Тетрадь 84

Тучи редели, появились яркие, нестерпимо голубые просветы, в одном из них вдруг сверкнуло солнце. Поезд шёл тихо, и сквозь стук колёс, когда проезжали мимо деревни или городка, пробивался гомон ворон. Дощатые платформы, резные домики вокзалов, вдруг из-за деревьев и избяных крыш покажется и исчезнет большое явно промышленное сооружение. Ну да, он же сам читал в библиотеке: молодые города, эвакуация промышленности... В вагоне ровный гул голосов, нарушаемый то детским плачем, то пьяной попыткой песни, то громкой руганью. Андрей выхватывал из этого шума то, что могло пригодиться, но делал это и по привычке, и чтобы не думать о предстоящем.

...Вона какую отгрохали... На авиационном платют не в пример выше... Всё хорошо, а с жильём загвоздка... Обещали в новом доме, а пока в бараке... Остохренели бараки эти... Какая земля была, а под завод ушла... Всех берут, и чёрных, и индеев, лишь бы пахали... Почернело Загорье... От дыма, что ль? Хрен тебе, чёрные понаехали, не продыхнуть... Не бухти, они тоже, каждый наособицу... С Кошкина конца хитрые, на "стенку" заводских берут, а он кулаком быка уложит, ну и... Так и вы бы взяли... Да кабы на нашем конце хоть один заводской был... Мы на земле... Ну и заткнись... Пилит она меня, как та пила ржавая, а тут ещё и тёща ей на подмогу... Они, значит, пилы, а ты что? Чурбан безгласный?... А он завёлся и на спор, перепью, дескать... у него же башка слабая и нутро хлипкое, ему на перепой?... Да он на халяву и дерьмо съест...

Андрей откинулся на спинку скамьи. Курить не хочется, разговор завести не с кем, поспать, что ли? Но и спать не хотелось, даже веки не опускались, и он продолжал смотреть в окно, а вокруг шла та же вагонная жизнь.

Андрей не знал, сколько он просидел в этом бездумном оцепенении, но вдруг как очнулся и увидел за окном склады, штабеля, путаницу путей, люди вокруг вставали, собирая вещи, теснились в проходе. Приехали? Да, в окно медленно вплыла вывеска. Загорье. Андрей встал и повесил на плечо сумку. Ну, вот и всё, приехали.

В общей толпе он вышел на перрон, огляделся. Вокзал меньше ижорского, но кирпичный, основательный, и перрон залит асфальтом. Теперь куда? Теперь в Комитет. Где же он тут? Проходя мимо вокзала, Андрей посмотрел на часы. Одиннадцать ноль пять. Ну, вперёд и не оглядываясь.

С утра было пасмурно, шёл дождь, и, собираясь на работу, Эркин надел непромокаемую куртку. Тёплую подстёжку Женя уже убрала в кладовку, как и вкладыши в сапоги, и теперь озабоченно смотрела, как Эркин заворачивает свои учебники и тетради в целлофановый пакет, чтобы они не намокли.

— Может, подденешь пуловер?

— Нет, Женя, тепло, — Эркин улыбнулся. — Вот увидишь, к полудню разойдётся.

Женя поцеловала его, и он ушёл. И вот удивительно: говорил наобум и угадал. Дождь закончился быстро — роба даже промокнуть не успела. Тучи поредели, и выглянуло солнце. К обеду мокрый двор уже высох, а от их курток валил пар.

— Мороз, вон те ещё.

— Понял.

Серые высокие, в его рост, контейнеры, белые и красные буквы, цифры и знаки, привычные движения. Работа несложная, он давно, работая, думает о своём или треплется с остальными.

— Привет, готово?

— Привет, старшого спроси.

Водители грузовиков и машинисты маневровых паровозиков, — кого по имени, кого в лицо, но он знает почти всех.

На обед Эркин пошёл с Колькой. Договорились, что Колька опять купит неколотых, а то и непиленых дров, а то зимние уже кончаются, а запас должон быть.

— Дрова как патроны, мало и очень мало, а много, — Колька хмыкает, — их не бывает. Всегда раньше нужного кончаются.

— Запас карман не тянет, — кивает Лютыч.

— А с кроликами решил? — Эркин отодвинул пустую тарелку из-под щей и взялся за кашу с мясом.

— Крольчатник сначала надо сделать, — Колька усмехнулся. — А я с огородом не развяжусь никак.

— Были б чертежи, — задумчиво сказал Эркин.

— И деньги, — закончил за него Колька. — Абы что по дешёвке купить, так они прожрут больше, чем дадут. Ладно. В субботу курятник буду ладить.

— Приду, — сразу кивнул Эркин.

Колька улыбнулся.

— И своих бери. Поработаем, потом посидим...

— Алиса в субботу на занятиях, она и так из-за маёвки пропустила.

— Ну, школа — святое дело, — с необидной насмешкой хмыкнул Колька.

Серьёзное отношение Эркина к школе многих в бригаде удивляло и смешило. Но подтрунивали, а не насмешничали, и Эркин терпел. Так ведь это над всеми. А над Миняем смеются, что он из квартиры избу хочет делать, и что Петря со своей девчонкой из-за орехов в меду варёных поссорился: принёс на свиданку угощение, да сам все и слопал, да мало ли... у каждого найдётся.

Доев, встали из-за стола и не спеша, отдыхая на ходу, чтобы как надо улеглось, пошли на двор. Спускаясь с крыльца, разминулись с бригадой Сеньчина. Маленький Филин шёл со своими, а их старший всё злился на Эркина за кулачный бой и проходил, отвернувшись, так что маленький Филин ограничился кивком, и Эркин ответил ему тем же, чтобы не подставлять парня. Колька покосился, но промолчал. А потом спросил:

— А в этом Центре твою чему учат?

— Всему понемногу, — охотно ответил Эркин. — Подготовка к школе и общее развитие. И поют, и танцуют, и рисуют, ну, и... много чего.

— Понятно, — кивнул Колька. — С пяти берут? А то думаю Колобка пристроить.

— Вообще-то с пяти, но и четырёхлетки есть, слышал.

— Значит, пусть ещё годок дома посидит, — решил Колька и ухмыльнулся. — Головастый чертёнок. Его Сёма в шашки учит играть, так на лету хватает. Твоя играет?

— Нет, — улыбнулся Эркин. — Она в лото здорово, знаешь, цифры накрывать.

— ага, — Колька на секунду задумался и кивнул своим мыслям.

Эркин догадался, что он прикидывал, сможет ли Семён играть в лото.

— Ладно, — тряхнул головой Колька.

О Колобке и Семёне Колька говорил только с Эркином. Видимо, как понимал Эркин, не то стесняется, не то стыдится... и то, ведь не всякого в душу к себе пустишь.

Ряха опять чего-то трепал, и собравшиеся вокруг дружно ржали. Эркин с Колькой тоже подошли. Послушать и поржать, пока сигнала не дали.

В Комитете уже привычная картина: канцелярские столы и шкафы, за столами женщины, немолодые, в основном, двое мужчин, один в штатском, другой — в полувоенном. Все заняты своими делами, копаются в бумагах. Но Андрея встретили достаточно приветливо.

— Транзит, конечная?

— Конечная.

Андрей отдал свои бумаги и плотно сел на стул, ожидая решения своей участи.

С работой решилось быстро: автокомбинат подтвердил заявку.

— Сегодня же туда зайди, оформись, и уже оттуда к нам, — женщина улыбнулась. — Не тяни, место потеряешь. Теперь с жильём. Одинокий?

— Да.

— Дом сейчас как раз подходящий строим. До осени в бараке придётся или будешь снимать?

— Снимать, — сразу сказал Андрей.

Он ещё раньше обдумал и решил по возможности устроиться как в Джексонвилле — платить не деньгами, а работой по дому. А вот сейчас, похоже, самый удобный момент.

— А жильё по своему выбору? Или...?

— По твоему, по твоему, — рассмеялась Капитолина Сергеевна: такая плутовская улыбка у парня, что поневоле... — А что, уже сговорился с кем?

Ну, была не была!

— Родню думаю найти.

До этого все занимались своим и, вроде, не слушали, и не слышали, а тут сразу подняли головы.

— Ты разве местный? — удивился мужчина, проверявший его заявку. — Как же в угон попал?

Андрей перевёл дыхание. И продолжил прежним залихватски-бесшабашным тоном, но осторожно, как по тонкому льду катаясь.

— Нет, мы в Пограничье жили, но вот брат у меня, уцелел, не знаю только, доехал ли?

— Тоже Мороз? — спросила женщина у окна, придвигая к себе картотечный ящик.

Андрей кивнул. Он боялся вопроса про чего ж ты раньше о родне не заявлял, в карте твоей ни о ком таком ни слова, о причинах умолчания. Отмазку-отговорку он придумал, но слабость её очевидна. А значит, теперь молчи и только на прямые вопросы отвечай.

— Сейчас проверю, но, как помню, у нас из репатриантов один Мороз был, но индеец. Правда, если мимо нас прошёл и в Старом городе где осел. Ну-ка...

Говоря, она перебирала карточки.

— Того Мороза я помню, — улыбнулась Капитолина Сергеевна.

— Кто видел, тот не забудет, — засмеялись в ответ.

— Да, что на "стенке", что в кулачном себя показал.

— Нет, наконец вздохнула перебиравшая карточки. — Только этот, Мороз Эркин Фёдорович.

— Лара, он ведь в "Беженском Корабле"?

— Ну да, Кап, — кивнула она, отодвигая ящик. — Не повезло тебе, парень.

— А "Беженский Корабль"... Это где? — с осторожной небрежностью спросил Андрей.

— Цветочная тридцать один.

— Да, сходи, поговори, может, кто и знает что о твоём.

— Да, всяко бывает.

— Спасибо, — Андрей встал, улыбнулся с максимальной обаятельностью. — Так я не прощаюсь, ещё приду.

— Удачи тебе, — пожелали ему вполне искренно.

А когда за ним закрылась дверь, Лариса ахнула:

— Ой, Капа, он же по отчеству...

— Фёдорович, — ответила Капитолина Сергеевна и тоже ахнула. — ОЙ, Ларка, беги за ним.

Но когда Лариса выбежала, площадь была уже пуста, и она вернулась, чуть не плача.

— Ничего, — утешила её Капитолина Сергеевна. — Всё равно ему к нам ссуду оформлять.

— Но как же так? — удивился Анатолий. Один — индеец, другой — белый, и братья?

— А как и у Савельцевых, — рассмеялась Капитолина Сергеевна. — Как Артём деду внук, так и они братья.

И с этим, вполне очевидным, все согласились.

Андрей шёл быстро, будто убегал от кого-то и не хотел, чтобы это заметили. Эркин здесь! Всё, он приехал. Теперь на автокомбинат, уладить с работой и на Цветочную, квартиру ему не сказали, ну, ничего, найдёт, расспросит уже в открытую. Да, в Комитет ещё зайти, отметиться, но это после Цветочной. Ну, всё успеет.

Автокомбинат был на окраине, но добрался Андрей быстро и без проблем. Говорили с ним по делу, без восторга, но и с какой стати должны ему особо радоваться. Ученик в цеху, даже не разнорабочий, зарплата месячная, восемьдесят рублей, месяц испытательного срока, выход на работу в четверг, в семь утра, третий цех, цеховой мастер Сидоров Иван Артемьевич.

— Всё понял?

— Всё, — кивнул Андрей.

Чего ж тут не понять? Он оформил документы, получил пропуск и обратно пошёл уже не через управление, а по рабочем у двору. Что ж, может, и эта мечта — выучиться на шофёра — сбудется, вон хозяйство какое, и грузовики, и легковушки, вон даже автобус стоит. А вон... точно, негр возится с раскрытым мотором.

Выйдя на улицу Андрей посмотрел на часы над проходной. Четверть первого. Что ж, это он сделал, теперь на Цветочную.

Цветочная улица оказалась тоже на окраине, но противоположной. Можно было пройти через вокзальную площадь и заодно зайти в Комитет, но Андрей твёрдо решил: сначала Цветочная, всё остальное — потом. И, чтобы не изменить решения, пошёл кружным путём, мимо бесконечного заводского забора, по вполне городским улицам, с магазинами в трёхэтажных кирпичных домах. Народу не так уж много. Почему? Все на работе? Ладно, пока неважно, а там посмотрим. Так, теперь, вроде, направо.

Пару раз он останавливался, уточняя дорогу. "Беженский Корабль" знали все и объясняли охотно и подробно.

Когда перед ним встала белая громада дома, Андрей изумлённо присвистнул. Ну, никак не ждал. Думал: обычный трёхэтажный дом, ну, в четыре этажа, ну, длинный, а тут... Людей у подъездов не видно, видно, кто на работе, кто обедает, так у кого бы спросить? Он медленно шёл к дому, оглядываясь по сторонам и увидев маленький магазинчик, обрадовался. Здесь-то точно всех знают.

Встретили его, ну, не как старого знакомого, но весьма радушно. А вот разговора не получилось. Нет, навести разбитных тёток на нужную тему он сумел и даже узнал, что Мороза они знают, что парень тот хозяйственный, спокойный, не пьёт, работает честно, ну и живёт соответственно.

— А живёт он где? — вклинился Андрей в их скороговорку, когда его уже подталкивали к двери, потому как перерыв обеденный уже начался.

— А тебе на что?

И его выставили за дверь. Андрей сплюнул от досады и выругался. За что немедленно услышал из-за двери обещание скорого знакомства с милицией. Связываться и заводиться он не стал и решил походить вокруг дома в надежде натолкнуться на какую-нибудь старушку. Те тоже знают всё и всех, и поговорить любят. Томсониха, помнится, каждый вечер ему про весь квартал такое рассказывала... будто сама в каждой спальне сидела.

Но наткнулся он однорукого мужчину в военной форме без погон и к тому же оказавшегося комендантом. Знать-то тот по службе всё знал, но Андрей сразу не понял, а почувствовал, что на лёгкой трепотне проскочишь и придётся раскрываться.

— Ищешь кого?

— Да, Мороза. Эркин Мороз.

— Угу, — Ванин внимательно оглядел стоящего перед ним высокого белокурого парня в светлой, явно нерусской куртке. Приблатнённый, но напоказ не выставляет, ладно, посмотрим. — И зачем он тебе?

— Потеряли мы друг друга в Хэллоуин, — Андрей сам не знал почему, но решил держаться до последнего. — Я в Комитет узнал, что он здесь, а квартиру не знаю.

— Понятно, — кивнул Ванин. — Когда, говоришь, потеряли?

— В Хэллоуин, там ещё, в Алабаме. Резня же была, может, слышали. Меня ранило, ну, пока отвалялся, то да сё... — Андрей улыбнулся, надеясь, что на этом расспросы окончатся.

— Ладно, — Ванин тоже улыбнулся. — Подходи сюда к пяти, покажу.

— Спасибо.

Андрей понял, что разговор окончен и лучше сматываться. Он ещё раз улыбнулся, распрощался и ушёл, чувствуя на спине взгляд коменданта.

Что ж, может, и к лучшему, если к Эркину он придёт не один. Андрей попросту трусил. Трусил настолько, что сам себе в этом признавался.

Убедившись в уходе парня, Ванин пошёл к себе. Надо, пожалуй, с Комитетом переговорить, с какой-такой радости они информацию раздавать стали. Если парень не соврал, то должен был там засветиться...

Теперь Андрей шёл не спеша. Надо как-то убить время до пяти часов. Сейчас уже второй час пошёл, надо думать, так что больше трёх часов болтаться. Ладно, тогда сейчас в Комитет, а потом поесть где-нибудь. Ладно, перекантуемся.

В Комитете его с порога встретили вопросом в несколько голосов:

— Ну, нашёл брата?

— Нету его дома, — мотнул он головой, протягивая свои бумаги. — Вот, оформился я.

— Давай-давай.

— А брат твой на работе, наверное.

Андрей кивал, соглашаясь. Конечно же, Эркин на работе, где же ему ещё быть.

— Жить будешь у брата?

— Да, — твёрдо ответил Андрей. Что бы и как бы потом не будет, а пока так.

— А чего ж ты Ванину не сказал, что вы братья? — спросила заполнявшая его карточку.

К этому вопросу Андрей не готовился и на секунду растерялся. Ванин — это комендант? Значит, позвонил сюда, а здесь он про брата сам сказал, чёрт, что же делать? Не знаешь, что врать, говори правду. Или молчи. Отмолчаться не удастся. Значит, правду. Или полуправду.

— По привычке. Мы там, — он взмахом головы указал куда-то за стену, — скрывали, что браться.