Появление в трактире Мальи вызвало бурю эмоций трактирщика и его жены. После того как Малью перестали обнимать и целовать, её родители и немногочисленные посетители засыпали девушку вопросами, та старалась, как и положено дочери уважаемого человека, отвечать обстоятельно и подробно. В итоге внимание людей, уже заполнивших трактир, переключилось на Лику.

— Так ты говоришь, что тебя принёс дракон? — староста продолжал свой допрос, начавшийся ещё в лодке. Лика ответила:

— Да, меня дракон принёс, но не специально, просто он не сразу заметил, что меня несёт. Ведь я прицепилась к его лапе, а когда он это почувствовал, не стал меня сбрасывать, видно, решил донести до того места, куда летел. Вот так я здесь и оказалась.

— Так получается, что тебя дракон не специально принёс? Случайно? А мог бросить? — последовали новые вопросы, Лика пожала плечами, мол, это же очевидно, сколько можно об этом говорить, но всё же пояснила:

— Я же здесь, а это значит, что дракон меня всё же донёс, а не бросил.

— А что, мог бросить? — снова об этом же поинтересовался кто-то, Лика кивнула и решила более подробно пояснить, чтобы предотвратить новые вопросы на эту тему, что Лика с загадочным видом и сделала:

— Запросто мог, даже несмотря на то, что я его просила это не делать, падать-то никому не охота. А я его об этом очень попросила, даже пришлось кое-что пообещать. Что можно обещать дракону и что я пообещала? Не буду это говорить, и не просите об этом, тем более что никто из вас этого обещать, а тем более сделать, не может.

— А ты можешь попросить дракона? И даже что-то пообещать? Так чтоб он выполнил то, о чём ты попросишь? Ты, что? Можешь разговаривать с драконами? Они ведь не говорят, только ревут непонятно что. Откуда ты, если такое умеешь? И оттуда ты прилетела с драконом? Где такая страна? Далеко ли она отсюда? — после небольшой паузы посыпались на Лику новые вопросы, хотя назвать новыми их нельзя было, некоторые повторялись уже третий раз, их задавали люди вновь приходящие в трактир. Лика, решив предотвратить новые вопросы, сделала вид, что поглощена блюдом, которое ей принесла мать Мальи, но всё же один из тех людей, которые были на острове, поинтересовался:

— А разве тот дракон, который тебя принес, не умеет говорить? Ведь он же говорил с нами.

— Это его Лика научила, она тоже не знала нашего языка, мы её учили, а она учила дракона, — вмешалась Малья, немного раздосадованная тем, что всё внимание досталось Лике, а про неё почти забыли. Лика, кивнув, подтвердила, что именно благодаря Малье, она так хорошо говорит на местном языке. Теперь вопросы посыпались на дочь трактирщика, а вот та отвечала охотно и подробно, довольная, что оказалась в центре внимания. В общем эта беседа длилась довольно долго, Лику пытались расспрашивать о той драконьей стране, откуда её принёс дракон, её жителях, нравах, обычаях. Она отвечала довольно скупо, поддакивая Малье, а вот та охотно и с подробностями рассказывала, дав волю своей фантазии, тем более что её слушали раскрыв рты. А родители Мальи Лику как спасительницу своей дочери (вообще-то чёрного дракона, которому отвозили девушек, убил бронзовый дракон, но его-то тут не было, а если бы даже был, то он вряд ли стал удовлетворять любопытство собравшихся людей) угощали разными вкусностями. Мать Мальи, увидев на Лике рубашку своей дочери, дала рыжей девочке ещё несколько рубашек и платьев. Вещи были не новые, раньше они принадлежали Малье, но теперь были для неё малы, а вот Лике пришлись в самый раз. Таким образом, все были довольны, Лику и Сели накормили, и они разжились кое-какими вещами, Малья и ещё две девушки на радость своим родным вернулись домой, остальные получили увлекательный рассказ о битве чёрного дракона и бронзового, о далёкой стране драконов, откуда бронзовый прилетел. Но эта, можно сказать, идиллия была грубо нарушена, ворвавшимися в трактир людьми в чёрных балахонах и в одежде, чем-то напоминающей лёгкие доспехи. Предводитель чёрных балахонов, указывая на Лику и Сели, закричал:

— Вот они, исчадия тёмного царства, одна ведьма, а вторая прислужница чёрного дракона! Схватить их! Они предстанут пред справедливым судом, который отправит этих нечестивых исчадий на костёр! Там им самое место! Они должны ответить за свои злодеяния! Нечестивицы понесут справедливое наказание, а вы, недостойные, им потакающие, должны не только истово замаливать свои грехи, но и благодарить Светлого щедрыми дарами! Очень щедрыми, только тогда он простит ваши грехи!

— Она не прислужница чёрного дракона, его убил бронзовый, с которым она прилетела... — попытался кто-то возразить, а кто-то робко добавил, что с тех пор как слуги светлого бога сожгли травницу, люди стали больше болеть и умирать. Ещё кто-то из тех, кого Лика водила посмотреть на чучело чёрного дракона, с некоторым ехидством сказал:

— Чёрный дракон тут полгода ел наш скот и убивал наших девушек, а вы, слуги Светлого, ничего сделать не смогли, хотя дары вам щедрые приносили, а как только кто-то избавил нас от напасти, тут же прибежали. Ещё дары вот требуете для Светлого, но хотите, чтоб их в ваш монастырь несли вам, а не Светлому эти дары несли, вы и есть те самые не...

Слушая эти возражения, предводитель чёрных застыл с открытым ртом, он стразу не нашёлся, что ответить, но потом, придя в себя, побагровел и аж захлебнулся криком, указывая на посмевших возражать ему мужчин:

— Стали чаще болеть потому, что вы отринули истинного бога и поклоняетесь идолам и их прислужницам! Вот поэтому вам надо молиться, преподнося богатые дары, чтоб замолить свои грехи! А ведьмы будут гореть в огне, взять их! И этих двоих тоже взять!

Чёрные набросились на Лику и Сели, если им просто связали руки (девочки сопротивления не оказали), то мужчин связывали люди в доспехах, при этом надавав им тумаков. Люди в таверне угрюмо молчали, всё было проделано настолько быстро, что никто ничего сразу не смог сделать. К тому же баронские дружинники (понятно, что те, кто был в доспехах — это баронские дружинники) и чёрные служители Светлого были хорошо вооружены. А у людей, собравшихся в таверне, были только ножи, да и то не у всех. К тому же Лика, увидев, что люди хотят попытаться освободить захваченных чёрными, понимая, что в случае драки жертвы неизбежны, громко сказала:

— Не надо этого делать, я не хочу, чтоб кто-то из вас пострадал. А с этими чёрными служителями и баронскими слугами мой дракон разберётся.

— Нет там никакого дракона! Мы были на острове и не видели дракона, даже следов его не видели! А того чёрного, который там раньше там был, после наших молитв покарал Светлый бог, превратив его внутренности в камни! — грозно сдвинув брови, визгливо закричал предводитель монахов и, махнув рукой в сторону связанных мужчин и девочек, приказал: — Этих увести! Завтра они во славу Светлого будут гореть на костре!

Когда чёрные монахи и баронские воины ушли и увели своих пленников, кто-то из тех, кто был на острове и видел бронзового дракона, нарушив тяжёлую тишину, сказал:

— Вот так мы позволим их сжечь? За что? За то, что посмели возразить этому монаху? А бронзовый дракон? Мы же видели, как он дрался с тем чёрным! Как он его победил, а то, что монахи его на острове не нашли, так, может, он куда-то по своим делам отлучился, а может, эти монахи на острове никого и не искали, только мельком глянули на чучело чёрного и по-быстрому оттуда убрались?

Люди пристыжено молчали, а староста, вздохнув, произнёс:

— А что мы могли сделать? С монахами были и баронские воины, если бы мы оказали сопротивление, они бы нас жалеть не стали, многих тут бы и положили. А Сели жалко, хорошая и добрая девочка, да и нам беда без травницы, монахи-то далеко, пока до монастыря доберёшься, так и помереть можешь, а если и доберёшься, всё равно толку не будет. Лечить-то монахи не умеют, помочь не смогут, сколько им не давай даров и не молись их богу.

— Как эта рыжая сказала — мой дракон. Боюсь, что она с ним связана намного больше, чем нам рассказывала. И он за неё, если с ней что-то случится, может отомстить и не только монахам. Вот так от одной напасти только избавились, так сразу другую накликали, а кто в этом виноват? — хмуро произнёс трактирщик и неодобрительно, но со значением посмотрел на невысокого мужчину, который изо всех сил старался делать вид, что его нет в трактире. Тот, будто вспомнив о каких-то важных делах, быстро ушёл. Староста посмотрел вслед этому человеку и, многозначительно хмыкнув, спросил у трактирщика:

— Он?

— Он, больше некому. Он появился вместе с монахами. Ничем не занимается, ни ремеслом каким, ни торговлей, то, что не рыбак, и так понятно, но целыми днями ходит, слушает, высматривает. А деньги у него есть и немало, несколько раз расплачивался большими серебряными монетами. Вот откуда он их берёт? — ответил старосте трактирщик.

Лику и остальных связанных монахами везли в монастырь на обычной телеге. Несмотря на то, что ехать было не очень удобно, ведь руки были связаны, а пленники просто брошены в телегу, Лика смогла не только сама сесть, но и остальным помогла это сделать, а теперь с интересом рассматривала окрестности. Она всё это уже видела, но только сверху, а теперь могла увидеть дорогу и селения поближе. Особенно её заинтересовала застава с баронскими воинами на пути от Грисбера до замка барона и ещё одна на дороге от замка к монастырю. Лика сделала предположение, тихонько сказав, что барон не очень-то доверяет местным жителям, и похоже, монахам он тоже не доверяет. Эти заставы Лика раньше видела сверху, сейчас же, несмотря на то, что они были скрыты в зарослях, она их сумела изучить в подробностях.

В монастырь приехали, когда уже начало хорошо темнеть. Там мужчин и девушек не разделяли, а, проведя по длинному и мрачному коридору, завели в полуподвал, в одну из келий, которая, если судить по основательной двери и большому металлическому наружному засову, служила тюремной камерой, об этом говорило круглое отверстие в полу, в одном из углов, предназначавшееся для определенных нужд. Пленников довольно грубо, не освобождая от верёвок, стягивающих руки за спиной, затолкали в эту камеру. Мужчины, подождав, пока двери этой мрачной кельи закроются, начали громко выражать своё возмущение, но замолчали, глядя на Сели, разминающую руки, и на раздевающуюся Лику, у которой руки тоже были свободны. Она, посмотрев на замолчавших мужчин, ехидно спросила:

— Руки вам развязать? Или так и будете связанные возмущаться? Так как?

Освобождённые мужчины тоже начали растирать онемевшие руки, а Лика, подойдя к двери, сказала:

— Значит так, сидеть тихо, что бы вы ни услышали. В дверь не стучать, к ней вообще не подходить. Я вам потом открою. Сели, мою одежду не потеряй.

Лика постояла у массивной двери, водя по ней руками, бесшумно её приоткрыла (мужчины помнили, что когда их завели в эту камеру, петли на этой двери очень скрипели) и через небольшую щель выскользнула наружу, закрыла за собой массивную створку. Один из мужчин не удержался и, подойдя к двери, осторожно её подёргал. Повернувшись к остальным, шёпотом выдохнул:

— Закрыто, так закрыто, что даже не шевелится.

— Ты же видел: какой там, с той стороны, засов? С руку толщиной, интересно, кого монахи в этой келье, скорее, тюремной камере запирали? Как эта девчонка сумела выйти и зачем она разделась? Ты, друг, обратил внимание, что она верёвки просто разрезала, а не узлы развязывала? А как и чем она резала? Ведь у неё ножа иди чего-то такого не было, — так же шёпотом сказал второй мужчина своему товарищу, показав разрезанные верёвки, потом повернувшись к Сели, спросил: — Что она тебе сказала?

Девушка, аккуратно складывая платье Лики, тихо ответила:

— Она сказала, что не любит, когда её хотят обидеть, а ещё больше не любит, когда обижают её подруг.

— Не любит она — когда подруг обижают, а сама ушла, а тебя здесь оставила, да и нас тоже. Скоро монахи придут и отведут на допрос. Здесь же белого духовенства нет, только чёрные, а это ревнители, они жалости не знают! Когда они и за нас примутся, мы во всём признаемся, во всём! Даже в том, о чём никогда даже не думали. Видели, во дворе дрова сложены и бочки с земляным маслом? Это для нас, сожгут нас завтра, ну, может, не завтра, нужно время, чтоб согнать жителей баронства на это мероприятие посмотреть. Так что нас не завтра сожгут, но нам будет уже всё равно, когда это произойдёт, после дознания одно желание останется — скорее бы всё кончилось, — с горечью сказал первый мужчина, второй тихонько проскулил:

— Эриш, а ты откуда это всё знаешь?

— Имел я с ними дело, к счастью, удалось уйти от них, думал здесь, на окраине королевства, схорониться, но, видно, не судьба. Правду говорят — кому суждено сгореть на костре, тот не утонет и того не повесят, — с ещё большей горечью произнёс Эриш.

— Ну, не знаю, что тебе суждено, но на этом костре ты гореть не будешь, — произнесла рыжая девочка, стоявшая у приоткрытых дверей. Как она появилась, никто не заметил, а она продолжила: — А раздевалась я, чтоб платье не порвать и не испачкать. Понятно? Теперь идём, нам обратно ехать надо.

Выйдя в коридор, мужчины переглянулись, на двери в их камеру замков не было, только запирающий дверь тяжёлый засов, его можно было отодвинуть только снаружи, но рыжая девочка вышла же, задвинутый засов не стал ей преградой. Но мужчины и думать о засове забыли, увидев двух лежащих на полу чёрных монахов с неестественно вывернутыми шеями. Поднявшись из полуподвала, обнаружили ещё троих, а на дверях жилых келий все засовы, запирающие их снаружи, были задвинуты, понятно, что это сделали не монахи изнутри, а кто-то снаружи. Эриш хотел Лику о чём-то спросить, но она приложила палец к губам, показывая, что надо соблюдать тишину. Выйдя во двор, беглецы увидели, что ворота в стене приоткрыты, а за ними стоят три оседланных лошади, показав на них, Лика сказала:

— Давайте тихонько уезжайте.

— А ты? — спросила Сели, Лика, ответив, что ещё тут немного похулиганит, вернулась во двор монастыря. Мужчины, пожав плечами, сели на лошадей и тихонько двинулись прочь от монастыря, Сели ничего другого не оставалось, как последовать за ними, при этом она немного отстала и всё время оглядывалась.

Лика вернулась в основное здание монастыря, забежав в одну из келий, недолго там пробыла и вышла во двор с большим мешком. Во дворе уже дракон сдвинул к стене основного здания заготовленные для костра дрова, вылил на них и на крыши всех строений монастыря масло из бочек, после чего дохнул огнём. Полюбовавшись на разгорающееся пламя, сказав, мол, вот вам костёр, который хотели, ушёл в небо.

Баронские заставы, больше похожие на засады, разогнала кайтра, большая саблезубая кошка, (эта была одна из ипостасей Лики). Несколько ударов мощных лап развалили сторожки и разбросали засеки, а людям было достаточно только её вида и грозного рыка, бравые баронские дружинники, бросая оружие, кинулись наутёк. Хотя бежали не все, трое самых храбрых или самых глупых попытались стрелять в кошку из луков и арбалета, с этими Лика не церемонилась — вид тел дружинников, высоко взлетевших после ударов когтистых лап кайтры, придал сил тем, кто не очень спешил, они решили не геройствовать и побежали так быстро, как могли.