Воины Арктара

Но мы никогда не помышляли о том, чтобы покинуть степи, чтобы выжить эльфов из их лесов, вырубить деревья и построить из них форты и крепости... Мы были кочевниками, и гордились этим, до недавних пор.

Я — сын вождя клана Саморов. Мой отец, Гродон, вел клан тридцать лет, и пусть за эти годы клан нес потери, но они во многом уступали потерям других кланов орков. Он научил меня всему, что знал сам, научил меня премудростям боя и известной ему боевой магии, научил, как управлять орками, и как понимать их, какими бы безмозглыми они не казались. И после смерти отца я взял на себя правление кланом, и в течение пяти лет успешно справлялся с этой обязанностью. Мы жили так, как жили тысячелетиями до этого. Мы охотились, ели, спали, и снова охотились, никогда не убивая добычи больше, чем можем съесть. Только непосвященному степь может казаться суровой, мы же, орки-кочевники, извечные ее обитатели, прекрасно знаем, насколько доброй и благодетельной она может быть.

И так было до того, как появился Гимрод... Этот детина пришел к нам из степи, и сначала лишь учтиво попросил принять его в наш клан. Он никогда не рассказывал о своем прошлом, и о том, из какого клана он родом. Из обрывочных разговоров с ним я понял, что все орки его клана погибли в бою, но в бою с кем, где и как, Гимрод не говорил никогда. И если так, то почему он не покончил с собой, как обязан поступить любой орк, чтобы избавить себя от позора, и не позволить чужому оружию поглотить его душу?

Гимрод говорил, что не умрет до тех пор, пока не отомстит тем, кто виновен в истреблении его клана, и, не смотря на то, что это было нарушением традиций, Саморы приняли его как равного, признавая за ним право жить с этим грузом на душе.

Сейчас же я думаю, что он был всего лишь изгнанником. Что его клан прогнал его за какие-то проступки, и что все слова о гибели его родных и близких — лишь придуманная им ложь для того, чтобы войти к нам в доверие.

Мы приняли его как равного, и долгое время он вел себя как равный, как настоящий орк, и даже я не заподозрил неладного, пока не стало поздно. Я пропустил тот момент, когда он начал распространять среди Саморов свои идеи. Он говорил о том, что не пристало столь великому народу как орки, бродить полуголодными и босыми по степи, питаясь лишь тем, что дает нам природа. Он говорил, что орки — могучие воины, и что мы должны взять силой то, что должно принадлежать нам по праву. Что мы должны осесть, распрощаться с кочевой жизнью, и создать свои укрепленные поселения, как делают это гномы или огры.

Прогнать гномов из их подземных чертогов, перебить огров и обосноваться в их фортах... Уничтожить эльфов, вырубить леса и построить из дерева собственные форты и города.

Глупец! И все, кто поверил ему, были глупцами. В тот день, когда Арктар сотворил свои Заповедные Земли и населил их десятками народов и живых существ, он дал им свой завет. Завещал жить так, а не иначе, ибо только так все народы будут процветать.

В гномьих книгах написано, что две тысячи лет назад твой народ нарушил этот завет, и поплатился за это... Теперь ту же ошибку повторяют орки, а значит и нам суждена та же незавидная участь, что и людям.

— Эй, эй! — предупреждающе подняв руки, заговорил Алекс, — Я бы не стал говорить, что наша участь такая уж незавидная! От книг тех времен у нас, к сожалению, остались лишь сказки и легенды, из которых можно почерпнуть лишь крупицы информации, так что мне известно лишь то, что около двух тысяч лет назад люди перешли через горы, гонимые не то какой-то эпидемией, не то чем-то еще. Мой народ тогда практически вымер, и через горы перебралась лишь горстка людей, но они выжили, и возвели меж трех озер первый город... Магадэн... А впоследствии вокруг него стало возникать все больше и больше городов.

Мы начали все с нуля, возвели неприступные стены, приручили диких животных. Открыли сталь и изобрели порох, — для пущей убедительности Алекс потряс своим пистолетом, — Нам нет равных! Реши мы, вдруг, завоевать все земли Арктара, никто не смог бы остановить нас!

— Нет, Алекс, ваша участь незавидна, ибо вы ушли прочь от своих корней. Вы не помните прошлого, а значит обречены на вечное повторение его ошибок. Вы ушли далеко за горы, покинув родные места, и променяли магию на сомнительные технические чудеса. Разве помог тебе мой пистолет в схватке со мной? Нет. И не потому, что я ловчее, сильнее или умнее, а потому, что правда в этом бою была за мной. Потому, что я сражался на своей земле, на которой ты — чужой. Теперь у людей нет своих земель, и я боюсь, что скоро их не будет и у орков.

— Да ты еще не видел артиллерии! — воскликнул Алекс, — Ты не видел пушек, пробивающих стальной лист в пол ладони толщиной!

— Да, не видел, — согласился Агрон, — И я не знаю, что такое сталь, равно как не знаю и что такое пушка. А ты не видел драконьего металла, из которого гномы куют свои мечи и кольчуги. Не видел странствующих магов-огневиков, взявших на себя ту роль, что должны были выполнять вы, люди...

— Какую роль?

— По преданию, когда Арктар создавал свои Заповедные Земли, он населил их множеством народов, дав каждому из них свой наказ. Эльфы должны были стать садоводами его земель, и бережно хранить, любить и лелеять все, что растет и цветет. Гномы и кобольды получили подземное царство, каждый — свою долю. Гномы поселились в пещерах, а полуразумные кобольды ушли еще глубже, чтобы там рыть шахты и прокладывать тоннели.

Каждый народ получил свои чертоги и свои обязанности! Мы, орки, стали тонкой гранью полутени между светом и тьмой. Я знаю, кто мы... Я не горжусь этим, а лишь констатирую факт. Мы — свирепые и безжалостные охотники, хранители степи, в которой не сможет выжить никто, кроме нас. Мы не боимся ее палящего солнца, мы подолгу обходимся без воды... Мы — напоминание всем остальным народам о том, что мир вокруг них не безопасен, и в то же время мы — стражи на пути зла, стягивающегося со всех концов земель Арктара к отрогам Туманных гор.

В их пещерах не живут гномы, и редкий кобольд пророет там свои тоннели. Там скрывается от дневного света настоящее зло, в сравнении с которым мы, орки — лишь белые и пушистые зайчата.

Люди тоже получили от Арктара свое предназначение. Гномьи книги говорят, что уделом людей было сохранять равенство и справедливость во всех Заповедных Землях, и что только они владели двумя видами магии, что было недоступно ни одному другому народу.

— Что ты имеешь в виду? О каких видах магии речь?

— Ах, да, — печально улыбнулся Агрон, — Я, ведь, забыл, ты не знаком с магией, и, может статься, она тебе и вовсе недоступна! Помимо завета, каждому народу была дарована магия, дабы он лучше мог выполнять свои обязанности, лучше служить Арктару, выполняя его волю.

Магия подразделялась на виды по целям и способам ее использования. Например мы, орки, владеем боевой магией — всеми заклинаниями, которые так или иначе помогают в бою. Стоит мне наложить на свой топор ауру меткости, и он будет разить цель, сам направляя мою руку. Аура выносливости помогает мне преследовать врага, а заклятье скорости — ускоряет реакцию в бою. Кипение крови... Впрочем, не важно, ты и так узнал достаточно. Эльфы в совершенстве владеют защитными заклинаниями — заклятье каменной кожи делает их легкие на вид одежды практически неуязвимыми для стрел, заклятье парирования позволяет их оружию парировать удар раньше, чем его владелец понимает, куда этот удар направлен. Гномы и кобольды владеют магией земли — в их арсенале мало заклятий, но они того стоят! Трудно удержаться на ногах в бою с гномом-магом, ибо он может заставить всколыхнуться землю... А раненный гном легко исцелит себя, впитав силы земли...

Существует огненная магия, и магия иллюзий, некромантия, оживляющая мертвых, и просто черная магия, позволяющая убивать жертву по одному лишь желанию колдуна. Среди эльфов ходят легенды о русалках, живущих в океане, и владеющих магией воды, а гномы точно знают, что еще глубже галерей кобольдов живут могущественные барлоги, способные пробудить вулканы и вызвать чудовищные землетрясения.

Каждому народу была дарована своя магия, и ни один из них не может владеть сразу двумя, или, тем более, тремя. Потратив годы на тренировки и медитацию я, быть может, смогу сотворить заклятье каменной кожи, но никогда не смогу дать гарантии, что оно отразит вражескую стрелу. Эльфы же считают его одним из самых простых. Как бы мне того не хотелось, я никогда не смогу поразить врага молнией, в то время как маг-огневик легко испепелит меня на месте.

— И чем же владели люди? — спросил Алекс, блеск глаз которого выдавал его живейшее любопытство.

— Люди были единственным народом, который владел магией смерти и магией жизни. Люди были стражами и судьями этого мира, а значит могли убивать, а могли и воскрешать к жизни. Не поднимать из могилы зомби и заставлять его служить себе, как делают это некроманты, а полностью оживлять несправедливо убитого, полностью возвращать его к жизни.

С исходом людей за Туманные горы секреты заклятий магии жизни были утеряны, ибо не было никого, кто мог бы использовать эту могущественную светлую магию. Магия тьмы же осталась, но и ей некроманты владеют отнюдь не в совершенстве. Легенды гласят, что в страшных боях, сопровождавших Исход людей, они призывали на свою сторону саму Смерть, и тогда во всех землях Арктара смолкали песни птиц, а сражающиеся падали замертво прямо на поле боя.

Что ты мог бы противопоставить самой смерти, Алекс? Свой пистолет, или, быть может, меч? Ты хвастаешься своими пушками, пробивающими сталь, но ты никогда не видел полета черного дракона, и я не пожелал бы тебе увидеть его огненное дыхание, которое превращает в пар даже лучшие гномьи кольчуги из драконьего металла. Ты не видел, как разъяренный маг-огневик мечет молнии по осмелившимся ослушаться его эльфам, и как заклятье армагеддона выжигает все вокруг, по одному лишь повелению мага.

Ты не видел ничего из того, что подарил этому миру Арктар, и говоришь, что армии твоего народа легко могли бы завоевать эти края!

Гномьи книги, которые мне довелось прочесть, говорят, что именно после Исхода людей за Туманные горы, в края, которые Арктар объявил запретными для всех, именно после этого земли Арктара и погрузились в хаос... Война всех против всех, война внутри кланов, и между кланами!

Со временем равновесие восстановилось, но земли Арктара уже никогда не станут теми же, что были прежде, когда по праву звались Заповедными. Говорят, в годы правления людей, кобольды не смели красть гномьи сокровища, а эльфы всегда готовы были напоить и накормить приблизившегося к их лесам орка.

Теперь орки собираются повторить ошибку твоего народа, приняв на веру слова этого ничтожества Гимрода.

— Ты пытался бороться с ним? — спросил Алекс, больше и не помышлявший даже заикнуться о величии людей.

— Пытался. Сначала словом, пытаясь переубедить и его сторонников, и самого Гимрода, но дурные идеи пускают в сознании корни гораздо быстрее праведных. Это и задержало меня в моем клане — я рвался на запад, к Туманным горам, в самое их сердце, но не мог оставить свой клан, понимая, что стоит мне отправиться в путь, как Гимрод совратит с истинного пути всех, кто до сих пор не попал под его влияние.

Поняв, что словами делу не помочь, я пошел на крайние меры, и, собрав совет клана, вызвал Гимрода на поединок, и он принял мой вызов. Условия боя были просты — победитель становится вождем клана.

— И ты проиграл?

— Да, проиграл. Этот мерзавец оказался не только хорошим болтуном, но и отменным бойцом. А может он просто более искусен в магии, нежели я? Результат был один — он свалил меня заклятьем паралича, и, приставив к моему горлу топор потребовал признать поражение. Я проиграл этот бой, и покинул клан Саморов... Он мог бы убить меня, но, наверное, не захотел подрывать свой авторитет в клане. Гимрод Милосердный, чтоб его!

Я ушел, но поклялся вернуться с силой Четвертого Свитка в моей крови, и тогда я смету со своего пути Гимрода, и вновь наставлю свой клан на истинный путь.

Уже в пути, в который раз видя один и тот же сон, я думал о нем, и решил, что тьма, подступающая с запада, и появление Гимрода среди орков — вестники одного события. Что-то пробуждается в недрах Земель Арктара, какое-то могущественное зло, сбивающее с пути и людей, и орков. Все будто бы посходили с ума! Орки, тысячелетиями жившие кочевой жизнью, вдруг, решили осесть. Люди, две тысячи лет не появлявшиеся из-за гор, вдруг объявляются в лице Алекса Нидмана, забывшего не только заклятья Жизни и Смерти, но даже и где его собственные корни!

Вот тебе моя история, Алекс... Неделю я оправлялся от ран, а когда вновь почувствовал себя в силах перебежать эту степь, отправился в путь. И вот я здесь! Я прошел лишь малую толику пути, и уже встретил попутчика.

Половина солнечного диска уже скрылась за горами... Вершина снежной горы постепенно тускнела, а вскоре и вовсе скрылась во мраке, когда на смену дневному светилу пришли ночные. Две луны Земель Арктара, вечные спутницы ночи, носящие данные древними имена: Ярость и Страдание... Они проносились по небу по два, а в долгие зимние ночи — и по три раза за ночь. То более быстроногая Ярость убегает от Страдания, силившейся догнать ее, а то уже Страдание пытается, но никак не может убежать от Ярости, своей постоянной попутчицы.

А позади лун сияли маленькие, невероятно далекие звезды...

— Мы верим, что каждая из звезд — глаз Арктара, — нарушил затянувшееся молчание Алекс, — Что он не забыл нас, и наблюдает за нами.

— А мы верим, что Ярость и Страдание — сторожа этих земель, не позволяющие душам умерших устремиться ввысь.

— В твоем народе нет романтики, Агрон...

Тот лишь хмыкнул и пожал плечами.

— Если бы твой народ, отказываясь от своего предназначения, сбежал бы от своей судьбы не за высокие горы, а в орочью степь — сейчас передо мной не сидел бы воин-романтик. Степь быстро иссушает всякую романтику. В ней есть только жизнь и смерть, да Ярость со Страданием.

Тишина была практически полной, лишь в костре потрескивало пламя, да вдалеке изредка ухала вышедшая на охоту сова.

— Ты говоришь о предназначении... — несмело произнес Алекс, будто бы выражая еще не оформившуюся мысль, — О предназначении целых народов... А как на счет предназначения конкретных представителей этих народов? Я имею, что может быть я сейчас здесь как раз потому, что мне это предначертано?

— Я в этом не сомневаюсь, — без колебаний ответил Агрон, — Мы, орки, верим в судьбу. Верим в предрешенность и предначертанность. То есть ты сейчас здесь просто потому, что ты не можешь быть нигде больше. Так велит судьба.

— Но в таком случае и исход нашего с тобой пути, умрем мы, или останемся в живых и добудем четыре Свитка, тоже известен заранее?

— Да.

— В таком случае, зачем тогда продолжать путь?

Агрон поднял на него глаза, в которых читалось непонимание.

— Как зачем? Затем, что результат известен судьбе, но не нам. И чтобы узнать его, мы должны продолжить путь! К тому же, судьба не всемогуща. Часто бывает, что мы отказываемся от своего рока просто потому, что не знаем его.