блины Женя отложила на выходные. В будни-то некогда.

— Эркин, я сегодня блины делать буду.

— Мм, — Эркин, обжигаясь, торопливо, как всегда по утрам, пил чай.

— Так ты с работы когда пойдёшь, купи сметаны, рыбы там хорошей.

— Ага, обязательно.

Эркин снизу вверх посмотрел на Женю.

— Женя, в субботу я в Старый город пойду.

— На кулачный бой? — лукаво улыбнулась Женя.

— Женя! — изумился Эркин. — Ты знаешь?!

— Загорье — маленький город, — смеялась Женя. — Здесь все всё всегда знают. Иди, конечно.

— Ага! — Эркин вскочил на ноги. — Я побежал, Женя, да?

Привычный вихрь утренних сборов, прощальный поцелуй в прихожей, и он уже бежит по коридору и вниз по лестнице.

А в воскресенье открытие Культурного Центра и приглашают всех-всех-всех. И они пойдут всей семьёй. Хорошо, когда праздники.

В бытовке, как всегда по пятницам, шумно и весело.

— Гульнём, братва!

— Кому что...

— Шелудивый о бане, а Ряха о выпивке.

— А что?! Я, братцы, любого перепью. Спорим? — Ряха задиристо озирается по сторонам. — Ну, с кем?

— Халявщик ты, Ряха, — хмыкает Геныч.

— Всё, мужики, — Медведев стоит в дверях бытовки. — Айда.

И все с шумом и гомоном валят следом во двор.

Работа привычна и потому несложна. Контейнеры, коробки, ящики, мешки — не всё ли равно, он со всем справится. Бегает, тащит, толкает, перекликается с остальными и думает о своём.

Завтра, как говорят, кулачки, кулачный бой. Уже не в "стенке", а один на один, но без борьбы, объясняли ему, чистые кулаки. Что ж, если не против Тима, то он любого вырубит. А с Тимом... там и повозиться придётся. И ещё неизвестно, как обернётся. И ещё есть... эти, со второго рабочего двора, да нет, этих он запросто вырубит, трепыхнуться не успеют...

...Он шёл из столовой.

— Хей! — гортанный возглас за спиной заставил его обернуться.

Трое индейцев в рабочей, как и у него, робе грузчиков настороженно, но без особой неприязни осматривали его. Ну, что ж, поговорим. Он ответил столь же внимательным взглядом и решительно подошёл. На последовавшую непонятную фразу ответил сдержанно:

— Не понимаю. Говори по-русски или по-английски.

— По-английски? — переспросил стоящий в центре. — С той стороны?

— Да.

— Давно племя потерял?

— Мои проблемы, — не будет он им объяснять про питомник и прочее.

— А мы вот месяц как уехали. Ты давно здесь?

— Третий месяц скоро.

— И как?

— Мне хорошо!

Из троих говорил только один, остальные, похоже, русский знали плохо. Задираться никто, похоже, не хотел, расспрашивали вполне дружелюбно. И он улыбнулся уже помягче.

— Ты один? Перебирайся к нам.

— Ну, в бригаду, — разжал губы самый молодой. — И живём мы вместе, — и старательно по слогам: — Вск-лад-чи-ну.

Он покачал головой. — У меня семья. И в бригаде всё нормально.

— Если будут... — следующее слово непонятно, но догадаться несложно, — прибивайся к нам.

— Одному совсем плохо, — улыбнулся молодой.

Третий, всё время молчавший, кивнул. И он кивнул и улыбнулся в ответ...

...И хотя расстались вполне дружелюбно, но что-то царапало, не давало Эркину отнестись к ним, как к своим, но и забыть тоже не получалось. Был разговор дня три назад, при встречах теперь обменивались кивками, но... чужаки они ему. Как говорят? От добра добра не ищут? Да, так. Ему в бригаде хорошо. И вообще хорошо. И ничего менять он не собирается.

— Мороз, на кулачки придёшь?

— Приду. А там как, по жребию?

— По вызову! — хохочет Серёня. — Ох, я в прошлом году вмазал...!

— Тебе вмазали, — поправляет его Антип. — А так-то всё верно.

— Ври, да не завирайся, — кивает Геныч. — Старшой, шабашим?

— Кто на контейнерах, валите, а это докидать надо.

Эркин кивает и переходит в пару к Кольке. Тот радостно ухмыляется.

— Во! Ща мы мигом!

А когда они уже идут к бытовке, Колька негромко спрашивает:

— После кулачков ко мне?

— А то! — улыбается в ответ Эркин.

— И своих бери, придут они на кулачки смотреть.

Колька не спрашивает, но Эркин неуверенно пожимает плечами, входя в бытовку.

— Не знаю. Я не говорил, чтобы пришли.

— Чего ж так? — вмешался в их разговор Тихон. — Бабы завсегда, хоть издаля, но посмотрят.

— А уж визжат-то! — засмеялся Петря.

— Это ж не драка, а гуляние, — объяснил Саныч. — Милиция и то...

— Ага, ага, — в один голос заржали Петря и Серёня. — Третьего года помню, было. Ага, участковый наш... переоделся и в круг вышел... Ага, а раз без погон, то и накостыляли ему... Теперь только смотрит... Ага, как это, ну, когда без формы?

— В цивильном, — хмыкнул Геныч. — Я тоже помню, как вы, храбрецы, с берёзы свистели.

Теперь ржали все. Эркин задумчиво кивнул. Ну, если так положено, то и он не против. Но в гости идти, это надо будет купить...

— А в воскресенье чего? — разговор уже ушёл в сторону.

— Этот, Культурный Центр открывают?

— Ага, в полдень.

— А крепость когда?

— Сходим, посмотрим, и в крепость.

— Ошалел? Завтра крепость.

— А кулаки?

— Там же, на пруду. А в воскресенье масленицу жечь будем.

— Они ж хотели первого открыться.

— На воскресенье перенесли, чтоб в праздник.

— Да уж, в понедельник не попразднуешь.

— Понедельник — день тяжёлый.

И все дружно хохочут.

— А уж для Ряхи-то...

Петря от хохота складывается пополам и садится на пол.

— Не, братцы, не сдаётся Ряха, — кому туда надо, так вождю, культура, братцы, она...

Тебе всё не впрок, — осаживает его Саныч.

Эркин с наслаждением, не обращая внимания на Ряху, растёрся насухо полотенцем и стал одеваться. Креповую рубашку и полотенце в сумку, портянки перемотать под бурки, робу в шкафчик, а на следующую зиму он себе тоже другую ушанку купит, а эта только для работы будет, как и роба.

— Завтра в полдень?

— Можно и пораньше.

— До завтрева, мужики.

— Ох и гульнём!

— Серёня, зубы береги!

— А то Машутка любить не будет.

Коридоры заполнены идущими со смены весёлыми, перекликающимися и договаривающимися на завтра людьми. И Эркин идёт в этой толпе как все. Он один из них, из многих. Не притворяется, не подлаживается, но он со всеми. Те трое, вроде и ничего парни, но... но не нужны ему. Они сами по себе, и он сам по себе.

Жмурясь от яркого, уже вроде и не зимнего солнца, Эркин шёл по центральной улице. Рыбу он купил, трёх сортов, и маленькую баночку, смешное название — икра, интересно, какова на вкус. Джонатан тогда говорил, что из русской кухни знает только водку и икру. Ну и попробуем. А сметану он у Мани с Нюрой купит. И...

Впереди показалась знакомая фигура в чёрном полушубке. Эркин улыбнулся и негромко свистнул по-питомничьи.

Тим вздрогнул и обернулся.

— А, ты! Привет.

— Привет. Домой?

Тим кивнул и показал глазами на плотно набитую сумку в руках Эркина.

— Купил кое-чего к блинам, — ответил на непрозвучавший вопрос Эркин.

— У нас тоже блины, — с секундной заминкой сказал Тим и перевёл разговор. — Идёшь завтра в Старый город?

— На кулаки? Иду. А ты?

— Я тоже. Если в пару попадём, — Тим усмехнулся, но продолжил серьёзно: — не заведёшься?

— Удержусь, — так же серьёзно ответил Эркин. — А с крепостью я что-то не очень понял.

— Я тоже, — кивнул Тим. — Ну, там разберёмся. Да, а Культурный Центр что обещает?

— На воскресенье или потом?

— Про воскресенье я слышал.

— Школа для взрослых, библиотека, концерты, кино будут показывать. А потом ещё всякое, когда достроятся.

— Угу, — Тим явно обдумывал что-то своё. — Ну, ладно, посмотрим.

Но Эркин всё-таки спросил:

— Пойдёшь в школу? — и, чтобы Тим не подумал чего, улыбнулся. — Я пойду.

— Ты же вроде того, читаешь по-русски? — чуть подчёркнуто удивился Тим.

Эркин быстро искоса посмотрел на него, отвёл глаза, притенив их ресницами, и ответил:

— Я хочу школу кончить, — и повторил вычитанное в газете: — Иметь законченное среднее образование.

— Ишь ты какие слова знаешь, — насмешливо хмыкнул Тим и повторил: — Посмотрим.

За разговором они уже подходили к "Беженскому Кораблю". Особого мороза нет, и дети — у кого с одеждой получше, и присмотреть есть кому — гуляли на улице. Визг, детский гомон, смех...

— Папка-а-а-а!

К Тиму со всех ног бежал Дим, волоча за собой быстро перебирающую тоненькими ножками Катю.

— Здрасть! — бросил он, не оборачиваясь, Эркину, с ходу ткнувшись в ноги Тима. — Пап, а мамка в магазине, а нам гулять сказала, пап, а ты принёс чего?

Эркин попрощался кивком и пошёл к себе. Алиска-то дома одна сидит.

И, уже открывая дверь, вспомнил, что забыл купить сметану. А, так вот они сейчас и сходят за ней.

— Э-эрик! — встретил его ликующий вопль Алисы. — Ты пришёл!

— Пришёл, — не стал спорить с очевидным Эркин. — Алиса, хочешь со мной за сметаной?

— Ага!

— Тогда одевайся. Я пока выложу всё.

Он быстро скинул полушубок и ушанку и, не разуваясь, прошёл на кухню. Покупки на стол. А грязное рабочее в ванную, в ящик...

Алиса, сопя, воевала с непослушными рейтузами. Эркин помог ей одеться, оделся сам, и они пошли за сметаной.

— А санки? Эрик, мы санки не взяли, — сказала Алиса, спускаясь по лестнице.

— А зачем санки? — удивился Эркин. — Мы же не на рынок.

— Ну да, — согласилась Алиса. — И не гулять идём, а по делу.

— Ну да, — кивнул Эркин.

Алиса ненадолго задумалась и на улице решительно сказала:

— Я с тобой.

— Как хочешь, — довольно улыбнулся Эркин.

Ему и в самом деле нравилось ходить с Алисой. Приятно было чувствовать в своей ладони её ручку, отвечать на её вопросы... и знать, что никто не осудит, не посмотрит косо, что это не опасно ни ему, ни Алисе.

В магазине им обрадовались.

— За сметаной никак? — улыбаясь, Нюра ловко подвинула бидон.

— А что за блины без сметаны? — подхватила Маня. — А банку не забыла, хозяюшка?

— Не-а. Вот.

Алиса взяла у Эркина банку и поставила её на прилавок, привстав для этого на цыпочки.

— Ай да умница, — восхитилась Маня.

Эркин уже хорошо догадывался о цели этого восторга, но не устоял и купил ещё и икры. Маня называла её паюсной и говорила, что к блинам ничего лучшего и не бывает. Что икра бывает разных цветов и одна дороже другой, Эркин знал и раньше по Паласным угощениям, но никогда не пробовал — икру беляшки всегда всю сами сжирали — а вот такой никогда не видел.

С покупками пошли домой. Эркин нёс банку со сметаной, а Алиса баночку с икрой. Здоровались со встречными, поздравляя с Масленицей и принимая поздравления. И только вошли в квартиру, только положили покупки и стали раздеваться, как пришла Женя.

— А нас сегодня раньше отпустили, — Женя, подставив Эркину щёку, отдала ему сумки, чмокнула Алису в щёчку и стала раздеваться. — Я даже по магазинам пробежалась.

Обычная вечерняя — за окном уже наливающиеся синевой сумерки — суета сегодня дополнялась блинами. Оказалось, что это очень интересно, а особенно Алисе понравилась процедура переворота блина в воздухе, а потом выяснилось, что и необыкновенно вкусно.

Эркин передал Жене приглашение Кольки.

— Конечно, пойдём. Я думаю, сделаем так, Алиса, не вози по тарелке, мы пойдём пораньше сразу к ним. Ты с Колей пойдёшь на бой, а мы... мы что-нибудь придумаем.

Эркин вопросительно посмотрел на неё, но Женя уже занималась Алисой, и он понял, что сейчас продолжать не стоит. Но... но почему?

И заговорил об этом, когда Алиса уже давно спала, на завтра всё приготовлено, а они были в спальне. Он лежал на кровати, а Женя расчёсывала на ночь волосы.

— Женя, — тихо позвал Эркин.

— Да, милый, — откликнулась она, не оборачиваясь.

— Ты не хочешь идти. Почему?

— Куда? К Коле?

— Нет, на кулаки.

Женя положила щётку а подзеркальник, тряхнула головой, рассыпая волосы по спине и плечам. Эркин молча ждал. Женя подошла к кровати, откинула на своей стороне одеяло и легла, потянулась погасить лампу и уже в темноте наконец ответила.

— Я боюсь, Эркин.

— Боишься? — он порывисто приподнялся на локте. — Чего, Женя? Да я...

— Я за тебя боюсь.

— За меня?! Что ты, Женя, да я их всех пораскидаю. Веришь?

Женя тихонько засмеялась и погладила его по плечу.

— Конечно, верю. Но... но а вдруг... вдруг кто ударит тебя?

— Женя, это... — он запнулся, подбирая слова, и повторил услышанное сегодня в бытовке: — Это же не драка, а гуляние.

Женя снова засмеялась и, мягко притянув к себе, поцеловала в щёку.

— Посмотрим, милый, давай спать.

— Давай, — согласился Эркин, вытягиваясь рядом и обнимая Женю за плечи.

На улице солнечно, людно и весело. Казалось, весь город вышел на прогулку. Масленица! Это ж не чего-нибудь, а... а ну чего объяснять, каждый сам понимает. И в Старом городе шум, веселая беготня... Эркин уверенно вёл Женю и Алису, здороваясь и обмениваясь поздравлениями со встречными. Оказывается, многие его помнили по святочной "стенке" и теперь желали победы.

В Колькин двор он и вошли именно в тот момент, когда тот в одной рубашке выскочил за чем-то на крыльцо.

— О! Здорово, Мороз! — радостно заорал он и тут же поперхнулся, увидев Женю и Алису. — Ух ты-и! — и прокашлялся. — Вот это здорово, заходите, милости просим.

И, пока они раздевались в сенях и Эркин помогал Жене и Алисе, как-то шмыгнул мимо них в кухню, и Эркин успел услышать:

— Мама Фира, гости пришли.

Эркин поглядел на Женю, и она с улыбкой кивнула, показывая, что услышала и поняла. Так что они помедлили в сенях, дав хозяевам время навести самый необходимый порядок.

Когда они вошли и поздоровались, мама Фира обрадовалась им, но извинилась, что не прибрано, Женя сказала, что это пустяки, Колобок, цепляясь за юбку мамы Фиры, исподлобья смотрел на Алису. Из горницы вышел Колька и, глядя на маму Фиру, еле заметно кивнул. Эркин заметил и спросил:

— Семён спит?

— Нет, проснулся давно, — улыбнулся Колька и Жене: — Идёмте, познакомлю вас.

Семён в свежей рубашке уже ждал. Он поздоровался за руку с Женей, потрепал по голове Алису и нарочито громким шёпотом сказал Эркину:

— Ну, Мороз, ты и хват! Такую красавицу умыкнул.

Женя рассмеялась вместе со всеми. Немного поговорили о всяких пустяках и погоде. Колобок притащил кошку, зажав её поперёк живота, и Алиса занялась ею. А Женя очень просто сказала, что пусть Коля и Эркин идут, а они с мамой Фирой подойдут потом. Мама Фира горячо согласилась, и Колька кивнул:

— Пошли, Мороз. Пока заведёмся да разогреемся, они как раз подоспеют. А то чего им лишнего на холоде.