|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
ТЕТРАДЬ ДЕВЯНОСТО СЕДЬМАЯ
* * *
Утро второго сентября было ясным и уже по-осеннему холодным. Ему даже показалось, что трава в тени подёрнута инеем. Бурлаков поднял воротник плаща и пошёл за проводницей через поле к самолёту. Кто бы мог подумать, что самым коротким, нет, быстрым, окажется кружной путь на трёх самолётах, но на поезде он добирался бы вдвое, если не втрое дольше, прямого самолётного рейса из Царьграда на Сосняки просто нет, и... Ладно, будем надеяться, что он не обгонит собственную телеграмму.
Самолёт маленький, напять пассажиров, не больше. Бурлаков сел на указанное место, пристроив в ногах портфель. Ну вот, теперь осталось два перелёта, а между ними два часа на автобусе, а от Сосняков до Загорья он доберётся на такси. К семи вечера он будет на месте. Цветочная улица, дом тридцать один, квартира семьдесят семь. Увидит его...
Сосед о чём-то спросил его, он ответил, даже не заметив этого.
Хорошо, что успел позвонить в Комитет, что уезжает и будет через два дня. И попросил передать в Университет. Удивились, конечно, но ни о чём не спросили: выучка подполья — не задавать вопросов. Он потому и звонил туда. Чтобы ничего не объяснять и не рассказывать. Да и что он объяснит? Ведь может оказаться и ошибкой, случайным совпадением. А фотографии... случайное сходство. Индеец так и говорил, что Серёжа ничего не помнит, а может... и вправду -Андрей, просто уцелевший лагерник, тогда... Защемило сердце, предупреждая, что так думать не надо... Нет, он должен иметь в запасе и это. Надейся на лучшее, но готовься к худшему. Что может быть худшим? Его не обманывали, он сам ... желал обмануться. Слишком невероятно такое стечение обстоятельств, такая удача... памятник в Джексонвилле, слова священника, рассказы индейца... он так хотел верить, что это Серёжа... спальню надо будет переделать в детскую, а он перейдёт в кабинет... стоп, опомнись, какая детская, Серёжа уже взрослый, ему... да, двадцать один год, как раз неделю назад исполнилось, тем более, мальчику нужна своя комната... школа, работа... с работой в Царьграде будут сложности, квалификации у мальчика никакой, но это решаемо, полно курсов для демобилизованных, повышения квалификации, переквалификации... через Комитет элементарно...
Самолёт тряхнуло ещё раз, послышалось недовольно-испуганное ворчание остальных пассажиров. Бурлаков на это не обратил внимания, а тряски он даже не заметил.
Сразу после смены Андрей пошёл смотреть квартиру.
Как и "Беженский Корабль" "Холостяжник" стоял на окраине Нового города, но с другой стороны. Деревья, пока строили, вокруг вырубили, а, может, их и вовсе тут не было, но сдвоенная старая берёза уцелела, и, подходя к дому, Андрей уже прикидывал, что стол для задушевных бесед и домино — нового поветрия в Загорье — лучше ставить именно там. А, может, и беседку, чтобы дождь не мешал.
Коменданта искать не пришлось. Крепкий мужик в полувоенном, похожий на Ванина, только руки-ноги целы — как их скажи, штампуют где-то — стоял у подъезда, разговаривая с молодой парой. "Не иначе соседи", — с удовольствием подумал Андрей, доставая из кармана смотровой ордер — голубую бумажку-талон с номером квартиры и печатью Комитета.
— Здрасьте, — весело улыбнулся он сразу всем троим.
Комендант кивнул, продолжая говорить:
— В Управу идите, у неё полдома, а половина у Комитета. Моё дело — принять и показать. Ну, и оформить, если согласны, а сам я не решаю, не я хозяин.
— Спасибо, — вздохнула женщина. — Но... но вы хоть знаете, есть ещё квартиры?
— Есть, — кивнул комендант. — Идите в Управу, — и, считая разговор оконченным, повернулся к Андрею. — Давай ордер.
— Пожалуйста.
Бросив короткий взгляд на ордер, комендант спросил:
— На шестой пойдёшь?
— А что, — очень спокойно ответил вопросом Андрей, — эта уже занята?
По номеру, как он сразу просчитал, его квартира могла быть не выше четвёртого этажа. Что на шестой этаж охотников мало, он ещё в Комитете услышал. В принципе его высота не смущала, но если другие не хотят, то чего он туда полезет?
— Да нет, — комендант внимательно оглядел его. — На последнем квартплата ниже.
— Интересно, -хмыкнул Андрей. — Но сначала эту посмотрим.
— Ладно, — не стал спорить комендант. — Пошли.
Парень от Комитета, значит, с ссудой, и одет хоть куда, так что этим его не прельстить, а о будущем думать — молод ещё, копить позже начинают. Когда ума прибавится.
Квартира, как и рассчитывал Андрей, была на четвёртом этаже. Двадцать третий номер. Комендант открыл дверь, и они в солнечную гулкую тишину пустой квартиры.
Андрей оглядывался с таким завороженным видом, что комендант рассмеялся.
— Ясно, парень. Берёшь.
— А? — очнулся Андрей. — Да, конечно, спасибо.
— Ладно, пойду за документами, осмотрись пока.
Андрей молча кивнул.
Когда за комендантом закрылась дверь, Андрей тряхнул головой и даже протёр глаза, будто просыпаясь. Неужели это его, в самом деле, его квартира, его дом? Да, Эркин — его брат, Женя и Алиска — его семья, но у человека должен быть свой, только свой дом. Вот эта комната, просторная, светлая, с жёлтым паркетом и весёлыми обоями, на двери и косяках и оконной раме блестит белая краска... Андрей подошёл к окну. Лоджии нет, а вид из окна хороший, и видно-то как далеко. Нет, не надо ему другого. Не гонись за лучшим — хорошее упустишь.
К возвращению коменданта Андрей уже обошёл и осмотрел всю квартиру, проверил краны в ванной и на кухне. Он подписал все бумаги, расписался в книге учёта и получил связку ключей от двери, газовый ключ от плиты и книжку квартплаты.
— Плата с сегодняшнего дня пойдёт.
— Понял, — тряхнул шевелюрой Андрей. — Как платить?
— До пятого числа за прошедший месяц.
— Ясненько. Вам платить?
— Мне. Можешь прямо в банке, а мне квитанцию сдавать.
— Обойдусь без банка, — отмахнулся Андрей. — Думаю, в воскресенье новоселье делать.
— Это уж твоё дело, когда переедешь.
Комендант попрощался, и Андрей остался полновластным хозяином своего дома. Он вышел на кухонную лоджию, осмотрелся. Здесь он тоже... и тут же решил: нет, не будет спешить. Впереди очень и зима, особо ему лоджия не понадобится. Так, только ящик для ледника поставить, не больше. Андрей вернулся в кухню, тщательно закрв за собой дверь на все три задвижки.
Он ещё походил по квартире, проверил, как работают конфорки у плиты, прикинул, где что поставит и сделает. Завтра школа, так что за всеми покупками в пятницу и в субботу после школы. Ладно. Спешить ему некуда, вся жизнь впереди. Он разобрал ключи. Пару Эркину, пару Жене, пару на свой брелок. Надо будет ещё один комплект сделать, чтобы был запасной. Сам он, пожалуй, не справится, ладно, и это успеется.
Уходя, он тщательно закрыл оба замка и, перепрыгивая через ступеньки, побежал вниз по лестнице. Он ещё в школу за Алиской успеет.
После работы Женя пошла за Алисой. Андрей хоть и предложил свои услуги, но, во-первых, ему надо идти смотреть свою квартиру, а во-вторых, он наверняка начнёт закармливать девчонку мороженым и шоколадом, или ещё что-нибудь придумает. Честное слово, иногда он не то что не старше, а младше Алиски. Она так и сказала ему вчера за ужином. А он только смеётся.
Уже подходя к школе, Женя увидела Андрея. Алиса, уже в курточке и с рюкзачком, нетерпеливо подпрыгивала на месте, держась за его руку, а он, почтительно склонив голову, слушал Нину Викторовну.
Первой увидела Женю Алиса. Она вырвала руку и с радостным криком: "Мама!", — побежала к ней. Женя с ходу поправила воротник её курточки и подошла к Нине Викторовне.
— Здравствуйте, как Алиса?
— Женя, всё в порядке, я по дороге расскажу, — не дал учительнице ответить Андрей. — Спасибо большое, Ника Викторовна, не смеем вас задерживать...
Женя строго посмотрела на него, и Андрей замолчал.
— Что-то случилось?
— Нет, — улыбнулась Нина Викторовна, — ничего страшного, — и посмотрела на Алису. — Ты ведь сама всё расскажешь маме?
— Ага, — вздохнула Алиса. — По дороге, можно, Нина Викторовна?
— Можно, — кивнула учительница. — Ты ведь умная девочка и сама всё понимаешь.
Они попрощались, Андрей забрал у Жени сумку с продуктами, Женя взяла Алису за руку, и они пошли домой.
— Второй день в школе, — сокрушённо начала Женя, — и уже... Что ты натворила?
— Ничего такого, — сразу ответила Алиса. — Ну, наподдала одному, и всё.
— Алиса!
— За дело наподдала? -поинтересовался Андрей.
— А то! — гордо ответила Алиса. — Будет помнить!
— Тогда ничего, — кивнул Андрей.
— Андрюша! — возмутилась Женя. — Как не стыдно, чему ты её учишь?
— А чего меня учить, я сама всё знаю, — заявила Алиса и заторопилась, увидев мамино лицо. — Ну, мам, я всё поняла, я в школе больше драться не буду. Он всё равно дурак.
— А на дурака нечего и внимания обращать, — очень серьёзным тоном, но, ухмыляясь, сказал Андрей.
— Алиса, — вздохнула Женя, — неужели ты не можешь вести себя хорошо?
— А чего он нас дикарями и тараканами обзывает? Будет обзываться, мы ему ещё наподдадим.
Женя с Андреем переглянулись, и оба сразу решили, что на этом разбор происшествия надо закончить.
— Больше не дерись, — всё же сказала Женя.
— Не буду, — охотно согласилась Алиса.
Она уже завладела рукой Андрея и выглядывала впереди лужу, чтобы, поджав ноги, пролететь над ней. Но улица, как назло, чистая.
У дома Женя решила зайти ещё к Мане и Нюре купить на утро молока и хлеба.
— Вы идите, я сейчас.
Понимая, что на конфеты рассчитывать нечего, Алиса согласилась. И тут их окликнул комендант.
— Морозы, за почтой зайдите.
— Да, Андрюша, сходи, возьми, — сразу улыбнулась Женя, забирая у него сумку. — От девочек, наверное.
Андрей пошёл к коменданту, и Алиса побежала следом за ним.
Сделав все покупки, Женя вышла из магазина, уверенная, что Андрей с Алисой уже дома, но они стояли у подъезда. Хмурый Андрей разглядывал какую-то бумажку, а сразу притихшая и посерьёзневшая Алиса стояла рядом и смотрела на него.
— Что случилось? — подбежала к ним Женя.
— Пока ничего, — Андрей забрал у неё сумку и отдал бумагу.
Это была телеграмма. Женя прочитала, как-то не поняла и потому перечитала короткий текст: "БЫЛ ДЛИТЕЛЬНОЙ КОМАНДИРОВКЕ НЕМЕДЛЕННО ВЫЕЗЖАЮ БУРЛАКОВ". Но... но как же это?
— Андрюша...
— Пошли, — хмуро и непривычно серьёзно сказал Андрей. — Дома поговорим.
Вокруг сновали люди, и Женя согласилась. Да, о таком лучше дома. И не сразу. Сначала поесть, убрать и... и надо обязательно дождаться Эркина.
Поэтому дома закипел обычный домашний водоворот. Но Андрей был серьёзен, не балагурил, не дразнил Алису и ел, явно не замечая вкуса. Алисе никто не делал замечаний, и даже не заметили, что она суп ела без хлеба. Потрясённая таким оборотом дела, Алиса не стала после обеда проситься ни в коридор, ни тем более на улицу, а ушла к себе в комнату и села читать заданное на завтра стихотворение, хотя выучила уже его в школе на самоподготовке после прогулки и обеда.
Женя мыла посуду, а Андрей сидел за столом, в который раз перечитывая телеграмму.
— Ну, Андрюша, как же так?
— А вот так, женя. Чёрт, и слинять некуда.
— Ты что?! Он же твой отец!
Андрей скомкал телеграмму.
— На фиг! Не нужен я ему. А он мне — тем более!
— Так нельзя.
— Так есть! Я ж... ладно, где он был? А? Смотри, май, июнь, июль, август, — Андрей загибал пальцы, — четыре месяца, а, это ж... это сто двадцать дней, и где он был? Таких командировок не бывает. Знаю я эти... командировки. Думал он, видите ли, решал. Профессор он, видите ли, председатель ... — Андрей явно, чуть ли не демонстративно через слово проглатывал ругательства. — А я кто? Блатарь, недобиток, работяга в цеху, принеси-подай-пошёл вон. На что я ему? Сама подумай, женя. Четыре месяца ждал он, чего ждал? А теперь с чего-то приехать решил.
Женя расставила вымытую и вытертую посуду, вытерла стол и застелила его скатертью, поставила вазочку с цветами.
— Вот так. Пусть будет красиво. Успокойся, Андрюша.
— Да я спокоен, — Андрей разжал кулак и бросил на стол бумажный комок, разгладил его. — Да нет, Женя. Обидно, конечно. Вот мама бы нашлась, или сестрёнки, — он быстро посмотрел на Женю и невесело улыбнулся. — Что, не говорил тебе Эркин? — и кивнул, не дожидаясь ответа. — Не говорил. Умеет молчать братик. У меня же две сестры было. Аня, старше меня, и Милочка, младшенькая. У нас по три года разницы. Аня ещё до войны родилась. Мы тогда в Царьграде жили, мама рассказывала. Погибли они, Женя, все трое, и мама, и девчонки, замордовали их на допросах. Я один остался.
— Андрюша, ты не один.
Он зло мотнул головой, но Женя села напротив, взяла его за руки и повторила:
— Ты не один. Мы же вместе.
— Да, — он заставил себя улыбнуться. — Да, у меня есть брат, невестка, племянница. И больше мне никто не нужен, Женя.
Женя кивнула, но возразила:
— Он твой отец.
— Ну, — Андрей вдруг ухмыльнулся. — А вот это ему ещё надо доказать.Вот пусть... Игорь Александрович Бурлаков и докажет, что я, Андрей Фёдорович Мороз — его сын. А то разлетелся... пусть докажет.
Женя покачала головой.
— Ладно, — Андрей мягко высвободил руки. — От Царьграда до нас за день не доберёшься, и даже за два. Дождёмся Эркина и чего-нибудь придумаем. Брат у меня старший, умный. Не боись, Женя, всё будет нормально.
Женя вздохнула.
— Хорошо, Андрюша. Конечно, дождёмся Эркина.
— Я к себе пойду, — встал Андрей. — У меня там уроки, то да сё.
— Ой, — спохватилась Женя. — А квартира?
— Потом, — отмахнулся Андрей.
Ему было уже не до квартиры. У себя в комнате Андрей задёрнул шторы, отгораживаясь от всего, включил настольную лампу и разложил учебники. Завтра этих уроков нет, а по тем ещё ничего задать не успели, но надо же себя чем-то занять.
Убрав в кухне, Женя разгладила скомканную Андреем телеграмму и, оставив её на столе, пошла к Алисе. Что бы ни было у них, у Алисы жизнь должна продолжаться как обычно.
Уроки Алиса сделала ещё в школе, и Женя только проверила их, потом они вместе собрали и подготовили всё на завтра. Потом поужинали. Андрей ел быстро, молча и сразу ушёл опять к себе.
— Мам, а Андрюха уроки делает?
— Да.
— А чего он такой? Он двойку получил?
— Нет, — улыбнулась Женя.
— А чего тогда?
Женя вздохнула.
— Я тебе потом объясню.
Алиса на секунду задумалась.
— Ладно.
Они сидели на кровати Алисы, в комнате было уже совсем сумеречно, почти темно. Женя хотела встать включить свет и задёрнуть шторы, но Алиса удержала её.
— Мам, давай ты мне расскажешь что-нибудь.
— Ладно, — согласилась Женя, — расскажу, а потом сразу спать.
— Ага, — Алиса подлезла под её руку и привалилась к её боку. — Про Русалочку, ага?
Женя тихо засмеялась и начала рассказывать.
Вылет задержали, и в Сосняках Бурлаков оказался позже, чем рассчитывал, и последний автобус на Загорье уже ушёл. Но он и не собирался ехать на автобусе.
На стоянке междугороднего такси стояла всего одна машина. Услышав про Загорье, водитель присвистнул.
— Не ближний свет. И когда там будем, обратно ж порожняком пилить придётся.
— Оплачиваю оба конца, — твёрдо ответил Бурлаков. — И обратно как хочешь, а туда побыстрее.
— Двадцать пять, и к самому дому доставлю.
— Идёт.
Обычно он садился рядом с водителем, чтобы заодно и поговорить: ведь никогда заранее неизвестно, чем обернётся такая встреча и разговор, но сегодня сел сзади: говорить не хотелось. Водитель, немолодой уже, в гимнастёрке под шофёрской курткой, видимо, понял это и, уточнив адрес — Цветочная улица, тридцать первый дом — потом уже всю дорогу молчал и даже радио — машина была новомодная, со встроенным радиоприёмником — сделал чуть слышным.
Покачиваясь на мягко-упругом сиденье — шоссе больше походило на хорошо укатанный просёлок — Бурлаков думал о своём. Сейчас сразу к Морозам, время позднее, так что должны быть дома. Поблагодарить, узнать адрес Серёжи. А если он на работе? Сразу туда, а если... нет, сколько можно эти "если" перебирать. Ах чёрт, ну почему так нелепо получилось, четыре месяца письмо ждало его, валялось в никому не нужной груде конвертов. Сердце-вещун... чепуха, ничего не вещает сердце. Серёжа хочет быть шофёром... Ну, это мальчишеское, это пройдёт. Конечно, водить машину надо уметь, и все Бурлаковы были "рукастыми". Человек должен всё уметь. И знать. Всё о немногом и немного обо всём. Школа... мальчику надо учиться. Вечерняя школа... ладно, что-нибудь придумаем.
Стемнело, и водитель включил фары. Ехали быстро, но Бурлакову мучительно хотелось поторопить. Но и сказать ничего не мог.
Господи, если ты есть, если бы я верил в тебя, господи... бледное лицо Риммы с закушенными губами...белоголовый мальчик в трогательно-полосатой пижамке спит, зарывшись в подушку... Милочка в обнимку со своим мишкой... Анечка... он зашёл к ним, постоял над каждым. Ни один не проснулся.
— Береги детей, Римма.
Нет, он не сказал этого. Вслух не сказал. Но подумал. И Римма услышала и ответила.
— Я постараюсь.
Тоже про себя сказала. Но он услышал. В прихожей они обнялись, Римма поправила ему шарф.
— Будь осторожен.
— Со мной всё будет в порядке.
Да, с ним всё обошлось. А они... Господи, сделай так, чтобы это оказалось правдой, чтобы его встретил Серёжа, милый, ласковый и весёлый мальчик...
Освещённые улицы города возникли внезапно. Машина и раньше проносилась сквозь какие-то маленькие городки, но сейчас водитель, не оборачиваясь, сказал:
— Загорье, — и уточнил: — Цветочная?
— Да, — вздрогнул Бурлаков. — Тридцать один.
Цветочную улицу нашли быстро, но она закончилась на девятнадцатом номере. Дальше проезд загораживала тёмная вверху и полосатая внизу от белых стволов берёзовая роща.
— Вот чёрт! — выругался водитель. — В объезд придётся.
— Нет, решил Бурлаков, достал и протянул ему деньги. — Я дойду. Спасибо.
Водитель, принимая деньги, внимательно посмотрел на него.
— Подождать?
— Нет, не надо. Спасибо.
Бурлаков вышел из машины и захлопнул дверцу. Прежде, чем развернуться и уехать, водитель пожелал ему удачи. Но он не услышал.
В роще было светлее, чем казалось снаружи. Во всяком случае тропинку он различал. А когда он вышел к оврагу, сияющие окна и фонари на той стороне показались нестерпимо яркими.
Как он шёл зимой? Вроде с другой стороны, но это неважно. Вон и ступеньки, и лёгкий, даже не мостик, а переход, оставляющий воду открытой, без перил, но устойчивый. Ну вот, вот и... какой подъезд? Помнится... да, левое крыло, тогда вот этот.
На лестнице кто-то с ним поздоровался. Он ответил, даже не поняв, кто это. Длинный коридор с множеством дверей. Вот и семьдесят седьмая. Тот же коврик в красно-зелёную клетку.
Бурлаков перевёл дыхание и нажал кнопку, белую пуговку на чёрном кружке. За дверью залилась трель звонка, потом послышались шаги и молодой мужской голос сказал:
— Я открою. Кого это принесло?
Щёлкнул замок.
Андрей старался сосредоточиться, но в голову лезло совсем другое, абсолютно не относящееся ни к русской грамматике, ни к физике. Нет, так он только ошибок насажает. Андрей достал учебники на завтра. Математика... брать алгебру или геометрию? Или оба сразу? Ладно, тяжесть невелика, так что оба, и две тетради тогда. Историй тоже две. История России и Мировая. Наверное, мировую, всё-таки мир древнее России, а начинать надо с древнейшего, старшие всегда впереди, и за пайком, и к стенке. И литература. По литературе тетрадь точно в линейку, а по истории? Схемы, таблицы — он ещё вчера на перемене просмотрел учебник -клетка будет удобнее.
Он перекладывал книги, надписывал тетради. Ученика Мороза Андрея... чёрт, как же не вовремя эта телеграмма. Теперь что, дома не ночевать, в облаву главное — на глаза не попасться, переждать, а своя ещё не приспособлена, спать на полу и есть из пригоршни неудобно, да и не в этом дело, имя-то его там прописано, по имени через Комитет найдут его запросто, значит, что? У девок ночевать? Каждую ночь в новой постели. Чтоб не высчитали, не выследили, зайцем солёным бегать. Да, докатился колобок. В аккурат до лисьего носика. Ну... поплясать — попляшу, надо — так и песенку спою, а там уж не обессудьте, мной и подавиться можно.
Андрей собрал на завтра портфель и подошёл к шкафу. Книг на полке прибавилось. Потихоньку подкупал летом. Надо будет как-нибудь в воскресенье в Сосняки смотаться, там всё-таки книжный не чета Загорью. Читать что-то серьёзное он сейчас не мог, и потому взял книжку рассказов. "И смех, и грех". Рассказики на страничку, много на две, но ухохочешься. Даже Эркину понравилось.
И только лёг на диван с книгой, только начал вчитываться и даже хмыкнул водном месте, как зазвенел звонок.
Кого ещё там принесло?!
Андрей сердито хлопнул об диван книгой и побежал в прихожую, твёрдо уверенный, что шуганёт любого... от души. Кто б там ни был, но нашёл, сволочь, время по гостям шляться!
Из ванной смутно доносился шум воды — значит, Женя моет Алису на ночь. Ну так тем лучше. Он крикнул, что откроет, и щёлкнул замком.
Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга. И одновременно Бурлаков, снимая шляпу, шагнул вперёд и сказал:
— Здравствуйте, мне кого-нибудь из Морозов.
А Андрей, налегая на дверь, чтобы захлопнуть её перед пришельцем, огрызнулся:
— Нету такого! Вали отсюда!
Но выпихнуть Бурлакова ему не удалось. Тот оказался неожиданно сильным.
Ударить его Андрей как-то не смог, и Бурлаков вошёл.
— Однако вы не гостеприимны.
— Какой есть. Вали отсюдова, понял, нет!
Бурлаков сначала растерялся, но уйти он не может, нет, что это за парень, откуда он взялся? Высокий, светловолосый, с растрёпанный шапкой кудрей, кто это? Лицо, вроде, знакомое, где-то он уже видел...
— Ну, чего лупишься? Глухой если, так я тебе уши враз прочищу!
Андрей распалял, заводил себя, но получалось плохо. И растерянное лицо Бурлакова не помогало, даже мешало.
На шум выглянула из ванной Женя. Звонка она за плеском воды и восторженными взвизгами Алисы — та обожала "шторм и бурю" в ванне — не расслышала и сначала просто увидела, что Андрей с кем-то разговаривает.
— Ой, пришёл кто? Андрюша...
Они оба обернулись к ней, и Женя узнала Бурлакова.
— Ой, Игорь Александрович, здравствуйте, Андрюша, это ж...
— Он адресом ошибся, Женя, — твёрдо ответил Андрей. — Ты иди, я с ним сам разберусь.
— Нет, как же, ты что, — Женя порывисто оглянулась. — Алиска, быстренько вылезай и вытирайся, — и зачастила: — Игорь Александрович, вы раздевайтесь, проходите, я сейчас чай поставлю, Андрюша проводи в гостиную, я мигом, Алиса, быстренько, надевай халат, ну же, Андрюша, это же Бурлаков, Игорь Александрович, ну же...
Сопротивляться её натиску было невозможно, и Андрей буркнул:
— Знаю, встречались. Ну, пошли, раз так.
И, не оглядываясь, вышел из прихожей в большую комнату.
Бурлаков, застыв на месте, смотрел ему вслед. Андрюша? Это... это и есть Андрей Мороз?! Но...
-Игорь Александрович, вы проходите, мы вас не ждали...
Женя запахнула халатик. Господи, как же неудачно получилось, он же, бог знает, что подумает, не прибрано, она в халате, Андрюша не в себе, и Эркина нет, ну... ну... ну, надо же что-то делать.
— Игорь Александрович, вы проходите, мы вам рады.
Из ванной высунулась мордашка Алисы, и, ойкнув, Женя метнулась туда.
Бурлаков положил на вешалку шляпу, снял и повесил плащ. Он не то, чтобы успокоился, а перестал, как когда-то говорилось в царьградских переулках, вибрировать, или, если по-алабмски, трепыхаться. Что бы ни было, но сегодня, сейчас он узнает всю правду, и с недоговоренностью будет покончено, раз и навсегда. Перед зеркалом пригладил волосы, поправил галстук и прошёл в гостиную.
Андрей уже включил свет и задёргивал шторы. Услышав за спиной шаги, он резко обернулся. Смерил вошедшего насмешливо пристальным взглядом. И получил в ответ такой внимательный, но очень серьёзный взгляд.
— Ну? — первым не выдержал Андрей. — Никак узнать нельзя, так, что ли? — а так как Бурлаков молчал, по-прежнему разглядывая его, продолжило: — Встречались, как же, как же, как сейчас помню.
— Андрюша, — в комнату вбежала уже в платье Женя, бросила на стол сложенную скатерть. — Я чай поставила, помоги.
— Я... — начал Бурлаков.
Но Андрей, отодвигая от стены стол, чтобы можно было сесть четырём, и разворачивая хрустнувшую крахмалом белую скатерть, перебил его:
— Как же, как же, знаем, наслышаны. Бурлаков Игорь Александрович, профессор и председатель. И чего ж с такой высоты, за раз не доплюнешь, да такого туза в наше захолустье занесло? Мы люди простые, сермяжные, не по нашему рылу честь такая. Женя, чайник кипит.
Женя настороженно посмотрела на него, но вышла. И Андрей шагнул к Бурлакову.
— Чаем, так и быть, напоим. И сваливаешь отсюда, тут же. И чтоб я тебя в жизни больше не видел. Понял?
— Нет, — твёрдо ответил Бурлаков. — Ты... ты Серёжа?
— Кто-о?! — почти искренне удивился Андрей. — Как это вы меня назвали?
— Серёжа, — уже уверенно ответил Бурлаков. — Серёжа, это же ты.
Андрей издевательски ухмыльнулся.
— Ошибочка ваша, прохфессор. Андрей я, Мороз Андрей Фёдорович.
Андрей шутовски тряхнул головой в полупоклоне, но глаза у него оставались злыми, и улыбка смотрелась оскалом.
Бурлаков перевёл дыхание. Руки он спрятал в карманы пиджака, чтобы парень не увидел, как у него дрожат пальцы. Он выдержит, всё выдержит, и ему же ещё тогда, зимой, говорили, что мальчик всё забыл, но это не страшно. Главное... главное — убедиться, что этот парень именно он, его Серёжа, что нет ошибки, случайного совпадения. А сейчас... успокоиться самому и успокоить парня.
— Хорошо, пусть будет Андрей.
— Не будет, а есть, — отрезал Андрей.
Он чувствовал, что сейчас сорвётся, и потому заставил себя отвернуться, выйти в свою комнату.
Бурлаков остался один. Он достал сигареты и огляделся в поисках пепельницы. Да, зимой комната была пустая, с ещё не выветрившимся запахом хвои от рождественской ёлки, а сейчас... стол и дюжина стульев вдоль стены. Зал для танцев... Зачем? Но тут же забыл об этом. Потому что в комнату вошёл, плотно прикрыв за собой дверь, Андрей. Поставил на стол, тяжело пристукнув, стеклянную пепельницу и достал из кармана сигареты. Закурив, бросил пачку на стол, предложив не словом, а жестом. Бурлаков закурил свою и свою пачку так же бросил на стол.
— Смотри-ка, — насмешливо хмыкнул Андрей. — Гордый, значит. Ну, так зачем приехал?
— Ты сам знаешь, — ответил Бурлаков.
И Андрей решил выложить заготовленное.
— Так кого ищешь? Может, — он снова усмехнулся, — я не разобрал с одного-то разу.
— Серёжу. Кого ещё мне искать? — с грустной улыбкой ответил Бурлаков.
— Нет Серёжки-Болбошки, — отрезал Андрей. — Пылью лагерной стал, — и густо покраснел, сообразив, что прокололся.
Бурлаков ошеломлённо открыл рот, но тут в комнату вошла Алиса.
— Здрасьте, — чинно начала она.
Вообще-то её уже уложили спать, но услышанное было настлько интересным, что требовало немедленного уточнения. Тем более, что открывались весьма радужные перспективы. И поэтому она вылезла из постели и отправилась на поиски истины.
— Здравствуй, — улыбнулся ей Бурлаков.
В первый момент Андрей даже обрадовался полученной передышке: надо было срочно выпутываться из западни, в которую он сам себя так опрометчиво загнал.
— А я вас помню, вы зимой приходили, -вела Алиса светскую беседу и уточнила: — С тортом.
— Верно, — Бурлаков любовался ею, румяной, беловолосой и голубоглазой, в розовой с оборочками пижамке.
Улыбался и Андрей. Чего Алиска не упустит, так это "тортовый интерес". Но следующие слова Алиски оказались настолько "не в масть", что он даже растерялся.
— Вы Игорь Александрович Бурлаков, — Алиса не хотела оставить никаких неясностей.
— Тоже верно, — кивнул Бурлаков.
— И вы Андрюхин папа.
Бурлаков схватил открытым ртом воздух, не в силах говорить, а Алиса продолжала:
— Вы же даже похожи, правда-правда. А раз вы ему папа, а он мне дядя, то мне вы дедушка. Правильно? — и сама ответила: — Всё правильно. Вот.
Бурлаков и Андрей посмотрели друг на друга и одновременно отвернулись, уставившись на Алису.
— Алиса! — в комнату влетела Женя. — Ты почему встала?! Немедленно в постель!
— Он мой дедушка, — стала объяснять Алиса.
Но тут пришёл в себя Андрей.
— Заткнись! — рявкнул он, ударом гася сигарету и хватая Алису в охапку. — Шас так врежу...!
Это уже не игра, и Алиса завопила тоже всерьёз:
— Пусти! Я Эрику скажу, он тебе всё на хрен оторвёт!
— Алиса?! — ахнула Женя.
— Я тебе сейчас всё сам оторву, — пообещал Андрей, унося ругающуюся сразу на двух языках Алису.
Женя беспомощно посмотрела на Бурлакова и выбежала следом. И почти тут же вернулся красный взлохмаченный Андрей.
— От меня научилась, — обиженно бурчал он. — Я один, что ли, на весь город...
И это бурчание было так знакомо Бурлакову, что он рассмеялся.
— Что, влетело?
— А ты не встревай! — тут же огрызнулся Андрей. — Принесло тебя. Четыре месяца думал, примеривался и на тебе, заявился.
— Вы что, телеграмму не получили? Я был в командировке, в поле.
— Ага, в Поле, с Полей, на Поле и под Полей, — издевательски заржал Андрей. — А может, с Машей. А ещё с Катей, Дашей и Глашей. И как там травка? Мягонькая?
— Ты что несёшь? — этого Бурлаков не мог спустить. — Ты с кем разговариваешь?
— С профессором, — немедленно отпарировал Андрей. — Знаем мы это... как ты аспиранток консультируешь.
— Ты...? Ты откуда это...? Вы же спали. Мы никогда при вас... Мама...
— Маму не трожь, — голос у Андрея внезапно охрип, в нём заклокотали невыплаканные ещё тогда слёзы. Всё равно он прокололся, ну так игры закончены, и получи своё, сполна и от души. — Она жизнь за тебя положила. Ты-то выжил, наверху теперь, это нас по тюремному полу размазали, на трамваях прокатили, а ты... жируешь, отсиделся в своём подполье и сейчас... ты... — он задохнулся и замолчал.
Трамваи, при чём тут трамваи? Бурлаков внезапно понял при чём, о чём ему сказал Серёжа. Его... его детей и жену... нет, этого не может быть, нет!
— Серёжа... сынок...
— Заткнись, — ломая спички, Андрей закурил, глубоко, чтоб до самого нутра дошло, затянулся, медленно выпустил дым и повторил: — Заткнись.
И пока Женя вносила и расставляла чашки с блюдцами, тарелку с печеньем, тарелку с бутербродами, вазочку с конфетами и чайник с заваркой, они молчали. Андрей курил, привычно спрятав сигарету в кулаке, чтоб ни огня, ни дыма снаружи не углядели, а бурлаков смотрел на него.
Всыпав Алисе, отругав Андрея и немного поплакав в ванной, Женя уже успокоилась, по крайней мере — внешне.
— Андрюша, кипяток принеси, пожалуйста.
Андрей, вздрогнул и, погасив сигарету, вышел со словами:
— Сейчас, Женя.
— Игорь Александрович, — Женя постаралась улыбнуться. — Вы извините нас.
— Ничего-ничего, Женечка, — машинально ответил Бурлаков. — Всё нормально.
— Игорь Александрович, вы не переживайте так, Андрюша, он...
— Вот и я, — Андрей внёс чайник, пытливо оглядел Женю и Бурлакова. — И об чём тут речь?
— О тебе, — улыбнулась Женя. — Какой ты хороший.
— Ну, Женя, это уж совсем лишнее, — Андрей поставил чайник на стол и, передвигая чашки, продолжил, демонстративно игнорируя Бурлакова. — Про себя я всё сам знаю, ещё ты и брат мой, а остальным незачем, — и, будто только сейчас увидев, насмешливо Бурлакову: — Садитесь, чай пить будем.
Женя немного суетливо разлила чай, вздрагивающим голосом предложила Бурлакову бутербродов и печенья. Он покачал головой, благодаря и отказываясь. Андрей насмешливо прищурился.
— Что, профессор, не по нутру?
Бурлаков поднял на него глаза, но ответила Женя.
— Андрей, прекрати!
— А чего? — немедленно заблажил блатным плаксивым голосом Андрей. — А чего я такого сказал?! Они-то, прохфессора, и едят не по-нашенски, им везде лафа, кому война — тётка зла, а им так и мать родна.
— Прекрати, — тихо сказал бурлаков.
Андрей пренебрежительно хмыкнул, но замолчал.
— Игорь Александрович, вы надолго к нам? — дав сделать несколько глотков, начала Женя.
— Как приехал, так и уедет, — твёрдо сказал Андрей. — Вот сейчас чаю напьётся, на халяву, Женя, и уксус сладок, и умотает, и скатертью ему дорога, чтоб нам век его больше не видеть.
— Андрей! — не выдержала Женя. — Ну нельзя же так. Он же твой отец! Игорь Александрович...
— Женя! — не дал ей договорить Андрей. — Это ещё доказать надо, это раз...
— Что? Что тебе надо доказывать?
— Мне? Мне, Женя, ничего, а вот ему, — Андрей взмахом головы показал на Бурлакова, — ему надо. Он должен доказать.
— Андрей! Вы же похожи даже.
— Сходство ещё не доказательство, аналогия — не тождество! — Бурлаков вздрогнул и как-то странно посмотрел на Андрея, но тот не заметил этого и продолжал: — И мало ли кто на кого похож. Или не похож. Ну, вот, Женя, смотри. Мы с Эркином братья, а сходство есть? То-то!
Андрей победно улыбнулся и стал допивать свой чай. Бурлаков, к удивлению Жени, явно успокоился и даже будто повеселел. Он тоже взял себе бутерброд и стал с аппетитом есть, прихлёбывая остывший чай. Ложечку он оставил в чашке и, отпивая, придерживал её указательным пальцем, прижимая к краю рядом с ручкой. Его благодушие насторожило Андрея. Он подозрительно оглядел Бурлакова, задержался взглядом на его руках, потом посмотрел на свою, державшую чашку с ложечкой так же, и медленно густо покраснел. Но заставил себя спокойно допить и поставить чашку на стол.
— Андрюша, ещё...
— Спасибо, Женя, потом. И, — он улыбнулся, — я у себя дома, захочу, сам налью. Ну, так ак, профессор?
Бурлаков улыбнулся с не менее ехидной насмешкой.
— Жалко, что ты на Эркина не похож. Он умный.
— Та-ак, -угрожающе протянул Андрей. — Ты смотри, какой шустряк. Так ты что, и сюда лапу тянешь?
— Раз Эркин тебе брат, то мне он сын, — твёрдо ответил Бурлаков.
Женя изумлённо ахнула. Андрей проглотил готовое сорваться с языка ругательство и тихо со злобой ответил:
— А это как он решит.
— Я подожду, — кивнул Бурлаков.
— Тогда я вам чаю налью, — храбро улыбнулась Женя и потянулась к чайнику.
Андрей дал ей наполнить чашку Бурлакова и взялся за чайник. Налил себе чаю. Да, лопухнулся он, чего там, прокол за проколом, но ещё не всё потеряно. Эркин за него, это точно, увезти себя он не даст, и сказал он профессору-председателю ещё не всё, терять уже нечего, можно отпустить душу.
— Так зачем ты приехал?
— Тебя увидеть, — спокойно ответил Бурлаков.
— Так виделись уже, — Андрей ухмыльнулся. — Говорили даже. Я же — шваль, мусор уголовный, Женя, не красней, это он сам меня так назвал. И на какого чёрта я ему такой нужен?
— Подожди, подожди, — Бурлаков напряжённо свёл брови. — Я сказал такое? Тебе? Не было этого. Не могло быть!
— Я говорю, значит, было, — Андрей с удовольствием отхлебнул чаю, оставив на этот раз ложечку на блюдце. — Так на что профессору-председателю блатарь-недобиток, а?
— Постой, когда это было?
— Не помнишь, значит, — Андрей самодовольно откинулся на спинку стула.
И по этому движению Бурлаков узнал. Так вот почему сразу показался знакомым.
— Так там, в Атланте, был ты?!
— Я, — Андрей зло улыбнулся. — И всё, что мне полагалось, я ещё тогда от тебя услышал. Теперь ты четыре месяца думаешь, на что, дескать, можно мусор употребить, и заявляешься. Так на что, для какого, — он издевательски подмигнул, — такого дела я понадобился, а?
— Почему ты не подошёл? — словно не слыушал его Бурлаков.
— А я подошёл, — Андрей оглядел стол и взял печенье. Намазал маслом и пришлёпнул другим печеньем. — Так что всё сказано, услышано и понято. Понял?
— Почему ты не подошёл? — повторил Бурлаков. — Не назвал себя?
— Кого? А на хрена тебе Андрей Мороз сдался? — Андрей дожевал своё сэндвич, взял сигареты и закурил. — Женя, ты не волнуйся. Он сейчас уйдёт.
— Не решай за меня.
— Ты ж решаешь за других, — Андрей пустил дым к потолку. — А я тебе не шестёрка, и ты мне не пахан, чтоб я по твоему слову дышал.
Значит, тот наглец в лагере был Серёжей. Чёрт, как нелепо всё вышло.
— Мне сказали, что ты погиб. Дважды.
— А хоть трижды. Я тебе ясно сказал. Серёжи Бурлакова нет. И не ищи его.
— Андрюша...
— Нет, Женя, я знаю, что говорю. Ты, -Андрей говорил, сдвинув языком сигарету в угол рта, твёрдоглядя сквозь дым на Бурлакова. — Ты, когда уходил, знал, что так будет. И ушёл.
— Послушай, это была война.
— Знаю. И что победа цену имеет, тоже знаю. Ты свою цену заплатил, а я свою. И ты к моей, — Андрей чуть повысил голос, — победе не примазывайся.
Женя с отчаянием смотрела на него. Он улыбнулся ей, затянулся, докуривая сигарету и размял окурок в пепельнице.
— Женя здесь, а то бы я тебе по=другому объяснил. Чтоб дошло. А то какой-то непонятливый профессор попался.
Женя беспомощно посмотрела на Бурлакова. Но на того выпады Андрея вроде не действовали.
Бурлаков рассматривал Андрея, не слушая, вернее, не слыша его слов. Да, Володька, вылитый Володька, младший брат Риммы, такой же упрямый, обидчивый, но Бурлаковская кровь сильнее, дед тоже любил завернуть такое, что ломовые битюги на дыбы вставали, и голову он вскидывает как дед. И неважно, что он там говорит, главное — жив, Серёжа выжил.
— Зря лыбишься, — ворвался насмешливый голос.
Бурлаков вздрогнул.
— Извини, задумался.
Женя вышла поставить подогреть чайник, и Андрей решил добивать, пока Эркин не пришёл. Тот с работы, усталый, а тут вместо отдыха возись с этим придурком.
— Вали отсюда.
— Опять сначала, — заставил себя улыбнуться Бурлаков. — Не надоело?
— Не твоя забота. Не понял если, я тебе по-простому салазки загну.
И услышал неожиданное.
-Не нарывайся. А то сдачи получишь.
— Та-ак.
Доводить до ножа Андрею, конечно, не хотелось. По многим и очень веским причинам. Но отступать тоже нельзя. И выкинуть его до прихода Эркина надо. А тот сел, как привинтился, и ничего его не берёт.
Бурлаков смотрел на него открыто, в упор. Вот этот злобный, ощерившийся на весь мир зверёныш — его Серёжа?! Что же с ним сделали? Но это не страшно. Главное, что он жив.
Этот взгляд мешал Андрею сосредоточиться на злобе, и он вдруг по-детски жалобно попросил
— Уйди, а? Ну, уйди сам по-хорошему.
— Почему ты гонишь меня? — тихо спросил Бурлаков.
— Да потому, что без тебя мне хорошо. Не нужен ты мне.
— Нет, Серёжа...
— Я Андрей, — со сразу вскипевшей злобой поправил его Андрей. -Я ж сказал тебе. Ты лагерную пыль видел когда? На плацу, где поверки, из крематориев как пепел ссыпают, видел? Там ищи. А я — Андрей Мороз, и ты мне — никто, понял? Не докажешь, намертво стоять буду. Ссуду скажешь вернуть, председатель хренов, верну, сдохну, а проживу без тебя и без денег твоих. А увезти меня, хрен выкуси, — Андрей всё злее пересыпал фразы руганью, уже не дразня, а всерьёз. — Зубами рвать, падла, буду, ты, гнида... — и осёкся, увидев Женю.
Женя внешне очень спокойно поставила на стол чайники, словно не заметив покрасневшего Андрея, села, налила Бурлакову чая и заговорила об Андрее.
— Андрюшу все любят у нас, и на работе, и в школе. Он позже остальных учиться начал, и не только догнал, но и первым закончил. На одни пятёрки. И на работе. Другие по году в учениках сидят, а Андрюшу через квартал в рабочие перевели.
Андрей, растерянно полуоткрыв рот, слушал Женю и ничего не понимал. А Женя уже перешла к бытовым проблемам.
— У Андрюши и своя квартира будет, уже дом построили, обставить только надо, издесь у него комната своя. Я понимаю, вам, Игорь Александрович, конечно, хочется, чтоб ему хорошо было, но у Андрюши вс1 есть. Андрюша, ты бы показал, какая комната у тебя, и книг ты сколько накупил.
Бурлаков живо обернулся к двери, ведущей, как он понял, в комнату андрея, но тот одним прыжком сорвался с места и загородил собой дверь.
— Не пущу! Шмон по ордеру только, понял?
— Андрюша! — ахнула Женя. — Он же отец тебе.
— Без ордера только своим, — упрямо повторил Андрей.
Что Женя своим рассказом пытается заставить Бурлакова не забирать его, он догадался, но подыгрывать не стал.
Бурлаков ответить не успел. Потому что открылась входная дверь и Женя метнулась в прихожую.
— Эркин, наконец-то!
Андрей перевёл дыхание и улыбнулся. Теперь он не один. А вдвоём они — сила!
Ещё подходя к дому, Эркин заметил, что свет горит во всех окнах, кроме Алискиной комнаты. С чего это? Ну, Женя его ждёт, но либо на кухне, лимбо в спальне, ну, у Андрея свет, зачитался, наверное, как обычно, а в большой-то почему? Плотные шторы не давали разглядеть внутренность, и он начал тревожиться. Взбежал по лестнице, подошёл к своей двери и, доставая ключи, прислушался. Вроде слышались голоса, но... но там что-то странное, и, тревожась всё сильнее, открыл дверь.
Одновременно он услышал голос Андрея, злой, на той грани, где слова уже не важны, а достают нож, и тут к нему на шею кинулась Женя.
— Женя, что случилось?!
— Он приехал! Эркин...
— Кто?! Женя, кто?
— Он. — Женя как-то забыла, что Эркин даже о телеграмме не знает. — Он, Бурлаков, Андрюшин отец.
Отец? Эркина вдруг шатнуло, он даже ухватился за дверной косяк, чтобы устоять.
— И... — он выталкивал слова сквозь сведённое судорогой горло. — И что теперь?
— Андрей... он как не в себе, он... успокой его.
Эркин кивнул, заставил себя перевести дыхание и, как был, не переобуваясь и не сняв джинсовой куртки, вошёл в гостиную.
Стол выдвинут и накрыт для чая. Андрей в дверях своей комнаты, загораживает её, а за столом седой, памятный ещё по лагерю...
Увидев Эркина, Андрей радостно улыбнулся.
— Во! Здравствуй, брат.
— Здравствуй, — кивнул Эркин.
Бурлаков повернулся к нему и встал.
— Здравствуйте.
Ему, улыбаясь, протягивали руку, и Эркин ответил на рукопожатие, тоже улбынулся. Но глаза его оставались встревоженными.
Вбежала Женя с чашкой.
— Эркин, садись, ты с работы, чаю...
Помедлив, Эркин кивнул.
— Да, Женя, я сейчас, — и Бурлакову: — Извините.
В прихожей он снял и повесил джинсовку, переобуваться всё-таки не стал, мало ли что, да и неудобно при таком госте в шлёпанцах, вымыл руки и вернулся в гостиную. Женя ему уже налила чаю, и он сразу, едва сев за стол, отхлебнул горячей сладкой с приятной горчинкой жидкости.
Сел к столу и Андрей.
— Вот, брат, смотри, кто приехал.
— Вижу, — ответил Эркин.
Он не знал, как спросить о самом главном: когда Бурлаков заберёт Андрея и можно ли будет им потом если не видеться, то хотя бы писать друг другу, он же только грузчик, да ещё бывший раб, а Андрей теперь не простой работяга, репатриант из угнанных, каких сотни и тысячи, а сын председателя всесильного Комитета. И спросил о другом. Но тоже важном.
— Вы получили письмо? Женя написала вам тогда, весной.
— Да, — кивнул Бурлаков. — Получил. Но я был в поле, в экспедиции и прочитал, когда вернулся.
Он видел, что Эркин не понял его слов про поле и экспедицию, но не место и не время объяснять. Парень чем-то сильно встревожен, почти напуган.
— Как на работе?
— Спасибо, — вежливо улыбнулся Эркин. — Всё в порядке, — посмотрел на Андрея и решил попробовать выяснить не впрямую, а с подходом. — Ты уроки все сделал?
— Русский весь, и физику. По биологии почитать ещё надо. А ты?
— Русский сделал, — Эркин улыбнулся Жене, успокаивая не так её, как себя: ну, раз Андрей говорит об уроках, значит, завтра он ещё здесь, а за ночь они обо всём договорятся.
Эркин пил чай и смотрел на Андрея. Будто запоминал, будто в последний раз видит. Андрей почувствовал, понял этот взгляд и сразу напрягся. Нет, гнать этого придурка к чёрту, пока, в самом деле, до ножей не дошло.
— Ну, брат, как он тебе?
— Кто? — не понял вопросы Эркин.
— А вот сидит. Четыре месяца думал, надумал и припёрся. Он, вишь ли, отец и права имеет.
— Какие права? — глухо спросил Эркин.
— А любые. Помнишь, читали?
Похолодев, Эркин кивнул. Эти статьи читали всем "Кораблём". Даже те, кто газету ни на завёртку, ни на закрутку не возьмёт, эти читали, передавая из рук в руки. Что родители ищут потерянных в войну детей, находят и забирают, что если нет документов, то по воспоминаниям, по родинкам опознают, что лучше, чем с родными, нигде и никак не будет, что родная кровь всего сильнее, а права родительские нерушимы... Словом, все тогда перепугались. Ведь половина, а то и больше приёмные, записанные, кого в угоне, а кого прямо на дороге подобрали. И не местный писака сочинил, а из столичных газет перепечатали. Это от власти, не прямой приказ, но предупреждение: готовьтесь, дескать. Они тогда решили, что им бояться особо нечего: Алиса Жене родная, кровная, он — муж Жени и в метрику Алисе отцом вписан, а от Андрея отец — по словам самого Андрея — отказался, так что... рано радовались, выходит. Не понял чего-то, значит, тогда Андрей, вот и... Заявился. Прямо, как писали, что приезжают и... с концами. И у него все права. Он — отец.
— Он твой отец, — тихо сказал Эркин.
— Ага, — неожиданно легко согласился Андрей. — А ты мне кто? — и, не дожидаясь слов Эркина, сам ответил: — Брат. Значит, и тебе он отец.
— Что-о?! — Эркин даже вскочил на ноги, сжав в кулаке ложечку.
Оторопело посмотрел на Бурлакова, снова на Андрея. И Андрей, увидев, как медленно исподволь темнеет и тяжелеет лицо Эркина, решил, что игра сделана и надо добивать.
— Что? — он издевательски улыбнулся Бурлакову. — Замандражировал, профессор?
К его удивлению, Бурлаков радостно улыбнулся. Андрей понял, что опять прокололся, не то слово выпустил, и решил быстренько поправиться, да и фразу надо закончить.
— Отказываешься?
— И не думаю, — рассмеялся Бурлаков. — Ни мандражировать, ни отказываться не буду. Твой брат — мне сын.
— Так что, папаня это твой теперь, Эркин, — нарочито заржал Андрей. — Люби и почитай.
Звякнув, упали на стол обломки ложечки. Медленно, как-то деревянно, Эркин повернулся и вышел из гостиной. В наступившей тишине было слышно, как хлопнула дверь спальни. Андрей растерянно посмотрел на Бурлакова, на Женю.
— Чего это он?
Бурлаков не понял, из-за чего сорвался Эркин, что это за разговоры о родительских правах, но что произошло нечто резко, а может, и непоправимо изменившее ситуацию, это-то он понял.
Женя сорвалась со стула и выбежала. Снова хлопнула дверь спальни.
Андрей уже не улыбался. На глазах Бурлакова играющий, придуривающийся мальчишка стал настоящим битым опытным блатарём. Он видел таких. И в Сопротивлении, и раньше, в экспедициях.
В гостиную вошла Женя, бледная, с тёмными глазами на пол-лица.
— Иди к нему. Он лежит и плачет.
Эркин? Плачет?! Андрей швырнул на стол ложку, рывком встал и вышел. Женя прошла к столу и села.
— Игорь Александрович, — она говорила очень спокойно, но с убеждённостью правоты. — Я думаю, вам лучше уехать.
Бурлаков молча смотрел на неё, и Жене стало его нестерпимо жалко. И как глупо, нелепо всё получилось. Ведь можно было по-хорошему договориться. Что Андрей останется жить в Загорье, хотя бы на три года, пока не кончит школу, получит аттестат, квалификацию... А Андрей устроил такой безобразный скандал. И Эркин теперь, господи, с Эркином-то что делать? Андрей пошумит и успокоится, бывало же уже, а Эркин — она-то уж его знает — будет ещё месяц сам не свой ходить. Но и Бурлакова жалко. Услышать такое от сына... после такой разлуки... Ведь если все, вся семья погибла, и они одни вдвоём, то надо держаться друг за друга, а не гнать. Ну, с Андреем она уладит, постарается уладить, не такой уж он дурак, как представляется.
— Игорь Александрович, я постараюсь успокоить Андрюшу, но вам... нет, понимаете, Андрей не уедет из Загорья. Здесь его дом, они, в самом деле, с Эркином как братья, нет, просто братья.
— Я понимаю, — кивнул Бурлаков. — Вы думаете, мне лучше уйти?
— Сейчас, да, — твёрдо ответила Женя. — Потом... Я напишу вам.
Бурлаков снова кивнул, взял свою чашку. Чай давно остыл, н глотнул и поставил её на стол. Теперь они сидели и молча ждали, когда вернутся Эркин и Андрей.
В спальне было темно, и Андрей, влетев туда, сначала даже не увидел Эркина, только услышал сдавленное клокочущее дыхание и хриплое:
— Закрой дверь.
Андрей закрыл дверь и подошёл к кровати, присел на корточки у изголовья. Глаза уже привыкли к темноте, и он увидел, что Эркин лежит ничком, зарывшись лицом в подушку и обхватив её руками.
— Эркин... — тихо позвал Андрей.
— Чего тебе?
— Эркин, я... я не хотел... ну, чего ты... мы же вместе...
— Если ты дурак, то я при чём, — и вдруг, к удивлению Андрея, заговорил по-английски: — За что ты меня так? Он твой отец, у вас одна кровь, а ты меня... за что? Люби и почитай... Как тогда... Что я тебе сделал, что ты так...
Чего? — искренне не понял его Андрей, так же перейдя на английский. — Ты о чём, Эркин? Я не понимаю?
— А не понимаешь, так уйди. Уйди, понял?
— Ты... — растерялся Андрей. — Ты гонишь меня? Эркин?!
— Нет, — Эркин перешёл на русский. — Нет, но решай сам.
— Ясно, брат, — так же по-русски ответил Андрей и встал. — Сейчас я всё сделаю, и мы опять будем вместе.
Он резко повернулся и вышел. В гостиной посмотрел на сидевших за столом Женю и Бурлакова.
— Женя, ты иди к Эркину.
Женя внимательно посмотрела на него и осталась сидеть.
— Как хочешь, — пожал он плечами и повернулся к Бурлакову. — А ты вставай и уходи. Я из-за тебя мать и сестёр потерял. А теперь и брата теряю. Уходи.
Бурлаков посмотрел на Женю и встал.
— Хорошо, я уйду.
— И не возвращайся. — припечатал Андрей.
Женя укоризненно посмотрела на него и встал.
— До свидания, Игорь Александрович. Андрюша, проводи.
— Всенепременно. И прослежу, чтобы не задерживался.
В прихожей, пока Бурлаков одевался, Андрей стоял рядом и, не отрываясь, с тяжёлой злобой смотрел на него. Вышла в прихожую и встала рядом с Андреем Женя. Держа шляпу в руках, Бурлаков склонил голову.
— До свидания, Женя, — посмотрел на Андрея.
— Прощай, — сразу жёстко сказал Андрей.
Бурлаков улыбнулся ему.
— Ты жив, поэтому до свидания.
И ушёл.
Андрей ещё постоял, прислушиваясь, будто боялся, что тот вернётся, наконец повернулся к Жене и победно улыбнулся.
— Отбились!
Но на лице Жени не было радости.
— Иди ложись, — устало сказала она. — Тебе завтра рано.
Андрей посмотрел на часы и ухмыльнулся.
— Уже сегодня.
— Ну вот. Иди ложись, я всё сама уберу.
Открылась дверь спальни и вышел Эркин.
— Я всё сделаю. Мне во вторую.
Лицо его было спокойно, но Андрей уже видел его таким. После той нелепой ссоры с Фредди в мышеловке, когда Эркин вызверился на Фредди из-за пустяка, подзатыльника, и психанул чуть не в полную раскрутку.
— Идите, — повторил Эркин. — Я сделаю. Иди, Женя.
Женя подошла к нему и мягко положила руку на его плечо.
— Всё в порядке, Эркин.
— Да, — он повернул голову и губами коснулся её руки. — Да, Женя, у нас всё в порядке.
И улыбнулся Андрею.
Обратный маршрут ему не рассчитывали, но Бурлакова это и не заботило. Утром в Сосняки и оттуда самолётом. Прямого рейса на Царьград нет, опять придётся на перекладных. Но это всё неважно. И что до утра хоть на вокзальной скамейке поспать, тоже. Да... да и зачем вокзал, когда он может пойти к Асе. И это не гостиница, после которой неизбежны всякие разговоры, слухи и толки.
Асин адрес он помнил и шёл уверенно. Итак... Серёжа жив, это первое, нет, первое, что этот парень, Андрей Мороз, и есть его Серёжа, ладно, неважно, Серёжа жив, всё помнит, а ведь Эркин тогда, зимой, говорил, что Андрей всё забыл и никогда не говорил об отце. Врал? Вряд ли, парень кажется предельно честным, да и вообще ложь "не в национальном характере", хотя Гришка говорит, что индейская правдивость такой же миф как русское гостеприимство и американская скупость, ладно, по хрену, нашёл о чём думать, его Серёжа жив, господи, да хочет мальчик жить в этом захолустье, пусть живёт, может, это даже и к лучшему, тихая размеренная жизнь, где все всех знают и сегодня, как вчера, а завтра, как сегодня, после всего перенесённого это даже полезнее, чем царьградская суета. Здесь о нём заботятся, он учится, крыша над головой, друзья — всё у мальчика есть.
Он старался не думать о беспощадных, жестоких словах, об обвинениях, в которых ему не оправдаться, не думать о том, что сын выгнал его, сказал, что без него лучше, что... да пусть говорит, что хочет, нет, он не может думать об этом, не хочет, нет, не сейчас. И почему мальчик Фёдорович? Фёдор... Фёдор Мороз, кто он, усыновивший его Серёжу и давший ему своё имя? Вот кого тоже надо бы найти, узнать...
Бурлаков невольно усмехнулся: давненько у него не было соперников. Пожалуй, ещё с жениховских времён, когда он отстаивал внимание Риммы, а потом... при малейшей заминке он сам уходил, а чаще соперников просто не было. И может, да, скорее всего, реакция Серёжи объясняется благодарностью к тому, Фёдору Морозу, попросить, что ли, Мишку поискать того по своим каналам, хотя бы следы, самому шарить по архиву уже некогда. Серёжа... Серёжа жив, это главное, и не думай больше ни о чём. Сглупил, конечно, сорвавшись, но пока живы, всё поправимо.
А вот и Асин дом — обычный провинциальный стандарт на четыре квартиры, кирпичный низ, деревянный верх. Квартира... да, она говорила, второй этаж, слева. Деревянная лестница заскрипела под его шагами. Есть звонок. Отлично. Короткий, длинный, два коротких, второй длинный, пауза до пяти и ещё три коротких. Она не могла забыть.
Первый же звонок разбудил Селезнёву, но ей казалось, что она ещё спит. Короткий, длинный, два коротких... она села в кровати, зажимая рукой бешено заколотившееся сердце. Что это?! Почудилось? Приснилось? Это же сон, нет, это только сон. Но после пятисекундной паузы три коротких звонка. Не приснилось и не почудилось. Она встала и, как была, в одной рубашке, не зажигая света, пошла к двери. И вместо нормального: "Кто там?" — сказала:
— Как сердцу выразить себя?
Из-за двери знакомый голос ответил:
— Другому как понять тебя. Это я, Ася.
Она распахнула дверь.
— Входи, Крот.
Пароль исключал любые расспросы, и Селезнёва просто ждала его слов, готовая ко всему.
— Мне надо в Сосняки утром. Я отдохну у тебя.
— Конечно, вот на диване. Раздевайся и ложись. Я сейчас.
В крохотной гостиной — она же столовая и кабинет — стоял старый, но вполне крепкий диван. Бурлаков снял и повесил на спинку стула пиджак, опустил узел галстука и расстегнул манжеты. Он, сидя на диване, расшнуровывал ботинки, когда Селезнёва, уже в халате, принесла подушку, две простыни и одеяло.
— Ага, спасибо, Ася. Простыни лишнее, обойдусь.
— Я же сказала, раздевайся. Сменки нет? Ну вот. Я хоть наскоро простирну и выглажу. Поедешь в приличном виде.
Он медлил, и она засмеялась.
— Ты никак стесняешься, Крот.
— Нет, — улыбнулся Бурлаков. — Просто устал.
— Тогда ложись и спи. Тебя когда будить?
— Сам проснусь. Ты-то сама когда уходишь?
— В семь.
— Годится, — кивнул Бурлаков, развязывая галстук.
Когда Селезнёва вышла, он быстро разделся, постелил себе и лёг. И войдя забрать его вещи, она застала его уже спящим.
Против обыкновения, ни Женя, ни Андрей не спорили с ним. Эркин убрал со стола, вымыл посуду и пошёл в ванную. Женя и Андрей наверняка уже легли, и он не стал запираться. Мылся долго, но без особого удовольствия. Да, всё обошлось, Андрей с ним, вот только на душе погано.
Когда он выключил воду и раздвинул занавес, то увидел Андрея. Тот сидел на краю ванны и явно ждал его. Эркин снял с вешалки полотенце и стал вытираться.
— Яне хотел обидеть тебя, — начал первым Андрей.
— Я знаю, — вздохнул Эркин.
Он вытер голову, помотал ею, чтобы волосы стряхнули остаток воды, и надел халат. Сел рядом с Андреем.
— Отсюда я не уеду, — Андрей стукнул кулаком по бортику. — Мёртвым увезут!
— Эркин кивнул.
— Может, и обойдётся. Я... всегда на твоей стороне. Но он — твой отец. У него права на тебя, понимаешь? И кровь у вас одна, — Эркин покосился на красного насупленного Андрея, невесело улыбнулся. — Я тоже, конечно, сдуру психанул. Ты ж не думал... понимаешь, это нас, — он заговорил по-английски, — рабов, так ставили и приказывали. Это твой отец, люби и почитай. Я ж рассказывал тебе. Я и... меня надзиратель, Грегори, лупцевал, что я к Зибо, мне его отцом дали, непочтителен, а тут... я и вспомнил.
— Я не хотел, брат. Прости меня.
Эркин вздохнул, коснулся свои плечом плеча Андрея и ответил по-русски:
— Я понимаю. Ты тоже... извини меня. Сорвал тебе игру, да?
— Ничего. Пока он убрался, а там... там видно будет. И... кровь, говоришь? Мне ты роднее. И Женя. И Алиска, — Андрей вдруг фыркнул. — Знаешь, чего она отчебучила? Заявилась в пижаме. Что если он мне отец, а я ей дядя, то он ей дедушка. Представляешь?
— Как это? — не понял сразу Эркин и, тут же сообразив, покрутил головой. -Надо же придумать.
— Во хват девчонка, ничего своего не упустит и чужого прихватит, — сеялся Андрей.
Рассмеялся и Эркин.
-Да, смешно. Ладно, пошли спать, поздно уже.
— Пошли, — согласился Андрей.
Они одновременно встали и вышли из ванной.
В спальне было темно, но дышала Женя не по-сонному. Эркин привычно щёлкнул задвижкой, сбросил халат на пуф и нырнул под одеяло. Женя повернулась к нему и обняла, поцеловала в щёку.
— Устал, милый?
— Нет, Женя, что ты, — Эркин мягко обнял её, привлекая к себе. — Женя, я... я не знаю, что теперь делать.
— Ничего, — Женя снова поцеловала его. — Будем жить, как жили. Всё будет хорошо, Эркин.
— Ага-а, — протяжным, уже сонным выдохом согласился он.
Женя поцеловала его уже спящего и тихо вздохнула. Как-то оно всё теперь будет.
* * *
Беженское новоселье в "Холостяжнике" прошло шумно и весело. Гудели всем домом: ещё бы нет?! Ведь пустые квартиры остались только на верхотуре. Так что... кто вселился, кто вселяется, кто присматривается. В субботу после школы Андрей с Эркином ещё по магазинам ходили, покупали и затаскивали. Как муравьи. А в воскресенье пришли совсем рано, а дом уже шумит. Еле успели свалить всё принесённое, как в дверь зазвонили.
Народу пришло много: и из бригады Андрея почти все, и Колька с Миняем и Санычем, и из их класса. Андрей сам удивился, сколько у него оказалось знакомцев и друзей.
Обычная, знакомая уже по прошлым таким же праздникам, суета. Мыли и натирали полы, вешали карнизы и люстры, в ванной и на кухне шкафчики, полочки, вешалки для полотенец и всяких мелочей. В кладовке стеллаж и верстак, а в прихожей не просто вешалка, а целый шкаф, да ещё с антресолью. Гомон, весёлая ругань, обрывки песен...всё как у всех, как и положено. Потом сидели за накрытым прямо на полу угощением, и он благодарил всех пришедших к нему на новоселье. Ему удалось удержать голос, но глаза — сам почувствовал — предательски заблестели, и даже носом пришлось шмыгнуть.
Женя с Эркином хотели остаться, помочь убрать, но Андрей запротестовал.
— Нет уж, нет уж, я сам.
Женя, улыбаясь, погладила его по плечу.
— Хочешь хозяином себя почувствовать, да, Андрюша?
Он молча кивнул. Эркин крепко обнял его.
— Ну, на счастье тебе, брат.
— Спасибо, брат, — Андрей ткнулся лбом в его плечо, похлопал по спине. — Я зайду завтра.
— В любой час, Андрюша.
— В любой час, — повторил за Женей Эркин. — У нас ты всегда дома.
Андрей кивнул.
— Я знаю. Спасибо вам.
Женя поцеловала его.
— Спокойной ночи, Андрюша.
— Спокойной ночи.
— На смену не проспи.
— Ни в жисть. Спокойной ночи.
Закрыв за Женей и Эркином дверь, он выждал, пока они спустятся на пролёт, и вывернул до отказа задвижки обоих замков. Ну всё, да, надо ещё им с лоджии помахать.
Андрей быстро прошёл через кухню на лоджию и сразу увидел внизу Эркина и Женю. Они стояли и, запрокинув головы, рассматривали окна и лоджии. Увидев Андрея, помахали ему. Он помахал в ответ.
Ну, вот и они ушли, и небо уже тёмно-синее, и ветер заметно прохладный. Андрей вернулся в кухню и тщательно закрыл за собой дверь. Он один, в своём доме. На кухне занавески зелёные с золотистыми ромашками, а на плите чайник, ярко-красный, в белый горошек, и такие же кастрюли, он специально купил именно этот набор, чтоб никак не походил на тот, грязинский, он помнит голубые с чёрными пятнами отбитой эмали кастрюли, даже запах каши... Андрей тряхнул головой. Не обижайся, мама, я всё помню, но это уже моя жизнь.
Подарки большей частью уже разобрали, разложили, повесили и поставили, но в комнате громоздилась ещё вполне приличная куча вещей, ожидавших своей участи.
Андрей вытащил и развернул перину. Двуспальная ему ни к чему, а вот так сложить её вдвое по длине, то помягче будет. А под перину вот это покрывало, Женя говорила, ладно... вот тебе под спинку мягкую перинку, сверху на перинку белую простынку, вот тебе под ушки мягкие подушки, одеяльце на пуху и платочек наверху... смешно, но до сих пор помнит, мама читала, как же полностью? А! "Усатый-полосатый". Смешно. Всё погибло... ни перинки, ни простынки, ни подушки не видать, а усатый-полосатый... ну, усов, положим, нет, а полосатым походил, жив полосатый, и память жива...
Сделав постель, Андрей завёл подаренный на новоселье будильник — язва какая Лапин, морда веснушчатая, дескать, не проспи, ну, ему на смене отыграет, есть там зацепочки, чтоб прищучить шутника — и поставил на пол у изголовья, решив остальное разобрать завтра. Спешить-то ему некуда. А вот это... это сейчас. Он взял из кучи вещей книгу. "Дни поражений и побед. Роман-хроника". И на титульном листе неуклюжие, написанные с явным усилием буквы. "Андрею. Будь счастлив, друг. Семён." И сегодняшняя дата. Седьмое сентября сто двадцать второго года. Книга дорогая, он видел её в книжном магазине, четыре рубля без малого, для Семёна — большая трата. Но смотри, как догадался, не посуду, не что другое по хозяйству, а книгу на новоселье подарить. Андрей положил книгу возле будильника — ляжет и почитает немного — и оглядел комнату. Ладно, эту он по-своему сделает, опять же спешить некуда и незачем, читать и писать пока на кухне можно, а уроки он вовсе у Эркина делать будет, неохота ему эту "стенку", как все про неё толкуют, что холостяку самое оно, вот неохота и всё! Ладно, подумаем, прикинем, в Сосняки съездим...
Зато ванная сделана — ни убавить, ни прибавить, брат старался, не кто-нибудь! Андрей разделся и встал под душ, задёрнул полупрозрачный сине-зелёный занавес и пустил воду.
Смыть пот и грязь, конечно, приятно, кто спорит, но и полоскаться, как Эркин, который, дай ему волю, сутками бы из воды не вылезал, он не может. А — вдруг подумалось — Эркин и вправду из морских или там озёрных индейцев, есть же такие, или были, и это у брата память предков? Надо будет кутойса расспросить. Или в библиотеке посмотреть.
Так, теперь стирка. Если не накапливать, то это нетрудно и недолго. Рубашка, трусы, носки. А может... может, и впрямь рубашки в прачечную сдавать, чтоб выстирали и выгладили по всем правилам. Удобно, кто спорит. Но это когда побольше смен накопится.
Закончив стирку, Андрей развесил всё на сушке, огляделся... Вроде, порядок, и голышом, гася по дороге за собой свет, зашлёпал в комнату. А чего? Он у себя дома, может ходить как хочется.
Джинсы, рубашка, бельё на завтра уже приготовлены. Он лёг и взял книгу. Перелистал. Но глаза бездумно скользили по строчкам, и Андрей отложил книгу. Встал, выключил свет и лёг уже окончательно.
Всё, началась его самостоятельная жизнь. И нужно будет подкупить белья, нательного и постельного, да и прочей мелочёвки, не хочет он разорять то своё гнездо, у Эркина, там тоже его дом. А хорошо было... все пришли. Кроме тех, той пятёрки, но ведь только-только вчера познакомились, кто он им...
...В субботу на занятия пришли все, расселись, как и в прошлом году. Никто не бросил учёбу. А на седьмом уроке даже прибавилось.
Когда после шестого урока все шумно повалили к выходу, они втроём — Тим, Эркин и он сам — повернули по коридору в двадцать пятый кабинет, где по новому расписанию теперь будут уроки шауни. И вот здесь их ждал сюрприз: пятеро индейцев стояли у двери и курили с весьма независимым видом. Он сначала подумал, что те просто так, сами по себе, но тут открылась дверь и кутойс — опять в форме с наградами и нашивками — улыбнулся им.
— Заходите, не будем ждать звонка.
И индейцы зашли тоже. Значит, что, тоже на занятия? И Тим пошёл на своё обычное место в углу, хотя раньше на шауни садился с ними, третьим за первый стол. А он сам и Эркин сели как раньше. А индейцы у окна. Чтоб не оказаться между ними и Тимом, а то мало ли что. Это-то он сразу сообразил. Кутойс оглядел их и заговорил на шауни, медленно, сразу переводя на русский непонятные слова, впрочем, их оказалось не так уж много, и они всё поняли. Затем заполнил журнал, для чего они все поочерёдно называли себя и говорили, кто где живёт и работает, тоже всё на шауни. Он никак не мог понять, чего эта пятёрка припёрлась: они-то язык знают, и, когда кутойс раздавал всем книги и прописи, по-камерному тихо сказал это Эркину. И услышал такой же по-камерному тихий ответ:
— А писать не умеют.
Прописи получили все. И учебники одинаковые. Буквари. А дальше урок пошёл уже как и положено в любой школе. Читала эта пятёрка и впрямь не лучше них, то и дело застревая и спотыкаясь. Но зато им ничего переводить не надо. Хотя все потом переводили. Вопрос-ответ, и прямо, и вперекрест, когда спрашивают на одном языке, а отвечать надо на другом...
...Андрей повернулся набок, привычно сворачиваясь под одеялом. Ничего, всё обойдётся и образуется. Нормальные парни, а что зверимся пока друг на друга, так обнюхаемся и приладимся, привыкнем. На перемене уже нормально курили. Ничего, всё будет хорошо, и на фиг ему профессор не нужен, и без него проживёт. Пусть он там, в Царьграде своём со своей Машенькой, а хоть и Дашенькой... Я от лагеря ушёл, от Найфа ушёл, от Империи ушёл, а от тебя... и подавно...
* * *
1999; 19.11.2014
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
