| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Поговорим о ваших других друзьях. О нэртэс.
Незнакомый корабль появился у берега под вечер.
Незнакомый корабль вызвал в городе суматоху. Тревога шла из давних времен, из глубины сознания, из страшных историй, гуляющих по берегам. Колонизация нового материка закончилась за десять лет, но корабли продолжали приплывать позже.
Я прибыл на пристань почти сразу и только вблизи опознал в корабле творение Ньен. Необычное: меньше, чем боевые корабли, но защищенное ничуть не хуже, оборудованное для долгого плавания. И, что приходило на ум сразу, когда я шел по коридорам — роскошное. Я не мог представить, чтобы по ним ходили рядовые бойцы, но вот те, кто ими управляет — вполне.
Корабль дрейфовал в море далеко от берега. На борту не нашли ни людей, ни следов борьбы. Тонкий оттенок темной магии нэртэс я почувствовал, как только поднялся на палубу.
Возможно, Гражданин Ньен мог бы рассказать нам больше. Например о том, куда подевалось прошлое правительство Ньен. Или почему выдачи предателя Нэттэйджа больше не требуют. Возможно, старое правительство не стало ждать, чем закончится война с Заарнеем, село на корабль и отправилось решать свою судьбу само. Но маяки Шентагара светили не им.
Когда я возвращался, то на входе в светлый блок наткнулся на странное зрелище. На берегу, где шумел прибой и ветви магнолии, двое темных держали третьего, еще один его бил.
— Светлый магистр тебе сказал, что не хочет тебя видеть... — Бретт прервал нравоучения, и повернулся с солнечной улыбкой: — Светлый магистр, прошу прощения за неприятное зрелище. Этот подлец хотел пробраться в ваши покои, но мы вовремя его задержали!
Темный маг Ринвель выпрямился, потирая живот. Он был бледен и смотрел упрямо. Я отослал посторонних прочь и остановился перед ним.
Ринвель был не из тех, кого сразу замечаешь в толпе. Типичный замученный жизнью рядовой функционер. Ничего примечательного. Ничего опасного.
Это был час, когда море ушло от берега, оставив на белых камнях запах соли, а на песке — лужицы с чудными существами. Ринвель казался мне копошащейся в песке мелкой дрянью, которую брезгливо даже раздавить. Тяжело поверить, что палачом столь многих стало такое серое пустое существо. Ринвель не был силен; просто наши ученики были... так наивны и слабы...
Именно Ринвель вырубил свет в Нэтаре. И вызвал Миля. Было забавно, что спасать меня в первую очередь звали Миля. Только поэтому я сейчас позволил ему говорить.
— Вы отменили мою казнь, — неуверенно начал темный.
Мне всегда казалось, что если враг спасает тебе жизнь, то следует порадоваться его глупости. Или быть благодарным. Ринвель считал, что раз я его спас, я теперь ему обязан.
— Вы пришли за мной в Иву, — тверже сказал он. — Что вы ждете от меня, светлый магистр? Что мне предназначено?
Я все еще непонимающе смотрел на него, ощущая, как внутри зарождается нервный смех. Ринвель считал, что он значим. Ринвель считал, что во всем этом есть смысл. Я улыбнулся ему и ответил:
— Ваше спасение случайно, Ринвель. На вашем месте мог быть кто угодно другой. Ваша жизнь неважна для меня.
Он потух разом.
В Иве я спасал граждан Аринди. Некоторые из них были темными — у некоторых граждан Аринди есть такая особенность. Никто не пойдёт за правителем, который бросает своих. Я выбрал свою фишку, и мне не нужна была вторая. Милость светлого магистра — не благо.
— Я понял, — внезапно сказал темный. — Вы уже говорили мне. Я не должен считать себя выше остальных и требовать легких ответов. Вы выбрали меня, потому что верили, что я смогу. Я ждал этого всю жизнь. Я знал... Я знал, что все это... не просто так. Я пойму мое предназначение и исполню его.
Мир замер. На краю слуха я слышал, как звенят льдинки замерзшего воздуха вокруг Ринвеля. Светлый Исток смотрел на Ринвеля. На жалкую песчинку, выдумавшую, что в нее вложены смысл и цель.
Мир со звоном разбился. Ветер с шелестом пробежал по воде, оставляя за собой дорожки ряби. Ринвель почтительно наклонил голову, словно давая клятву, словно мы были сообщниками, связанными одной тайной, и спокойным шагом покинул берег. Его Предназначение занесенным мечом висело над ним.
Бретт отпустил своих головорезов и теперь сидел на берегу, на высушенной солнцем коряге, и перебирал тонкие пластинки на цепочке.
— Хотите, я убью Ринвеля? — с готовностью предложил он.
Непосредственность вопроса поставила меня в тупик. Бретт говорил от чистого сердца и, кажется, хотел бы, чтобы я был доволен.
— Разве в темной гильдии не наказывают за такие открытые преступления?
Его улыбка была по-прежнему лучезарна:
— Кто узнает?
Мне всегда казалось, что люди, которые пресмыкаются перед сильными и отыгрываются на слабых, чувствуют неправильность в этом положении, чувствуют злость. Бретт считал это естественным порядком вещей.
Он поменял две пластинки местами; я пригляделся к тексту, выбитому на них, и спросил:
— Это катрены?
Мне тотчас же продемонстрировали всю связку. Как повод для гордости:
— У меня есть список. Несколько списков. Я скомпоновал их все, и мой список самый полный!
Раньше я бы попробовал доискаться, кто стоял у истоков. Теперь мне не хотелось делать ни единого лишнего движения. Осталась только тень любопытства — слабая, но это все, что осталось.
— Каким образом вы расшифровываете предсказания?
— А как только событие случится — так сразу все ясно, — Бретт вынул из ряда две пластинки, те, что менял: — Вот про хороший финал. "Разольются реки, моря, океаны, где была безжизненной земля..." И вот. "А в конце не будет ничего — только белый свет". Это про ваш триумф.
Вряд ли это катрены. Для загорских катренов эти говорили слишком мало о катастрофах.
— Ваш учитель будет вами гордиться. Хороший ученик — гордость учителя, — это Бретт сказал чуть ли не трепетно. — Только это имеет значение. Так говорил Мэвер.
Я не отвел взгляда и не переменился в лице. Еще одну оду о том, каким добрым человеком был Мэвер, я не выдержу. С кем-то, наверное, и был.
— Вы понимаете, что Мэвер предал вашего магистра?
Бретт недоуменно моргнул:
— Зачем его понимать? Надо просто его не злить.
У меня забрезжило понимание, когда и как Бретт научился так хорошо приспосабливаться.
— Шеннейр убил Мэвера. Что вы думаете об этом?
Мне казалось это забавным. Судя по эмоциям, Бретт не думал об этом ни одной лишней минуты.
— Не надо думать. Надо исполнять приказы.
На вспыхнувший браслет он сначала не обратил внимания, а потом поспешно нацепил наушники и радостно выпалил:
— Амариллис! — и примолк, сначала озадаченно, потом уныло, и под конец пробормотал "принято, выполняю". И вновь загорелся: — Амариллис, подожди, я все понял! Совы мне друзья, но ты, Амариллис, лучше сов...
На погасший браслет он уставился с изумлением, а потом посмотрел на небо и вздохнул:
— Но что я сделал? Нет, я понял, квартира — это несерьезно. Надо сразу покупать дом. Вы, светлый магистр, читаете людские души — что вы думаете?
Быть лучше сов было нетрудно. Лучше Бретта — тоже.
Моя охрана выпроводила его вежливо, но твердо. Небо совсем почернело, и пора было отправляться на отдых. Хотя все таблетки у меня отняли, и вместо сна я лежал и смотрел в темноту.
Цветы на столе увяли и осыпались. Остались только почерневшие венчики над опавшими лепестками. В том, что они были именно такими, был смысл.
Каждый новый день не задавался с утра — утро я проводил в медблоке. Раз уж неприятные факты вскрылись и стали достоянием моей гильдии, я не имел права подавать плохой пример. Пусть вместо магистра, подсевшего на наркотики, они видят человека, который борется с зависимостью. Я лежал под капельницами, выполнял все назначения, и чувствовал себя еще мерзее, чем было.
Мог я подумать, отправляясь к темным, что под угрозой смертей и увечий меня будут заставлять заботиться о здоровье и соблюдать режим.
Миль сквозь зубы признал, что медблоку в ограниченных пределах можно верить. Темный медблок был загадочной и неуловимой организацией, как и все в темной гильдии: здесь держали в руках здоровье правящей верхушки, полностью подчинялись правящей верхушке и лечили только тех, на кого укажут. Медблок не участвовал в интригах и не имел права голоса, но сейчас у них не было четкой определенности, что считать за власть.
Меня встречали как дорогого гостя, торопясь сообщить радостные вести. Несколько дней назад Бринвен достали из капсулы, а сегодня ее вывели из лечебной комы.
Лечебные капсулы вытягивают жизненные силы; темная магия вредит светлым. Бринвен была сильной и рослой; теперь ее руки, лежащие на покрывале, напоминали веточки. Она нескоро встанет на ноги и нескоро станет полезной. Шеннейр одним ударом смахнул с доски две мои фишки. А я ведь не вредил ему.
Я взял волшебницу за запястье, делясь теплом светлой искры. Прикасаться к светлым было страшно — я боялся навредить.
После процедур в моей голове оставалась глухая пустота. Печально осознавать, что если убрать из моей головы сожаления, теней и химическую отраву, в ней ничего не останется. Я чувствовал досаду: я не исполнил свои обязанности как магистра. Я давно должен был решить эту проблему, и я решу ее.
— "Все ваши действия будут отражаться на вашем магистре", — повторила Бринвен, не открывая глаза.
На столике рядом с ее головой лежало кольцо-печатка с алым сигилом. Я смотрел на него несколько мгновений. А потом сшиб на пол; кольцо тяжело громыхнуло по камням и откатилось в угол.
— Ничего, магистр, — губы Бринвен изогнулись в улыбке. Под приподнятыми веками блеснул огонь. — Я почти его достала, а значит, Шеннейр уже не так силен, как прежде. За нами двенадцать лет и вся светлая гильдия. Все, к чему он прикасается, разваливается, и потому он лютует. Его режим падет. Мы подождем.
Ее искра мерно пульсировала в груди, и горела тяжело и ярко. Ритм войны, который звучал для Шеннейра, звучал и для Бринвен.
Она остановила меня, когда я уже прощался. Я с горечью прочитал в ее эмоциях невысказанный вопрос; Бринвен не решалась выразить сомнение вслух. Магистр не должен позволять в себе сомневаться. Я жалел о сказанных в запале словах; я ведь справлялся двенадцать лет. Никто не мог упрекнуть, что я притворялся плохо.
Но я знал, что следует ответить. Покровительственно, уверенно. Именно то, что все желали услышать:
— Темные как рыбки, Бринвен — что им ни скажи, всему они верят.
Светлые уже ощутили, что Бринвен очнулась, и собрались рядом с ее палатой. Кайя запоздал и пришел последним; остановился, ожидая, когда все как обычно обернутся к нему и дадут дорогу. Но вместо его светлой искры теперь зияла пустота. Никто его не заметил.
— Побережье вредно для светлого здоровья. Как ни приедут, постоянно что-то случается, — заботливо сказал Вильям. Вильям связался со мной только сейчас: ждал, когда все уляжется. — То ли дело север. Природа! Сосны! Чистый воздух!
— Рыба хорошо ловится.
— А как же, — поддержал он. — Присылайте их к нам. И вы к нам приезжайте. Ваша гробница почти готова.
Я в замешательстве потер пальцами наушник, оглядываясь в темноте, пока Вильям продолжал вдохновенно вещать:
— Всем городом строили. Она большая и белая, а внутри мраморный саркофаг, а вокруг рыбы, стаи рыб. Вам понравится!
— А гробницу для Шеннейра вы сделали? — только и сказал я, отгоняя видение Миля, требующего "а солью, солью все засыпали?". — Я светлый магистр, я не могу допустить такой несправедливости.
— Конечно, — заверил высший. — Ради примирения, равенства и единства это единый комплекс. Светлый и темный магистр упокоятся вместе, это ли не благой символ для нашей Родины? Только, знаете ли, в его половине мы пока не определились с, э-э-э, оформлением.
Голые бетонные стены — не ошибетесь. Что за неудача, зачем они медлили — дизайн следовало отдать Лоэрину. И, кажется, теперь мне придется жить вечно.
Сигнал переговорного браслета ослабел и утих. Нижние уровни гильдии не пропускали слабую связь.
...На нижних уровнях начинался совсем другой мир. Здесь создавались печати, которые потом расходились по стране, совершались открытия, а что-то никогда не покидало этих стен. Тайные страсти, тихие трагедии. В ритуальные залы пускали не каждого, но у меня был ключ от всех дверей.
Их обитатели, бледные и неслышные, приветствовали меня тихими голосами. Вода струилась по камням, а из камней росли деревья с крошечными листьями из слюды. Мирринийке любили только то, что могли контролировать.
Бе-лая ли-ли-я на камнях расцвела...
Безжизненное монотонное пение разносилось по пустым коридорам. Пол усыпали белые цветы, и фигуры, полностью закутанные в черное, стояли кругом. Инфоотдел продолжал жить, но смерть Гвендолин была потерей.
...и сорвал лепестки...
Песня о тоске по утраченному дому. Мирринийке не поют песен: эту запретили, но сохранили.
Один упал в океан...
Единственное дозволенное выражение горя.
Я шел мимо не останавливаясь.
Я всегда старался проходить этой дорогой, через один из залов, круглый и высокий. Чаша на высокой подставке, нож из темного стекла, мозаика на стене.
Высоко над головой, из тьмы изломанными белыми плоскостями выплывало лицо с закрытыми глазами. В раскрытых ладонях, напротив сердца — алая астра с семью лепестками. Так изображали Аринди, когда хотели изобразить. Мне рассказывали, что астра — знак светлого магистра, основательницы Полыни. Время не сохранило ни ее черт, ни ее имени, только символ.
Это было так давно. Мы никогда не узнаем, о чем мечтали те люди, на что надеялись, что видели в будущем. Могила восьмого светлого магистра глубоко под центром столицы, и мы ходим по ней, как по множеству других могил.
"Я — светлый магистр, моя сила — движение вперед".
Она провела на великой стройке восемь лет, а потом холодной дождливой зимой заболела и умерла. Полынь-Полынь, наши слезы горьки...
Лаборатории и мастерские были вынесены в отдельный сектор. Часть них занимал Миль, и у входных дверей было на удивление людно.
Обычно помощники Миля ходили за ним по пятам как цыплята, разве что не пищали, и Миль перестал их гонять, теперь давая несложные поручения. Они шептались встревоженно; маги из инфоотдела, пришедшие с докладами, держались спокойно. Они были подключены к замку и знали, что я скоро приду.
Раздражение и злость волнами перекатывались по стенам. Печать, закрывающая дверь, явственно запрещала входить. Сегодня мастер проклятий был в еще более отвратительном расположении духа, чем обычно.
Руководство инфоотделом, как ни странно, временно перешло к Милю. Хотя между ним и Гвендолин всегда были тесные связи: Миль обеспечивал защиту и поддержку заклинаниями, а его снабжали информацией, последними слухами и сплетнями. Инфоотдел вел учет и распределял блага внутри гильдии, так что не вызывало удивления, почему Миль всегда получал то, что хотел. Я поздоровался с инфорами дружелюбно: по моей просьбе они считали, когда мы сможем заново открыть учебные корпуса в Астре. Неофитов мы набрали, магическую искру зажгли, но с ними требовалось заниматься дальше. Может быть, если темных растить в человеческих условиях, они так не озвереют. Конечно, тех, кто закричит, что это против традиций и настоящего темного так не получится, одни размазни, окажется достаточно...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
