— Ни... ни хрена себе м-мусор вынести с-сходил, — эту фразу я услышала, когда поспешно спускалась по лестнице. Мда. Бедный парень.
— Что такое жлоб? Он тебя обидел? — заинтересованно поинтересовался Лёнчик.
— Заткнись придурок! Я зла!
— Да ладно тебе. Давай проверим еще пару квартир. Тебе же твоя Лида, сказала, что во второй парадной...
— Иди ты...!!!!! — Выражалась я долго, на самом, что ни на есть, русском матерном. Вот, а мне всегда казалось, что в этом предмете я не сильна.
— Совсем молодежь от рук отбилась! — проголосила старушка, этаже на третьем, поспешно закрывая дверь. С тоской, проводив ее взглядом, я твердо решила пойти в соседний подъезд к Уточкиным. С этими двумя я вместе училась в школе, а когда мы были курсе на втором, Танька и Женя поженились. Прекрасные люди, а главное, всегда рады гостям. Да и Колюня обрадуется, а то я, как крестная, совсем забыла о четырехлетнем сынишке четы Уткиных.
— Слушай. Ты совсем с головой не дружишь? — возмутился Лёнчик.
— Видимо совсем, — согласилась я. — Иначе как объяснить тебя в моей голове и мои сумасшедшие поступки? Определенно, я больна.
— Я о том, что ты совершенно не понимаешь, с кем ты разговариваешь! Да со мной... Да только смерть искупит то оскорбление, что ты мне нанесла! — захлебываясь от гнева, вещал Лёнчик.
— Угу. Вот я и пошла.
-Куда? Зачем? — тут же насторожился голос.
— Травиться, — замогильным голосом отозвалась я. — Яд, алкоголем называется.
— Спятила? — как-то очень серьезно спросил Лёня.
— Просто уйди. Дай мне побыть одной, — просто попросила я. Открывая дверь парадной.
— Хорошо, — согласился голос. С облегчением выдохнув, я вышла на улицу, тут же промочив ноги, мда, а вы попробуйте во время дождя выйти в домашних тапочках на улицу? Вот, а я попробовала. Зато открывший мне дверь Женька не заметил моих слез, я с ног до головы была мокрая. С интересом, полюбовавшись на мои мокрые тапочки, в виде пушистых кошечек, теперь больше напоминающих драных кошечек, молча пропустил в дом.
— Уля! Тятя Леня плешла! — обрадовался моему приходу Колюня.
— Доставай ей тапочки и веди в комнату! — раздался из комнаты веселый голос Таньки. Как же приятно приходить в дом, где тебе рады!
— Не, ей тапки не надо. Она в своих! — жизнерадостно откликнулся ребёнок.
— Да, Тань, ты лучше полотенце с халатом тащи! — окинув меня взглядом, проорал Женька, останавливая свой взгляд на моем красном носе. — А я за согревающим, — уже себе под нос добавил он.
Ох, как же давно я не отдыхала. Кажись, сто лет назад. Все работа, да учеба, да дача. Когда-то я туда отдыхать ездила. Весело было. А сейчас? Старшие сестра и брат, создали свои семьи и улетели из семейного гнезда, так что теперь на этой плантации картофеля и клубники пашу я, вместе с родителями и бабушкой. Наглые и счастливые новые ячейки общества прибывают на входные, нагло жрут клубнику и мерзко мне ухмыляются. Им хорошо, они свои усы поотрывали, а мне еще рвать и рвать. Замуж что ли выйти? А вдруг у благоверного тоже участок будет? Да не я не против, пусть будет, только с наемными работниками, желательно, пусть они огород окучивают. А я бы валялась в шезлонге и ела эту самую клубнику, которую люблю есть, но не люблю обрабатывать.... От столь радужных мыслей меня отвлекла, чья-то рука, нагло зажавшая мой рот и хриплый шепот, сопровождающийся отвратительным запахом изо рта.
— Тихо, сладенькая, не кричи. Кричать не будешь — живой уйдешь. — То, что меня не грабить собрались и ежу ясно, ибо, что может быть у девушки в летнем сарафане (в середине апреля-то) и домашних тапочках? Правильно, только тапочки. Страх подкатил к горлу, отвратительным комом, затем сработал ступор. Ну, что поделаешь, я, когда пугаюсь, сначала застываю, как статуя себе самой, правда, в редких случаях мысли в ней остаются. Но, видно, не сегодня. Через пару секунд, я была в подвале. Брыкаться я начала, когда он уже навалился на меня, причем сарафана уже не было. Мерзкое зловоние гниющих зубов и слюнявые поцелуи в шею, вызвали град ударов и отчаянные попытки сбрасывания этой скотины со своего тела. Хмель, бродивший до этого в моей голове, как-то сразу выветрился. И почему моей шизофрении нет со мной в столь трудный для меня момент? Я даже кричать не могу! Ладонью держит рот, и, кажется, сейчас я останусь без трусов!!! А-а-а!!! Помогите!
— А-а-а, ах ты... — Все же я его укусила, на секунду высвободилась.
— Пожар!!! — заорала уже я. Будем надеяться, что народ на мой вопль выйдет, дабы спасти свои шкуры от огня, если, конечно, не решат, что это кто-нибудь балуется. Рука вновь зажала рот, насильник замер прислушиваясь. Хоть бы где-нибудь дверь открылась!!! Я удвоила усилия и...
— Ты горишь?! — недоверчиво поинтересовался Илёнтерэнерион. Вот блин, что моя память выдает, когда я в стрессе, аж имя его дурацкое вспомнила.
— Что значит пожар? — продолжал допытываться голос. Я лишь мычала в грязную ладонь насильника, вот ведь, дрянь какая, а я в рот брала! Тошнота подкатила к горлу. Где-то читала, что лучше быть в сами поняли в чём, чем быть изнасилованной, хотя мой насильник брезгливым точно не был. Иначе бы от него так не воняло, наверно.
— Лена! Это опять твой бойкот? — Ну почему у меня такая тупая шизофрения. Зачем она вообще нужна. Как он помочь-то может? Заклинанием? Так я все равно его сама должна произнести. Как сказал Лёнчик, цитирую: "Я не в твоем мире и меня для него не существует, а значит, не существует и воздействия на мир, хоть изморись". Двери нигде не хлопнули, значит, меня никто не услышал, да и не удивительно, подвал же.
— Ну, что, сладенькая, не везет? — прохрипел насильник, проведя пальцем по моей щеке.
— Если ты немедленно не отзовешься, я не только буду приходить к тебе в пять утра, но и начну петь!!! — Страшно пригрозил Лёня, крича так, что проявились белые точки перед глазами, хотя возможно это от испуга? Будет вернее — от животного ужаса.
— Ничего, мы с тобой еще поиграем? Да? — Точно, мне попался маньяк. Правда мама говорила, если наступает черная полоса, проблемы начинают сыпаться, откуда не ждали. Пара секунд и во рту у меня кляп, руки связаны над головой, а сама я прикручена к столу. Теннисному. Он лет десять "живет" в подвале, никогда бы не подумала, что так близко с ним познакомлюсь.
— Лена?! — уже испуганно голосит, моя шизофрения. Дошло видать, что ТАКОЙ крик, я могла не услышать, находясь лишь в глубокой коме, правда такая побудочка и мертвого поднимет.
А уж если я в сознании, то должна была обязательно ответить, за этот месяц Лёня меня прекрасно узнал.
Тем временем, насильник вытащил нож... точно маньяк.
— Лена держись! — Ха-ха, мне и держаться не надо, меня веревка крепко держит. Лёнчик начал что-то бубнить на своем языке, я не прислушивалась, меня больше занимал процесс, перерезывание бретелек моего бюстгальтера, загнутым и очень острым, судя по царапине на коже, ножом. Потом насильник залез на стол, наклоняясь надо мной и "нежно" лаская мою шею ножичком... Вдруг, в темном подвале что-то вспыхнуло, ослепив меня. Спасаясь от жалящего света, насильник скатился со стола, но тут же вскочил на ноги. Вспышка длилась мгновение. Все вновь стало темно.
— А-а-а!!! — вдруг заголосил насильник, через секунду я поняла из-за чего. Из дальнего самого темного угла на нас смотрели глаза, ярко красные, светящиеся. Потом обладатель глаз начал двигаться в нашу сторону. Кошмар, на что я нарвалась?! У нас водятся вампиры?! Такие мысли посетили меня, при виде глазок.
— Не подходи! — заверещал насильник, выставляя нож перед собой. Существо сделало еще пару шагов.
— А-аааааааааааа!!!!!!!! — оглушительно закричал насильник и, судя по звуку, кажется, обоссался. Честно говоря, я тоже была не далека.
Да нет, ничего сверх страшного, в существе не было. Более всего он походил на человека, если бы не красные глазки, когти на руках сантиметров на десять, и большие, красивые крылья угольно черного цвета. Крылья я увидела позже, а сначала из-за того, что они были в тени, создавалось впечатление, что за существом шевелиться тьма. Жутко до одурения. Кошмар! Во что я опять вляпалась?
— Ну и во что ты опять вляпалась? — Озвучило существо мои мысли, презрительно глядя на обмочившегося мужика.
— Или тебя в жертву какому-нибудь Богу приносят или просто кому-то надоела? Впрочем, я не удивлюсь, что вариант номер два — вернее. — Это уже было произнесено при разглядывании картины: Лена на теннисном столе, связанная, в одних трусах и лифчике без одной бретельки. Ах да, еще про кляп не забудьте. Не было бы этой вещицы у меня во рту, то у нас с насильником, получился бы дуэт. Вместе бы "а-а-а" выводили.
— Гм-мм... — Издав столь странные звуки, насильник, рухнул в обморок, а может, скончался, фиг его знает. Я проверять точно не буду. Если сдох — туда ему и дорога. Тем временем крылатый, брезгливо отодвинув носком сапога тело, то ли покойного, то ли обморочного насильника подошел к столу.
— Так, вот ты какая Лена, — нагло улыбнулась, симпатичная в общем-то рожа, показав клыки в два сантиметра.
— А я тебя такой и представлял, — до ужаса знакомым голосом произнес клыкастый. Пипец. Моя шизофрения — ожила.
Свыкалась я с этой мыслью долго. Все время, пока крылатое существо, именуемое мной Лёнчиком, меня развязывало. Сначала, мое подсознание, пытаясь сказать что-то типа "мама", а еще скорее "МАМА", собиралось нырнуть в тёмноту и не видеть всего этого кошмара. Все же согласитесь: за один день с утра закатывать истерики невидимому собеседнику, которого ты искренне считаешь своей шизофренией, потом, повинуясь этой шизофрении, бьешь совершенно незнакомого тебе парня, стыдно вспомнить! Потом промокаешь до нитки, бродя полуголой (про тапочки не забудьте!), напиваешься у лучших друзей, мечтаешь о несбыточном, после чего тебя пытается изнасиловать какой-то жутко воняющий хмырь и..., в заключении, так сказать, твоя шизофрения оживает, спасая тебе от насильника, но приходит в облике очень и очень странного существа! Ну и что, что красивый?! А клыки с когтями?! А крылья??? В общем, прекрасное окончание дня. А-а-а! Что это чудо клыкастое удумало?! Пока я боролась с собственным сознанием, Лёнчику все не удавалось побороть узел, связывающий руки и теперь он наклонился к моим рукам, своей клыкастой пастью! Мама! Спасите! Хоть бы руку не откусил!!! КЛАЦ! Мои руки на свободе! И вроде все пальцы на месте. Ура! Затем Ленчик помог мне слезть со стола, точнее сдернул с него так, словно пух меня тяжелее! Я его боюс-с-с-сь!!!
— Только не говори, что ты здесь живешь! — Оглядываясь и шевеля носом, словно кошак, которому запах явно не нравиться.
Нет, я бы с радостью ответила, честно, если бы смогла совладать с голосом, и вытащила кляп. Черт! Кляп! Мерзкая, гадкая тряпка. Боже! Надеюсь это не носовой платок насильника?!
Пока я вытаскивала кляп, Лёнчик с интересом оглядывался.
— Я был прав. Ты живешь в ужасном мире. Везде так? — Ответить я не успела, сначала тряпку разглядывала, которая оказалась не носовым платком, что уже слегка радовало, а потом раздались голоса.
— Да, точно слышала! — громким шёпотом бубнила какая-то тетка. — Сначала "пожар!" кто-то кричал, а потом такой крик был, жуткий просто, все "а-а-а", да "а-а-а" вопили.
— Дык, если пожар, то пахло б, а туть не пахнет, дык дымку нет. — В ответ скрипел голос, какого-то дедка. Ужас, сейчас нас здесь застукают — полуголую меня и этого крылатого упыря. Как объяснять-то будем? Если эти, за дверью, сейчас милицию вызовут, то мне точно хана, такой яркий на события день я еще пережила, но если придется всю ночь показания давать... Да и этого чудика могут на опыты забрать, посмотреть, как крылышки держатся. Хотя это удачная месть за то, что он меня месяц мучил! Если бы не он, я бы точно в такую ситуацию не попала. Представив, как его будут пытать, ну, или вернее сказать изучать, ученые и врачи (правда, если учесть какие у нас в стране врачи, то вернее все же пытать), я мечтательно уставилась на Лёнчика, который тоже услышал голоса и стоял, выжидательно глядя на меня, мол, делать то чего? Увидев мой взгляд, испуганно попятился.
— Эй, ты чего? — тем временем за дверью уже начали спорить.
— Да давай уже дверь открывай! Пень старый, — зверела тетка. — А вдруг горим?
— Молчала б лучше, кошелка старая! Сам знаю, я двадцать лет пожарником проработал! Более твоего о пожарах знаю, — так же начинал зверствовать дед.
— Ой, ты батюшки светы! При Царе Горохе что ли, — запричитала тетка.
— Сама ты при царе родилась! — возмутился дед. — А еще о-го-го.
— Ты уже у-гу-гу, причем давно, — отрезала тетка.
Пока они столь "мило" беседовали, я лихорадочно осмотрелась. Так что мы имеем? А имеем мы следующее: насильника из-за стола не видно, а мы стоим под единственной тусклой лампочкой и прекрасно видны, я полуголая и... Ого, только сейчас заметила, что на этом когтисто — клыкастом, только сапоги и брюки, причем такого покроя, что можно было бы и без них, эффект тот же — умопомрачительный. Пожалуй, таких красавчиков я только в телевизоре видела, в жанре "Самый совершенный и не существующий в реальном мире мужчина. Предупреждение! Редкая особь", а мне еще и крылатый достался. Если от ТАКОГО невеста сбежала, то какой тогда Вальте? Подумать страшно, зато теперь понятно, что имел в виду Лёня, говоря, что я сразу после ритуальной фразы (про удар не забудьте) узнаю в человеке Вальте. Пока я это все осмысливала, дверь начала открываться. Я же говорю, что когда в стрессе, то сначала застываю, аки статуя, но мысли мою бедную голову иной раз и светлые посещают. Я резко толкнула Лёнчика в темный угол, всего конечно не скрыло, но главное крылья, если не приглядываться — не заметишь. Потом бросилась к этому клыкастому на шею. МАМА, ЧТО Я ДЕЛАЮ? Я же его боюсь! И обняла, точнее, вцепилась, в бешеном припадке, ибо страшно, лицо приблизила к его, целовать не решилась, а вдруг покусает? У него вон клыки, какие! Так что для вошедших открылась "милая картина": полуголая девица, страстно целующая полураздетого парня (который слабо трепыхается; вот ведь зараза, я его спасаю, а он еще сопротивляется!), рядом теннисный стол с веревками, кончик одной из них все еще болтается на моем запястье. Красноречиво, не правда ли?
— Не ну молодежь, это..., борзеет, совсем! — офигел дед.
— Паршивцы, главное, больше места не нашли! — запричитала бабка. — Извращенцы! Да на столе! А еще кричат посередь ночи. Людям спать не дают, — разголосилась она. Я же молила об одном, чтоб они уже ушли, наконец, а то мой "кавалер", как-то странно оседать стал...
— Да пойдем. Че голосить, не вишь, все равно им, — проблеял дед. Дверь захлопнулась. Я отпрыгнула от Лёнчика, стараясь подальше, а вдруг укусить вздумает? Он и упал, точнее, осел на пол, держась за горло, с выпученными глазами и судорожными вздохами.
— Ты чего? — ну, если он еще сейчас задохнется на моих глазах! Я его не для того спасала!
— Ду...вху-у...я... вы...шиб...ла, когд...а....прыг...ну...ла, — просипел он.
