"Колобок" представляет

— Новые зубы под общим наркозом, — продолжала бредить Мадина, — и фрукты каждый день. Обязательно тренажеры... Нет, все это такие мелочи!

— Я боюсь, — сказала Ленуся.

Катя потянулась к телефонной книжке.Поймав удивленной взгляд Ленуси она пояснила:

— Хочу, чтобы покупатель подъехал как можно раньше. Чтобы нам здесь не задерживаться.

Ленуся ушла за чаем. В ее душе боролись несколько желаний: привести в чувство Мадину, смыться как можно раньше и выспаться. Она ополоснула заварник кипятком, слила воду, обсушила чайник полотенцем, положила туда шесть чайных ложек чая и щепотку листьев мелиссы, залила кипятком, закрыла крышкой, укутала полотенцем и села на табуретку.

На столе лежал открытой проспект лондонского отеля "Моргауза", одного из предполагаемых пунктов остановки на пути в США.

Ленуся устало вздохнула. Ее измотало постоянное напряжение, и деньги уже не радовали. Теперь она успокаивала себя тем, что, переехав в Нью-Йорк, обеспечит будущее своим гипотетическим детям. Вошла Катя а за ней приволоклась Мадина с одурманенным взором.

— Ленка, я в грустях, — сообщила Катя, — покупатель раньше следующей недели не приедет.

— Может плюнуть на дом? — предложила Ленуся.

Мадина встрепенулась:

— Ты что? Потерять сорок штук за здорово живешь!

— Но это риск, — заупрямилась Ленуся, — сама же сказала — зарываться нельзя. По мне, так лучше потерять сорок тысяч, чем остаться без башки.

— Рискнем! — свирепо постановила Мадина.

В офисе "Гималаи-discaunt" громоздились чемоданы. Ленуся настояла на покупке отечественных, из кожзама, чтобы не вызвать подозрений. Мрачный Рыжик смотрел телевизор: у него была ломка по причине отсутствия компьютера. Компьютер продали, как и гору игровых дискет. И даже утешиться тренажером Рыжик не мог, расчетливая Мадина загнала тренажер за триста баксов местному Рэмбо.

В данное время она крутилась у зеркала в ванной, Ленуся делала бутерброды, а Катя сидела на одном из чемоданов в своих убойных, старых джинсах, и мечтала о небесных кренделях. Накормленный, расчесанный и привитый Кусака дремал в корзине, в которой ему предстояло совершить поездку за тридевять земель, к американским кошкам.

Внезапно он очнулся от дремы, взлетел на прямых, как палки, ногах, на крышку корзины, и завыл. От неожиданности Катя вздрогнула, и тут звякнул колокольчик.

Из-за двери появилась черная клюка, а за ней вполз и весь давешний дед.

— Здра-авствуйте, — хрипло протянул он, озираясь, — я вишу, у вас перемены?

Катя никогда не считалась "тормозом". Она встала, приветливо улыбаясь, и протянула деду свою руку. Он, не торопясь, переложил на набалдашник клюки левую ладонь, а правой взял Катину и пожал ее. Рука деда была липкой и холодной. Катя снова вспомнила о белом фарфоровом друге, но, усилием воли удержалась.

— Я, дошенька, хочу денешки-то забрать, — прокряхтел старик.

Голову Кати как — будто сжали холодным обручем. Перед глазами поплыли цветные круги. Деньги уже уехали в один из старых, надежных нью-йоркских банков, и вернуть их было никак не возможно.

— Понимаете, — вежливо, но, почти не слыша себя, начала Катя, — наша фирма переезжает. Сегодня мы не сможем выплатить вашу сумму, но, буквально через два дня... Подойдите через два дня по нашему новому адресу, и все будет в порядке.

Кусака издал блеющее завывание. Глаза старика вдруг утратили рассеянность и превратились в холодные угольки:

— Понимаешь, девошка, — твердо сказал старик, — я хошю поговорить с директором.

Со второго этажа уже спускался Рыжик, услышав разговор в холле, за его спиной маячили Ленуся и Мадина. Ленуся не могла скрыть страх. Ее глаза, распахнутые до предела, казались крупнее, чем у совы.

— Мария Георгиевна, — произнес Рыжик официальным тоном, — я считаю, что мы могли бы помочь клиенту.

— Я считаю, — холодно произнесла Мадина, — что в данный момент у нашей фирмы выходной, и обслужить клиента весьма затруднительно.

Она наклонилась и демонстративно взялась за ручки чемодана.

Неожиданно старик вытянул руку и коснулся клюкой плеча Мадины. Она резко выпрямилась и свирепо уставилась на старика, уперев руки в бока.

— Что вы себе позволяете?

— Не больше, чем заслуживаю, — спокойно ответил старик. Он уронил клюку и удивительно ловко вынул из — за пазухи черную аккуратную папку. Организаторы "Гималайской пирамиды" замерли, настороженно следя за его руками. В наступившей тишине стало отчетливо слышно, как Кусака в истерике шипит, замахиваясь лапой на старика.

Дед бросил строгий взгляд на собравшихся. И открыв папку, начал медленно, выразительно читать:

— "Мы, нижеподписавшиеся, пенсионеры и рабочие нашего района, всего двести семьдесят четыре человека, внесли вклады различного достоинства в фирму "Гималаи-discaunt". Ни один из нас не смог получить дивиденды по вкладу. Просим Управление Внутренних Дел расследовать данное дело и хотя бы вернуть деньги вкладчикам..." Н-ну, господа, куда же вы собрались?

Картавость деда, коробившая Катю, при этом куда-то провалилась, но ошеломленная таким оборотом компания это как-то не заметила.

— Не обращайте на него внимания, — приказала Мадина, — пусть треплется.

Катя, по устоявшейся привычке, побледнела до зелени, но послушно взялась за коробку с электрочайником.

— Поставь, — негромко, но повелительно сказал старик.

— Охлынь, дед, — Рыжик заслонил собой девушек, и подался вперед, с намерением выкинуть настырного старика на свежий воздух. И тут дед засмеялся. В этом смехе не было старческой дрожи, вероятно, она

отправилась вслед за шепелявостью по неизвестному адресу.

— Ха-ха-ха. Котик-то меня сразу раскусил, — смеясь проговорил дед, — На него бы вам сразу посмотреть... Ну, ничего. Десять лет на меня проработаете, так и думать начнете.

Рыжик набычился и, выпятив грудь и кулаки, шагнул к деду.

Казалось, молния ударила прямо в пол старого дома. Рыжика отбросила неведомая сила. Он, как перевернутый жук, тяжело заворочался среди опрокинутых чемоданов и негромко застонал. Катя кинулась к нему, но Рыжик жестом прогнал ее прочь.

— Гад, — прохрипел он, — я тебя убью!

Мадина, не разобрав, что произошло, схватила импортную складную багету, но остановилась, ошеломленно глядя на деда. Впрочем, дедом он уже не был.

Ленуся воинственно взмахнула сумочкой:

— Бегите! — завопила она, — я его задержу!

Но тут время споткнулось и замерло.

Черная двухметровая фигура обвела тяжелым взором застывшие тела и заговорила, роняя свинцовые слова приговора:

— По статье УК субгалактики "Финансы и романсы", вы приговариваетесь к заключению сроком на десять лет в пространственно-временнои изоляторе портативного характера. Изолятор снабжен замком, открыть который может только ультразвук. В случае непредумышленного освобождения вы обязаны выполнить одно желание клиента. В случае невыполнения желания к сроку заключения прибавляется один год. Я, Черный Мент галактики Млечный путь приговорил этих граждан к работе на благо других людей планеты Земля. Хау, я сказал!

Закончив изрекать, фигура начала делать пассы руками, от которых в разные стороны исходил белый свет и запах нафталина. Замершие фигуры пришли в неестественное движение — оторвавшись от пола, они поплыли по воздуху друг к другу и вдруг, в какие-то доли секунды, преодолели сантиметры и стремительно уменьшились в точке сближения.

С металлическим звоном на пол упала статуэтка, изображающая четверых прижавшихся друг к другу человек и одного кота с выпученными глазами.

Черный Мент нагнулся и поднял ее с полу.

— Так-то, — сказал он назидательно.

Первое желание, или Труп.

Пивко оказалось хорошим. Его можно было смаковать целую вечность, до самого дна бутылки. В нагрудном кармане лежали заветные, только сегодня полученные водительские права, любовно упакованные в пластик. Дима Голубев всем-всем улыбался, ведь в его голове все еще мелькали картины поездки с инспектором и его каверзные вопросы, вгонявший Диму то в жар, то в холод, но в итоге оказавшиеся не такими уж страшными.

И, разумеется, старинный, освященный временем обычай "обмывания" прав исключал возможность езды на папиной "Волге", которая сейчас отдыхала в пропахшем бензином гараже.

Встречные девушки улыбались в ответ, и каждая казалась изумительно красивой. Настроение Димы улучшилось до небес. Майская ночь осторожно входила в город, сиреневые сумерки, почуяв приближение хозяйки, медленно выползали из подъездов и подвалов. Димина тень удлинилась, и принялась скакать по стенам, достигая вторых этажей и бессовестно заглядывать в окна, где зажигались первые вечерние лампочки.

Дима, глубоко вдыхая вечерний воздух, свернул на узкую улочку, скорее даже переулок, где спали чужие автомобили. Шаги его зазвучали громко и одиноко.

Услышав шум перегретых моторов, Дима насторожился. И тут в переулок залетел крутейший белый "Мерс". Навороченная тачка притормозила, взвизгнув шинами, и, через приоткрывшуюся дверцу на фиолетовый асфальт выпал человек. Автомобиль немедленно замуровался назад и унесся в неведомые дали, а оторопевший Дима, рассеянно пытаясь собраться с мыслями, приблизился к человеку. И, склонившись над ним, мгновенно понял — этот человек мертв. И, судя по всему, уже давно.

Нет, на то, чтобы щупать пульс у всяких случайных покойников, Дима не подписывался, увольте. Даже пиво не помогло — он бы скорее согласился еще раз сдавать вождение. Но то, что человек мертв, Дима не сомневался — от него буквально несло замогильным холодом.

Теоретически, Дима прекрасно знал, что нужно делать в таких случаях: звонить по 02. С практической частью было хуже. "Мобильником" он пока что разжиться не успел, а "живых" телефонов-автоматов в городе не водилось уже о-о-очень давно.

Нужна была хоть какая-нибудь захудалая контора, где добрая бабушка-сторож согласилась бы в такой час пустить молодого, не совсем трезвого парня позвонить... Н-да! Где водятся такие бабушки?

Труп был одет в кожзам-куртку и тертые джинсы. С левой стороны груди, примерно в районе сердца, торчала грубая рукоять ножа, так что идея искусственного дыхания, маячившая где-то на периферии Диминого сознания, отпала за ненадобностью.

— Помогите! — нерешительно крикнул Дима. Получилось плохо. Тихо и неубедительно. Он собрался с силами и отчаянно, надрывно взвыл, — Кто-нибудь, помогите!

Неожиданно ему пришла в голову мысль ужасная и, похоже, вещая. Даже не мысль, а так, обрывки мысли. Ночь... Труп... Человек... Пиво... Милиция... Тест на алкоголь...

Немедленно убраться отсюда!

Да, но как быть со свидетельскими показаниями? Ведь кроме него ни одна душа не видела этот запроклятый белый "Мерседес"!

Пока Дима боролся с собой, какая-то сознательная личность, вероятно из окна напротив, увидевшая двух пьяниц, один из которых еще шевелился, а второй был уже совсем "в зюзю", даже не вставал, позвонила в эту самую милицию.

Дима узнал об этом слишком поздно.

В изоляторе временного содержания было неожиданно пусто. Неожиданно для тех, кто привык посещать такие места. Дима ничего странного в этом не углядел, потому, что по сугубой своей законопослушности, совершенно не представлял, как тут должно быть в такой час.

Арестованный, а вернее, задержанный Голубев, предавался мыслям о человеческой несправедливости, а волнующие воспоминания об экзамене мешались в голове с образами взятия отпечатков пальцев и экспресс-допроса длительностью в четыре часа.

Во время допроса Диму бросало в дрожь похуже, чем на давешнем экзамене. Перенервничав, он пошел какими-то фиолетовыми пятнами, что было истолковано следователем Иванихиным, как проявления стыда и угрызения нечистой совести. После того, как подозреваемый едва не отгрыз край стакана, пытаясь выпить любезно предложенную воду, Диме выдали путевку на трое суток по статье сотой УПК РФ "по подозрению в совершении преступления".

Нумер оказался не вполне комфортабельным. Разве что для крупных рыжих "стасиков". Традиционно серые бетонные стены удачно сочетались с лампой free — абажур, а деревянные нары гармонично вписывались в картину общей безнадежности. В углу белел унитаз, который в Димином мозгу как-то очень логично увязался с названием "параша".

При виде этого безобидного сантехнического устройства весь ужас происходящего обрушился на Диму, и тот повалился на нары, впав в милосердное забытье.

Он не видел, как в камере появилось неясное мерцание, и через бетонную стену на ледяной бугристый пол шагнула загадочная фигура, которая, нагнувшись, поставила на пол некий предмет, и так же таинственно исчезла, оставив запах куриного комбикорма.

Стояла тишь. Только едва слышно тикали наручные часы. Дима лежал как бревно. Потом начал свистеть носом, что бревну делать не полагается. Свистел он тоненько и прерывисто.

Мерцание вернулось, но на этот раз оно исходило от предмета, оставленного черной фигурой.

Диме хватило ума проснуться, иначе он пропустил бы самое интересное. Сонно, не вполне осмысленно и испугано, он вытаращился на непонятное явление, происходившее в его камере: среди мерцания возникли нечеткие абрисы пяти фигур, которые, впрочем, почти сразу перешли в материальное состояние. И, даже больше — в состояние живое!

Перед Димою возникли три элегантно одетые девушки... не, две — элегантно, одна — нормально... и один трехстворчатый шкаф мужского пола. Пятая фигура оказалась зверем.

Возникнув, фигуры лишь мельком взглянули на Диму и начали использовать разные крепкие слова, которые к Диме не относились, а относились к неизвестному вонючему деду и ситуации в целом.

Диму потрясла виртуозность их словоплетений, состоящая из союзов, междометий и матерщины.

— Вы кто? — робко поинтересовался задержанный.

Пришельцы вдруг разом прекратили выражаться, а одна девушка бурно зарыдала на плече парня, который брезгливо сморщил нос, но не отстранился.

Высокая блондинка в коротком пальто задала вопрос, от которого Дима слегка "поехал":

— Пацан, какой год на дворе, блин?!

— Д-д-девяносто восьмой, — пролепетал Дима.

Блондинка вцепилась себе в волосы, наклонила голову и принялась крутиться на месте, как средневековая ведьма, пришептывая угрозы в тот же адрес неведомого Диме деда.

Но, как оказалось, это было еще не все. Вероятно судьба, до сих пор не баловавшая Диму чудесами, вдруг решила возместить ему этот дефицит по первой категории снабжения. Не успел он отойти от "ведьмачества", как откуда-то снизу послышался голос:

— Воняет. Темно. Фу. Хочу есть. Надо мыться и есть.

Дима, открыв рот, уставился себе под ноги и, что характерно, пришельцы тоже!

...Задышав, как астматик, Ленуся ткнула пальцем вниз и просипела?

— Кусака... Разговаривает...

Кот апатично посмотрел на нее, прервав увлекательное самооблизывание. Из его рта торчала шерсть, прилипшая к языку. Рыжик громко заржал.

Девушки кинулись друг к другу, обнялись и заревели.

— Девки, бросьте реветь. Мы же в будущем, — со вкусом проговорил Рыжик. Его глаза неприлично сияли.