Учитель из Жупеево. Главы 1 - 9

Ещё был не поздний вечер, поэтому прохожие встречались сладкой парочке постоянно. Никодиму пришлось демонстрировать прохожим лицо Якушева и узнавать у них, где это лицо, грязно матерящееся, проживает. В посёлке все друг друга знали, если не близко, то в лицо. Народ был понятливый и указывал дорогу, где обитает Николай Фёдорович, который, с кем не бывает, сильно крепко сегодня немного устал на работе. Математик тащил свою ношу не по тротуарам, а напрямую, потому как прямая, это самый короткий путь. Доказано наукой. Но получалось так, что при таком передвижении они натыкались на кусты, заборы и столбы. Наступали на кошек, поднимающих обиженный ор. Как-то так получалось, что больше доставалось Якушеву. Его тушка тёрлась о заборы и кусты, налетала на все столбы и вляпывалась, пардон, в отходы кошек и собак. Почему-то к математику ничего не прилипало. Это было несправедливо.

— Привет тебе, большая яма! Это мы, — заявил математик, когда они угодили в очередную яму, где физрук ещё больше вымазался.

— Это кто? — с ужасом уставилась на матерящийся комок грязи Любка, законная, между прочим, жена Николая Фёдоровича, когда обнаружила в своём дворе двоих мужиков.

Всё-таки дотащил Никодим Викторович физрука к его дому. Язык, говорят, до Егупца доведёт, и кто ищет, тот всегда найдёт. А что супруг немного вымазался, так, то ямы поселковые виноваты. Понарыли, понимаешь ям да канав: ни пройти честному путнику, ни проехать, ни проползти.

— Это ваш муж, — с обаятельной улыбкой заверил Любку молодой человек, крепко поддерживающий её драгоценного супруга. Супруг на ногах стоять не мог, мог висеть на руках незнакомого молодого человека и материться. — Это ваша законная половина, супруг, хозяин и самый ваш благоверный, ага. Выпимши он немного. Короче, самец вернулся в дом.

— А вы кто?

— А я не ваш муж, — открестился от Любки Никодим.

— Аааа...а где же самец так нажрался? — Любка, присмотревшись, уже не сомневалась, что это матерящееся существо и есть её муж.

— В школе, — выдал с потрохами собутыльника Никодим, — ведь он учитель, понимать надо. Где же ему праздник отмечать, как не в школе.

Любка ещё причитала, что где это видано, чтобы в школе так напиваться, чай школа не гараж и не подворотня, но Никодим уже не слушал её. Зачем слушать глупую бабу, которая не понимает широту мужской души. Вот чего, спрашивается, так верещать и лить слёзы. Ну, выпил мужик немного, так домой же пошёл, а не закосил по девкам. А мог бы загулять и триппер в дом принести. Чего ей, глупой бабе ещё надо, что она так громко кричит на самца и добытчика. Кричать не надо: у самца от крика голова может разболеться и он расстроится. А нервы не восстанавливаются, Климент Тимерязев это доказал.

Никодиму совсем расхотелось слушать вопли разошедшейся Любки, и он отправился домой, в свой уютный флигель, подальше от этих воплей. Что он мог умного почерпнуть из Любкиных слов? Язык её беден и неинформативен. И как Якушев с такой дурой живёт? Ведь он высокоинтеллектуальный человек, учитель физкультуры, а жена дура.

Половина Жупеево видела, как молодой человек волок учителя физкультуры по всем колдобинам посёлка. Картина, в общем-то, была для сельской местности привычная. Немного необычны были лингвистические способности этой пары. Некоторые местные жители даже запоминали новые для них слова, произносимые этими двумя учителями, особенно, когда те влетали в яму или канаву.

Бабе Вале, хозяйке Никодима, тоже наябедничали, что её постоялец перемещается по посёлку в обнимку с Николаем Фёдоровичем, ибо упились два уважаемых учителя в говно. Соседки с радостью донесли такую весть и сочувствовали бабе Вале: да, не повезло бабке с постояльцем. Оказался постоялец пьяницей подзаборным и матершинником. Ой, беда, беда. А ещё детей эти ироды учат. Куда мир катится.

Баба Валя опешила от такого сообщения соседок и окрысилась на своего молодого постояльца. Она думала, что берёт в квартиранты приличного учителя, интеллигента, а тут пьянь голимая. Поэтому баба Валя встала у калитки в позу фурии. Она хотела самолично встретить возмутителя спокойствия и отчехвостить его, а может даже выгнать на все четыре стороны. Зачем ей любоваться на пропойцу?

Вскоре возмутитель спокойствия подошёл к подбоченившейся бабе Вали. К её жуткому изумлению он был абсолютно трезв, одет, как всегда прилично: ни пылинки, ни соринки. Туфли блестят, взгляд нормальный, лёгкая улыбка и ни грамма запаха перегара. Как так-то? Совершенно нормальный человек. Бабе Вали пришлось перестать метать молнии из глаз, ибо ситуация была дурацкая. Как обвинять трезвого человека, что он напился?

— А говорят, что вы с Николаем Фёдоровичем, как следует, перебрали, — неуверенно произнесла баба Валя.

— Инсинуации. Люди, особенно душевно чёрствые, много чего говорят, — спокойно ответил математик, — это называется, не говорят, а судачат. Люди они такие. Любят нафантазировать с три короба, колбасой их не корми, а дай посудачить. Наше общество борется с пустословием и шушуканьем за спиной, но есть ещё отдельные личности, которые любят почесать языком, обмыть косточки ближнему, и растрезвонить какую-нибудь весть, которую норовят безбожно переврать. А что касается Николая Фёдоровича, то, скрывать не буду, чуть-чуть нарушил мужик спортивный режим. Так после работы и на свои. У кого поднимется нога пнуть такого человека?

— Ни-ни, — замотала головой баба Валя, — совсем не поднимется, особенно ежели после работы, да на свои.

У бабы Вали исчез боевой настрой, и ей стало немного стыдно, что она плохо подумала на хорошего человека. Надо было заглаживать вину. Заглаживать она решила с помощью приглашения к своему столу:

— Никодим Викторович, — смущённо проговорила она, — вы, наверное, устали, после работы-то. Так что прошу к моему столу отужинать, чем Бог послал: борщик со сметанкой, голубцы со свиным фаршиком, компотик...

— Валентина Егоровна, — улыбнулся своей обаятельной улыбкой Никодим. — Борщик с голубцами, это конечно прелесть. Особенно приготовленные таким мастером своего дела, как вы. Но, вчера я вам обещал помочь с поливкой огорода, — учитель поднял вверх палец. — Вооот! Сами жаловались на спину. Поэтому, пока ещё светло, пойду-ка я в огород, разверну шланги, да немного полью растения. А ужин потом после дела.

Пока постоялец ловко разворачивал шланги и поливал растения, баба Валя металась по двору и отгавкивалась от соседушек: Нюрки 66 лет и Катьки 65 лет. Старые подружки подлетели к бабе Вали и стали допытываться: "Ну, как твой алкаш молодой. Прочехвостила молодца с песочком или с перчиком? Вставила ему люлей, али как?"

— Али как, глупые вы сороки, — ворчала на соседок баба Валя. — Затрахали мне мозги до срыва резьбы. Человек работает в огороде, поливает, как обещал, причём после трудового дня. А вы его в алкаши записали, а у него ни в одном глазу. Совесть у вас где? Али маразм её съел?

— Тю, — возмущалась Нюрка. — Всё Жупеево видело его с Фёдорычем, лыко не вязали, матерились страсть как.

— Если не верите, — сердилась баба Валя, — то идите сами к нему в огород и обнюхивайте его, хоть под хвостом. Говорю вам: совершенно нормальный человек. А как польёт огород накормлю его борщецом и голубцами. Заслужил.

Соседки на этом не угомонились. Они, когда уже Никодим сидел за столом и с аппетитом уплетал вкусную еду, наведались к бабе Вали и тёрлись около молодого учителя. Чудеса творятся, ей Богу. Учитель совершенно не выглядел пьяным, да и уставшим он не выглядел: он шутил с соседками, расспрашивал их о внуках, пенсии и болячках, хвалил борщик бабы Вали и даже неуклюже льстил. Умел учитель поддержать беседу с пенсионерками. Он смог несколькими фразами расположить их к себе. Соответственно, Нюрка с Катькой, к неудовольствию бабы Вали, выложили постояльцу все расклады в селе. Никодим только посмеивался.

На Жупеево опустилась ночь. Эта фаза суток несёт с собой особые сакральные тайны и именно ночью проходят исключительные вещи со странным ореолом нереальности. Мистические сущности любят ночь, и люди их не замечают. Ночью люди или спят, или занимаются любовью, или сходят с ума. Что за существа скрытые во тьме и считывающие мысли людей и шёпот звёзд? Ночь — мать размышлений о бесконечной сущности Вселенной.

Большинство жителей Жупеево наконец сморил сон. Почти все добрались до подушек, ибо был день, и было много дел, а завтра опять день и будет много дел. И так всю жизнь. В алкогольном бреду метался Николай Фёдорович: ему было откровенно плохо, и снилась какая-то дьявольщина, что его математик учит нырять в болото. Некоторых жителей посёлка тоже доставали ночные кошмары. Без сновидений спали баба Валя и её подружки-соседки, но они поднимутся завтра ни свет, ни зоря. Они привыкли подниматься очень рано. Вот ученикам школы подниматься по утрам никак ни хотелось. Жесть: вставать и чесать в школу. Мало кто из них хотел учиться, большинство имело аллергию на знания, на учителей, на родителей и друг на друга. Хотелось без всякой учёбы всего и сразу. Некоторое количество людей по ночам не спало, они работали, а отсыпаться будут днём. Не спал и не работал только учитель математики Баширов, бродячие кошки, дурные поселковые кабыздохи и ночные птицы. Он в темноте сидел на деревянной лавочке во дворе и его взгляд был устремлён куда-то в небо, покрытое блёстками звёзд. Что он там видел в неведомых далях, оставалось загадкой, но на его лице блуждала лёгкая улыбка удовольствия.

Не только Никодим Викторович уважал ночное небо. В посёлке жил ещё один персонаж, который месту под солнцем предпочитал месту под ночным звездным небом. Это был иерей церкви Троицы Живоначальной батюшка Панфирий, проживающий в неказистом домишке при местной церкви. Ночное звездное небо всегда завораживало и манило его своей таинственностью. Он мог упиваться этой мощной красотой до бесконечности. Сидя на скамейке в обнимку со своей домашней кошкой Тучкой, отрешившись от всего земного, батюшка на ночном небосклоне искал порталы, которые откроют путь к тайнам Святого Духа. Запрокинув голову, он разглядывал мерцание далёких звёзд, представлял, как же должно быть в тех мирах всё прекрасно и удивительно. Над православным крестом церкви ясно блестел серп луны, точно намереваясь жать звёзды. Лаяли в ночи домашние и бесхозные поселковые собаки, что-то трещало и стрекотало.

— Тучка, помнишь, как сказал наш великий поэт: "И страждут озими от бешеной забавы, и будит лай собак уснувшие дубравы"? — иерей погладил кошку, та понимающе замурчала. — Дубрав у нас нет, но на собак у нас урожай.

— Где-то там, в вышине, Тучка, есть око, которому дано видеть всё: прошлое, настоящее и будущее. Блажен, кому дано умение услышать симфонию горних звуков. Как ты думаешь, Тучка, что находится за этим мерцающим полотном? Там, Тучка Создатель скрыл тайны за семью печатями. Святая Книга гласит, что несколько печатей было снято ещё при жизни Господа нашего Иисуса Христа. Последние печати оставлены на последние времена ко второму пришествию Христа на Землю.

— Надо нам, Тучка, матушку себе завести, — вдруг сказал иерей.

Тучка перестала мурчать и внимательно посмотрела на хозяина, как бы говоря: "Зачем нам какая-то тётка в хозяйстве? Нам и так хорошо. Правда, ведь".

— Правда, Тучка, что бревно в глазу. Сидишь, зажмуря глаз — тогда не больно. Как только глаз откроешь, то больно, хоть ревом кричи. Так и сидит народ, никому глаза открывать неохота.

Вдруг в ночи ожесточенно залаяли собаки, которых в посёлке развелось в ужасающем количестве. Почему-то их было много именно в тех районах, где нечего стеречь и нечего, соответственно, украсть.

— Точно, тебе говорю, урожай у нас на собак.

Со стороны посёлка уже перестали течь возгласы людей. Все звуки заглушил заполошный лай собак: день засыпал, веяло усталостью, и люди жаждали тишины. Но у местных кабыздохов было своё особое мнение. У шерстяных придурков, кабыздохов, ушастых балбесов — что ни ночь, то арабский конфликт. Все собаченции в посёлке были на редкость разноголосы, а породы их было решительно не разобрать. Перекличку открывал раньше всех вздорный пёсик деда Витька. Этого пёсика почему-то звали Жмурик. Он постоянно заливался веселым, но дурным лаем. Звонок, а не собачка. Ему солидно отзывался пёс деда Пахома. И понеслось. Несколько минут над посёлком висел мощный непрекращающийся лай, от которого некоторым людям хотелось взять ружьё и пойти спрашивать у собак: "Какого разорались дурни? Что, шерсть уже внутрь черепа проросла?" Вдруг среди этого разноголосого лая раздался громоподобный авторитетный гав пса Поленовых. Пса звали Волком: был он огромен и лохмат и имел свирепый вид. Волку достаточно было пару раз гавкнуть, чтобы все собаки заткнулись. Вот только с самим Волком природа сыграла шутку, наделив того вместо злобного нрава исключительно миролюбивым характером. О таких собаках говорят: "Залижет до смерти". Обычно Волк был молчалив, но если подавал голос, то дрожали стёкла, а маленькие собачки усыкались. Естественно, и сегодня после голоса Волка все блохастики благополучно заткнулись, только чья-то безумно храбрая собачонка ещё пару раз подала свой мерзкий визгливый голосок, скорее похожий не на лай, а на крик курицы: полное пренебрежение субординацией. После этого она сама испугалась своей смелости и забилась в будку.

День и ночь, день и ночь, жизнь идёт. Мир большой, человек маленький: минуты лишь капли, а час ручеёк, и жизнь, истекая, уходит в песок. Это всего лишь кружево судьбы, возвышенная предопределенность.

Незаметно часы складывались в недели. Алла Леонидовна избегала пересекаться с молодым математиком, даже выкинула из головы свои угрозы приватно повоспитывать его. Почему-то она физически не хотела его видеть. Он вызывал у неё какое-то иррациональное чувство страха и отвращения. Вот так бывает: смотришь на нескольких человек, все люди, как люди. Но случается среди них человек, который вызывает отвращение. Может этот Никодим Викторович энергетический вампир или огромное насекомое в человеческом облике? Попадаются такие люди, с которыми некомфортно находится рядом, которые незаметно высасывают энергию у окружающих. Да и не только у директора такое мнение сложилось. Вон баба Серафима, вахтёр школьный и сторож в одном лице: так она, Алла сама слышала, сказала, что у нового математика плохой взгляд. Но Серафима баба неграмотная, религиозная и, вообще ограниченный человек. Другое дело, что младшие ученики поголовно откровенно боятся Никодима Викторовича. До слёз боятся. Интересно, а как старшие? Но пока директор избегала встречаться и говорить с молодым математиком. Однако, ей пришлось выслушать компетентное мнение о нём от завуча. Хочешь — не хочешь, а пришлось. Завуч, Шеломатова надежда Александровна, тётка грамотная, в отличие от вахтёрши. Ей 42 года и всю свою сознательную жизнь после окончания универа в Ростове-на-Дону она работала педагогом, поэтому в людях разбирается. Нет, претензий у завуча к Никодиму, как к учителю не было. Уроки он проводил отменно и с выдумкой. Её смущало то же, что смущало директора, но завучу, по роду своей деятельности, приходилось постоянно общаться с учителями. Пришлось ей общаться и с математиком. Впечатления от таких общений непонятно почему были гнетущими. Как будто это не ты с ним беседуешь, а тебя что-то жуткое, равнодушное и огромное исследует под микроскопом. Посещала Надежда Александровна уроки, проводимые Никодимом. Что сказать. Умеет вести уроки математик. И актуализацию проводит и мотивацию, и повторить предыдущие темы не забывает. Объясняет очень доходчиво, приводит образные примеры. Урок в его исполнении пролетает быстро, а большинство учеников активно работает. Что понравилось завучу, это то, что на каждом уроке проводится письменный контроль знаний учеников, причём каждому выдаётся индивидуальное задание на листе формата А4. Это какой труд на составление таких заданий и на их проверку? Когда он всё это успевает?