Прочерк

Тут Ансельм хватается за голову и тупо глядит в небо.

Ничего не вышло из его задания. Лопухнулись высокомудрые фиари. Чересчур много понятий, которые переводной амулет не понимает. Что может быть нужно столь могущественным людям? За чем гонятся те, кто лучшую оружейную сталь зарывает в землю, под ноги, чтобы этим их «поездам» было проще и удобней ездить?!

Как возвращаться, не выполнив свою часть обещания? Ведь фиари свое слово сдержали: укрыли беглого висельника, накормили. Более того, в единый миг колдовским способом переправили от баронского Лукошина до самого Колодца, чем отсекли погоню насовсем. Никто ж не подумает, что беглец сможет до заката преодолеть столько, сколько караваны за шесть-семь суток проходят. Сказавшись беглецом, Ансельм к пришлым и напросился, когда те на Колодце воду брали. Шел слух, что беглых рабов Пришлые принимают всегда, никакой легенды или обоснования не требуя. Оказалось, верный слух — взяли Ансельма в машину и даже помочь пообещали.

— Хорошо, — говорит между тем командир. — Но давай все же к теме вернемся. Как ты это себе представлял? И что «это»?

Сергей фыркает:

— Ну а че, мы как нормальные русские оккупанты, будем врываться в аулы и кишлаки, оставляя за собой больницы, школы и библиотеки. Я ж вербовался на стройку вообще-то. Думал, тут на Сахалине на месторождении будем строить чего-нибудь… Да взять хотя бы наше задание!

Ансельм настораживает уши.

— … Вот я читал как-то про путешествие вроде нашего. Такая, знаешь, экспедиция через всю планету. Там еще сила тяжести была порядка четырехсот земных, помнится. Спутник упал далеко от станции, и местных торговцев — типа нашего Синдбада-морехода — наладили от ихней Арктики до Антарктики, через экватор. Так мы бы собрали мегатачку на гусеницах, типа вот Харковчанки… Ансельм, не хочешь глянуть? Тоже поезд, только без рельсов, которые так тебя удивили.

Беглец снова глядит на картинки. Среди бескрайней снежной равнины — красные огромные повозки, но эти хотя бы похожи на «грузовик» Пришлых, у которого прямо вот сейчас полулежит Ансельм.

— … Реактор туда маленький, как на подлодках или на «Памире-630», у нас же в Минске его делали.

— Не, Серый, ты точно е*нулся! Только чернобыля нам тут не хватало! — командир неожиданно горячится. — Ансельм, не слушай этого… С высшим оборзеванием, блин!

— А то! — говорит Сергей. — Жалко же. Столько было придумано, столько сил затрачено, столько хитрых задач решено. И не пригодилось. Не нужны на Земле автономные гусеничные поезда. Зато тут, на Китеже — вполне.

— И что, — уже успокоившись, вполне серьезно спрашивает командир, — атомные?

— Смелость города берет, — тоже без иронии отвечает пулеметчик. — А в моей любимой песне продолжение: смелость строит города!

И вот здесь Ансельмов амулет понимает пословицу полностью.

Города строить в самом деле страшно. Очень уж легко их разрушать. Особенно — здесь, на стыке между Восточным и Степным пределами, который обе власти охраняют по остаточному принципу, надеясь на соседа. А Южная Орда давно знает об этом и каждую весну пользуется. Когда выселки разграбит, когда пару хуторов, когда и замок-другой на зуб попробует. Но каждую весну что-нибудь да тяпнет, это уж обязательно.

Ведь как вообще Ансельм на плаху-то угодил? Повелел господин барон расселить три деревни на шесть хуторов поменьше. С таким расчетом, чтобы цепочкой поселений перехватить Урочище. Ну, чтобы Орда как следующей весной придет, то не катилась бы вольно по сытным для коня лугам, а завязла, штурмуя острожки, давая баронству хотя бы день-два: поднять ополчение или спрятаться в каменные стены.

Правда, деревушкам в Урочище так и так — конец. Так что без толку вольности, даруемые бароном, и ни к чему переселенцам подъемные деньги. Службу за те деньги придется отслужить неподъемную.

Вот Ансельм и не стал дожидаться, пока до барона дойдет, да пока тот вместо вербовщиков пришлет уже кольчужников. Рванул Ансельм в бега, но барон предусмотрительней оказался. И то сказать, кто попроще — тех прошлой Ордой смыло. Или позапрошлой. Или еще какой. Словом, повязали Ансельма конопляной веревкой и повели на суд скорый, ни разу не правый.

А чем закончилось, про то уже Пришлые знают. Рассказал Ансельм и про спасение чудесной звездой, и про доброту фиари, на которых набежал в лесу. Только про задание — выведать цель спешки Пришлых — не рассказал Ансельм.

— Именно это и неправильно, — Сергей вычищает котелок хлебной коркой, а потом ест ее с таким удовольствием на лице, что беглый пахотник повторяет за ним. Пулеметчик же заканчивает мысль:

— Нету основательности. Размаха нет. Спешка. Выбежим, хапнем, и обратно за стены Базы. Как будто мы на Марсе или там на Венере, нос из-под купола — и обратно. Вот сейчас: прибежать, взять — и тикать.

— А что взять? — спрашивает Ансельм, чувствуя себя почти своим в удивительной компании. В самом деле, так же сидит и так же двигает хлебом по котелку, и ест с тем же удовольствием — и завтра, как сегодня, поедет в «грузовике» на месте «штурмана», да еще и денег получит, потому что будет записан проводником. Самый главный вопрос задает этак вот запросто, словно между своими.

Командир отвечает — и чувство причастности рушится, как будто его не было вовсе:

— Да спутник подобрать надо. Ну, ту падающую звезду, что ты видел, когда тебя казнить собирались.

— …дь! — говорит Ансельм безо всякого амулета, — …аный …дец!

Подскакивает и орет на всю степь:

— Но вы же не боги!!! Разве боги едят кашу?!!

Пулеметчик тоже вскакивает и подсечкой валит Ансельма на землю, зажимая рот, шипит:

— Ты сдурел! Щас тут вся Орда будет! Идиото! Кастрато! Импотенто! Порко диа мадонна!

— Однако, наш гость лучше выучил русский, чем ты — итальянский, — командир поднимает голову к бронеколпаку:

— Кириллыч! Есть че?

— Не, командир, нема ничо, — часовой прогоняет беспилотник туда-сюда, переключает с инфракрасной камеры на ультразвуковую локацию, потому что в инструкции к прибору написано, что ультразвуку нипочем туман. Но нигде не скачет дозор ордынский, нигде не крадется шпион эльфийский… Ну, то есть фиарийский… Чего ему красться — он уже здесь. Вот — вдохнуть пытается, а не позволено. Наконец, Сергей разжимает захват, отодвигается под колесо. Ансельм сипит, восстанавливает дыхание. Встает на колени, отряхивает кафтан и штаны. Бормочет:

— Извини… те.

И как ветку над обрывом, как веревку, брошенную с борта лодки тонущему — сдавливает в кулаке амулет.

* * *

Амулет занимает почетное место на резной столешнице. Вокруг столешницы занимают места в полном беспорядке — высшие фиари. Слова, захваченные амулетом под предлогом перевода с языка на язык — отзвучали. Но как их воспринимать, никто пока для себя не решил.

Упавшая звезда!

Не первый год пылят Пришлые по путям Пацифиды. Не первые они из Далекого Отечества. И не вторые. И не третьи даже! Произволом ли судьбы, шуткой ли богов, старанием ли Великих Древних — много Врат на Пацифиде. Не тайна для мудрых, что время открытия Врат чем-то связано с Алой Звездой. По крайней мере, последние несколько тысяч лет.

Но впервые на Пацифиде появляются существа, способные о самой звезде сказать: мы заберем ее. Это наше. Упало.

Случайно!!!

То есть — обычно не падает.

Обычно — звезды вершат пути свои в небесах. И астрологи составляют гороскопы, и маги чертят пентаграммы, и мудрецы прозревают грядущее… поднимая глаза к звездному небу. В котором, оказывается, вольготно чувствуют себя чужие звезды!

Молчат высшие фиари. Все их должности, все их звания, весь их тысячелетний опыт — правление, изучение характеров, управление намеками, через подставных людей и подкладных красоток, либо прямой силой; действия отравой либо магией, предвидение; интуиция, базирующаяся на неизмеримом опыте — все это мимо!

Чем ты купишь человека, который спешит подобрать упавшую звезду?

Который — создал звезду! А уронил только потом, как неловкий ученик чародея роняет концентрацию и портит заклятие.

Дашь ему славу?

Но ему не до славы — он гонит железного зверя в землю Южной Орды. И печалится-сокрушается не о тысячах врагов — но лишь о том, что придется возвращаться не нагулявшись!

Женщину?

Да — любого мужчину можно купить женщиной. Только женщина должна быть под стать. С которой можно не только мять простыни, но и говорить; но и молчать! О чем же может молчать создатель звезды? О чем он переглядывается с любимой, на что намекает улыбкой, чему радуется?

Денег предложишь?

И что купит на эти деньги существо, которое вот уже сегодня вечером возьмет в руки осколок неба? Кусок звездного рисунка, в котором записано будущее и прошлое; ветвь самой магии; часть закона, отмеряющего время жизни богов — сколько отсыплешь золота за это? Ты хотя бы числа такие знаешь?

А что ты предложишь его учителю, который управляет звездами уверенно? Не роняя, так сказать, достоинства.

И потом, что предложить — это половина дела.

Что спрашивать?

Что у них может быть в секретах, если умение делать звезды они не скрывают от случайно подобранного бродяги?

Можно купить тайну нового оружия; путь в новую землю; число вражьего войска или народа; имя предводителя, можно выведать его характер, увлечения, слабости, и через то купить и самую победу!

Но можно ли купить новый мир, где по звездам не читают — а пишут?

— Они идут сквозь нас, как игла сквозь ткань, — наконец, говорит кто-то, неразличимый в толпе, — Не задевая, но сшивая намертво. Разведчик доложил, что они совсем как люди. Беседуют о работе, о плате за нее; ругаются на начальствующих лиц. Но их путь по земле — отпечаток пути упавшей звезды по небу — и в конце сойдется с самой звездой.

И отвечает ему тоже некто невидимый, из задних рядов обступивших амулет фиари:

— Вот что, значит, подожгло степь. Интересно, ко дню их приезда… Звезда остыть успеет?

* * *

Остывшая звезда красотой не поражала. Черный шар высотой по колено, воняющий горелым железом; Ансельм бы прошел мимо, не задерживая взгляд. Но звезда кричала неслышным человеку голосом, и один из многочисленных амулетов Пришлых отзывался на ее безмолвный призыв красным огоньком — то ярче, то тише; точно так разгорается и затухает боль в пробитом плече, пока лекарь, наконец, не протолкнет стрелу и не срежет грубокованный степной наконечник.

Звезда нашлась в конце неширокой — локоть на локоть — борозды, упиравшейся в каменную стенку до пояса. Вокруг стенки самый пожилой из Пришлых долго бегал, остукивал ее непривычной тонкости молотком, прикладывал к ней и к земле вокруг различные амулеты, что-то выколдовывал, записывал. Ансельм стоял молча, бездумно, смотрел то в синее свежевымытое небо, то по сторонам, где развеивался утренний туман, то назад — на след звезды, вдоль которого они все и приехали.

Борозда тянулась долго, «грузовик» ехал вдоль нее со скоростью пешего человека добрую четверть стражи, а то, может быть, и половину или даже три четверти — без клепсидры или башенного колокола время можно было отсчитать только по солнцу. По обе стороны от борозды трава сгорела, пал разошелся далеко в степь. Затем же — судя по чистоте бездымного горизонта — то ли степные шаманы остановили пожар, то ли прихлопнул его бешеный и недолгий степной ливень, теперь возвращавшийся в небо туманом.

Честно говоря, Ансельм выгоревшей полосе радовался. Как уж там ночью к стоянке подползать, а вот пустить стрелу из зеленой травяной стены невеликой сложности дело. Надо только умение — в траве спрятаться и спрятать лошадь, а уж этого умения у степняков столько, что даже высших фиари случалось им продавать на невольничьих рынках Теплого Берега.

Тем временем двое Пришлых надели серые лохматые рукавицы до локтя и закатили беглянку в стальной ящик, на желтые пористые прокладки с лунками точно в размер звезды. Шар вкатился в гнезда без малейшего зазора; только тут Ансельм поверил окончательно, что звезда рукотворная, ибо ящик и вкладыши приехали в «кунге», и, значит, были изготовлены заранее — но точно в размер звезды, как ключ делается в размер замка.

Ящик же прикрепили к полу «грузовика» цепями — там, оказывается, были устроены откидные скобы. На цепях оказались винтовые вертушки, которыми все и затянули до похрустывания, чтобы на обратном пути ухабы не сдвигали коробку. Правда, ходить в «кунге» сделалось не очень удобно; но Ансельм и без того двигался как во сне или сказке. Помехой больше…

Но сгорела трава сеголетняя — жирная, высокая, разлапистая; сгорела и стерня прошлогодняя сухая; сгорел подрост жесткий, многолетний. В пепле четко печатались рубчатые подошвы Пришлых, гладкие — Ансельма, и глубокая «елочка» колес. Так же медленно и осторожно, как приехал в степь, железный зверь повернул в обратный путь и покатил по собственному следу. Еще не село солнце, как «грузовик» превратился в черное пятно, потом в точку — а потом исчез из вида совершенно.

Тогда из выгоревшей до зела промоины, из-под стылой гранитной складки шагах в пятиста поднялись двое степняков. Молча подошли к ямке звездного шрама. Постояли у каменной стенки. Проводили взглядом рубчатые следы.

— Так это не гнев богов! — наконец, промолвил кочевник повыше ростом. Кочевник пониже ростом кивнул:

— Да. Это гнев людей.

* * *

Людей заметил пулеметчик; а должен был заметить радист на планшете, куда шла картинка с тепловизора. Досада взяла Егора, потому как уж в этот раз ошибки экипаж старался учесть. Выслали беспилотник заранее, и по дороге вели его зигзагом, чтобы не было значительного разрыва между быстрым коптером и медленным «Уралом». И зигзаг размашистый сделали, чтобы заметить не только возможную засаду под самой дорогой, но и скопления вероятного противника в удобных для ожидания овражках или зарослях. Предвидели, что при внезапном обстреле некогда будет устанавливать связь — вывели постоянный сигнал, и диспетчеру на базе сказали, чтобы поднимал вертушки после исчезновения рации из эфира. Предвидели, что могут осадить машину в лесу, и потому в Колодце, расположенном точно по границе Леса и Степи запаслись двумя сорокалитровыми бидонами воды.

Предвидели, что могут ждать диковинную повозку со стороны Степи в селе Лисогорье, и потому объехали деревушку по выгону. Деревянные узкие колеса груженых возов там бы по оси утонули, а немного подспущенные баллоны «Урала» прошли как по асфальту. И никаких приключений на узкой деревенской улице не произошло, потому как машина не сунулась в деревню совсем.

Правда, в Медовом Овраге командир обещал торговлю, и там уже пришлось бы остановиться, разговаривать, открывать окна в кунге для обмена. Ну так приготовили заранее свертки с обменным фондом, выбрали для торговли одну бронезаслонку, оговорили — кому куда бежать или прыгать, если местные вдруг войной пойдут.