Изменить детство

А продукты на кухне хранились в кухонном столе. Крупы, комковой сахар, который нужно раскалывать на кусочки специальными щипчиками... сахар-рафинад уже был в продаже, но был он несколько дороже и считался не таким сладким и вкусным. Из сахарного песка они зимой иногда делали "петушки" — насыпали на лист бумаги горочкой и помещали на горячую плиту. Бумага быстро желтела, потом коричневела, а сахар плавился в коричневую лужицу. Снятый вовремя с плиты и остывший, он слегка отдавал снизу горелым, и клочки бумаги попадались, но все равно это было довольно вкусно. Возможно, потому, что конфеты в семье бывали далеко не каждую неделю. Почему? В реальном детстве он не задавался таким вопросом. Отец работал помощником вальщика в леспромхозе, мама кочегаром на асфальтовом заводе, но денег на конфеты не хватало, и это всеми считалось нормальным. Когда конфеты все же покупались, мама пыталась их экономить, прятала в кухонном столе, дверцы которого запирались на навесной замочек. Но — что еще делать детям без родителей в доме целый день? Только крутиться вокруг запертого стола с конфетами. В результате старший брат сообразил, что можно вытащить верхний ящик с ложками и через образовавшееся отверстие конфеты достать. Так что конфеты они съели. Что такое один килограмм для троих детей? Так, на полчаса удовольствия. А потом они с сестрой старшего брата сдали родителям, и он получил хорошую порку...Зачем они это сделали? Из страха в основном, было-то им тогда сколько? Ему шесть, а сестре вовсе четыре года. А еще, как ни странно, из желания помочь родителям найти и наказать воришку, такие вот выверты детского разума...

В комнате весело пело радио, шипел утюг, а он стоял и смотрел на стенку. Если наружные стены барака были, похоже, заштукатурены глиняным раствором и побелены, то внутреннюю разделительную стену штукатурить не посчитали нужным, и были это просто доски, сколоченные внахлест, не поструганные, лишь грубо побеленные. За этой стеной жила мать-одиночка с оболтусом-сыном. Звали его, насколько помнится, Вовка Чанов, и вспоминался он всегда как налысо стриженный пацан в невнятного цвета застиранных штанах и такой же драной рубахе. Вот он, пожалуй, знавал и голод, судя по его большой голове и тощей шее, маменька-то была любительница залить житейские невзгоды вином, тут не до сына... Она его запирала регулярно дома, чтоб не шлялся по улице, как и родители их, и старший брат ковырял в этой стене между досками кочергой, пытался пробить дыру для общения. Не получилось — стена оказалась двойной, с опилочной засыпкой внутри, и кочерга во что-то там упиралась. Ну и хорошо, что не получилось, а то заработал бы брат очередную порку. Лупить ремнем по делу и без оного в шестидесятые считалось вполне нормальным, от отца иногда доставалось даже маленькой сестре.... Тогда, в реальной жизни, это казалось вполне естественным. Не одни ж они так жили — многие. Но сейчас, с разумом взрослого мужчины, прожившего жизнь... Шестидесятые годы. Бурное развитие космонавтики. Первый полет человека в космос. Могучая армия с современным вооружением. Великолепие московской театральной жизни. Расцвет советской эстрады. Блестящая поэзия хрущевской "оттепели". Стремительное послевоенное восстановление страны. Становление советского автопрома. И — вот этот барак с одной комнатой на пять человек, с "петушками" на плите и детьми, запертыми родителями на весь день, младшей из которых всего четыре, а старшему — девять...

— Нет! — сказал он со злыми слезами в глазах. — Нет же! Не пойдет!

И вынырнул в обычный сон.

4

Во сне он стоял на пригорке, под ногами на склоне желтела трава, теплый воздух медленным, но мощным потоком поднимался вверх, и он понимал, что, если шагнет вперед, то поплывет медленно и беззвучно над землей. Во сне он часто так летал.

Вокруг него клубились и звучали обеспокоенные голоса. Инопланетяне. Расстроены и недовольны.

— Да, я не согласен на вторую жизнь! — сказал он резко. — Пусть даже во сне! Нет!

— Но почему? — осторожно вопросил голос. — Это же детство! Самое счастливое время жизни! Мы исследовали ваш психотип перед контактом и определили точно, что период золотого детства у вас укладывается в возраст от пяти до семи лет, когда уже много чего умеешь, но еще ни за что не отвечаешь...

— Да, я так считал! — зло перебил он. — В детстве! Тогда все казалось нормальным и само собой разумеющимся! Но не со взрослым умом! Сейчас это для меня — убожество! Причем невыносимое!

Он отвернулся от голосов, шагнул вперед... и медленно поплыл над землей. В детстве говорили: если летаешь во сне, значит, растешь. Он летает во сне всю жизнь. Рост — сто семьдесят. Может, имелся в виду какой-то другой рост?

— Скажите, что вас не устраивает? — спросил голос.

Он усмехнулся. Хороший вопрос. Из тех, которыми так легко ставить в тупик недовольных. Ну кто вот так сходу скажет, что именно его не устраивает в жизни? В результате ляпнет что-нибудь несущественное типа количества денег в кармане или здоровья, получит сумму на руки и останется посреди жизни недоумевающим дураком. Возможно, даже идеально здоровым. Хорошая такая манипуляционная ловушка. Потому что счастье действительно не в деньгах и даже не в их количестве. Счастье в деньгах — это для жлобов. А что не устраивает в жизни порядочного человека — это тема для серьезного аналитического исследования. Каковым он, между прочим, всю жизнь и занимался. Так что ответ у него имелся, давно заготовленный и вряд ли приятный для инопланетян.

— Меня не устраивает торжество наглости, — коротко сказал он.

И инопланетяне надолго заткнулись. Ну да, это вам не "мечтаю сохранить социалистический строй" или "хочу облегчить жизнь родных и близких". И первое, и второе технически вполне осуществимо, только лучше от этого люди жить не станут. И сами лучше — не станут! Подумаешь, проблема — сохранить социализм. Это даже и не проблема. Социализм жив, пока жив сильный лидер. Диктатор. Сталин. Достаточно реализовать любой из механизмов смены диктаторов, и получи социализм на блюдечке. Собственно, Союз умер со Сталиным. А вот если б работала хотя бы примитивнейшая трехходовая "спиралька" — диктатура-временное многовластие-временный компромисс-диктатура — подкрепленная примитивнейшей тайной организацией типа большевистской партии, то через лет пять после Сталина к власти из глубин тайной организации пришел бы новый лидер. Пришел бы, перестрелял перерожденцев, пересажал алкашей и жулье, и нате вам снова социализм в парадной оберточке с красным бантиком. Только что в нем хорошего, в социализме? Повальное пьянство? Повальное воровство? Сплошной брак? Повальное очковтирательство, угодливость? В социализме все — повальное, такой уж строй. Что в нем хорошего? Социальные гарантии? Да, это хорошо, но только по сравнению с голодными военными и послевоенными годами. А на самом деле — скудость и нищета.

— Немножко разверните ответ, — попросили голоса. — Мы не уверены, что правильно вас понимаем.

— Меня не устраивает общество, в котором носители лучших человеческих качеств проигрывают, — все так же коротко отозвался он. — Добрые, щедрые, бескорыстные — проигрывают торжествующей наглости. Меня это не устраивает. И еще одну такую жизнь я не желаю прожить. Даже во сне. Мне хватило реальности.

Похоже, инопланетяне растерялись, судя по продолжительной паузе.

— Так чего же вы желаете для продолжения сотрудничества? — наконец раздался неуверенный вопрос.

— Дайте мне силы это изменить! — крикнул он яростно. — Дайте мне силы!

— Во сне? — осторожно уточнил голос.

— Хотя бы во сне!

И проснулся.

-=-

За ночь палатка выстыла. Хотя и июнь, но не юг. Вернее, юг — но Западной Сибири. А в Сибири, в любой Сибири по ночам холодно. Потому и не вызревают бахчевые. Солнца им хватает, а ночного тепла нет. Растения же, вот незадача, именно по ночам растут, не днем.

Его самого выстуженная палатка не волновала, он подготовился. Хороший надувной матрас, хорошее одеяло, и можно спать спокойно до утра. Ну, относительно спокойно — трех походов в туалет никто не отменял.

Он расстегнул клапан и осторожно выбрался. Позвоночник еще держался, и неплохо для его возраста, но требовал осторожности по жизни. Одно из условий — не двигаться резко в согнутом положении. Желательно вообще не сгибать позвоночник в нижних отделах, но если пришлось — не двигаться резко. Дернешься, позвонки сдвинутся — и привет, песец, на месяц дикие боли гарантированы. А так — выполз осторожненько и готов к труду и обороне.

Мимо участка протарахтел трактор, мужик из кабины осмотрел стройматериалы как будто безучастным, но на самом деле очень внимательным взглядом. Он только усмехнулся ему вслед. Ну-ну, типа случайно мимо прополз. По проезду между строительных участков, когда в ста метрах — приличная дорога. В шесть утра. Надо бы запомнить и трактор, и хозяина, чтоб знать, где искать украденное, если что. Разворовали и угробили страну, теперь тащат у соседей, и считают, что именно так и следует жить.

Чайник на маленькой печурочке согрелся быстро. Он соорудил пару бутербродов, вдумчиво позавтракал. С годами потребность в еде заметно снизилась — в юности он этих бутербродов и не заметил бы, а сейчас без заправки доработает до обеда. Почему так? Возможно, уменьшилось количество движений. И скорость, да. Жизненный опыт позволяет выполнять ту же работу минимумом движений. Ну и беготня по девкам сильно жгла калории с юности и до самого среднего возраста. Не сами девки, а беготня: переживания, волнения, страдания и недосыпы. Это причины, которые ему подсказывает личный жизненный опыт. А что говорят на эту тему ученые, лучше не смотреть. Все равно врут. То у них мясо вредное. То соль. А сахар — он вообще вреден всегда. Уважение к людям науки он растерял давным-давно. Посмотрел вблизи, как делаются диссертации, и растерял — такой халтуры даже на стройках не гнали, даже пьяные в дупель каменщики.

На самом деле настоящие научные исследования проводились, в этом он не сомневался. Да кто ж о них расскажет? Все, что имеет практическую ценность, наглухо засекречено. Например, можно ли найти в открытом доступе методики подбора космических экипажей по психологической совместимости? Ха-ха три раза. Он за свою жизнь найти не смог. А ведь полезнейшие знания. И кто бы объяснил, что в них такого секретного? Но — нельзя. Как он убедился, нельзя отдавать людям в пользование любое знание, имеющее хоть какую-то практическую ценность. Бессмысленные учебники по психологии и педагогике — пожалуйста, в любой библиотеке есть, а работы по психологической совместимости — дудки. И последнее уголовное дело по ученым только подтвердило его выводы. Товарищ обобщил, обработал открытые данные, на их основе сделал определенные выводы и обнародовал, всего лишь. На основе открытых данных. Этого хватило, чтоб припаять товарищу десяточку срока. Мол, выводы ты, дорогой товарищ, делать можешь, коли такой умный, а обнародовать уже не моги. Вредны знания для людей. Для людей достаточно дебильных скриптов, на которых построена работа всех крупных компаний. Каждому сотруднику прописано по буквам, что именно и в каких случаях положено говорить или делать. Отклонился на словечко в сторону — штраф. Жесткий алгоритм действий вместо осмысленных поступков, низведение работников до уровня роботов. Жуть, если вдуматься. Хорошо, что современные веяния не добрались до строек. По крайней мере, до частных строек. Там по-прежнему девятнадцатый век на дворе.

Он слегка приподнял брус, определил, где у него центр тяжести, переместил хват и аккуратно уложил брус себе на тазовую кость. И пошел. Не очень приятно, зато никакой нагрузки на позвоночник. Тот самый жизненный опыт, который позволяет работать на стройке семидесятилетнему пенсионеру.

Первый брус лег на раскатанную полоску строительного войлока. Затем — следующий. И так по кругу. Вплотную друг к другу, через войлочную прокладку. И никаких тебе хитрых стыковых запилов и выборок, которые так отнимали время раньше. С появлением монтажной пены, рулонного войлока и строительных степлеров работа по сборке брусовых домов вообще резко упростилась. Кидай себе брус да кидай, и дом растет на глазах.

Он уложил второй ряд и облегченно выдохнул. Два последних бруса оказались слишком уж тяжелыми. Брус вообще сильно различался по весу. Тот, который пилился из сердцевины ствола, был, как правило, легким, приемистым, почти что сухим. Но — относительно рыхлым и слабым. Зато работать с таким — удовольствие. Таскается, пилится и сверлится на заглядение. Если же попадался брус с закраины, вес резко прибавлялся. Как и плотность, как и усилия при обработке. А уж если еще и древесина оказывалась смолистой — вообще надорвешься таскать. И вело такой брус при высыхании не по-детски. Но — кто бы его дал выбирать? Если каждый покупатель станет выбирать легкий и ровный брус, куда прикажете девать остальные? Так что — на тебе, покупатель, пачку бруса, оплати и распишись.

В одной из книжек охрененно умного товарища утверждалось, что дома положено строить только из высушенного леса, а то поведет. Ну-ну. Кто бы его на лесном складе сушил по три года? А потом бы выкидывал верхний ряд штабеля на дрова? Ибо брус, просушенный без фиксации, скручивает так, что строить из него потом невозможно. Ну, охрененно умный писатель пусть дальше врет — из ученых, наверно — а вся Россия как строила дома из сырого бруса, так и будет строить. Поведет? Да ну. Для этого существует дрель с перовым сверлом. Просверливаешь брус в четырех местах — верхний насквозь, а нижележащий на две трети — и загоняешь в отверстие специальный брусочек, называется шкант. И так каждый ряд. И получаешь в результате деревянную стену, намертво скрепленную в одно полотно. Ну и куда оно в этом случае поведет?

На самом деле стенки все же слегка вело при высыхании. А в оконных и дверных проемах так даже не слегка, а прилично. Все же дерево есть дерево, его всегда крутит по волокну. Но на это имелись свои средства. Во-первых, стенку вело не так уж сильно, при декоративной обшивке бугры и ямы легко выравнивались за счет брусков каркаса. А чтоб не вело в проемах, их не выпиливали до конца сушки, только и всего. Стоит коробка без окон и дверей, где требуется отверстие, там потом и прорежешь. И еще тем удобно, что воришкам нет отверстий изнутри доски таскать.

В десять с рынка приехал заказанный саморазгруз-"воровайка". Водитель не спеша подцепил шлейками пачку досок, встал у пульта и аккуратно положил груз внутрь дома на балки пола. На все про все — пять минут, и таскать не нужно. Потом водитель заглянул внутрь, походил вокруг и изрек с видом специалиста:

— Хреново делаешь, дед! Промерзнет!

Он только усмехнулся в ответ:

— Разгрузился? Бывай здоров.

И пошел раскладывать доски по балкам.

Водитель пробурчал что-то невнятное и убыл. Он проводил его насмешливым взглядом. Еще один умник самоутвердиться за счет обливания грязью других.

Досок хватило на весь пол с запасом. Он вооружился тяжелым молотком и до обеда посадил доски на гвозди. Потом взял электропилу и срезал свисающие концы. И полюбовался собственной работой. Вот, уже пол есть, можно ходить по ровному, не спотыкаться на ямках и кочках! Двадцать пять квадратов здесь, да столько же на мансарде — куда еще больше молодой семье? Или, например, ему?