Тетрадь 97

Трамваи, при чём тут трамваи? Бурлаков внезапно понял при чём, о чём ему сказал Серёжа. Его... его детей и жену... нет, этого не может быть, нет!

— Серёжа... сынок...

— Заткнись, — ломая спички, Андрей закурил, глубоко, чтоб до самого нутра дошло, затянулся, медленно выпустил дым и повторил: — Заткнись.

И пока Женя вносила и расставляла чашки с блюдцами, тарелку с печеньем, тарелку с бутербродами, вазочку с конфетами и чайник с заваркой, они молчали. Андрей курил, привычно спрятав сигарету в кулаке, чтоб ни огня, ни дыма снаружи не углядели, а бурлаков смотрел на него.

Всыпав Алисе, отругав Андрея и немного поплакав в ванной, Женя уже успокоилась, по крайней мере — внешне.

— Андрюша, кипяток принеси, пожалуйста.

Андрей, вздрогнул и, погасив сигарету, вышел со словами:

— Сейчас, Женя.

— Игорь Александрович, — Женя постаралась улыбнуться. — Вы извините нас.

— Ничего-ничего, Женечка, — машинально ответил Бурлаков. — Всё нормально.

— Игорь Александрович, вы не переживайте так, Андрюша, он...

— Вот и я, — Андрей внёс чайник, пытливо оглядел Женю и Бурлакова. — И об чём тут речь?

— О тебе, — улыбнулась Женя. — Какой ты хороший.

— Ну, Женя, это уж совсем лишнее, — Андрей поставил чайник на стол и, передвигая чашки, продолжил, демонстративно игнорируя Бурлакова. — Про себя я всё сам знаю, ещё ты и брат мой, а остальным незачем, — и, будто только сейчас увидев, насмешливо Бурлакову: — Садитесь, чай пить будем.

Женя немного суетливо разлила чай, вздрагивающим голосом предложила Бурлакову бутербродов и печенья. Он покачал головой, благодаря и отказываясь. Андрей насмешливо прищурился.

— Что, профессор, не по нутру?

Бурлаков поднял на него глаза, но ответила Женя.

— Андрей, прекрати!

— А чего? — немедленно заблажил блатным плаксивым голосом Андрей. — А чего я такого сказал?! Они-то, прохфессора, и едят не по-нашенски, им везде лафа, кому война — тётка зла, а им так и мать родна.

— Прекрати, — тихо сказал бурлаков.

Андрей пренебрежительно хмыкнул, но замолчал.

— Игорь Александрович, вы надолго к нам? — дав сделать несколько глотков, начала Женя.

— Как приехал, так и уедет, — твёрдо сказал Андрей. — Вот сейчас чаю напьётся, на халяву, Женя, и уксус сладок, и умотает, и скатертью ему дорога, чтоб нам век его больше не видеть.

— Андрей! — не выдержала Женя. — Ну нельзя же так. Он же твой отец! Игорь Александрович...

— Женя! — не дал ей договорить Андрей. — Это ещё доказать надо, это раз...

— Что? Что тебе надо доказывать?

— Мне? Мне, Женя, ничего, а вот ему, — Андрей взмахом головы показал на Бурлакова, — ему надо. Он должен доказать.

— Андрей! Вы же похожи даже.

— Сходство ещё не доказательство, аналогия — не тождество! — Бурлаков вздрогнул и как-то странно посмотрел на Андрея, но тот не заметил этого и продолжал: — И мало ли кто на кого похож. Или не похож. Ну, вот, Женя, смотри. Мы с Эркином братья, а сходство есть? То-то!

Андрей победно улыбнулся и стал допивать свой чай. Бурлаков, к удивлению Жени, явно успокоился и даже будто повеселел. Он тоже взял себе бутерброд и стал с аппетитом есть, прихлёбывая остывший чай. Ложечку он оставил в чашке и, отпивая, придерживал её указательным пальцем, прижимая к краю рядом с ручкой. Его благодушие насторожило Андрея. Он подозрительно оглядел Бурлакова, задержался взглядом на его руках, потом посмотрел на свою, державшую чашку с ложечкой так же, и медленно густо покраснел. Но заставил себя спокойно допить и поставить чашку на стол.

— Андрюша, ещё...

— Спасибо, Женя, потом. И, — он улыбнулся, — я у себя дома, захочу, сам налью. Ну, так ак, профессор?

Бурлаков улыбнулся с не менее ехидной насмешкой.

— Жалко, что ты на Эркина не похож. Он умный.

— Та-ак, -угрожающе протянул Андрей. — Ты смотри, какой шустряк. Так ты что, и сюда лапу тянешь?

— Раз Эркин тебе брат, то мне он сын, — твёрдо ответил Бурлаков.

Женя изумлённо ахнула. Андрей проглотил готовое сорваться с языка ругательство и тихо со злобой ответил:

— А это как он решит.

— Я подожду, — кивнул Бурлаков.

— Тогда я вам чаю налью, — храбро улыбнулась Женя и потянулась к чайнику.

Андрей дал ей наполнить чашку Бурлакова и взялся за чайник. Налил себе чаю. Да, лопухнулся он, чего там, прокол за проколом, но ещё не всё потеряно. Эркин за него, это точно, увезти себя он не даст, и сказал он профессору-председателю ещё не всё, терять уже нечего, можно отпустить душу.

— Так зачем ты приехал?

— Тебя увидеть, — спокойно ответил Бурлаков.

— Так виделись уже, — Андрей ухмыльнулся. — Говорили даже. Я же — шваль, мусор уголовный, Женя, не красней, это он сам меня так назвал. И на какого чёрта я ему такой нужен?

— Подожди, подожди, — Бурлаков напряжённо свёл брови. — Я сказал такое? Тебе? Не было этого. Не могло быть!

— Я говорю, значит, было, — Андрей с удовольствием отхлебнул чаю, оставив на этот раз ложечку на блюдце. — Так на что профессору-председателю блатарь-недобиток, а?

— Постой, когда это было?

— Не помнишь, значит, — Андрей самодовольно откинулся на спинку стула.

И по этому движению Бурлаков узнал. Так вот почему сразу показался знакомым.

— Так там, в Атланте, был ты?!

— Я, — Андрей зло улыбнулся. — И всё, что мне полагалось, я ещё тогда от тебя услышал. Теперь ты четыре месяца думаешь, на что, дескать, можно мусор употребить, и заявляешься. Так на что, для какого, — он издевательски подмигнул, — такого дела я понадобился, а?

— Почему ты не подошёл? — словно не слыушал его Бурлаков.

— А я подошёл, — Андрей оглядел стол и взял печенье. Намазал маслом и пришлёпнул другим печеньем. — Так что всё сказано, услышано и понято. Понял?

— Почему ты не подошёл? — повторил Бурлаков. — Не назвал себя?

— Кого? А на хрена тебе Андрей Мороз сдался? — Андрей дожевал своё сэндвич, взял сигареты и закурил. — Женя, ты не волнуйся. Он сейчас уйдёт.

— Не решай за меня.

— Ты ж решаешь за других, — Андрей пустил дым к потолку. — А я тебе не шестёрка, и ты мне не пахан, чтоб я по твоему слову дышал.

Значит, тот наглец в лагере был Серёжей. Чёрт, как нелепо всё вышло.

— Мне сказали, что ты погиб. Дважды.

— А хоть трижды. Я тебе ясно сказал. Серёжи Бурлакова нет. И не ищи его.

— Андрюша...

— Нет, Женя, я знаю, что говорю. Ты, -Андрей говорил, сдвинув языком сигарету в угол рта, твёрдоглядя сквозь дым на Бурлакова. — Ты, когда уходил, знал, что так будет. И ушёл.

— Послушай, это была война.

— Знаю. И что победа цену имеет, тоже знаю. Ты свою цену заплатил, а я свою. И ты к моей, — Андрей чуть повысил голос, — победе не примазывайся.

Женя с отчаянием смотрела на него. Он улыбнулся ей, затянулся, докуривая сигарету и размял окурок в пепельнице.

— Женя здесь, а то бы я тебе по=другому объяснил. Чтоб дошло. А то какой-то непонятливый профессор попался.

Женя беспомощно посмотрела на Бурлакова. Но на того выпады Андрея вроде не действовали.

Бурлаков рассматривал Андрея, не слушая, вернее, не слыша его слов. Да, Володька, вылитый Володька, младший брат Риммы, такой же упрямый, обидчивый, но Бурлаковская кровь сильнее, дед тоже любил завернуть такое, что ломовые битюги на дыбы вставали, и голову он вскидывает как дед. И неважно, что он там говорит, главное — жив, Серёжа выжил.

— Зря лыбишься, — ворвался насмешливый голос.

Бурлаков вздрогнул.

— Извини, задумался.

Женя вышла поставить подогреть чайник, и Андрей решил добивать, пока Эркин не пришёл. Тот с работы, усталый, а тут вместо отдыха возись с этим придурком.

— Вали отсюда.

— Опять сначала, — заставил себя улыбнуться Бурлаков. — Не надоело?

— Не твоя забота. Не понял если, я тебе по-простому салазки загну.

И услышал неожиданное.

-Не нарывайся. А то сдачи получишь.

— Та-ак.

Доводить до ножа Андрею, конечно, не хотелось. По многим и очень веским причинам. Но отступать тоже нельзя. И выкинуть его до прихода Эркина надо. А тот сел, как привинтился, и ничего его не берёт.

Бурлаков смотрел на него открыто, в упор. Вот этот злобный, ощерившийся на весь мир зверёныш — его Серёжа?! Что же с ним сделали? Но это не страшно. Главное, что он жив.

Этот взгляд мешал Андрею сосредоточиться на злобе, и он вдруг по-детски жалобно попросил

— Уйди, а? Ну, уйди сам по-хорошему.

— Почему ты гонишь меня? — тихо спросил Бурлаков.

— Да потому, что без тебя мне хорошо. Не нужен ты мне.

— Нет, Серёжа...

— Я Андрей, — со сразу вскипевшей злобой поправил его Андрей. -Я ж сказал тебе. Ты лагерную пыль видел когда? На плацу, где поверки, из крематориев как пепел ссыпают, видел? Там ищи. А я — Андрей Мороз, и ты мне — никто, понял? Не докажешь, намертво стоять буду. Ссуду скажешь вернуть, председатель хренов, верну, сдохну, а проживу без тебя и без денег твоих. А увезти меня, хрен выкуси, — Андрей всё злее пересыпал фразы руганью, уже не дразня, а всерьёз. — Зубами рвать, падла, буду, ты, гнида... — и осёкся, увидев Женю.

Женя внешне очень спокойно поставила на стол чайники, словно не заметив покрасневшего Андрея, села, налила Бурлакову чая и заговорила об Андрее.

— Андрюшу все любят у нас, и на работе, и в школе. Он позже остальных учиться начал, и не только догнал, но и первым закончил. На одни пятёрки. И на работе. Другие по году в учениках сидят, а Андрюшу через квартал в рабочие перевели.

Андрей, растерянно полуоткрыв рот, слушал Женю и ничего не понимал. А Женя уже перешла к бытовым проблемам.

— У Андрюши и своя квартира будет, уже дом построили, обставить только надо, издесь у него комната своя. Я понимаю, вам, Игорь Александрович, конечно, хочется, чтоб ему хорошо было, но у Андрюши вс1 есть. Андрюша, ты бы показал, какая комната у тебя, и книг ты сколько накупил.

Бурлаков живо обернулся к двери, ведущей, как он понял, в комнату андрея, но тот одним прыжком сорвался с места и загородил собой дверь.

— Не пущу! Шмон по ордеру только, понял?

— Андрюша! — ахнула Женя. — Он же отец тебе.

— Без ордера только своим, — упрямо повторил Андрей.

Что Женя своим рассказом пытается заставить Бурлакова не забирать его, он догадался, но подыгрывать не стал.

Бурлаков ответить не успел. Потому что открылась входная дверь и Женя метнулась в прихожую.

— Эркин, наконец-то!

Андрей перевёл дыхание и улыбнулся. Теперь он не один. А вдвоём они — сила!

Ещё подходя к дому, Эркин заметил, что свет горит во всех окнах, кроме Алискиной комнаты. С чего это? Ну, Женя его ждёт, но либо на кухне, лимбо в спальне, ну, у Андрея свет, зачитался, наверное, как обычно, а в большой-то почему? Плотные шторы не давали разглядеть внутренность, и он начал тревожиться. Взбежал по лестнице, подошёл к своей двери и, доставая ключи, прислушался. Вроде слышались голоса, но... но там что-то странное, и, тревожась всё сильнее, открыл дверь.

Одновременно он услышал голос Андрея, злой, на той грани, где слова уже не важны, а достают нож, и тут к нему на шею кинулась Женя.

— Женя, что случилось?!

— Он приехал! Эркин...

— Кто?! Женя, кто?

— Он. — Женя как-то забыла, что Эркин даже о телеграмме не знает. — Он, Бурлаков, Андрюшин отец.

Отец? Эркина вдруг шатнуло, он даже ухватился за дверной косяк, чтобы устоять.

— И... — он выталкивал слова сквозь сведённое судорогой горло. — И что теперь?

— Андрей... он как не в себе, он... успокой его.

Эркин кивнул, заставил себя перевести дыхание и, как был, не переобуваясь и не сняв джинсовой куртки, вошёл в гостиную.

Стол выдвинут и накрыт для чая. Андрей в дверях своей комнаты, загораживает её, а за столом седой, памятный ещё по лагерю...

Увидев Эркина, Андрей радостно улыбнулся.

— Во! Здравствуй, брат.

— Здравствуй, — кивнул Эркин.

Бурлаков повернулся к нему и встал.

— Здравствуйте.

Ему, улыбаясь, протягивали руку, и Эркин ответил на рукопожатие, тоже улбынулся. Но глаза его оставались встревоженными.

Вбежала Женя с чашкой.

— Эркин, садись, ты с работы, чаю...

Помедлив, Эркин кивнул.

— Да, Женя, я сейчас, — и Бурлакову: — Извините.

В прихожей он снял и повесил джинсовку, переобуваться всё-таки не стал, мало ли что, да и неудобно при таком госте в шлёпанцах, вымыл руки и вернулся в гостиную. Женя ему уже налила чаю, и он сразу, едва сев за стол, отхлебнул горячей сладкой с приятной горчинкой жидкости.

Сел к столу и Андрей.

— Вот, брат, смотри, кто приехал.

— Вижу, — ответил Эркин.

Он не знал, как спросить о самом главном: когда Бурлаков заберёт Андрея и можно ли будет им потом если не видеться, то хотя бы писать друг другу, он же только грузчик, да ещё бывший раб, а Андрей теперь не простой работяга, репатриант из угнанных, каких сотни и тысячи, а сын председателя всесильного Комитета. И спросил о другом. Но тоже важном.

— Вы получили письмо? Женя написала вам тогда, весной.

— Да, — кивнул Бурлаков. — Получил. Но я был в поле, в экспедиции и прочитал, когда вернулся.

Он видел, что Эркин не понял его слов про поле и экспедицию, но не место и не время объяснять. Парень чем-то сильно встревожен, почти напуган.

— Как на работе?

— Спасибо, — вежливо улыбнулся Эркин. — Всё в порядке, — посмотрел на Андрея и решил попробовать выяснить не впрямую, а с подходом. — Ты уроки все сделал?

— Русский весь, и физику. По биологии почитать ещё надо. А ты?

— Русский сделал, — Эркин улыбнулся Жене, успокаивая не так её, как себя: ну, раз Андрей говорит об уроках, значит, завтра он ещё здесь, а за ночь они обо всём договорятся.

Эркин пил чай и смотрел на Андрея. Будто запоминал, будто в последний раз видит. Андрей почувствовал, понял этот взгляд и сразу напрягся. Нет, гнать этого придурка к чёрту, пока, в самом деле, до ножей не дошло.

— Ну, брат, как он тебе?

— Кто? — не понял вопросы Эркин.

— А вот сидит. Четыре месяца думал, надумал и припёрся. Он, вишь ли, отец и права имеет.

— Какие права? — глухо спросил Эркин.

— А любые. Помнишь, читали?

Похолодев, Эркин кивнул. Эти статьи читали всем "Кораблём". Даже те, кто газету ни на завёртку, ни на закрутку не возьмёт, эти читали, передавая из рук в руки. Что родители ищут потерянных в войну детей, находят и забирают, что если нет документов, то по воспоминаниям, по родинкам опознают, что лучше, чем с родными, нигде и никак не будет, что родная кровь всего сильнее, а права родительские нерушимы... Словом, все тогда перепугались. Ведь половина, а то и больше приёмные, записанные, кого в угоне, а кого прямо на дороге подобрали. И не местный писака сочинил, а из столичных газет перепечатали. Это от власти, не прямой приказ, но предупреждение: готовьтесь, дескать. Они тогда решили, что им бояться особо нечего: Алиса Жене родная, кровная, он — муж Жени и в метрику Алисе отцом вписан, а от Андрея отец — по словам самого Андрея — отказался, так что... рано радовались, выходит. Не понял чего-то, значит, тогда Андрей, вот и... Заявился. Прямо, как писали, что приезжают и... с концами. И у него все права. Он — отец.