| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Охранники вцепились в профессора, заломили ему руки за спину, заткнули рот кляпом, а в пыточный зал ввели, втащили за шиворот, ревущую и упирающуюся малявку Аями. Девочка, одной рукой крепко прижимая к себе свою драгоценную куклу, второй пыталась ухватиться за дверной проем, за край тумбообразной машины, стоящей у выхода, но слабые пальчики ее соскальзывали, а тюремщик уверенно тащил за собой брыкающегося ребенка. Изревевшуюся и ничего не соображающую, до смерти перепуганную мамину принцессу поставили перед опрокинутым на колени стариком, увидев которого, малышка подавилась своими криками и немного пришла в себя.
— Знаешь, почему мы украли и привели тебя сюда, Аями? — сказал, усаживая на корточки свою марионетку, Второй Координатор. — Потому что вот этот дедушка не хочет написать для нас одну книжку. Очень злую и страшную книжку, которая будет превращать прочитавших ее людей в злобных сумасшедших, дураков и слабаков. Дедушка отказывается, не хочет чтобы такая книжка появлялась. Поэтому сейчас, Аями-чан, мы... — монстр вынул из кармана коробок со спичками, вынул одну, чиркнул ею о коробок и показал девочке вспыхнувшее пламя. — Тебя сожжем! А завтра приведем еще одного ребенка, такого же милого, как ты! И сожжем его, в той же печи, что и тебя! Будем сжигать маленьких мальчиков и девочек, каждый день, до серого пепла, пока добрый дедушка не согласится написать для нас злую книжку!
Сгоревшая спичка полетела на пол, а Второй Координатор поднял марионетку на ноги и взмахнул ее рукой, указав на вмонтированную в стену большую прямоугольную термокамеру для испытания огнестойких образцов.
— В печь ее! Термоэлементы на максимальный накал! Не отключать, пока на полу камеры не останется только пепельная фигурка в с контурами тела маленькой девочки!
Профессор вырывался из рук тюремщиков, скреб по полу ногами, пытался орать сквозь кляп, но палачи лишь поворачивались так, чтобы ему было лучше видно то, как двое лишенных души изуверов волокут кричащего и плачущего ребенка к жуткой камере.
— Не надо! Не надо!!! — захлебываясь рыданиями, умоляла девочка. — Дяди, пустите! Не сжигайте меня!!!
Ее швырнули, в пропитанную тончайшим пеплом полутьму, на плиты из покрытого трещинами термостойкого камня. Болезненно ударившаяся девочка тут же пружиной взвилась и бросилась обратно, но большая, тяжелая плита с прозрачной панелью уже сомкнулась и фиксаторы громко лязгнули, замуровав пленницу в каменном мешке. На стенах, в полу и потолке засветились, плавно набирая накал, спиралевидные металлические элементы. Алые отсветы раскаленного металла заполняли все пространство камеры, обрисовывал застывшее в паническом шоке личико ребенка, раз за разом, уже без криков, ударяющего кулачком в прозрачную панель запертой заслонки. Нарастающий жар смахнул с ее щек слезы. Вот-вот и полыхнет огнем платьице, затрещат и спекутся в черные комки золотистые кудри.
Хватка тюремщиков на руках и плечах профессора разжались. Профессор упал на пол, не помня себя, вскочил и бросился к термокамере. Обдирая пальцы, срывая ногти о металл, он выдрал оба тяжелых засова, рванул вниз рукоять и, услышав лязг размыкающихся фиксаторов, что было сил потянул тяжеленную плиту заслонки на себя.
Пахнуло лютым жаром. Профессор, схватив съежившуюся в комок девочку, обнял ее, прижал к себе и на последнем усилии воли отпрыгнул от термокамеры, упав вместе со спасенной, но потерявшей сознание малышкой на пол.
Тюремщики, во главе с марионеткой Второго Координатора, обступили его. Несколько мгновений, все они смотрели на тяжело дышащего и судорожно вцепившегося во внучку, старика. Тлела ткань платьица. От золотистых волос пахло жгучей гарью.
— Мы доставим в вашу камеру дубликаты изъятых из вашего дома письменных материалов по лисьей истории, а так же пояснительные записи с контурами будущей книги. — сказал глава организации. — Отдохните до утра, Минору-сенсей, а с завтрашнего дня... приступайте к работе.
* * *
Выспросить, какое сегодня число и день недели, профессору было не у кого, тюремщики не произносили ни слова за все время своего дежурства и не отвечали даже на прямые попытки с ними заговорить. Если не считать за ответы угрожающие движения головой и демонстрацию готовности ударить. Просьбы и попытки вытребовать какие-либо предметы игнорировались. Кто-то сам решал, что профессору необходимо, а без чего он спокойно сможет обойтись. Почему бы не выдать ему календарь? Или решили, что получив требуемое сегодня, завтра пленник потребует стул поудобнее, послезавтра ванну с гидромассажем, а послепослезавтра — полный комплект снаряжения боевика "Чистой Крови", с бронебойной пневматической пушкой, рюкзаком пластида и кумулятивными ручными минами? Вот же дурачье! Какие пушки?! Ему же отдачей при выстреле весь скелет, от плеча до пяток, в крошево раздробит! Даже с амортизирующим наплечником и кирасой.
Как бы то ни было, календарь с указанием сегодняшней даты, выдан не был. Пришлось смириться с некоторой неопределенностью во времени. Только по отметкам на припрятанном под подушку листе бумаги, Мицунари знал, что с момента его пробуждения в подземной тюрьме прошло две с половиной недели.
Перерабатывая свои старые материалы на нужный врагам лад, профессор успел состряпать что-то вроде вступительной части и работал над первой главой, каждый вечер отсылая результаты труда своим мучителям на оценку. Те проверяли, выискивали в тексте закладки в виде шифров и замаскированных посланий, проверяли на соответствие требованиям, после чего присылали листы обратно, с одобрительным вердиктом. То, с какой быстротой это происходило, вгоняло профессора в еще большее отчаяние. Ему не переиграть этих ублюдков. Если бы ценой за попытку что-либо зашифровать, или устроить бунт было бы его собственное здоровье, пытки или даже смерть, он не задумываясь пошел бы на это. Но охранник приставлен был не для того, чтобы пленник не думал о попытках побега. Этот бездушный ублюдок следил, чтобы профессор не воткнул себе в горло карандаш, не полоснул запястьем об острый угол, не скрутил для себя петлю из обрывков одеяла. Карающий удар обрушился даже тогда, когда старик, якобы невзначай, просунул между зубами язык и попытался его прикусить. Сначала, причем, намертво свело челюсти, и только потом полыхнула болью голова. Нет. Сбежать, даже путем самоубийства, ему не позволят. Платой за любой бунт станут мучения, увечья и смерть не для него, а для ребенка.
Для девочки, которую, в расчете на упрочнение эмоциональных связей, подселили в камеру профессора. Обгоревшие ее кудряшки были небрежно обрезаны работником санитарной службы, вместо пропитавшегося гарью пышного платьица выдана стандартная детская роба, но оставшаяся около старика единственным по-настоящему живым человеком, она стала еще роднее, милее и драгоценнее. Тюремщики добились своего. В страхе за играющую рядом малявку, ценный заключенный не смел пытаться саботировать работу или отлынивать от нее.
"Наша жестокость — не самоцель, и мы не творим ее сверх необходимого". — сказал профессору Второй Координатор, перед тем как отправить пленников обратно в камеру. — "Когда ваша работа будет выполнена, мы вернем девочку родителям. Сотрем ей память обо всем, произошедшем здесь. Ей покажется, что она лишь моргнула, и вдруг оказалась не у стенда в торговом центре, а у дверей родного дома".
"Я не забуду тебя, дедушка". — ночью, шепотом, пообещала девочка. — "Что бы они ни сделали, я не забуду! Все расскажу маме, она позовет самураев, и мы тебя спасем"!
Спасительница нашлась...
Ох, только бы Координатор сдержал свое обещание!
Завершив очередную строфу гнусной книги, старик с печальной улыбкой посмотрел на златовласую малявку, сидящую на полу, возле письменного стола и ящика с материалами. Девочка, устроив рядом с собой свою неразлучную куклу-подружку, что-то увлеченно рисовала цветными карандашами на листе бумаги. Карандаши были выданы профессору, скорее всего, для заметок на материалах, а уж бумагу отгружали по мере необходимости, в большом избытке. Пусть рисует. Хоть какая-то игра для ребенка.
— Дедушка, дедушка, смотри, что я нарисовала! — схватив измалеванный цветными каракулями лист, девочка подскочила к старику, забросила листок на стол и, с детской бесцеремонностью, забралась деду на колени. — Вот, видишь? — она ткнула пальчиком в намалеванное синим карандашом подобие большого вытянутого дома, со множеством круглых колес. — Это знаешь что? Поезд!
— Да ну? — наигранно удивился старик.
— Ага! Мы с мамой, один раз, ездили на поезде! Он огромный! И страшно сильный! А этот поезд еще и волшебный!
— Ух ты!
— Он такой сильный, что может ездить под землей! Сквозь любые камни, и вообще, сквозь что угодно! Если он узнает, что мы здесь, то сразу поедет сюда, сломает вон ту стену, и откроет для нас двери, чтобы мы могли на нем уехать! Смотри, смотри! — она указала на две человеческие фигурки, большую и маленькую, в окнах волшебного поезда. — Это — мы с тобой! Радуемся! А еще у этого поезда есть знаешь что? — она ткнула пальчиком в переднюю часть поезда, на которой красовалось что-то вроде серого капкана с большими треугольными зубьями. — У него есть зубы! Чтобы схватить, и съесть твою страшную книжку! Вот, видишь? — она указала на безобразную серую фигуру с серыми черточками над голове, держащую в руках-палочках квадратный предмет. — Это тот, рогатый, напугался и пытается убежать! Уносит с собой страшную книжку! Не убежит, дурак! Поезд его быстро догонит и поймает! Чтобы гад больше никому никогда не делал так плохо! А нас с тобой, поезд увезет! Наверх, вот сюда, где Солнце и небо!
Старик лишь вздыхал, поглаживая по голове расфантазировавшегося ребенка. Хорошую сказку она себе придумала. Жаль, что в реальном мире нет таких поездов. Но... есть кое-кто другой. Организация в шоке от того, что всего лишь двое людей сумели нанести ей столько неприемлемого ущерба? Да! И одна из этих двоих, еще жива. Та, кого эти сволочи так люто боятся, ненавидят, и пытаются оболгать. Та, кто возвращает человечность серым теням. Та, что возникла из небытия, чтобы все, кто предал наследие Единой Империи, залились черными слезами от своего стыда и позора!
"Можете ли вы мне сказать, Координатор, что же это за Великая Цель, ради которой вы готовы превращать людей в скотов и жечь в печах маленьких девочек"?
"Прошу прощения, профессор, но это — секретная информация".
Никогда в своей жизни Мицунари Минору не мог представить, что может так смертельно, до зубовного скрежета и помрачения рассудка, ненавидеть.
Не меньше, чем спасения своей маленькой внучки, старый профессор жаждал дожить до того момента, когда пол под его ногами пойдет ходуном, свет погаснет, а стены покроются трещинами и весь исполинский подземный комплекс рухнет, с грохотом и треском погребая под собой не только Второго Координатора, но и все мечты, цели, планы, пополам с гнилыми секретами, предавших человечество Тайных Императоров!
Доживет ли он? Очень хочется дожить и душою ощутить, как задрожит сама ткань реальности от ужаса загнанных в угол подонков, от грозной поступи миллионов пробудившихся людей, и от веского слова неуловимой сказочницы, пришедшей спросить с устоявшегося миропорядка за все преступления самозваных богов!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
