Прочерк

Прочерк.

Ни в каких чиновных списках не учтенные,

мы проходим мимо пешего да конного.

Отпечатались колеса на обочине,

Кто на троне, кто на плахе — а мы прочие…

(с) Гакхан

— Начальника смены к дежурному оператору номер шесть, запись включена.

— Начальник смены Ковров. Слушаю.

— Сорок первый: потеря скорости, ненулевая вероятность схода с орбиты. Нерасчетное наклонение.

— Причины?

— Предполагается влияние суперпозиции трех естественных спутников, либо неисправность оборудования, либо столкновение с микрометеоритом…

— Короче — хрен знает. Ненулевая — это сколько точно?

— Экспертная оценка… Шесть… Шестьдесят? Шестьдесят два процента!

— Спокойно! Что на нем?

— Матрица наземной съемки, пятиметрового разрешения; «низкий» погодный радар; видеопамять… Игорь, он опять дергается! Это точно блок ориентации!

— Есть дешифровка двигательной ленты… Вот здесь был самозапуск третьего блока ориентации… Вот через шесть секунд даже тормозной импульс прошел.

— Раз тормозной сработал, точно с орбиты сойдет.

— Сгорит?

— Сейчас прикину… Вот так он скользнет по атмосфере… Вот здесь примерно погасит остатки скорости…

— Внимание: сорок первый: включен тормозной двигатель! Потеря круговой скорости!

— Ты еще завопи: «мы его теряем!»

— Так правда же теряем!

— Тебе. Объяснять! Сколько!! Раз!!! Мы не на Земле! Тут все другое: от гравитации до плотности атмосферы. От освещенности до радиационных поясов. У нас хотя бы луна одна, а здесь три! Что спутник уронили, неудивительно. Удивительно, что он шестьсот оборотов сделал.

— Угу. Сорок спутников выводит оператор, сорок первый спутник выводит оператора.

— Так, подождите! Он падает по кривой планирования, не по баллистической! Есть возможность… Э…Подобрать приборную капсулу.

— А если он еще раз тормозной движок включит?

— Теперь все равно: топливо израсходовано… О — на ленте обрыв. Вошел в атмосферу, антенны отгорели.

— Начальник смены — всем. Дежурным вернуться по заведованиям. Шестому дождаться сигналов посадочного радиомаяка, установить место нахождения капсулы. Оформить заявку на подбор, передать вертолетчикам. Напоминаю о необходимости соблюдать тишину!

* * *

— Тишина! Тихо, блин! По очереди! Сергей, ты первый говори!

— Командир, ты хоть понимаешь, что это полная авантюра? Нас тут всего только четверо! А там вполне может быть Орда! Южная Орда как нефиг делать!

Командир наконец-то освободил скользкую защелку, откинул столик и пытается заправить под целлофановое окошко карту, прижимая второй рукой ларингофон:

— Серый, ты ж говорил — тебе нужны гроши? А тут сразу: сверхурочные, потому что выходной. Командировочные, потому что ночевать за пределами базы. Полевые, потому что целевой выезд. А Орду встретим, так еще и боевых накатят.

— А люлей нам не накатят? — нарочито ленивым тоном говорит водитель. — Боевых? Мы ж все-таки не спецназ. До ночи еще далеко, почему вертушки не посылают?

— Потому что пятница. Авиаполк только с прочесывания, там сейчас кто на профилактику встает, кто редукторы будет заменять…

— А дежурное звено, дежурный экипаж?

— Егор, ты хоть и радист, а подумай! Дежурное звено как раз ждет вызова на эвакуацию тех же послов. Или на поддержку их же. Знаешь ведь, что у всех тревожных служб самая работа по выходным и праздникам. И прикинь, началась заваруха, наши давят на красную кнопку, а им — извините, мы тут научное железо ищем. Как найдем, типа, так сразу и полетим всех спасать.

— Вообще-то положено не звено дежурное держать, а эскадрилью. Чтобы на такие вот случаи хватало.

— Вообще-то, Сергей, ты дохрена сильно умный. Рули вон пулеметом своим. Если бы все выделенные средства доходили до Базы, все бы делали штатники. А не мелочь пузатая вроде нас.

— А мне вот кажется, что не в экономии дело. За баблом тут сам Темный Властелин следит, пилить не дает. А скинули работу нам потому, что она за пределами карты. Только аэросъемка с беспилотника есть, и та кривая какая-то. Сунули нас, куда своих посылать жалко. Если что — даже списывать не надо!

— А если и так, то что? Откажемся раз, на второй не позовут! Скажут: боитесь за освоенные земли вылезать, идите вон для биологов травки пособирайте! Поплавайте в болоте по пояс! Или комаров считать тоже важная работа! Кому-то ж надо!

— Да ладно, командир, не кипятись. Мы ж поехали.

— Но очко жим-жим, Серый, а?

— Егор, вот ты хоть и радист, а доподъе… дошутишься. Карту видел?

— И че? Километров триста, и лес только сначала, потом степь.

— Через плечо! Дорога ни разу не асфальт, еще пару раз Степа рулем крутанет… как только что! — я из люка сам на орбиту выйду! Это тебе не по трассе топить, хорошо, если завтра к обеду на месте будем.

— Ага-ага, — басит водитель, — опять же, приключения. Эльфийки там спасенные…

— Засады, разбойники, волчьи ямы, бревна поперек дороги, — в тон ему добавляет командир, после чего приказывает:

— Сопли нахрен подобрать, скулеж отставить. Дави, Степан, до дырок в носках! У нас «покемон» бронированный, у нас в люке пулеметчик песец какой ученый, а его машинка сосны пробивает. У нас к ней патронов тысяч пять, да запасной ствол. Калаши у каждого, да по десяти рожков, да гранаты ящиками. А главное, у нас радист еще ученее пулеметчика, и даже рация исправна! А на базе то самое дежурное звено вертолетов. И вот если мы их вызовем, уже придется им лететь без отговорок, потому — спасать людей, а не микросхемы подбирать! Так что берите пример с Кириллыча. Он, как истинный геологист, уже пристегнулся на полке и дрыхнет.

Грузовик с рычанием врезается в мелкую речушку, которых на пути предвидится еще несколько. Дно каменистое, брод известен давно, и потому Степан скорость не снижает. Командир смотрит в правое окошко, водитель в левое — по обе стороны «Урала» размахиваются крылья брызг. Послеполуденное солнышко сзади подсвечивает их радугой; командир улыбается.

* * *

Улыбнуться и показать связанными руками в небо: ты мне сейчас голову рубить станешь, а боги-то против! Гляди, вон знамение, с громом катится колесница суда правого, не вашего! И пока палач — что там палач! вся площадь, весь город! — таращится на пламенный бич, драконий след, завивающий облака барашками — протянуть скрученные веревкой запястья по выщербленному лезвию секиры, на каждый вдох разглядывая перерезанные волокна, а потом и всю веревку; ощутить иголочки по ладоням, в пальцах тугую боль ожившего кровотока — и только тогда поверить — удалось! Выгорело!

Секиру хвать! Поглядим, кто кому будет голову рубить!

Ой-ей!…

Затекшие руки не удержали полупудовый топор на замахе, и тот улетел за спину. Удачно загремел, обрушив на булыжник железный лист вывески — все смотрят на шум, и опять никто не смотрит сюда, давая несколько бесценных мгновений!

Ладно, кат, живи пока.

Бегом отсюда, пока все ошарашены знамением; пока никто двинуться не успел!

* * *

Никто не успел ни войти в пограничный ручеек, ни даже выстрелить. И полусотня баронских кольчужников, и девятка остроухих Стражей замерли — всяк на своем берегу; замерли точеные стрелы лучшей лесной работы на зачарованных тетивах, застыли кованые арбалетные болты на шлифованных ложах — а по небу ударил огненный бич, с полночи на полдень, точно между противниками; и прокатился следом громовой рев разгневанных богов.

Стражи леса отступили с опушки и тотчас же растаяли в тенях и солнечных бликах июньского полдня; стражники нарубили жердей и сляпали укрытие от стрел, за которым разожгли костер. Те и другие сели совещаться с начальством; но не будет же начальство отменять свое высочайшее решение из-за какого-то там знамения! Так что после полудня с упорством, достойным лучшего применения, противники вновь стояли друг против друга на пологих берегах пограничного ручейка, у единственного на всю округу хорошего брода с ровным прочным дном.

Собственно, за пошлиной с брода начальники обеих сторон как раз и послали бойцов.

Но судьбу не обмануть даже начальству!

* * *

— Начальство хрен знает, чем думает… Как я им расчетное время прибытия скажу? Я им что, самолет? Может, им еще попутный ветер посчитать? — радист вытирает пот, прижимает ларингофоны плотнее, обращается к пулеметчику:

— Сергей, давно спросить хотел! Ты ж с высшим образованием?

— Как и ты, — хрипит динамик. Сам пулеметчик сидит на крыше машины, в бронеколпаке, за спаркой «Корда» с АГС. В машине только подножка с парой ног, затянутых берцами, к которой и вынужден адресоваться радист:

— Я хотя бы по специальности, все же радиотех заканчивал. А ты вроде как строитель, не? И до главного инженера дослужился. И не впадлу тебе торчать из люка на должности контрабаса-срочника?

— Чтоб значит коротко рассказать. У нас… — слышно, что пулеметчик смачно отхаркивается и сплевывает. — В дерево…об.. рабатывающей республике бережливость, значит, система такая. Как денег нет в казне, кидается монетка. Или, может, карта наугад вынимается, хрен знает, не присутствовал. И какая-то отрасль промышленности идет под нож. На моей памяти так заколбасили дальнобойшиков, потом деревообработку, потом строителей… А в две тыщи пятнадцатом году, ровно по сюжету всеми нами любимого евангелиона, нанесли Второй Удар. По проектировщикам. Ввели аттестацию.

— И что? — командир вскидывает брови. — У нас вот сэрэо есть, там тоже деньги платятся.

— У вас — в саморегулируемую организацию, это ваше сэрэо, взнос заплатил и гуляй. А у нас чтобы получить аттестат, надо чтобы в штате были люди с корочками главспецов. А в штате, …дь! — пулеметчик замолкает, и слышно, как в кунге на ухабах позвякивает принайтовленное к стенам оборудование: короба с боеприпасами, бидон для воды, лебедка, раскладной столик.

— Так чего в штате? — опять недоумевает командир. — Набрал этих, с корочками…

— С окорочками, блин!!! — слышно, как пулеметчик сплевывает. — Им каждый месяц надо зарплаты закрывать хотя бы баксов пятьсот на голову, иначе они к вам в Империю Зла сбегут. Вот как я сбежал. А где я на восемь рыл зарплату начислю, если заказов нет?

— А как раньше было, если заказов не было?

— Раньше они у нас на подряде были. Вот заказ, вот сумма. Кончился заказ, рассчитался с человеком — я ему ничего не должен, он ко мне трудовой книжкой не привязан. А сейчас — есть заказ, нет заказа — каждый месяц зарплату ему отдай, налоги за него заплати… У вас Темнейший налоги хотя бы с прибыли берет.

— А у вас что? Не так??

— А у нас в этом году налог на проживание в республике ввели. На тунеядство типа. Вот я — тунеядец. Потому что рабочего места в дерево… об… раба… ты… вающей республике не имею. А что гастеры вроде меня почти лярд баксов родичам перевели, и эти деньги там, дома, в экономике крутятся, и с них налог платится — никому не интересно. Тунеядец. Шакал я поганый. Детский садик ограбил!

Командир мотает головой, а радист чешет затылок. Оба выдыхают:

— Че-та сложно…

— Загрузил ты нас, — добавляет командир.

— Высшее образование, че! — смеется динамик. — Зато все поправки на стрельбу в уме могу считать. Если, конечно, под огнем не обосрусь.

— Нахрен такие шутки! — командир опускает взгляд от задницы в люке на планшет, потом спрашивает водителя:

— Степа, так примерно, как у нас по времени? Попутный ветер можешь не учитывать.

— Встречный тоже! — вставляет радист.

— Про магнитное склонение уже не спрашиваю, — медленно отвечает Степан. — Короче так… Пятьсот километров ходом это где-то двенадцать-пятнадцать часов. Где-то день туда и столько же назад. Мы ж не все время сможем держать пятьдесят ка-эм в час, завтра промеренные броды кончатся. Плюс опять — неожиданные встречи…

— Получается, — фыркает радист, — по времени все равно как до понедельника ждать и посылать вертолет?

— Не скажи, Егор. Мы на месте по-любому не позже вечера субботы, — командир закрывает программу-калькулятор и убирает сотовик в нагрудный карман разгрузки. — Назад уже можно не спешить, аппаратура-то будет лежать у нас в кунге, не надо бояться, что ее дождем зальет или скоммуниздит местное население… Да и опять же — полевые получим и сверхурочные.

— И коров считать… реально… надоело… — добавляет водитель. — Выходной… хоть немного… развлечемся.

— Ага, — серьезно произносит радист, — хотелось ему разведывать пещеры, слышать шум водопадов и носить меч вместо трости.

— У нас тут и правда все по Толкину, — соглашается командир.

— В смысле неразведанных пещер?

— В смысле — что горы и перевалы имеют больше характера, чем мы сами.

— Ну ты сравнил! — обижается радист. — Они в сказке, а мы на работе!

— Кстати за мечи, — говорит динамик встревожено: — Тут впереди на поляне какие-то в кольчугах… а напротив за ручьем эльфы… И уже луки натянуты! Зря беспилотник не запускали!

— Вот она тебе и безопасная зона!

— В нас же не стреляют!

— Зато в друг друга щас начнут, а мы точняк посередине! Командир, что делать? Крошить их?

— Куда крошить, нам еще обратно через этот брод ехать! Егор, Сергей, светозвуковые!

— Готов!

— Готов!

— А-а-пчхи!!!… Что прои-исхо-о…

— Кирилыч, сиди на полке, не мешай! Степа, опусти заслонку… Как «Заря» е..нет, считаешь до трех, потом реснички поднимаешь, полный газ и по броду на ту сторону. Так, глазки закрывай, ушки затыкай… Сигнал дави! Серый, Егор — зарей огонь!

* * *

Огонь второго знамения отличался от первого как отцовский гнев от материнской укоризны.

Из горловины лесной дороги неимоверно быстро выпрыгнул темно-зеленый угловатый зверь. Визжа, воя, дымя и размалывая колеи, приседая на круглые ноги, остановился… лязгнул стальными веками… Никто не успел двинуться — зверь выдохнул пламя сразу во все стороны, словно взорвался изнутри, осветившись мгновенно! И лесные стражи, и баронские кольчужники до самого вечера видели одни радужные круги, безуспешно пытаясь вытряхнуть звон из ушей.

Вечером же остроухие следопыты, при молчаливом согласии брякающих доспехами противников, осмотрели странные рубчатые следы на съезде к броду и на подъеме из воды, переглянулись — и согласно почесали затылки.

Огнетварь пришла и ушла по земле тем же путем, что и по небу. Словно земной зверь был отпечатком, отблеском зверя небесного, словно бы оба следа наметили одним стремительным росчерком.

* * *

— Росчерком пера не исправишь то, что назревало несколько десятков лет!

— И все же, господин барон! С чего-то начинать придется.

— Но не с выдумок, сотник! Доложите только то, что видели сами.

— Слушаюсь. Первое знамение было утром. Остроухие не пытались вступить с нами в переговоры. Бой мог начаться вот-вот. Однако небо пересекла огненная полоса — почти точно с полночи на полдень. Затем прокатился грохот, словно бочку с доспехами катят по булыжной мостовой, только очень и очень сильный. Между огнем и грохотом я успел досчитать до пятидесяти. И остроухие сразу же отошли в лес. Мы не пытались их преследовать и отправили гонца к вам.

— Продолжайте.

— Ответ пришел через половину стражи от полудня. Приказ был подписан вашей рукой, печать сомнения не вызывала.

— Все правильно, я в самом деле приказывал продолжать. Не отвлекайтесь — дальше!

— Дальше мы выстроились закрытым клином, от стрел. Мага на стороне остроухих наш колдун почувствовать не сумел — либо тот был сильнее, либо его вовсе не было. Мы двинулись на их сторону. Им, чтобы соблюсти обычай, пришлось показаться на опушке и натянуть луки. Но стрелами обменяться нам как раз второе знамение не позволило.

— Но теперь-то вы знаете, что это вовсе не чудовище!

— И даже знаю, что именно! Самоход Пришлых. Вещь редкая, но в наших местах встречается.

— Так в чем же знамение, сотник?

— В своевременности его появления. Второй раз в один день кто-то не позволил нам начать бой. Совершенно очевидно как для меня, так и для воинов, что боги не желают войны между нами и лесными фиари. Против же воли богов дружина Ваша пойдет неохотно, ибо никто не желает лишиться удачи. Вот потому-то я и приказал возвратиться в замок. Вот потому-то и предлагаю Вам написать остроухим и закончить миром тяжбу за Бычий Брод.

* * *

— Бычий Брод… После полудня?

— Так. Медовый Овраг — еще через половину стражи.

— Наконец — Лисогорье.

— Завидую, честно. За половину дня — почти три полных караванных перехода. Так на закате они будут уже у Колодца.

— Есть ли у нас время на обдумывание?

— Ну, имперский дракон все равно быстрее.

— Но и опаснее! Вспомните судьбу Шари Сангары… из Вашей же округи, к слову.

— А кстати, как вели себя Пришлые… в том самом Лисогорье, для примера.

— О, совершенно неизгладимое впечатление. Пронеслись по деревушке, по единственной улице — там она же и Тракт, селение растет вокруг Тракта, как почки на ветке. Задавить никого не задавили, но перепугали так, что все население единогласно скинулось на защитный частокол с воротами и стальным засовом.

— Которого ни староста, ни барон, ни ежегодные набеги Орды от них вымучить не могли… Забавно. Если в Лисогорье возникнет острожек, то Орда уже не сможет запросто проходить через урочище… ну да мы сейчас не о том совершенно.

— Верно. В Лисогорье эти… поспешники… хотя бы не останавливались. А вот в Медовом Овраге…

* * *

В Медовом Овраге учинилась ежегодная замятня. Как во всех поселениях на Тракте, единственный проезд был сквозь деревушку, а на улице столпилось человек двести, да по окнам и крышам расселось как бы не вдвое больше. Выкрики, ругань, звяканье железа и глухое буханье сдержанного мужского мордобоя доносились даже сквозь поднятые стекла, заглушили даже дизель! Так что Урал подъехал вплотную. Открыв дверь, командир машины оказался совсем рядом с центром событий.

Схватив за ухо ближайшего чумазого пацаненка, командир поинтересовался на ломаной вульгарной латыни:

— Что тут? Бой?

На вопрос обернулись несколько мужиков. Сперва оглядели самоход, почесали затылки. Переглянулись. И, вполне предсказуемо, кликнули старосту.

Толпа повернула головы к прибывшим, на несколько мгновений притихла. Невидимый от машины староста воспользовался заминкой и зычным голосом раздал несколько указаний. Сразу после этого плеснула вода, пролетели над головами еще несколько ругательств — но уже глухо, скомканно. Тут, наконец, люди расступились от проезда в стороны, и приезжим открылось, как растаскивают драчунов — окатив предварительно водой и набросив на голову пыльные дерюжные мешки.

— Я магистрат! — важно представился подошедший староста. — Медовый Овраг, я старший. Вольное поселение!

На эту последнюю реплику двое с мешками на головах несогласно выругались, задергали связанными руками. Ниже мешков на связанных оказались кольчуги, военные пояса с мечами под правую руку, штаны с наклепанными пластинами и хорошие сапоги… Точь-в-точь так выглядели баронские кольчужники на ручье, и потому командир невольно поднял глаза к пулеметной башенке; а в башенке Сергей без команды выложил перед собой две трубки светозвуковых гранат, и то же самое сделал в кунге радист. А водитель, выругавшись про себя, аккуратно, чтобы резким хлопком не обвалить ситуацию, опустил бронезаслонку.

После сказочного, прям-таки былинного, провала у ручья — ехали уже не наугад. Запустили беспилотник и вывели картинку на планшет командира. Но беспилотник показал сравнительно спокойное село, поэтому командир и послал аппарат вперед по маршруту; машина же по разъезженной просеке отстала. Промежутка между пролетом аппарата и приездом грузовика местным шустрикам хватило не просто собраться, но и поссориться, и серьезно набить морды паре баронских кольчужников.

Однако оружия не пытались выхватить ни дружинники, ни поселяне. А потому командир надеялся, что дело разрешится миром.

— Кто такие? — спросил магистрат, отряхивая от пыли внушительное пузо в синем кафтане.

— Купцы. В степь едем, дело есть. Купи спички! Купи горящую воду! — командир двинулся на старосту, водя руками чуть не по красному воротнику старшего в деревне. — Что случилось? Почему нельзя проехать? Дай дорогу!

Степан прижал кнопку — сигнал вышел не хуже, чем у атомохода в полярном тумане. Люди шарахнулись еще дальше в стороны, и водитель медленно тронул машину следом за шагающим по улице командиром. Тот уже взял старосту за вишневый вырезной обшлаг, помогал отряхивать от пыли спину синего кафтана, сам староста хлопал по синим же штанам. К таким бы штанам сапоги да шашку-«селедку» — вкупе с усами до середины пуза, с кирпичным загаром, с рубленым лицом старого служаки — вышел бы натуральный городовой царя Николая.

Но даже у старосты Медового Оврага, вольного поселения, не наскреблось монет, чтобы завести себе сапоги на каждый день. Носил магистрат кожаные поршни — то бишь обычные куски кожи, завернутые вокруг стопы, да затянутые шнурками. И командир сразу вспомнил кино про Уильяма Уоллеса, где в таких гиперносках щеголял Мел Гибсон; и вспомнил блеск полуденного солнца на клинках, брызгах ручья и наконечниках стрел. Поежился и спросил:

— Что тут быть?

— Канис анус, — на той же ломаной латыни отозвался староста. — Барон подать собирать есть.

— Ты же говорил — вольные?

— Так, мы беглые все из империи есть, — староста повертел головой и прокричал еще несколько команд. Толпа отступила от дороги на шаг, но расходиться и не думала. Драка дракой; ну а диковинный самоход? Где еще такое увидишь, и когда? И что там чужаки говорили про спички? Про горючую воду?

— Ты… продавать что?

Командир покачал головой:

— Степь ехать быстро. Назад ехать — все продать, что остаться.

— С Орда торговать ты?

— Нет. Брать… Искать… Вещь. — командир повертел руками перед собой как бы шарик. Староста посмотрел, кивнул:

— Артефакт? О! Барон войско встретишь — не говори. Отнять!

— Его Империя наказать. Мой начальник жаловаться император!

Староста засмеялся:

— Барон… беглый… дезер… нет! Диссидент есть. Как мы! Мы от барон! Барон от граф! Граф еще не видеть, но скоро быть! Наверное, граф от герцог бежать или от император легион! Легионер наглый. Что хотеть, то взять. У нас, у барон, у граф! Потом жаловаться император, да. Тот — суд. Суд решать: барон виновен. Наказать, да! Император поругать — ежик анус пугать.

Командир и сам не понял, как заулыбался. Достал китайскую зажигалку, отложенную в кармане как раз на такой случай:

— Подарок!

Староста повертел колесико, полюбовался на пламя. Погасил, затолкал в поясной кошелек.

— Ты… ехать назад. Когда?

— Не знать. День, два.

— Что купить?

— Еда. Красивый вещь. Посуда, красивый одежда.

Магистрат опять распорядился. На этот раз улица очистилась быстро. Рядом со старостой остались только связанные баронские кольчужники да с десяток их сторожей.

— Сказать: готовить товар, торговля через два утра… Купец?

— Да?

— У тебя дома… там… Барон, граф, император — есть?

— Главный начальник есть. Барон, граф — нет, — командир поднял брови:

— Почему спрашивать?

— Тут… — толстяк в синем кафтане свел руки:

— Это Восточный Предел. Это Степной. Мы середина есть. Весна — Орда. Восток говорить: нет налог, нет легионер. Степь говорить: аналогия. У вас как?

Командир пожал плечами. За его спиной в машине звучно пошевелился Сергей: слышал вопрос, но поперек старшего высказываться не стал. Видя, что деревню получается проехать без боя, водитель поднял бронезаслонку ради лучшего обзора.

— У нас так, да. Нет налог — нет войско.

— Но барон, граф?

— Барон, граф — нет. Все служить. Очередь… Ехать надо, — от греха излишней философии заторопился командир. — Быстро ехать. Назад ехать — торговать, говорить.

— Хорошо. Добрый путь! — староста отступил на обочину, махнул рукой. Командир вскочил на подножку и в кабину, грохнул бронедверью. Степан еще раз от души погудел, плавно вдавил газ — с ревом и черным дымом тяжелый шестиколесник покатил прочь из Медового Оврага.

Проводив гостей, староста перевел взгляд на связанных кольчужников — и встретил шалые глаза мужиков, державших пленников за локти.

— Барон, граф — не-е-ет? — спросил самый злой, накрыв ладонью кинжал.

Староста некоторое время шевелил губами, как бы подсчитывая нечто. И без улыбки ответил на той же ломаной латыни:

— Барон, граф — нет!

* * *

— Нет, не так.

— Что не так?

— Да все не так я себе представлял.

Командир хлопком убивает комара на левом запястье, поднимает брови:

— А как ты себе… представлял?

Сергей мешает кашу в казане. Место Сергея за пулеметом теперь занимает опытный геолог Кириллыч. Он дремал всю дорогу — насколько это позволяли ухабы — и относительно свеж. Высоко над Кириллычем крутит пологую спираль беспилотник — то выше, то ниже, чтобы с земли было сложнее пристреляться. Свежих батарей квадрокоптеру должно хватить до рассвета, а севший комплект зарядится завтра, на ходу, от машинного генератора. Летающий тепловизор передает картинку на планшет, а планшет Кириллыч защелкнул справа от КВПТ, в специальном держателе, огороженном щитками со всех сторон — чтобы отсвет экрана не выдавал стоянку. В степи любой огонек виден куда как далеко, и потому костер, например, Сергей жжет в ямке, а веточки подкладывает по чуть-чуть.

Радист на полке в машине — пытается заснуть, чтобы отдохнуть к собачьей вахте. Пытается потому, что водитель успел раньше. Стоило Степану оторвать набитую на колдобинах задницу от сиденья, да расслабить согнутую весь день спину, да растереть затекшую шею — сморило в мгновение ока. Захрапел Степан так, что радист уже всерьез подумывает: не всыпать ли другу и товарищу табачку в ноздри? Говорили мужики на базе, что средство верное. Подумав, отказывается радист от злоехидного замысла, поворачивается к стене лицом, натягивает тонкое одеяло на уши, бормочет: «Такой ценой не нужны мне ни победы, ни слава, о Фродо, сын Дрого…» — и тоже засыпает, потому как расслабленные мышцы и вытянутая спина четко сигнализируют организму: спи пока дают, неизвестно, когда подымут и кто разбудит.

Ансельм же сидит у костра, прикрыв глаза, чтобы не отбить ночное зрение. Теребит амулет, да ждет свою часть каши, которую Сергей почти уже собрался раздавать, но медлит, подбирая ответ командиру:

— Понимаешь, новый мир. Он же новый вообще совсем. Тут строить, строить и строить. Города. Между ними дороги. Тут можно столько вещей попробовать, которым на Земле тесно! Те же поезда… ну, Егор же говорил, ты в курсе.

— Да в курсе я за этого анимешника. Что в Японии существует специальный глагол, переводящийся как «следовать вдоль путей железной дороги». И что?

— А прикинь колею четыре метра шириной. Какая устойчивость будет. Грузоподъемность. Это ж можно парусники пускать. На нашей-то колее — в две лошадиные сраки — поперечной устойчивости никакой, а тут… А какой вид мог бы такой поезд иметь!!

Командир неопределенно качает головой:

— Я где-то читал про эти уберпоезда. Типа, Гитлер по таким поездам тащился, про это и Шпеер писал, и даже Суровый Грызун…

— Но в Европе тесно таким поездам, прикинь радиус разворота только. А тут какие просторы неосвоенные!

Заслушавшись, Ансельм не замечает, как в его крышку от котелка высыпается половник гречневой каши — горячей и вкусно пахнущей. Опамятовавшись, он вынимает из-за голенища собственную ложку и принимается за ужин. Завтракал Ансельм баландой в узилище. Обедал с серебра Высших Фиари в их же благородном донельзя обществе. Ужинает — в компании Пришлых, из походной посуды, что сама в себя складывается, вынимается, щелкает клестом, может и пальцы прищемить. Знакомого в круговерти — одна только резная ложка. Дед вырезал внуку на зубок. Ансельму тогда меньше дней исполнилось, чем вон той красной луне над зубчатой стеной недалекого леса.

Не стали Пришлые в лесу на ночлег, отъехали в степь почти на час пешего хода. Чтобы подобраться к ним незаметно нельзя было. Ну, для опытного колдуна, пожалуй, невеликая задачка. Только — зачем бы?

Затем же, зачем и Ансельм подослан.

Узнать — куда эти Пришлые так торопятся.

— Тарапицца нэ нада, — серьезно говорит командир. — Сначала карту сделаем. Потом геологи прикинут, где чего добывать, а химики и технологи — куда чего возить. И надо ли там вообще поезда. Пассажирами ведь такое вряд ли окупится. Ты ж сам строитель, значит — разницу в объемах насыпи под колею полтора метра и под четыре — представляешь.

— А что такое «поезд»? — спрашивает Ансельм. — Можно мне это знать?

Сергей сосредоточенно жует кашу. Отвечает командир:

— Знать? Пожалуйста, можно. Только что же твой амулет не работает?

— Амулет не показывает ваши мысли. Амулет знает слова — ваши и наши, и просто сопоставляет одно другому. В нашем языке нет слова «поезд».

— Понятия такого нет, — поправляет дожевавший пулеметчик. — А что такое поезд, я тебе лучше картинкой покажу, — и вынимает из нагрудного кармана смартфон.

— Какой странный у тебя смарт, — командир протягивает правую руку: — Дай гляну… Это что?

— Катерпиллар бэ-пятнадцать.

— И как оно?

— Купился на рекламу. Кат — они ж бульдозеры делают, грейдеры, трактора там. Ну, я сдуру подумал, что у них и смартфон будет такой конкретный рабочий инструмент.

— А что? Не так?

— Вспышки нет.

-Че-его? У катерпиллара?

— Ну. Приезжаю на стройку и фотки для отчета смартом делать не могу. Приходится мыльницу возить. Яркость экрана слабая. Звонок еле слышно. Вибрация вообще как нету. Где настройки — ведроид весть! Понторезка, короче. Только цена крутая. Но картинки показывать сойдет. Гляди, Ансельм!

Ансельм послушно смотрит на маленький артефакт, где сменяются цветные рисунки. Сергей подсказывает:

— Вот это и есть поезд. Он ездит по рельсам. Вон те блестящие полосы внизу. Что? Да, это все — металл. Нет, не железо. Сталь. Да, как на клинках, а не как на гвоздях, ты все правильно понял. Че? Дорого? Если руду копать лопатками да промывать кружками, так оно и будет как у вас — свинья за горсть гвоздей. А если вот так… — пулеметчик прокручивает еще несколько фотографий, и Ансельм изумленно таращится на раскоряку шагающего экскаватора. Потом — на фотографию БелАЗа с водителем, облокотившимся на бампер. Потом — на доменную печь в багровых тонах. Наконец, на прокатный стан, предназначение которого увлеченно разъясняет Сергей.

Тут Ансельм хватается за голову и тупо глядит в небо.

Ничего не вышло из его задания. Лопухнулись высокомудрые фиари. Чересчур много понятий, которые переводной амулет не понимает. Что может быть нужно столь могущественным людям? За чем гонятся те, кто лучшую оружейную сталь зарывает в землю, под ноги, чтобы этим их «поездам» было проще и удобней ездить?!

Как возвращаться, не выполнив свою часть обещания? Ведь фиари свое слово сдержали: укрыли беглого висельника, накормили. Более того, в единый миг колдовским способом переправили от баронского Лукошина до самого Колодца, чем отсекли погоню насовсем. Никто ж не подумает, что беглец сможет до заката преодолеть столько, сколько караваны за шесть-семь суток проходят. Сказавшись беглецом, Ансельм к пришлым и напросился, когда те на Колодце воду брали. Шел слух, что беглых рабов Пришлые принимают всегда, никакой легенды или обоснования не требуя. Оказалось, верный слух — взяли Ансельма в машину и даже помочь пообещали.

— Хорошо, — говорит между тем командир. — Но давай все же к теме вернемся. Как ты это себе представлял? И что «это»?

Сергей фыркает:

— Ну а че, мы как нормальные русские оккупанты, будем врываться в аулы и кишлаки, оставляя за собой больницы, школы и библиотеки. Я ж вербовался на стройку вообще-то. Думал, тут на Сахалине на месторождении будем строить чего-нибудь… Да взять хотя бы наше задание!

Ансельм настораживает уши.

— … Вот я читал как-то про путешествие вроде нашего. Такая, знаешь, экспедиция через всю планету. Там еще сила тяжести была порядка четырехсот земных, помнится. Спутник упал далеко от станции, и местных торговцев — типа нашего Синдбада-морехода — наладили от ихней Арктики до Антарктики, через экватор. Так мы бы собрали мегатачку на гусеницах, типа вот Харковчанки… Ансельм, не хочешь глянуть? Тоже поезд, только без рельсов, которые так тебя удивили.

Беглец снова глядит на картинки. Среди бескрайней снежной равнины — красные огромные повозки, но эти хотя бы похожи на «грузовик» Пришлых, у которого прямо вот сейчас полулежит Ансельм.

— … Реактор туда маленький, как на подлодках или на «Памире-630», у нас же в Минске его делали.

— Не, Серый, ты точно е*нулся! Только чернобыля нам тут не хватало! — командир неожиданно горячится. — Ансельм, не слушай этого… С высшим оборзеванием, блин!

— А то! — говорит Сергей. — Жалко же. Столько было придумано, столько сил затрачено, столько хитрых задач решено. И не пригодилось. Не нужны на Земле автономные гусеничные поезда. Зато тут, на Китеже — вполне.

— И что, — уже успокоившись, вполне серьезно спрашивает командир, — атомные?

— Смелость города берет, — тоже без иронии отвечает пулеметчик. — А в моей любимой песне продолжение: смелость строит города!

И вот здесь Ансельмов амулет понимает пословицу полностью.

Города строить в самом деле страшно. Очень уж легко их разрушать. Особенно — здесь, на стыке между Восточным и Степным пределами, который обе власти охраняют по остаточному принципу, надеясь на соседа. А Южная Орда давно знает об этом и каждую весну пользуется. Когда выселки разграбит, когда пару хуторов, когда и замок-другой на зуб попробует. Но каждую весну что-нибудь да тяпнет, это уж обязательно.

Ведь как вообще Ансельм на плаху-то угодил? Повелел господин барон расселить три деревни на шесть хуторов поменьше. С таким расчетом, чтобы цепочкой поселений перехватить Урочище. Ну, чтобы Орда как следующей весной придет, то не катилась бы вольно по сытным для коня лугам, а завязла, штурмуя острожки, давая баронству хотя бы день-два: поднять ополчение или спрятаться в каменные стены.

Правда, деревушкам в Урочище так и так — конец. Так что без толку вольности, даруемые бароном, и ни к чему переселенцам подъемные деньги. Службу за те деньги придется отслужить неподъемную.

Вот Ансельм и не стал дожидаться, пока до барона дойдет, да пока тот вместо вербовщиков пришлет уже кольчужников. Рванул Ансельм в бега, но барон предусмотрительней оказался. И то сказать, кто попроще — тех прошлой Ордой смыло. Или позапрошлой. Или еще какой. Словом, повязали Ансельма конопляной веревкой и повели на суд скорый, ни разу не правый.

А чем закончилось, про то уже Пришлые знают. Рассказал Ансельм и про спасение чудесной звездой, и про доброту фиари, на которых набежал в лесу. Только про задание — выведать цель спешки Пришлых — не рассказал Ансельм.

— Именно это и неправильно, — Сергей вычищает котелок хлебной коркой, а потом ест ее с таким удовольствием на лице, что беглый пахотник повторяет за ним. Пулеметчик же заканчивает мысль:

— Нету основательности. Размаха нет. Спешка. Выбежим, хапнем, и обратно за стены Базы. Как будто мы на Марсе или там на Венере, нос из-под купола — и обратно. Вот сейчас: прибежать, взять — и тикать.

— А что взять? — спрашивает Ансельм, чувствуя себя почти своим в удивительной компании. В самом деле, так же сидит и так же двигает хлебом по котелку, и ест с тем же удовольствием — и завтра, как сегодня, поедет в «грузовике» на месте «штурмана», да еще и денег получит, потому что будет записан проводником. Самый главный вопрос задает этак вот запросто, словно между своими.

Командир отвечает — и чувство причастности рушится, как будто его не было вовсе:

— Да спутник подобрать надо. Ну, ту падающую звезду, что ты видел, когда тебя казнить собирались.

— …дь! — говорит Ансельм безо всякого амулета, — …аный …дец!

Подскакивает и орет на всю степь:

— Но вы же не боги!!! Разве боги едят кашу?!!

Пулеметчик тоже вскакивает и подсечкой валит Ансельма на землю, зажимая рот, шипит:

— Ты сдурел! Щас тут вся Орда будет! Идиото! Кастрато! Импотенто! Порко диа мадонна!

— Однако, наш гость лучше выучил русский, чем ты — итальянский, — командир поднимает голову к бронеколпаку:

— Кириллыч! Есть че?

— Не, командир, нема ничо, — часовой прогоняет беспилотник туда-сюда, переключает с инфракрасной камеры на ультразвуковую локацию, потому что в инструкции к прибору написано, что ультразвуку нипочем туман. Но нигде не скачет дозор ордынский, нигде не крадется шпион эльфийский… Ну, то есть фиарийский… Чего ему красться — он уже здесь. Вот — вдохнуть пытается, а не позволено. Наконец, Сергей разжимает захват, отодвигается под колесо. Ансельм сипит, восстанавливает дыхание. Встает на колени, отряхивает кафтан и штаны. Бормочет:

— Извини… те.

И как ветку над обрывом, как веревку, брошенную с борта лодки тонущему — сдавливает в кулаке амулет.

* * *

Амулет занимает почетное место на резной столешнице. Вокруг столешницы занимают места в полном беспорядке — высшие фиари. Слова, захваченные амулетом под предлогом перевода с языка на язык — отзвучали. Но как их воспринимать, никто пока для себя не решил.

Упавшая звезда!

Не первый год пылят Пришлые по путям Пацифиды. Не первые они из Далекого Отечества. И не вторые. И не третьи даже! Произволом ли судьбы, шуткой ли богов, старанием ли Великих Древних — много Врат на Пацифиде. Не тайна для мудрых, что время открытия Врат чем-то связано с Алой Звездой. По крайней мере, последние несколько тысяч лет.

Но впервые на Пацифиде появляются существа, способные о самой звезде сказать: мы заберем ее. Это наше. Упало.

Случайно!!!

То есть — обычно не падает.

Обычно — звезды вершат пути свои в небесах. И астрологи составляют гороскопы, и маги чертят пентаграммы, и мудрецы прозревают грядущее… поднимая глаза к звездному небу. В котором, оказывается, вольготно чувствуют себя чужие звезды!

Молчат высшие фиари. Все их должности, все их звания, весь их тысячелетний опыт — правление, изучение характеров, управление намеками, через подставных людей и подкладных красоток, либо прямой силой; действия отравой либо магией, предвидение; интуиция, базирующаяся на неизмеримом опыте — все это мимо!

Чем ты купишь человека, который спешит подобрать упавшую звезду?

Который — создал звезду! А уронил только потом, как неловкий ученик чародея роняет концентрацию и портит заклятие.

Дашь ему славу?

Но ему не до славы — он гонит железного зверя в землю Южной Орды. И печалится-сокрушается не о тысячах врагов — но лишь о том, что придется возвращаться не нагулявшись!

Женщину?

Да — любого мужчину можно купить женщиной. Только женщина должна быть под стать. С которой можно не только мять простыни, но и говорить; но и молчать! О чем же может молчать создатель звезды? О чем он переглядывается с любимой, на что намекает улыбкой, чему радуется?

Денег предложишь?

И что купит на эти деньги существо, которое вот уже сегодня вечером возьмет в руки осколок неба? Кусок звездного рисунка, в котором записано будущее и прошлое; ветвь самой магии; часть закона, отмеряющего время жизни богов — сколько отсыплешь золота за это? Ты хотя бы числа такие знаешь?

А что ты предложишь его учителю, который управляет звездами уверенно? Не роняя, так сказать, достоинства.

И потом, что предложить — это половина дела.

Что спрашивать?

Что у них может быть в секретах, если умение делать звезды они не скрывают от случайно подобранного бродяги?

Можно купить тайну нового оружия; путь в новую землю; число вражьего войска или народа; имя предводителя, можно выведать его характер, увлечения, слабости, и через то купить и самую победу!

Но можно ли купить новый мир, где по звездам не читают — а пишут?

— Они идут сквозь нас, как игла сквозь ткань, — наконец, говорит кто-то, неразличимый в толпе, — Не задевая, но сшивая намертво. Разведчик доложил, что они совсем как люди. Беседуют о работе, о плате за нее; ругаются на начальствующих лиц. Но их путь по земле — отпечаток пути упавшей звезды по небу — и в конце сойдется с самой звездой.

И отвечает ему тоже некто невидимый, из задних рядов обступивших амулет фиари:

— Вот что, значит, подожгло степь. Интересно, ко дню их приезда… Звезда остыть успеет?

* * *

Остывшая звезда красотой не поражала. Черный шар высотой по колено, воняющий горелым железом; Ансельм бы прошел мимо, не задерживая взгляд. Но звезда кричала неслышным человеку голосом, и один из многочисленных амулетов Пришлых отзывался на ее безмолвный призыв красным огоньком — то ярче, то тише; точно так разгорается и затухает боль в пробитом плече, пока лекарь, наконец, не протолкнет стрелу и не срежет грубокованный степной наконечник.

Звезда нашлась в конце неширокой — локоть на локоть — борозды, упиравшейся в каменную стенку до пояса. Вокруг стенки самый пожилой из Пришлых долго бегал, остукивал ее непривычной тонкости молотком, прикладывал к ней и к земле вокруг различные амулеты, что-то выколдовывал, записывал. Ансельм стоял молча, бездумно, смотрел то в синее свежевымытое небо, то по сторонам, где развеивался утренний туман, то назад — на след звезды, вдоль которого они все и приехали.

Борозда тянулась долго, «грузовик» ехал вдоль нее со скоростью пешего человека добрую четверть стражи, а то, может быть, и половину или даже три четверти — без клепсидры или башенного колокола время можно было отсчитать только по солнцу. По обе стороны от борозды трава сгорела, пал разошелся далеко в степь. Затем же — судя по чистоте бездымного горизонта — то ли степные шаманы остановили пожар, то ли прихлопнул его бешеный и недолгий степной ливень, теперь возвращавшийся в небо туманом.

Честно говоря, Ансельм выгоревшей полосе радовался. Как уж там ночью к стоянке подползать, а вот пустить стрелу из зеленой травяной стены невеликой сложности дело. Надо только умение — в траве спрятаться и спрятать лошадь, а уж этого умения у степняков столько, что даже высших фиари случалось им продавать на невольничьих рынках Теплого Берега.

Тем временем двое Пришлых надели серые лохматые рукавицы до локтя и закатили беглянку в стальной ящик, на желтые пористые прокладки с лунками точно в размер звезды. Шар вкатился в гнезда без малейшего зазора; только тут Ансельм поверил окончательно, что звезда рукотворная, ибо ящик и вкладыши приехали в «кунге», и, значит, были изготовлены заранее — но точно в размер звезды, как ключ делается в размер замка.

Ящик же прикрепили к полу «грузовика» цепями — там, оказывается, были устроены откидные скобы. На цепях оказались винтовые вертушки, которыми все и затянули до похрустывания, чтобы на обратном пути ухабы не сдвигали коробку. Правда, ходить в «кунге» сделалось не очень удобно; но Ансельм и без того двигался как во сне или сказке. Помехой больше…

Но сгорела трава сеголетняя — жирная, высокая, разлапистая; сгорела и стерня прошлогодняя сухая; сгорел подрост жесткий, многолетний. В пепле четко печатались рубчатые подошвы Пришлых, гладкие — Ансельма, и глубокая «елочка» колес. Так же медленно и осторожно, как приехал в степь, железный зверь повернул в обратный путь и покатил по собственному следу. Еще не село солнце, как «грузовик» превратился в черное пятно, потом в точку — а потом исчез из вида совершенно.

Тогда из выгоревшей до зела промоины, из-под стылой гранитной складки шагах в пятиста поднялись двое степняков. Молча подошли к ямке звездного шрама. Постояли у каменной стенки. Проводили взглядом рубчатые следы.

— Так это не гнев богов! — наконец, промолвил кочевник повыше ростом. Кочевник пониже ростом кивнул:

— Да. Это гнев людей.

* * *

Людей заметил пулеметчик; а должен был заметить радист на планшете, куда шла картинка с тепловизора. Досада взяла Егора, потому как уж в этот раз ошибки экипаж старался учесть. Выслали беспилотник заранее, и по дороге вели его зигзагом, чтобы не было значительного разрыва между быстрым коптером и медленным «Уралом». И зигзаг размашистый сделали, чтобы заметить не только возможную засаду под самой дорогой, но и скопления вероятного противника в удобных для ожидания овражках или зарослях. Предвидели, что при внезапном обстреле некогда будет устанавливать связь — вывели постоянный сигнал, и диспетчеру на базе сказали, чтобы поднимал вертушки после исчезновения рации из эфира. Предвидели, что могут осадить машину в лесу, и потому в Колодце, расположенном точно по границе Леса и Степи запаслись двумя сорокалитровыми бидонами воды.

Предвидели, что могут ждать диковинную повозку со стороны Степи в селе Лисогорье, и потому объехали деревушку по выгону. Деревянные узкие колеса груженых возов там бы по оси утонули, а немного подспущенные баллоны «Урала» прошли как по асфальту. И никаких приключений на узкой деревенской улице не произошло, потому как машина не сунулась в деревню совсем.

Правда, в Медовом Овраге командир обещал торговлю, и там уже пришлось бы остановиться, разговаривать, открывать окна в кунге для обмена. Ну так приготовили заранее свертки с обменным фондом, выбрали для торговли одну бронезаслонку, оговорили — кому куда бежать или прыгать, если местные вдруг войной пойдут.

Даже отрепетировали несколько раз — прямо как в настоящей армии.

А вот чего не предвидели — что тепловизор не различает уже остывших.

И потому сначала пулеметчик заметил четверых повешенных на мощной ветке поперек дороги, и только потом Егор начал материться, разобрав картинку на планшете. Командир же выругался один раз, ядовито и длинно — распознав среди повешенных толстого старосту Медового Оврага.

— Ну что… — неспешно проговорил Степан, опуская бронезаслонку на лобовое стекло, — вот они, мать его, и приключения.

Геолог Кириллыч и в этот раз по распорядку спал на полке, а потому и не высказывался. Поразмыслив, командир не стал его будить. Судя по тепловизору, тела остыли — значит, бой прокатился давно. Если удастся проехать село без стрельбы, то на ночевку в машине будет хотя бы один выспавшийся часовой. А начнется стрельба, Кириллыч все равно проснется. К полке он хорошо пристегнут, не вскинется и мешаться не станет.

Ансельм двинулся было выйти — поискать на пепелище выживших — но командир, конечно, двери открывать не позволил. Сам же полез в кунг и вытащил коробку со вторым беспилотником. Медовый Овраг кормился от леса: охотниками да пчеловодами. Расчищенных полей вокруг селения не было, и единственная сколько-нибудь проходимая дорога вела сквозь начисто сожженную деревню. Вдоль дороги пустили коптер, наметили проезд. Радист и пулеметчик выставили перед собой уже не трубки светозвуковых, а нащупали в разгрузках рубчатые тела боевых гранат. Двинулись осторожно, вертя головами, гоняя беспилотник по расходящейся спирали.

И только отъехав от бывшего Медового Оврага, нашли причину. На неширокой полянке рядом с Трактом чернели полтора десятка кострищ; поодаль в кустах ров для отхожего места, там и сям торчали шесты шалашиком — палатки войско, видимо, унесло с собой.

Беспилотник снова не заметил ничего. По расчету времени получалось, что нападение на деревню произошло то ли вчера вечером, то ли ночью; но уж никак не утром — костры и тела успели остыть. Успеть убраться за радиус действия беспилотника могло только конное войско, а из этого следовало, что напал на селение тот самый барон-диссидент, встречаться с которым не советовал толстый староста Медового Оврага. Конная шайка разбойников такой величины, чтобы вырезать село, не могла бы найти травы для лошадей в лесу, а двигаться по Тракту им бы помешали Стражи Леса. К бандитам высшие и лесные фиари относились одинаково плохо, и уж если брали пошлину за брод и Тракт, то и стерегли свой кусок на совесть. А вот в спор барона с вольным поселением фиари вмешиваться не станут — не Имперскую деревню они защищать не присягали.

Все это Ансельм растолковал ошеломленному экипажу. Сам он удивлялся иному: мастера звезд — и так переживают из-за обычной междуусобицы.

— Это еще что! — сказал он совершенно искренне. — Одно село, тьфу. Вот весной приходит Орда — тут дым до неба встает, как вокруг вашей звезды в степи.

* * *

В степи просторно, и земля почти везде ровная. Косогоры, промоинки — но конь степной пройдет не глядя, потому как бегает здесь от малолетства до смерти. Нет ни коварных сучьев, ни волчьих ям, которыми лесовики пытаются защищаться от удалого весеннего половодья, когда по первой зеленой траве Орда идет возмещать убытки от зимней бескормицы.

Верховный вождь поднимает копье со священным полосатым хвостом зверя Рум. Копье оживает: гудит над головой вождя, режет небо восьмерками, кругами, переходами; наконечник свистит на палец от земли, косит стебли живые, зеленые; ломает стебли серые, мертвые; к небу подбрасывает листья палые, желтые…

Вождь замирает, крутнув кисти навстречу друг другу, как выжимают мокрое. Копье замирает как влитое; и все, смотрящие вдоль копья, отныне — впервые за последнюю тысячу лет — повернуты спиной к лесу.

Ближайший набег Орды направляется на побережье. Веками Орда продавала рабов на верфи Теплого Берега, на рубку зарослей, на разработку цинка с медью в термитниках Островов… Теперь часть богатств Берега вернется в руки настоящих людей. Которые не торгуются, как слабые — а берут все, что пожелают, как сильные.

Сильные — пожелали звезду с неба. Забрали ее как собственную потерянную монету, закатили ее в диковинную повозку — и исчезли в своем зеленом океане, где не разогнать коня и не выстрелить из лука далее пятидесяти шагов — даже из наилучшего лука, даже зачарованной стрелой. Не видно в лесу дальше пятидесяти шагов, не слышно в лесу дальше двадцати шагов. Нет в лесу ни строя, ни команды, ни порядка. В лесу Орда распадается на одиночек; одиночек же вместо честного равного боя, подобающего храброму, тычут копьями в бок и спину, заманивают в топи, загоняют на колья ловушек. Трудно ходить в лес за невольниками. И что с них, нищих, прибыли? И не может ведь священное копье соврать.

Лучше уж — Теплый Берег.

А то ведь… сегодня — звезда...

Завтра — сто звезд?

Послезавтра — все звезды?

* * *

Звезды качаются над кунгом. Машина плывет сквозь ночь, рассчитывая утром подойти к воротам Базы. С каждым километром война в Пограничье отдаляется, и экипаж понемногу оттаивает. Командир, правда, не разрешает пока убирать гранаты; ну да есть очень большая разница между гранатой, лежащей под рукой на всякий случай — и гранатой, место падения которой уже выбрано. Знает командир, что экипаж уже не так насторожен и внимателен, как на пепелище Медового Оврага; но еще на пару часов людей хватит. Как раз к Базе подъехать — и ночевать дома. Риск ночной дороги все же меньше, чем риск ночевки в лесу, полагает командир. Особенно в лесу Пограничья, где с какого-то перепугу началась война. Барон ли не утерпел примучить вольное поселение; вольные ли поселенцы оправдали поговорку: «Чуб козачий, та норов собачий» — никто уже не узнает.

А есть же и эльфы на Бычьем Броду. И уж они-то подкрасться к остановившейся машине смогут легко; и один часовой в люке даже с тепловизором и беспилотником не выглядит против них надежной защитой.

Движение — жизнь, полагает командир. Поначалу, правда, выходило шумновато. Но в итоге приборный отсек спутника они подобрали и везут обратно. И никого не убили по пути. И вообще, вряд ли кто из местных обратил внимание на их суматошный пробег по краю карты, по глухому лесному тракту.

И не оформить ли, в самом деле, охранную фирму для работы за периметром? Геолог, радист, водитель, пулеметчик у них есть; Ансельма местным консультантом записать, вообще хорошо получится. Можно ездить, например, воду искать. Или геологоразведку вести без особой спешки — зато основательную, вон у Кириллыча вроде аналитик знакомый. Старый уже — так это и хорошо, советской еще выделки академик.

Нет, конечно, со спецназом или даже с разведкой мотострелков им не тягаться. Ну так они не армия и не дипломаты. Снабжать их новинками снаряжения и оружия не будут — зато и в строй не погонят.

Командир не замечает, как начинает размышлять вслух.

— И вытаскивать нас не станут, — хрипит динамик голосом Сергея. — Не армия, не разведка промышленников, и не дипломаты — кто мы?

Командир пожимает плечами:

— Сам же говорил, мы по их учетам не проходим, — вынимает карту из откидного столика и захлопывает планшет:

— Если только по строке «прочие».

(с) КоТ Гомель

16.07 — 28.07.2015