Убить менестреля Часть 2

— Чего "того"? — недоумённо обернулась Миралисса.

— Ну, того... этого, — Ласталайка почему-то покраснела и заговорила быстро-быстро:

— Одна стрела — и всё, твои проблемы решены, ты свободна!

— Ты предлагаешь мне убить мужа? — вспыхнула Миралисса.

— Но он же только что пытался убить тебя, — резонно заметила Ласталайка. — Ему можно, а тебе нельзя, что ли?

— Никому нельзя! Никому! — Миралисса встряхнула собеседницу, вновь поразившись их сходству, удивлённая абсурдным ощущением, что она трясёт зеркало. — Нельзя убивать ради выгоды! Нельзя убивать беспомощных, безоружных! Иначе...

— Иначе что? — поинтересовалась Ласталайка после паузы. — Договаривай, раз уж начала.

— У нас существует поверье, что эльф, преступающий правила, неизбежно превращается в орка.

— Так вот что случилось с твоим мужем, — закусила губу Ласталайка.

— Что? Элл — орк? Нет. Быть такого не может! — рассмеялась Миралисса ненатуральным, искусственным смехом, который погас, так и не разгоревшись как следует. — Или может?

— А вдруг? Извини, что задаю такой вопрос, но не попадал ли твой супруг под удар чёрной магии орков?

— Попадал, — потерянно прошептала принцесса. — Он был ранен Чёрным Лезвием. Но не сделало же это его орком?

— Именно так орками и становятся, — озабоченно нахмурилась Ласталайка. — Разумеется, ранения для этого недостаточно, это лишь толчок. Если человек... то есть эльф силён духом и крепок в привязанностях — то ни одно лезвие его не изменит!

Эльфийка печально кивнула, вновь вспомнив Дона, оставшегося добрым, нежным, любящим... несмотря на все раны, невзирая ни на что.

— Поэтому мы не можем упустить такой шанс, — твёрдо сказала Ласталайка. — Представь, что новым Королём эльфов станет орк. Что будет с эльфами? Что будет с лесом? А так — один выстрел, и все проблемы позади, — Ласталайка подняла лук и тщательно прицелилась.

— Не смей! — в последний момент Миралисса ухватила стрелу за наконечник, в кровь царапая ладонь, но не замечая этого. — Это неправильно, нельзя так, нельзя!

— Но почему? — всплеснула руками Ласталайка.

— А чем мы будем лучше него, если поступим так? — закусила губу Миралисса.

Ласталайка открыла было рот, чтобы ответить. Но потом, так и не произнеся ни слова, захлопнула его и тяжело вздохнула:

— Да, тут возразить нечего. Ты права, ты во всём права, но... в чём-то ты ошибаешься. И хотя я точно не могу сформулировать, в чём именно — но я уверена, что это ошибка, за которую нам предстоит заплатить, и заплатить очень дорого.

Миралисса печально улыбнулась и благодарно сжала руку Ласталайки — она и сама чувствовала правоту полуэльфийки.

Двенадцатая глава

Возле Южных ворот вовсю кипела работа. Уцелевшую створку ворот пристраивали на место, тут же кузнецы клепали новую, неподалёку попыхивала ароматным дымком походная кухня (Миралисса сглотнула голодную слюну), а павших уже заканчивали утаскивать с площади, предварительно освободив их как от бремени оружия и доспехов (согласно приказу), так и от бремени кошельков (вопреки всем приказам). Работа велась очень споро и слаженно, каждый знал свою задачу, никто никому не мешал и не слонялся без дела. Присмотревшись, Миралисса быстро определила причину этого — процессом восстановительных работ руководил один человек, и отменно руководил! Казалось, он находится в десяти местах сразу. Только что он с хохотом поднимал створку, над которой безуспешно кряхтели пятеро, и тут же он лупит молотом по железу среди кузнецов и мощным ударом меча отправляет в небытие амазонку, притворяющуюся мёртвой и намеренную забрать с собой хоть кого-то из победителей.

— Привет, Рыжебородый! — замахала ему рукою Ласталайка. — Как производственные успехи?

— Прекрасно, — прогудел Рыжебородый, подходя к девушкам, и виртуозно кланяясь Миралиссе. — Рад, чрезвычайно рад с вами познакомиться, о прелестнейшая из прекраснейших!

— А я думала, что это я — прелестнейшая из прекраснейших! — надула губки Ласталайка, притворяясь обиженной.

— Ты — прекраснейшая из прелестнейших, — ответил ничуть не смущённый Рыжебородый. — Меня зовут Эдин, для приятелей можно Эди, друзья называют меня просто Эд.

— Наверное, возлюбленная зовёт тебя совсем просто — "Э", — пошутила Миралисса.

Эдин разразился громоподобным хохотом, от которого задрожали створки ворот, а человечек, семенивший за Рыжебородым, как на привязи, от страха упал на землю.

— Ты испугал этого несчастного, — набросилась на Рыжебородого Миралисса. — Зачем ты его таскаешь за собой, он же тебя боится?

— Немного побояться ему не повредит. Это раньше его все боялись, а он — никого, — Эдин пнул человечка ногой в бок. — Поднимайся, падаль! — и, как ни в чём не бывало, продолжил:

— А таскать я его за собой не таскаю, наоборот — это он за мною таскается, надоел уже. Ибо он знает, что я его не прибью и никому прибить не дам, а вот если он останется сам — всё может быть, жители города найдут за что его "отблагодарить".

— Да это же наместник! — воскликнула Ласталайка, расширенными от удивления глазами взирая на сгорбленного и трясущегося от страха человечка. В нём сложно было опознать былого гордого и самоуверенного хозяина города, перед которым от страха тряслись все его жители.

Решительным шагом полуэльфийка подошла к съёжившемуся человечку и с размаху приложила его ребром ладони по шее, от чего тот кубарем полетел наземь.

— Это за то, что ты бросил моего мужа в тюрьму, — Ласталайка подняла за шиворот завывающего от страха наместника и легонько ткнула его кулачком в бок:

— Это за то, что ты пытался меня убить.

Наместник было приободрился, но тут же за это поплатился — мощный удар ногой с разворота отшвырнул его на несколько шагов да так приложил о камень, что кости наместника хрустнули.

— А это — за то, что угрожал ножом моему сыну!

Ласталайка двинулась было к наместнику с явным намерением продолжить экзекуцию, но на её пути встал Рыжебородый.

— Хватит, — твёрдо сказал он.

— Ладно, живи, — махнула рукой Ласталайка. — Тебе повезло, что я не знала, что ты на корабль попал.

— Ласталаечка, милая, неужели ты всё проспала? — изумился Рыжебородый. — Разве ты не видела, как мы догнали судно наместника, как Дон взял корабль на абордаж, а потом сразил наместника в поединке, несмотря на все свои раны, и заставил его передать управление городом мне?

— Да я несколько суток не выходила из лазарета, — огрызнулась Ласталайка. — Зашивала ваши пропоротые шкуры, так что с ног валилась. Единственное, о чём жалею — что с Доном мы так и не попрощались...

— Но с ним всё... хорошо? — выдохнула Миралисса, затаившая было дыхание, дабы не упустить ни единого слова о нём.

— Да, он себя чувствовал отлично, — ответил Рыжебородый. — И настроение было хорошее, бодрое, настроенное исключительно на победу.

— Ну ещё бы, — вдруг подал голос наместник. — После поцелуев на городской стене кто угодно почувствует себя бодро...

Затрещина Рыжебородого сбила наместника с ног, но было уже поздно.

— Правильно ли я понимаю, — медленно проговорила Миралисса, — что Дон целовался на городской стене... с кем?

На этот раз затрещина Эдина успела вовремя, оборвав ответ ещё до его начала. Но Миралисса смотрела не на наместника, а на потупившую взор Ласталайку, чьё лицо медленно заливалось краской стыда.

— Значит, это была ты, — полувопросительно-полуутвердительно прошипела эльфийка.

Ласталайка кивнула и начала быстро, скороговоркой, оправдываться:

— Это было совсем не то, что ты думаешь! Я сейчас всё объясню!

— Мандосу объяснишь!!! — рявкнула Миралисса. Принцесса и не подозревала, что способна на проявления такой ярости. Внутри разгорался огонь такой невозможной, невыносимой ненависти, что казалось, если не дать ему выхода, он сожжёт весь мир, которым себя и ощущала в этот момент Миралисса. Движение пальца вызывало тяжёлые подземные толчки, поворот головы — ураганный ветер, а движение ресниц — волны на реке вровень с городскими стенами. Как сквозь сон Миралисса воспринимала встряску Рыжебородого, его попытку привести её в чувство, его крик "Закрывайте ворота".

Нет, всё своё внимание, всю себя принцесса сконцентрировала на Ласталайке. Подлой воровке, посмевшей украсть у неё самое дорогое. Миралиссу уже не заботило, что о ней подумают люди и подумают ли. Прикончить подлую соперницу — вот что было главным... да нет, не главным даже — единственно имеющим значение! Шутки кончились. Миралисса собрала всю свою магическую мощь, сознавая и не сознавая в то же самое время, что защиты от такого удара нет и быть не может и девушку она таким ударом убьет почти наверняка, но её это уже не занимало. Всю свою мощь, всю силу, всю ненависть свою она вложила в этот единственный удар... в удар, которому так и не довелось достигнуть цели. Ибо в момент выплёскивания магической энергии Миралисса ощутила сильный удар в грудь, опрокинувший её на спину, и перед взором эльфийки вместо глаз соперницы возникло ночное небо, в которое и пришёлся магический удар. И, к счастью, для неба он оказался безвредным.

Миралисса вскочила на ноги, яростно отпихнув пытавшегося ей помочь Рыжебородого. Магической энергии в ней не осталось — сейчас она смогла бы создать ни единой, даже самой маленькой снежинки. Но ярость, клокочущая внутри, никуда не делась. Миралисса выхватила клинок и с визгом ринулась на соперницу.

Сознание словно отдалилось от тела, и Миралиссе казалось, что она превратилась в стальной вихрь, разрушающий всё, что попадается на пути. Вот несколько жалких медленных железок пытаются преградить ей путь... Разбить их! Отшвырнуть! И дальше двигаться вперёд. Впереди возникает нечто вроде мельницы — сильные и быстрые движения уверенного бойца, за которыми на краю восприятия угадывается рыжая борода. Что же — вихрь сплетается с мельницей в смертельном объятии, кружит рядом с ним бешеный танец — и лопасти мельницы не выдерживают, ломаются, разлетаются по ветру, кружащему лишь клок рыжих волос. Впереди остаётся лишь главная цель, ради уничтожения которой вихрь и существует. Убрав которую, всё станет хорошо. Вихрь не понимает, что значит "хорошо" и не может обосновать, откуда взялась подобная уверенность — он лишь идёт вперёд, где его встречает противник. Враг. Который выглядит как точно такой же вихрь.

Две вращающиеся воронки слились в смертельном объятии, скрежеща, сыпля искрами и намереваясь подавить одна другую. Сколько времени это продолжалось, никто не знал — и вскоре один из вихрей рассыпался, не в силах сдержать натиск второго, отдаваясь на волю победителя.

Миралисса остановилась, уже подняв меч для последнего удара и даже не понимая еще толком, что её остановило. Перед нею плыло что-то неясное, белое. Принцесса прикусила губу до крови, и соленая боль ненадолго прояснила её взгляд. Над упавшей наземь Ласталайкой стоял совсем еще молодой паренёк. Бледный чуть ли не до синевы.

Еще бы ему не побледнеть: страшно, небось, — подумала эльфийка. — Это точно, я страшная. Вот парень и готовится дорого продать свою жизнь. Не выйдет. Кинжальчик у него ерундовый, хоть и острый. Рукоятка золоченая, по лезвию сплошь гравировка золотая, само лезвие узенькое, легкое... дребедень, одним словом. И откуда у такого храброго парнишки такая дрянь? А парнишка, и верно, храбрый. Побледнел весь — а рука не дрожит, и лицо решительное... хорошее лицо... и почему-то смутно знакомое... где же я его видела?

— Не трогай мою маму! — выдохнул парень сквозь плотно сжатые зубы.

Миралисса вздрогнула, и меч, готовый уже опуститься на соперницу вихрем смертоносных ударов, вырвался из внезапно ослабевшей руки и бессильно звякнул о камень.

— Извини, — тихо сказала Миралисса. — Сама не знаю, что на меня нашло...

— Я всё понимаю, — Ласталайка, кряхтя и опираясь на паренька, с трудом поднялась на ноги. — Если бы моего мужа поцеловала какая-то нахалка, я бы весь город разнесла на кусочки!

— Теперь я знаю, как тебе отомстить, — изо всех сил стараясь не расхохотаться, с серьёзной миной на лице выдала Миралисса.

— Что? — Ласталайка забыла о слабости и усталости, рванулась было к эльфийке, но мощная хватка Рыжебородого удержала её на месте. — Ты не посмеешь! Только попробуй! Я... да я... я просто не знаю, что с тобой сделаю!

— Девочки, не ссорьтесь, — пробасил Рыжебородый. — Предлагаю компромисс — вы обе целуете меня и расходитесь довольные.

— Что?! — один голос воскликнули Ласталайка и Миралисса.

Эдин смущённо пригладил бороду, из которой меч Миралиссы выхватил изрядный клок.

— Вот видишь, как моя главная мужская гордость пострадала из-за вас, — пожаловался он. — Меня же теперь девчонки любить не будут! И неужели теперь я, страдающий от неразделённой любви ко всем девчонкам королевства, не в силах рассчитывать на небольшую компенсацию?

Ласталайка и Миралисса посмотрели друг на дружку, не выдержали и расхохотались.

— Ладно уж, иди сюда, горе луковое, — решительно сказала Ласталайка, сгребая Эдина за шиворот и заставляя нагнуться, чтобы она могла достать до его губ.

— Теперь моя очередь, — Миралисса развернула Эдипа к себе и, закрыв глаза, впилась в него долгим поцелуем.

Ошарашенный Рыжебородый так и сел там, где стоял, помотал головой и озадаченно произнёс:

— Право же, у Дона отменный вкус.

Девушки весело переглянулись, заговорщицки подмигнули друг другу и вновь весело рассмеялись.

— Вставай, сестричка! Проснись! Да поднимайся же!

Миралисса с трудом разлепила сонные глаза.

— Меня нет, — капризно заявила она, — до послезавтрашней недели.

— Если ты не встанешь, тебя и правда не будет! Вставай, Дона проспишь!

— Что?! — Миралисса вскочила с кровати и бегом ринулась к выходу.

— Да погоди ты! Вот неугомонная, — Ласталайка с большим трудом удержала эльфийку и забросила её обратно в кровать. — Ты так и собралась идти? В таком вот виде?

— К Дону я готова отправиться и не в таком виде, — серьёзно ответила Миралисса.

— Уж что-что, но это он бы непременно оценил! — фыркнула Ласталайка.

— Послушай, сестричка, — Миралисса взглянула на подругу так, что у той пропало всякое желание веселиться. — Ты мне про Дона сказала просто так, чтобы меня разбудить — или он и правда здесь?