"Колобок" представляет

"Колобок" представляет....

Явление Черного Мента или галактическая справедливость. Предыстория.

Год 1993. (типа, пролог)

"...Все! О, Господи! Плохо, конечно, но все — равно хорошо..."

Катя потерла ладонями виски, помотала головой с короткой огненно-рыжей стрижкой, глубоко вдохнула влажный после дождя воздух с запахом земли и еще раз, с глубокой убежденностью повторила: "Слава богу!"

Это "нет" было десятым и последним. Больше школ в их городе не было. И очень хорошо.

Поправив лямки студенческого рюкзачка Катя сдвинула наушники плейера с шеи обратно на уши и притопила клавишу. Совершено непонятно, что будет с ней и ее дальнейшей жизнью, но сейчас больше всего хотелось перекреститься локтем, а лучше пяткой. Катя чувствовала себя примерно как персонаж античной мифологии Орфей, вырвавшийся из тартара, то бишь ада. Десятое "нет" за неделю... Господи! Она была почти счастлива, что все окончилось именно так, а не иначе. Вернуться назад?! О, нет! Она не камикадзе. У нее в роду грузинов вообще не было.

За пять лет так называемой перестройки Питер, где она приобретала, как сейчас выяснилось, никому не нужную профессию, переменился здорово. Практически до полной неузнаваемости. Их городка, тихого местечка с населением чуть больше пятидесяти тысяч и, в основном бабушками в платочках, перемены не коснулись. То есть абсолютно. Ни тебе сияния неоновой рекламы, ни ларьков с "горячими собаками", ни толпы нищих у магазинов. Время словно и не шло здесь. И это подтолкнуло неожиданное воспоминание:

Катя стояла под массивной деревянной ладьей с выгнутым квадратным парусом из пенопласта. Ровно пять лет назад их десятый класс шумно отпраздновал здесь окончание школьной каторги. Как смутно помнилось сквозь пары дешевого портвейна, компания сдружившихся парней и девушек с горькими слезами и бурными, но целомудренными объятьями, на стопке аттестатов торжественно поклялась встретиться здесь снова. Ровно через пять лет. 28 мая в 12 часов дня. Ну о-очень романтично!

Катя посмотрела на часы — 15 минут первого, и потянула на себя массивную дверь.

После солнечного дня глаза не сразу привыкли к темноте. Она сощурилась. И услышала:

— Привет. Еще одна жертва ностальгии. На этот раз, кажется, и впрямь последняя.

Катя обернулась на голос. За единственным занятым столиком скучали две девчонки. Вроде бы смутно знакомые. Четыре глаза уставились на нее из полутьмы с веселым ожиданием.

— Ну! — подтолкнула ее та, чей голос, насмешливый, немного растягивающий слова заставил ее обернуться, — узнаешь?

— Ага, — кивнула Катя, — Синди Кроуфорд.

Сидящая рядом кареглазая брюнетка с готовностью улыбнулась, и эта улыбка послужила визитной карточкой, на которой Катя прочла: Лена Дружинина. Ленуся.

— Привет, — расплылась в ответной улыбке "жертва ностальгии", — а где все?

— Как раз пытаемся выяснить дедуктивным методом, — объявила Мадина Королева, -до тебя еще не добрались. Ты ведь у нас на "Л". Если, конечно, фамилию не сменила.

— Бог миловал, — отозвалась Катя, присаживаясь на высокий стул. Девчонки здорово переменились. Пожалуй, еще сильнее, чем Питер. Золотоволосая и синеглазая красотка Мадина приобрела то, что называется емким фразеологическим оборотом "светский лоск". И не в модном "деловом костюме" дело, хотя и в нем, конечно. Но было и еще что-то... Усталый, циничный холод в синих озерах под грамотно подкрашенными ресницами. Катя повернулась к Ленусе, — На ком вы остановились?

— На Юле Коневой, — старая подружка улыбнулась одними глазами. Ее блузка, хоть и не такая шикарная, как у Динки, выглядела безупречно, как и прическа. Катя глянула в зеркало, которое беспристрастно отразило лохматое чудо в потертых джинсах и черной застиранной рубахе, снятой со старшего брата... Н-да. Ну и плевать. Что выросло, то выросло. Зато никто из девчонок не умел чинить магнитофоны и водить трактор "Беларусь". А оно им надо?..

— Наверное, в данную минуту мечется между кастрюлей с кашей и корытом с пеленками, — буркнула она, — слышала краем уха, что у нее третий киндер. Маньячка.

— Игорь Лунин, — вспомнила Ленуся, — тот, который на выпускном на спор выпил две бутылки шампанского, а потом твист танцевал...

— Спорю на что угодно — в вытрезвителе отдыхает, — хмыкнула Мадина.

— Сережа Маркелов, — внесла свою лепту Катюша.

— Два года назад торговал китайскими пуховиками. Сейчас занимается лесопрореживанием в местах не столь отдаленных, богатых дичью и полезными ископаемыми.

— Лена Панина...

На этот раз самой осведомленной оказалась Ленуся:

— Вышла замуж в Лапландию и два раза в год посылает родственникам привет по факсу.

— Из юрты что — ли? — удивилась Катя, — неплохо доятся олени... А Славка Уфимцев? Помните, как он конкретно усадил в лужу нашего информатика. Тот пытался на "Апогее" нарисовать елочку, и ничего не получалось. А Славка сел, пощелкал кнопками, и все вышло.

— Только не елочка, а пальма, — вспомнила Ленуся, — ветками вверх. Но Славка сказал, что пятерка ему все — равно положена потому, что Новый Год — он и в Африка Новый Год.

Девчонки засмеялись своим воспоминаниям, но Мадина не поддержала их. Она сидела, глядя в одну точку, и хмурила темные брови.

— Понятия не имею, где он сейчас, но надеюсь, что помер. И все, хватит об этом. Если еще раз услышу эту фамилию, я за себя не ручаюсь. Буду бить посуду, зеркала и морды.

— Динка не в духе, — тихо объяснила Ленуся, — в пятый раз с работы попятили. За две недели, представляешь?

— Рекорд Гиннеса, — кивнула Катя, — а, разреши поинтересоваться, от чего тебя так начальника не любят?

— Рука тяжелая — Мадина скривила безупречные губы, — пять рабочих мест. Секретарь, бухгалтер, менеджер... Две пощечины, один удар в солнечное сплетенье , один — в челюсть, стакан воды, вылитый на брюки, и вот результат — Мадина Королева, звезда финэка, на улице без копейки в кармане. Хоть, действительно, с горя иди в фотомодели.

— Да ладно, не грусти, прорвемся, — отмахнулась Катя. Она вообще была склонна смотреть на жизнь оптимистически, — только у "МММ" нет проблем.

Мадина вдруг вскинула голову и неподвижным взглядом уставилась куда-то мимо Катюши. В безбрежно синих глазах затлел огонек, который ее сокурсники считали опасным и, возможно, не ошибались.

— Ты — гений! — воодушевилась она, — все в тему! Ровно через год будем менять "Мерседесы" как перчатки и мыть ноги в шампанском.

— С тобой что, Динка?! — испугалась Ленуся, — вроде не пили...

— Что ты задумала? — заинтересовалась Катя.

— Ничего нового со времен Тутанхамона, — рассмеялась Мадина, — все старо как мир, но он не так уж плох. Ты у нас, значит, биолог...

— Ну?..

— Будешь главным смотрителем удочки.

— Какой еще удочки? — изумилась Ленуся.

— Самой обыкновенной. Работа по специальности, высокооплачиваемая и не пыльная. А ты у нас кто, Катюха?

— Филолог, — немного растерянно отозвалась Катя.

— Отлично! — Мадина хлопнула по столу узкой ладонью, — будешь главным специалистом по изготовлению приманки. То есть по рекламе.

— А ты?

— А я буду варить уху, — провозгласила Мадина, — Назначаю себя главным поваром!

— А кто ее расхлебывать будет? — осторожно встряла "главный специалист по приманке", малость ошалевшая от такого напора.

— Успокойся, — синие глаза победно сверкнули, — расхлебывать уху придется не нам.

И так, дорогие сограждане, сегодня великий день. Фирма "Динка энд систер" по приему рогов от населения объявляет о своем существовании. Мы заставим этот шарик вертеться в нашу сторону. А если это кому-то не нравиться, значит у него большие проблемы. Пятое завоевание мира начинается здесь и сейчас. Кто "за", прошу поднять рюмки.

— Все "за". Только милиция "против", — буркнула Катя.

Дом стоял на окраине, что было не слишком хорошо для коммерции, но выбора у них не было. В центре города сразу пришлось бы выложить за аренду помещения кругленькую сумму, а у новорожденной корпорации не было и квадратной.

— Динка, ты уверена? — спросила Катя, притормозив на высоком красном крыльце в зарослях крапивы и чертополоха.

— Еще как, — Мадина шагнула вперед, осторожно отодвинула Катю с дороги и решительно постучала в рассохшуюся дверь, — Как это делается, я знаю. У меня был диплом как раз по египетским постройкам, — ответа не было, и она постучала еще раз, — Я уверена, что у нас все получится. Главное — не зарываться.

— Так значит, это все-таки незаконно, — уточнила Ленуся, сжимая в руке газету.

— В этой сумасшедшей стране такое кретинское законодательство, что даже покупка буханки хлеба абсолютно законна по одному пункту и строго наказуема по трем другим. Законы меня не волнуют.

— А совесть?

— Умный не попадется, а дураков учить надо, — безапелляционно ответила Мадина, — Ну, заснули они там что ли?

Мадина повернулась и постучала в дверь ногой в массивном боте "на платформе". Дверь дрогнула, и вдруг раскрылась сама собой, истерично взвизгнув при этом. За ней никого не было.

— Прошу, — кивнула Мадина, — Я думаю, это приглашение.

— А по-моему, это похоже на дом Марстенов, — отозвалась Ленуся, переступая порог, — вот увидите, здесь есть чердак с удавленником и подвал, в котором спит голодный вампир.

— Замечательно, — кивнула Мадина, — клиентам это понравиться. Стивен Кинг — народный писатель. Катя, подумай, как это обыграть в рекламе.

Коридор вел вглубь дома, который был, увы, не старинным, а просто старым. Двери по обе стороны были открыты настежь, и никаких признаков мебели... Хотя светлые следы от нее на блеклых и грязных обоях свидетельствовали, что когда-то дом был вполне обитаемым.

Чем больше видели девчонки, тем меньше им это нравилось. Во всяком случае, Ленусе. Она незаметно отстала от подруг и тихонько потянула очередную дверь. Дом казался вымершим, и вскользь помянутые вампиры все сильнее лезли в голову. Впрочем, днем вампиры, кажется, не опасны. Если верить тому же Стивену Кингу, а не верить ему оснований не было, днем они отсыпаются, а на охоту выходят по ночам. Так что, если уж обнаруживать эту нечисть, то именно сейчас.

Неожиданно за стеной послышался тихой стук, словно что-то тяжелое и мягкое упало со шкафа. Ленуся вздрогнула и быстро обернулась. На нее смотрели два огромных, как прожекторы, светло-зеленых глаза с вертикальными зрачками. Черный полуперсидский кот с царственным спокойствием взирал на незнакомку.

— Привет, — немного нервно сказала Ленуся, — это ты, что ли, здесь дом сдаешь?

Кот смотрел на нее не мигая и молчал, и Ленуся вздохнула почти разочарованно.

В комнате оказалась еще одно дверь, обитая кожей, с плотной, изолирующей полоской войлока по периметру. Ленуся пересекла комнату и потянула дверь на себя.

На низком столике тихо гудел компьютер. Тут же громоздилась груда дискет, стакан с давно отпузырившейся "Пепси-колой" и надкушенный бетерброд с колбасой. Колбаса была зеленой.

За компьютером обнаружился человек. Ленуся с интересом рассматривала хозяина системы, который не видел ни гостьи, ни вообще света белого. Голова его была откинута на спинку, ноги подрагивали, нажимая невидимые педали, руки с ожесточеньем дергали воображаемые рычаги. С закушенной губы стекала тонкая струйка крови.

Лоб и глаза странного человека охватывал пластмассовый шлем. Провода от него змеились, исчезая за задней панелью компьютера.

Ленуся услышала шаги, быстро повернулась и увидела Катю. Та подошла, держа в руках черного кота, и слегка почесывая его за ушами. Кот вел себя спокойно, желанья убежать не проявлял.

— Что это? — удивилась подруга.

— Виртуальный шлем. Я такой в кино видела. Помнишь "Человек из ниоткуда"? А я и не знала, что у нас уже такие есть.

— Выходит, есть, — отозвалась Катя разглядывая чулан и его невменяемого хозяина, — А он, что, вообще ничего не слышит?

— Нет, — мотнула головой Ленуся, — полностью отключен.

— И давно?

— Судя по колбасе — сутки. Исходя из температуры воздуха.

Катя присвистнула:

— Дожили, браты, в коммуне... А кот, наверное, голодный. Как ты думаешь, можно ему колбасу отдать? Будет он ее есть?

Ленуся с сомнением посмотрела на бутерброд.

— Я бы на его месте не стала, но у него может быть другое мнение.

— Может, сначала на себе попробуем?

— А кто будет пробовать?

— А монетку кинем.

Катя зашарила по карманам в поисках монетки. Почуяв, что хватка ослабла, ленивый и неподвижный зверь вывернулся из рук, черной молнией метнулся к столу, цапнул колбасу и, махнув пушистым хвостом по Катиным джинсам, исчез в дверном проеме.

— Куда! Отравишься! Помрешь!

— Ах, вот вы где, — Мадина появилась в дверях с сияющей улыбкой, — Кто заслужил "Бургундское"? * ("Три мушкетера" х/ф.)Отчего такой убитый вид?

— Кот отравленную колбасу схавал, — пояснила Катя, — с этими, как их...

— Стафилококками, — пояснила Ленуся.

— Проклятье! — лицо Малины неожиданно перекосило, — ну почему мне всегда так везет, хотела бы я знать? Чем я заслужила такую карму? Похоже, в прошлой жизни я младенцев душила!

— Да не расстраивайся ты так, — Ленуся погладила подругу по плечу, утешая, — Он может быть и не умрет. Может его вытошнит.

— Сейчас меня вытошнит, — раздраженно отозвалась Мадина, — ты погляди на этот живой труп! Узнаешь?!

— Откуда, если у него вся морда закрыта?

— А остальное? Оно тебе ни о чем не говорит?

— Нет, — еще больше удивилась Ленуся, — А должно?

— Счастливая ты! Хотела бы я пребывать в столь блаженном неведении.

Мадина шагнула мимо кресла с распростертым телом, к стене, и вырвала провод из розетки.

Труп некоторое время лежал в полнейшей прострации, потом ожил,зашевелил конечностями, замотал головой и, двигаясь медленно, с очевидными усилиями, освободился от шлема.

Катя и Ленуся не сговариваясь попятились к выходу. Мадина не шевельнулась.

— Рыжик, — сообразила Ленуся.

— Точно, он. Теперь понятно, почему Динка так расстроилась.

Труп тер руками виски и, похоже, не понимал, где он, и как здесь оказался. Мадина перегнулась через стол, взяла стакан с "Пепси-колой" и точным, отработанным движением выплеснула в лицо хозяину.

— "Земля" вызывает "Аполлон". На связи, или, может, еще что-нибудь подрегулировать? Может, уши покрутить?

Рыжик наконец проморгался и уставился на неуемную красавицу круглыми глазами:

— Блин поминальный! Ты хоть соображаешь, что ты наделала, идиотка?

— Спасла твой рассудок а, возможно, и жизнь, — холодно ответила Мадина.

— Кто тебя, блин, просил? Ты хотя бы примерно представляешь, что теперь с компьютером будет?

— Ничего не будет. Нажмешь "Enter" и все восстановится.

— Кретинка, — Рыжик выразительно покрутил у виска пальцем, желтым от кислотных ожогов, — думаешь, научилась нажимать на "Enter", так что-нибудь знаешь о компьютерах? Откуда ты вообще здесь взялась? Я, по-моему, еще по проблемам не соскучился.

— Я по объявлению, — Мадина протянула руку назад, и Ленуся вложила в нее газету, — "Сдается дом. Условия: два раза в день кормить хозяина и покупать сигареты. Предоплаты не требуется".

— Черт! — Рыжик с трудом выгрузился из кресла и со стоном схватился за край стола, — И почему мне все время так везет, хотел бы я знать?

Ночь. Подходящее время для свершения темных дел.

Кто-то в темноте пытается пройти по неосвещенной лестнице, а кто-то уже подставил ему ножку. Кто-то считает овечек, возникающих из черноты, подобно клочкам аптекарской ваты. Где-то все кошки стремительно-серы, а где-то спят люди, чьи лица сливаются с ночью. Где-то темноту разрывают всполохи грозы, а где-то ее пронизывают красные дорожки трассирующих пуль. Кто-то рыдает над ночным показом сериала "про любовь", а кто-то смеется своим снам.

Вдоль выщербленных стен домов крадутся три зевающие тени. От них исходит шелест бумаги и резкий аммиачный запах клея "ПВА"

— Ужас, просто ужас — зевая, сказала Ленуся, — никогда и представить не могла, что буду ночью рекламы развешивать.

Катя, глядя на нее, тоже зевнула, и протянула к ней руки с очередным листком.

— Спать хочешь, что ли? — спросила она, и, снова зевнув, добавила, — а я так совсем не хочу. Давай свой вонючий клей. Мажь.

Мадина молча прыгала с ноги на ногу. Когда листовка была наклеена, она достала из пакета тряпку и разгладила морщины на бумаге.

— Все-таки мне кажется, что 400% годовых — это многовато, — критически сказала Ленуся.

— Мы же их выплачивать не собираемся, — пожала плечами Мадина.

— А телевидение привлекать будем? — осведомилась Катя.

— Пока листовками обойдемся, а там посмотрим. Сколько их осталось?

— Две, — доложила Катя.

— О-о! Да мы гиганты. Пристроить полтысячи объявлений за ночь! У нас, в районе наверное и домов столько не наберется.

Ленуся Динкиных восторгов не разделяла. Ее неотступно сверлила мысль о преступности всего происходящего, и совесть грызла так, что казалась чем-то материальным.

— Свинством мы занимаемся, — сказала она, обхватив себя руками, — может к нам придет старушенция, "гробовые" деньги отдаст, а мы ее кинем.

— Да, фиговато, — согласилась Катя.

Поглядев на них пару секунд, Мадина вызверилась и прямо посреди улицы встала в позу:

— Ишь, — фыркнула она, — Им, значит, не по себе. А вот без зарплаты сидеть им по себе! И терпеть, когда тебя любой чиновник морально раком ставит — им тоже по себе! Да что я распинаюсь, сколько раз на эту тему говорили... Девки, не соплитесь, все будет хорошо! Сейчас идем домой, спим до обеда, а потом жрем лапшу и предаемся мыслям о счастливом будущем за границей. Ну!?

Девчонки стояли понурившись. Им было стыдно и перед гипотетической бабушкой с "гробовыми" и перед вполне реальной Мадиной.

— Ладно, — произнесла, наконец, Катя, — поезд все — равно ушел. Ну, конечно, если кто-нибудь хочет пройти по всему городу опять, и все назад ободрать... Только до утра, пока люди не проснулись...

— А не пошла бы ты...

— Сейчас все пойдем, — сказала Мадина, — в светлое будущее. Давайте эти гадкие бумажки.

Полдень того же дня. Офис компании "Гималаи — discaunt". Тяжелый стол из дуба. На стенах — репродукции современных художников. Пол покрыт древним ковром, остатками пиршества моли. Что характерно, по краям ковер выглядит вполне презентабельно, ну а середину как могли, прикрыли тем самым столом и креслами, удобными совсем по-домашнему. Дверь в одну из смежных комнат приоткрыта, из — за нее слышно попискивание компьютерной игры. Широкая деревянная лестница ведет наверх, на второй этаж.

Дверь в офис снабжена колокольчиком, который мелодично звякает когда кто-то приходит.

За столом сидит Мадина и пилит ногти над пепельницей. Рядом с ее локтем — кипа бланков, которые Рыжик любезно отпечатал на своем принтере. В изящном черном бюваре стоят толстые белые авторучки, каждая из которых прикреплена к бювару литым, похожим на телефонный, проводом. Напротив Мадины, почти у самого входа, на тумбе водружен телевизор.

Со стороны улицы стоит яркий рекламный щит с изображением довольного жизнью альпиниста на вершине горы и надписью: "Компания "Гималаи — discaunt", самый высокий процент годовых!"

Та же надпись красуется над входной дверью. Над самой дверью помещена табличка с указанием часов работы компании.

Мадина одета в агрессивно-красное платье с ослепительно-белым воротничком, которое заканчивается у ее безупречно-круглых коленок, обтянутых скромно-коричневыми но блестящими колготками. Гладко зачесанные волосы уложены на затылке в композицию "унесенные ветром", то есть, стянуты в хвост, а пряди волос, при помощи лака искусно растрепаны. В целом, у стороннего человека, вид Мадины навевал мысли о больших деньгах и навязчивую идею о принадлежности мадины к интерьеру, а соответственно, о ее неодушевленности.

В верхнем ящике стола лежит шпаргалка, составленная гением убеждения, филологом Катей. Первое время Мадина держала ее под стеклом на столе, и зубрила как конспекты по экономике.

Еще Катя составила текст для Рыжика, который неожиданно легко согласился исполнять роль директора фирмы. В его обязанности входило: появляться в офисе по требованию клиента и, ожесточенно улыбаясь, разъяснять те или иные аспекты прав и обязанностей фирмы и клиента. Для этой цели в компьютеризированном чулане Рыжика висел черный костюм-тройка.

Во всех верхних комнатах были установлены динамики, подключенные к общему магнитофону.

Едва к офису приближался посетитель, Ленуся, следящая за крыльцом из окна, подавала сигнал, магнитофон включался, и по всему дому распространялась неповторимая атмосфера деловых отношений. Запись была идеей самой Ленуси. Иногда ее непроходимо-честную голову посещали преступно-талантливые идеи, и она не скрывала их от компаньонов, не забывая посетовать, как низко она пала. Оригинал этой смеси звуков можно было слышать в любой конторе. Посетитель "Гималаев" сразу начинал верить, что здесь занимаются не игрой в бирюльки: изо всех комнат доносился несмолкающий стук пишущих машинок, телефонные звонки, надрывные крики: "Что? Я вас плохо слышу! Поставка должна быть выполнена именно в эти сроки!" и пчелиный гул голосов работающих. Иногда двери кабинетов открывались, оттуда выходили строго одетые девушки (Ленуся или Катя) с озабоченными лицами. В их руках кипы бумаг, таскаемые с этажа на этаж и из комнаты в комнату, выглядели как-то особенно убедительно.

Все работники "Гималаев" обращались с клиентами отменно вежливо и предупредительно, и благодаря этому капитал фирмы, с начала ее открытия, увеличился почти в семь раз.

Начальную сумму обеспечила Мадина, которая продала свою квартиру и отцовский гараж, где догнивал старый "ИЖ — Юпитер". Катя внесла свой пай, продав пару десятков счетчиков, выданных ей на последнем месте работы вместо зарплаты за полгода. Ленуся на продажу ничего не нашла, предложив взамен свою помощь в приготовлении завтраков, обедов и ужинов для всей честной компании.

Пока она готовила, к окну прилипала Катя.

Ленуся стряпала без особой охоты и внимания, рассеянно расхаживая по кухне 10 на 12 и хлопая дверцей холодильника. В ее душе угасали последние искры совести с каждой новой вещью, на которую она могла раньше только любоваться или не думать о ней вовсе. Она сменила тяжелые очки на цветные контактные линзы, состригла в парикмахерской всю "химию", сменив ее на задорную короткую прическу, загорела в солярии сильнее, чем любым летом, проведенным на даче. Ушли в прошлое латанные сапоги, доставшиеся от старшей сестры, и тесное пальтишко, продуваемое всеми ветрами.

Катя смотрела на все эти акции по преображению скептически, но помалкивала. Сама же согласилась перелезть из страшных джинсов в деловой костюм лишь под давлением Мадины, подкрасить глаза и "поднять" волосы чтобы отстать от Ленуси, а вообще она хотела парусно-моторную яхту, а все австралийские купальники могли катиться к дьяволу и не возвращаться. Но по общему согласию все крупные покупки были отложены "на потом", чтобы поспешное бегство не отягощали тяжелые контейнеры с воплощенными мечтами.

Ленусю оскорбляло поведение Рыжика, который жрал — именно жрал! ее кулинарные изыски безо всякого выражения на лице, роняя крошки на пол и штаны. Однажды она, ради интереса, полила его макароны шампунем, пока он пускал розовые слюни под шлемом виртуальной реальности и радостно махал граблями в воображаемом мире. Рыжик нащупал тарелку и, не прерывая игры, съел все, после чего из под шлема пошла обильная пена. На следующий день, правда, Рыжик жаловался на странный вкус зубной пасты, но, подумав, сказал, что чувствует этот вкус уже с утра.

Катя злилась на Рыжика по-другому поводу — а именно, его склонности к стремительному отупению в результате беспрерывных игр. В ее мыслях представали чарующие картины перевоспитания Рыжика, которое должно было начаться с публичного уничтожения "системы" и дискет с играми.

Однако, время от времени Рыжик все же прерывал свои потусторонние метания чтобы покрутить педали тренажера, благодаря чему его мускулатура обладала заметной рельефностью, аппетитно проступая из под одежды.

Отношения Рыжика и Мадины строились на взаимных, презрительных взглядах, но почему они испытывали друг к другу такую пламенную ненависть, ни Катя, ни Ленуся, не знали.

... Спустя восемь месяцев после открытия фирма "Гималаи — "discaunt" все еще существовала.

В тот знаменательный день в приемной сидела экспансивная Катя и, раскачиваясь на стуле, одновременно ела ручку "Паркер" и разглядывала свои туфли. Раздалось звяканье колокольчика, и Катя мгновенно приняла вид, соответствующий имиджу деловой женщины: растопырила глаза и губы.

Вошедший не обрадовал ее своим появлением. Катина улыбка исчезла — да и зачем изображать безумную радость перед потертым стариканом, в кармане которого наверняка лишь замызганные монетки, а на голове вши.

Старик, напротив, излучал флюиды добра и готовности к взаимопониманию, то есть скалился как Буратино. Он был весь какой-то несуразный, нескладный, черное пальто топырилось на спине, образовывало выпуклости неясного происхождения на боках и животе. Мятые серые брюки и мешок от пылесоса вместо шляпы чудесно гармонировали с расшлепанными ботинками.

Черный Кусака, Рыжиков кот, метнулся к старику и у его ног зашипел, изогнувшись мостом. Старик вежливо отодвинул кота клюкой и придыхая, наваливаясь на свою подпорку, примерно через полгода, добрался до стола. Там он медленно, оберегая свой геморрой, сел в кресло и вцепился в Катино лицо взглядом больных, воспаленных глаз.

— Девошка, — хрипло и лукаво дохнул он на Катю, — денешки мошно к вам полошить?

Катя ощутила некоторую неловкость — это было слово на букву "с", которое она не могла вспомнить. Она поерзала и уверенно сказала, что можно.

— Сколько вы хотите вложить? — как можно любезнее спросила она, поглядывая на Кусаку, близкого к истерике.

Старик медленно поднял дрожащую, всю во вздутых венах руку с шишковатыми пальцами, и запустил ее под пальто, за пазуху. Глядя на Катю он вытянул мятый, драный полиэтиленовый пакет, положил на стол и неторопливо развернул.

— Извините, — сдавленно произнесла Катя, — я схожу за чистыми бланками и немедленно приду.

Мало не спотыкаясь, она вознеслась на второй этаж и пихнула дверь с надписью "Секретарь".

На нее немедленно воззрились Ленуся и Мадина. Ленуся чистила картошку, а Мадина читала инструкцию по пользованию к микроволновой печке.

— Девки! — шепотом воскликнула Катя, — я столько денег в жизни не видела!

— Где? — равнодушно поинтересовалась Ленуся, — Ты послушай-ка перевод: "...печь для приготовления писи..."

— Там, внизу, — Катя ткнула в пол пальцем, — сидит клиент, вонючий дедок. Он принес пятьдесят штук баксов!

Мадину подбросило в кресле. Швырнув инструкцию на пол она вцепилась в подлокотники и железным голосом произнесла:

— Будем брать — и линяем немедленно.

Ленуся неуверенно хихикнула и рассеянно поставила фарфоровую тарелку с картошкой на огонь.

Катя несколько раз глубоко вдохнула и умчалась оформлять деда. По дороге ее чуть не сбил с ног Кусака — кот явно обезумел.

Жертва ничего не подозревала.

Повадки у деда были омерзительные, но ведь из-за пятидесяти тысяч зеленых можно простить куда больше. Он причмокивал губами, втягивая обратно в рот выпадающую нижнюю челюсть, облизывался, обильно слюнявил пальцы и ужасающе медленно отсчитывал доллару, такие же мятые и рваные, как его одежда.

— Девошка, — приговаривал он, — вы постарайтесь сделать все аккуратно, что бы дедушке не пришлось шалеть об этих денешках. Дедушка уше старый, ему шить то сталось всего-нишего, ему волноваться нелься. Вы долшна работать на совесть. Я тебе доверяю, девошка.

На каждое его изреченье приходилась одна бумажка. Иногда отсчет слегка ускорялся, и по окончании предложения падала обильная дань из двух-трех бумажек.

Спустя полтора часа дед завершился.

Оформив бумаги и, спровадив супер-клиента, Катя пошла в сортир и оставила там весь обед из трех блюд. Вычистив зубы, и тщательно умывшись, она поднялась на второй этаж и присоединилась к сидящим у телевизора.

— Что с тобой? — Мадина пощупала ей лоб, — ты холодная и зеленая.

Ленуся без слов пошла за чаем.

— Отравление? — предположила Мадина.

— Я бы попросила! — возмутилась вернувшаяся Ленуся, — от моих обедов еще никого наизнанку не выворачивало.

Катя застонала и откинулась на спинку кресла, закрыв лицо ладонями.

— Сейчас вода закипит, я тебе с мелиссой чайку сделаю, — пообещала Ленуся, — Ее, небось, от деда так прорвало. У меня на бомжей тоже такая реакция. А она с ним почти два часа валандалась, так или не так?

Катя безмолвно кивнула. Мадина торжествующе улыбнулась и обняла обеих подруг.

— Девчонки, — объявила она, — ваши страдания окончились. У нас есть восемьдесят тысяч баксов и покупатель на дом Рыжика. Мы уезжаем за границу!

Она встряхнула все еще лежавшую в прострации Катю.

— Не дрейфь, Катюха! На Сейшелах сейчас купальный сезон. Мы найдем тебе загорелого самца с запахом моря, и ты мигом выздоровеешь. Ну?!

Катя выдала слабую улыбку, скорее для того, чтобы Мадина от нее отвязалась.

-Странно, — вдруг сказала Ленуся, — откуда у деда такие деньжищи? А если он не тот, за кого мы его приняли? Если он какой-нибудь мафиози, до которого докатился слух о нашей фирме?

— Мне вообще непонятно, почему мафия нами раньше не заинтересовалась, — произнесла мертвенно-бледная Катя, — кстати, Кусаке дед совершенно не понравился.

Мадина замечание Кати проигнорировала.

— У меня мандраж, — поделилась она ощущениями, — даже представить себе не могу, что мы наворочаем с восьмьюдесятью тысячами...

— Мадина, — настойчиво проговорила Ленуся, — ты можешь себе представить, откуда у затреханного бомжа пятьдесят штук баксов?

Мадина посмотрела на Ленусю из какого-то невообразимо-прекрасного далека.

— Шуба, — мечтательно протянула она, — и шелковое нижнее белье...

— Может быть такой вариант: дед — посланник другой шайки, которой требуется отмыть грязные деньги, — предположила Катя.

— Новые зубы под общим наркозом, — продолжала бредить Мадина, — и фрукты каждый день. Обязательно тренажеры... Нет, все это такие мелочи!

— Я боюсь, — сказала Ленуся.

Катя потянулась к телефонной книжке.Поймав удивленной взгляд Ленуси она пояснила:

— Хочу, чтобы покупатель подъехал как можно раньше. Чтобы нам здесь не задерживаться.

Ленуся ушла за чаем. В ее душе боролись несколько желаний: привести в чувство Мадину, смыться как можно раньше и выспаться. Она ополоснула заварник кипятком, слила воду, обсушила чайник полотенцем, положила туда шесть чайных ложек чая и щепотку листьев мелиссы, залила кипятком, закрыла крышкой, укутала полотенцем и села на табуретку.

На столе лежал открытой проспект лондонского отеля "Моргауза", одного из предполагаемых пунктов остановки на пути в США.

Ленуся устало вздохнула. Ее измотало постоянное напряжение, и деньги уже не радовали. Теперь она успокаивала себя тем, что, переехав в Нью-Йорк, обеспечит будущее своим гипотетическим детям. Вошла Катя а за ней приволоклась Мадина с одурманенным взором.

— Ленка, я в грустях, — сообщила Катя, — покупатель раньше следующей недели не приедет.

— Может плюнуть на дом? — предложила Ленуся.

Мадина встрепенулась:

— Ты что? Потерять сорок штук за здорово живешь!

— Но это риск, — заупрямилась Ленуся, — сама же сказала — зарываться нельзя. По мне, так лучше потерять сорок тысяч, чем остаться без башки.

— Рискнем! — свирепо постановила Мадина.

В офисе "Гималаи-discaunt" громоздились чемоданы. Ленуся настояла на покупке отечественных, из кожзама, чтобы не вызвать подозрений. Мрачный Рыжик смотрел телевизор: у него была ломка по причине отсутствия компьютера. Компьютер продали, как и гору игровых дискет. И даже утешиться тренажером Рыжик не мог, расчетливая Мадина загнала тренажер за триста баксов местному Рэмбо.

В данное время она крутилась у зеркала в ванной, Ленуся делала бутерброды, а Катя сидела на одном из чемоданов в своих убойных, старых джинсах, и мечтала о небесных кренделях. Накормленный, расчесанный и привитый Кусака дремал в корзине, в которой ему предстояло совершить поездку за тридевять земель, к американским кошкам.

Внезапно он очнулся от дремы, взлетел на прямых, как палки, ногах, на крышку корзины, и завыл. От неожиданности Катя вздрогнула, и тут звякнул колокольчик.

Из-за двери появилась черная клюка, а за ней вполз и весь давешний дед.

— Здра-авствуйте, — хрипло протянул он, озираясь, — я вишу, у вас перемены?

Катя никогда не считалась "тормозом". Она встала, приветливо улыбаясь, и протянула деду свою руку. Он, не торопясь, переложил на набалдашник клюки левую ладонь, а правой взял Катину и пожал ее. Рука деда была липкой и холодной. Катя снова вспомнила о белом фарфоровом друге, но, усилием воли удержалась.

— Я, дошенька, хочу денешки-то забрать, — прокряхтел старик.

Голову Кати как — будто сжали холодным обручем. Перед глазами поплыли цветные круги. Деньги уже уехали в один из старых, надежных нью-йоркских банков, и вернуть их было никак не возможно.

— Понимаете, — вежливо, но, почти не слыша себя, начала Катя, — наша фирма переезжает. Сегодня мы не сможем выплатить вашу сумму, но, буквально через два дня... Подойдите через два дня по нашему новому адресу, и все будет в порядке.

Кусака издал блеющее завывание. Глаза старика вдруг утратили рассеянность и превратились в холодные угольки:

— Понимаешь, девошка, — твердо сказал старик, — я хошю поговорить с директором.

Со второго этажа уже спускался Рыжик, услышав разговор в холле, за его спиной маячили Ленуся и Мадина. Ленуся не могла скрыть страх. Ее глаза, распахнутые до предела, казались крупнее, чем у совы.

— Мария Георгиевна, — произнес Рыжик официальным тоном, — я считаю, что мы могли бы помочь клиенту.

— Я считаю, — холодно произнесла Мадина, — что в данный момент у нашей фирмы выходной, и обслужить клиента весьма затруднительно.

Она наклонилась и демонстративно взялась за ручки чемодана.

Неожиданно старик вытянул руку и коснулся клюкой плеча Мадины. Она резко выпрямилась и свирепо уставилась на старика, уперев руки в бока.

— Что вы себе позволяете?

— Не больше, чем заслуживаю, — спокойно ответил старик. Он уронил клюку и удивительно ловко вынул из — за пазухи черную аккуратную папку. Организаторы "Гималайской пирамиды" замерли, настороженно следя за его руками. В наступившей тишине стало отчетливо слышно, как Кусака в истерике шипит, замахиваясь лапой на старика.

Дед бросил строгий взгляд на собравшихся. И открыв папку, начал медленно, выразительно читать:

— "Мы, нижеподписавшиеся, пенсионеры и рабочие нашего района, всего двести семьдесят четыре человека, внесли вклады различного достоинства в фирму "Гималаи-discaunt". Ни один из нас не смог получить дивиденды по вкладу. Просим Управление Внутренних Дел расследовать данное дело и хотя бы вернуть деньги вкладчикам..." Н-ну, господа, куда же вы собрались?

Картавость деда, коробившая Катю, при этом куда-то провалилась, но ошеломленная таким оборотом компания это как-то не заметила.

— Не обращайте на него внимания, — приказала Мадина, — пусть треплется.

Катя, по устоявшейся привычке, побледнела до зелени, но послушно взялась за коробку с электрочайником.

— Поставь, — негромко, но повелительно сказал старик.

— Охлынь, дед, — Рыжик заслонил собой девушек, и подался вперед, с намерением выкинуть настырного старика на свежий воздух. И тут дед засмеялся. В этом смехе не было старческой дрожи, вероятно, она

отправилась вслед за шепелявостью по неизвестному адресу.

— Ха-ха-ха. Котик-то меня сразу раскусил, — смеясь проговорил дед, — На него бы вам сразу посмотреть... Ну, ничего. Десять лет на меня проработаете, так и думать начнете.

Рыжик набычился и, выпятив грудь и кулаки, шагнул к деду.

Казалось, молния ударила прямо в пол старого дома. Рыжика отбросила неведомая сила. Он, как перевернутый жук, тяжело заворочался среди опрокинутых чемоданов и негромко застонал. Катя кинулась к нему, но Рыжик жестом прогнал ее прочь.

— Гад, — прохрипел он, — я тебя убью!

Мадина, не разобрав, что произошло, схватила импортную складную багету, но остановилась, ошеломленно глядя на деда. Впрочем, дедом он уже не был.

Ленуся воинственно взмахнула сумочкой:

— Бегите! — завопила она, — я его задержу!

Но тут время споткнулось и замерло.

Черная двухметровая фигура обвела тяжелым взором застывшие тела и заговорила, роняя свинцовые слова приговора:

— По статье УК субгалактики "Финансы и романсы", вы приговариваетесь к заключению сроком на десять лет в пространственно-временнои изоляторе портативного характера. Изолятор снабжен замком, открыть который может только ультразвук. В случае непредумышленного освобождения вы обязаны выполнить одно желание клиента. В случае невыполнения желания к сроку заключения прибавляется один год. Я, Черный Мент галактики Млечный путь приговорил этих граждан к работе на благо других людей планеты Земля. Хау, я сказал!

Закончив изрекать, фигура начала делать пассы руками, от которых в разные стороны исходил белый свет и запах нафталина. Замершие фигуры пришли в неестественное движение — оторвавшись от пола, они поплыли по воздуху друг к другу и вдруг, в какие-то доли секунды, преодолели сантиметры и стремительно уменьшились в точке сближения.

С металлическим звоном на пол упала статуэтка, изображающая четверых прижавшихся друг к другу человек и одного кота с выпученными глазами.

Черный Мент нагнулся и поднял ее с полу.

— Так-то, — сказал он назидательно.

Первое желание, или Труп.

Пивко оказалось хорошим. Его можно было смаковать целую вечность, до самого дна бутылки. В нагрудном кармане лежали заветные, только сегодня полученные водительские права, любовно упакованные в пластик. Дима Голубев всем-всем улыбался, ведь в его голове все еще мелькали картины поездки с инспектором и его каверзные вопросы, вгонявший Диму то в жар, то в холод, но в итоге оказавшиеся не такими уж страшными.

И, разумеется, старинный, освященный временем обычай "обмывания" прав исключал возможность езды на папиной "Волге", которая сейчас отдыхала в пропахшем бензином гараже.

Встречные девушки улыбались в ответ, и каждая казалась изумительно красивой. Настроение Димы улучшилось до небес. Майская ночь осторожно входила в город, сиреневые сумерки, почуяв приближение хозяйки, медленно выползали из подъездов и подвалов. Димина тень удлинилась, и принялась скакать по стенам, достигая вторых этажей и бессовестно заглядывать в окна, где зажигались первые вечерние лампочки.

Дима, глубоко вдыхая вечерний воздух, свернул на узкую улочку, скорее даже переулок, где спали чужие автомобили. Шаги его зазвучали громко и одиноко.

Услышав шум перегретых моторов, Дима насторожился. И тут в переулок залетел крутейший белый "Мерс". Навороченная тачка притормозила, взвизгнув шинами, и, через приоткрывшуюся дверцу на фиолетовый асфальт выпал человек. Автомобиль немедленно замуровался назад и унесся в неведомые дали, а оторопевший Дима, рассеянно пытаясь собраться с мыслями, приблизился к человеку. И, склонившись над ним, мгновенно понял — этот человек мертв. И, судя по всему, уже давно.

Нет, на то, чтобы щупать пульс у всяких случайных покойников, Дима не подписывался, увольте. Даже пиво не помогло — он бы скорее согласился еще раз сдавать вождение. Но то, что человек мертв, Дима не сомневался — от него буквально несло замогильным холодом.

Теоретически, Дима прекрасно знал, что нужно делать в таких случаях: звонить по 02. С практической частью было хуже. "Мобильником" он пока что разжиться не успел, а "живых" телефонов-автоматов в городе не водилось уже о-о-очень давно.

Нужна была хоть какая-нибудь захудалая контора, где добрая бабушка-сторож согласилась бы в такой час пустить молодого, не совсем трезвого парня позвонить... Н-да! Где водятся такие бабушки?

Труп был одет в кожзам-куртку и тертые джинсы. С левой стороны груди, примерно в районе сердца, торчала грубая рукоять ножа, так что идея искусственного дыхания, маячившая где-то на периферии Диминого сознания, отпала за ненадобностью.

— Помогите! — нерешительно крикнул Дима. Получилось плохо. Тихо и неубедительно. Он собрался с силами и отчаянно, надрывно взвыл, — Кто-нибудь, помогите!

Неожиданно ему пришла в голову мысль ужасная и, похоже, вещая. Даже не мысль, а так, обрывки мысли. Ночь... Труп... Человек... Пиво... Милиция... Тест на алкоголь...

Немедленно убраться отсюда!

Да, но как быть со свидетельскими показаниями? Ведь кроме него ни одна душа не видела этот запроклятый белый "Мерседес"!

Пока Дима боролся с собой, какая-то сознательная личность, вероятно из окна напротив, увидевшая двух пьяниц, один из которых еще шевелился, а второй был уже совсем "в зюзю", даже не вставал, позвонила в эту самую милицию.

Дима узнал об этом слишком поздно.

В изоляторе временного содержания было неожиданно пусто. Неожиданно для тех, кто привык посещать такие места. Дима ничего странного в этом не углядел, потому, что по сугубой своей законопослушности, совершенно не представлял, как тут должно быть в такой час.

Арестованный, а вернее, задержанный Голубев, предавался мыслям о человеческой несправедливости, а волнующие воспоминания об экзамене мешались в голове с образами взятия отпечатков пальцев и экспресс-допроса длительностью в четыре часа.

Во время допроса Диму бросало в дрожь похуже, чем на давешнем экзамене. Перенервничав, он пошел какими-то фиолетовыми пятнами, что было истолковано следователем Иванихиным, как проявления стыда и угрызения нечистой совести. После того, как подозреваемый едва не отгрыз край стакана, пытаясь выпить любезно предложенную воду, Диме выдали путевку на трое суток по статье сотой УПК РФ "по подозрению в совершении преступления".

Нумер оказался не вполне комфортабельным. Разве что для крупных рыжих "стасиков". Традиционно серые бетонные стены удачно сочетались с лампой free — абажур, а деревянные нары гармонично вписывались в картину общей безнадежности. В углу белел унитаз, который в Димином мозгу как-то очень логично увязался с названием "параша".

При виде этого безобидного сантехнического устройства весь ужас происходящего обрушился на Диму, и тот повалился на нары, впав в милосердное забытье.

Он не видел, как в камере появилось неясное мерцание, и через бетонную стену на ледяной бугристый пол шагнула загадочная фигура, которая, нагнувшись, поставила на пол некий предмет, и так же таинственно исчезла, оставив запах куриного комбикорма.

Стояла тишь. Только едва слышно тикали наручные часы. Дима лежал как бревно. Потом начал свистеть носом, что бревну делать не полагается. Свистел он тоненько и прерывисто.

Мерцание вернулось, но на этот раз оно исходило от предмета, оставленного черной фигурой.

Диме хватило ума проснуться, иначе он пропустил бы самое интересное. Сонно, не вполне осмысленно и испугано, он вытаращился на непонятное явление, происходившее в его камере: среди мерцания возникли нечеткие абрисы пяти фигур, которые, впрочем, почти сразу перешли в материальное состояние. И, даже больше — в состояние живое!

Перед Димою возникли три элегантно одетые девушки... не, две — элегантно, одна — нормально... и один трехстворчатый шкаф мужского пола. Пятая фигура оказалась зверем.

Возникнув, фигуры лишь мельком взглянули на Диму и начали использовать разные крепкие слова, которые к Диме не относились, а относились к неизвестному вонючему деду и ситуации в целом.

Диму потрясла виртуозность их словоплетений, состоящая из союзов, междометий и матерщины.

— Вы кто? — робко поинтересовался задержанный.

Пришельцы вдруг разом прекратили выражаться, а одна девушка бурно зарыдала на плече парня, который брезгливо сморщил нос, но не отстранился.

Высокая блондинка в коротком пальто задала вопрос, от которого Дима слегка "поехал":

— Пацан, какой год на дворе, блин?!

— Д-д-девяносто восьмой, — пролепетал Дима.

Блондинка вцепилась себе в волосы, наклонила голову и принялась крутиться на месте, как средневековая ведьма, пришептывая угрозы в тот же адрес неведомого Диме деда.

Но, как оказалось, это было еще не все. Вероятно судьба, до сих пор не баловавшая Диму чудесами, вдруг решила возместить ему этот дефицит по первой категории снабжения. Не успел он отойти от "ведьмачества", как откуда-то снизу послышался голос:

— Воняет. Темно. Фу. Хочу есть. Надо мыться и есть.

Дима, открыв рот, уставился себе под ноги и, что характерно, пришельцы тоже!

...Задышав, как астматик, Ленуся ткнула пальцем вниз и просипела?

— Кусака... Разговаривает...

Кот апатично посмотрел на нее, прервав увлекательное самооблизывание. Из его рта торчала шерсть, прилипшая к языку. Рыжик громко заржал.

Девушки кинулись друг к другу, обнялись и заревели.

— Девки, бросьте реветь. Мы же в будущем, — со вкусом проговорил Рыжик. Его глаза неприлично сияли.

Девушки бросили в него уничтожающий взгляд, один на троих, и зарыдали с новой силой.

— Мясо, — сказал Кусака. — Еда. Есть. Нет, мыться.

Рыжик подошел к стене и несколько раз стукнулся об нее лбом. Покончив с этим странным занятием, он сообщил:

— Чего-то мне хочется.

— И — и мне, — всхлипнула Катя.

Мадина внезапно просохла и совершенно спокойно произнесла:

— Надо у этого пентюха спросить, — она кивнула на впавшего в ступор Диму. Поглядела на него внимательнее и уточнила, — Попозже. Когда у него крыша вернется из евротура.

— Кстати, у Рыжика какая-то штуковина к ремню присобачена, — заметила Ленуся.

Рыжик, отвесив нижнюю губу, сосредоточился на белой коробке, притороченной к нему.

— Это радио, — сообщил он.

— Поздравляю, — язвительно сказала Мадина, — А на фига оно нам?

— Тут и розетка для него, — ошеломленно произнес Рыжик, показывая на ремень.

— Включи-ка, — попросила Ленуся.

Рыжик взял в правую руку штепсель и, зажмурив глаза, решительно воткнул его в розетку на ремне.

— "Он взял нож длиной в четыре сяку и сделал себе сеппуку", — процитировала Ленуся.

Из включенного радио донеслись хрипы и сипы, которые сменились на бравурную музыку, и бодрый голос возвестил:

— Начинаем утреннюю зарядку! Разминка! Исходное положение — руки на поясе!

Мадина истерично вскрикнула, обнаружив самостоятельность своих рук.

— Шагом марш! Раз-два, раз-два!..

Дима мигнул ожившими глазами и зафиксировал взгляд на марширующих на месте пришельцев. Под ногами у них путался черный зверь, оказавшийся банальным котом, но, отчего-то стоящим на задних лапах и, честное слово, пытающийся делать разминочные упражнения. Не очень у него получалось. Выдержать это оказалось совершенно невозможно, и Дима снова отключился, на этот раз просто брякнувшись в обморок головой на нары.

Единственной из всей компании, кому физзарядка даже понравилась, была Ленуся. Она всегда мечтала о стройности и много раз пыталась сесть на диету и регулярно заниматься спортом. Теперь ее мечта сбылась. А вот для Мадины потеря двух-трех килограмм равнялась дистрофии.

— Выключи это... радио! — завопила она.

— Не могу, — с удовольствием сказал Рыжик, — руки заняты. А ты очень сексапильна сейчас.

— Скотина! — прошипела сквозь зубы Мадина.

— Следующее упражнение выполняется лежа, — объявил голос, — Опуститесь на живот, вытяните руки и ноги, напрягите их, и постарайтесь на счет "раз" одновременно поднять их вверх.

Кусака негромко застонал. На котов это упражнение было, явно, не рассчитано.

— Над животным то зачем издеваться? — возмутилась Катя, — он в нашем деле не участвовал.

— Котом, — сказал Кусака, — снова мыться.

Невидимые силы вняли просьбе и освободили Кусаку. Он упал на четыре лапы и немедленно принялся облизывать бок.

— Какая ... за нами наблюдает, — злобно поинтересовалась Мадина.

— Это я, — робко сказал окончательно очнувшийся Дима.

— Хотела бы я знать, где мы оказались, — пропыхтела Катя.

— В тюрьме, — бесхитростно ответил Дима.

— М-м-м, — протянула Мадина, — а ты, значит, заключенный. "Голуби летят над нашей зоной, голубям преграды в небе нет", — пропела она не в такт музыке и вдруг, резко оборвав себя, спросила, — А за что сидишь?

— За убийство, — вздохнул Дима и опустил голову, — только я не убивал. И очень хочу, чтобы следователь это понял.

— Наклоны, — донеслось из радио, — исходное положенье!

— Так-так, — мрачно буркнул Рыжик слева, — я тему-то просек, — сказал он справа, — Колдун-то что сказал? — он наклонился влево, — что мы теперь желанья исполнять должны, — наклон вправо, — Радуйся, пацан, — наклон вправо, — ты напоролся на джиннов.

Мадина хищно посмотрела на Рыжика.

— Не радуйся, — проворчала она, — Мы не настоящие джинны, мы колдовать не умеем.

— Проверим, — пропыхтела Катя, — закончим зарядку, и проверим.

— Я уверена, что зарядкой колдун не ограничится, — заявила Ленуся, держа ритм и экономя дыхание, — предчувствие у меня такое.

— Есть, — вставил Кусака, — Мясо?

— Сомневаюсь, — ответила Ленуся, — что нас мясом кормить будут.

— Я тоже кушать хочу, — тихо произнес Дима, — я как пива днем выпил, так и голодный.

— Рыжий тебе наколдует, — глядя на Рыжика процедила Мадина, — Сейчас он от моей задницы оторвется, и сразу колдовать начнет.

— Было бы на что смотреть, — презрительно отозвался Рыжик, — На твои синюшные палки?

— Хватит собачиться, а, — попробовала их урезонить Катя.

— Шпалоукладчица! -гавкнул Рыжик на Мадину.

— От такого слышу, — огрызнулась та.

— Погодите, — перебила их Катя, — это же сон...

— Ну да, — подтвердила Ленуся, — Нудный сон о шпалах. Мы в полном составе их через пустыню укладывали.

— Мура, — простонала Мадина.

— Мыши, — сказал Кусака.

— Тебя там не было, — уточнила Ленуся.

— Бегать, ловить, — пояснил Кусака, — Мыши, много!

— Последнее упражнение, — сообщило радио.

— Слава богу, — выдохнула Мадина, — я у меня ноги отваливаются.

— Не фиг на каблуках скакать, — резонно заметил Рыжик.

— Сам бы попробовал, — снова разозлилась остывшая, было, Мадина.

— Ах, — с притворным сожалением сказал Рыжик, — хотел ведь шпильки надеть, да забыл. Подумал — вдруг много ходить придется... И не надел.

— Зарядка окончена! — провозгласил голос. Ленуся от неожиданности потеряла равновесие и упала на спину. При этом что-то громко затрещало. Катя и Мадина кинулись к ней, подняли на ноги; Ленуся ощупала себя и обнаружила рюкзак, пристегнутый к ее пальто.

— Что там? — нетерпеливо спросила Катя.

— Сейчас...

Ленуся выудила из рюкзака плоский цветной пакетик.

— Лапша, девочки, — сообщила она, — Откуда бы?

— Китайская, что ли? — Мадина взяла пакетик в руки, — Точно. 276 калорий. Не утолстеешь.

— Не буду я лапшу есть, — неожиданно связно сказал Кусака.

— Не ешь, — машинально отозвалась Ленуся. Мадина пересчитала пакеты и протянула один Диме.

— Будешь? Кусака отказался.

Дима молча кивнул. Ленуся пошарила в рюкзаке и обнаружила термос с кипятком.

— Хотела бы я знать, из чего мы будем есть, — пробормотала она, — тарелки не предусмотрены. Ложки то же. Руками что ли?

— Китайскими палочками, — фыркнула Катя.

— Ага, кишечными. Здесь их, наверное, море.

— Давай милицию позовем, — хихикнула Катя, — может, поделятся инструментом?

Через несколько минут все сидели на нарах и грызли лапшу, передавая друг другу крышку от термоса, куда был налит кипяток. Кусака обнюхивал углы камеры, тихо бормоча что-то свое. Дима нерешительно улыбался половиной рта. Ему все еще было не по себе.

— Радуйся, Рыжик, — сказала Мадина, — Ты, небось, всю жизнь мечтал в компьютерную игрушку попасть. Попал ведь.

— Да хватит уже цапаться! — возмутилась Катя, — надо думать, как выбраться из тюрьмы.

— А я? — спросил Дима, — Вы меня тоже вытащите?

— Если мы его не вытащим, колдун на нас еще год повесит, озабоченно произнесла Мадина, — но побег не подходит.

— Не подходит, — согласился Дима.

— Тогда рассказывай, как дело было, — со вздохом предложила Мадина. Остальные расселись на нарах и, подперев головы ладонями, приготовились слушать невеселую Димину повесть о российском произволе.

Охрана резалась в карты. Сигаретный дым обволакивал плохо вентилируемую конуру почти как знаменитый лондонский туман берега Темзы. Все остальное очень мало напоминало Лондон, гораздо больше милицейский участок в глубинке необъятной России. Вероятно потому, что это он и был.

В дыму мелькали взлетающие и опускающиеся руки, с азартом шлепающие потрепанными картами по столу. В углу что-то бормотал забытый телевизор с крошечным черно-белым экраном. На столе, кроме карт, натюрмортом располагались стаканы с вымоченными пакетиками одноразовой заварки, обрамляя голову спящего Иванихина.

— Ты че, офонарел, умный? — рявкнул Вовик 1, большой как стол, и такой же сообразительный, тебя, блин-компот, в Полицейской академии учили с козырей ходить?

— Ша! — в дыму возникла растопыренная ладонь Вовика 2, тощего, как спица. Он попал в милицию прямиком с подводной лодки, где целыми днями сидел в наушниках и слушал "песни китов". Называлась эта блатная должность: гидроакустик. У Вовика 2 был абсолютный слух. — Слышите?

— Вроде кот надрывается, — неуверенно предположил Вовик 1.

— С улицы забрался, — определил второй Вовик и махнул рукой, — отбился? Ходи.

— Стой, — первый Вовик привстал, развел дым руками и напряженно прислушался, — У нас ведь матюгальник еще в прошлом месяце загнулся, так?

— Ну, так, — Вовик 2 тоже привстал, предварительно перевернув свои карты "рубашками" вниз. — Блин, а ведь, в натуре, радио. И, вроде баба какая-то, ревет.

Первый Вовик пожал плечами, проверил наличие на бедре пистолета и выкатился в длинный, плохо освещенный коридор. Вовик 2 секунду помедлил, приподнял карты партнера, быстро глянул и вышел следом. Иванихин продолжал мирно спать.

Жалобное мяуканье и судорожный женский плач доносились из-за третьей двери справа, из КПЗ, именуемой в народе "сушилкой".

Вовик 1 приложился к глазку и присвистнул:

— От-та! Ну, девуля... С такой бы вечерком, попозже, провести... разъяснительную работу о вреде беспорядочных отношений.

Вовик 2 деликатно отстранил напарника, отпер двери и, изобразив на лице максимум мужского обаяния, переступил порог "сушилки".

— О чем грустим, барышня? — ласково спросил он.

— О несовершенстве мира, — ответил Рыжик, осторожно опуская тощего Вовика на пол.

— Эй, вы тут че, в натуре? — круглая физиономия Вовика 1 просунулась в щель.

— Дык, елы-палы, — ответил Рыжик и коротко припечатал ребром ладони по основанию шеи.

— Этого берем? — спросила Мадина, стрельнув глазами в сторону растерянного клиента.

— Лапшу на пятерых выдают, включая Кусаку, — напомнила Катя.

— Ты с нами, или как? — спросила Ленуся.

Дима от ее простого вопроса слегка вздрогнул и даже, вроде бы, попятился, потом опомнился и решительно помотал головой:

— Не, вы уж того, как-нибудь сами. Я нечистой силы с детства боюсь.

— У тебя здоровые инстинкты, — "одобрила" Мадина, презрительно улыбаясь, и вся компания выкатилась наружу.

Дима посмотрел на распахнутую дверь, распростертые тела обоих Вовиков, зажмурился и влез на нары.

— Эй, мужик, — расслышал он сквозь неясный гул в ушах, — а где телки? И кошак?

— Никого не было, — решительно соврал Дима, — я один здесь. Честное слово.

— Это что, здесь мы буде жить? — Катя повертела головой, — мальчики направо, девочки налево?

В огромной комнате, навскидку — больше 30 квадратов, с высоченным потолком, из мебели была одна дверь и четыре полосатых матраца "стопочкой". Однако, именно сюда привезло их неизвестно откуда возникшее такси, и то, что парень в коричневом пиджаке и кожаной кепке на вопрос о деньгах буркнул: "оплачено", лучше всего остального доказывало, что бунт — бесполезен.

— А белье? — сварливо спросила Мадина, — а одеяла?

— А кофе в постель? — Рыжик скорчил рожу и презрительно встряхнул пальцами. Вышло так похоже, что все захихикали, а Мадина зашипела, как испорченный сифон.

Кусака деловито обнюхивал углы.

— Все тебе будет. И кофе. И ванна. И какава с чаем* ("Бриллиантовая рука" х/ф), — Ленуся наклонилась и подобрала с пола потрепанную детскую книжку "раскраску".— На вот, кстати, почитай на ночь.

— "Колобок", — прочла Катя и неожиданно развеселилась, — И от дедушки ушел, и от бабушки ушел... А от милиции не уйдешь! Сколько у нас времени,Рыжик?

— Московское время восемь часов, пятнадцать минут, — немедленно ответило радио, — Полученное заданье относится к девятой категории сложности. Срок исполнения — 72 часа. Время пошло.

Динь-дон.

— Кто там?

— Извините, вы сегодня ночью ничего подозрительного не видели?

— А вы кто?

— Мы из частного агентства...

— Какого агентства?

"Джинны поневоле", — устало подумала Катя и обвела маркером число 32 в тетрадке. К концу подходил третий час, а она все еще не могла закончить с первым подъездом. И если бы от этого был хоть какой-то толк! Мало того, что никто нгичего не смог припомнить, но за прошедшие два с половиной часа Катя наслушалась столько всего нового и интересного о своих умственных способностях и моральных устоях, чего и не предполагала, при всей своей самокритичности.

Динь-динь.

— Простите, вы не могли бы мне помочь...

— Нищим не подаем.

Хлоп дверью перед носом! Катя едва успела отпрянуть.

— Вы не поняли, женщина!

— Я сейчас милицию вызову! Шляются тут всякие, а потом вещи пропадают.

Катя, как оплеванная, вылетела с лестничной площадки и разрыдалась, обняв трубу мусоропровода.

— Если это — девятая категория, то что же входит в первую? — Бледная Ленуся опустила голову, разглядывая облупившиеся носы демисезонных туфлей, — Не знаю, что хуже: так позориться, или еще год шпалы укладывать.

— Попадись мне этот Черный Мент, — сощурилась Мадина, — я ж ему его поганую башку откручу и в трусы запихаю.

— Че, коза, давно статуей не была? — ехидно осведомилось радио.

Рыжик с увлеченным видом разглядывал картинки во всемирно-известной саге о невезучем колобке.

Сжав кулаки, Мадина подскочила, сорвала с его пояса белую коробочку, Рыжик едва успел подхватить сползающие джинсы, и, с перекошенным лицом выплюнула, надо полагать, в ухо Менту много отменно-нехороших вещей.

Катя побледнела. Ленуся вцепилась в край матраца, от волнения едва не опрокинув крышку с лапшой.

Ничего не произошло.

— Ну, что молчишь? Правда глаза колет!? — взвизгнула Мадина.

— Он тебя не слышит, — отозвался Рыжик и повалился на матрац, — уходя, гасите свет, миледи.

Только сейчас все заметили, что приемник выдернут из розетки.

— Может, подорвать когти, пока не поздно? — спросила Мадина, глядя в потолок, три минуты спустя.

— Раньше надо было рвать, как только старик бабки приволок, — Катя шмыгнула носом, завистливо косясь на безмятежно дремлющего Кусаку, — А теперь поздно, Маша, пить "боржом", когда почки отвалились. Старик тебя и в Африке найдет, даже если крокодилом прикинешься.

— Колобок, колобок... И от дедушки убег... А с чего мы, вообще, решили, что этот Дима невиновен? Может он мужичка-то того... А потом сопли распустил: я, мол, не я и лошадь не моя. — Мадина вскинула лохматую голову с едва заметными следами укладки и обвела всю компанию ультрамариновыми глазами.

— Молодец, — одобрил Рыжик, перелистнул страницу и демонстративно посмотрел на часы, — четыре пятьдесят две. Неплохо.

— Ты о чем? — сощурилась Мадина, — какие 4. 52?

— Засек, чтобы проверить, когда же тебя, наконец, осенит, догадливая ты наша.

— Но если ты об этом подумал с самого начала, почему не сказал, — расстроилась Ленуся, — это не по-товарищески, Рыжик.

Парень крякнул и повернулся к ней.

— Ну вот, я сказал. И что ты с этим дальше будешь делать, леди Агата?

— Не знаю, — растерянно отозвалась Ленуся.

— Вот и я не знаю. Потому и молчал. Ешь лапшу, и не дави на психику.

В одиннадцать вечера по молчаливому, но обоюдному согласию, издевательство над собой решили прекратить. Свидетелей они не нашли.

Давясь очередной порцией лапши, Катя вдруг разрыдалась, бросила миску на пол и вцепилась в рыжие волосы длинными ногтями. Ленуся и Мадина захлопотали вокруг нее. Искоса взглянув на них Рыжик встал, набросил куртку, взял Кусаку под мышку, против чего кот не протестовал, и вышел за дверь.

На улице порядком стемнело, а фонари, исправно светившие весть день, разумеется, отключили с наступлением ночи для сбережения электроэнергии.

Как он помнил, Флинт располагался в двух кварталах от их хавиры. Если только ничего не изменилось. Но, насколько Рыжик разбирался в колбасных обрезках, ничего не должно было измениться. В таких местах, как Флинт, никогда и ничего не менялось. Разве только к лучшему.

В полуподвальное помещение вели четыре ступени. Рыжик аккуратно спустил своего четвероногого приятеля на землю и, буркнув: "не отходи далеко", спустился вниз. Раньше входящих встречала железная дверь с кодовым замком и кривая, подплывающая надпись, нанесенная баллончиком-распылителем и кое-как подсвеченная единственной лампочкой. Ее содержание Рыжик знал наизусть. Сейчас здесь горела неоновая вывеска... с тем же самым, вполне кретинским, слогастом: "Застремай меня с разбегу!" А дверь и замок оказались почти те же.

"Много чести", — хмыкнул Рыжик, пробежался пальцами по кнопкам и, услышав щелчок, слегка надавил плечом — вперед и вверх. Дверь поддалась.

Формально, Флинт был маленьким частным магазинчиком, торговавшим всякой компьютерной требухой, бывшей или не бывшей в употреблении. А на самом деле здесь во все времена была великая хакерская тусовка. Здесь стояли сетевые компьютеры самой последней, самой навороченной на данный исторический момент, модели, то есть именно то, что ты, будь хоть Рокфеллер, ни за что не купишь, пока хозяин Флинта не наиграется. А вот попользоваться — с дорогой душой, и, практически, безвозмездно. За рекламный момент.

Флинт был местом, где в любое время суток толклась пиратствующая компьютерная братва и можно было получить консультацию и хитрую программу-отмычку для взлома чего угодно и входа куда взбредет в умную отчаянную голову.

Входя, Рыжик зацепился взглядом за стойку с плоскими коробками необычного формата. Вывеска гласила "CD". Такого Рыжик не помнил, но быстро разобрался, что сие означало программы: не на черных плоских дискетах, а на таких вот блестящих лепешках.

Компьютеры никуда не делись, и, даже, на первый взгляд, не слишком изменились, только мониторы подросли. Как и предполагал странник во времени, на обеих машинах с четырех сторон, а так же сверху висели самые разные личности: от бородатого дядьки в костюме-тройке, с зажатым меж колен дипломатом, до веснушчатого пацана лет восьми, который выглядывал из-за стула, положив на стол подбородок. На стул опирались коленями еще человек восемь. Все лица были Рыжику незнакомы, но, в целом, все осталось по-прежнему. Конечно, занятно было бы присоединиться, влезть к этим замечательным машинам вовнутрь и как следует там поползать, но...

— Мимо! — скомандовал себе Рыжик и прошел в глубину магазина.

Хозяин, как помнил Рыжик, обитал в маленькой комнатке за дверью в углу, где, облепив компьютер, человек пятнадцать пытались, судя по репликам, расковырять насмерть запароленный вход в "Стройпромбанк".

— Мимо! — снова скомандовал Рыжик и потянул дверь на себя.

— Привет,— сказал он, и без предисловий выложил то, с чем пришел, — Мне нужен ноутбук. С дисководом.

— Четверка, компакт, четыреста баков, — отреагировал хозяин Флинта, маленький, несуетливый человечек со сломанным носом. — Есть более современные, но — дороже.

— Пустой, — ответил Рыжик.

Хозяина это ничуть не удивило, видно, не впервой ему было выслушивать подобные откровения.

— Программу приволок? Показывай.

— Все мои программы — юрский период, я пять лет шпалы укладывал.

Человечек опять не удивился.

— Предложения, — лаконично сказал он.

— Говорящего кота покажу, — пообещал Рыжик, — хочешь?

Хозяин Флинта мелко засмеялся, размахивая руками, но никто его не поддержал, и он быстро скис. Тем более что Рыжик был совершенно серьезен. Человечек устремил испытующий взгляд прямо в зеленоватые глаза Рыжика.

— А в чем фишка? — спросил он.

Рыжик не ответил, встал из-за стола и нагло выпил пиво прямо из открытой бутылки, стоящей перед хозяином, — сейчас принесу, — объяснил он и вышел.

Естественно, говорящих котов не бывает, с этим не стали бы спорить даже здешние экстремисты, считающие слово "невозможно" едва ли не матерным. И, пожалуй, об этой забавной встрече стоило поведать всему миру. Впрочем, можно не торопиться. Вдруг парень действительно вернется с чем-нибудь этаким. Скорее всего, он имел в виду сочиненную им самим игрушку.

Спустя пять минут в зал вошел Рыжик, держа на руках черного кота с недовольной миной. Кот был толстым, лоснящимся. Он брезгливо рассматривал заведенье, куда его приволокли, и его глаза вспыхивали пустой зеленью, когда в них попадал свет.

Сердце хозяина Флинта тревожно забилось, и он начал осознавать, что рядом с ним ходит некая тайна. И не пароль "Banc of New-York", а Тайна настоящая, с большой буквы. Рыжий парень снова сел в кресло и спокойно сказал:

— Кот заговорит — я получаю ноутбук.

— Четыреста баксов за несколько слов кота? — весело изумился хозяи Флинта, — что ж, валяй. Говори, киса.

— Не буду, — внятно сказал кот.

Хозяин Флинта дернулся, словно попал пальцами в розетку. Кот равнодушно смотрел в сторону, всем своим видом отрицая свою способность разговаривать.

— Еще, — взволнованно попросил хозяин Флинта.

Кот промолчал. Рыжик протянул руки ладонями вверх.

— Мы договорились, — напомнил он.

Когда Рыжик уходил, зажав под мышкой папку с ноутбуком, кот трусцой бежал рядом и параноидально бормотал:

— Еще... Сказал же — не буду! Вашим языком сказал, заметь, не своим. Магнитофон нашли! Я кот, а не магнитофон. Еще...

— Спасибо, Кусака, — проникновенно сказал Рыжик, — деньги появятся — я тебе "Вискас" куплю.

Кусака фыркнул:

— Сам его ешь. От него камни в почках образуются.

Заметив Рыжика, к нему подбежала симпатичная девушка с огромной кипой газет в тележке.

— Молодой человек, — слегка заикаясь, сказала она, — бесплатная газета "Голос демократии".

Газеты для Рыжика были внове. Со времен покупки компьютера он ни разу не смотрел телевизор и не читал ничего, за исключеньем аннотаций на коробках с дискетами. Он развернул газету и уставился в искореженное мукой лицо убитого на черно-белой фотографии. "Беспредел в переулке" — гласил броский заголовок. Ниже, мелким и крупным шрифтом, давались подробности: все, что удалось наскрести журналистом, вплоть до имени Диминой девушки и породы собаки убитого — золотистый ретривер. И ни слова о белом "Мерседесе".

Ниже располагался ряд мелких, но смачных фотографий: широкая спина, пораженная ножом (поскольку на фоне черной куртки нож был плохо виден, заботливые руки обвели его белым кружком и сбоку присобачили леденящую душу надпись — 12 см.), отдельно — нож, лицо следователя Иванихина, Димина девушка (красивая), и блондинистый пес, должно быть, золотистый ретривер.

Рыжик остановился у рекламной тумбы и еще раз, более внимательно просмотрел статью. Димин рассказ ей совершенно не соответствовал. Или, напротив, статья не соответствовала рассказу. Что на данном, историческом этапе, могло иметь принципиальное значение.

Внезапно Рыжик понял, что уже полчаса тупо смотрит на газетную колонку. Он тряхнул головой, пытаясь убрать наваждение, и поймал взгляд Кусаки.

— Ну, раздраженно спросил Рыжик, — с тобой-то что?

— Фигово мне, — объяснил кот, — надо домой двигать. В голове пусто, как в твоих глазах.

Рыжик покачал головой. Коты-поэты ему тоже раньше как-то не попадались. А впрочем, если коты поют, то наверняка до самого марта тексты песен сочиняют. Несколько минут спустя Кусака, устало вздохнув, попросился на руки. Рыжик положил его на плечо, где Кусака, поерзав, зацепился для надежности когтями и начал мурлыкать басом.

Ленуся не знала, что у входа на территорию тюрьмы, куда утром перевели Диму, надо предъявлять документы. Да у нее и документов-то никаких не было. Поэтому она миновала пост, ничуть не сомневаясь в праве любого гражданина поступить именно так, и бодро зашагала вдоль серого двухэтажного здания. Совершенно офонаревший от такой наглости охранник долго перебирал всех, кто мог так поступить: жена начальника тюрьмы, девушка одного из цириков — бывшая фотомодель, продавщица пирожков, одна местная мафиози женского пола, скандально известная журналистка... Девушка с каштановой стрижкой под описание ни одной из них не подходила. Сообразив, что произошло ЧП, он придавил пальцем кнопку тревоги. Сирена взревела как раненый слон и Ленуся, содрогнувшись, помчалась вперед, к желанной цели. Отступать она не собиралась.

Охранник покинуть пост не мог, и поэтому Ленуся сумела пролететь во двор где, остановившись перед рядом одинаковых, зарешеченных окон громко крикнула:

— Ди-и-и-ма-а!

Дим в тюряге оказалось море. Высунулся даже дед ста пяти лет с белой окладистой бородой, видно, тоже Дима. К счастью, единственный, нужный Дима тоже не стормозил.

Ленуся, подпрыгнув, показала ему фотографию. Дима озабоченно нахмурился и помотал головой. Потом показал пальцем на свои глаза и лоб и опять помотал головой. Ленуся поняла, что данная пантомима означает: "Извини, не разглядел", и подпрыгнула снова. Дима утвердительно кивнул.

Когда из-за угла показались бегущие охранники, Ленуся, заглядевшись на них, рассеянно прыгнула еще раз, но опомнилась, и пустилась бежать прочь. Бегала она плохо, но ее спасли многочисленные мелкие постройки, за одну из них она и спряталась.

Вряд ли этот маневр обескуражил бы охрану и заставил прекратить погоню. Но тут, навстречу ребятам вдруг выскочил огромный черный кот и, мало того что выскочил, так он еще и вздернулся на задние лапы и, вытянув передние, истошно заорал:

— Ша! Всех на куски порву!

Погоня резко затормозила. Причем, ошалели все, и суеверные, и скептики-атеисты.

— Козлы! — менее экспансивно произнес кот, опустился на четыре лапы и, не спеша, направился к КПП.

Милиционеры потоптались, растерянно пряча друг от друга сумасшедшие глаза, попристегивали к поясам не пригодившиеся дубинки и побрели в ту же сторону в тягостном молчании.

Ленуся, обежав низенькое строение непонятного назначения, снова промчалась мимо того же охранника.

— Стой! — крикнул он вслед, едва не рыдая, — Стоять! Стрелять буду!

КТС под нервным пальцем куда-то провалилась.

Спустя несколько секунд, через КПП неторопливой трусцой пробежал черный кот, и охранник мог поклясться, что кот смеялся, хотя вой сирены глушил звук не хуже реактивного самолета.

Вскоре у поста появились и преследователи.

Охранник все еще пытался выковырять пальцем запавшую кнопку, сирена истошно выла, милиционеры выражались яростно и непечатно, но, как в американских фильмах, адаптированных для женщин и детей, вместо матерных слов был просто тоскливый, воющий звук.

Даже кислородная бомба не могла бы создать в легких Ленуси такой вакуум, как пережитое приключение. Притормозив у какого-то ларька, она дождалась Кусаку, который мягко вспрыгнул на ее плечо и, погладив его по толстой спине, нога за ногу, поплелась на квартиру, любезно подаренную Черным Ментом Обыкновенным... Или Отвратительным... Или Окаянным... В общем — ЧМО!

Во рту все пересохло, и глоточек чего-нибудь жидкого стал желанным, как диплом для первокурсника.

За прошедшие годы город разительно изменился. Он стал похож на беспортошного босяка, одетого в новехонькие ботинки — первые этажи всех домов теперь арендовали многочисленные фирмы, которые, в отличие от приснопамятных "Гималаев" на рекламе не экономили, зато выше была все та же растрескавшаяся краска, облезлые балконы и засиженные голубями карнизы.

Ожидая зеленого света, Ленуся разглядывала сплошной поток иномарок, где изредка мелькали "Запорожцы". С отделением Украины они тоже стали иномарками, о чем Ленуся и не подозревала.

Вернувшись в квартиру, измученная, но довольная, Ленуся, к своему удивлению, застала компанию в почти неприлично-веселом настроении. Нет, Ленуся всегда была за веселье, но хотелось бы знать его причины, в том случае, если они, конечно, имелись.

— Ага, — кивнула Катя, которая стояла у стены на "мостике" и с удовольствием рассматривала перевернутую вверх ногами подругу, — причин море. И ты — одна из них.

— А поподробнее можно? — спросила Ленуся.

— Ты, вот что, скажи — покойник тот самый? — перебила Мадина, сидевшая на матраце в позе "полулотоса", подогнув одну ногу, — клиент его опознал.

— Опознал, — кивнула Ленуся, спуская на пол Кусаку, — труп мы определили. А по какому поводу такая радость и при чем тут я?

— Помнишь, ты мне стишок рассказала: "Кто такой часовой"?

— Помню, — кивнула Ленуся, — "Это полутруп, завернутый в тулуп. Доведенный инструкциями до слез. И выставленный на мороз".

— Хорошие стихи, — вставила Мадина, — главное — жизненные.

— Все просто, — объяснила, наконец, Катя, — "Часовой" — это кличка. Я думаю — блатного авторитета. Мы нашли ее в той статье, запустили в компьютер и выяснили что "убитый" — то вовсе не убит.

— "Мы нашли"... — буркнул Рыжик, бегая по клавиатуре быстрыми пальцами.

— Поясни, — Ленуся подошла к подруге и попыталась ее поднять, но та помотала головой и, оттолкнувшись ногами, встала на руки.

— У нее так голова лучше варит, — пояснила Мадина, — она и до "часового" вверх ногами додумалась. Рыжик набред на кликуху, мы вспомнили тебя и эту феньку, слово за слово, влезли в компьютер, который у них в "убойном отделе" стоит, ну и выудили оттуда допрос Часового.

— Как — допрос? — опешила Ленуся.

— Именно так, подруга. Дима замочил Часового якобы второго мая, а допрос датирован четвертым.

— Менты, видишь ли, спиритический сеанс заказывали, — с сарказмом высказалась Мадина и повернулась к Кате, — Ну, что скажешь еще, чудо природы?

— Одно из трех, — Катя сощурилась и устремила взгляд ввысь, где маячили туфли Ленуси, — либо его хотели убить, но не сумели, либо не хотели, случайно получилось, либо вообще не убивали, а просто спрятали.

— Это что, программа защиты свидетелей по-русски? — спросила Мадина, — упечь невинного человека за решетку, чтобы убитый и убийца спали спокойно?

— Убитый в любом случае спит спокойно, — фыркнула Ленуся.

— А привидения? — сипло встряла Катя, — отец Гамлета, Белая Дама, лорд Кентервиль...

— Переворачивайся назад, — добродушно посоветовала Ленуся, — у тебя уже процесс в обратную сторону пошел, чепуху городишь.

— А-а. Ни за что. Вы мне в таком виде больше нравитесь, — сказала Катя, осторожно сгибая руки в локтях и устанавливаясь на голове.

— Ну и что мы имеем? — вопросила Ленуся, усаживаясь на матрац рядом с Катиной головой.

— Список поступивших в городской морг за последние три дня, — торжественно объявил Рыжик, — думал — не выужу. Три раза, блин, срывался. Защита там — от честных людей, но связь работает: на этом бы кабеле повесил таких умельцев, честное слово! Никаких нервов не хватит...

— А у меня на тебя нервов не хватает, — буркнула Мадина, — Тоже мне — IBM совместимый с унитазом. Есть там наш покойник? Как его по паспорту?

— Ярославцев Игорь Николаевич, 52 года рождения... Есть, конечно, вот он, родимец. Только покойника я тебе на дом не доставлю, извини. Этого техника пока не может.

— И слава Богу!

— А ведь придется самим идти, — задумчиво проговорила Ленуся, — проверить-то все — равно надо.

— Чего проверить? — подскочила Мадина. Катя брякнулась на пол, едва не убив Ленусю, и с ужасом уставилась на нее круглыми глазами.

— Ни! За! Что! — раздельно проговорила она. — Хоть на части меня режьте.

— Московское время — шесть часов. Начинаем утреннюю гимнастику. Нога на ширине плеч, руки в стороны. И раз!

Девчонок, точно вихрем, взметнуло с матрацев, и выстроило в линеечку.

Вчерашний, страшный поход припомнился смутно, как приснившийся кошмар: телефонный разговор Ленуси со студентами-медиками, дежурящими в морге, заспанные лица, однообразные ряды железных полок, тоскливые, местами раздутые рожи незнакомых трупов, брезгливо сморщенное лицо Мадины и белый унитаз, в который Катя долго и с облегчением блевала... Часового они не нашли.

Не выспавшиеся и злые джинны отбивали осточертевшие за два дня поклоны. Мадина размазывала по щекам злые слезы:

— Мы всю ночь по покойникам прошлялись, а это ЧМО галактическое даже выспаться, как следует, не дает!

— Пожалуйся в ООН, в комиссию по защите прав человека, — буркнул Рыжик, — накатай телегу, что на тебя полиция Млечного пути наехала. Только учти, в желтом доме тоже зарядка есть.

— А ты откуда знаешь? — поддела Катя, — бывал что ли?

— Дворничал, — проворчал Рыжик глухо и недовольно, как медведь, поднятый из берлоги зимой заблудившимся туристом.

— Скоро выспимся, — мрачно предрекла Катя, — последние сутки остались. Один день и одна ночь. Если к завтрашнему утру, Дима не выйдет на свободу — все! Пожизненный цик с гвоздями* (Кин-дза-дза. Х/ф.).Будем с песней по жизни шпалы укладывать.

Ее мрачное, почти эсхатологическое пророчество прервал знакомый шелест и с потолка, на середину комнаты шлепнулись пять пакетиков с лапшой.

— "Борис, "Китти-Кэт", сегодня с курицей!" — съязвила Ленуся, припомнив подсмотренную в витрине рекламу, и поплелась кипятить воду.

— Настроение — хоть вешайся... М-мм... Как мне надоело есть руками! — Мадина проглотила свою порцию и с отвращением подтолкнула "прибор" Кате, — Будем рассуждать логично, — продолжала она, усевшись на полу, — совершенно очевидно, что это — мафия. Часовой у них — важная шишка. Может быть, даже вор в законе. Допустим, он что-то узнал. Или нет, не так! Допустим, главарь конкурирующей банды пришел к нему с предложеньем торговать наркотиками, а он отказался... А его старший сын...

— Марио Пьюзо, "Крестный отец", часть вторая, — хмыкнула Катя.

— Лапшу доела? — обернулась Мадина, — становись на голову. Или помочь?

— А волшебное слово?

— Шпалоукладка! — рявкнула Мадина.

Катя оттолкнулась ногами от пола и уперлась пятками в стену.

— Ну? — нетерпеливо спросила Мадина, — придумала?

— Пока нет, — отозвалась Катя, — слишком быстро ты хочешь получить ответы на все вопросы.

— Во-первых, не на все, а пока только на один, а во вторых, в передаче "Что? Где? Когда?" тоже всего минуту дают, и ничего, управляются. А ты еще, вдобавок, на голове стоишь, у тебя вся кровь к мозгу приливает... Ну!

— Баранки гну! — огрызнулась Катя, немного помолчала и заговорила. — Ничего другого я, воля ваша, припомнить не могу, а представляется мне вот что: сам Часовой все это подстроил вряд ли. Так себя дырявить... Или приказать продырявить, чтобы газетную утку слепить — это уже ни в какие ворота не лезет, даже в Бранденбургские. Нож ему угодил в спину. Что там находится, Ленуся?

— Легкие, — мгновенно отозвалась та, — рана может быть смертельной. Во всяком случае, очень опасной. Но, если человек в первые часы не захлебнется кровью, то может и выжить.

— Так что, скорее всего, Часового, действительно, пытались убить, — продолжила Катя, старательно щурясь и морща лоб для интенсификации мозговой деятельности, — И придумал он этот финт ушами не сам, мозгов бы не хватило, он почти дохлый был. А кто-то ему подсказал.

— И кто? — спросила Мадина, выворачивая шею, чтобы заглянуть Кате в глаза.

— Понятия не имею. Телепатических способностей у меня с роду не было. Но тот, кто проводил допрос, наверняка знает и где Часовой, и кто велел его спрятать, и что будет с несчастным Димой.

— Где Часовой, я и сам скажу. Не велика загадка. — Девчонки повернулись на голос. Рыжик, получивший в личное пользование компьютер, не поднимал головы, спать не собирался, есть, похоже, тоже. Лапша стыла в кружке от термоса, у ног дремал Кусака.

— Ну и где он? — спросили они хором.

— В роддоме, — ответил Рыжик.

— Где? — опешила Мадина, — Издеваешься?

— А что? Вполне логично, — Ленуся встала, отряхнув брюки, — с такой раной он должен находиться в больнице. И не просто в больнице, а там, где есть аппаратура для интенсивной терапии. В обычной его найдут в два счета. В тюремной — тем более. Я бы сама, если бы была мафией, ничего лучше роддома бы не придумала. В психиатрии нужных аппаратов нет. Разные там стоматологии, однозначно, не подходят. Роддом — идеальное место. И реанимация под рукой, и никто не догадается. Там недавно для рожающих за валюту отдельные палаты оборудовали.

— А ты откуда знаешь? — насторожилась Мадина.

— Из газеты, которую Рыжик приволок.

— Грамотные, блин, — выразилась Мадина и решительно скомандовала, — становись обратно на ноги и двигай вниз, в магазин. Там есть телефон. Позвонишь в родильник и спросишь, есть ли свободные палаты. Или нет, пусть лучше Ленуся двигает, она про сложную беременность лучше наврет.

— Если врать, то лучше Катя.

— Идите обе, — распорядилась Мадина, — Ты! — она ткнула пальцем в Катю, — будешь врать, а ты — наманикюренный ноготь уперся в Ленусю, — проследишь, чтобы она случайно правду не сказала.

— А ты?

— А я... — Мадина сощурилась, и глаза ее затлели синим, опасным огнем, похожим на пламя электросварки, — попробую назначить свидание лейтенанту Сергею Вайтухову. Так, кажется, этого медиума зовут.

— Какого медиума? — испугалась Катя.

— Который покойников допрашивает, — объяснила Мадина.

— А Рыжик будет Принца Персии по лабиринту гонять?

Пусть гоняет, — великодушно разрешила Мадина, — пускай сил набирается. Ему вечером ножи зубами ловить.

В роли супруга Рыжик был где-то даже забавен. По-своему. Он аккуратно поддерживал Катю под локоток, заботливо открывал двери и зорко следил, чтобы любимая женушка не навернулась с трех ступеней и не расшибла драгоценного будущего наследника. Катя даже растрогалась, и зашмыгала носом, но потом вспомнила, что у Рыжика и впрямь были серьезные основания беспокоиться на счет "наследника", и охота шмыгать носом у нее пропала.

Молодая медсестра в накрахмаленном до хруста халате лучезарно улыбалась, деля улыбку на две половины: материнскую, ободряющую — бледной Кате, поддерживающей необъятный живот и по-детски наивную — Рыжику. Тот шел по проходу с бронетанковым выражением лица, делая вид, что реверансы длинноногой "сестрички" ему до пуговицы, и в данный момент его волнует лишь состояние здоровья жены и ребенка.

Ваша супруга сможет посмотреть палату и убедиться, что у нас все на высшем европейском уровне. Первоклассная анестезия — полное обезболивание, опытные врачи. Вы, кстати, как супруг, можете присутствовать при родах.

Рыжик хмыкнул, вроде бы соглашаясь.

Вот палата, которую займет ваша супруга, если ей понравиться. Екатерина Романовна, я не ошиблась?

Просто Катя, — светски ответила "супруга".

Медсестра распахнула дверь, готовно улыбнулась и вдруг испуганно ойкнула. Екатерина Романовна, тяжело-беременная супруга президента фирмы "Джинн-сервис", с глазными яблоками, закатившимися аж под лоб, обвисла на руках своего муженька.

Медсестра попробовала нащупать пульс, но это оказалось труднее, чем вертеть рекламной попой.

Ой, давайте поднимем ее, положим на коечку. Ой, справа кнопка вызова, вас не затруднит...

Я ее ужа раз пять давил, — рявкнул Рыжик, — валютная больница, блин поминальный! Ты, коза, говоришь, что тут кругом доктора-профессора шатаются, так быстро, волоки сюда любого, а лучше всех сразу, иначе статуей сделаю!!!

Это как? — испуганно переспросила та.

Забетонирую, в натуре, под валютный линолеум, ясно?

Рыжик сделал пальцами "козу" и ткнул в направлении зеленых глаз под белой челкой.

Ах! — едва не слетев с каблуков, медсестра рванула по коридору как чемпион-спринтер с низкого старта.

Катя мгновенно очнулась и, расстегнув пальто, выудила из сумки черного Кусаку с крайне недовольным выражением круглой мордочки.

Ленуся сказала, что кошки лучше любой ищейки и могут запросто по запаху отличить мужчину от женщины. Что-то связанное с гормонами, я плохо поняла... Кусака, ты можешь определить, за какой дверью мужчина?

Yes of coz baby, non-problem, — мяукнул кот.

Катя впала в легкий ступор.

А я и не знала, что он умеет говорить по-английски.

А он и не умеет, — отмахнулся Рыжик, — просто выпендривается. С таким произношением его в Америке не поймут. Так где мужик, Кусака?

Кот повел усами, пробежал несколько метров и остановился перед дверью.

На замок ушли считанные секунды. Рыжик не стал размениваться на проволочки-отмычки, просто надавил на дверь плечом и потянул ручку.

В палате, закутанная по самый подбородок, лежала фигура без намека на живот. От фигуры тянулись какие-то желтые трубочки к сложному устройству в головах.

Он? — спросил Рыжик, и сам же ответил, — он самый.

Катя уже вовсю щелкала "Samsung" — ом, взятым на прокат под залог ноутбука.

Рвем когти!!!

По коридору уже замигали сигнальные лампочки. Не добежав до лестницы, Рыжик вскочил на подоконник второго этажа, рванул раму на себя и сиганул вниз. Боевая подруга жизни последовала за ним, от страха перед преследованием забыв, что смертельно боится высоты. Для Кусаки прыжок со второго этажа был вообще не проблемой.

Пока компания тяжело беременных штурмовала валютный родильник, Мадина сидела на скамеечке у стены здания ОВД. Намеченная жертва ничего не подозревала, вернее — не подозревал.

Расправив плечи, и подставив солнцу многочисленные блестяшки на форме, Сережа Вайтухов двинулся домой. Он намеревался совершить недалекое путешествие к автобусной остановке, но невыносимо женский голос сбил его с намеченного маршрута.

Молодой человек!

Стройная девушка с густыми, блестящими волосами, сияющими на солнце, чуть жмурясь, изумительно плавно приблизилась и, как бы невзначай касаясь бедром бедра Сережи, показала ему карту города.

— Извините, — вежливо, но не робко сказала она, и ее свободная рука совершила полет по карте, опять-таки как бы случайно задев плечо лейтенанта. — Я заблудилась в вашем городе и в картах СОВСЕМ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ.

Сережа опоясался дурацкой улыбкой и склонил голову над картой. Правда глаза его попали на карту чуть позже, вернувшись из-за глубокого летнего выреза на тугой блузке девушки.

Он начал понимать, что карта какая-то "левая". Знакомые названия на ней были, но не в том порядке, к которому Сережа привык.

Дайте-ка, — он взял карту и перевернул ее.

Мадина дышала в ухо.

Девушка! — радостно воскликнул Сережа, — это же не нашего города карта!

Мадина мобилизовала все имеющиеся актерские навыки, и ее губы запрыгали, выражая испуг и крайнюю степень расстройства.

Как же я домой попаду? — пролепетала она, и Сережа Вайтухов был потрясен видом внезапно хлынувших слез. Его руки непроизвольно потянулись к плечам красивой девушки. — Где вы живете?

Мадина решила быть дурой.

Я не здесь живу, — капризно сказала она, — я из другого города. Здесь я у дяди остановилась, а у него сейчас отпуск, и его в городе нет. Даже позвонить некуда.

Она привалилась к Сереже Вайтухову.

Вы мне поможете? — пролепетала Мадина почти в ухо.

Помогу, — с энтузиазмом откликнулся Сережа, — пойдемте на остановку.

Мадина издала вздох полного удовлетворения, и безо всякого стеснения, взяла лейтенанта под мускулистую теплую руку.

Нельзя сказать, что она фальшивила когда, будто бы невзначай прижималась к нему теснее, чем допускали приличия. Да и лейтенант прекрасно понимал, что девушка ведет какую-то игру, и подключился к ней частично из-за того, что девушка красива, а частично из-за понятного любопытства.

У вас столько звездочек, — восхищенно сказала Мадина, — что они означают?

Они означают, что я нахожусь в звании лейтенанта, — любезно проворковал Сережа.

О-о, — томно протянула Мадина, — у вас, наверное, очень опасная работа... Это так романтично: сильный, красивый мужчина, сталкивающийся с опасностью.

Вовсе нет, — с некоторой небрежностью отозвался Сережа, — то есть я хочу сказать, что часто наша работа это обычная рутина. Возня с бумагами.

Почему? — простодушно спросила Мадина.

Не знаю, — оторопело признался Сережа, — так уж, по жизни, получается.

Но ведь звания просто так не дают?

Не дают, — согласился Сережа.

Значит то, что вы — лейтенант, означает ваши особые заслуги, — произнесла Мадина, сделав акцент на слове "особые". Рука Сережи тихонько дернулась. Мадина тут же пожалела, что завела разговор на такую опасную тему, и попыталась свернуть на другие рельсы, — Значит, ваше звание нужно обмыть.

Обмыть? — переспросил Сережа.

Ну да. Вы ведь недавно в этом звании — уж очень ваши звездочки блестят.

Мадина засмеялась, будто бы радуясь своей идее на счет обмывания и своей догадливости.

Вы правы, — проанализировав разговор, Сережа пришел к выводу о безопасности девушки, — Я в этом звании всего два дня. И еще не "обмывал".

Он одернул китель и гордо посмотрел на Мадину.

Будем знакомы?

Будем, — весело сказала та и протянула руку, — Мадина.

Сережа, — ответил лейтенант, — ну так чем обмывать будем?

Мадина загадочно улыбнулась:

Коньяком. У него тоже звездочки. У моего дяди в квартире небольшой бар, и в баре есть пятизвездочный коньяк.

Сережа поочередно посмотрел на свои плечи, правое и левое, и сообщил:

Но у меня-то только три звездочки.

Будем пить за четыре! Пойдемте. Пойдемте — же, я ведь дороги не знаю.

Под хихиканье Мадины, незаметно поглядывающей на часы, они добрались до дома. В подъезде Сережа галантно пропустил даму вперед и готовно ринулся поднимать ее на ноги, когда она грохнулась на неосвещенной лестнице. Мадина уже устала играть несвойственную ей роль сахарной дурочки и отдалась течению происходящего. Разбитая коленка отзывалась дергающей болью, ныли натертые пятки. И только благодаря царящей темноте лейтенант не заметил, что веселая девушка стала угрюмой, как космические пираты в фильме "Гостья из будущего" ночью.

Мадина уже думала, что никогда не доберется до клятой квартиры. Она открыла дверь своим ключом; Сережа вошел за ней, и она тут же заперла ее изнутри.

Лейтенант понял, что лоханулся.

Вместо обещанной шикарной квартиры наверняка не существующего дяди он узрел обшарпанные стены, полосатые матрацы на полу и странную компанию из двух девушек, одного качка и одного черного кота, которого качек держал на руках и рассеянно поглаживал.

— Наше вам здрасьте, — сказала одна из девушек, — милости просим, садитесь, — и указала на матрац.

Качек приземлился рядом с Сережей, и открыл то, что поначалу показалось лейтенанту обычной папкой.

Мы не бандиты, не воры и не убийцы, — мягко сказала Мадина. — Послушайте нас, Сережа. В тюрьме находится один хороший мальчик, который попал туда незаслуженно. Его имя — Дмитрий Голубев. Знаете такого? Дима — наш друг, даже больше, чем просто друг; от его освобождения зависят наши жизни.

Почему?

Понимаете, Сережа, на нас... Как бы это точнее сказать? На нас наехали. Если Дима не выйдет на свободу, то нам грозит большая опасность.

Сережа задумался, и крепко. "Звездочку" он получил за молчание и пассивное участие в деле, суть которого ему не объяснили. Стоит ли верить этим людям, живущим в каком-то подобии наркопритона? Но они не похожи на наркоманов. Прилично одеты, у них есть компьютер. Сняли квартиру для разговора? Тоже непохоже. Для чего тогда матрацы? Значит, они ночуют здесь. Родственными узами, явно, не связаны, но живут вместе. Устроили "групповуху"? Нет, навряд ли. К чему тащить на такое мероприятие кота? Странная компания, что и говорить. Среди Диминых друзей таких не было; во время экспресс-следствия Сережа говорил с родителями Димы, и видел фотографии, хранящиеся в фотоальбомах. Такую яркую четверку сложно не запомнить, особенно Мадину.

Он невольно обратил взгляд на круглые коленки стоящей в дверях Мадины, и подозрительно долго на них смотрел. Так долго, что сама Мадина наклонила голову.

— Вы не о моих коленках думайте, — возмутилась она, — а о деле.

— Хорошо, — Сережа сглотнул. — Не болит больше коленка-то?

— Спасибо, не болит. А что?

— Я помогу, — решился Сережа, которому ход Диминого дела абсолютно не нравился, — Расскажу все, как было. Подробностей я не знаю, но в общих чертах...

...Когда мы приехали на место происшествия, то застали там Голубева и потерпевшего. Потерпевший почему-то был одет в тулуп, хотя жара стояла за 20 градусов. Когда приехала "Скорая", выяснилось, что нож — бутафорский, прикреплен к тулупу, но его уже успели сфоторгафировать журналисты. Неизвестно, как они узнали про убитого. Сделали несколько снимков — и укатили. Потерпевший был жив, но замерз до посинения; его электрошоком в чувство приводили. При нем нашли несколько дискет: 3.5 дюйма. Дискеты пустые. Дело поручили вести мне. Я сразу решил, что Голубев невиновен, но через сутки после начала следствия меня вызвал начальник отделения, майор Опенкин. Он распорядился повесить дело на Голубева и сказал, что потерпевший умер. В морге тела не оказалось.

Мы знаем, — сказала темноволосая девушка, — Извините. Продолжайте.

Другая девушка нервозно хихикнула, но парень цыкнул на нее, и она утихла.

— В отчете, — продолжал Сережа, — в графе "причина смерти" стояло — колотая ножевая рана. Я проверил все городские больницы, но потерпевшего нигде не было. А Опенкин в тот же день поздравил меня с успешным завершением дела и повышением в звании. Я не стал отказываться от "звездочки", но попытался выяснить причину такого отношения к этому делу. Объяснений я не получил, но Опенкин настаивал на том, что все уже не важно, и сделано правильно.

Сережа замолчал, глядя в пол. Черный кот подошел к нему и потерся боком об его ногу.

— Хор-роший пар-рень, — сказал кот, — добр-рый.

Сережа подобрал ноги и испуганно воззрился на кота. Мадина негромко засмеялась:

— Спасибо, Сережа. Вы — золотой человек, — сказала она. — Как вы думаете, где можно замерзнуть в мае?

Вместо ответа Сережа поднял руку, как ученик во время урока:

— Можно спросить?

— Можно, — ответили ему.

— Кто вы и откуда?

С замершим сердцем Сережа ожидал чего-то невероятного. Он предчувствовал, что услышит про НЛО, или про машину времени, потому что видение заживающей прямо на глазах коленки все еще стояло в его памяти.

— Скажем? — осведомилась у подруг и Рыжика Мадина. Рыжик пожал плечами и неопределенно хмыкнул. Катя кивнула. Ленуся отрицательно покачала головой.

— Подумайте, — сказала она, — мы растреплемся первому встречному, а информация дальше не пойдет? Вы уверены?

— Я не болтун, — запротестовал лейтенант Вайтухов, боясь, что ворота этой тайны никогда не раскроются.

— Ну да! — с иронией протянула Ленуся, — а кто здесь выкладывал тайны следствия?

— Так то другое дело? — попытался оправдаться Вайтухов.

— Дело то же самое, — уточнил Рыжик, — Димы Голубева.

Мадина, сложив руки на груди, попыталась оценить ситуацию.

— Два против двух.

— А я? — спросил Кусака, — мое мнение вас не интересует?

Сережа показал на кота пальцем и ошеломленно сказал:

— Во! Опять разговаривает...

— Он еще и вышивать умеет. И на машинке шить* (Трое из Простоквашино. М/ф) , — добавила Ленуся с улыбкой.

— Не умею я шить! — возмутился Кусака. — А вы все точно по фазе двинулись. Да кому он про нас расскажет, а? Майору Опенкину? И тот ему обязательно поверит. А как-же: говорящий кот и все такое... Обычное дело, на каждом шагу встречаются. Лейтенант, ты в психушке когда-нибудь сидел?

— Кусака дело говорит, — согласился Рыжик.

У Сережи внутри — как — будто взрывались разноцветные фейрверки. Его колотило крупной дрожью, так ему хотелось узнать тайну странной компании.

— Хорошо, — медленно сказала Ленуся, все еще взвешивая приведенные Кусакой аргументы, — Ну ты умный стал, убиться тапком... Мы расскажем.

И тут она заговорила, но таким голосом, что и Катя, и Мадина, и Рыжик испуганно вздрогнули: хриплым, рокочущим басом:

— Альфа Центавра знаете? Тамошние мы...* (Гостья из будущего х/ф). Мяса давно не ели...

Сережа вскочил и кинулся к двери.

— Дер-ржи землянина! — понеслось ему вслед. А потом Ленуся вдруг засмеялась своим обычным, приятным голосом.

— Это шутка, — довольно заявила она, — У него стало такое лицо, когда я сказала про Альфу Центавра. Не удержалась.

Мадина свирепо посмотрела на нее и пошла в коридор за лейтенантом, штурмующим запертую дверь.

— Сережа! — позвала она, — Ленуся пошутила. Мы не людоеды. Мы обычные люди, просто обязанные помогать другим людям. Вроде врачей. Или вас, милиции. Или пожарных.

— Обычные! — недоверчиво крикнул Сережа, — У обычных людей раны за десять секунд не заживают! И коты обычных людей не разговаривают!

— Ну хорошо, — согласилась Мадина, — не совсем обычные. Вернее, не совсем из этого времени. Мы из прошлого, — и, глядя на окончательно прибалдевшего лейтенанта, вздохнула, — так получилось. Пройдите в комнату, Сережа. Мы вам все расскажем по порядку.

На кухне в очередной раз кипела вода в чайнике. Матрацы были сдвинуты к центру. Посередине расположился ноутбук. На матрацах лежали попами вверх пять человек и один кот.

— Холодильники есть в любом магазине, — рассуждала Катя, — Но влезет ли туда человек?

— Сейчас проверим, — Рыжик, закусив губу от напряжения, принялся устанавливать связь с Русонетом и печатать запрос о данных на оборудование продуктовых магазинов. Сережа внимательно следил за его работой.

— Холодильники могут быть еще в вагонах-рефрижираторах, — сказал он, — И в морге. Но морговские не подходят, там ниже 0 не охлаждают.

— Фуры, в которых рыбу перевозят, — Катя накрутила прядь волос на палец, явно не осознавая, что делает.

— До чертовой бабушки холодильников, где может поместиться один человек, один тулуп и пять дискет, — подытожил Рыжик, разгибаясь от "черного чемоданчика", — таким путем мы никуда не придем. Тупик.

— Кусака, а ты не можешь по запаху определить, в каком холодильнике был этот полутруп? — спросила Катя.

— На голову встань, может что-нибудь поумнее придумаешь, — меланхолично отозвался кот, старательно вылизывая заднюю лапу.

— Надо же! А я и не знала, что он хамить умеет, — с легким оттенком удивления прокомментировала Мадина.

Сережа опасливо покосился на говорящего кота, и, на всякий случай, отодвинулся подальше. Заметив, это Кусака, совсем по-человечески фыркнул, и вытянул другую лапу.

День медленно, но верно клонился к вечеру. Солнце садилось, и так же верно опускалось настроение у всей компании. Укладывать шпалы никому не хотелось.

— Когда хотят испортить дискеты, их ломают, гнут, но не замораживают, — вдруг изрекла словно проснувшаяся Ленуся.

— Где они? — встрепенулся Рыжик.

— Ребята, мы так не договаривались, — Сережа обвел глазами компанию и испугался, увидев решимость на всех лицах, и даже на морде, — ребята, это вещественные доказательства.

— Вещественные доказательства чего? — ехидно спросила Мадина, — того, что на морозе дискеты портятся? Так это доказывать не надо, это в технической характеристике написано, и в правилах по эксплуатации.

Сережа переводил взгляд с одного на другую. Внезапно краем глаза он зацепил говорящего кота и непроизвольно вздрогнул.

— Ну, так что? — мягко спросила Катя, — из состраданья к ближнему поможешь, или нам подкрепленья просить? С Альфы Центавра.

— Вы же пошутили?! — Сережа умоляюще взглянул на Ленуся, но та сделала на лице отсутствующее выражение.

— Кто знает, — медленно проговорила она. — Мы и сами точно не знаем. Но если попробовать позвать ЧМО, может и получится. Впятером шпалы укладывать еще веселее.

— Ладно, — сдался лейтенант, — но, имейте в виду, я в этого вашего ЧМО не верю. А дискеты... Дело закрыто, завтра утром материалы будут переданы в суд.

— А сейчас твои вещдоки где? — нетерпеливо встряла Мадина.

— В сейфе. В моем кабинете. Но посторонним туда нельзя.

— А где здесь посторонние? — удивилась Мадина, — вот он — задержанный. Только что хотел с машины магнитолу украсть. Хотел, рыженький?

— Ночей не спал, так хотел! Страсть как музыку люблю, — всхлипнул Рыжик, и утер воображаемую слезу.

— А мы — свидетели.

— И кот?

— А что? Он же говорящий.

— Может, он у вас и протоколы подписывать может?

— Запросто, — зевнул Кусака, обнаружив красную пасть, в которую без особого труда мог влезть спичечный коробок боком, — тащи сюда свои протоколы. Я их в момент подписаю.

Здание ОВД было погружено в темноту. Только на первом этаже, в дежурке, горел свет. Там дремал молоденький сержант, уронив голову на телефон, И. О. подушки. Дежурная бригада в соседней комнате мирно резалась в "верю — не верю". Все остальные окна на всех трех этажах были темны, и в длинных коридорах ничьи шаги не тревожили мирный сон вытертых ковров.

За тонкой дверью, в кабинете, неожиданно раздался глухой стук, и, вслед за этим кто-то шепотом матюгнулся.

Можно ли впятером создать толпу? Еще как можно, если дело происходит, скажем, в лифте.

Сережин кабинет был побольше лифта, но ненамного. Обычно там помещались: один стол, два стула, один следователь и один подозреваемый, если его ботинки не превышали 37 размера. Для очных ставок или опознаний лейтенант Вайтухов выпрашивал кабинет у своего соседа, лейтенанта Ефимова. Так же поступал весь второй этаж ОВД, и поэтому компьютер стоял у Сережи. Мало ли что: на ставки и карманников приводят, и прочий уголовный элемент. Один раз модем свистнули. Правда, потом оказалось, что это не карманники, а коллеги из ГИБДД подсуропили, но бдительности это не ослабило.

Мадина стояла на одной ноге и светила маленьким фонариком на руки Сережи, перебиравшего дискеты. Рыжику фонарик был до фонаря, клавиатуру он знал лучше, чем собственную физиономию, потому что пялился на нее намного дольше и чаще.

Ленуся подсвечивала вторым фонариком, стараясь не поворачиваться к окну. На столе сидела Катя, и при свете Ленусиного фонарика изучала фотоальбом: "Способы инсценировки суицида и несчастных случаев". Материалы дела Сергей просмотреть не дал, и на этот раз выдержал характер до конца.

Четвертая ожила, однозначно, — вполголоса произнес Рыжик, вытирая пот. В кабинете становилось чересчур жарко, — здесь, в основном, фотографии. С ними легче, чем с текстом.

— А я всю жизнь думал, что наоборот, — рассеянно заметил Сергей.

— Наоборот только раки ходят, да и то спотыкаются, — буркнул Рыжик и, придавив пальцем невидимую клавишу, тихо провозгласил, — Вуаля! Картинная галерея готова к приему посетителей. Цены на билеты ниже рыночных, но в СКВ.

— Где! — Катя с Ленусей слетели со стола, чуть не сбив с ног Мадину. Кусака, которого в суете бесцеремонно спихнули с коленей, зашипел, и всцарапался к Рыжику на плечо, закрывая обзор.

— Где-то я видел эту круглую физиономию, — задумчиво пробормотал Рыжик.

— Это майор Опенкин, — потрясенно вымолвил Сережа.

— Тот, кто приказал тебе свалить твой полутруп на Диму? — уточнила Мадина и выразительно присвистнула.

— Тихо ты! — зашипели на нее Катя, Ленуся и даже Кусака.

— Выходит, твой начальник был заодно с мафией, а Часовой потихоньку собирал компромат, — задумчиво проговорила Мадина спустя полтора часа, — вряд ли мы узнаем, зачем он это делал,... Может быть, роман собирался написать. Только нам то от этого не легче.

— Почему не легче? — удивилась Ленуся, — с помощью этих материалов доказать невиновность Димы легче, чем пальцами щелкнуть.

— Ничего подобного, — мотнула растрепанной прической звезда финэка, — я, когда бухучет изучала, немного и в юридические вопросы влезла. Боялась, что пригодиться и вот, накаркала. Компьютерные копии для суда ничего не значат, если оригиналов нет.

— А фотографии? — удивилась Ленуся.

— Во-первых, они должны быть черно-белыми, во-вторых — к ним в обязательном порядке должны быть приложены негативы. А с компьютера на принтер что угодно можно выгнать, хоть Рыжика с бюстом Сабрины.

— Это правда, — подтвердил Сережа, и впервые посмотрел на Мадину с чем-то похожим на уваженье, — вы очень умная.

— Ага, — кивнула она, — на шпалоукладке мне IQ — 220 очень пригодится.

— Ладушки. — Рыжик отлип от мониторы и повернулся лицом к народу. — Если справедливости нельзя добиться законным путем, будем добиваться противозаконным. Домашний телефон твоего подосиновика!

— Погон лишусь, — попробовал брыкнуться Сережа.

— Он у него под стеклом, — Ленуся посветила фонарикам и продиктовала, — 27 — 27 — 25. Майор Опенкин Пэ Сэ.

— Заречье, — определил Рыжик, — минут двадцать ему оттуда добираться. Да проснуться, одеться, обуться. Клади все тридцать пять.

— Что ты задумал? — спросила Ленуся.

Рыжик посмотрел на нее с явной симпатией. По никому не понятной причине он относился к ней гораздо лучше, чем к Кате и Мадине вместе взятым. Почти так же хорошо, как к Кусаке.

— Значит так: сейчас ты звонишь этому мухомору и говорит все, что в голову придет, хоть "марсиане напали!", но чтобы через 35 минут он был здесь.

Ленуся кивнула и без лишних слов потянулась к телефону.

— А ты, — он поманил Катю, — слушаю сюда. Здесь прорва сенсационных разоблачений, но в жутком ералаше. Займись этим и приведи в порядок. Но так, чтобы Доренко заплакал, а Листьев в гробу перевернулся. Сможешь?

— А "прорва" это сколько? — засомневалась Катя.

— Почти мегабайт. Успеешь?

— Фигня, — отозвалась она, садясь к компьютеру, — то ли еще было перед экзаменом по старославянскому.

— Куда!? — неожиданно мяукнул Кусака. Рыжик обернулся и увидел как рука Сережи, потянувшаяся, было, к дискетам, спряталась за спину.

— Не делай этого, лейтенант, — спокойно посоветовал Рыжик, — генералом станешь.

Двери тюрьмы распахнулись, и на улицу неуверенно вышел молодой человек в мятой клетчатой рубашке и заметно грязных джинсах. Человек был не то, чтобы бородат, и не то, чтобы побрит, а нечто среднее. От утренней прохлады он немного ежился и улыбался блаженно, как святые на иконах и тихие психи в "желтом доме".

Из-за угла за ним наблюдала знакомая компания: рыжий парень, три девчонки и пушистый черный кот. Обнаруживать себя компания не спешила.

— Ну, с этим, кажется, все, — Мадина счастливо вздохнула, — даже не думала, что мы это сделаем.

— А этот трюфель не передумает? — с сомнением протянула Ленуся.

— Пусть попробует. Тогда Катин шедевр появится во всех газетах и в интернете. Тогда этому опенку лучше сразу взять табельное оружие и застрелиться.

— А что ребята, если нам отпраздновать это дело, — вдруг воодушевилась Мадина, — все-таки первый контракт "Джинн-сервис". Не знаю как вам, а у меня уже от китайской лапши в глазах иероглифы. Рюмочку сухого мартини, бутерброд с черной икрой, ломтик ананаса... Тут, поблизости, есть кафе "24 часа".

— У тебя от сырости деньги завелись, — поинтересовалась Катя, — или, думаешь, нас за твои красивые глаза так обслужат?

— На часы посмотри, — отпарировала Мадина, — еще не родился тот официант, который смог бы стрясти деньги со статуй. У нас как раз час.

— Тогда бочку мартини, гору икры и целую пальму ананасов! — сверкнул глазами Рыжик.

— Какую пальму? — испугалась Ленуся, — разве ананасы растут на пальмах?

— А почему бы нет? — удивился Кусака, — находят же детей в капусте.

"Хочу мороженого".

Официант Беляев курил ментоловые и смотрел в окно. То же самое, но с особым шармом, делала официантка Ваненко, отклячив тощую корму и выломав тело во всех суставах.

— Вовец, — произнесла она, — тебе на чай дают?

Вовец кивнул.

— Врешь, — констатировала Ваненко, — потому что глагол "дают" означает время настоящее, а в настоящее время я, например, не даю тебе на чай, а курю.

— Мои папиросы, — уточнил Беляев, недобро улыбаясь. Ваненко его просто достала, и в его душе зрела гроза. Он еще вчера с трудом сдержался, чтобы не совершить прилюдное удушение Ваненки. Единственное, что могли позволить себе его коллеги и он сам, это склонять несклоняемую фамилию Люды. То, что Ваненко являлась студенткой-заочницей факультета иностранных языков, нисколько не уменьшало ее вину, и не оправдывало ее измывательств над русским языком коллег. Директор кафе вместо привычки говорить "заплотят" завел себе небольшой нервный тик век, который начинался с появлением Ваненки. Тихая, скромная бухгалтерша Инна, автор слова "сдесь" на рекламке, помещенной в витрине кафе, открыла в себе голос необычайной могуты, и вкладывала всю его могуту в истеричный вопль: "Ваненка, вон отсюдова!!!"

Помимо прочих недостатков, у Ваненки была дочь четырех лет, очаровательная временами. Эти времена наставали, когда детка оставалась дома с бабушкой, избавляя кафе от своего утомительного присутствия. Сегодня она присутствовала... Подумаешь? О, нет! Вам не понять...

Когда терпение Беляева уже почти истощилось, он рискнул спрятаться в курилке и нарвался на Ваненку— старшую. Неизвестно что хуже. Или хужее? Все, что он мог сделать, чтобы не вызвать со стороны Люды нового приступа иронии, это смолчать.

Ваненка наступила задом на подоконник и, прищурясь, пускала дым в кафельную стену курилки. Привязаться к молчавшему Беляеву она не могла, что лишало ее возможности приятно провести время, и поэтому, когда ее свистнула Тоня Макарова, она с радостью умчалась обслуживать клиентов.

— Странные морды, следи за чашками, — интимно сообщила Макарова и отделилась по дороге к залу. Люда кивнула и кинула в рот жвачку "Love is". Прочла на вкладыше, что "любовь — это смотреть его любимый фильм в сотый раз". Она смяла вкладыш и, хмыкнув, подумала, что если бы она посмотрела Колюнин любимый фильм: "Одиссея 2000" сто раз, то у него был бы шанс смотреть на нее в приемной психушки. Причем, в буйном отделении.

Она вошла в зал и сразу поняла, о ком говорила Макаронина. Три девки и парень сидели за центральным столиком и очень уж оживленно обсуждали меню. Люда оценила профессиональным взглядом их одежду, и у нее создалось противоположное Тониному мнение об их намерениях. Натуральные ткани классической расцветки у девушек, вероятно, свидетельствовали о работе в каком-нибудь жилищном агентстве или салоне, а простой наряд парня говорил о нежелании выделяться, и, в то же время, о вкусе.

На центральном столике лежало особое меню, как раз для этой четверки.

Люда приблизилась, сделав приветливое лицо.

— Здравствуйте, — сказала она тоном, не вызывающим сомнения в ее радушии и горячей любви к каждому клиенту, — что вы хотели бы заказать?

Девушки передали право голоса парню, обратив на него выразительные взгляды. Он улыбнулся стозубой улыбкой и открыл рот.

Люда выждала десять секунд, вежливо глядя на парня. Однако тот лишь шевелил губами и двигал челюстями, не издав ни звука.

— Рыжик! — укоризненно сказала блондинка в красном кардигане, — лучше я закажу, у тебя фефект фикции.

— И афазия, — тихо хихикнула полноватая шатенка. Рыжик свирепо зыркнул на обеих, но тут же подобрел и сделал широкий приглашающий жест.

— Пжалста! Рискните... Тварщ Мадина, прошу на сцену.

Мадина спокойно посмотрела на Люду и, держа перед собой раскрытое меню, то же открыла рот.

— Фига! — восхитился Рыжик, — Какое красноречие! Пусть Ленуся попробует, ботало наше коровье, наш колокольчик.

— Увянь, — презрительно процедила Ленуся, — Девушка, нам... нам... л-л...

— Во-во, — сказал Рыжик, — лапшу корейскую, 290 ккал на 100 гр. и кипяточку.

Катя без слов схватила тарелку и хлопнула ее об пол.

— Лапшу?! — изумилась Люда, — у нас нет лапши...

— Слава Богу, — сказала Ленуся и грохнула на пол псевдохрустальную вазу.

— Граждане, — воззвала Люда, — прекратите бить посуду. Вы уже на полсотни посуды набили.

— Она что, из гохрана? — осведомилась Мадина, — Что за дикие цены на утиль? В нашем времени эти вазы в яслях использовались по назначению, как одноразовые ночные.

— В наше время, — автоматически поправила ее Катя.

— Нетушки, — возразила Ленуся, — Мы из 93-го? Значит из времени.

— Все-равно вам за посуда платить прийдется, — упрямо заявила Ваненко.

— Не будем. — нагло заявил Рыжик, — Проведите нас на кухню, мы выберем жрачку без вербальных колебаний воздуха. И тогда заплатим.

— На кухню нельзя, — твердо сказала Ваненко.

— Так что-ж нам, с голоду помирать? — послышалось вроде бы из под стола. Люда невольно взвизгнула и отступила, чтоб видеть обладателя голоса. Но не увидела.

— Кто у вас под столом? — дрожащим голосом спросила она.

— Это мы у вас должны спросить, — сказала Ленуся, — Черт знает что! Люди в кафе пришли, а тут под столом кто-то сидит.

Катя захихикала, но закашлялась и стала водить пальцем по скатерти.

Это время Ваненко-младшая выбрала, чтобы подкрасться сзади и дернуть Тоню Макарову за юбку.

— Я морожена хочу, — заявила она, глядя с непробиваемым упрямством в середину Тониного передника.

— Зайчик мой, у тебя же горлышко слабое, — попробовала мягко урезонить Ваненку добрая Тоня.

— А мама говорит, что горлышко бывает только у бутылки, — с тем же выражением лица отозвалась кроха, — и ниче не слабое, я даже петь могу. Хочешь? — коварно предложила она, наслаждаясь непритворным ужасом официантки:

— "На столе стоял кирпич.

А на нем еще кирпич.

И еще один кирпич.

И еще один кир..."

— Зайчик, они бы давно попадали, — попробовала еще раз Тоня, — хочешь "Чупа-чупс?"

— Не-а, — отозвалась невозможная Ваненка, — Не попадали. Не хочу "Чупс", хочу морожена. Тебе что, жалко?

— Но, зайчик, мама не разрешила...

Ваненко-младшая отвернулась от Тони, набрала в грудь побольше воздуха и продолжила истязание публики с того места, где ее прервали:

"...пич, и еще один кирпич, и еще один кирпич..."

Головы посетителей повернулись к ней.

— И сколько их у тебя всего? — подключился официант Беляев.

— Тысяча миллион до неба, — безмятежно ответила Ваненко, хитро сощурилась и затянула: "И еще один кирпич, и еще один кирпич".

— Люда! — рявкнул Беляев, — или ты щас остановишь эту ударную стройку, или я за себя не ручаюсь.

— Придаточные условия присоединяются с помощью союза "если", — ехидно поправила Ваненко-старшая, — иди ко мне, мое сокровище, нас здесь не ценят. Злые они, уйдем от них.

Люда повернулась к столику со "странными мордами" и застыла в недоумении. Нахальная компания как будто растворилась в воздухе в то время, как посетители и официанты смотрели представление, устроенное ее сокровищем.

— Ты их видела? — обернулась Люда. Тоня сделала круглые глаза и затрясла головой. Официант Беляев крякнул и сел на высокий табурет.

В это время девочка, осторожно вытянув из маминой руки свою ладошку, медленно направилась к столу. Когда все смотрели на нее, она одна смотрела в другую сторону, и заметила облако белесого тумана, на миг окутавшее стол.

Пользуясь привилегией своих четырех лет она опустилась на четвереньки и заползла под стол.

— Маша, где ты? — догнал ее сердитый голос мамы.

— Иду, — откликнулась девочка и быстро сунула в детскую сумочку маленькую белую статуэтку: четырех людей и съежившегося в испуге кота.

Люда Ваненко в лихорадочном темпе собиралась на работу, левой рукой дорисовывая глаз, правой домешивая кашу. На столе беспорядочной грудой громоздились кастрюльки чистые, сковородка с присохшей еще с вечера картошкой, тетрадь с конспектом по английской филологии, лак для волос, канцелярский клей и коричневый шнурок.

Встрепанная Маша в маминой футболке до пят сидела на табуретке и пыталась просунуть коленки в ворот.

— Ну почему тебе не спалось, горе мое? — нервно спросила Люда, скидывая косметичку в сумку, — бабушка только через час придет, а я за это время с ума сойду... Так, газ перекрыт, вода тоже... Не вздумай высоваваться в окно! Ты слышишь? Я к тебе обращаюсь или к стенке?

— Слышу, — буркнула Маша.

— Не рви футболку. Не ребенок а сто рублей убытка. Может тебе мультики поставить? "Алладина" будешь смотреть?

— Лучше "Чужие — 2", — ответила девочка.

— Хоть пять! — Люда с несказанным облегчением метнулась к стойке с видеокассетами. Конечно, четырехлетний ребенок, смотрящий фильм ужасов — это ужас, но тот же ребенок, предоставленный сам себе — это настоящий кошмар.

— Бабушке скажи, чтобы мне сразу же позвонила, ладно?

— Ладно, ладно, — отозвалась девочка, ловко уворачиваясь от поцелуя в щеку.

— Смотри, до бабушкиного прихода ничего не трогай!

Ваненко-младшая тяжело вздохнула и проводила маму взглядом больших, умудренных жизнью зеленых глаз.

Дверь захлопнулась и девочка осталась один на один с инопланетными монстрами. Эта компания ее вполне устраивала.

Маша влипла глазами в экран, умерев для мира, и на этот раз проворонила миг, когда за ее спиной возник разноцветный вихрь и закружился по узенькой комнате, разбрасывая подушки, одеяла, расшвыривая легкую детскую мебель и игрушки. В этом вихре мелькали неестественно вытянутые лица, руки и ноги, потом из небытия выпал огромный черный хвост, махнул, сметая с полки книжки, убрался назад и, неожиданно, вихрь выплюнул Кусаку. Саммортизировав хвостом кот влетел в экран телевизора. Жуткий монстр с окровавленной пастью ринулся на него со скоростью курьерского поезда. Спасая свою шкуру Кусака взвыл и в момент оказался на шкафу, столкнув на пол вазу с зимним букетом.

Маша обернулась на грохот, скорее удивленно, чем испуганно. На полу, в фантастических позах, застыли вчерашние знакомые: три тети и дядя. Через мгновение они закопошились, пытаясь расплести руки и ноги. Монстр снова рявкнул и Кусака нервно взвыл со шкафа:

— У-уроды! Крысы-переростки. Нер-рвов не хвата-ает!

— Что это? — спросила Катя, ни к кому, собственно, не обращаясь.

— Это "Чужие — 2", — доброжелательно отреагировала Маша и даже приглушила громкость телевизора, — они живут в людях а потом вылезают через живот.

— Чушь, — отреагировала Ленуся, поднимаясь и отряхиваясь, — паразит не может убивать своего носителя, иначе ему не на ком будет паразитировать.

— Дурацкий фильм, — мяукнул Кусака, переживая свой промах.

— Говорящий кот! — ахнула Маша и упоенно уставилась на невиданного зверя.

— Мне бы кто так обрадовался, — буркнула Мадина.

— Ты б молчала, и все бы радовались, — ответил Рыжик, почесывая зад. У Мадины на минуту перехватило дыхание, но присутствие ребенка заставило сдержаться.

— Может быть вам "Том и Джерри" поставить? — спросила Маша, поднявшись на цыпочки и заглядывая на шкаф, — вам там удобно?

К Кусаке еще никто не обращался на "вы". Польщенный и смущенный он отреагировал как и все кошки: стал тщательно умываться.

— Ну? — сощурилась сидящая на полу Мадина, — может быть некоторые оторвут свои гляделки от этого фонаря для дураков и помогут даме встать?

— Один момент, — Рыжик встал на четвереньки, потом на две конечности, потряс ногами в линялых джинсах.

— Похоже, я здесь состарюсь и умру, — вздохнула Мадина.

— Вряд ли, — хмыкнул Рыжик, — никому из нашей компании так повезти не может!

В этот момент в квартире задребезжала расстроенная гитара и незнакомый голос хрипло завыл:

"Вдох глубокий, руки шире

Не спешите, три-четыре,

Бодрость духа, грация и пластика..."

Мадину подбросила как на пружинах.

— Песня, кажись, Высоцкого, — уверенно определила Ленуся, — но певец просто омерзителен.

Маша села на пол, удивленно хлопая ресницами на теть и дядю, дергающихся, как горец "испытывающий прилив". Слова "эпилепсия" она просто не знала. Посидев так несколько минут, она сообразила, что тети и дяди занимаются зарядкой, о необходимости которой часто говорила мама. Зарядка для Маши ассоциировалась с чем-то новым и приятным, поэтому она стала бегать вокруг пришельцев, хлопая в ладоши ,радостно хохоча, и временами вскрикивая от восхищения не хуже победителя конкурса кричащих японцев.

— Мерзкое создание, — буркнул Рыжик, выполняя махи ногой, — всех детей надо изолировать от общества и воспитывать голодом и дубиной. Или лучше электрошоком.

Мадина, которая не смотря на собственное положение, внезапно растрогалась от выходки Ваненки-младшей, зверем взглянула на Рыжика и процедила сквозь зубы:

— Тебя, видать, именно так и воспитывали.

Ленуся взвыла от смеха. Маша кинулась к ней и принялась повторять ее движения, комично и неловко.

— Вы кто? — спросила девочка, когда пытка зарядкой в очередной раз благополучно закончилась, и компания кое-как разместилась в маленькой квартирке Ваненко. Со своим вопросом она обратилась к коту, толи считая его самым главным, толи слегка робея перед посторонними. Впрочем последнее маловероятно. Робость и Ваненко-младшая были, как гений и злодейство, вещами несовместными.

— Как ты думаешь, она клиентка? — спросила Катя, пихнув Ленусю в бок.

— Вряд ли, — ответила та, на всякий случай шепотом, — больно мала.

— А тебя что, размер клиентов волнует? — фыркнул Рыжик, — будь спок, эта кроха такого нажелает, сотня больших забегает — хвост в мыле.

— Я бы попросил! — недовольно мяукнул Кусака.

— Ну извини, — Рыжик развел руками, — забыл, что ты у нас такой чувствительный. Тебе от эскалопов еще не икается?

— Не-а, — нагло отозвался Кусака, и принялся умывать мордочку.

— У меня от этого движения нервный тик начинается, — шепотом призналась Катя.

— Понимаешь, детка, — сказала Мадина, обращаясь к озадаченной Маше, — Я, эта киса, этот дядя и две вот эти тети целые сутки посуду мыли. С "Фери", правда, но в холодной воде.

— Бедные, — от души посочувствовала девочка, — теперь у вас цыпки вскочат. А что вы здесь будите делать? У нас посуду вымоете?

— А ты этого хочешь? — оживилась Мадина.

Неожиданно экран телевизора погас, а спустя секунду замигал красным светом: "Внимание, попытка мошенничества! — взвыл дребезжащий голос, — клиент должен быть ознакомлен с правилами пользования "командой". Властью, данной мне Советом Галактики, снимаю с вас сутки".

— Блин поминальный! — ахнула Катя и испуганно посмотрела на Мадину.

— Ну и подавись, ЧМО космическое, жмот виртуальный, огрызнулась та, щелкнула "лентяйкой" и, соорудив на лице обаятельную улыбку, повернулась к девочке:

— Видишь ли, Маша... Мы из фирмы "Джинн — сервис". Знаешь, что такое "сервис"?

— В переводе с английского — услуга, — ответила Маша, — мама работает в сервисе. Ей заказывают разные вещи, она приносит.

— Ну вот видишь, какая ты умная, — обрадовалась Мадина, — мы тоже что-то вроде твоей мамы.

— И я вам могу заказать все, что захочу? — сообразила Маша, которая и впрямь была не глупой девочкой.

— Ну...

— Все! — подтвердил Рыжик, бросив на Мадину предостерегающий взгляд.

— Все-все?!

— Абсолютно, — нехотя признала Мадина.

— И морожена?

— Сколько угодно, — необдуманно ляпнула та.

Маша недоверчиво уставилась на незваных гостей. Ее зеленые глаза засияли таким светом, что "джинны" почувствовали глухое беспокойство.

— Надеюсь, ведра тебе не надо? — осторожно спросила Ленуся.

— Не, ведро не надо, у мамы есть, — Маша расплылась в мечтательной улыбке и даже зажмурилась. Нехорошее предчувствие сжало сердца "джиннов", и в следующую секунду оно оправдалось на 100%.

— Мне, пожалуйста, мороженое, — Ваненко-младшая облизнулась и добавила, — ва — гон!

— Мама, ой мамочка, — голосом Пятачка прокомментировала Ленуся.

— Заказ принят, — подтвердил выключенный телевизор, — желание пятой категории сложности, срок исполнения — 48 часов. Время пошло!

В дверь длинно, по-хозяйски, позвонили.

— Бабушка! — ахнула Маша.

— Ну и что, нам теперь под кровать лезть? — осведомилась Мадина.

— А морожена под кроватью? — жадно спросила Маша.

— Нет, деточка, — терпеливо ответила Ленуся, — мороженого там нет. Там мы хотим спрятаться от бабушки.

— Зачем? — простодушно удивилась Маша.

— Затем, что бабуля твой заказ отменит, и закажет вагон шерстяных носков и таблеток от кашля, объяснила Ленуся в перерыве между звонками.

Бабулю пока что интересовал заказ на открытую дверь, и она нетерпеливо мучила белую кнопку. Маша неторопливо прошествовала к двери, а Мадина кинулась к бельевому шкафу. Ленуся с перепугу влезла в простенок за шкафом, Рыжик нырнул под кровать, Кусака прикинулся меховой шапкой, а Катя в ступоре села на диван и закрыла лицо журналом "Vouge".

Слова стриженой тети достигли сознания Маши и плотно засели там, так что открывать дверь любимой бабушке она не спешила. Умный, местами, ребенок решил тянуть время.

— А кто там? — пискнула она.

Бабуля добродушно засмеялась:

— Это я, Машенька, — проворковала она.

— Кто "я"?

— Бабуля, — все еще добрым голосом сказала бабушка.

— Какая бабуля, — грозным голосом осведомилась Маша.

— Твоя бабуля, Наташа, — ответила бабушка, теряя радужный настрой, — открой, внучка! — и добавила, апеллируя к жалости, — у меня ручки устали. Я тебе пирожное купила и молочка.

— А-а, — протянула Маша, — такое большое пирожное...

Бабуля позвонила снова.

— Маша, пожалей бабулю-то, — сердито сказала она.

— А с чем пирожное? — спросила Маша, облизываясь, и видя, что рыжеватая тетя уже рассталась с журналом и втиснулась под низкий диван, потянув на себя покрывало.

— С кремом! — злобно ответила бабуля и пихнула дверь ногой.

— А-а, с кремом, — ласково протянула внучка и открыла дверь. К ее изумлению, вместо пирожного с кремом ей достался шлепок по попе. Она, правда, обещанного большого пирожного и не ждала, потому что мама запрещала приносить бабуле в дом сладкое. Мама боялась, что у дочки будут бабушкины габариты: 1,5 на 1,5 без признаков талии. Зато бабуля беспрепятственно угощала внучку всякими фруктами, из которых Маша обожала мучнистые ароматные бананы.

Внучка удалила опасную бабулю в кухню, умоляя приготовить картофельные оладушки. Технология процесса исключала появление бабули в детской на ближайшее время и Маша разрешила новоявленным Дед Морозам выбраться из укрытий подышать. Для отпугивания бабули она выбрала видеокассету с записью концерта новой группы. Не сразу впилив в ситуацию, Катя и Ленуся несколько секунд сидели спокойно (читай — отупело) и дышали. Потом обе, как по команде, скривились. Рыжик с Мадиной, напротив, выказали некоторую заинтересованность.

— Детка, где ты откопала это на букву "Г", — брезгливо спросила Катя, указывая на экран телевизора.

— Это "Продиджи", — объяснила Маша, — а когда вы мне морожена принесете?

— Когда станем директорами мороженовой фабрики, — съязвила Ленуся, — включи, ради всего святого, что-нибудь другое, а то меня на ваши персидские ковры стошнит.

— А класс! — прорезался счастливый голос Рыжика, — Убойная группа!

— О вкусах не спорят, — тактично сказала Мадина, — Как работать будем, вот что главное. Где взять вагон мороженого?

— В вагоне, — хихикнула Катя, но осеклась под тремя уничтожающими взглядами, — А зачем тебе, Машенька, целый вагон мороженого?

Детка задумалась.

— Знаешь, сколько в одном вагоне этого мороженого? — с энтузиазмом подхватила Ленуся, — целых десять тонн. Ты вот сколько весишь?

— Двадцать один килограмм, — не задумываясь ответила Маша.

— Вот. А в вагоне — в пятьсот раз мороженого больше, чем ты весишь.

Что такое "пятьсот" Маша не знала, но сообразила что это о-очень много и испустила ликующий возглас: "Ура!"

— Она не понимает, — устало произнесла Ленуся.

— Сейчас поймет, — Рыжик успокаивающе вытянул руку, — Ты, клопиха, слушай меня!

Маша набычилась. Дядин тон ей не понравился.

— Сколько мороженого ты можешь слопать за один раз? — спросил Рыжик.

— Много, — уклончиво ответила Маша.

— Ага. Два стаканчика.

— Да, — кивнула Маша.

— В двух стаканчиках 200 грамм мороженого, ага? Значит в вагоне будет сто тысяч стаканчиков. Если ты будешь лопать на завтрак обед и ужин по два стаканчика (а я сомневаюсь, что твоя мама тебе позволит), то тебе хватит на 17 тысяч дней, или на 46 лет. Поняла?

Маша увлеченно запрыгала на диване.

— Ура! Ура! Так много!

— Давайте я попробую, — сказала Мадина, — вы ни черта не умеете.

Слушай, детка, ты ведь не хочешь растолстеть?

— Нет, — согласилась Маша.

— В одном стаканчике 200 калорий. В шести стаканчиках — 1200. А тебе надо еще будет кушать мясо, а то ты вырастешь дурочкой, и пить сок, и есть хлеб и другую еду. Ты будешь толстая как слон. И даже в лифт не поместишься. А на улице на тебя будут показывать пальцем: смотрите, эта толстая тетя лопает по шесть стаканчиков мороженого в день и ни с кем не делится.

— А я буду делиться, — пообещала Маша, — со всеми.

— Да, сказал Рыжик, — теперь мы точно влипли.

По закону подлости в этот момент, усиливая всеобщую умственную панику, должна была впереться бабуля с полным подносом оладушек, и, разумеется, опрокинуть всю эту радость кому-нибудь на платье. Но она не вошла. Она просто-напросто позвала внучку, пронзительным голосом перекрыв безумство телевизора. Ребенок умчался. Кудесники переглянулись. Лица их не выражали ничего похожего на уверенность и спокойствие.

— Чую, мытьем посуды мы не отделаемся, — уныло произнесла Катя.

— Урановые рудники пожизненно, — в тон ей откликнулась Ленуся.

Рыжик вскочил.

— Да что вы, елки палки, это же ерунда какая-то! Из-за дурацкого желания... — он сжал кулаки.

— Я кушать хочу, — заявила Мадина, — где там чертова лапша?

Она запустила руку в рюкзак, висевший на спине, и тут ее лицо изменилось от удивления.

— Не лапша, — сообщила она, — Точно!

— Лучше? — спросила Катя.

— Сомневаюсь, — ответила ей Ленуся, увидев небольшие желтые кубики, — мне больно запах из кухни нравится. Предлагаю обезвредить бабулю и нажраться оладушков.

— Какое-то "Мэджи", — растерянно сказала Мадина, — хочешь?

Она протянула красивый золотистый кубик Рыжику, и тот растерянно взял, не смея поверить в ее добрые намерения.

— Чего это ты такая щедрая? — спросил он.

— Она не щедрая, она осторожная, — пояснила Ленуся, — ты слопаешь "Мэджи", а мы через 20 минут узнаем, можно ли его и нам есть.

Рыжик покрутил головой, ужасаясь такому изощренному коварству.

Дверь тихонько отворилась и в комнату задом вошла детка, неся тарелку с чем-то обалденно-жареным.

— О-о, — тихо застонала Мадина, — это нам?!

— Сколько "Маги", — заметила Ваненко-младшая и пропела, — Маги — маги... из бумаги...

— Хочешь — забирай себе, — великодушно предложила Ленуся, — У меня дядя на кубиковой фабрике работает,* у него там этих кубиков — хоть жопой ешь. Пардон... Ты нам — настоящую еду, а мы тебе будем кубики отдавать. * почти цитата.

— А они нам не нужны, — отозвалась Маша, — Мама говорит, что от них язвы в желудке.

— А кто у нас мама* — запоздало поинтересовалась Мадина.

— Она вам меню приносила, — ответила Маша, — А где вы мороженое возьмете?

— В Караганде, — беззлобно сказал Рыжик, — ты б еще луну с неба попросила.

— Зачем она мне? — пожал плечами практичный ребенок.

У всех кудесников родились разные, но одинаковые мысли. Разные потому, что, к примеру, Ленуся думала о возможном желании ребенка стать президентом какой-нибудь компьютерной фирмы, Мадина — о переезде ребенка в Штаты, Рыжик — о пластической операции, а Катя — о звездной карьере певицы. Одинаковым в этих размышлениях было то, что "слава Богу, ей не этого хочется..."

— Что там ЧМО говорил о категориях, — вдруг припомнила Катя.

— Что это задание пятой категории сложности, — процитировала Мадина.

— Хотела бы я знать, сколько всего категорий, — проворчала Ленуся, — и с какого краю он их отсчитывает?

— Да, — возмущенно подхватил Рыжик, — прошлое дело было девятым по категории, но, чертова ступа, что сложнее — вытащить человека из тюрьмы или приволочь вагон мороженого?!

— Стоп, — Катя попыталась призвать всех к тишине, — а где Кусака?

— А нэту* — растерянно сказала Ленуся.

— Здесь я, здесь, — ворчливо отозвался кот, вытягивая лапы, — я тут подремал.

Запись мерзких клипов докрутилась до конца и Мадина властным жестом заставила всех замереть, пока Ваненко-младшая меняла кассеты.

— Надо сматываться, — прошипел Рыжик.

Никто не возразил. Маша отвлекла бабушку, а кудесники на цыпочках прошмыгнули мимо открытой кухни и просочились на лестничную площадку. Подозрительная бабуля что-то учуяла и, преодолев ласковые объятия внучки, вышла в коридор.

— Маша, почему дверь открыта?

— Не знаю, — беспечно сказала внучка.

Сделав серьезное лицо бабушка вышла на лестницу. Там, естественно, никого не было. Вернувшись в дом она решительно проверила все комнаты, заглянув даже в санузел и встроенный стенной шкаф.

Мадина первой выскользнула на теплую улицу и остановилась, блаженно потягиваясь.

— Ну — с, — произнес Рыжик, — чем мы займемся? Будем втихоря грабить уличных мороженщиков?

— В таком случае нам надо будет еще и уволочь пустой вагон, — сказала Катя, — у кого из нас самые большие мышцы?

— Смотря какие, — лениво отозвалась Ленуся, — Тебя интересуют ягодичные или жевательные.

Катя засмеялась и шлепнула ее по спине:

— Не издевайся. Сама знаешь. И Рыжик.

— Рыжика интересуют грудные мышцы, — процедила Мадина, заметив явный интерес Рыжика к проходившей мимо девушке.

— Грудь — это не только мышцы, — лекторским тоном сказала Ленуся, — это жировая ткань и много желез. Почему тебя так волнуют поступки Рыжика?

— А я знаю, — кошачьим басом сказал Кусака, но перехватив взгляд Мадины быстро добавил, — но не скажу.

— И не говори, — с нажимом произнесла она.

— Блин, давайте думать! — Рыжик топнул ногой. Девушки изумленно воззрились на него.

— Запросто, — сказала Катя, — давайте попросим вагон мороженого у американского президента.

То, что ни у кого не возникла мысль просить о чем-то отечественного президента, живущим в этой стране объяснять не надо. Ленуся, к примеру, в далеком детстве совершила такую глупость: пожаловалась доброму дедушке Генеральному Секретарю на отсутствие в магазинах ее города многих необходимых товаров. Она указала на то, что 95% женского населения страдают из-за дефицита колготок, а на работу ходят без них, лишь в сильные морозы надевая треники. По доброте душевной она указала в письме все свои координаты, чтобы добрый дедушка знал, куда высылать колготки. Но вместо колготок из какого-то сурового учреждения приехали трое дядь в черных "тройках" и Ленусю вызвали к директору школы. Дяди, сложив лапки на животах, долго и обстоятельно расспрашивали запуганную первоклассницу, какого размера и цвета ей нужны колготки. Может, это тоже были "джинны", только другие? Такая специальная совковая разновидность.

Ленуся почему-то не сказала дядям, что написать письмо ее науськал подслеповатый пьяница-дед ее подруги. Собственно, писала она под его диктовку, сам он писать не стал сказав, что у нее почерк лучше. Дяди же решили, что науськали ее родители. Дома Ленусю ждал офигенный скандал, в ходе которого мама долго допытывалась, какого еще товару (кроме колготок) ей не хватает в жизни. Повзрослев, Ленуся узнала и многое другое, тогда ею не замеченное: во-первых — к приезду черных" троечников" магазины вздулись от хлынувшего в их стены изобилия, во-вторых — родителей едва не турнули с работы, все-же лишив премий и доплат, в-третьих — ее отец пообещал тому самому деду персональный коттэдж в стиле "андеграунд" на глубине три метра. Дед скрылся в неизвестном направлении, и открылся лишь год спустя, объясняя свое отсутствие курсом восстановления где-то в санатории. Пить он и правда почти бросил, так что, наверное, курс был хорошим. Так что ну его в болото, нашего президента.

Что ж, дело было за малым: бумага, авторучка и конверт международной почтовой связи. Этот вариант ничуть не хуже других, хотя, конечно, надеяться только на него никто не мог.

— Я за бумагой и ручкой, — сказала Мадина, исчезая в подъезде.

— Молодец, — Рыжик со вкусом потянулся и посмотрел в небо, — Пусть она поработает, а мы отдохнем от трудов праведных.

— Рано еще отдыхать, — Ленуся изобразила бег на месте, — нужно еще добыть конвертик и раскинуть мозгами на счет других версий добычи вагона с мороженым.

— Очень просто. Деньги на конверт можно набрать за полчаса, если пробежать по всем подъездам девятиэтажек, — сказала Катя, — бутылки из под пива — это конвертируемая валюта.

Рыжик сморщил нос.

— Фу, Катя, как ты можешь об этом думать?

— Я не "фу", — отозвалась Катя, — а что, у тебя есть личный счет в банке? Поднимайся, поднимайся.

Она потянула Рыжика за шиворот:

— На твою долю дома с левой стороны от этой скамейки.

— Куда их складывать? — брезгливо осведомился Рыжик.

— Пакетиков у мусоропровода всегда достаточно.

Рыжик дернул плечами: по его телу прокатилась дрожь отвращения.

— Лучше угнать фуру с мороженым, — гордо сказал он, — это не так противно.

— А ты пробовал? — насмешливо спросила Ленуся, — Может, еще противнее.

Если бы все бандюки собирали бутылки, чтобы прибавить в свою жизнь шика, то жанр боевика не развился бы, — рассудительно сказала Катя.

Склонив голову перед такой логикой Рыжик понуро удалился. Кусака остался на скамейке. Он не мог собирать бутылки и воспользовался этим преимуществом.

— Кто сочинять будет?

У знакомой скамейки компания собралась через двадцать минут. Бутылок и впрямь оказалось навалом, и о чем только здешние бомжи думали? Совсем нюх потеряли.

— Ты, конечно, — Ленуся без колебаний протянула листок Кате, — кто у нас филолог?

— Давай, твори, Льва Толстая, — кивнул Рыжик, — только того... пожалобнее. Чтобы прослезился.

— А как я узнаю, прослезится он или нет? — резонно спросила Катя.

— А мы Рыжику дадим почитать. Если он разрыдается, все в порядке.

— Лучше Ленусе, — возразила Мадина, — для гарантии. Ты вообще никогда не плачешь, если уж ты заревешь, значит и президент носом захлюпает, как миленький.

— Я уже рыдаю, — сообщила Ленуся и вполне натурально хлюпнула носом.

— Отставить веселье, — рявкнула Катя, — а то жалостливое настроение сбиваете.

"Дорогой дядя американский президент. Пишет тебе девочка Маша из ужасной страны России, где страшные коммунисты ездят по красной площади на тройках с медведями и пьют водку из самоваров... А как по-английски "самовар"?

Сочинительство письма уже подходило к концу, и носами хлюпали все, до чего беспросветной оказалась Машина жизнь без вагона мороженого, когда дремавший Кусака весь подобрался и завопил:

— Мороженое! За мной! — и помчался, отставив хвост, в известном только ему направлении. Девушки, потоптавшись доли секунды, рванули в резвый галоп. Рыжик на мгновение затормозил, деловито сунул в карман совместно сотворенный шедевр, и кинулся вслед. Собранные бутылки остались у скамейке в качестве гуманитарной помощи местным бродягам.

Туфли девиц стучали как самые натуральные подковы. Ежедневные трехразовые зарядки и разрядки в совокупности со скудным рационом лишили их зависимости от земного притяжения. Мелькнула перед глазами синяя табличка с надписью "ул. Осочная", за ней — следующая, и наконец впереди замаячил лохматый Кусака, догоняющий высокую длинную фуру с надписью через весь брезентовый бок: "Мороженое "Baskin Robbins". Фура ехала не очень быстро. Так, какие-нибудь 40 км. в час. Если сидеть в машине, то тебя раздражает медлительность передвижения, а вот если бежишь за нею, то это совсем другое дело. Твои ноги стонут и пытаются отделиться, селезенка судорожно отжимается, сердце мечется в пищеводе, горло и легкие полыхают огнем, а пот выступает даже там, где потовых желез нет. Потом приходит отупение, и ты уже просто перемещаешься вперед, не отрывая взглядя от кошачьего хвоста, а от тебя в изумлении отскакивают прохожие и светофоры.

Мадина на бегу раздраженно дернула ногами, ее туфли полетели на асфальт. Это дало ей возможность обогнать остальных и в невероятном прыжке оказаться на тылу фуры. Заботливая Катя подобрала обувь, перейдя на легкую трусцу, и тут фура притормозила на красный. Кудесники наддали жару и спрыгнули вслед за Мадиной.

— Боже мой, — задыхаясь проговорила Ленуся, — Видел бы меня школьный физрук...

Рыжик весело оскалился:

— Дыши, не разговаривай.

— Хо, а как мы влезем внутрь? — спросила Мадина.

Все уставились на висячий замок, ограждающий мечту детей от самих детей.

Катя поковыряла мизинцем в замочной скважине и сунула ладонь в волосы.

— Мы, с Альфа-Центавра, любим взламывать замки, — объявила она, извлекая "невидимку", — Рыжик, ты поближе к замку, подержи его, чтобы не мотался.

— Профессиональный взломщик, — прокомментировала Ленуся, — хоббичье прошлое сказывается? Мадина, зачем ты зажмурилась?

— Молюсь, чтобы нас ГАИ не заметила. Или еще кто. Например водитель. Нам пошлым образом везет, и это долго не продержится...

Тут фура дернулась и Катя едва не навернулась на асфальт. Дружеские руки толкнули ее в спину и она распласталась по дверце. Шпилька чудом осталась в замке.

— Стоп, — сообразила Ленуся, — Если мы откроем двери, то не сможем влезть. Надо, чтобы фура остановилась, иначе мы посыплемся под машину.

— Точно, — согласно кивнула Катя, — но замок надо открыть сейчас.

Фургон ужасно трясся, и воняло от него вовсе не мороженым а выхлопами от дизельного топлива. Катя и Рыжик стояли на широкой подножке, держась за ручки на дверцах, а вот Мадина и Ленуся сидели, вцепившись в крюки для дополнительных прицепов, собирая на себя всю вековую грязь. Кусака висел на плечах Рыжика, загнав на всю глубину его куртки свои когти.

Пустынная объездная дорога прервалась еще одним светофором. Катя вынула замок из ушек и открыла одну дверцу. Ленуся первой нырнула внутрь, издав невнятный стон в холодной темноте. За ней влезла Мадина, на ходу сбивая с себя пыль; Рыжик подтолкнул ее, и, наконец, Катя закрыла дверцу изнутри. Настала полная тьма. Все возились и сопели, устраиваясь поудобнее.

— Блин — компот... Ну и что дальше? — требовательно спросила Катя, — Будем отымать товар, или водилу замочим?

— Ты, киллер сопливый, мысли реально, — предложил Рыжик, — Есть идеи?

— Масса, — мрачно сказала Ленуся, — я никак не пойму, почему здесь не ледник.

— А тебе очень хочется остыть? — ехидно поинтересовался Кусака.

— Нет. Я думаю — туда ли мы влезли. Может он уже разгрузился, — пояснила Ленуся.

— Коробки стоят, — сказал Кусака, — пойду, загляну.

Послышалось шуршание — Мадина обмахивала мусор с ног. Потом зашевелилась Катя, ее рюкзак перекочевал к ней на колени.

— Бульончику хотите? — предложила она.

— Хотим, — утвердительно сказал Рыжик. Глаза их медленно привыкали к темноте. Нечеткие очертания друг друга, коробок и стен, постепенно приобретали стационарность. Катя растворила кубик в крышке термоса и протянула Рыжику.

Из-за нагромождения коробок послышался голос Кусаки:

— Здесь мороженое, но в каком-то другом виде. Я раньше только пломбир видел, а тут пакетики. И еще кое-что. По телевизору часто в новостях показывают.

— Доллары? — усмехнулась Ленуся.

— Не, железное.

Ленуся пошла к Кусаке разбираться, наступив на все подвернувшиеся ноги. С трудом протиснувшись в узкую щель между коробками, она скрылась из виду.

— Святая... гм... не скажу кто... Здесь оружие!

— Ага, — согласился Кусака, — стреляет которое.

Воцарилось молчание. Рыжик спокойно допил бульон.

— Так, — облизываясь, сказал он, — Кто боится, поднимите обе руки.

Девушки не отозвались. Они размышляли, что грозит им в данной ситуации. С одной стороны — есть мороженое. С другой, фура принадлежит не какой-нибудь фирме "Мороз Инкорпорэйд", а людям, которые оружие видят чаще, чем некоторые — свое отражение в зеркале. И даже если предположить — только предположить, не более того! — что им удастся отбить криминальное мороженое, то отдать его девочке они не смогут.

Ленуся вынула из коробки, которая была поближе, несколько пакетиков.

— Это сухое мороженое, — догадалась она, помяв пакетик в руках, — Кто хочет? Я думаю, девочка не обидится на продажу пяти пакетиков. Она ведь обещала делиться.

— Н-да, — протянула Катя, — ситуация безумная. Кругом полно автоматов и базук, а мы лопаем мороженое посреди передвижного арсенала. Может, стоит заявить в милицию?

— Давно не виделись? — иронично спросил Рыжик, а Мадина добавила:

— И как это у нас получится?

Неожиданно фура начала останавливаться. Пространство вокруг нее наполнилось шумом проезжающих машин. Раздался лязг открываемой двери в кабине. Кудесники резво нырнули за коробки, легли на пол, притиснувшись друг к другу, и надвинув на себя ящики.

— Предупреждаю, — нарушил молчание Кусака, — если придавите мне хвост — заору и исцарапаю.

— Если ты меня исцарапаешь, — прошипела Мадина, — я тебе твой хвост оторву.

— Тс!Тихо! — цыкнула Катя.

— Если это ГАИ — предлагаю сдаться, — прошептала Ленуся, — тогда всех этих оруженосцев заметут и твоя мечта о заяве в милицию сбудется.

— А в случае наоборот? — ехидно промолвил Рыжик, — может, такая перестрелка начнется, что и мы живыми не останемся. Они ж все-таки не бананы везут и даром пушки не отдадут.

Лязгнула дверь. Стали слышны бранящиеся голоса:

— Ты, баранка, почему замок не закрыл?

— Да я закрывал!

— Я тебя не спрашиваю, закрывал ты или нет, почему не закрыл?!

Встрял третий:

— Придется штраф платить, граждане. Дверь не закрыта, товар мог выпасть на проезжую часть и стать причиной ДТП, — звучал голос лениво и медленно, уверенный во внимании аудитории. Первый голос, выждав паузу, интемным голосом произнес:

— Давай так: я даю тебе на мороженое, цветы и пузырь, и ты меня отпускаешь. Сам же видишь, что это случайность. На, держи... Двести тебя устроят?

— Не фига себе денжищами ворочают, — прошептала Катя.

Кусака презрительно фыркнул. Он не стал напоминать, какими денжищами ворочала компания "Гималаи".

— Что везем? — ожившим тоном поинтересовался третий.

— Мороженое, — хмуро ответил первый.

— Мороженое, — мечтательно протянул третий голос, — а почему не в рефрежираторе?

Первый голос пояснил почему.

— У меня день рождения через неделю, — ну совсем без намека сообщил третий голос.

— А у меня — через два дня, — нетерпеливо сказал второй, — Я...

— Слышь, не наглей, — посоветовал первый голос, — На целую коробку-то не рассчитывай. Я только половину могу дать, да и то меня хозяин с потрохами съест. У тебя сумка какая-нибудь есть?

— Куда! — сдавленно ахнула Катя, — Если всех "гаишников" на халяву мороженым кормить, так и Маше ничего не останется...

Она попыталась прикрыть коробки телом, но Ленуся невежливо пихнула ее локтем в бок и зажала рот ладонью.

— Жадность фраера сгубила, — наставительно сказал Рыжик.

— Не, — весело ответил третий голос, — с собой нет. Сейчас на пост слетаю — принесу.

— Лети — лети, — ободряюще произнес первый, — А ты-то пока за руль садись. Замок я сам закрою.

Третий голос пошел за сумкой. Первый смачно выругался, а второй влез в кабину. Потом тихо закрылась дверь в фургон, клацнул тяжелый замок и настала тьма. Послышались торопливые шаги (вдоль фургона пробежали кроссовки), в кабине завозились и фура, дернувшись, с ревом помчалась прочь от поста. Кудесники дружно заржали на разные голоса. Кусака тоже засмеялся — как смеются все говорящие коты, мелко и тонко.

— Опаньки! — с душевным подъемом сказала Катя, — Как это ловко у них получилось! А если б мент сказал: "ищи дурака", и не купился на халявное мороженое?

— Дык, было б что-нибудь другое, — успокоил ее Рыжик.

Они выбрались из своего убежища и расправляли затекшие члены (и все остальное — у кого что было). Неумолимо подкатывалось время зарядки. Джинны постарались рассредоточится по узкому проходу между ящиками, занимая место с учетом выноса рук и ног за пределы трассы. Самые большие грабли, конечно, были у Рыжика, и в момент упражнения "мельница" рядом стоять становилось просто опасно. Правда, радиус действия граблей Рыжика вмещался в радиус действия копыт, а самые длинные копыта были, конечно, у Мадины. Поэтому эти двое заняли большую часть свободного пространства.

Зарядка пошла под девизом "держись за воздух". Кусака с любопытством наблюдал за пылкими объятиями кудесников, которых мотание фургона бросало от сены к стенке. Ленуся и Катя заливисто хохотали, то налетая друг на друга, то приникая к Рыжику. Мадина пыталась стоять в дальнем углу и истерично отмахивалась от сближения с рельефом парня. Рыжик застенчиво улыбался.

— Девушки, — признался он в момент упражнения "собачка", — вы меня смущаете.

— Чем? — искренне удивилась Катя, но подробных пояснений не дождалась, так что развития тема не получила.

Отдрыгав свое ногами и руками, кудесники сели, привалились спинами к коробкам и позволили себе расслабиться. Обдумывать ситуацию им не хотелось — сказывались нервное и физическое напряжение.

— Интересно, — начала Ленуся, — а вот если нас пристрелят, что будет дальше?

— Похороны, — автоматически сказала Катя, но тут до нее дошло, и она плюнула всухую, — А, черт тебя побери!

Мадина стукнула Ленусю по голове (не сильно, но ощутимо), а Рыжик глубоко вздохнул, сказав все слова про себя. Но в Ленусе проснулся мазохист:

— Не, стрелять вряд ли будут. Патроны денег стоят. Прирежут скорее всего.

Мадина схватила ее за горло и встряхнула. Катя показала кулак, а Рыжик добавил к экспозиции свой. Кусака отмалчивался.

— Как же нам письмо отправить? — тем же тоном сказала Ленуся. Потянувшиеся было к ней руки убрались.

— Если мы помрем, — мрачно произнесла Мадина, — проблема отправки письма исчезнет.

— Вот я и думаю, что лучше: помереть или продолжать... гм... искать вагон мороженого? — пытливо сказала Ленуся.

— Надо повернуть дело так, чтобы мороженое нам отдали, — изрек Кусака.

— Ты просто гений! — злобно сказала Мадина, — может еще научишь, как это сделать?

Крутая команда выжидательно уставилась на кота, но у того запас гениальности, видимо, иссяк.

Достав еще по пакетику мороженого кудесники в глубокой задумчивости съели содержимое.

— Медкомиссия? — предположила Катя.

— СЭС, — сказал Рыжик.

— Изобразить смерть от мороженого у них на глазах, — это сказала Ленуся.

— А кому в таком случае отдадут мороженое? — поинтересовалась Мадина.

— Они его выкинут.

— А если просто скинуть ящики на дорогу? — предложила Катя, — Нет, они заметят. Или лучше оружие скинуть? Они вылезут, чтобы его подобрать, а мы их оглушим и угоним фуру. Кто умеет машину водить? Никто? Спасибо за внимание. Мне, что-ли, вести прийдется?

— До первого поста ГАИ, — сказал Рыжик.

— До первого столба, — поправила Катя, — А ты мне просто комплимент сделал.

— Послушайте, о чем мы спорим? — раздраженно воскликнула Мадина, — вы, часом, не забыли, что мы снаружи на висячий замок заперты!?

— Значит, угон отменяется, — вздохнула Катя, — Ну и наплевать. Не больно и хотелось. Версия "террористы" вам нравится?

— Я вижу, всем нравится версия "покойники", — проворчал Кусака.

Фургон скрипел и трясся, что-то скрежетало в его внутренностях и лязгало на ухабах плохой лесной дороги. Закрепленные на полу столбы коробок слегка ерзали, а пакетики внутри них съезжали всей массой, наполняя воздух тупым стуком и шелестом. Принюхавшись, можно было различить тонкий аромат ванили, персикового концентрата и оружейной смазки. День подходил к концу, джинны это поняли потому, что тьма относительная в фургоне сменилось тьмой непроглядной, в которой было уже не различить ни друг-друга, ни окружающих предметов.

Неожиданно звук шуршащих шин как-то неуловимо изменился, стал тише и мягче. Потом фура тормознула, и джиннов мотнуло назад, на коробки. Вокруг резко просветлело: свет был голубоватый, как от галогенного фонаря или мощной фары.

— Похоже, куда-то приехали, — шепотом предположила Катя и на всякий случай сгруппировалась среди ящиков, прижав лоб к коленям.

Фура дернулась, джиннов снова мотнуло, на сей раз в другую сторону, потом водитель заложил неспешный плавный вираж, внизу громыхнуло, словно колеса проехали по железу, свет сменился на желтый, и фура встала. Похоже — надолго.

Со всех сторон кудесников обступала гулкая тишина — такая бывает лишь в очень большом и очень пустом помещении под крышей.

— Кажись, в гараж встали, — Ленуся по-пластунски подобралась к Кате и пристроилась рядом, — как думаешь, разгружать сейчас будут, или до утра подождут?

— А черт их знает? — тоскливо ответила та, — по мне так уж лучше сейчас. "Если смерти — то мгновенной".

— Не надейся, — хмыкнула из другого угла Мадина, — так легко мы не отделаемся.

Внезапно она прикусила язык и по-черепашьи втянула голову в плечи, потому что со стороны дверей послышался звук, весьма напоминающий ковыряние в замке. Щелчок, отперший фуру, в этой гулкой тишине прозвучал как выстрел. Дверцы распахнулись настежь, и ряды коробок залило светом подсевших люминесцентных ламп. Послышались голоса: два знакомых и один новый, и этот, новенький, понравился джиннам еще меньше, чем те оба, вместе взятые. Ленусе он напомнил декана, которого весь универ дружно звал "Инквизитором". А Кате в высоком, пронзительном голосе послышались нотки Владимира Преснякова, на которого у нее была аллергия. Неизвестно, о чем думали Мадина с Рыжиком, свет падал так, что их лица оказались в тени, зато Кусака вздыбил шерсть и зашипел.

— Пушки скидайте вниз, — распорядился голос, — а эта отрава пусть здесь валяется. Дырки не пролежит, а завтра ее Мадам через свой магазин реализует.

Катя, не удержав эмоций, пихнула Ленусю в бок и вскинула кулак с оттопыренным вверх большим пальцем.

— Один черт, прийдется разгружать, — недовольно отозвался знакомый голос, — Пушки все снизу и сзади.

Катя похолодела. Взглянув на нее Ленуся тихонько фыркнула и передразнила ее, повторив жест с точностью до наоборот — большой палец вниз.

Первый ряд коробок зашатался. Послышался сдавленный матерок и крутая команда вжалась в пол. Ряды коробок неумолимо редели, приближая момент истины. В фургоне светлело, и уже можно было разглядеть сноровисто работающую мафию. На мафии был черный свитер, черные джинсы и высокие ботинки на шнуровке. На голове мафии красовалась алая бандана в горошек, а на рукаве повязка с надписью "дежурный".

Последний хиппи на деревне, подумала Ленуся.

Неожиданно откуда-то сбоку снова возник противный голос:

— Юрок, геть до Мадам, ей мерсюка не завести... ножками, ножками.

— А волшебное слово?

— Бегом! — рявкнул голос. Хиппи матюгнулся и спрыгнул вниз. Компания облегченно перевела дух.

Как оказалось — рано. Судьба еще не исчерпала всех пакостей, заготовленных для них на этот день. Пол фургона заходил ходуном, жалобно заскрипели рессоры и в светлом проеме возник такой шкаф с антресолями, что белый свет померк в глазах кудесников. Два метра росту, косая сажень в ушах, лоб в районе переносицы и нижняя челюсть, напоминающая задний бампер бульдозера. На лице у шкафа была пришпилена улыбка хорошо воспитанного олигофрена. Катя попыталась вспомнить какую-нибудь молитву, но в голову, как назло, лезла только "Ave Maria" на латинском языке.

В этот момент черный Кусака вывернулся из под локтя Мадины и мягко вспрыгнул на коробки. Шкаф от неожиданности замешкался. Крутая команда замерла, стараясь не дышать.

— Ты кто? — спросил шкаф после длинной череды модальных фразеологизмов.

— Кто, кто... кот в пальто, — внятно ответил Кусака.

Шкаф судорожно сглотнул. Огромные, внушающие страх лапы метнулись вверх, пытаясь удержать в глазных впадинах гляделки, неудержимо лезущие на лоб. Шкаф потер глаза. Кот не исчез, и исчезать, похоже, не собирался.

— А... где пальто? — растерянно спросил шкаф.

— Снял, — так же невозмутимо ответил Кусака, старательно открывая розовый треугольный рот, — жарко же.

— Мама, — тихо сказал шкаф и вдруг, как подкошенный, рухнул на пол всей своей гипопотамьей тушей, вызвав фургонотрясение. Коробки, однако, в креплениях удержались.

Не сговариваясь, кудесники бросились наружу.

Место, где они оказались волей судьбы и неизвестного шофера, на первый взгляд напоминало либо большой гараж, либо маленький ангар. Бетонные стены, цементный пол , у дальней стены пара фургонов о остов полуразобранного КАМАЗа. Дверь наружу была приоткрыта.

— Пять секунд — полет нормальный, — прокомментировал Рыжик и захлопнул двери фургона.

Снаружи стоял поздний синий вечер, пахло нагретой резиной и еще чем-то неуловимо тонким, похожим на аромат дорогих французских духов.

Прямо за дверьми ангара оказался дворик, размером с волейбольную площадку. Напротив пристроился аккуратный особнячок в стиле "сталинский классицизм" с парадным крыльцом — антиком и прочими бебехами. В двух круглых клумбах, выложенных камнем, что-то красиво покачивало мохнатыми головками. Сам дворик был забетонирован и прекрасно освещен мощными фонарями. Вокруг тянулась высоченная, в два человеческих роста, стена из бетонных плит, обтянутая поверху колючей проволокой. Над крышей особнячка торчала тарелка спутниковой связи.

— Не бледно, — присвистнул Рыжик, — похоже — Мадам — девушка со средствами.

— Ты кого-нибудь видишь? — спросила Катя, нервно оглядываясь назад, готовая убраться обратно в ангар по первому знаку.

Рыжик рискнул высунуться из-за двери подальше и очертил взглядом милое "гнездышко".

— Вроде никого. Но я бы обождал радоваться. Зуб даю — тут кругом видеокамер понавешано, а в этой симпатичной избушке сидят крутые ребята с калашами и приказам: стрелять во все, что шевелится, и только потом спрашивать документы.

— Отлично, — кивнула Мадина, — как раз то, чего нам не хватало для полного счастья. И что нам делать по этому поводу?

— Сейчас? Или вообще? — уточнила Катя, — Какой у нас, собственно, план?

— Во-первых — спрятаться, — начала Ленуся... и тут же закончила. Три пары глаз довольно долго смотрели на нее.

— А во-вторых? — не выдержала Катя.

— А вот когда сделаем "во-первых", тогда и об "во-вторых" подумаем.

— Отличный план, — ехидно одобрил Рыжик, — самое главное — враги о нем никогда не догадаются.

В это время за спиной, в гараже, послышались шаги и голоса, и джинны торопливо выбрались из под прикрытия дверей. За неимением лучшего, они распластались на светлом бетоне, чувствуя себя как мухи на белом подоконнике. Только с той разницей, что у них не было крыльев.

— По-моему, я ее вижу, — шепотом сказала Мадина.

Рыжик сощурился, вглядываясь в черноту меж огромных крон старых лип, росших прямо у стены.

— Точно, — подтвердил он, — Недремлющее око. Сейчас ка-ак повернется!..

— Ну и что? — испугалась Катя.

— Ну и все.

Команда с упавшими сердцами наблюдала, как медленно поворачивается на шарнире камера слежения.

— Вы знаете, — тихо начала Катя, — я вас всех очень люблю. Даже Рыжика, хотя он иногда бывает...

— Бывает, — буркнула Мадина, не вникнув в торжественность момента. Она снимала туфли на шпильках и ее глаза быстро обшаривали дворик.

— Что ты делаешь? — изумилась Катя.

— Значит так, — Мадина тряхнула роскошной гривой золотых волос, — выбирай: ты хочешь все знать, или ты хочешь жить?

— Ага, — невпопад отозвалась Катя.

— Тогда все дружно, по команде — делай как я.

Камера мягко переменила положение, и кудесники, вслед за Мадиной, распластались по земле, под более чем сомнительной защитой чуть приоткрытой двери. В гараже, судя по всему, шла крутая матерная разборка, где единственными печатными словами были: "говорящий кот", "кретин", "Мадам" и "могила".

— За мной, — шепотом скомандовала Мадина и метнулась к бетонной стене, под защиту лип. Кусака опередил ее на пол-морды.

— Фотофиниш, — выдохнула Ленуся, когда кудесники рухнули у корней деревьев и притиснулись к забору.

— Одна камера обшаривает внутренний двор, — едва переведя дух заговорила Мадина, — вторая, по логике, должна смотреть наружу. Если мы не хотим отсюда уходить — можем на нее пока плюнуть. Сейчас это око опишет полный круг и мы сможем сделать еще один марш-бросок... вон туда.

— В дом? — изумилась Ленуся.

— А ты предлагаешь остаться здесь и ежиком прикинуться?

— А камеры?

— Есть одна комната, где нормальные люди камер ставить не будут, — снизошла до объяснения Мадина, — в окнах там непрозрачные стекла.

— Гениально, — уныло признала Катя.

Воздух пах лавандой.

— А неплохо устроилась мафия, — признала Катя, — даже, я бы сказала, эстетично.

У стены в ряд стояли раскрытые кабинки, где виднелись пять сверкающих кремовых сосудов общего пользования. Угол занимала шикарная напольная ваза с тремя лохматыми капроновыми гладиолусами в рост человека.

— Интересно, это женский или мужской? — спросила Ленуся.

— Судя по тематике этой наскальной живописи — скорее мужской, — предположил Рыжик, — где-то я уже видел эту порнографию.

— Между прочим, это "Даная" Рембранта, — просветила его Катя, глядя на парня с жалостью.

— Ну я и говорю — в Эрмитаже! — вспомнил Рыжик.

Крутая команда замерла, в благоговейном восторге разглядывая мировой шедевр, выложенный на стене туалета финской кафельной плиткой.

— Интересно, — не к месту спросила Мадина, — куда Мадам на ночь глядя понесло?

— На свидание, — предположила Катя.

— Ну, это и ежу понятно. Вот только вопрос: на любовное или на деловое?

— А в чем разница? — удивилась Ленуся.

— Для нее может и нет разницы, а для нас — большая. Если любовное — вернется к утру.

— А если разборка — она бы всю мафию с собой захватила, а не одного шофера.

В это время в дверь тихо поскреблись.

— Ша! — вскинула руку Мадина, — Кусака из разведки вернулся.

В узкую щель протиснулась слегка встрепанная голова, и толстое, но грациозное тело.

— Ну? — одновременно насели кудесники.

— Вход сторожат. С этим, которое стреляет, — Рыжик кивнул, — наверху пахнет разной гадостью, как от Мадины, только еще противнее, — кот чихнул, смешно мотая головой, и потерся мордой о лапы, — по-моему у меня аллергия.

— "Шанель ? 19" — определила Мадина, понюхав кота, — от этого действительно может быть аллергия. Когда видишь в магазине и купить не можешь. А мафия?

— Мафия внизу, в подвале, — гордо сказал Кусака, выгнув черный хвост и тоном знатока добавил, — шары гоняет. На интерес. Все трезвые.

— Сколько их? — встряла Катя.

Кусака страшно смутился и немедленно принялся вылизывать встрепанную шерсть.

— Коты считать не умеют, — догадалась Мадина.

— Умеют, — возразила Ленуся, — наукой установлено, они умеют считать до пяти.

— Значит их больше, — решила Мадина.

— Да два у входа, по одному на каждый монитор, — добавил Рыжик.

— Две горничные и повар, — предположила Катя, — потом тот, с противным голосом, хипарь в бандане.

— И тот шкаф, которого Кусака сразил наповал своим обаянием, — закончила Ленуся, — человек пятнадцать.

— По три целых семьдесят пять сотых мафиози на брата, — подсчитала Мадина, — Справимся?

— Запросто, — подтвердила Ленуся.

Спрыгнув с подоконника Мадина подошла к двери, все еще держа туфли в руках, и осторожно выглянула наружу.

— И куда теперь, фельдмаршал? — спросила Катя.

— В комнату Мадам, разумеется. До утра туда никто не войдет. Идеальный вариант.

— "Ну что ж, веди нас, Макдуф, и будь проклят тот, кто первый скажет: хватит! Стой!" — процитировала Катя и последовала за Мадиной. Рыжик промолчал.

Хороший мальчик Ваня Соколовский, по прозвищу "Анархист", в мафию попал совершенно случайно, как порой рассеянные люди вступают на тротуаре в собачье дерьмо. На втором курсе физмата он познакомился с девушкой, влюбился и, как и следовало ожидать, завалил сессию. После отчисления ему грозила немедленная служба Родине в сапогах. Ваня — мальчик умный и послушный, уже прощался с мамой и заплаканной невестой, когда подвернулась Мадам с шикарным предложением. В два дня Ваню оформили шофером на "военное предприятие", он с энтузиазмом преступил к работе, и в следующие два месяца с исчерпывающей ясностью понял, куда его занесло. Но, поскольку Ваня был, действительно, умным парнем, о своем прозрении он умолчал, а его протест против гнусной действительности ограничился "хипповским" прикидом и английскими матами в сугубо-русской речи. Его коллеги английского хамства не понимали, поэтому обижались еще сильней, но Мадам понимала вполне, и Ванино фрондерство сходило ему с рук. Пока.

Умопомрачительное откровение Кисы он встретил громким смехом и, покрутив пальцем у виска, удалился, выразительно пожимая плечами. Но через некоторое время он вернулся в гараж. Киса был человеком простым, как ручка от лопаты, по оценке Вани его мозг так и не перевалил за эмбрионную стадию развития и такой сложный глюк как говорящий кот был бы ему просто не по зубам. Что то за всем этим крылось, и Анархист решил во что бы то ни стало разобраться с этим пушкинским бредом до приезда Мадам.

Фура стояла там, где ее бросили. Любовью к порядку и дисциплине Мадамово воинство не отличалось. Часть ящиков была скинута на пол, другая, гораздо меньшая, бесследно испарилась. Но сейчас Анархиста мало волновала судьба контрабандного оружия. Он включил мощный фонарик и медленно обшарил им все внутреннее пространство фуры.

На полу валялась обертка от куриного бульонного кубика "Маги". Подхватив ее кончиками пальцев Анархист бросил улику в целлофановый пакет и продолжил поиски с удвоенным рвением. Через несколько минут ему удалось обнаружить то, что могло служить косвенным подтверждением Кисиного бреда — клочок пушистой черной шерсти, предположительно — кошачьей, застрявший между креплением и полом. Вторая улика отправилась вслед за первой, а сам Анархист спрыгнул вниз и потер ладони в предвкушении чего-то необыкновенного.

— Хлеба нет, — доложила Ленуся, обшаривая недра огромного снежно-белого холодильника "Электролюкс".

— Ну и плевать, — отмахнулась Катя, — не графьё, обойдемся. Тащи что есть и сама тащись. Тут сейчас по кабельному какие-то "Зубастики" начнутся, наверное что-то страшное. Давно не смотрела ничего страшного.

— Ага, — кивнула Ленуся, выныривая из чуда шведской бытовой техники, — а черную икру на что мазать?

— А мажь на красную рыбу, — распорядилась Катя, щелкая "лентяйкой", — и виноград тащи.

Звук у телевизора был убран совсем, но компания уже знала, что в американских "ужастиках" текст — вещь совершенно необязательная.

— И что будем дальше делать? — в который раз спросила Катя, когда, разграбив холодильник, они, сытые и довольные жизнью, забрались с ногами на кровать, размером с их "явочную квартиру".

— А ничего не будем. Спать ляжем, — зевнула Мадина и с удовольствием вытянула ноги в новых кремовых колготках, — время от времени организм должен отдыхать — и баста. Не знаю как вы, девочки, а я так просто сплю на ходу.

— Колобок, колобок... — невпопад буркнула Катя и тихонько села на кровати, — Колобок — румяный бок. И от дедушки убег... и от бабушки убег...

— С тобой что? — испугалась Ленуся, — Бредишь? Живот болит? Неужели икра несвежая была?!

— Да нет, — отмахнулась Катя, — я все о той книжке думаю, которую нам ЧМО подкинул.

Мадина уже сладко посапывала, наплевав на десерт и на "зубастиков", а с Ленуси сон словно ведром холодной воды смыло.

— Я думала, он просто издевается.

— Не надейся, — Катя подобрала под себя ноги и суровым взглядом обвела двоих оставшихся в строю бойцов: Ленусю и Кусаку, — ЧМО никогда и ничего ПРОСТО не делает. Все с подковыркой. Что-то в этом есть.

— И от дедушки ушел, и от бабушки ушел, — повторила Ленуся, — а что дальше? Ну, с колобком-то было?

— "И от зайца ушел, и от волка ушел, от медведя ушел, а от тебя, лиса, и подавно уйду", — выстрелила Катя и мрачно закончила, — лоханулся, конечно, мучное изделие... Лиса его попросила сесть к ней на язычок, да пропеть еще разок... Ну, тут сказка и кончилась. Трагически. Слопала она его без соли и без лука.

— Фильм ужасов, — кивнула Ленуся, — до печенки пробирает. Особенно, если вспомнить, что от дедушки мы уже ушли, от бабушки — тоже ушли. Думаешь — теперь заяц будет?

— Non information, — развела руками Катя, — А ты у Рыжика спроси, встречал он когда-нибудь компьютерную игрушку без ловушек?

— Спроси сама, — предложила Ленуся, — он в соседней комнате компа с модемом накрыл, влез туда с ногами и оттягивается, на контакт не выходит. Даже йогурт не стал.

— А что он там творит? — внезапно насторожилась Катя.

— Что сейчас — не знаю. А когда я подходила — коды доступа Белого Дома ломал.

— Замечательно, — Катя потерла переносицу и растерянно щелкнула "лентяйкой". Экран Самсунга погас, — Блаженны прыгающие, ибо они допрыгаются...

Подруги долго сидели в молчании. Из конспирации свет они не зажигали, и комнату освещала только золотая луна, повисшая над крышами. Два женских и один кошачий силуэта отчетливо обрисовались на стене.

— И что дальше? — для разнообразия на этот раз спросил Кусака.

— Вопрос, конечно, интересный. — Катя растерянно погладила черного бандита и тот мурлыкнул удивленно и растроганно. С тех пор, как он заговорил, эти люди, кажется, начисто забыли, что он — кот.

— А за ушами почесать можешь? — застенчиво попросил он.

— Господи! Да сколько угодно. Если бы все желания можно было удовлетворить так просто.

— До утра они нас не тронут, — заговорила Ленуся, — если начальство в отъезде — нормальные люди в три смены не вкалывают, это противоестественно. А вот когда Мадам вернется — тут и начнется повальный обыск с прочесыванием. Как ты думаешь, сколько нужно мафиози, чтобы поймать одного кота?

— Одиннадцать, — не задумываясь ответила Катя.

— Почему одиннадцать?

— Ну, один охотник из зоопарка, две машины прикрытия по четыре бойца в каждой, один киллер, чтобы убрать исполнителя и один заказчик.

Ленуся тихонько засмеялась, стараясь не разбудить спящую Мадину.

— Мороженое повезут из резиденции завтра утром, — сказала она минуту спустя, — мы можем захватить водителя в заложники... Только вот чем? Разве что бульонными кубиками.

Не говоря ни слова Катя сунула руку под свитер и вытащила пистолет.

— Из фуры! — догадалась Ленуся, — Ловко! Я ничего не заметила.

— А то! Ты бы видела, как я на экзамен шпоры проносила.

— А патроны ты, случайно, не сперла?

— Там не было. Да какая разница? На нем же не написано, что он не заряжен.

— Спать будем по-очереди, — решила Ленуся, — сначала я, потом ты. Или сначала ты, потом я.

— Я уже сплю, — объявила Катя и, через мгновение, действительно, засвистела носом.

— Значит сначала ты, потом я, — пробормотала Ленуся и спустя две минуты уже досматривала "зубастиков" по личному кабельному каналу.

Примерно в это же время в дверь одного из кабинетов скромного серого здания на Литейном проспекте негромко постучали.

— Войдите, — сказал человек в штатском. В шкафу за его спиной висел на плечиках парадный китель с погонами: "два просвета, три звезды".

— Господин полковник, мы только что получили от наших американских коллег по каналам ИНТЕРПОЛа, сообщение, что зарегистрирована попытка взлома компьютерной сети Белого Дома, — доложил молодцеватый, подтянутый адъютант, вытянувшись по стойке "смирно", — взломщика удалось отследить. Компьютер находится в России.

— Россия большая, — буркнул полковник, — где конкретно, выяснили?

— В квадрате 14, — отрапортовал адъютант, — частное владение. По агентурным данным — штаб одной из криминальных группировок, специализирующихся на торговле оружием.

— Зачем мафии понадобился американский президент? — вслух удивился полковник и, сняв трубку телефона, придавил белую клавишу:

— Афанасьев, срочно зайдите ко мне. Разберемся, — сказал полковник, кладя трубку.

Адъютант щелкнул каблуками, развернулся и вышел.

Спустя тридцать минут господин полковник почесал желтым пальцем в ухе и сказал такую вису господину Афанасьеву.

— Оно, конечно, ерунда, но сэр Вильям Уокер едва не лично из телефона выполз. Очень он боится, что русские хакеры бросят грабить американские банки и начнут общаться с президентом Америки. Это ведь ужасно, n, est pa? Для зарплаты сэра Вилли.

Иронично улыбаясь, господин Афанасьев позвонил сударю Перухину, а тот, без помощи технических средств связи бросил на задание отряд молодых ловкачей-вязателей. Ловкачам санов не полагалось. Их звали просто: Олег, Иван, Родион, Степан, Костя, снова Иван, Рома, Сережа, Вася, остальные в вертолет не поместились а с ответственными физиями влезли в черный микроавтобус с крутыми мигалками на крыше.

Вертолет и микроавтобус грозно двинулись в направлении квадрата 14. Крутились, рвали воздух со стоном и рокотом широкие лопасти; давили мягкий от тридцатиградусной жары асфальт шины с особыми протекторами. Шарахались робкие прохожие, согнанные истошным воем с середины проезжей части, не смотря на зеленого светофорного человечка. В деревне Фурыкино, через которую пролегал путь группы захвата, пять десятков воробьев лишились кормовой лепешки, уехавшей на особом протекторе автобуса. В деревне Половячево группу захвата обозвали "мафией поганой", в лесу грибник из деревни Москва обругал всех восьмерых так красочно, что сам дивился. Хотел еще плюнуть на черный лакированный зад автобуса, но не успел — переехав его корзинку с белыми грибами, микроавтобус стремительно исчез за поворотом.

Анархист с тряпкой в руках наводил блеск на камине. Покончив с ним он критическим взглядом обвел комнату и решил, что книжным полкам тоже не достает блеска. Мацнув тряпкой слева направо по физиономиям классиков на выпуклых корешках многотомника, Анархист перешел к отчистке дверной ручки спальни, и его глаз невзначай оказался напротив замочной скважины.

В спальне явно кто-то находился. На это указывало нагромождение одетых тел на атласном, цвета увядшей розы, покрывале кровати.

В голове Вани данное ЧП как-то очень быстро и логично увязалось со странным глюком Кисы.

Анархист выпрямился и задал себе вопрос: "На черта мне это надо?" Однако, желание прояснить ситуацию настойчиво билось в нем. Не успев ответить на заданный себе вопрос, он почувствовал, что в глубине сознания зреет следующий: "А вдруг они вооружены?"

А желание спросило его: "Почему они пришли сюда с кошкой?"

— Потому, — сказал он желанию, — что приехали в гости к Мадам.

"Лос-Фигос, — съехидничало желание, — Ты же сам гостей возишь. А твой "Паджеро" сегодня в гараже отдыхал".

Анархист нехотя кивну.

"Тогда открывай дверь", — потребовало желание.

Анархист прижался к двери с нежностью замерзшего человека, нашедшего в Арктике горячую батарею центрального отопления. Совершив легкий нажим бедром, он немедленно сунул голову в щель и зыркнул глазами по груде спящих во тьме. Различить отдельные части он не мог, но, руководствуясь правилом: "В жизни всегда есть место подвигу", включил свет.

Некоторое время он изумленно разглядывал мрачные лица с накрепко задраенными веками, потом веки дрогнули, а в Анархиста со звуком и скоростью трассирующих пуль полетели тапки, туфли и атласные думочки. Один из предметов соприкоснулся с выключателем, и в полной темноте остальные предметы избирательно соприкоснулись с Анархистом. Он успел прикрыть руками лицо и пах, но удары в живот и руки от этого не смягчились.

Когда упала последняя подушка он прислушался — и ничего более не услышал. Так же громоздились тела на кровати, так же слышалось нервное сопение спящих. Правда, теперь он знал, что на кровати лежат три женщины и один мужчина, одетые словно из "Second — hand", мятые и грязные.

Анархист озадаченно поскреб затылок под банданой. Ситуацию он не просекал. Как же смогли эти люди пробраться мимо камер? Как им хватило наглости завалиться в ореховую спальню самой Мадам? Кроме того, они плотно заправились лососиной и диетическими салатами из холодильника, о чем свидетельствовал устойчивый запах рыбы и обильно припорошенный упаковками пол.

Анархист подумал, что лучше было-бы привести сюда Кису для дальнейших разборок, но, по натуре, насилие не казалось ему лучшим решением. Киса ведь думать не силен, он скрутит всех морским узлом и сломает даже не ломающиеся части тела. Анархиста же по-настоящему восхитила ужиная ловкость тех, кто ошвырял его тапками. Тройная защита владений Мадам отнюдь не пробивалась любым плевком и люди, попавшие в цитадель отдыха и больших дел, заслуживали уважения.

Исходя из этих соображений, он решился еще раз рискнуть разбудить пришельцев. Тем более, что все, что смогли, они уже пошвыряли.

— Эй! — негромко позвал он и, выждав несколько секунд, повторил чуть громче, — Эй!

— Ты что, заблудился? — насмешливо поинтересовался удивительно забавный голос с кровати. В темноте зеленью вспыхнули два круглых глаза.

— Проснитесь, — со всей силой убеждения попросил Анархист, — Вас могут найти.

Раздалось недовольное ойканье, все на кровати пришло в движение, возник сердитый многоголосый шепот.

— Кого найти? — внятно осведомился забавный голос.

— Вас, вас, — повторил Анархист.

— Надо же, — иронично просипел женский голос, — кто бы мог подумать...

Анархист терял всякое ощущение реальности. Его потрясло столь прохладное отношение к жизни.

— Вы хоть впиливаете в то, где находитесь? — слегка раздраженно спросил он, — Тут такое, что и с осиным гнездом не сравнишь. Вы что, бомжи какие, другого места для сна не нашли?

— Мы, конечно, могли выспаться на автоматах и пулеметах, но, сам понимаешь, жестко и колется, — беспечно произнес другой женский голос.

Анархиста настолько потрясло упоминание пулеметов, что он замолчал.

— И не бомжи мы вовсе, — проворчал недовольный женский голос, — Мы теперь здесь живем. Мне тут понравилось все, особенно ванна и холодильник. А ты кто?

— Шофер, — честно признался Анархист.

— Как зовут?

— Иван.

— Иван — н, посадил кота в карман — н, — пробормотал забавный голос, — Скажите, а правда у вас такие большие карманы?

Методом исключения Анархист привязал забавный голос к мужской фигуре.

— Мужик, — сказал он, — ты то соображаешь, где находишься? Ладно девушки, у них волосы длинные...* но ты?

И тут действительно откликнулся "мужик".

— А что? — безразличным тоном сказал он, — Мне, в принципе, твои увещевания по-барабану, как и им. Мы, знаешь ли, в некотором роде зеки пожизненно, так нам нечего терять.

— Кроме бульонных кубиков, — уточнила одна из девушек.

— Точно, — согласился "мужик", — Ты, Иван, сиди на попе ровно, и, ежели неприятностей не хочешь от начальства, делай вид, что нас не видел. И, будь добр, сделай сейчас вид, что ушел. Спать хочется.

— Да — да — да, — подтвердили три голоса.

"Зеки ? — изумился, а потом ужаснулся Анархист, — Пожизненные?!"

Он быстро взялся за ручку двери, собираясь последовать доброму совету, но его догнал усталый и добрый женский голос:

— Да, солнышко, здесь скоро будет полно народу из ФСБ, так тебе лучше смотать удочки и уехать к тете в Тамбов... прямо сейчас. И работу другую поищи. Мадам в ближайшие тридцать — сорок лет кататься не будет.

Анархист, пятясь, покинул комнату и аккуратно прикрыл за собой дверь не вымолвив больше ни слова. А что тут можно было сказать?

* ссылка на пословицу о корреляции длины волос с длиной ума.

То, что творилось с Анархистом, больше всего напоминало легкую кому. Особую такую кому, когда человек двигается и даже говорит, но при этом ничегошеньки не соображает. Из умственного оцепенения его вывел голос Кисы:

— Ты куда?

Ваня Соколовский обозрел невероятно огромную фигуру с кулаками размером с ведерный самовар: они никогда не пролезали в рукава, и из-за этого Кисе постоянно приходилось слегка распарывать по шву все, что эти рукава имело, включая дубленку. Киса смотрел на него с улыбкой хорошо воспитанного олигофрена, и Анархист понял, что если сейчас не соврет что-нибудь убедительное — случится страшное: ночные гости будут обнаружены.

— Фуру готовить, — быстро нашелся он, — Мадам звонила, просила, чтоб я срочно доставил в город мороженое.

— Зачем? — удивился Киса.

— Go to hell,* — отмахнулся Анархист.

— А на нормальном языке? — с легкой угрозой в голосе произнес Киса.

— Можно и на нормальном. Только все равно неприлично получится.

— А-а, понял, — Киса расслабился и продолжил свой путь по коридору. Проводив его задумчивым взглядом, Анархист пробормотал под нос:

— He is likly to there*.

Ваня знал, что соображает амбал гораздо хуже, чем двигается. Сам же Анархист соображать уже не мог. Перед глазами стояло волшебное видение: заспанное лицо в ореоле золотых волос и длинные ноги в кремовых колготках.

"Зеки... Пожизненные", вертелось у него в голове. Отчего-то он поверил сразу. В голове завертелись картинки, одна другой веселее: юная красавица попадает в лапы могущественного преступного синдиката и, повинуясь шантажу, становится похитительницей драгоценностей или киллером суперкласса. Насовершав множество преступлений она предстает перед могущественным тайным трибуналом, и тот приговаривает ее к немедленной смерти через утопление в серной кислоте. Потом замена приговора на пожизненную тюрьму на острове, и леденящий дущу побег. Разумеется, если они вырвались оттуда, то попасть в особняк Мадам им плевка не стоило.

Таким образом, в голове очень стройно уложилось почти все, кроме говорящего кота. Но, чуть поломав голову, Анархист и кота привязал: в этой тюрьме, конечно, над заключенными проводились какие-нибудь жуткие опыты. Ну а для начала опробовали на кошках. (Кроме "Алькотраса" в видеоколлекции Мадам было несколько серий "Секретных материалов").

Остановившись посреди коридора, Анархист экспансивно поклялся, что больше эту неземную красавицу никто не тронет... кроме него, разумеется. Он будет ее защищать ценой жизни, если потребуется. И он увезет ее отсюда!

А для этой цели ничего лучше фургона с мороженым придумать было просто нельзя.

Красный мячик солнца вынырнул из-за облаков и завис над крышей. Вслед за солнцем стремительно возник вертолет. Почти падая в режиме вертикального снижения он на мгновение закрыл собой небо и на ошеломленный заповедник, как горох из вспоротого мешка, посыпались: Олег, Иван, Родион, Степан, Костя, еще Иван, Рома, Сережа и Вася.

Киса, смурной и сонный, подчиняясь рефлексу, вскинул М — 16, но был повержен ударом пятки в челюсть с разворота. Родион и Степан сноровисто состегивали наручниками сторожей КП и сгребали в мешки видеоматериалы, прихватив для общего развития и боевики.

Бильярдная команда лежала мордами вниз, руки на головах. Часть мафии, в количестве 2х человек, забаррикадировалась в туалете с живописным кафелем, но Олег и два Ивана пустили газ через вентиляцию и вскоре приняли добрых молодцев, потерявших ориентацию в пространстве и времени, и, практически, окосевших.

Весь штурм длился 1 минуту 40 секунд, что на 13 секунд перекрыло рекорд подразделения.

Всего этого ни Анархист, ни джинны поневоле уже не видели. Иван Соколовский рулил по скверной дороге, вцепившись в баранку побелевшими пальцами, и ежесекундно повторяя: "Fack off!", а кудесники, под аккомпанемент дурного подражателя Высоцкому махали в фургоне граблями и копытами. Надо сказать, что в этот момент даже покладистая и беззлобная Ленуся костерила ЧМО на чем свет стоит, а так как он у нее стоял на трех слонах, она и крыла поганого старикашку трехэтажными зоологическими матами.

Когда фургон, скрипя рессорами, вылетел на заасфальтированное шоссе, пытка зарядкой как раз кончилась, и джины повалились в изнеможении на коробки и друг на друга.

— Встречу — убью, — сквозь стиснутые в муке зубы процедила Мадина.

— Тебе придется встать в очередь, — прорычала Катя, — потому что я убью его первая!

Ленуся открыла, было, рот, чтобы заявить о своих правах, но тут фургон резко затормозил, и кое-как побросанные обратно коробки с мороженым посыпались на компанию, погребая ее под собой.

— Что за черт?! — рявкнула Мадина.

— Тс! — зашипели на нее сразу трое.

За стенкой послышались голоса, и, будь оно все проклято, голоса знакомые.

— Мороженое, значит, везешь? — ехидно осведомился один.

— За сумкой, значит, сбегать! — подключился другой, — а ты, значит, поделишься. Может, заодно и микроволновку захватить, мороженое разогреть?

— С вами никогда не случалось состояния "Deja vu"? — шепотом спросила Ленуся.

— Ребята, вы что, ребята, — попробовал отболтаться Анархист, но тут послышался характерный "кхек" и правая стенка фургона вздрогнула, словно в нее с размаху запустили мешком.

— Ребята, его, кажется, бьют, — сообразила Ленуся.

— Выручать надо, — поддержала Мадина, и кампания зашуршала коробками, выкапываясь из скифского могильника. Но тут к двум смутно знакомым голосам присоединился третий — совершенно левый:

— Граждане, немедленно прекратите драку, иначе мы будем вынуждены применить оружие.

— Кранты Ваньку, — тихо прокомментировал Рыжик, — зуб даю, на ФСБ нарвались!

— Почему ты так думаешь? — шепотом спросила Мадина.

— А кто еще, по-твоему, может приструнить ГАИшников на трассе, Дед Мороз что ли?

— Тогда уж Санта-Клаус, — буркнула Катя, — мороженое-то импортное.

— Водитель, что у вас в фургоне? — спросил тот же стальной голос.

— "А что вы насыпали в бокальчик?" — ядовито пропела Мадина и решительно пихнула в стороны коробки, — Значит так: мы трое похищены мафией для продажи в гарем.

— Куда? — поперхнулась Катя.

— В гарем, — повторила Мадина и металла в ее голосе было не меньше, чем в железной руде, — в Северный Йемен, ясно? Ты — она ткнула наманикюренным пальцем в грудь Рыжика, — спасал свою жену, вот ее, голубку наивную, которая не знает, что такое гарем. Ты — палец уперся в Кусаку и тот попятился, — домашнее животное, — постановила Мадина и яростно пихнула Рыжика под зад коленом, — Выметайся, спасатель. Чип и Дейл в одном флаконе.

Двери распахнулись, в глаза ударил ослепительный солнечный свет. Кудесники торопливо зажмурились, но все же успели разглядеть растерянных милиционеров, черный, навороченный микроавтобус и с полдюжины плечистых ребят в камуфляже и без знаков различия.

Когда крутая команда проморгалась, на них уже смотрели четыре ствола, по одному на каждого, исключая Кусаку.

— Поднимаем руки, медленно выходим на обочину и медленно садимся на землю, — скомандовал стальной голос, принадлежавший, как оказалось, коренастому командиру группы: метр двадцать с кроссовками до еще, вдобавок, убийственно курносому.

— Не трогайте их, они ни в чем не виноваты, — буркнул Анархист. Он сидел в сторонке, на заднице, широко расставив ноги. Руки его были схвачены железными "браслетами", бандана съехала на ухо, а пол глазом красовался здоровенный лиловый синяк.

— Не виноваты, — подтвердила Мадина, — Мы, вообще-то, жертвы преступления. У нас даже оружия нет.

И в этот момент из под свитера Кати выскользнуло нечто, и, громко звякнув о борт фургона, упало на дорогу.

Командир группы захвата бросил короткий взгляд на американский кольт-магнум 38 калибра, чернеющий на асфальте, и, более долгий, на поверженных в прах джиннов.

— Разберемся, — спокойно ответил он и кивнул спецназу, разрешая действовать.

— Раз в год и веник стреляет, — задумчиво произнес Рыжик, стараясь не смотреть на красную как рак "жену".

Допрос продолжался четвертый час.

Мадина заливалась соловьем, описывая жестокое похищение и мрачные перспективы Северного Йемена молодому следователю. Кремовые коленки и руки, сексуально заломленные назад, отчего футболка натянулась на груди, порядком-таки отвлекали следователя от допроса. Замечая это всякий раз, Мадина бросала рассказ на полдороге, и начинала рыдать, а, прорыдавшись, снова принималась гонять Северный Йемен в хвост и в гриву. В конце концов молодой следователь поймал себя на том, что жгучей ненавистью ненавидит арабов.

В соседней комнате, освобожденные от наручников, Катя и Ленуся, перебивая друг друга, выкладывали всю подноготную компании "Гималаи", встречи с Черным Ментом Галактики и дальнейших приключений. Следователь, которому их поручили, давно уже плюнул на допрос и, подперев подбородок ладонью, балдел. Ему часто врали, но крайне редко — так художественно.

Анархист всхлипывал на плече командира группы захвата и, давясь непролитой слезой, рассказывал, как плохо быть мафией, и как рад он снова вернуться в ряды честных людей, пусть даже в местах не столь отдаленных, богатых дичью и полезными ископаемыми. Словом — там тоже было что послушать.

В четвертой по счету комнате стояла зловещая тишина, лишь что-то тикало в железном сейфе: толи часы, толи бомба. В кабинете сидели Рыжик и Кусака.

Три часа назад в эту комнату тоже зашел следователь, поздоровался, представился и, подвинув к себе лист бумаги, попросил Рыжика назвать свое имя. Сидевший на плече кот вздыбил шерсть и угрожающе зашипел. Следователь придавил невидимую со стороны кнопку в крышке стола, и в комнате тотчас возник спецназовец с автоматом.

— Степан, убери животное, — попросил следователь.

— От животного слышу, — отреагировал Кусака, ежась от обиды.

— Простите, что? — обалдело переспросил следователь, разглядывая Рыжика.

— От животного слышу, — гнусаво, но внятно повторил Кусака, — и вообще, я требую адвоката.

— Что? — сипло выдавил следователь и клацнул зубами.

— Точно, требуем адвоката, — развеселившись, подхватил Рыжик, — и без адвоката больше не скажем ни слова.

Следователь попятился, опрокинул стул и, споткнувшись об него, приземлился на пятую точку. Глаза у него были шалые. С холодным любопытством Кусака наблюдал, как следователь поднимается с пола и, держась за стенку, продвигается к выходу из кабинета где, явно, завелась нечистая сила.

Круглые глаза спецназовца вдруг вспыхнули восторгом. Он хлопнул себя по лбу, расцвел улыбкой и, благоговейно глядя на Кусаку прошептал: "Бегемот!"

— От бегемота слышу, — хотел огрызнуться Кусака, но вспомнил, что они с Рыжиком без адвоката решили ничего не говорить, и царственно промолчал.

— Бегемот! — в экстазе повторил спецназовец и вылетел в коридор в ликующим воплем:

— Воланд вернулся! Сатана жив!!!

Впрочем, не смотря на экстаз, дверь он за собой прихлопнул. Автоматическая "собачка" щелкнула, оставив Рыжика в обществе Кусаки, стола и железного сейфа с бомбой. Или с часами.

— Фига ты его напугал, — полувопросительно, но с оттенком уважения сказал Рыжик, — Как ты думаешь, мы еще с ним встретимся?

— Надежда — не самое плохое в этой жизни, — ободрил Кусака, — что это он меня бегемотом обозвал?

Рыжик задумчиво почесал его подбородок и Кусака блаженно прищурился.

— На фана "Мастера и Маргариты" нарвались, — сообщил он. Кусака ждал продолжения, — Бегемот — это имя одного очень известного кота. Ты на него очень похож. Может быть даже он — твой предок.

— А Сатана — это кто?

— Это такой злой мужик. У него рога, крылья, копыта, хвост и он — директор ада.

— Чего директор?

— Ада. Такое выдуманное место, куда попадают люди после смерти.

— Кладбище? А ничего оно не выдуманное...

Рыжик заулыбался. Кусака нравился ему и до появления ЧМО, а теперь его чувство переросло в обожание. Болтать с собственным котом, сидя в кабинете следователя, на тему загробной жизни, почесывая мохнатую головы собеседника — в этом было нечто восхитительное.

— Предположим, — начал Рыжик, — в сейфе находится бомба с часовым механизмом. Она рванет, и наши коллективные ошметки — меня, тебя, всего персонала, отскребут со стен, поместят в печку, сожгут, пепел высыплют в урну, размером с кофейную чашку, урну закупорят и закопают на кладбище. До этого момента все ясно?

Кусака угукнул.

— Значит, тело осталось на земле, вернее, в земле, а душа — все, что отличало тебя при жизни от других, таких же черных котов, попадет в загробный мир. Считай, что другое измерение. Впилил?

Рыжик трепался долго. От описания рая и ада он перешел к ангелам, бесам и Булгакову.

Когда, наконец, следователю удалось с помощью рациональных соображений преодолеть священный ужас, и он робко заглянул в кабинет, Кусака сидел нога на ногу и полировал когти о свой же мех, критически их разглядывая. Окинув взглядом янтарных глаз вошедшего, он хмыкнул и, растягивая слова, произнес:

— Во садочке в кадочке розочка цве — е — ла — а!

Следователь, не смотря на идеологическую подготовку, вздрогнул.

Кот, входя в роль возможного предка, вскочил на две лапы, сдернул со стола белую салфетку, не нарушив спокойствия стоящего на ней графина, и накинул салфетку на голову, повязав ее на манер платочка. От этого он стал похож на безухого черного кролика, жалкого до слез, что, непостижимым образом сделало его еще страшнее. Кот упер передние лапы в бока и лихо сплясал канкан, противно мяукая.

Так же внезапно он скинул салфетку и взлетел на плечо Рыжика. Рыжик встал и выпрямился на все свои метр девяносто , подойдя к следователю, прижавшемуся к холодной кремовой стене, достал из-за его уха десять копеек. И так же молча отошел, поклонившись с мрачным, ничего не выражающим лицом.

— Отставить! — негромко, но, как ему показалось, твердо скомандовал следователь, обращаясь к Рыжику. — Перед другими вы можете ёрничать и изображать сверхзагадку века, но мне ваши фокусы на психику не действуют.

— Заметно, — пренебрежительно фыркнул кот.

Следователь нервно сглотнул и выпрямился.

— Послушай, пацан. Я не знаю, как ты выучил кота пляскам и от кого научился чревовещанию... Может ты родич Кио и Куклачева. Я не знаю, почему ты и тот бродячий гарем связались с мафией, и зачем угнали фуру с мороженым. И почему ты не имеешь никаких документов, даже проездного. Но зато я знаю, что сидеть тебе у нас до второго пришествия. И дамам твоим.

Благодаря только что прослушанной лекции Кусака понял, что значит "до второго пришествия".

— И мне? — робко спросил кот, — тоже до этого самого?.. Второго...

— И тебе, — великодушно пообещал следователь, и по его вдруг прорезавшемуся юмору Рыжик заключил: идея с воплощением "М&М"* провалилась.

С прищуром оглядев потолок парень спросил:

— Тебе что, мозги поменяли за четыре часа?

Следователь только ухмыльнулся. Самообладание вернулось к нему окончательно после девяти чашек кофе, половинки баночки капсул с "лимонником" и трех "Беломорин". Сатанюков в природе нет, а есть талантливые артисты, ловкие аферисты и просто жулики разной степени талантливости.

— Предлагаю сделку, — понизив голос сказал он.

В воздухе повеяло свободой и чем-то жареным. Запах жареного смущал.

Следователь сел в глубокое кресло, от чего его фигура укоротилась на длину туловища и бедер, вытянул шею вперед и, сверля Рыжика взглядом, заговорил:

— Понимаешь, парень, у меня проблема такого характера, что... В общем, мой дед сидит в психушке. Нет, он ничего, ему там даже нравится, у него там компания, преферанс... Но мне это не в кайф. Сам понимаешь, много ли людям надо чтобы человека оговорить... Считается, что если дед — того, то и я тоже с уклоном...

Я тебе скажу, почему он там сидит... — следователь, как до этого — Рыжик, тоже обвел стены взглядом и совсем перешел на шепот, — Он видел говорящего кота. Черного, как негритянское ухо. А дед мой, дери его коза, человек не то чтобы верующий, но простодушный до нельзя. Ему это видение так крепко в ум запало, что он всем про это растрепал. Даже таких же, как он сам, чудиков нашел; все с ними на кухне ночью вонючие свечки жег и бормотал всякие глупости. Бабуля на него телегу накатала. А он и не против был, только камеру покрепче выпрашивал. Пел, что Вельзевул уже близко, рогами в границу СССР уперся, генсеку нашептывает разные гадости. Ну, его за это самое и замели.

Следователь умолк.

— Ну и что? — вежливо спросил Рыжик, со вниманием прослушавший эпопею про следователева деда.

— Я хочу, чтобы ты со своим котом по ящику выступил. Тогда дедулю выпустят. Может у него и крыша на место встанет. Бабуля его до сих пор ждет, замуж не выходит. А может и у меня здесь жизнь наладится.

Рыжик изобразил крайнюю степень задумчивости: нахмурился и поставил подбородок на

кулак.

— Даже не знаю, — протянул он. — А что, если Кусаку за спецэффект примут?

— Да, — поддакнул кот, — И очень просто.

— А если я на вас дело открою? — так же задумчиво произнес следователь. — Получится мощный спецэффект. Лет на десять.

Рыжик снисходительно улыбнулся. Кусака — тоже.

— Думайте, — предложил следователь, — одно интервью — или по рельсам через лесотундру. В разных вагонах.

Со внезапным интересом Рыжик взглянул на сейф.

— А что у вас там? — спросил он голосом семиклассника, оказавшегося в секс-шопе.

— Бомба! — хихикнул Кусака, прикрывая рот лапой.

* "Мастер и Маргарита".

Следователь, заметив более чем странное отношение заключенных к личной судьбе, снова почувствовал желание впасть в иррациональную истерику. Версия циркача— вентуролога* трещала по швам, а силу набирал дедов страх. Лицо следователя стало подергиваться...

И тут "циркач" вскочил на ноги, разинул рот и из его нутра раздался бодрый голос школьного физрука:

— Добрый день! Комплекс сегодняшних упражнений направлен на повышение гибкости и требует максимальной площади.

Следователь машинально отметил, что губами задержанный не шевелит, и подозрения на счет чревовещания вспыхнули с новой силой.

Рыжий вылетел на середину кабинета, и на его лице отобразилась отчаяние такого масштаба, что у следователя содрогнулись слезные каналы.

— Сидеть! — воскликнул он. — Куда собрался?!

Рыжий замер. Из его нутра донеслось полное садистской радости:

— Исходное положение: руки в боки — ноги вслипку! Одновременные махи руками вперед — на счет раз! В стороны — на счет два! На счет — три! — исходное положение.

Затем из того же источника заиграла маршевая музыка, исполняемая на расстроенном пианино. Рыжий активно взмахнул конечностями, а следователь схватился за пистолет.

— Стоять! — рявкнул он, надеясь на взаимность. — Пулю захотел по-блату получить?

На фоне безумия, охватившего цыркача-чревовещателя, выкрик вышел неубедительным. Демонстрация обнаженного пистолета, и даже взмахи им результатов не дали — ну то есть абсолютно никаких.

— А ничего у тебя не получится, — спокойно заметил кот, вылизывая переднюю лапу.

— Почему? — окончательно растерявшись, спросил следователь.

— Потому что он ничего сейчас не понимает. Он как зомби. Ему сейчас хоть систему "Град" покажи — все едино.

— Все я понимаю! — протестующе взревел Рыжик , — только остановиться не могу — это точно. Вы сходите к коллегам, которые сейчас с девушками разговаривают. У них сеанс индийского кино с танцами. только без музыки.

Следователь кинулся в коридор, опять-таки не забыв запереть дверь (видимо, это движение у него было на рефлексе и от умственного состояния не зависело).

Рыжик, исполнявший "упражнение ? 2", рассмеялся, хотя это было не легко. Не всякий сможет радоваться жизни, прыгая на одной ноге, и подтянув другую руками к спине.

Исполнив десяток-другой столь же простых акробатических номеров под безучастное самовылизывание Кусаки, Рыжик вновь узрел белопенный лик следователя, явившегося в компании двоих плечистых парней в камуфляже.

— Последний раз предлагаю — бросай дурить! — с пеной на губах, но все еще вежливо предложил следователь.

— Ага. И сорвем сегодняшнее выступление, — с холодной иронией сказал Рыжик, — Фига!

Квалифицированные плеченогие двинулись на штурм циркача — вентуролога. А тот как раз перешел к выпадам...

Один молодец наткнулся на чугунную коленную чашечку циркача, а другой выпал в зеленовато-бурый стонущий осадок от встречи с кулаком из того же материала.

— Извините, — сказал рыжий, густо краснея от смущения, — Чес-слово, я нечаянно!

На самом деле он был не совсем искренним. Идея разозлить следователя и проверить, можно ли простыми человеческими манипуляциями типа "захват — толчок" прервать заклятие ЧМО родилась внезапно, и, как это водилось у всех рыжиковых идей — немедленно пошла в жизнь. Но, конечно, вступать в настоящий бой он и не думал. Теперь, вполне вероятно, поверженные молодцы приступят к усмирений с помощью современных технических средств...

Лицо рыжего чревовещателя как-то перекатилось в грусть, тихую и задумчивую, такую неожиданную среди вырывающихся из глубин организма фортепьянных маршей. Грусть

* чревовещателя.

эта нарастала, коррелируя с процессом изготовления наперевес резиновых дубинок и какой-то белой, с двумя серебристыми дисками на верхушке, коробочки.

— Исходное положение! — вырвалось из Рыжика, — Ноги слегка расставлены, руки на поясе. На счет — раз! — коснитесь носком правой ноги пола, заведя ее сзади за левую, и слегка присев, с усилием махните ею вправо на счет — два!. И — и... Раз!

Пятка Рыжика просвистела в воздухе и с усилием отшвырнула одного молодца к дальней станке кабинета. Загрохотали падающие стулья.

— Чес-слово, я нечаянно! — надрываясь, завопил Рыжик, — Не подходите ко мне! Скоро все закончится.

Кусака, посмеиваясь, подтвердил:

— Еще пятнадцать минут — и он будет безопасен.

Молодец, еще стоящий на ногах, вздрогнул и медленно повернулся к коту.

— Чес-слово, — сказал кот. И перекрестился.

Рыжий гулко захохотал, хотя, вообще-то, веселого в ситуации было мало. Приближался следователь с коробочкой.

— Товарищ следователь, а кого мы бьем? — спросил молодец с дубинкой, — они, вообще, кто?

Следователь отмахнулся, ему было не до политинформаций.

За него ответил кот:

— Не узнал что-ли? "Мастера и Маргариту" не читал? И чему тебя только в школе учили? А я думал, что похож на дедушку — Бегемота. Бегемотом его звали, помнишь?

Молодец с расцветающим на скуле синяком восхищенно улыбнулся. За его спиной по кривой траектории летел следователь.

— Как же, как же, — тепло произнес молодец, — читал... Моя любимая книжка.

— Твои слова подобны золотым яблокам на серебряном блюде, — одобрил кот. Молодец торжественно кивнул и упал спиной на товарища следователя, предварительно закатив глаза.

Из уст придавленного следователя к потолку взлетел столб проклятий.

— Боже ж ты мой, — взволнованно произнес Кусака, так и убиться недолго! Вы в порядке?

— Взмахи активнее! — заявило радио, видимо заподозрив, что Рыжик втихоря волынит.

Следователь поднялся и подошел к Кусаке. Кот вежливо подвинулся и человек тяжело сел.

— О, кей, — устало сказал он, — Прыгай. Не стрелять же в тебя, правильно?

Он налил в стакан воды и с наслаждением выпил. Кусака коснулся его руки лапой.

— Может на них стоит брызнуть? — он показал на молодцев, лежавших подобно медузам, разбитым прибоем о прибрежные камни.

— Обойдутся, — отозвался следователь.

— А мне? — спросил Рыжик.

Следователь налил второй стакан, но не дал.

— Согласишься выступить по ящику — дам, — безапелляционно заявил он.

— Звоните на телевидение, — необдуманно брякнул Рыжик.

Впрочем, немножко-то он думал — например о том, что если на TV позвонить с сообщением о говорящем коте, съемочная бригада навряд-ли сразу примчится с горячим желанием и верой в чудеса.

— Дышите ровнее, — посоветовало радио, — нагибайтесь ниже, работайте локтями.

— Я бы послал этого советчика... куда пешком не ходят, — заметил следователь.

— Он пробовал, — сказал кот, — раз выразился — в четыре раза дольше на одной ноге скакал.

Следователь глубоко вздохнул, словно собирался нырять, и придвинул к себе телефон.

Взгляд Рыжика упал на часы, и он подумал, что совместно сочиненный шедевр должны были бы уже прочесть в Белом Доме. Исходя из разницы часовых поясов...

Перед его мысленным взором развернулась следующая, явно сюрреалистическая картина:

"... Билл Клинтон стоит в углу комнаты, обставленной в стиле Барокко и ковыряет пальцем штукатурку.

Хилари Клинтон просматривает электронную почту, предназначенную для Билла Клинтона и недовольно ворчит:

— Billi, Billi, what are you can be this? This Monika — she does not washiny her heir and her noski... Billi... Oh, Billi, this is letter from Russia! It is beatiful... One litte girl is want сarrage of ise-cream... Babu is want ise-cream, Billi... You can be ispravit you misstace from me... You anderstand?

Билл Клинтон сопит громче.

— If you, go it, I shall for givi you... Baby... Little Russian baby in read sarafan and gree valenki — it is congratulation!

Занавес!.."

Раскинув ноги и руки на холодном полу Рыжик лежал, наслаждаясь прохладой и покоем.

— Я не буду светиться, о.кей? — сказал он, — Мне по яшику нельзя выступать. Меня мафия знает и очень не любит.

— Так ты связан с мафией? — уточнил следователь.

Рыжик важно угукнул.

— Вы спросите — с какой, — предложил кот, — Ведь не с вашей. Не с земной, то-есть. Не с человеческой.

— С кошачьей, — сострил следователь.

— Очень может быть, — глубокомысленно заметил кот.

Рыжик посерьезнел:

— Хвост оторву, — пообещал он, — и скажу, что так и было.

Кусака иронично хмыкнул, но развивать тему нечеловеческой мафии не стал. Рыжик мог и тапком запустить (бывало в совместной жизни парня и кота и такое). Настроение Рыжика явно портилось, и Кусака знал — почему. До срока выполнения заказа на carrage of ise-cream оставались считанные часы.

— Голову отвинтит, — пробормотал Рыжик, — гадом буду — отвинтит.

— Кто? — вяло отреагировал следователь.

Не имея никакого желания его просвещать Рыжик уставился в пол.

— Не-а, не голову, — встрял Кусака, — кое-что другое.

— Руки? — предположил Рыжик.

— Не-а, не руки.

— Ноги?!

— Не-а, не ноги.

— Тогда что? — всерьез озадачился Рыжик, — что при моей собачьей, прости, должности может быть важнее?

— То, чем груши околачивают, — ответил кот.

Рыжик внимательно посмотрел на Кусаку и, после некоторой паузы, изрек:

— Сначала оторву хвост, потом пришью... на швейной машинке. А потом снова оторву!

— Ужас какой, — лениво зевнул Кусака.

Мысль о вагоне с мороженым примерно в то же время посетила еще одну голову — рыжеватую головку Кати, и она тоже воскликнула про ужас, но гораздо более экспансивно, чем Кусака.

— Три часа дня! — ахнула она.

— Осталось восемьнадцать, — флегматично подтвердила Ленуся, — год общего режима нам обеспечен.

— Как ты можешь говорить об этом так спокойно? — Катя вскочила со стула и принялась расхаживать взад-вперед, обхватив плечи руками.

— У меня сейчас от твоих мотаний морская болезнь начнется, — недовольно проговорила Ленуся и отвернулась к зарешеченному окну за желтой занавеской. Проследив за ее взглядом Катя увидела узкий тротуар, пыльную тополиную аллею и, чуть поодаль, стоящий правыми колесами на бордюре цветной фургон с клятым мороженым.

— Ага, — кивнула она, — близок локоть да зуб неймет.

— Кстати, о зубах, — вспомнила Ленуся, — ты укусить чего-нибудь не хочешь?

— А разве что-нибудь есть? — удивилась Катя.

— Чайник есть. Даже электрический. В шкафчике вроде бы кофе... не, какао. "Несквик".

— Не тронь! — взвизгнула Катя так, что банка какао едва не вылетела у Ленуси из рук. Подхватив ее в последнее мгновение она осторожно поставила какао назад и озадаченно спросила:

— А что, оно отравлено?

— Нет... То есть не знаю, может и отравлено. Это не важно.

— Да ну! — еще больше удивилась Ленуся.

— Не цепляйся к словам, — буркнула Катя, — я просто сказочку вспомнила. "И от зайца ушел..."

— Это кролик, — авторитетно сказала Ленуся, — вид родственный, но не тождественный.

— Ты уверена, что ЧМО разбирается в таких тонкостях? — спросила Катя.

Тем временем чайник "Мелисса" мелодичным гудком сообщил, что вода сварилась. На подоконнике обнаружились стаканы. Наполнив их Ленуся вынула четыре сэкономленных кубика "Маги" и сосредоточенно булькнула в воду все.

— Пусть будет покрепче, — сказала она, — нам силы нужны.

— Если так, — Катя выудила из кармана три пакетика сухого мороженого, — брось и это. Все-таки калории.

Запах, против ожидания, оказался восхитительным и голодные девчонки сглотнули слюну.

— А, нормально, — произнесла Ленуся после осторожной дегустации, — еще пару ложек "Пургена", и — то что доктор прописал.

При слове "доктор" Катя поперхнулась, и уставилась на Ленуся каким-то странным взглядом.

— Желудок? — испугалась та.

— Не — е. Голова... Что-то у меня такое забрезжило в мозгах. Типа мысли... Как ты думаешь, на сколько следак нас оставил?

— Сказал — на пол часа, — ответила Ленуся, прихлебывая смесь куриного бульона с сухим мороженым.

Шагнув к стене Катя оттолкнулась ногами и встала на голову.

— Ты уверена, что не умеешь водить машину? — уточнила она через минуту.

— Уверена. Я только колесо умею менять. Заочно.

— Это как?

— Два раза видела как меняют.

— И что? — заинтересовалась Катя, — сможешь поменять?

— Если понадобится... почему бы нет.

— А ты его хотя бы поднимешь?

— Зачем его таскать? Если оно круглое. По идее — должно катиться.

— Логично, — хмыкнула Катя, созерцая перевернутый мир, — Тогда я вообще — мастер-инструктор по вождению. Целых три раза видела как ведут машину. Только, убей меня, не помню, которая из педалей — газ, которая — тормоз. Ну это мелочи. В принципе — на месте уточнить можно.

— В морге?

Катя хлопнула глазами и со сдавленным воплем "Эврика!" обвалилась на пол.

— Садись сюда, — она похлопала рукой по полу рядом с собой и, потянувшись, до упора отвернула ручку радиоприемника. Крохотная комнатка заполнилась воплями какого-то чувака, которого ведущий обозвал "Скутером"

— Какое заболевание приводит к смерти если вовремя не сделать очередной укол? — шепотом спросила Катя.

— Да их сто штук. Я на вскидку назову десяток а, слегка подумав, еще полсотни. Но самое простое — сахарный диабет.

— А симптомы?

— Ну... головокружение. Потеря ориентации. Некоторая невменяемость... Обморок. Кома.

— Дивно! — неизвестно чему обрадовалась Катя, — Кома — это то, что нам нужно.

— Не поверят, — мгновенно впилила Ленуся, — когда человек в обмороке у него пульс замедляется и реакция зрачков другая. Обморок не сымитируешь.

— А никто и не предлагает имитировать, — с великолепным презрением фыркнула Катя, — имитация — это дешевка. Будет обморок в натуре. Слушай сюда. Сейчас ты снимешь свою замечательную блузку, скрутишь ее в жгут и меня малость придушишь. Так, чтобы пережать сонную артерию.

— У тебя там что? — Ленуся взглянула на Катю и выразительно вертанула пальцем у виска, — Солнечное затмение?

— Напротив, полная ясность. Даже противно.

— Это от бульона...

— Как быстро ты можешь привести меня в сознание? — перебила Катя.

— Да не буду я тебя душить, — Ленуся с возмущением отодвинулась.

— А чисто теоретически?

— Да пары пощечин хватит за глаза и за уши... только вести машину ты все-равно не сможешь как минимум полчаса.

— Значит — поведешь ты.

— Ни — за — что! — отрезала Ленуся.

— Давно шпалы не укладывала? — холодно спросила Катя, — Соскучилась?

И, рывком стянув с себя футболку сунула ее в руки Ленусе.

— У нас мало времени. Души, давай, не отлынивай.

— Ну, если ты настаиваешь, — нерешительно протянула Ленуся, — только петля ни к чему. Нужно только легонько нажать пальцем вот сюда... Ой... Катя! Катенька, что с тобой!?

Катя всхлипнула и вдруг обмякла безвольным мешком.

Ленуся лихорадочно нащупала пульс. Сердце стучало.

Бросившись к двери она что есть силы забарабанила в нее кулаками.

— Помогите! Срочно нужен врач! Ей плохо, она умирает!

Дверь распахнулась внезапно и Ленуся едва не вывалилась на молодого белобрысого парня в камуфляже и лихом берете, надвинутом на насупленные брови.

— Вы врач? — изумилась Ленуся.

— А что, не похож? Вон аптечка, — парень тряхнул автоматом, — Что у вас случилось, почему шум?

— Ей плохо, — повторила Ленуся, облизывая пересохшие губы, — срочно нужен укол инсулина. Похоже, у нее кома.

— А почему она голая? — подозрительно спросил охранник и наклонился над распростертым телом.

Графин с остатками воды оказался под рукой и Ленуся, тщательно рассчитав силу удара, почти нежно опустила его на затылок охранника. Не проронив ни звука, парень ткнулся лицом в колени Катиного "трупа".

Секунда понадобилась на то, чтобы сдернуть автомат с шеи охранника. Ленуся двумя хлесткими шлепками по щекам повторила чудо с Лазарем. Катя заморгала и выползла из под камуфляжа.

— Одевайся! — скомандовала Ленуся, брезгливо держа автомат двумя пальцами за ремень, — Идти сможешь?

— Даже бежать, если понадобится, — похвасталась Катя но, качнувшись, уточнила — Только по синусоиде.

Выбравшись из кабинета девчонки огляделись. Коридор был пуст. Прихлопнув дверь ногой Катя отобрала у Ленуси автомат и сняла с предохранителя, передернув затвор.

— Ловко, — уважительно прокомментировала подруга, — ты, похоже, вообще испытываешь аномальную тягу к огнестрельному оружию.

— Комплекс неполноценности, — усмехнулась Катя, — внутренняя потребность время от времени подстрелить какого-нибудь "плохого парня". А вообще-то я белая и пушистая.

Секретарь, молоденькая девчонка, только после спец-колледжа, увлеченно гоняла по лабиринту компьютерного "взломщика", когда дверь распахнулась настежь и на пороге возникли две растрепанные, поцарапанные фигуры. Одна из них уверенно держала автомат, и ствол его был нацелен... если б ей в лоб — Наташа, наверное, испугалась бы меньше... Он был нацелен точно в монитор новенького "Pentium — III", семнадцать дюймов, на тринитроне...

— Вы к кому? — нервно сглотнула Наташа.

— К Папе Римскому, — огрызнулась Ленуся, — а что, разве это не Ватикан?

— Где Мадина и Рыжик?

— Девчонки, я здесь, — послышалось из-за двери, — только меня после зарядки снова в наручники заковали. А Рыжего куда-то под усиленной охраной увели.

— Писец, — оценила ситуацию Ленуся, увидев Мадину, скованную стальными "браслетами". Без лишних слов Катя повела стволом и Наташа неуклюже выбралась из-за стола.

— Где здесь умывальник?

— Умывальник?

— Ну да. Это такое место, где есть вода и мыло.

— В конце коридора, — от испуга Наташа икнула.

— Следовало ожидать! Ну, что застыла, как жена Лота. Пошли, проводишь, горе мое.

— Вы меня убьете? — пискнула несчастная жертва налета, когда все четверо, вместе с Мадиной, с помощью мыла освобожденной от лишних "украшений" покинули дамский туалет.

— Нет, на день рождения пригласим... ты пошевеливайся, тащишься, как удав по наждаку?

Черный ход оказался абсолютно свободным но запертым на замок. Катя, в нервах от всего происходящего, направила ствол в дверь и одиночным выстрелом решила проблему.

Грохот прозвучал оглушительно и, через мгновение, здание загудело, как потревоженный улей.

Благо, "налетчиц" там уже не было. Что есть силы они мчались глухими переулками, волоча тяжеленный автомат. Редкие прохожие шарахались в стороны. Пижонистый молодой человек, трепавшийся с кем-то по сотовому, облокотясь на бампер "Мерседеса -190", увидев живописную компанию, гостеприимна распахнул дверь в салон.

— Куда едем? — спросил он, когда Катя с Мадиной рухнули на заднее сидение, а Ленуся плюхнулась впереди, шумно дыша.

— На Альфа-Центавру, — брякнула она, — тамошние мы.

— Понятно, -кивнул парень, — Накинь ремень, — и ударил по газам.

В отдалении послышался вой сирен.

— Надо было эту кису с собой прихватить, — запоздало огорчилась Катя, — для гарантии.

— Побег и взятие заложников, — отреагировала Мадина, — вмешательство отрядов "Альфа" и "Вымпел" нам очень облегчит дальнейшую жизнь... Ты, я вижу, в советской школе уделяла большое внимание начальной военной подготовке. Гораздо большее, чем "Основам государства и права".

"190 -й" летел по проспекту почти неуправляемой торпедой...

Спустя несколько долгих, наполненных молчанием секунд, неизвестный парень сообразил:

— В советской школе? Сколько же вам лет, девушки? Извините за бестактный вопрос.

— Мы — женщины без возраста, — изрекла Ленуся, — биологические часы остановлены на 10 лет.

Кадык парня прыгнул, руль вильнул и "190 -й" едва не врезался в "Москвич-фургон", но выровнялся. На лице незнакомца была прописана крайняя степень изумления.

— Де — вушки, — протянул он, — да вы, никак, из отделения сбежали... Вот и титешник за нами из-за угла вывернул...

Девушки слаженно обернулись, желая узреть загадочную деталь женской одежды, самостоятельно движущуюся по улице. И даже не сразу заметили приземистую легковуху с мигалками на крыше.

— А почему "титешник"? — простодушно поинтересовалась Ленуся.

— А — а, — отмахнулся одной рукой водила, — это я в американской книжке вычитал. Там один полицейский енти мигалки, пардон... сиськами называл.

Мадина покраснела как банка свекольного сока, но никто этого не заметил, потому что случайный спаситель вдруг брякнул:

— Меня Анархист попросил подежурить. Я брат его старший. Двоюродный. Он говорил, их, вас то есть, долго не продержат. Потому, говорил, что они по доброте душевной всех с ума посводят. И ведь прав оказался, а? Куда вас везти — то?

— Сможешь от ментовоза уйти? — спросила Катя.

— Я — то? Да куда мне... Уехать — смогу, а пешком — то навряд ли.

Он крутанул руль и центробежная сила швырнула всех на левый бок. У девушек вырвался слаженный визг. Брат Анархиста громко и театрально захохотал.

"190 — й" шмыгнул под арку, пронесся, распугивая кошек и голубей, по грязному круглому двору и вылетел на узкую улицу; промчался по ней и свернул на шумный, тесный проспект, оказавшись в гуще машин.

— Все! — объявил брат Анархиста, — Отцепились. Хотя, в принципе, можно было и тормознуть, побазарить с пацанами...

— Ты что! — испугалась Катя, — Мы же...

— А вы им на фиг не нужны, — объяснил брат Анархиста, не отрывая глаз от дороги, — как и тот ваш приятель с кошкой. Им Мадам нужна. Поэтому и брата моего задержали. Хотят эту девушку прищучить. Больно она им в последнее время на нервы капает, а ФСБ этого очень не любит. Так что они, мой брат и ваш мордоворот, должны сейчас по объездной на фуре мороженое везти. С пушками. Мадам их здесь встречает. Тут они всех и повяжут.

— Вот так дела. — растерялась Катя, — зачем же мы тогда побег устраивали?

— И еще эту гадость подобрала!

Водила поправил зеркальце и присвистнул, увидев в нем отражение девушки, прижавшей к себе автомат наподобии любимого кота. Он беззвучно пошевелил губами, высказывая, очевидно, свое мнение по данному происшествию, но не решился оскорбить нежный слух спутниц.

— Вовсе не гадость, — буркнула Катя, поглаживая автомат, — я его уже полюбила. Правда, детка?

Ленуся вздохнула, говоря этим "ну вот, совсем рехнулась".

— Ты бы еще свою визитку к нему прилепила, — в сердцах воскликнул Анархистов брат, — ты на нем отпечатков понаставила столько, что хоть хироманту показывай. И прошлое и будущее расскажет.

— А ждет тебя, красавица, казенный дом и бурда на завтрак, — вставила Ленуся.

— Как я его раньше не просек! — изумлялся водитель, — Ты в курсах, что за эту игрушку нам всем капитальное отрывание сделают?

— Не, — неожиданно успокоилась Катя, — НАМ точно не сделают. Мы же мафия. Тебя как звать-то, "спаситель"?

Водила буркнул, что он Леня.

— Прекрасно, — с воодушевлением сказала Катя, — Леня, мы... Кстати, а твоя фамилия какая?

— Толай, — ответил Леня.

У Ленуся как-то сразу изменилось лицо. И, опять же, никто не заметил этого.

— Интересная фамилия, — сказала Катя, — вы ее корней не знаете?

Леня покачал головой.

— Я знаю, — охотно пояснила Ленуся, — Это есть такой заяц, живет в Казахстане.

— Нет, — сказал Леня, — у меня никого в Казахстане нету. И я не заяц. Вы, девушки, лучше про себя что-нибудь расскажите, а то вам вредные мысли в голову лезут. Начнете мое семейное положение выпытывать, место работы, зарплату...

— А где вы работаете? — подхватила Мадина. Катя засмеялась.

— А что ты веселишься? — спросила Ленуся, — Между прочим, нам в этом городе еще пахать и пахать, и если бы ты автомат не взяла, про нас бы уже забыли все.

— Какая умная, — огрызнулась Катя, — а где твоя голова была, когда ты меня душила?

— Не знаю, — растерянно отозвалась Ленуся, — умственное затмение нашло. Наверное, это заразно... Боже, — тихо простонала она, — Худо мне что-то!..

Она закрыла рот рукой и попросила остановить машину. Леня остановил.

— Девочки, помогите мне... — Ленуся, поддерживаемая под локотки, вылезла и побрела к урне.

— Девки, — шепнула она совершенно нормальным тоном, помните сказочку про колобка? Так мы сейчас у зайчика в гостях. Впиливаете?

Мадина нервно сглотнула.

— Так ведь зайчик-то неопасный, — припомнила Катя, — колобок ему спел и укатился.

— Так и мы уже спели. Может, пора укатываться? Вечереет уже, а мороженое мы не доставили. Или давно статуями не были? — тихо рявкнула Ленуся.

Мадина оглянулась. Водитель подмигнул ей, включая радио.

— Ну что он нам может сделать? — спросила Мадина.

— Дурное дело не хитрое, — мрачно пробормотала Ленуся, — Ежели он от Мадам, так до полуночи хватит времени нам хвоста накрутить.

— А если он брат Анархиста, то вопрос о мороженом можно считать наполовину решенным, — парировала Мадина, — опять же, Рыжего не потеряем...

— Он тебе нужен? — усмехнулась Ленуся. Мадина неопределенно хмыкнула, — Мне казалось, вы с ним в пиках. Не знаю, правда, из-за чего.

— Мне Кусаку жалко на него оставлять, — с фальшивой заботой сказала Мадина, — угробит ведь кота.

— В общем, возвращаемся "в нумера", — заключила Катя, — Тебе уже хорошо?

— Да, — Ленуся плюнула в урну и громко прокашлялась для вида. Леня заботливо открыл дверцы и придержал их, пока девушки влезали и рассаживались.

— Я, сказал Леня, — пушку твою припрятал. Не дай боже, кто увидит. А тебе может таблетку дать? У меня но-шпа есть.

— Дай, — умирающим лебедем попросила Ленуся, — А то в страшных муках ежика рожу... А может у тебя еще что-нибудь есть? Пожевать. Я есть хочу.

— Сейчас к нам приедем — накормлю, — пообещал Леня, — Домой к себе я вас, ясное дело, не повезу. поедем ко мне на работу.

— Опаньки, — сказала Катя, — интересно, что это за работа?

— А на Альфа — Центавра, — ехидно ответил Леня.

Через несколько минут плутания по закоулкам, машина остановилась перед многоэтажной стеклостальной конструкцией. ЧП "Альфа" гостеприимно впустило пришельцев.

Холл, отделанный по последнему писку моды, потрясал любого пришедшего еврошиком псевдокожи и красного дерева. Пластиковые покрытия и двери нагоняли воспоминания о кораблях из "Звездных войн". Гигантский аквариум светился изнутри яркой зеленью, Ленуся немедленно кинулась к нему и встала на колени перед идолом своего детства.

— Господи! — громко прошептала она, — Это же голубые симфизодонты!

— Ага, — подтвердил Леня, — я их по четыреста рублей купил вот такусенькими, — он показал на ноготь большого пальца.

Ленуся порылась в кармане куртки, достала белую таблетку, разжевала ее и проглотила всухую.

— Но-шпа, — убитым голосом сообщила она обеспокоенной Кате.

Ее подняли с колен и поволокли. Ленуся заломила шею так, чтобы подольше не расставаться с волшебным видением...

— Дискусы, — шептала Ленуся, — голубые дискусы...

Леня решительно шагнул в кабинет с надписью: "Директор Толай Л.Д."

В приемной стоял широкий стол, на котором стоял офигенно дорогой, судя по виду, компьютер, лазерный цветной принтер. За столом, разумеется, обнаружилась секретарша. Миниатюрная девушка, не то, чтобы красивая, но загорелая и хорошо одетая.

— Рита, — обратился к ней Леня, — закажи что пожевать гостям, и запить. Я сейчас но пол часика домой, и сразу обратно. Когда мой брательник приедет с напарником, их тоже накорми.

Он придавил кнопку белого ящика, послышалось негромкое гудение, потом что-то щелкнуло.

— Григорий, — сказал Леня ящику, — выгони "Мицу" из гаража.

— Хорошо, — ответил ящик. Что в этом было хорошего, джинны не поняли.

Леня ушел. Его секретарша сделала приветливо-стерильную физиономию:

— Что кушать будем? — пропищала она.

— Бульонные кубики, — выпалила Мадина, ахнула и в панике закрыла ладонью рот.

— Нет! — перебила ее Катя, — Закажите на ваш вкус. Желательно что-нибудь натуральное.

Рита проницательным взором пролангировала девушек. И склонилась над интеркомом.

— Женечка, пять упаковок "Слимфуд" и "Кинг" со сливками и фруктов каких-нибудь. Только не авокадо.

Катя шумно сглотнула.

— У нас журнальчики всякие есть, — секретарша нырнула под стол и с видимой натугой выволокла целую кипу блестящей яркой бумаги, — "cosmopoliten", "Vouge",

"Burda".

Мадина издала сдавленный писк восторга.

— Я схожу, на рыбок посмотрю, — Ленуся сорвалась с места и кинулась в коридор.

Катя попросила включить радио.

Рита удивилась, но включила.

— Хочу новости послушать, — объяснила Катя, усугубляя удивление секретарши: кто в наше время по доброй воле захочет расширять кругозор за счет всяких ужасов?

Мадина безмолвно шуршала страницами. Диджей сообщил, что Катя слушает радио "Серебряные дороги".

— Интересно, — пробормотала Катя, — это чье же радио?

— Питерское, — просветила ее подкованная Рита, — Их же до зарезу, этих станций. Нужно поискать новости, а то здесь на некоторых каналах только музыка, реклама и погода.

Она крутанула ручку настройки, эфир завыл и захрипел. Затем из эфира выскочил еще один диджей — Клепа, вытащив на поводке блок агрессивной рекламы ломбарда и картофельных чипсов, наконец возникла какая-то восторженная утица, захлебывающаяся в потоке суперактуальных новостей. Катя сделала уши топориком.

На западе, юге и востоке шли боевые действия. Подумав сначала про Гондурас, Сальвадор и Кампучию, Катя не поверила, услышав, что это — немного ближе. Даже расстроилась решив, что попала на какие-то неправильные новости, из фантастического спектакля или просто по-приколу.

Утица поведала о курдах и албанцах, отругала злое НАТО, какого-то Клинтона, оказавшегося президентом и великим грешником века, и доложила о том, что оный грешник зачем-то послал в Россию грузовым самолетом вагон мороженого. По желанию маленькой девочки.

Катя схватила себя за уши и взвыла, топая ногами от избытка чувств.

Мадина уронила "Cosmopoliten" и кинулась к приемнику, открутив громкость до упора. Потом из коридора возникла Ленуся: за ней маячила огненная шевелюра Рыжика и черные усы четвероногого друга джиннов. Потом ввалились Анархист, два охранника с электрошоками наготове и девушка, катящая перед собой тележку с коробками.

— Мадам взяли! — с порога объявил Рыжик, с размаху плюхаясь на кожаный диван, — И всех "заказчиков" тоже. Представляете, девчонки, они только дипломат с гринами открыли, чтобы рассчитаться, а тут — здрасьте, я ваша тетя, — ФСБ! Ну и рожа была у Мадам, доложу я вам. Хуже, чем у Мадины, когда я ей живую мышь в карман сунул...

— Да погоди ты, — цыкнула Мадина, пропустив мышь мимо ушей.

Рита соскочила со стула, оказавшись росточком чуть больше своего компьютера, и принялась доказывать охранникам, что эти два бандита и есть дорогие гости, о которых предупредил директор. Охранцы верить не хотели, Ленуся пробивалась к приемнику, утица щебетала о политической конъюнктуре, Монике и выборах в сенат Хилари, через каждые три слова поминая этот грешный вагон с мороженым...

— Мы добыли его! — рявкнула Катя в восторге, перекрывая разноголосицу в приемной, и экспансивно обняла Мадину. Та тоже закричала, Ленуся демонически захохотала, запрокинув голову.

Наконец лишних людей удалось выставить.

Уяснив ситуацию Рыжик громко скрипнул зубами. Анархист разочарованно хмыкнул:

— Ну, — сказал он, — и, какого рожна, позвольте узнать, мы... занимались доставкой этого... мороженого?

— План перевыполнили! На "дцать" процентов, — сообразил Рыжик.— Стахановцы! Может, нам за это поблажка будет?

— Садитесь, — сдержанно пригласила Рита, которая в приемной Толая видела и не такое. Она открыла коробки и оттуда вкусно запахло жареной картошкой и мясом.

Рыжик медленно опустился на колени.

— Вот оно, — в благоговении прошептал он, — вознаграждение за труды наши тяжкие.

... Когда ночью в холле фирмы "Альфа" сверкнула яркая фотовспышка, никто не обратил на это ни-ка-кого внимания.

"О, закрой свои бледные ноги".

Рита пришла на работу одной из первых. Она считалась трудоголиком, потому что являлась как Божий вестник, с утренней звездой, и добросовестно пялилась на монитор компьютера до закрытия дверей ЧП "Альфа" и прихода ночного сторожа. Тайн в организме "Pentium" для нее не существовало, а печатала она со скоростью работы электрической швейной машинки. Упрекнуть ее в неквалифицированности никто бы не посмел. Личные дела Риты, девушки незамужней, оставались за порогом ЧП. На первый взгляд. На самом деле Рита грешила прямо на рабочем месте. Она мечтала.

Она мечтала, печатая тексты договоров, мечтала, занимаясь переводом писем иностранных фирм, мечтала, загружая в память компьютера новые инструкции. Рано утром, или когда наступал вечер, Рита выходила в графический редактор и на экране появлялась она сама вместе со всеми своими недостатками. Рост метр шестьдесят, мерзкий курносый носик, гнусные веснушечки, бледно-голубые глазки, излишне пухлые щеки и губы... Волосы Риту, правда, устраивали. Они были ее единственным сокровищев в груде недостатков.

Рита щелкала "мышью" и в правой части экрана появлялись лица фотомоделей и актрис. Щелчок клавишей — и глаза с фотографии Галины Волчек перемещались на место Ритиных. Щелчок — щеки актрисы Шер расставались с реальной хозяйкой. Губы Синди Кроуфорд. Руки Кристины Орбакайте. Талия — Гурченко. Ноги и рост — Наоми Кэмпбэлл.

Хороша Рита. Кто бы ее такую увидел — в осадок бы выпал. В нерастворимый. И ее фотография стала бы хитом века, гордостью России, счастьем мира и достоянием планеты.

Рита тоскливо смотрела на незнакомку и искрящимися темно — русыми волосами и мечтала.

Она щелкала мышью и на экране появлялись другие фотографии — яркие цветные видения заснеженных гор, летящих в свободном полете лыжников, широкие ленивые реки в лесных долинах, тихие озера. У всех фотопейзажей была общая черта: уютная бревенчатая или кирпичная построечка на заднем плане. Ритино сердце сжималось, исполненное желания заиметь такой домик в личное распоряжение. Она представляла камин, где угли рдеют в полумраке вечерней комнаты, и мягкий ковер на полу, и кресло-качалку, и... И прогулки по берегу и на лодке, или на лыжах через зимний лес, или скоросной визг с горы вместе с...

Робкий щелчок "мышью". Песочные часы в центре экрана. Сердце бьется так, что звенит в ушах.

И тонкий длинный писк "зависшего" компьютера.

Рита несколько секунд приходила в себя, не в силах сразу выйти из ступора мечтаний, потом нажала на "сброс", и вдруг...

За полуоткрытой дверью что-то полыхнуло.

Рита, как девушка умная, подумала о замыкании и быстро выбежала в коридор, схватив на бегу огнетушитель и пытаясь вспомнить местонахождение электощита.

Выбежав в коридор она переоценила ситуацию, перехватила огнетушитель так, чтобы снести предполагаемому врагу полчерепа и стала вспоминать местоположение кнопуи тревоги.

Врагов была куча. Именно кучей они лежали на полу, видимо, став жертвой непонятного катаклизма, не затронувшего систему сигнализации.

В тот миг, когда Рита подумала об этой несуразности, враги опасно задвигались.

— Стоять! — взвизгнула Рита, вздевая огнетушитель над головой на вытянутых руках, — я вызвала м — м — милицию!

Один враг сел, вызвав в душе Риты бурю.

— Ну, спасибо, — ядовито сказал он женским голосом, — А вообще-то... спасибо, — заметил он благодарно.

... Снова закипала вода в чайнике "Тефаль", пустые пакетики от кофе "3 в 1" летели в смешную машинку дли уничтожения бумаг и золотой лапшой сыпались в мусорную корзину.

— Я же не знала, что вы внутри остались, — после пережитого испуга, от которого все еще что-то вздрагивало внутри, настроение Риты было неприлично-восторженым, — Вам ночевать негде, да?

Джинны согласились, что сегодня ночью с жильем у них большой напряг. Что вообще-то оно у них есть, но далеко. А деньги там же, вдалеке остались. И документы. Поэтому Леня Толай любезно предложил переночевать в холле. На полу. Они от своей делегации отбились, а она, нехорошая вся такая, без нех уделегировала.

Рита очень им сочуствовала, но Лене домой все-же позвонила, чтобы проверить изложенные факты. Вы уж не обижайтесь, бедные мои, это не от недоверия, просто инструкция не позволяет.

... Леня факты подтвердил, но сказал, что на счет ночевки на полу — чистая лжа, он ничего про это не говорил, думал, сами догадаются на диванчиках лечь, которые у стены стоят. В заключении беседы он спросил, не потонула ли некая мазель в аквариуме, пытаясь поцеловать голубых симфизодонтов. Ленуся, услышав этот вопрос, рявкнула, что она чужие привычки не перенимает.

Рита заметила, что на ее расспросы ночные гости отвечают с неохотой и часто путаются, забывая собственные ответы. Ее это не касалось. Но тревожило. Она чувствовала, что гости напряжены, и, с минуты на минуту, ожидают чего-то. И это беспокоило ее все больше. Доверчивость Лени ей не нравилась, хотя наравилось все остальное, включая внешние данные.

Когда гости в третий раз дули кофе, парень со смешной кличкой Рыжик вдруг икнул, схватился рукой за горло и, выкатив глаза, проскрипел чужим голосом:

— Мухлюете, сестренки-братишки? Давно статуями не были?

Рита чуть со стула не упала, но удержалась, обняв "башню" компьютера.

— Желание клиента кто спрашивать будет? — язвительно спросил Рыжик чужим голосом, испуганно вращая глазами, — Работайте, халявщики, иначе опять время урежу, мне ведь не слабо. Отбой.

Рыжик закрыл рот, пришел в нормальное состояние и спокойно потянулся к кофе.

— Что это? — дрожащим голосом спросила Рита, мгновенно припомнив странную вспышку в коридоре.

— А это, детка, фокус такой* — спокойно пояснила Катя, — Пей кофеек. И думай, что у тебя из мечтаний самое главное и животрепещущее.

Ленуся наклонила голову и стукнула ею по столу.

— Как это? — расстерялась Рита, — Зачем?

Рыжик перехватил инициативу и, откинувшись на спинку кресла, изрек:

— Мы исполняем одно твое желание.В очень короткий срок.

Рита с сомнением обвела взглядом всю компанию.

— Какое желание? — спросила она.

Катя сделала широкий жест рукой:

— Любое. Но учти — давать тебе советы по загадыванию желаний мы не будем.

— Инструкция не позволяет, — пояснила Мадина.

— А — а — а, — протянула Рита.

— Только ради бога, не думай слишком долго, — попросила Ленуся, — а то мы рехнемся.

— Вы кто? — в лоб спросила Рита.

Рыжик смущенно ахнул и быстро заморгал. Катя отвесила ему подзатыльник. Он почесал ушибленное место и ответил:

— Мы навроде Старика Хоттабыча — исполняем желание того, кто нас освободил. Нас осудила галактическая полиция на десять лет такой особой тюрьмы — очевидно она в другом измерении — и освобождает нас тот, кто свистнет. Вот ты свистнула и мы

* Почти цитата.

примчались.

— Я не свистела, — обиженно сказала ошеломленная Рита, — Я не умею.

— Неважно, — отмахнулся Рыжик, поглаживая черного кота, — мы обязаны выполнить любое твое желание. Так что думай.

У Риты затряслись руки. Подобного явления она никогда не испытывала, а значит, действительно, случилось что-то серьезное.

— Да мне не надо ничего, — не слыша себя забормотала она, — вроде есть все.

— Хочешь — свистеть научу, — предложила Ленуся.

Катя немедленно отвесила подзатыльник и ей.

— Хочу, — тихонечко сказала Рита, видимо, решившись, — Но не свистеть. А хочу выйти замуж фотомоделью за директора нашей фирмы.

Рыжик застонал.

— Лучше бы я тебя свистеть научила, — трагическим голосом сказала Ленуся.

Сдавленный вопль и громкий всплеск за спиной заставили Риту стремительно обернуться уже в дверях, и, уяснив в чем дело, она бросилась к аквариуму, на ходу закадывая рукав.

Ухватив за шкирку утопающего Кусаку, Рита выудила его из воды, держа над аквариумом на вытянутой руке, чтоб стекла вода. Хвост кота висел мокрой тряпкой, морда была растерянной.

— Как тебе не стыдно? ! — отчеканила Рита, — Лазать в аквариум нельзя! Рыб ловить нельзя! И вообще шастать где попало нельзя! Ты меня понял?!

— Да, — пристыженно выдавил Кусака. Издав жуткий вопль Рита разжала пальцы. Голубые симфизадонты шарахнулись в разные стороны, когда в их комфортабельные аппартаменты второй раз бултыхнулось лохматое черное чудовище с растопыренными лапами и круглыми, испуганными глазами.

Ленуся, выскочившая на шум, зажала рот ладонью и села на ступени. Рита, как жена Лота, стояла неподвижно, хлопая глазами и наблюдая, как Кусака, на этот раз самостоятельно, вылезает из аквариума и что-то бурчит себе под нос. Ленуся напрягла слух и разобрала: "Даже в детстве, елки-моталки, не топили... Позор на мою седую голову".

Ленуся сдернула с кресла накидку, обтерла кота, и по-матерински обняла Риту, оказавшуюся ей ниже плеча.

— Когда имеешь дело с нами, правило номер раз — ничему не удивляться, — мягко сказала она, — ну, подумаешь, говорящий кот. Эка невидаль! Ты, кажется, куда-то собралась?

— В книжный магазин, — пролепетала Рита, — Рыжик послал...

— Рыжик знает что такое книжный магазин? — поразилась Ленуся, — Ну надо же... Ну, раз послал, так и иди, душа моя, иди и иди, — Ленуся легонько подтолкнула ее к дверям, — Не попади под машину, — напутствовала она, закрывая за Ритой двери ЧП "Альфа".

Голубые симфизадонты были, похоже, в полном порядке. Она взяла на руки завернутого в накидку кота и неторопливо поднялась наверх.

— Что случилось? — вскинулась Катя.

— Да вот, нашему парню слегка подмочили репутацию, — отозвалась Ленуся, — пошел на рыбалку без лицензии на отлов.

— Тоже натурпродуктов захотелось, — хмыкнула Катя. — Между прочим, эта киса нас неплохо кинула. Загадала два желания вместо одного.

— Три, — попровила Ленуся, — Во-первых — стать фотомоделью, во — вторых — выйти замуж, и в-третьих — за директора фирмы.

— И что теперь делать?

— Что делать, что делать... Сухари сушить,* — легкомысленно ответила Ленуся, выпустила Кусаку и наклонилась над компьютером, пристроившись за плечом Рыжика.

— Чертова ступа, — выругался он, — в Белый Дом было легче влезть, чем в ее личный каталог. Чем она могла его запаролить? Слово из пяти букв.

* "Берегись автомобиля" х/ф.

— Л — Е — О... нет, это из шести, — Катя разжала пальцы и задумалась.

— Имена, фамилии, номера телефонов и прочую дребедень можно сразу отбросить, не та девица, — задумчиво произнесла Ленуся, — может быть какой-нибудь цветок?

— Ага, фикус, например...

— Фикус не подходит, — буркнул Рыжик, щелкая "enter"ом.

— Тогда — репус.

— Лучше почеши свой репус, и постарайся выдвинуть пару-тройку конструктивных идей, — беззлобно отозвался Рыжик.

— А куда провалилась Мадина? — осенило вдруг Ленусю, — я ее все утро не вижу, с самой зарядки.

— А я то думал, отчего мне так жить хочется, — пробормотал Рыжик и потянулся так, что хрустнули суставы, — Как только отмахались копытами, сунула за щеку пару листьев салата, вертанула задом и слиняла, надеюсь, надолго.

— Не надейся, — фыркнула Катя, — тебе так повезти не может.

В этот момент дверь внизу стукнла и кто-то довольно громко запыхтел и затопал.

— Похоже, сюда сейчас вломиться целая рота ежиков, — растерянно предположил Рыжик.

Дверь пихнули ногой, и в комнату вползла, угрожающе покачиваясь, огромная пирамида "мягких" книжек, на новоязе — "покетов", от английского "pocet" — карман.

Кусака выгнул спину и зашипел. Пирамида взвизгнула и рассыпалась, обнаружив под собой все еще бледную от пережитого шока, но, несомненно, живую Риту. Видимо, книжный ларек находился в том же здании.

Ленуся и Катя, не сговариваясь, упали на колени... но тут же разочарованно скривились.

— Что это? — брезгливо спросила Катя, — Где ты взяла эту гадость?

— Он велел, — Рита мотнула головой в сторону Рыжика и тот, довольно улыбаясь, подтвердил:

— Так и есть. Полное собрание "дамского" романа.

— Зачем? — Ленуся потрясенно уставилась на Рыжика, держа в обеих руках по "сердцу". В левой — дикое, в правой — горячее.

Под ногами валялась добрая дюжина всевозможных сердец, глаз, губ, волос и прочих фрагментов человеческого организма, преимущественно женского.

— Клиентка хочет замуж, — деловито пояснил Рыжик, не обращая внимания на вспыхнувшие щеки Риты, — а вы, судч по вашему семейному положению, в этом ни бельмеса не смыслите. Вот я и позаботился о вашем образовании. Вникайте. Делайте выводы. Думаю — за час проработаете.

— Ну спасиьо, Рыжик, — ядовито отозвалась Катя. — Где еще встретишь такую заботу о ближнем? Мое дикое, горячее, безумное и бездомное сердце обливается слезами любви и счастья, которые уже не могут погасить бушующее пламя, зажженное искрами в твоих глазах.

Челюсть Рыжика с громким щелчком отвалилась на грудь.

— На счет "искр из глаз" это что, намек? — спросил он, — Бить будете?

— Бог тебя накажет, — вздохнула Ленуся и принялась с отвращением перебирать рассыпанные по полу "сердца".

Расплатившись с частником ослепительной улыбкой, Мадина вышла на проспект Мира и закрутила головой, пытаясь сориентироваться среди спешащей толпы.

— Простите, — она тронула за руку молодую женщину в черной шляпе, закрывающей почти все лицо и черном бархатном мини-платье, — вы не подскажете, где салон господина Пьера Цебаковского?

Незнакомка убрала руку, окинула Мадину презрительным взглядом из под полей и довольно холодно произнесла:

— Месье Цебаковский моделей не набирает.

— Ой! — преувеличенно обрадовалась Мадина, — я отчего-то сразу поняла что вы — не просто прохожая. Вы одеты с изумительным вкусом, и я сразу же подумала, что вы и есть секретарь-референт месье Цебаковского, Ираида Гершвин. Я читала о вас в журнале только сегодня утром.

Жесткий взгляд из под шляпы несколько смягчился.

— Вы, должно быть, из райцентра, милочка? — мадемуазель оглядела Мадину с ног до головы. Та старательно захлопала глазами и хотела, было, скосолапить, но это был бы уже явный перебор.

— Я из деревни Малиновка, — брякнула Мадина первое, что пришло в голову.

— Так — так, — неожиданно заинтересовалась Ираида, — а, часом, не из той, где свадьба была? — и вдруг рассмеялась низким грудным смехом. — Ты, милочка, глазки мужикам строй, а тертую бабу на такой крючок не подцепишь. Ты такой же полевой цветочек как я — китайский трамвай.

Мадина промолчала, не зная, что ответить на такую проницательность, а мадемуазель Ираида внезапно двумя пальцами больно сдавила ей руку у самого локтя и презрительно сказала:

— Небось журналистка? От вас, гадов ползучих, одни неприятности. Роетесь целыми днями, как крысы на помойке, чтобы какую-нибудь грязь откопать. В прошлом месяце ваши паршивые газетенки нас поженили, в этом — развели. От того, видите ли, что босс застал меня в постели с молодым боксером. С собакой, что ли? Так я позвонила вашему редактору и сказала что он — козел. А еще добавила что к боссу ни одного писаку на пушечный выстрел не подпущу. Уж между собой, у кого из нас какие боксеры, мы как-нибудь сами разрулим, по-семейному. Так что разворачивай байдарку, крошка, и греби отсюда, пока я добрая.

— Ну, спасибо на честном слове, — растерялась Мадина.

— Пожалуйста, сдачи не надо, — и шагнула с тротуара в припаркованный тут же "Вольво — СААБ".

— Ну и на фига тебе было связываться с этой стервой? — спросили совсем рядом. Голос был вполне доброжелательный. Мадина обернулась — высоченный парень торговал хот-догами и явно слышал всю сцену. — А гнездо сионизма вон там, в кирпичном доме, без вывески, — добавил он, показывая рукой.

— Почему "гнездо сионизма"? — удивилась Мадина.

— Так они же там все — евреи, — доходчиво разъяснил парень, — Цебаковский — еврей. Ираида, стерва крашеная, еврейка. А бухгалтер у них такой еврей, что ему и Моисей в подметки не годится, хоть и опустил египтян на весь золотой запас страны.

— А ты то откуда все это знаешь? — еще больше изумилась Мадина.

— А — а, поторгуй с мое этой собачьей радостью, Си— Эн — Эн за пояс заткнешь, — уверенно ответил парень и шагнул прочь с громким воплем. — А вот кому хот-дог, вкуный, питательный, экологически чистый?!

В кирпичном здании царила прохлада, после солнечного дня это очень понравилось Мадине. Она поднялась по каменной лестнице на этаж, изумляясь, что знаменитый модельер Пьер Цебаковский работает так тихо и уединенно. Мадина ожидала увидеть толпу народа и готовилась строить глазки телохранителям и сражаться с драконом-секретаршей, но мадемуазель дракон отбыла в неизвестном направлении, а телохранителей, похоже, бес прибрал. Вместе с искомым телом и остальным персоналом.

— Эй! — позвала Мадина. — Есть кто живой?

Никто не откликнулся, только эхо заметалось по огромному вестибюлю.

— А мертвый? — спросила Мадина.

Дом молчал.

Она нерешительно потянула на себя дверь с металлической табличкой "Ираида Гершвин" и шагнула в приемную.

— Во дают! — вслух удивилась она и даже всплеснула руками, созерцая пустой кабинет: компьютер, факс, кофеварка "Мелисса". — Ну, полный коммунизм! Заходи кто хочешь и бери что хочешь. Я факс возьму, можно? А "труба" тут нигде не валяется?

Неожиданный шорох за спиной в этой тишине прозвучал оглушительно. Мадина взвизгнула и подскочила, едва не подвернув каблук. Шорох повторился и она, наконец, сообразила, что идет он из за массивной двери. Мадина потянула ее на себя и прямо с порога наткнулась отчаянный взгляд огромных, потемневших от страха глаз. В следующий миг она разглядела, что глаза принадлежат мужчине: маленькому и щуплому, но с высоким лбом и большим носом с характерной горбинкой. В изысканно-фиолетовом костюме из нежнейшего бархата, хрустящей от чистоты рубашке и галстуке — бабочке раза в полтора больше положенных размеров. Мужчина был крепко и основательно прикручен к массивному стулу брезентовыми ремнями на карабинах, а во рту у него торчал безупречно-чистый кляп.

— М-м-м, — прогудел месье Цебаковский о чем-то своем.

— Я сейчас освобожу вас! — воскликнула Мадина и бросилась к нему.

— М-м-м! — отчаянно взвыл модельер и устремил свой говорящий взгляд мимо прекрасной спасительницы. Мадина проследила за ним... и почувствовала что ноги у нее стали ватными а сердце забыло стукнуть в очередной раз. У стены стояло устройство, больше всего напоминающее вынутые внутренности трансформаторной будки. Устройство топорщилось проводами и зловеще мигало голубым табло. 59... 58... 57... разглядела Мадина и медленно попятилась.

— М-м-м! — донеслось со стула, еще громче и еще отчаяннее.

Округлив рот и глаза, Мадина бешено думала о создавшейся ситуации. Мысли решили все просто — исчезли от греха подальше.

Метнувшись к окну Мадина толкнула раму. На улице стоял чей-то велосипед и торчали в кадках у входа две исскуственные пальмы.

На сорок пятой секунде взрывное устройство вышло в свободный полет — у Мадины была твердая пятерка по физкультуре, когда речь шла о метании мяча. Табло блеснуло на солнце и вдребезги разлетелось от удара об асфальт. Внутри сплетенных проводов что-то щелкнуло, с пластиковой коробочки отскочила крышка и оттуда вылетело большое куриное яйцо, немедленно расплескавшееся по асфальту. Насколько могла видеть Мадина, цвет яйца свидетельствовал о IV — V степени свежести. Обоняние вскоре подтвердило догадку, запах сероводорода было ни с чем не спутать. Мадина торопливо захлопнула окно.

Да, жизнь месье Цебаковского явно не тянула на казнь дорогостоящей пластиковой взрывчаткой. Но провинился он перед кем-то крепко, больше, чем на денежную виру или "простите". Судя по настроению мадам Ираиды, тухлятину подложила она. Что ж, это облегчало задачу Мадины, влияние крашеной мегеры было явно лишним и непользительным для задуманного дела.

Распутав надежду отечественной моды Мадина попутно представилась. Цебаковский угостился валидолом из нагрудного кармашка и ему малость полегчало. Кроме влажных коровьих глаз, больше ничего симпатичного в нем не было. Мадина, чтобы скорее привести его в чувство, сообразила кофеек и села за стол, напротив державшегося за левую грудь Цебаковского.

— Спа — а — сибо, — слабо простонал он. Мадина двинула к нему чашку и он вцепился в фарфоровые бока обеими ладонями.

Она терпеливо ждала. Спрашивать о чем-либо в такую драматическую минуту казалось ей бестактным.

— Девушка, — вспомнил Цебаковский, — вы сбегайте, закройте входную дверь на ключ.

Мадина сбегала. Ей было не трудно. Когда она вернулась, Цебаковский уже приобрел нормальный цвет лица и запихивал в рот длинную сигаретину, глядя в окно. Он долго молчал. Очевидно, клял Ираиду в хвост и в гриву, но мысленно. Как ни как он был интеллигентным человеком.

Мадина успела выхлебать две чашки кофе, не забыв запомнить название. Надо про такой Лёне сообщить. Интересно, какой гадостью их на этот раз ЧМО подчевать станет?

— Вы мне очень помогли, — разродился наконец месье Цебаковский. Французский еврей? Или еврейский француз? — У вас неплохие внешние данные. Я могу предложить вам работу в своей фирме. Это очень престижно.

— Спасибо, — отозвалась Мадина. — А вы не могли бы взять на работу мою подругу вместо меня? Она очень фотогенична.

Цебаковский подумал. И изрек:

— Приводите. Я посмотрю. Вас бы я точно взял.

Его испуг отступал перед натиском профессионализма.

— Она похожа на вас? — спросил он.

— Не очень, — честно призналась Мадина, — в ней больше индивидуальности. Главная проблема в росте.

— Слишком высокая?

Мадина отрицательно помотала головой.

— Но не толстая, — поспешно добавила она.

Цебаковский снова посмотрел в окно. Тухлое яйцо явно уязвило его самолюбие. Он предпочел бы пулю во впалую грудь. Или нож в узкую спину. Но вонючее яйцо в выпуклый лоб мыслителя?..

Но тут в нем проснулась подозрительность.

— Вы не журналистка? — подозрительно спросил он. — Как вы вошли в дом? И, главное, зачем?

— Я не журналистка, — спокойно сказала Мадина, поглядывая на банку с кофе. — Я к вам ради подруги пришла. А у вас дверь открытая была, так я и рискнула без спросу...

— Симпатично, — произнес Цебаковский, — Только ради подруги?

— И еще кофе попить, — сказала Мадина.

— Берите всю банку и идите за подругой. У вас ее фотокарточки нет? В полный рост? Если с фигурой все в порядке — лицо мы подкорректируем.

— Нету, — сказала Мадина, — я ее вживе приведу.

— Его мускулистые бедра были будто спаяны с глянцевыми боками коня, — с пафосом прочла Ленуся. — Ее бронзовые груди с колокольным звоном ударялись друг о друга.

Рыжик едва не упал со стула.

— Господи, что за пургу ты метешь?!!

— Я, конечно, не Господи, но мне приятно твое мнение обо мне, — промурлыкала Ленуся, — У тебя мускулистые бедра? Тут ни одна книжка без упоминания о них не обходится.

— Мои-то бедра при чем? — хмыкнул Рыжик, — Это Толаю они нужны. А что, без них все? Кончена жизнь?

— Не совсем, — ободрила его Катя, — если есть большие горячие руки и изящно очерченный рот со слюнявыми губами, то еще не все пропало.

— Еще нужны жизненные трудности, — добавила Ленуся, — У Толая должен быть хать какой захудалый замок, а Рита наймется мыть полы или нянчить его сводных братьев и сестер. И у них будет чувственное наслаждение среди папоротников, когда он обнажит свои мускулистые бедра... Дались мне эти бедра... Может, им просто надо один вечерок вдвоем провести, безо всякой лабуды?

— Их нужно либо в ресторан загнать, либо оставить здесь. Запереть, например, — сказал Рыжик.

— У нас проще, — вставил Кусака. — У нас девушки не смущаются, когда нужно сказать парню в глаза "Я люблю тебя".

— Конечно, разве от ваших парней чего дождещься, — буркнула Катя, — даже мышей не ловите.

— Охота — не мужское дело, — с достоинством отпарировал Кусака.

— Надо разработать детальный план, — сказала Катя, — И действовать точно по нему.

Она спихнула книжки в сторону под удивленным взглядом Рыжика, вынула из органайзера ручку, выдернула лист из пачки бумаги для ксерокса и поставила в левом углу цифру 1.

— Первое, — сказала она, — начать обработку Лени.

— Толай, — осенило Рыжика, — А, чертова ступа, это же пароль! — он застучал по клавишам.

— Обработку поручим Рыжику. Пусть поговорят как мужчина с мужчиной.

— Пиши — 2 — Ленуся ткнула пальцем в следующую строку, — Пустить слух о пластической операции Риты.

— Зачем?

— Если он неровно к ней дышит, то взволнуется.

— Ага! — довольно хихикнула Катя, — Записываю!

— Нет, не пароль, — раздосадованно произнес Рыжик, — не Толай. Что-то другое...

— Цифра 3 — задумчиво изрекла Ленуся, — цифра 3 — выполнить все записанное. И на всякий случай проверить одну-десять клиник где морду лица меняют.

— Не родись красивой, родись парнем, — необдуманно брякнул Рыжик и увял под испепеляющими взглядами.

Катя стащила со стола талмудину телефонного справочника города. Ленуся немедленно сунула нос в справочник, и, минут через десять бормотания и шелеста страниц они выловили косметический салон "Елена", клинику "Афродита" и несколько названий иных, но в тему. Зафиксировав справочник на нужном развороте Катя осведомилась, кто будет звонить и спрашивать. Ленуся сделала робкое лицо и заявила, что стесняется. Рыжик с негодованием отказался. Кусака говорить по телефону не хотел. Методом исключения осталась сама Катя.

— Ага, — сказала она сама себе, — Вот, значит, как? Хорошо... Та-а-к... Салон "Нова Дерма"... 27...395...44... Надо же такое название придумать...

— Которую дерму они имеют ввиду? — усмехнулась Ленуся, — Эпидерму? Или Энтодетму?

— Сказала бы я тебе, что они имели... Але! Здравствуйте, — деловито начала Катя, — Меня завут Маргарита, мне 24 года, и у меня нос картошкой. Хочу повеситься и губы как и Синди Кроуфорд. Але! А я туда попала? И сколько стоит операция? Если я завтра приду, сделаете мне нос и губы? Полгода?! Спасибо...

Катя положила трубку.

— У них очередь на пол-года, — убито доложила она.

— Дай, я попробую, — Ленуся потянулась к телефону. Взяв его в руки она закрыла на минуту глаза, потом, открыв их, быстро набрала намер клиники "Венера". После трех длянных гудков раздался щелчок, и тут Ленуся глухо зарыдала. Рыжик подпрыгнул. Кусака присел. У Кати сам собой открылся рот.

— Але, — прорыдала Ленуся, — у меня огромное горе... — Последовал новый залп рыданий, — Извините меня... А — а — а... Здравствуй... те... Я не знаю, как жить дальше... Мне противно смотреть в зеркало... Меня муж бросает, трое детей, сиротами будут... Помогите ради бога... Я не могу так жить, я лучше руки на себя наложу! Извините... Вы меня хорошо слышите? Да... Нет... Нет, я была у психотерапевта. Два года к нему ходила... К вам придти? Сегодня? Нет, я говорю, сегодня придти? О — о — о... Спасибо! Спасибо.

Поикав напоследок в трубку Ленуся положила ее на рога телефона и, запрокинув голову, демонически всхохотнула. Рыжик показал большой палец.

— Пошли. Разведаем, что там к чему.

Ленуся потянула Катю за руку. Ошарашенная подруга безмолвно подчинилась и обе покинули ЧП "Альфа".

— Пять букв, — бормотнул Рыжик, — "Хонда", "Шкода", "Кольт"... блин, что у этих баб может быть на уме? Какая-нибудь фигня типа индийского кино... Кино... вино и домино... Актеры? Какие девушкам нравятся. До черта актеров, какие девушкам нравятся...

Дверь открылась, и, подняв голову от монитора, Рыжик узрел Толая в белой водолазке, с пиджаком, небрежно передрошенным через плечо. Брюки лишили Рыжика возможности тут же, на месте, выяснить вопрос, есть ли у Толая мускулистые бедра.

— Здорово, — Леня протянул Рыжику ладонь и тот, привстав, крепко сжал ее.

— Выспались?

— Нормально, — ответил Рыжик, — ничего, что я в компьютер залез?

— Так уж поздно разрешения спрашивать, — добродушно хмыкнул Толай, — Рита вас накормила?

Рыжик утвердительно гукнул.

— Кстати, где она?

— В аптеку пошла, — не задумываясь ляпнул Рыжик, — у нее с утра голова болит.

Толай, уже взявшийся за ручку своей двери, задержался, глядя себе под ноги. Потом обернулся и пристально посмотрел на кота. Кусака отвлекся от своего хвоста и так же пристально уставился на Толая.

— Ну не буду я больше твоих рыб ловить, — не выдержал кот.

Толай вздрогнул и, растерянно улыбаясь, скрылся в своем кабинете. Бог знает, что он подумал.

— Когда наябедничать успела? — недоуменно спросил Кусака.

— Не думаю, что он ради твоего идиотизма на тебя смотрел.

— А ради чего?

Рыжик пожал плечами. Через полторы минуты Толай выглянул из кабинета и кинул на стол Риты упаковку "УПСА".

— Вернется, пусть выпьет, — сказал он, — знает же, что лекарства в моем кабинете лежат. Выдумала тоже, в рабочее время по аптекам бегать.

— Красивая девушка, — как бы невзначай бросил Рыжик.

— Что? А, да. Симпатичная, — рассеянно откликнулся Толай. Потом посерьезнел, — Ты, смотри, не уводи мои кадры. Рита у нас вроде как незаменимая. Где я еще такую найду?

Кусака многозначительно мурлыкнул. Леня исчез за дверью, зато на арену, широким шагом, ослепительно улыбаясь, вышла Мадина.

— О.кей, — она показала колечко из пальцев, — Я сделала это! Цебаковский в ожидании Риты, а у нас есть кофе.

— Слушай, не могу я пароль подобрать, — признался Рыжик, — все перебрал.

— Мне бы твои проблемы! — воскликнула Мадина. — Дай сюда. Вариантов у нас два: либо Синди либо Наоми. Правда, неизвестно, на кирилице или на латинице... Значит — четыре. О! Поехали, открывает. Вот и все. Делов-то на рыбью ногу. Что у нас тут... Ох...

Ослепительное лицо, эксклюзивное достояние Риты, засияло в кабинете как солнце.

Несколько мгновений пара созерцала его, не в силах вымолвить ни слова, так ошеломляющ был лик незнакомки.

— Да, — проговорил Рыжик, обретя дар речи, — Я бы к такой ни за что не подошел. Испугался бы до смерти.

— Именно поэтому оно нам не подходит, — решила Мадина и одним движением очистила экран, — нам не нужно, чтобы Толай напугался. Нам бы чего попроще.

В этот момент вернулась Рита, несколько опомнившаяся и, видимо, решившая для себя, что после всего, что она уже видела и слышала, говорящий кот и вправду мелочь.

Улыбнувшись высокому собранию она повесила сумочку на спинку стула и вошла в кабинет начальника. Вскоре она вновь появилась, нагруженная десятком цветных папок.

— У нас новости, — сказал Рыжик, с неохотой освобождая место у компьютера, — Во-первых, Мадина нашла место фотомодели. Во-вторых Катя и Ленуся уже обзвонили клиники пластической хирургии и отбыли на разведку.

— Ой, — испугалась Рита, — Так быстро?

Мадина и Рыжик переглянулись.

— У нас лимит времени, — напомнила Мадина, — Послезавтра ты должна измениться в сторону Синди Кроуфорд или еще кого, и в новом облике в белом платье соеиниться узами... Сама знаешь с кем.

Тут и "УПСА" пригодилась. Рите от столь стремительных поворотах в ее, относительно спокойной жизни, снова поплохело.

— Обеденный перерыв — час? — деловито спросила Мадина. Рита слабо кивнула. Испросив формального согласия, Мадина вывернула сумочку Риты, разложила на столе косметику и глубоко задумалась.

— Маленький рост, — проговорила она, — кто у нас маленький, но соблазнительный?

— Брук Шилдс в детстве, — автоматически отреагировала Рита, пытаясь дышать по системе йогов.

— Японки, — сказала Мадина, — гейши. Сейчас мы тебя под гейшу разрисуем.

Клиника "Венера", как оказалось, располагалась на 11 этаже НИИ "Гипродвигатель". Поверить в это оказалось намного труднее, чем найти само здание. А чего его искать — самый высокий дом в округе. Парадное крыльцо представительного НИИ скромная, как это и положено — черная с золотом доска с названием учреждения. А вокруг громоздилась какая-то уму непостижимая чертова прорва рекламных щитов и вывесок, от знакомой уже "Венеры" с обольстительной красоткой в нескромной позе, до громадного верблюда дромадера, механически жующего огромный "Пикник". Верблюд был, понятно, из пенопласта.

— Убиться тапком, — изрекла Ленуся, — стоило отлучиться на каких-нибудь пять лет — и что сделали со страной?! Кстати, верблюд неправильный, у него челюстные пропорции нарушены.

— Ага, — хмыкнула Катя, — и он ждет своей очереди на пластическую операцию... А мы вот ждать не можем.

В огромном вестибюле присутствовала стеклянная будка вахтера и дырка в полу от снятой вертушки. Девушки прошли прямо к лифтам, никто даже не попытался их затормозить. НИИ "Гипродвигатель", видимо, приказало долго жить, и теперь помещения сдавались под офисы всем, кому требовалось, так что народу в здании толкалось предостаточно и вид у всех был чрезвычайно деловой.

У нужной двери чинно расположилась маленькая очередь: одна ничего, даже симпатичная, другая, на невзыскательный взгляд Кати, так просто ослепительная красотка. Дело немного портили две небольшие бородавки — на носу и над бровью. Ленуся толкнула Катю в бок, и та сообразила, что уделила бородавкам гораздо больше внимания, чем они заслуживают.

Время от времени дверь открывалась и оттуда выплывала сама Мисс Вселенная с умопомрачительно-длинными ногами и великолепным набором фарфоровых зубов. Красавица проходила по длинному коридору походкой манекенщицы и скрывалась в одной из дверей напротив. Через некоторое время она возвращалась с пачкой рентгеновских снимков и бланков направлений, и потрясенные подруги только с третьего раза сообразили, что сооружение "от Кардена" — белый халат, а Мисс Вселенная — медсестра.

— Да. А квартирка-то явно паскудная*, — прошептала Катя.

Внезапно распахнулась входная дверь, и в узкий коридорчик, правое плечо вперед, протиснулась живописная парочка: рост 198, плечи в аккурат с дверной проем, кроссовки размером с... таких не бывает! Парочка рассредоточилась по коридору, грея под мышками пистолеты и равнодушно "фиксируя" посетительниц. Мисс Вселенная, в ответ на хозяйский стук в дверь, вынырнула, прикусила перламутровую губу, бледнея даже под слоем косметики, но быстро опомнилась и заулыбалась, словно ждала этих двоих всю сознательную жизнь.

— "Крыша", — авторитетно шепнула Катя, — сейчас дань собирать будут.

Ленуся бесцеремонно уставилась на парней. Она еще никогда не видела вид homo reketirus в естественных условиях, и упускать такую возможность не собиралась.

В чувствительные ноздри Кати ударила струя кисло-сладкого смрада, отвратительная и до чертиков знакомая. Подавив спазм она вжалась в стенку и медленно перевела взгляд в сторону дверей.

— Ой, держите меня семеро, — тихонько взвыла Ленуся, — ведь это же...

— Ага, — сквозь зубы процедила Катя, борясь с подступающей тошнотой, — Гадиной буду — он. Второго такого, вонючего, во всей вселенной не найти, зуб даю.

Смрадный старикашка в потертом плаще прошаркал по коридору, не глядя на посетителей, и скрылся в кабинете врача. Мисс Вселенная подождала немного и, выскочив в коридор, крупной рысью бросилась к туалету. Один из "близнецов" галантно распахнул дверь.

— С ума сойти! — шепотом поделилась Ленуся, — а мы еще мучались совестью, что его доллары хотели присвоить.

— Впервые слышу, — холодно отозвалась Катя, — Кто, собственно, мучался? Я, лично, мучалась только от того, что не успели.

— Жалко, Мадины здесь нет, — посетовала Ленуся, — так она рвалась ЧМО морду расцарапать. Вот бы и отвела душу.

— Я тоже рвалась, — мрачно сообщила Катя. Голос ее звучал задавленно.

— Ты блевать хочешь, или... — встревожилась Ленуся, не решаясь закончить.

— И то и другое, — сказала Катя.

Остановить ее Ленуся не успела, да и не пыталась. Когда на Катю "находило", люди и поухватистей Ленуси не успевали.

Подружка охнула, схватилась за живот и, изобразив крайнюю степень муки, поднялась на натурально дрожащих ногах. "Близнецы" напряглись. Проковыляв к туалету Катя привалилась к стене и умирающим голосом простонала:

— Вы скоро, девушка?..

Телохранители, успокоенные, расслабились.

В этот момент вонючий гад, видимо, закончив свои расчеты, вновь нарисовался в коридоре и почапал к выходу.

Не сказав худого слова, Катя подставила старику "ножку", и, прежде чем хоть кто-то успел среагировать, терьером повисла на плечах ЧМО, пытаясь впечатать его в ковер.

В следующее мгновение ей показалось, что на нее обрушился потолок. Громадная лапища сграбастала ее за шкирку и шарахнула об стену так, что со скрипом покачнулось и рухнуло вниз громадное зеркало в гипсовой псевдозолоченой раме. Раме, конечно, сразу приключился конец.

Очнулась она от резкого запаха нашатыря. На коленях, среди разбросанных осколков, стояли перед ней Ленуся и Мисс Вселенная.

— Щеке больно, — пожаловалась Катя.

— Еще бы, — бестактно фыркнула медсестра, — чуть левее, и вам бы даже доктор Броневицкий не помог. Осколок зеркала только оцарапал щеку, а задел бы лицевой нерв — и все... Пластическая хирургия бессильна.

— "Хорошо тому живется у кого стеклянный глаз. Он не колется не бьется и сверкает как алмаз", — процитировала Ленуся и хихикнула.

— Ты бы его видела! — огрызнулась Катя, поднимаясь на колени.

— Я видела. И, в отличие от тебя, разглядела...

— То есть? — не поняла Катя.

— Это не он.

— Как не он?! Вонял же! И в черном! И с клюкой!

— "Многие парни плечисты и крепки, многие носят футболки и кепки", — отозвалась Ленуся, на которую напала страсть к пролетарской поэзии.

— Так ты что хочешь сказать, что я набила морду какому-то постороннему рекетиру? — изумленно переспросила Катя и вздохнула, — как неудобно получилось. Может, стоит извиниться?

По причине жаркого дня жалюзи были опущены и в офисе царила приятная прохлада. Компания, уже полностью освоив территорию Риты, обширный толаевский "предбанник", лакомилась редькой марокканской с майонезом.

— Да, в жизни счастья нет, — заметила Катя, облизывая пальцы, — есть только маленькие радости.

— Тогда держи еще одну, — Ленуся брезгливо двинула к ней банку с консервированными зелеными ягодами, похожими на сливы.

— Это что? — полюбопытствовала Катя, — ментовский паек на трое суток? А как его едят?

— А как хочешь. Я, лично, никак не могу. Дрянь жуткая.

Поджав под себя длинные ноги, Мадина достала из банки маслину и, с видимым удовольствием, разжевала.

— Бр-р, — передернуло Ленусю.

— Вкусно, — прокомментировала Мадина, блаженно щурясь, — это навевает меня на мысли о Париже.

— А меня — на мысли о туалете, — буркнула Катя, заедая хлебом отвратное зрелище.

— Она, между прочим, от устриц прется, — сообщил Рыжик, отрываясь от еды.

Высокомерно пожав плечами, Мадина оставила реплику без ответа.

— Значит так, — сказала Ленуся, — Опуская подробности вроде избитых рекетиров и разнесенной вдребезги приемной, отчего наш счет возрос на $ 250, которых у нас нет...

— Это мелочи, — отмахнулась Мадина.

— Так вот: доктор Броневицкий ожидает Риту к 19 часам для первичного обследования и урегулирования финансовых вопросов. В качестве аванса он хотел бы получить $ 300, плюс $ 150 за срочность и $ 250 за расхлестанное зеркало. И того — 700 баксов. Где мы их возьмем?

— Наплюй, — посоветовал Рыжик, — Будет день — будут и бабки. Ты лучше скажи, что нам с "лямурами" делать?

— А что Толай? — встрепенулась Катя.

— А черт его знает, — Рыжик пожал плечами, — с его мордой хорошо в покер играть или на дискотеки бесплатно проходить. Вроде бы она ему нравится, но не знаю...

— А что он сказал на счет пластической опервции? — спросила Ленуся.

— Сказал, цитирую дословно: "Сдуру можно и слона завалить", — ответил Рыжик.

— А... дальше?

— А все! Дальше ушел, солнцем палимый. У него французы в кабинете сидели, какой-то контракт обсуждали, как бы не на миллион в зелени.

— Не любит, — вздохнула Ленуся, — ясно как день.

— Сама говоришь — жизненные трудности нужны, — Мадина отставила банку и вытерла пальцы бумажной салфеткой. — Может нам похитить Риту и написать записку с требованием выкупа? Заодно и деньгами разживемся.

— Думай, что говоришь! — возмутилась Катя. — Толай что, совсем по уши деревянный? Вычислит — сто пудов. И знаешь, что тогда будет?

— Придется оставшиеся двое суток маслинами питаться, — предположила Ленуся. — Да... Лучше смерть.

— А может оставить их здесь и поджечь офис? — предположила Катя. — А что? Пусть спасаются. Экстремальные ситуации обостряют естественные влечения.

— А рыбки? — встрял Кусака, дремавший у Рыжика на коленях.

— Рыбок заранее в банке вынесем.

— Ерунда это, — отрезала Мадина и встала, — подъем, гвардия. До семи надо успеть к Цебаковскому, а у нас еще ни образа ни жизненных трудностей. Вперед, дохлые румыны!

Компания, лениво раскачиваясь, выползла в холл и там ее поступательное движение прекратилось. Выпав в нерастворимый осадок на черных, теплых от солнца диванах, джинны принялись размышлять. Кусака тоже размышлял, но о чем-то своем, припав к стеклу аквариума.

— Сколько сейчас бакс стоит? — спросила Катя.

— Двадцать пять рублей, — томно сообщил Рыжик.

— Сколько зарабатывает Рита?

— Две тысячи балалаечных.

Ленуся цыкнула зубом.

— Не, за зеркало пусть кто другой платит. Она явно не потянет. На ее зарплату в той шаражке можно только бородавку удалить. У нее есть бородавки?

— Нет, — мотнула головой Катя, — хоть в этом повезло.

— Наоборот, не повезло. Убрала бородавки и все, считай — красавица. Много ли простой японской девушке надо.

Потрясенные логикой Ленуси джинны на некоторое время замолчали.

— Надо найти жабу, — сказала наконец Катя, — и натереть ей Риту. У нее вылезут бородавки, мы отведем ее в клинику, там их срежут и все. Проблема решена.

— От жаб бородавки не появляются, — грустно сказала Ленуся, — у них — вирусная природа.

Тут в холле появилась Рита, освободившаяся наконец от французов и от Толая. Катя глянула и закатила глаза — бог знает что Динка думала о гейшах, но в тайских кварталах Рита, определенно, произвела бы впечатление на любого американского туриста. Вид у нее был не слишком счастливый. Мадина, издав горловое рычание, сграбастала ее за руку и поволокла к Цебаковскому, Рита едва успела закрыть в сейф ксерокопии каких-то бумаг.

— Ты с ума сошла! — отчаянно причитала Рита, — меня с работы выгонят! Леня и так смотрел как бог знает на что!

— Стоит руки марать за восемьдесят баксов в месяц, — презрительно отмахнулась Мадина, — фотомодель 150 штук за один выход получает.

— Штук?! — почему-то испугалась Рита, — в смысле — тысяч?

— Нет, штук в смысле бумажек. По одному доллару каждая.

— Мне работать надо! — пискнула Рита.

— Ты что, зла нам желаешь? — Мадина волокла ее как волк ягненка. Рита едва успевала переставлять ноги, порой чувствуя, что касаться асфальта вовсе не обязательно, достаточно лететь в потоке ветра, созданного стремительным передвижением Мадины.

— Я не желаю, — пыхтела Рита, — зла. Но если Леня выгонит меня...

— Не выгонит, — уверенно сказала Мадина, следя за светофором, — он сам говорил, что другой такой не знает. Нам главное — успеть, а ты...

Она не договорила, лишь наддала скорости, этак километров до ста в час. Рита лишь робко надеялась, что до сознания новой сумасшедшей подруги дойдет возможность прокатиться на метро... Хотя с Мадины вполне сталось бы и не вспомнить об этом.

Едва девушки удалились на достаточное расстояние от офиса, достаточное для того, чтобы в случае дождя человеку не пришла в голову мысль вернуться — как хлынул тот самый дождь, очень мокрый и, вероятно, несколько кислотный.

Мадина с Ритой кинулись к ближайшему магазину, обходя по касательной покрытую коростой грязи машину. Коросту на лобовом стекле прорезала надпись, взывающая к совести автовладельца: "Помой меня". Этот гроб на колесах странно контрастировал с американизированной витриной салона, но о странностях девчонки не думали.

Через три минуты они вылетели оттуда с таким видом, словно спасались от семейки разъяренных медведей.

— Боже, — бормотнула бледная Мадина, — это же прям вампиры какие-то, а не продавцы...

— Умудренная опытом Рита снисходительно хмыкнула:

— Моя тетя зашла в такой вот магазин. Хотела просто поглазеть на зимние шапки. Ей сосватали целый гардероб стоимостью в три "мерседеса" и взяли честное слово, что она вернется купит их рухлядь. Тетку потом совесть грызла что она продавцов обманула.

— Честность украшает человека, но нам украшения не нужны, — заявила Мадина. — Они ж, эти продавцы, со скуки дуреют, вот и кидаются на каждого. Им надо учебного покупателя в магазине ставить, резинового, чтобы они на нем душу отводили.

— Не удивлюсь, если он что-нибудь купит, — усмехнулась Рита.

— Сколько времени? — резко спросила Мадина.

— Полшестого.

— Опаздываем! Не сахарные, — и Мадина решительно выташила Риту из под козырька. Девушка в ужасе закрыла глаза перед предстоящим испытанием. Дождь оказался омерзительно-холодным, Рита втянула голову в плечи, пытаясь хоть так защититься от влаги. Это был очень эффективный способ. Еще лучше было бы прикрыться значком "Турист СССР". Мадина что-то сердито ворчала, почти не разжимая губ.

— Что ты говоришь? — задыхаясь переспросила Рита, — меня, что ли, костеришь? —

Мадина мотнула головой:

— Если мы не успеем, то окажемся в о — о — очень неприятной ситуации. Поэтому я злюсь. Не на тебя, а на обстоятельства. Ух ты...

Мадина внезапно остановилась и проводила взглядом неспешно прокатившую мимо иномарку. Потом, заметив еще одну, начала высматривать их в двойном потоке машин. Рот Королевой приоткрылся а глаза заблестели жадным восхищением. Рита равнодушно наблюдала то же явление, переминаясь с одной утомленной бегом и каблуками ноги на другую. Она, конечно, радовалась остановке, но дождь и непонятнные слова Мадины о неприятностях заставляли ее нервничать. Неприятностей и так уже куча, и больше ей как-то совсем не требовалось. Рита зашмыгала носом, отметив про сея, что у нее начинается насморк, и несильно толкнула Мадину в плечо. Та медленно повернула к ней лицо, возвращаясь из невыразимо-прекрасного далека, и, несколько раз моргнув, внезапно ринулась в галоп, к цели.

С грохотом, достойным подков всей российской кавалерии XIX века, девушки вбежали во двор дома моделей. Теперь, вечером, здесь было полно народу, иномарок и суеты.

— Сколько времени? — нетерпеливо спросила Мадина.

— Без десяти минут...

— Е...— в отчаянии простонала Мадина и ринулась в дом. Толпа надменно разглядывающих друг друга девиц с кудахтанием разлетелась в стороны.

— Боже! — ахнула Мадина, увидев в зеркале собственные небесные черты с растекшейся по щекам черной тушью и обвисшими волосами, с которых капала вода. В ужасе она перевела взгляд на Риту и застыла, потрясенная до глубины души.

Макияж "под гейшу", сделанный со всем старанием, не экономя краски, растекся по лицу Риты экзотическими разводами, напоминающими живопись по шелку, закат в тропиках и бензиновую лужу... Ах, какое безумно таинственное лицо получилось! Не Брук Шилдс в детстве. Не японская гейша. И даже не тайваньская проститутка. Эрия! Девочка с Альтаира из фантастической повести Ли Беккет.

— Блин-кисель! — потрясенно воскликнула она, — честное слово, я не виновата! Это из-за дождя! Цебаковский будет в отпаде. Вот только волосы — лежат как иглы дохлого дикобраза.

Рита торопливо достала из сумочки массажную щетку.

— Не надо! — раздался голос из под потолка и на лестнице объявился сам мастер. Облокотившись на перила он внимательно, как критик — статую, изваянную постмодернистом, оглядел Риту. Та смущенно потупилась.

— Интересно, — вымолвил Цебаковский, — где вы краситься учились?

— Это из-за до...

— Это панк-андеграунд, — перебила Мадина, — но вообще-то она шатенка с густыми ресницами.

— На верх, — скомандовал Цебаковский, — быстренько, девушки, быстренько.

Рита оглянулась на подругу, ища поддержки.

— Иди. У меня срочное дело.

Рита покорно пошла куда было указано, а Мадина, поскрипев зубами, метнулась к какой-то приоткрытой двери. За дверью ее ждала тишь и темень и Мадина, прикрыв ее за собой, нашарила выключатель.

Вспыхнул свет. Посреди комнаты одиноко стоял стул и Мадина, сев на него, стала ждать часа Х.

Через сорок минут она, распаренная, красная, будто после бани, пошатываясь вышла. Ругаться было нельзя, но очень хотелось. Мадина подумала о напарниках, только что изумлявших работников ЧП "Альфа" слаженностью движений, и ехидно улыбнулась. Сегодня Рыжик не смог поприкалываться над нею, расстояние не позволило. ЧМО, конечно, гад, но зарядка делала свое дело, наполняя силой прежде тощие ручонки и ножонки, у уже близким виделось то время, когда Мадина сможет вернуть Рыжику с лихвой все нанесенные оскорбления...

Она поднялась на второй этаж и пошла на знакомый голос Цебаковского. В комнате, куда привел ее слух, торчали спины чертовой прорвы людей: тут были и девицы, недавно тусовавшиеся у входа, и какие-то левые мужики. Мадина поймала краешком глаза отблеск лысины Цебаковского и, аккуратно работая правым плечом, принялась пропихиваться туда.

Коротышку Риту она признала почти сразу, "панк-андеграунд" с нее смыли, нарисовав на этом месте нечто менее таинственное и экзотическое, но зато более приличное. Рита была одета в черный шелковый брючный костюм, похоже, только что претерпевший некоторые изменения с помощью ножниц и портновских булавок. Подружка смущенно улыбалась, но двигалась вполне сносно. Заметив Мадину она помахала ладошкой и тут же получила втык от Цебаковского за самовольный выход из образа.

— Потрясающая идея, — сказал мастер, пробравшись к Мадине. — Мини-фотомодель — это фурор. Теперь нужно подобрать партнера для одной моей задумки. Он должен быть контрастным. Она — маленькая, он — высоченный. Она — хрупкая, он — культурист... Проникаетесь?

Мадина возликовала. Кажется, ее усилия не пропали даром. Долой бульонные кубики и шпалоукладывание!

— Когда вы сможете выпустить ее как модель? — деловито спросила она.

— Нужен партнер. Без него первое впечатление у людей будет другим.

— Если я сегодня приведу партнера — завтра состоится премьера?

Цебаковский в обалдении развел руками. Он впервые сталкивался с высокими скоростями создания "звезды" в модельном бизнесе. Обычно разработка идеи и поиск нужных кандидатов занимали месяцы, а тут суматошная девица таскает к нему готовые проекты, как карасей из судка.

— Пожалуй, вы могли бы быть полезны мне не только в качестве модели, — задумчиво произнес он, — вы никогда не занимались дизайном?

— Я много чем занималась, — вздохнула Мадина, — но сейчас у меня контракт. Сроком на десять лет и, между нами говоря, просто кабальный.

— Можно попробовать оспорить через суд, — подсказал Цебаковский, — деньгами я мог бы помочь.

Девушка вздохнула и покачала головой.

— Суд ничего не сможет. Это настоящий беспредельщик... Так как на счет партнера?

— А какие у него волосы?

— Рыжие, — ответила Мадина.

Рыжик был по уши в "интернете", не смотря на то, что час был, в общем-то, ранний. Каждые десять минут он вылетал оттуда и терпеливо звонил снова, возвращаясь к облюбованному сайту. На этот раз он все же спросил разрешения у Толая, сейчас господин директор сидел рядом, подперев ладонью грустное лицо. У Рыжика лицо было заинтересованное: ему очень нравилось то, что он видел на экране монитора. Катя принципиально удалилась от компьютера в самый дальний угол и слегка нервозно дергала страницы журнала "Домашний очаг". Ленуся вообще ушла в холл и влюбленно следила за мгновениями жизни голубых симфизадонтов, но и до нее доносилось восторженное покряхтывание Рыжика.

— Оп! — изрекал он и, через секунду, ткнув в другую клавишу, восклицал: — Ах!

Толай снисходительно посмеивался.

Катя возмущенно скрипела зубами.

— Эта! — говорил Рыжик, упирая палец в экран. Толай, не соглашаясь, мотал головой. — Эта? — предлагал Рыжик, — Эта? Эта?

— Светленькая, — сказал, наконец, Толай, — та, что сверху. В правом углу.

— О — о, — уважительно протянул Рыжик. — На Риту похожа.

Толай вдруг покраснел и слинял в свой кабинет. Катя закатила глаза, ища в потолке дыру, ведущую к небу, откуда гнев господень должен был бы обрушиться на паскудников, а Рыжик, радостно оскалив зубы, сцепил руки над головой в победном жесте.

Катя спрыгнула с дивана и, приблизившись к компьютеру, глянула на экран.

— Я бы тоже покраснела, — сообщила она.

— В такой позе? — Рыжик поднял бровь и критически осмотрел Катю. Две женские руки с давно не крашенными ногтями схватили его за горло и, сдавив его, помотали рыжиковой головой туда-сюда.

— Хочешь жить? — грозно спросила Катя сквозь зубы, — Никогда! Никогда не смей делать пошлые намеки!

Рыжик с улыбкой высвободился и тут же получил удар по голове всей подшивкой журналов "Женский клуб".

Сграбастав Катю за оба запястья Рыжик мощно, но аккуратно вытолкал ее в холл. Катя, все еще кипя и бурля, кинулась на закрывшуюся перед нею дверь, но безуспешно.

— Блаженны прыгающие ибо они допрыгаются, — отпустила комментарий медитирующая Ленуся, — Кстати, Толай только что мимо меня пробежал. Спросил, в какой клинике Рита собралась операцию делать, и исчез.

— А у него, наверное, тайный выход из кабинета, — догадалась Катя, — запасливый зайчик. Интересно, у него еды никакой нет?

— А я бы в душ с удовольствием сходила, — сказала Ленуся, подозрительно оглядывая себя, — еще сутки и все... Грязью зарастем.

— Моется тот, кому лень чесаться, — заметила Катя. — До трех сантиметров не грязь, а дальше — само отвалится.

— Дальше начнут уши и пальцы отваливаться, — печально ответила Ленуся. — Мы последний раз у Мадам мылись, почти неделю назад. Грустно все это.

Катя поежилась, глядя в окно, по которому лупил дождь.

— Вот Мадина накупалась, — сказала она. — Кстати, это не Динка там босиком наяривает?

Босоногая Мадина взлетела по ступеням, твердой рукой пихнула двери и, привалившись спиной к стене, устало задышала. Одежда облепила ее, волосы прикипели к шее и лицу, туфли болтались в руке. Она задержала взгляд на Ленусе, потом на Кате, показывая, что еще не сдвинулась и своих узнает, и, высунувшись из дверей на улицу, перевернула туфли, вылив поллитра воды.

— О.кей, — выдохнула она и став посреди холла принялась теребить платье, неделю назад лежавшее в шкафу Мадам, чтоб быстрее просохло.

— Ее приняли? — недоверчиво, но заранее восхищенно спросила Ленуся.

— Ага, — кивнула Мадина, — Где Рыжик?

-Голых теток рассматривает, — сказала Ленуся, — хочет операцию по смене пола провести, выбирает себе модель.

Мадина постучала в Ритин предбанник.

— Рыжик! — требовательно позвала она, — твоя помощь нужна.

— Чего передвинуть? — высунулся Рыжик, — или потолок подержать?

— Нам нужно твое тело, — заявила Мадина.

— Сала захотели! — крикнула Ленуся.

Рыжик хмыкнул и вышел, косясь на Катю. Та показала кулак.

— Зачем тебе мое тело? — поинтересовался Рыжик.

— В поликлинику сдаст. Для опытов, — буркнула Катя из своего угла.

— Не мне, — устало пояснила Мадина, — для Риты нужен партнер, иначе...

— Какой партнер?

— Для фотографии. Тогда уже завтра ее выпустят как новую модель. Ты с нею должен сняться, понял?

— Понял, — Рыжик нахмурился, — Так я что, должен сейчас на улицу выйти? В дождь?

Мадина промолчала, давая ему время проникнуться ее нарастающей ненавистью. Сытый, сухой, тепленький амбал и измученная бегом, холодом и дождем тоненькая девушка...

Рыжик понял. И проникся.

Они вышли на улицу и Мадина, едва переступая, повела Рыжика, чувствуя как немеют ноги и сводит от холода пальцы. Рыжик, привыкнув к льющемуся с ушей за шиворот дождю, осознал, что его надоедливая, взбалмошная, временами несносная напарница сейчас как-то поскучнела. И даже более того, похоже, она просто окочурится прямо на тротуаре.

Он остановился. И Мадина тоже покорно остановилась, грустно глядя на свои ноги. Рыжик повернулся к ней спиной.

— Бери меня за шею, — сказал он, и потом, присев, подхватил ее на спину.

Мадина слегка ожила и, вникая в ситуацию, прохрипела:

— Вперед!

Как кузнец Вакула верхом на черте, она въехала в дом моделей на Рыжике, вызвав бурю восторга у собравшегося народа. Рыжик, проморгавшись, поднес Мадину к окну и она, не слезая, вытерла ему лицо бархатной шторой, заодно протерев и свое.

Рыжик вознесся по лестнице и вошел в уже знакомый Мадине зал. Динка сползла на пол и, легонько толкнув одну из спин, спросила, где можно найти Цебаковского.

Протолкались к возвышению, укутанному белым шелком. На нем сидела Рита в белом платье, совершенно несчастная и растерянная. На человека, у которого только что сбылась мечта всей жизни она была похожа меньше всего. Пожалуй, увидь ее какой-нибудь кинорежиссер, тотчас предложил бы роль королевы-мученицы Марии Стюарт.

— Правую ногу согни в колене, — командовал Цебаковский, — Назад ее, поставь на носок. Левую тоже, но вперед. Руки сведи над головой. И убери это выражение с лица, будто любимая кошка сдохла...

— Прям как зарядка от ЧМО, — шепнул Рыжик Мадине.

— Голову в профиль. Взгляд яростный! Нет, не так, брови не хмурь! Снимайте!

Сверкнула искусственная молния. Цебаковский устало покрутил головой, заметил Мадину и деловито кивнул и намертво прикипел взглядом к облепленному мокрой одеждой Рыжику.

Лицо модельера претерпело ряд превращений: оно, будто амеба, все задвигалось и, наконец, усмиренное хозяином, пришло в исходное состояние. Цебаковский воздел руку и показал ею на сцену, где в свете софитов умирала прошлая жизнь секретарши Риты.

Рыжик попятился к выходу, но Мадина перехватила его и, для закрепления приказа, отданного рукой мастера, пихнула его коленом под зад.

— Ради бога, — прошептала она, — если ты заберешься на эту сцену и десять минут там повыпендриваешься, я тебя поцелую.

— Он же... — в ужасе проговорил Рыжик, — он же... Он на меня так смотрел!

— Как? — недоумевая, Мадина нахмурилась, — Как смотрел?

— Он из этих! — Рыжик закатил глаза и сложил зубы куриной гузкой.

— Подумаешь! — фыркнула Мадина, — Ощути себя так же как мы, женщины. Вы на нас так же смотрите! Иногда в какую-нибудь нору хочется спрятаться. Ладно, иди...

Рыжик зажмурился, сжал кулаки и шагнул к сцене как к эшафоту.

— Привет, — устало вымолвила Рита.

Девушки в зале почтительно притихли, отдавая дань выпуклостям и впуклостям рыжиковой мускулатуры. У Рыжика возникло желание прикрыться руками от десятков нескромных взглядов. Тут, к счастью, подали полотенце, и Рыжик поспешно накинул его на голову, чтобы не видеть физиономии Цебаковского, к которой намертво приклеилась дурацкая блаженная улыбка. Рита терпеливо ждала, пока мастер насмотриться, сложив руки на животе. Сил на эмоции у нее уже не было.

— Великолепно, — промурлыкал Цебаковский с приятной и возбуждающей хрипотцой в горле, — Ну-ка, сними футболку... Тебя как зовут?

— Слава, — сдавленно произнес Рыжик, желая провалиться сквозь сцену, причем, желательно, до самой Америки. Стесняясь, как дебютирующая стриптизерша, он стянул с себя футболку и нервно скомкал в руке, не зная, куда ее девать.

— А меня — Поль, — сглотнул Цебаковский, — будем знакомы, надеюсь, приятно и надолго. А вот зажиматься не нужно. Представьте себе, что вы на пляже. Солнечный день, море... Девушку переодеть! — распорядился Цебаковский, — белые шорты из наппы и топ!

Из толпы обслуживающего персонала выскочила костюмерша и увела Риту.

Мадина начала завидовать жизни моделей, в которой нет сумасшедшего бега под холодным дождем и сумасшедших желаний. Она подошла к банкетке у стены, присела, и через секунду уехала в глубокий сон.

Теперь Рыжиковы страданья были ей побоку. Она не слушала гула голосов, скрипа подставки фотокамеры, не видела как Рита то висела, будто утопленница, на руках Рыжика, то изображала буйное веселье на его плече, то простиралась у его ног. Невидела и не слышала, как Цебаковский влюбленно пускал слюни, норовя дотронуться до Рыжика чтобы что-нибудь поправить, и как Рыжик пугался его, как лошадь трамвая. Ее самолюбие было бы полито сладчайшим бальзамом, ибо душа ее жаждала мести за все хорошее...

Но она спала, и ее не разбудил даже голос Рыжика, взывающий к ее совести. Совесть Мадины тоже спала. Рита растерялась, а Рыжик — нет, и Мадина поехала на Рыжике, свисая, как белая скво, плененная могучим сиу. Рита семенила рядом до самого автомобиля "Мицубиси", на котором личный шофер Цебаковского отвез из прямо к порогу ЧП "Альфа".

Рыжик, к слову сказать, был рад убраться хоть верхом на необьезженном мустанге.

Пожалуй, до него дошло, почему так обиделась Катя, и он постановил по приезде извиниться.

Их встретили радостными ужимками и прыжками, особенно старалась Катюша, так что Ленуся стеснительно осадила ее. Мадину положили на диван и девченки, перебивая друг друга, принялись взахлеб рассказывать про деяния свет Толая.

Во-первых, казашский заяц учинил строгий допрос персонала клиники "Венера".

Во-вторых, царским жестом показал на разбитое зеркало и сказал, что купит новое, если клиника откажется делать пластическую операцию Дроздовой Маргарите.

В-третьих, ему сообщили, что его мнение по поводу решения Дроздовой Маргариты изменить свою внешность значит не больше чем дырка от дырки от бублика.

В-четвертых, Толай расколотил еще одно венерическое зеркало (ну, в клинике "Венера", в смысле) и уехал прочь на своем мотоцикле.

В-пятых он наехал на Ленусю и Катю, желая знать роль новоявленных постояльцев в идиотской, кретинской, маразматической затее с извращением облика Дроздовой Маргариты.

— И узнал? — сонно простонала Мадина.

— Фига, — самодовольно сказала Катя, — мы отвечали по схеме "я не я и лошадь не моя". А вы то как сходили?

Рита, покрывшись красными пятнами, заалела, как уголь в костре, и не смогла ничего сказать.

— Нормально, — ответил за нее Рыжик, — завтра в каком-то женском журнале пустят статью и фото.

— Не в "каком-то" а в "Лизе", — буркнула сквозь дрему Мадина.

— А чего это у тебя голос такой упавший?

— Устал, — не вдаваясь с подробности ответил Рыжик.

Мадина задавила в себе желание расхохотаться, понимала, что это будет слишком жестоко.

— Но учтите, ребята, завтра должна состояться свадьба, — напомнила Катя.

— Уже? — пискнула Рита.

Все тяжело посмотрели на Катю.

— Спасибо, — с издевкой поблагодарила Ленуся, — добрая ты душа, всегда готова словом помочь.

Катя уставилась на картину на стене с таким видом, словно это была по меньшей мере новооткрытая египетская фреска.

Рыжик сел, а Ленуся стала ходить, заложив руки за спину, будто думала за вс компани сразу. На самом деле, когда она изображала активную мыслительную деятельность, мысли в ее голове вообще отсутствовали. Наконец она замерла у аквариума и стала ждать возвращения мыслей.

Вместо мыслей возвратился Толай, вернее, он просто вышел из кабинета и внимательно посмотрел на всех собравшихся, сначала вместе, потом на каждого по отдельности.

— Больше двух не собираться, — приказным тоном заявил он, — Рита, а тебя ждут бумаги. И, ради бога, не разрешай коту лазить в "интернет".

У Риты остановилось дыхание и глаза несколько вылезли из орбит. Она поспешила увидеть редкое зрелище, а за ней последовала и все честная компания, игнорируя приказ хозяина.

Кусака в самом деле сидел но столе, придавив правой лапой "мышь". К изумлению Рыжика на экране были те же голые красотки, на которых он давеча любовался.

— Как же они... Без шерсти, без хвоста... Срамотища... — потрясенно бормотал Кусака.

Рыжик прямо задохнулся и, беззвучно смеясь, сполз по косяку на пол. Отвратительное настроение вмиг смыла волна дурацкого веселья.Терзания по поводу произошедшего в доме моделей куда-то делись, не оставив адреса. Еще минуту назад Рыжику казалось, что по вине Цебаковского он навсегда останется моральным уродом, но Кусака вернул его к жизни.

Кот вздрогнул. Зеленые глаза вспыхнули зеленьюю в полумраке кабинета. Он спешно придавил мышь и красотки сплыли в цифровое небытие.

— Стучаться надо, — проворчал он, спрыгивая со стола, — я с вами инфаркт заработаю.

— Слов-то нахватался! — Ленуся взяла тяжеленного кота на руки и он, подтянув себя лапой, положил ей на плечо усатую башку. Рита заняла рабочее место и со вздохом придвинула к себе кипу бумаг. Толай, одобрительно кивнув, удалился к себе.

— Если он не проводит ее... Если он не отпустит сейчас же, то он будет последним бараном, — негромко сказала Мадина. Никто ей не возразил.

— Надо лишить кого-то из них возможности вернуться домой, — пробормотала Ленуся как бы себе самой, — значит надо у кого-то выкрасть ключ. Либо у нее, либо у него. Интересно, она одна живет? Рита, ты одна живешь?

Рита кивнула, улыбаясь чему-то своему.

— Много ли человеку для счастья надо? — уныло сказала Катя.

— Пойдемте в холл, там поговорим, — предложил Рыжик, — а то никакой секретности.

Возлегая на диванах, подобно древним римлянам, компания грузила друг друга неисполнимыми проектами. Все они сводились к одному: Леня и Рита должны остаться вдвоем.

— В лифте или в квартире, — подвела итог Ленуся, "Мозговой центр", Мадина, снова отключилась, свернувшись калачиком и поджав под себя босые лапы. — Сможем мы застрять их в лифте?

— Легко, — сказал Рыжик. — Надо в лифте подпрыгнуть повыше. Главное только не переборщить, а то сорвется.

— Кто из них прыгать будет? — иронично осведомилась Катя. — От Ритиного прыжка разве что аптекарские весы зависнут. И потом, есть диспетчер, который сразу скажет что делать, или ремонтников пришлет.

— Надо диспетчерскую отключить, — сказала Ленуся.

— Как? Кто из нас в лифтах соображает?

В лифтах никто не соображал. Девушки с укором посмотрели на Рыжика.

— Ты же мужчина. Почему ты в лифтах не разбираешься? — строго спросила Катя.

Рыжика расперло негодование.

— Что я, запрограммированный родился? — возмущенно спросил он, — Почему я должен в лифтах разбираться?

— Потому что от каждой женщины ждут, что она с пеленок рада мыть, шить и печь пироги, — ядовито ответила Катя.

— Зачем пироги шить? — озадачился Рыжик.

— Уели вы друг друга, уели, — примиряюще сказала Ленуся, — Давайте дальше думать. Может быть имеет смысл найти самого диспетчера и нейтрализовать его?

— А вдруг они не на лифте поедут? — вслух подумал Рыжик, — может она на первом этаже живет.

Ленуся сбегала к Рите и выяснила, что она живет на втором этаже. Этот факт поверг всех в уныние и побудил к новым метаниям мысли.

Некоторое время на горизонте маячила подвернутая нога. Идея сгоряча показалась перспективной.

Ленуся снова сбегала к Рите и выяснила, что подворачивать ногу можно хоть до морковкиного заговенья — в их доме вообще лифта нет.

Рыжик засмеялся так, что у него слюни потекли по подбородку. Не просыпаясь, Мадина отвесила ему подзатыльник.

— Между прочим больно, — заметил Рыжик, — у меня башка не бронированная.

— Да? — удивилась Катя, — А похоже.

Огрызаться Рыжику показалось лениво. Он ткнулся в колени, душераздирающе зевнул и объявил:

— Делать нечего, бояре... Придется ключ воровать. Кто решится на кражу?

— А кому меньше всего неприятностей за это будет, — отозвалась Ленуся.

Дремавший Кусака сразу проснулся, шестым чувством уловив, что разговор о нем.

— Почеши меня за ухом, — серьезно попросил он. Ленуся поскребла черное мохнатое ухо и кот, мягко соскочив на пол, отправился на дело, подергивая поднятым хвостом.

— Дверь на улицу приоткройте, — обернувшись в полоборота, хрипловато попросил кот, и, толкнув массивной башкой дверь в Ритину каморку, скрылся за ней. Через мгновение там что-то громко звякнуло, грохнуло, ссыпалось на пол, и тонкий вопль прорезал помещение ЧП насквозь.

— Поехали, — сказала Катя и перекрестилась.

Кусака вылетел из дверей черной торпедой. В зубах у него болтался брелок с ключами, звонко бряцавшими, словно овечьи колокольчики.

Если кошка хочет убежать от человека, она делает это с огромным азартом и мастерством. Кусаку ловили сразу пятеро, причем у стороннего наблюдателя могло создаться такое впечатление, будто трое ловцов активно мешают двум другим, да и из тех двоих только один смотрелся более-менее заинтересованным.

Кусака пронесся по сложной траектории, ловко, как слаломист, огибая ноги людей. Выпучив глаза пролетел мимо загребущих рук и, прижав уши, выскочил на улицу, сопровождаемый топотом и криками.

— Так как же я теперь? — беспомощно пискнула Рита, сжимая в пальцах степлер, который она забыла оставить на столе, бросившись в погоню. Вид у секретаря-референта был до того несчастный, что даже сам Станиславский не посмел бы сказать свое знаменитое "Не верю".

— Да поможите чем можите бедной сиротинушке, у меня ни папы, ни мамы, одни родители, — фыркнула Катя, впрочем, тихонько, чтоб не слышали ни Рита, ни Толай.

Взгляд казашского зайчика метнулся к ней. Катя захлопала глазами как могла невинно и простодушно. Рыжик и проснувшаяся Мадина глядели друг на друга и старательно разводили руками.

— Взбесился, — грустно и озабоченно вздохнула Ленуся.

— На голых девок насмотрелся, — поддакнула Катя, — а нервы-то не железные.

— Не сходится, — усмехнулся Толай, — смотрели все вместе. Почему тогда Рыжик не взбесился? Или я, к примеру?

— А кто "Венеру" разнес? — вкрадчиво спросила Ленуся.

— А Рыжик с рождения бешеный, — добавила Катя.

Пользуясь тем, что подозрительный взгляд Толая отдрейфовал в их сторону, Мадина яростно заморгала левым глазом Рите.

— Так я то теперь как? — жалобно повторила та.

— Запасных ключей у соседей, конечно, не держишь, — полуутвердительно произнес Толай.

Рита мотнула головой. Она, конечно, держала, но не призналась бы в этом под страхом увольнения, решалась вся ее дальнейшая жизнь, она это чувствовала кожей.

— Так, — сказал Леня, — так, так, так, — добавил он некоторое время спустя. — Переночуешь сегодня у меня. А завтра что-нибудь придумаем.

Рита замерла от ужаса пополам с неясной надеждой. Джинны радостно переглянулись.

— А я, так и быть, одну ночь в офисе перекантуюсь, — закончил Леня.

Мадина с шумом выпустила воздух сквозь сжатые зубы.

— Спасибо, — ответила Рита со смесью облегчения и разочарования.

— Вот он! — взвизгнула вдруг Катя и , дернув Ленусю за рукав, рванулась за дверь. Рыжик и Мадина среагировали мгновенно и через секунду "крутая команда" клубком выкатилась за порог.

У дверей Катя тормознула и прихлопнула ЧП "Альфа". Внутри с грохотом упала железная решетка и погас свет, а снаружи заалела маленькая лампочка, предупреждая, что все дальнейшие попытки прикоснуться к замку будут в корне пресечены срабатыванием сигнализации и прибытием вневедомственной охраны.

В дверь сердито забарабанили, но хорошая звукоизоляция не позволяла как следует расслышать негодующие крики. Да оно, пожалуй, и к лучшему.

— Пошли отсюда, — предложила Катя, здается мне, самое интересное нам, с этого момента, придется домысливать самим.

На улице было темно и сыро. И довольно прохладно. Редкие машины пролетали мимо, разбрызгивая воду, серебряную, в свете неоновой рекламы. Магазинчики еще работали вовсю. Офисы светились оканами трудоголиков. Пять окон "Альфы" были черны, как черные дыры в космосе, подобные той, из которой некогда выполз негодяй ЧМО.

— Ну и чего ты этим добилась? — раздраженно спросила Мадина, — кроме того, что мы сегодня ночуем на лоне природы? Толай возьмет свой комплект ключей и откроет изнутри. Элементарно!

Не говоря ни слова Катя сунула руку в карман и достала... второй комплект ключей на импортном музыкальном брелке.

— Толаевский? — сообразила Ленуся, — Откуда?

— А когда мы Кусаку ловили, — беспечно объяснила Катя, — мы, с Альфа-Центавра, запросто... В школе, если надо было математику сорвать, самый верный способ был — у учителки ключи попятить.

Она тихонько посвистела и импортный брелок отозвался мелодией свадебного марша Мендельсона.

— Телефон, — вспомнил Рыжик.

— Автоматически отключается когда запирается наружная дверь. Так же как свет и компьютер. Этаж полностью обесточивается, мне Рита обьяснила.

— Ты хочешь сказать, они там остались в полной темноте? — ахнула Мадина.

— Ага, — довольно подтвердила Катя, — Темнота — друг молодежи. А бар у них, если я не путаю, не запирается.

— Молоток, — скупо похвалил Рыжик и легонько хлопнул Катю по плечу.

— Гений, — изрекла Мадина, — Ты знаешь бо этом?

— Подозреваю. Когда во втором классе учительница вкатила мне первый кол, я поняла, что она мне просто завидует, — ответила Катя и развернувшись, углубилась в парк в поисках подходящей сухой скамейки. Из темноты вынырнул черный кусака с ключами в зубах и прыгнул ей на руки.

— Воссоединение семьи, — прокомментировала Ленуся.

— Для полного счастья не хватает только банки с маслинами.

Не успела Мадина договорить, как по плечу что-то стукнуло. Она мгновенно развернулась и как раз успела перехватить стеклянную банку. Приятно удивленная собственной реакцией она подняля к звездам благодарный взгляд.

— Спасибо, ЧМО, — голос ее прозвучал почти нежно, — Приходится признать — иногда с тобой можно иметь дело.

— А если я шоколадный торт попрошу? — вслух подумала Ленуся, — вафельный.

Компания замерла. Прошла секунда... Другая...

— Погода не летная, — сострил Рыжик, — вафли не летают.

В этот момент Катюшу что-то мягко, почти неощутимо задело по носу и медленно опустилось в траву у ног.

— Кукиш, — сказала она. — Резиновый. Надувной.

— Это шутка или издевательство? — спросил Рыжик.

— Шутка, — ответила Мадина, пытаясь открыть банку пилкой для ногтей.

— Глупая, — закончила Ленуся.

Нет ничего проще, чем подсадить кота на дерево — дальше он полезет сам.

Старая раскидистая липа росла практически под самыми окнами "Альфы", а ее густая крона служила черному наблюдателю не хуже маскировочной сетки.

Кусака прополз по толстой ветке до тех пор, пока она не начала ощутимо раскачиваться, припал к ней всем телом и вытянул шею, проницая темноту круглыми зелеными глазами.

— Ну? — нетерпеливо спросила Мадина, устав от ожидания.

— Девушка умывается, — доложил Кусака.

Компания под липой слегка озадачилась.

— Как — умывается? — спросила Катя.

— Ну не лапкой же, — отозвался сверху кот, — белой тряпочкой.

— Какой еще белой тряпочкой? — Мадина удивленно заморгала, — носовой платок что-ли? У нее тушь потекла?

— По-моему, Кусака хочет сказать, что Рита плачет, — догадалась Ленуся. — Как нехорошо вышло. Довели клиентку до слез.

— Она меня до производственной травмы довела, — неожиданно вызверилась Катя и тронула свежую царапину на щеке, — так что поделом. Око за щеку!

— Кусака! — откликнула Мадина, — Ты там уснул, или где? Что дальше то происходит?

— М — р — р — осозвался кот, перебирая лапами, и в спокойном, обычно, голосе обозначилось неподдельное волнение.

— Кусака, миленький, а пояснее можно? — взмолились джинны.

— Он дает ей высшее наслаждение, — в экстазе промурлыкал кот и, похоже, отключился.

Суперкоманда впала в лекгий ступор.

— Как? — сглотнула Мадина. — Прямо так, сразу?

— А ты что, думала на это много времени нужно? — хмыкнул Рыжик, — Рита — девушка современная, не то что некоторые.

Не говоря худого слова Мадина развернулась и ткнула Рыжика маленьким, но крепким кулачком под ребра. Он выпучил глаза, как глубоководная рыба и, хватая ртом воздух, сел на землю.

— "Отряд не заметил потери бойца и яблочко-песню доел до конца" — прокомментировала Катя.

Не обращая на них внимания Ленуся о чем-то сосредоточенно размышляла.

— Подсадите-ка меня, — скомандовала она вдруг.

Последовала затяжная пауза со всеобщим остолбенением. Потом Катя неуверенно спросила:

— Ты уверена, что тебе хочется это видеть?

Три пары глаз смотрели на Ленусю в глобальном потрясении.

Та покрутила пальцем у виска и, не тратя слов, подпрыгнула, цепляясь за нижнюю ветку.

В детстве она была послушной девочкой и огорчать маму не любила, но все-же пара-тройка обтрясенных яблонь на ее боевом счету числилась. Беда в том, что это было давно. Когда она подтянулась и с пыхтением втащила свою верхнюю половину на ветку, Рыжик и Мадина опомнились и ринулись помогать, подпихивая ноги.

— Круты! — оценила Катя, наблюдая за этой картиной. — Круче только "мерседесы" всмятку.

— Ну? — поторопила Мадина, едва Ленуся утвердилась на ветке.

— Они там валерьянку нюхают. По очереди, — прошептала та, давясь смехом.

— Подсади меня, Рыжик, — царственно бросила Мадина и шагнула к липе.

А за оградой садика, который, согласно документам, считался неприкосновенной частной собственностью ЧП "Альфа" за действиями суперкоманды с интересом наблюдали ребята в форме, прилипшие к окну милицейского УАЗика.

Их было трое: сержант Иванихин, Вовик I и Вовик II.

— Ш — ш — ш, — произнес Вовик II, напрягая свой феноменальный слух.

— Ты чего шипишь? — удивился Вовик I.

— Это не он шипит, это они шипят, — догадался сержант Иванихин.

— Убери руку с моего бедра, — бесстрастным голосом дублера видеофильмов доложил акустик. Другой Вовик испуганно посмотрел на свои руки и на всякий случай спрятал их за спину.

— А за что еще тебя держать, если у тебя больше ничего нет, — "продублировал" Вовик II, и через секунду добавил, — Не надо песен на болоте. У меня есть все что надо, но не для такого гада. Да вдобавок еще и рыжего... заткнись, Пушкин, слушать мешаешь.

— Эротикой они там что ли занимаются? — спросил Вовик I.

— На дереве? — простодушно озадачился сержант Иванихин, — Как это?

— Очень просто. Кама — Сутра, поза сто сорок пятая...

— Ш — ш — ш, — снова зашипел акустик и через мгновение выдал в эфир, — Блин поминальный, колготки порвали. И лака с собой нет.

— Не, это не эротика, — решил сержант, — раз — колготки, значит кого-то грабят.

— Кого на дереве можно грабить? — хмыкнул Вовик I.

— Если жертва на дерево взобралась, ее и грабят, — объяснил сержант.

— А — а, — протянул Вовик I, вникая в ситуацию, — А почему жертва не кричит? Мороженого объелась?

Они прислушались. Слышны били хихикания неясной этимологии и сдавленные обстоятельствами голоса. В разговоре муссировалась тема чьих-то бедер и какого-то фонаря под чьим-то глазом. Вскоре древолазы затихли, обратившись в неподвижные фигуры с лицами, обращенными к окнам ЧП "Альфа".

— Ну их, идиотов, — проворчал Вовик II. — Пугнули бы их и делу конец. Вдруг они что-нибудь в окно швырнут? У меня "Спид — Инфо" нечитанный лежит, а я буду на каких-то придурков любоваться! Ладно, если бы они действительно оргию на дереве устроили, а то...

— Заткнись, — по-доброму посоветовал напарник, — что говорят-то?

— Говорят — кур доят... А... Прекрати хвостом по моему лицу лупить... По-жал-ста!.. Хоть бы ближе подсел что-ли... Куда он пошел? И она ушла!

— Это и мы слышим, — сказал Иванихин, — Кто это "она"? Которая ушла? Там внутри кто-то? В "Альфе"?

— Уж наверное, — Вовик I тронул машину и прокатил ее до парадного входа. Выглянув из автомобиля он недоуменно пожал плечами — сигнальная лампочка опровергала версию.

— Хозяин внутри, — догадался Вовик I, — с хозяйкой, — тут он хохотнул, намекая на то, что хозяйка-то вовсе не хозяйка, а дама известного поведения.

— Пугнем, — решили наскучавшиеся за спокойное дежурство ребята.

Машина подъехала к месту назначения, тихонько ворча мотором на свою судьбу. Сержант Иванихин выбрался на воздух, потянулся, заложив руки за спину, выгнулся, сделал несколько наклонов, стреляя суставами четыре раза присел, и только после этого окликнул ночных древолазов:

— Эй! Вы что, гнездо вить собрались?

Темные фигуры оторвались от окна, склонились в его сторону и пристально стали разглядывать.

— Кто это? — спросила фигура, похожая на кота.

— Милиция, — сказала фигура, похожая на милиционера.

— Нам слезать? — спросила фигура, похожая на девушку.

— Черта с два! — сказала фигура, похожая на фигуру.

— Слезайте! — потребовал сержант Иванихин. — А то хуже будет.

В его тоне угрозы не было, и фигура, похожая на причесанного медведя, спросила:

— Кому хуже будет?

— Слезем, — решила фигура, похожая на девушку, — а то шум поднимем, спугнем Толая. Нам оно надо?

— А не надо, — подтвердила фигура, похожая на кота, и стала слезать. За нею потянулись и остальные, и вскоре стояли, гордо вскинув головы, перед представителями ОВД.

— Ну, и что же вы делали на дереве? — Поинтересовался Иванихин. — Что там такого особенного, в ЧП "Альфа".

Девушки ковыряли ногами асфальт и разглядывали детали местного пейзажа, а парень заулыбался и отвел глаза. Кот умывался.

— И куда же вы, позвольте спросить, смылись из КПЗ еще весной? — добавил Вовик I очень строго.

Это житейское замечание отчего-то развеселило компанию.

— Прекратите улыбаться! — потребовал сержант Иванихин, — Почему у вас кот улыбается?

— А я еще крестиком вышивать умею, — нежным басом сказал кот, — и компьютерной грамотой владею.

Иванихин нацелил на него конец черной дубинки и спросил, срываясь на шепот:

— Почему у вас кот разговаривает? И что вы, едрена-матрена, на дереве делали?

— Мы на дерево за укропом лазили, — смущенно призналась невысокая рыжая девушка.

— А за грибами с чемоданом вы не ходите? — ядовито осведомился Вовик I, который тоже был шапочно знаком с устным народным творчеством.

— Мы бы с удовольствием за грибами пошли, — сказал парень, положив руку на левую сторону грудной клетки, — Или вот на рыбалку... Но не судьба нам предаваться тихим радостям жизни. Все в трудах да в заботах... пива выпить некогда, а вы о рыбе, — и его укоризненный взгляд обежал по очереди всех милиционеров.

— Они еще и автомат сперли, — наябедничал из машины Вовик II, — Из 132 управления. Их по делу Мадам замели, как соучастников. Типичные рецидивисты.

— В машину, — приказал Иванихин, на всякий случай перехватывая дубинку поудобнее.

Сопротивления рецидивисты не оказали, покорно, и даже, как показалось сержанту, весьма охотно загрузились в УАЗик, и, спустя всего час оказались в КПЗ, уже знакомом по делу о замороженном часовщике.

— Родные стены, — с натуральным всхлипом сказал Рыжик и, припав к косяку, поцеловал его.

— Родные нары, — сказала Мадина и с удовольствием вытянулась на них.

— К параше никто не пойдет обниматься? — спросила Ленуся, не разделявшая восторгов по поводу возвращения в камеру. Рыжик хотел съязвить на счет альтернативы, и ночевки на дереве по системе "Тарзан", но сдержался, главным образом потому, что оценить его юмор было попросту некому — девки уже спали мертвым сном.

Утро началось часов в пять, с грохота в соседнем помещении, и мерзкого лязга дверей. Девчонки, протирая глаза, сели. Бокам от жестких досок было совсем не весело и, главное, зверски хотелось есть.

Спустя примерно час их накормили овсяной скользкой кашей, а Мадина, вдобавок, в гордом одиночестве схрупала банку маслин, ниспосланную небесами. Возможно поэтому она одна радовалась жизни, все остальные на жизнь жаловались, скупо и без фантазии. Кусаке сержант Иванихин лично принес говяжий фарш и молоко.

— Нам бы вот того же, но жареного, — как бы в сторону заметил Рыжик, глотая слюни, пополам с овсянкой.

— А нечего автоматы воровать, — ответил сержант, почесывая кота за ухом, — ел бы макароны по-флотски на воле и не жужжал бы здесь на горькую судьбу.

— А нечего нас в тюрьму сажать за то, что мы не делали! — обиженно заявила Мадина, с отвращением наблюдая, как каша сползает с ложки Кати и медленно шлепается в миску, где вырос небольшой трясущийся айсберг. Сержант Иванихин лишь иронично улыбнулся. Лживая инфантильность преступников встречалась на его рабочем пути не один раз. И даже не два.

— Лопайте — и на беседу со мной, — сказал он уходя.

Ленуся пошла к унитазу и скормила ему овсянку.

На беседу они явились, имея заговорщицкий вид, перемаргиваясь и покашливая весьма многозначительно. На сержанта это никакого впечатления не произвело. Суточное дежурство подходило к концу, и снятые с дерева рецидивисты ровно через час должны были перейти под юрисдикцию следующей группы, так что их многозначительность была Иванихину глубоко до фонаря. Он широко зевнул и предложил всем садиться. Кот прыгнул на стол и сел там, приняв образ египетской статуи. Секретарша изумленно посмотрела на кота, и Кусака подмигнул ей левым глазом.

— Назовите свои имена и фамилии, — казенным голосом потребовал сержант.

— А у меня нету фамилии, — огорчился кот. Секретарша вздрогнула.

— Почему? — спросила она.

— Это я допрос веду, а не вы, — напомнил Иванихин. — Кота вновить в протокол не будем.

— Я тогда пойду мышей поищу, — сказал Кусака и, спрыгнув со стола, принялся крутиться по кабинету.

— Лорелея Рокфеллерова, — сказала Ленуся, — Пишите мое имя и фамилию.

Секретарша спокойно напечатала.

— Что это вы печатаете? — спросил Иванихин.

— Лорелея Рокфеллерова, — холодно ответила секретарша, у которой говорящий кот исчерпал лимит удивления на весь день вперед. Допытываться до правды сама она не собиралась, тем более, что сержант достаточно ясно сказал, что допрос ведет он. А ее дело маленькое — сиди и колоти по клавишам.

— Место жительства, — обратился сержант к Ленусе как можно любезнее.

— Альфа-Центавра знаете? — спросила Ленуся. — Тамошние мы*.

— Остальные тоже оттуда? — уточнил Иванихин. — Если и дальше намерены придуриваться, отправитесь обратно в КПЗ, а потом, вечерней лошадью, назад в 132 управление. Там вас давно ждут. С цветами.

— Мы уже закончили, — сказал рыжий парень, — простите. Привычка. Мы все скажем, только разрешите сделать один звонок. У меня подруга замуж выходит, я хочу ей счастья пожелать.

Сержант задумался. Не позволить — задержанные упрутся как бараны. Позволить —

* "Гостья из будущего" х/ф.

неизвесно, какие последствия будут у звонка. Однако, номер телефона да и сам разговор можно записать, а это — дополнительные сведения. В существования новобрачной подруги он, ясное дело, не поверил. Рыжик и сам верил в нее слабо. Романы-романами, а жизнь, как известно, имеет свои законы.

Домашний телефон Толая не отвечал. Ритин — тоже, что вселяло определенные надежды. Рыжик позвонил в ЧП "Альфа", но там тоже молчали. Видимо, телефоны никто так и не включил. Лицо у Рыжика сразу поскучнело, осунулось. Он осторожно положил трубку.

— Я хочу сдедать заявление, — сказал он. — Мы признаемся, что в офисе ЧП "Альфа"заперли президента этой фирмы и наблюдали за ним с дерева.

У сержанта Иванихина при сенсационном заявлении челюсть отнюдь не отпала, как ожидали присутствующие. Он слыхал и не такое.

— Зачем? — сухо спросил сержант.

— Мы его секретаршу хотим за него замуж выдать, — объяснила Катя.

— Ага, — подтвердила Ленуся, которой тоже хотелось в чем-нибудь чистосердечно признаться, но ее все время опережали то Рыжик, то Катя, — Мы их вместе заперли. Откройте их, пожалуйста, они только снаружи открываются.

— Хорошо, что "пожалуйста", — проворчал Иванихин. Он кликнул кого-то из коридора и передал добровольно выданные задержанными ключи, вместе с инструкциями.

Когда дверь закрылась, Иванихин глянул на часы и заинтригованно спросил:

— Я вот только одного понять не могу: как вы оказались в запертой камере?

Сержант ждал, но на задержанных отчего-то напала необоримая лень шевелить губами, и вообще делать что-либо общественно полезное или общественно-вредное.

— Отведите нас в КПЗ, пожалуйста, — попросила Мадина, — желательно мальчиков отдельно, девочек отдельно.

— Это почему же? Неужели я такой неприятный собеседник?

Откуда мог знать Иванихин, что требование задержанных — не пустой каприз. И, конечно, он совсем не ожидал того, что началось через несколько минут. Зарядка, навязанная ЧМО и вообще-то была зрелищем не для слабонервных, а новые силовые упражнения с тумбочками, надо думать, со стороны смотрелись просто убийственно. Изретка взглядывая на прыгающих друзей, Катя внезапно осознала, что с того дня, как ЧМО заключил их в свою тюрьму, они значительно изменились. Убогая диета и трехразовая зарядка делали свое дело, заставляя жирок исчезать, а мышцы — подтягиваться. Перемены физического "Я" явно влияли на психику — они стали увереннее, чувтсвуя свою близость к телесному совершенству...

Сержант Иванихин ее мыслей прочесть не мог, а то бы он, конечно, успокоился и порадовался за задержанных, так как злым по натуре не был. Но сейчас он пребывал в полнейшей умственной прострации. В его практике были преступники во время допросов нападавшие на него с заточенной алюминиевой ложкой, глотавшие при нем кусочки непонятно как пронесенных бритв, рыдающие, бьющиеся в псевдоэпилептических припадках, косящие под психов, упорно молчащие, рассказывающие разную билиберду о своем детстве, но впервые задержанные дружно отжимались от пола, приседали с тумбочками на плечах, качали пресс — и все это удивительно слаженно, под музыку, происходящую из недр организма рыжего парня.

Секретарша попросилась на минутку выйти, но тотчас вернулась, и привела с собой едва ли не всех сотрудников и сотрудниц управления, к тому времени уже подтянувшихся на работу. Народ толпился в дверях, изрекая комментарии. Спортсмены энергично огрызались, Иванихин балдел, и никто не заметил возникновения новых действующих лиц.

Толай с интересом наблюдал за своими недовними знакомыми. Рита стояла, прижавшись к нему и блаженно жмурилась; ее мысли улетали прочь из этой суровой действительности. Рука Толая нежно обнимала ее тоненькую талию.

В какой-то момент Мадина поняла, что уже давно смотрит на Толая и Риту.

— Народ! — воскликнула она, вставая на "мостик". — К нам пришли!

— Ах вы голуби мои, — простонала Ленуся из этого самого "мостика", — обождите. Мы скоро. Еще двести прыжков туда-сюда, и мы освободимся.

Катя радостно заухала, а Рыжик ничего сказать не мог, так как его голосывые связки были арендованы для подачи команд, поэтому он просто помахал рукой.

Кусака молча мыл заднюю лапу, выставив ее в потолок, и делал вид, что никого не узнает.

— Я бы, конечно, мог рассердиться, — начал Толай, слегка угрожающе, но эффект был нивелирован его улыбкой. — Если честно, то ваш финт нам кое в чем помог.

Он ласково посмотрел на Риту.

— Она мне все рассказала про вас, и сегодня, так и быть, мы женимся.

Рита что-то пискнула.

— Да, — продолжил Толай, — а вот фотомоделью она работать не будет. Она, может, вообще работать не будет, если не захочет, правда, малыш? И пластическая операция отменяется. Мне ее веснушки нравятся. И носик. И ушки.

Он поцеловал Риту в последнюю названную деталь. Сотрудники ОВД зачарованно следили за развитием событий, не впиливая в ситуацию, но наслаждаясь ею.

— Товарищ сержант, можно с вами обсудить это дело? — Толай деликатно оттеснил лишний народ в коридор и прикрыл дверь изнутри. Обогнув спортсменов, он сел напротив Иванихина, а Риту посадил к себе на колено.

— Я слушаю, — отозвался Иванихин. — Вы хотели что-то рассказать? Об этих... Не знаю, как их назвать...

— Людях, — уточнила Ленуся.

— Они не нарушают никаких законов, — сказал Толай, — и не нарушали.

Джинны скромно промолчали, занимаясь прыжками.

— А автомат?

— Они его по ошибке сперли, — сказал Толай, — я его верну.

— Я вас умоляю, — произнесла Рита, — Отпустите их. У нас сегодня свадьба, мы их хотели пригласить. Мне нужна подружка, а Лене — друг, чтобы короны держать.

— Какие короны?

— Которые в церкви дают. Их надо над головами держать. И еще они должны с нами в ЗАГС пойти. Ради бога, отпустите их! Они же делают людей СЧАСТЛИВЫМИ, — волнуясь, сказала Рита.

— Счастливыми? — переспросил сержант Иванихин. — Это как же?

— Давайте мы завтра поговорим, нам через час нужно в ЗАГСе быть, — предложил Толай. — Выпустите их на поруки, хоть на сутки. Запишите мой адрес, телефон. Вот паспорт.

Иванихин повертел в руках паспорт Толая, несомненно, подлинный, взглянул на задержанных, которые вяло подергивались на полу, затихая.

— Забирайте их на фиг, — неофициально сказал он. — На счет счастья ничего сказать не могу, а с ума я уже сошел.

Мадина со стоном поднялась и подала руку Кате. Рыжик кое-как встал на четвереньки. Ленуся собрала конечности в кучу и уселась, не моргая, в полной прострации.

— Машина на улице, я вас жду, — сказал Толай.

Потом ничего особо примечательного не было. В церкви Ленуся и Катя нагло сидели, не смотря на сердитое пшикание церковной бабуси, Мадина не удержала тяжеленную корону и с размаху надела ее но голову Риты, а гости, поспешно собранные на свадьбу, щелкали фотоаппаратами и жужжали видеокамерами почти все время. Батюшка перемещал молодоженов, взявши их за руки, через прорезь в своем облачении, и Катя немедленно начала объяснять громким голосом, зачем он это делает, откуда пошел этот обычай, и в чам его сакральный смысл. Слово "сакральный" не расслышав, приняли за ругательство, и Катя заткнулась. Пел хор. Гости обильно пускали слезу. Потом зазвонили колокола — раз, другой. Третий. А после батюшка, внезапно пришедший с улицы, сказал, что это под выход молодоженов звонят уже три раза. Молодожены поспешно выскочили, снабжая по пути мелочью активно просящих нищих.

После церкви все скопом загремели на фуршет со всяческими здравицами, и даже с тамадой — тетенбкой с губами как у рыбы-попугая.

Было городское телевидение с камерой с каким-то слабоусатым придатком, на котором она болталась.

Мадина подарила молодоженам банку маслин, больше дарить все равно было нечего. Рыжик набивал защечные мешки колбасой а Катя и Ленуся с восторгом распихивали по карманам конфеты и апельсины, не обращая внимания на шокированный высший свет.

— Ребята, давайте сфотографируемся, — предложила Рита, — Неизвестно, куда вас дальше судьба забросил, может не свидимся больше...

Слеза счастья скатилась по ее щеке. Рыжик, расчувствовавшись, подавился и стал громко перхать, как туберкулезная овца. Какая-то дама с бриллиантами ненормальной величины врезала его по спине большой рабоче-крестьянской ладонью.

Джинны чинно приблизились и стали полукругом возле молодоженов, и в ту же секунду компанию ослепила фотовспышка, да такая яркая что все, на миг ослепнув, отчаянно заморгали.

— Что ты как не знаю кто! — напустился Толай на фотографа, — подождал бы, пока все в позу встанут, а то ведь... А где?

Он завертел головой, щуря слезящиеся глаза.

— Куда они подевались? — спросил он Риту. Та пожала плечами. Толай кинулся к швейцару, но тот поклялся, что из ресторана никто не выходил. По крайней мере, через его дверь.

Было бы сложно проследить, как через некое пространство все странные люди проскользнули в иное измерение и шмякнулись на заросшую высокой травой лужайку.

После шумного веселья переход был таким резким, что ни один из участников трансмиграции сперва не понял, что же произошло. Рыжик шумно жевал. Ленуся облисывала пальцы — все в крошках от бисквита, Катя балансировала на одной ноге, поправляя туфлю, одолженную у Риты. Мадина прижимала к губам бокал с красным вином. Несколько секунд им понадобилось на осознание случившегося, а потом они горестно поникли носами.

— Спасибо, родной, — вздохнула Катя, — вовремя ты это сделал. А могли бы так оторваться...

Лужайка внезапно исказилась, будто изображение в неисправном телевизоре, а затем и вовсе исчезла. Вместо нее по обе стороны появились стены, пыльные и деревянные, а с ними дивный, ни с чем не сравнимый аромат хорошо выдержанного конского навоза. Джинны ощутили на себе высокие сапоги, рабочие халаты и респираторы, под ногами захлюпало и забулькало, а в руки сами собой прыгнули лопаты.

— Авгиевы конюшни какие-то, — скривила нос гуманитарно образованная Катя.

— Ну и аромат, — зеленея, сказала Ленуся.

— А говорила, что животных любишь, — оскалился Рыжик, — это тебе заместо летней практики в совхозе "Красный дерьмочист".

Тут он поскользнулся и рухнул прямо в хлюпающую жижу, девченки едва успели отскочить, спасаясь от брызг. Мадина зашлась в смехе, а Рыжик, вставший на четвереньки, внимательно посмотрел на девушку и неожиданно широко улыбнулся:

— Кто-то, к слову сказать, обещал мне поцелуй?..

Негры на снегу.

Декабрь заканчивался внезапно, хотя новый год, в принципе, ожидался. По случаю праздника улицы в городе забелил снег, добавив работы дворникам, а потом в небе образовалась прореха, сквозь которую мороженые осадки посыпались без всякого лимита.

У студента мединститута Ерохина Евгения вдруг закончились светлые дни сачкования: деканат решил твердо, что студентам все же нужна медпрактика. С тачки зрения деканата, практика состояла в беспорядочном разбрасывании студентов по городам и весям; при этом студент уподоблялся автономной республике, у которой перекрывались газо— и нефтепровод, накладывалось эмбарго на ввоз и вывоз и объявлялось чрезвычайное положение в связи с переходом на подножный корм (ягель и ветки), так как стипендию задерживали в среднем на три месяца.

Женя на стипендию никогда не рассчитывал, предпочитая надеяться на собственные силы. Сил, при этом, хватало только на сомообеспечение финансами, лекции же и практические занятия в анатомичке занимали в личном времени едва 4%. Сдавая экзамены Ерохин прибегал к нечестным методам, как-то: написание шпаргалок, использование электронной записной книжки, уоки-токи, соблазнение экзаменатора взглядом, деньгами и едой. Последнее действовало безотказно, так как еду преподавательский состав видел чаще всего в ЖКТ на таблицах и в анатомичке.

В итоге, проучившись два года в мединституте, студент Ерохин с трудом вспоминал, чем пронатор отличается от супинатора, а из инфекционных болезней знал только гангрену.

Медпрактику он решил проходить на родной земле, поэтому сейчас ехал в село Переднево, прихватив десяток чужих конспектов по различным дисциплинам.

Добираясь до дому-до хаты Женя как то не особо раздумывал над тем, как его примут на родине. Всю дорогу, развалив конечности на верхней полке плацкартного вагона, он пил "Степана Разина" и дышал пивом на страницы дайджестов, прикупаемых на остановках. Отлично выспавшись, во Вторник, январским утром, Евгений прибыл в родные пенаты. На маленьком перроне, густо засыпанном снегом, сидела грустная собака породы "двортерьер". Заметив вышедшего из поезда студента она встрепенулась, подскочила, пропустила человека мимо себя и пристроилась рядом, чуть позади. Больше студента никто не встречал.

Заметив спутника, Женя улыбнулся уголком рта. К его удивлению, Бобик не отстал даже тогда, когда они подошли к самому дому.

"Дом" — сказано немножко громко.

Это было двухэтажное строение типа "барак" с первым этажом из камня, а вторым — надстройкой позднего времени из дерева, то ли из мореного дуба, то ли из корабельной сосны, словом того, чего бывшему хозяину дома, совхозу, удалось утаить от самого справедливого в мире государства рабочих и крестьян.

К двери своей квартиры ? 8 (всего их числилось 14, 6 — не жилые, но, как смутно припомнил Евгений, кому-то принадлежащие), он подошел как белый человек, с ключом но и с некоторой опаской, словно ожидая, что из глубины темного провала на него бросится кошмарное создание из очередной серии любимых Х-файлов, либо кто-нибудь из сверх-любящих родственников, телепатическим путем узнавших о прибытии студента на родную землю... Если выбирать, то Ерохин предпочел бы монстра.

Бобик его страхов не разделял. Он стоял перед дверью, дружелюбно помахивая лохматым хвостом, и терпеливо ждал, пока Женя справится с заржавевшим замком. Наконец замок хрипло лязгнул и рассохшаяся дверь со скрипом провалилась внутрь. Именно провалилась, так как верхняя петля обратилась в рыжую пыль под воздействием естественных факторов еще в прошлую осень. Бобик отскочил и пару раз неуверенно гавкнул.

— А чего же ты замолчал, чучело? — спросил Ерохин, обозревая дверь. — У нас свобода слова. Валяй, высказывай все что думаешь обо мне и об этом шикарном коттедже на берегу Средиземного моря. Не стесняйся, друг человека. Я конструктивную критику допускаю.

Но пес, видимо, ничего больше не думал, и это неосторожное высказывание оказалось первым и последним.

В квартире, где студент не показывался почти два года, смело можно было объявлять чрезвычайное положение и вызывать ребят из МЧС. Со специальным оборудованием для проведения экстренных раскопок.

Начать с того, что в помещении царил собачий холод. Градусов пять ниже нуля. Бобика он не беспокоил, а вот Жене снимать свою пижонскую "Аляску" как то разом расхотелось.

Круглая печка в углу стояла холодная, как сердце красавицы, и ухмылялась беззубой пастью. Погребенный под слоем пыли обеденный стол и два кривоногих стула составляли всю мебель. Где-то в недрах комнаты, куда Ерохин так и не заглянул, опасаясь лишний раз травмировать свою впечатлительную психику, скрывался огромный и удобный пружинный диван, застеленный, как помнил Женя, большой овечьей шубой. Если все так и осталось, на счет ночевки можно было не беспокоиться, она была обеспечена по классу "люкс".

Короткий рейд по пеналу и кладовке выявил сахарницу с какими-то белыми окаменелостями, которые Ерохин, проведя органолептический анализ путем прикладывания языка, определил как соль.

— Живем! — обрадовался он. — Соль — это жизнь. В пустыне самое главное не вода, а именно соль, которая удерживает влагу в организме.

Бобик фыркнул довольно скептически.

— Хочешь сказать, что мы не в пустыне? — Ерохин с великолепным презрением пожал худыми плечами и сделал широкий жест рукой. — А где же мы, по-твоему, находимся? Я, конечно, понимаю, что эта дыра — твоя малая Родина, и ты испытываешь к ней определенные патриотические чувства. Но, посуди сам: пиво только "Балтика", да вдобавок третий номер — умирать буду не притронусь! Кабельного телевидения нет, герлы все какие-то приплюснутые. Если по-твоему это не пустыня то я — тибетский монах.

Бобик согласно вздохнул и растянулся на пыльном половике. Видно, его жизнь в Переднево тоже достала, просто пес не был столь красноречив.

Ерохин с постной миной вышел во двор, под темнеющее звездное небо, воспользовался насквозь продуваемыми "удобствами" — по отношению к этой дырке в полу столь изысканное определение звучало как особо тонкое издевательство. Потом, проваливаясь по пояс в снег, он добрел до забора, оторвал от него три доски и тут же, во дворе, разломал об колено. Несмотря на субтильное сложение, Ерохин был далеко не слабак, да и досочки попались — никак не мореный дуб, что бы не говорил бывший председатель совхоза.

Дома, сгрузив "дрова" у печки, он кинул в разверстую пасть пару обломков, выдрал несколько страниц из конспекта, скрутил трубочкой, поджег зажигалкой "Danhill" и, подмигнув Бобику, достал из "банана" бутылку пива "Золотая бочка" и очередную книгу Макса Фрая, которая на этот раз называлась "Власть несбывшегося".

— С новосельем, чудовище, — сказал студент, открывая пиво о печку. — Кормить тебя, извини, нечем, но ты ведь до этого как-то питался? Значит и теперь не пропадешь. За аренду помещения я с тебя ничего не возьму, а ты за это будешь мне дом сторожить. Правда, воровать тут особо нечего, но и из тебя, если посмотреть объективно, какой, на фиг, сторож, если ты лишний раз гавкнуть стесняешься?

Бобик печально вздохнул у стены, соглашаясь с Ерохиным.

— Комплексы, — авторитетно заявил Женя, седлая скрипучий стул, — детская обида, а, возможно, родовая травма. Тебя, чудовище, в глубоком детстве утопить не пытались? Не помнишь? А зря. Такие вещи, они, брат человека, такой отпечаток на личность накладывают, что только держись...

Бобик Ерохина слушал очень внимательно, время от времени согласно помахивая крученым хвостом, с роковой неизбежностью свидетельствующим о том, что в его длинной родословной затесалась чистокровная сибирская лайка.

Пребывая в благодушном настроении, Женя запустил руку в "банан", порылся там, и вытащил странную и оригинальную скульптурную группу: три девушки в позах скорее забавных, чем соблазнительных, здоровенный парень с выражением лица скорее недовольным, чем "зверским" и маленькая фигурка зверя, весьма похожего на кошку. Что символизировала эта группа, кто был автором "шедевра", и с какого будуна он его сотворил, оставалось тайной, покрытой мраком. На свадьбе кореша, Леньки Толая, полгода назад, после странного феномена — световой вспышки, сопровождавшейся исчезновением части гостей (Ну чем не Х-файлы?), он подобрал эту статуэтку и сунул в карман совершенно машинально, чтобы гости не раздавили. Невеста кореша, Рита, заметив это, неизвестно почему подмигнула ему и улыбнулась. Странная женщина.

Ерохин смахнул пыль со стола старой прихваткой и водрузил статуэтку в центр. В ближайшие несколько недель ему предстояло тут жить. Как он с этим справится — для самого Ерохина было загадкой.

— Студент? — здоровенная, прямо рубенсовская женщина лет тридцати пяти, с зачесанными назад пшеничными волосами и необъятным, выпирающим из пальто животом, покрутила перед глазами его документы и небрежно бросила в стол.

— На практику, значить, прибыл. Это хорошо. В медицине хоть что-нибудь сечешь?

— "Что-нибудь" секу, — дипломатично и осторожно ответил Ерохин.

— Первую помощь оказать сможешь? — спросила женщина, быстро просматривая журнал и, по ходу дела, внося исправления и дополнения.

— Кому? — слегка испугался Ерохин, представив себя, принимающим роды у собственного, хоть и временного, босса.

— При алкогольном отравлении например, — сказала женщина, — штатная ситуация.

— Дак это... два пальца в рот. Можно дать нашатыря понюхать.

— Это верно, — хмыкнула женщина отчего-то злобно, — в самый корень смотришь, студент. Два пальца и нашатырь — это будет твой главный инструмент и медикамент. А больше тут, один черт, ничего нет, и в ближайшем будущем не будет. Шесть упаковок анальгина и перекись водорода я сама из райцентра привезла, они в сейфе и только для детей!

С этими словами женщина бросила в Ерохина ключ, тот едва успел его перехватить и поднял на местного фельдшера обалделые глаза. В это время под окнами раздался громкий сигнал и Мария Андреевна Трофимчук (просто Мария) с пыхтением выбралась из за стола, явно не рассчитанного на двоих.

— На работу приходить к девяти. Домой — в пять. Если телефон не работает — встряхнуть. Если все равно не работает — значить обрыв кабеля.

— И... что? — спросил Ерохин.

— И все, — развела Маша большими руками, — не повезло тебе значить. Через пару-тройку недель приедут исправлять. Если к нам захотять дозвониться.

— А... вы куда? — проговорил Ерохин непослушным от удивления речевым аппаратом.

— А как ты думаешь, будущий врач? — язвительно спросила Маша.

— А — а — а... Прямо сейчас?

— Рожать, может, и не прямо сейчас, а попутка в райцентр сейчас идеть. Другой может месяц не будет. Купейный билет мне, с моей зарплатой, сам понимаешь, не по карману. А в общем с киндер-сюрпризом делать нечего. Так что ауфидерзеен, майн либер Женя. Крутись. И не робей — так плавать и учатся.

С этими словами Маша с трудом протиснулась в дверь, неся сумку, в ее руке выглядевшую игрушечной, с первой попытки забралась в стоящий у крыльца пижонский джип с вот та-а-акими шинами и, махнув Ерохину рукой, отбыла из Переднево по личному делу.

Студент остался один. Совсем один на пять деревень. На... дай бог памяти... почти полторы тысячи жителей.

Женя почувствовал, что ему нужна первая помощь. Он открыл медицинский шкафчик, нашел нашатырный спирт, понюхал... Потом решительно вскрыл сейф, вытащил баллон со спиртом натуральным, C2 H5 OH, плеснул себе полстакана, разбавил водой из умывальника и выпил не присаживаясь.

Дом встретил его темными окнами и выстуженной за день кухней. Комнату Ерохин, экономя забор, решил вообще не отапливать, помятуя о том, что англичане спальни не отапливают, и до сиз пор живы, как ни странно. Вместо ночной грелки он сунул под одеяло Бобика и, накрывшись сверху еще и шубой, отрубился напрочь, сомлев от выпитого натощак спирта.

Следующее утро, слава создателю, было субботним, и, вспомнив об этом, Женя торопливо и благостно перекрестился раньше, чем открыл глаза. Заботы, связанные с медпунктом, откладывались на два дня и две ночи, а за это время бог знает что могло произойти. Мог на село Переднево выбросится с парашютом знаменитый профессор военно-медицинской академии, а мог наступить конец света.

Поскуливая, Бобик выполз из под одеяла и заплясал у дверей. С гримасой отчаяния студент спустил ноги с дивана, вздрогнул от холода, нашарил заплатанные валенки, подошел к двери и приоткрыл ее на два спичечных коробка, сберегая тепло. Бобик просочился наружу и зацокал когтями по гулкому коридору. Ерохин взглянул на часы — шесть утра. В Питере в это время он еще спал сном праведника.

Проблему завтрака нужно было как-то решать. Не то, чтобы не было никаких проблем с обедом и ужином, просто Женя был устроен так, что в шесть утра именно проблема завтрака представлялась ему наиболее актуальной.

Ерохин привез с собой $ в количестве ста пятидесяти единиц но, как выяснилось еще на вокзале, в селе Передневе не имели ни малейшего понятия, по какому курсу сдавать сдачу с этой американской радости, а продавщица в ларьке нагло потребовала рубли. Рублей у Ерохина было ровно восемь, их он продавщице не отдал, резонно рассудив, что самому пригодятся. Вопрос — на что могли сгодится восемь рублей? На них можно было купить одну бутылку пива, или десяток сигарет, или полторы буханки хлеба... Ежу понятно, что все это было попросту несерьезно.

Вернувшийся Бобик поскребся в двери лапой.

— Заползай, чудовище, — рассеяно отозвался Ерохин, что Бобик и сделал, устроившись у холодной печи.

— Понимаешь, брат мой пес, — сказал Ерохин, раскалывая доску от забора хлебным ножом, — финансовая проблема — одна из самых основных. Я бы даже сказал — базисная. Желудок — всему голова!

Сия убийственная сентенция вырвалась у студента, видимо, потому, что после голодного дня, пьяного вечера, холодной ночи и раннего экстренного пробуждения по нужде Бобика, сам он был одним сплошным желудком: голодным, пустым, алчущим пищи — какой угодно, только, ради бога, не духовной!

— Хорошо, будем рассуждать логично, — продолжал Ерохин, не вставая с коленей (так было теплее), — Ну, съем я тебя...

При этих словах Бобик мигнул карими глазами, но не шевельнулся.

— Ну, утолю голод. С точки зрения натуральной философии поступок вполне естественный и даже морально оправданный. У тебя жена есть? Можешь не отвечать, знаю, что нет, иначе бы у меня не ошивался. Значит, дети сиротами не останутся. Это с одной стороны... А с другой — у того же Фрая, например, написано, что слово имеет силу закона. А я тебя уже два раза братом обозвал... Так что прийдется, брат мой ушастый, изыскивать внешние ресурсы... А сделаем мы с тобой вот что — пойдем сейчас на фельдшерский пункт, отольем спиртяги в бутылку, разведем, загоним на вокзале и купим банку тушенки. А утром в Понедельник откроется то, что у них тут за сбербанк сходит, и мы с тобой сменяем загнивающие баксы на наши кровные пенензы. И заживем — кум королю, сват президенту.

От избытка радостных эмоций (от того, что решение нашлось), Ерохин высвистел популярную в родном вузе песенку: "А ты не бей, не бей кота по пузу мокрым полотенцем".

...

Чистое, белое, неземной красы сияние окутало кухню. Послышался слабый звон то ли серебряных колокольцев, то ли наручников, то ли лопат. И вдруг откуда-то ощутимо и резко пахнуло свежим конским навозом. Бобик ощетинился и зло загавкал, но тут же смущенно поджал хвост. В этом Ерохин не ошибся — хозяева выгнали Бобика на вольные хлеба из за излишней интеллигентности пса. Стеснялся громко ругаться.

— Привет, — обалдело сказал Женя, глядя на вывалившуюся прямо из неземного света компанию.

Никто ему не ответил.

Длинноногая красотка с воплем восторга сорвала с себя синий рабочий халат, заляпанный коричневой гадостью, скомкала его и запустила дерьмом обратно в небесный свет. Под халатом обнаружилась белая водолазка, черная короткая юбка и блестящие капроновые колени, торчавшие из грязных резиновых сапог. Еще две, явно психованные девицы, стриженая шатенка и рыжая, разлохмаченная, словно в вороньем гнезде ночевала, вывалились вслед за ней, на ходу срывая халаты и респираторы, и в порыве неведомых чувств едва не задушили в объятиях рыжего громилу, который явился из огня как хмурый ангел, только вместо пламенеющего меча он держал на руках здоровенного черного котяру — увидев Бобика тот немедленно сиганул к пеналу и устроился наверху.

— Вырвались! Вырвались! — в восторге пропела длинноногая с потрясающей европейской фигурой. — Целый год, с ума сойти! 365 дней!

— 366, — поправила ее рыженькая, — год попался високосный, блин.

— Ну точно, Авгиевы конюшни и были, — возбужденно проговорила третья, пытаясь пальцем оттереть пятно с короткой расклешенной юбки, — вот тебе и казахский зайчик.

— И колобок, — вставила рыжая, хмуря лоб, — и пусть мне теперь кто-нибудь скажет, что я зря завожусь.

Качок молчал, сосредоточенно оглядывая убогую ерохинскую обстановку.

— Однако, судя по температуре воздуха, не Сочи, — сказал он наконец, и обратил взгляд на студента, уже слегка пришедшего в себя, — парень, мы где?

— Планета Земля, — брякнул Ерохин и, подумав, уточнил, — Солнечная система.

— Далековато от Альфы-Центавра, — глубокомысленно заметила девица с короткой стрижкой.

— "И дым отечества нам сладок и приятен", — хмуро буркнула лохматая, чья радость как то внезапно кончилась. — Я, блин, на ногах не стою. Дайте сесть куда-нибудь, хоть в КПЗ.

Ерохин подсуетился и притащил из соседней комнаты еще два стула. Изо рта у него, буквально, торчали вопросы, даже голод отступил.

— Мы что, на северном полюсе? — спросила красавица, поведя точеными плечами.

В тот же миг, откуда ни возьмись, на этих плечах появилось ослепительное манто из седых самцов норки, стоимостью тысяч в двадцать баксов. Ерохин покачнулся. Качество одежды сразило его сильнее, чем ее внезапное возникновение из воздуха. Компания, более закаленная в смысле разных чудес, только хмыкнула.

— А мы что, рыжие? — спросил рыжий парень и получил в обе руки три китайских пуховика. Размеры соответствовали. Получив свой, растрепанная девица покосилась на манто красавицы и едко усмехнулась.

— Это называется — социальная справедливость. А если я не ношу китайские пуховики? Может быть у меня на пух аллергия?!

Не успела она договорить, как непостижимым образом пуховик в ее руках вывернулся наизнанку и оказался драной и мятой фуфайкой цвета детской неожиданности, да еще, вдобавок, прожженной в двух местах. Компания тихо прыснула в кулаки.

— Правильно, — кивнула самокритичная девица. — Зависть — чувство не совместимое с пролетарской этикой.

Фуфайка на самокритику никак не отреагировала, и превращаться в манто, или хотя бы назад, в пуховик, отказалась.

— Ну и плевать на тебя, — сказала девица, надела фуфайку и села на стол. — Так мы, в натуре, где? Кроме того, что в солнечной системе и не в Сочи? Это место как-нибудь называется?

— Село Переднево, черенцовский район, — прочла шатенка на позапрошлогодней открытке, вынутой из под сахарницы, — ребята, это Хабаровский край. Мы на Дальнем Востоке, точно!

— Чтоб я так жил, — сипло выразился рыжий и опустился на стол.

Кот круглыми немигающими глазами смотрел на Бобика. Проблемы географии его, видимо, не касались.

— Слушайте, ребята... девушки, — поправился Женя, — а вы, собственно, кто? И откуда?

Рыжеволосая тяжело вздохнула:

— Вот это и есть в нашей профессии самое тяжелое, — заметила она и, не меняя тона, буднично закончила. — Мы — джинны. Работа у нас такая. Бывают слесаря, токаря, пекаря, а мы — джинны. Выполняем желание. Одно! Заветное! За 72 часа. Так что говори, чего желаешь, и мы, пожалуй, приступим.

— У Катюши руки после года санаторного режима чешутся, — заметила шатенка, спец по географии.

— Ага, чешутся, — не стала спорить девушка, оказавшаяся Катей, — вот отмою от навоза, наверное перестанут. А если нет — я их еще об какого-нибудь рэкетира почешу.

— Может быть мы сначала познакомимся? — мелодичным голосом предложила красотка. — Вот вас, например, как зовут?

— Женя, — сказал Ерохин.

— А меня — Мадина.

— Везет же! — восхитился Ерохин.

— Ленуся, — представилась третья девушка и присела в глубоком реверансе.

— Рыжик.. э — э — Слава, — сказал Рыжик, глядя мимо Ерохина неприятными, колючими глазами.

— Этот джентльмен на шкафу — Кусака. Прошу любить и жаловать, — Мадина очаровательно улыбнулась. Манто шло ей чрезвычайно. Казалось, она всю жизнь носила что-то подобное.

— Мы вас слушаем, Женя, — дружелюбно сказала она.

Евгений слегка растерялся.

— Вы это серьезно?

— Не-а, мы так шутим, — сказала Ленуся, — самая модная шутка сезона: в статую превратиться. Люди пугаются до смерти — знаешь как весело!

— Не вводи клиента в заблуждение, — оборвала ее Мадина и снова улыбнулась Ерохину. — Мы совершенно серьезно готовы выполнить любое ваше желание.

Глаза Евгения заблестели.

— Однако, леди, вы рискуете. желания могут быть самыми разными.

— Верно, — ни к кому не обращаясь заметил Рыжик. — Инвалиды, например, только того и желают, чтобы опять своими ногами ходить. Но — поздно.

Этот момент выбрал Бобик, чтобы преодолеть, наконец, врожденный интеллигентский комплекс. Он подскочил к пеналу, громко гавкнул так, что подпрыгнула сахарница, ударил передними лапами по пеналу. Тот покачнулся и медленно повалился на пол. Кусака с шипением перелетел на стол, оттуда — на лысый карниз. Шкаф рухнул рядом с печкой, рассыпав все содержимое (какие-то коричнево-белые комья из жестяных банок). Рыжик оказался зажатым в углу, а Мадина немедленно упала в обморок, прямо на руки студента Ерохина, не забыв придержать норковое манто.

— Слушай, ты! Клиент! Осади назад! — угрожающе рявкнул Рыжик, проламываясь сквозь разбитый пенал как терминатор.

Ерохин, который только что примерился сделать Мадине искусственное дыхание "рот в рот", невольно приостановился.

— Больной нужна экстренная помощь. Я — врач.

— Везет же, — передразнил Рыжик. — А переломы сам себе вправлять умеешь? Нет? Значит научишься.

— Все! — шепнула Катя прижатой к ней Ленусе, — абзац пришел селу Передневу, если не всему черенцовскому району.

— Да, — согласилась Ленуся. — Красота — страшная сила.

— Говори мне, что делать! — решительно сказал Рыжик и опустился на колени перед Мадиной.

— Пятки пощекотать, — хихикнула Ленуся, — или дохлую мышь на грудь. Тут есть мыши?

От этих слов Мадина, как и следовало ожидать, немедленно очнулась.

Спустя полчаса в хорошо протопленной кухне компания сидела вокруг стола и пила какао "Несквик" на которое неожиданно рассщедрился ЧМО. Наверное, после Авгиевых конюшен, его совесть мучила.

Пенал горел хорошо, потому что дерево было сухое. И прогорал быстро, по той причине, что деревом не был, а был стружечной деревоплитой.

— Я одного не могу понять, — говорила Катя, прихлебывая какао. — Если сейчас зима, а в прошлый раз было лето, откуда 366 дней взялись?

— Скажи спасибо, что не 999, — откликнулась Ленуся. — Ты что, ЧМО не знаешь? Он тебе среди лета зиму организует, да так, что никто кроме тебя не удивится.

— А кто такой ЧМО? — поинтересовался Ерохин.

— А, приколист один, — ответила Ленуся. — Такой приколист, что нам до него как до Альфа-Центавры на трамвае.

— Маг он, — добавила Катя, — Черный.

— Круто, — оценил Ерохин. — А вы — тоже маги?

Компания деликатно промолчала. Даже успокоившийся на руках Ленуси Кусака не вставил ни пол слова, что на него было совсем не похоже.

— И все можете? — настаивал Ерохин. — Ну а если я, например, загадаю диплом получить?

— Значит получишь, — спокойно сказала Катя.

— Прямо сейчас?

— Ну, не прямо сейчас, а через три дня. Только, имей в виду, это будет именно диплом. Бумажка. Знаний от этого у тебя не прибавится. Оно тебе надо?

Ерохин промолчал. Мадина сидела напротив, строгая и серьезная. Манто она сняла, но и без него умудрялась выглядеть на миллион долларов. Рыжик рядом поглаживал лежащий у него на коленях Кусакин хвост и был злой на весь белый свет.

— Ну не знаю я, ребята, — честно сказал Ерохин, — не знаю, чего мне хочется. Вы с такими никогда не сталкивались?

— Да нет. Вы — первый, — сдержанно ответила Мадина.

— И что нам по этому поводу делать? — спросил Рыжик. И сам же ответил глухим, скрипучим голосом. — Если клиент сомневается в выборе желания, команде предписывается спокойно ждать до тех пор, пока клиент не определиться. Любая попытка поторопить клиента или как-нибудь повлиять на его выбор будет расценена как служебное нарушение с последующими штрафными санкциями.

— Слыхал? — спросила Катя, — На зимовку велит устраиваться. Отто Юльевич Шмидт на льдине... Всю жизнь мечтала провести здесь, в Простоквашино!

— В Переднево, — поправил Ерохин.

— Хрен редьки не слаще, — ответила Катя и зевнула.

— Номер "люкс" с окнами на море! — фыркнула Мадина через полчаса, когда Ерохин показывал джиннам комнату, не занятую и не закрытую.

Пол вдоль стен и у порога был выщерблен до того, что в щели могла застрять если не человечья нога, то кошачья лапа — запросто. Из всей мебели джинны обнаружили лишь заплесневелый граненый стакан и шнур, на котором некогда висела лампочка. Осмотрев критическим взглядом потолок, Ленуся вздохнула:

— Ну что ж, по крайней мере потоп нам не грозит. Дождя не будет.

— Если леди предпочитает номер с удобствами... — вкрадчиво проговорил Ерохин, склоняясь к Мадине.

— То она его получит, — отрезала та, — и никакие коновалы-недоучки ей для этого не потребуются.

Рыжик удовлетворенно крякнул и показал ей большой палец.

Налетевший внезапно шквальный порыв ветра приподнял огромную, во всю стену, деревянную раму с двойным стеклом, и та грохнула о подоконник, жалобно и нервно звеня.

— Рухнет, — авторитетно заявил Рыжик, — зуб даю, русалкой буду — прямо нам на головы рухнет. Ночью.

— Кассандра ты наша, — ласково сказала Катя и отвесила Рыжику не злой, но чувствительный подзатыльник. Кусака подозрительно молчал, и джинны уже потихоньку начали опасаться, не утратил ли он дар речи.

Ленуся опасливо приблизилась к шедевру оконной архитектуры, и, прищурив глаза, сообщила:

— Оно на двух гвоздях держится. Знаете, мне что то так жить захотелось — я лучше буду в коридоре на коврике спать.

— Ага, — мрачно сказала Катя, — тогда надо веник завести, чтобы все по сценарию было.

— Зачем веник? — не понял Ерохин, дитя нового времени, уже не заставший многих шедевров отечественной мультипликации.

— Чтобы ее веником лупить, когда не слушается, — пояснила Катя, слегка дурачась.

Женя выкатил глаза, удивляясь странным традициям пришельцев с далекой Альфы, и стал похожим на больного базедовой болезнью. Взгляд Ленуси задержался на нем, и она изрекла: "Я смазал склеру вазелином, и, оттянув веки, ввел глазное яблоко в глазницу. Морда собаки приобрела более благопристойный вид, но, на всякий случай, я зашил веки".

Катя скисла в приступе дурацкого смеха и доверительно ткнулась в грудь Жени, будто ее шея утратила функцию держания головы.

— О чем это они? — осторожно спросил тот у Мадины.

Мадина пожала плечами, потому что тоже мультиками и полезными книжками Дж. Хэрриота не увлекалась. Она относилась к подругам как к душевно больным, но родным детям: не особо вникала в смысл их порой неразборчивого бреда, но и не бросала их на произвол судьбы.

На данный момент ее больше интересовало наличие койко-мест. Остальным эта мысль в голову почему-то не пришла.

— Вся мебель здесь, — развел руками Женя. — При всем моем горячем желании больше ничем помочь не могу.

— А как на счет соседей?

— Дык соседи мои дрыхнут, а вообще тут людей немного, квартиры пустые.

— Пустые? Это еще лучше. Отсутствие людей не означает отсутствие мебели! — заявила Мадина. На нее нацепили манто и она возглавила поисковую команду.

Пестрая компания выползла в коридор, где веяли водочные зефиры и ковала узоры вечная мерзлота, и довольно-таки быстро дошла до первой пустой квартиры. Было темно, но пустота квартиры бросалась в глаза, ибо дверь ее попросту отсутствовала. В прихожей лежали остатки прежних пиршеств, битые бутылки, громко захрустевшие под сапогами, пустые, вмерзшие в лед пакеты из-под чипсов и прочая дребедень. Женя вошел в предполагаемый будуар первым и присмотрелся к нагромождению непонятных предметов. В седьмом часу утра в Переднево все еще темновато, что не удивительно при отсутствии уличного освещения.

Рыжик, обойдя кучу, пнул ее ногой, потом подергал за выступающие из нее детали.

— Что бы это ни было, оно уже давно издохло, — сказала Ленуся.

Рыжик, поднатужившись, рванул на себя некую плоскость, похожую на листовую жесть. С громким ледяным треском плоскость разорвалась, и у Рыжика в руках оказался порядочный ее кусок.

— Это одеяло, — сообщил Рыжик, кидая его на пол.

— Было одеяло, — поправила Катя.

Мадина горестно застонала.

— Я думаю, лучше отовариться в другом месте, — предложил Женя — Тут еще до фига мест.

В следующую пустую квартиру первым вошел Рыжик, неся перед собой дверь — он ее нечаянно высадил, пытаясь открыть.

Здесь тоже кто-то умер, судя по запаху. Как выяснила Катя, аромат шел из за печки, где, вероятно, погибла голодной смертью мышь.

Матрас, найденный в кухне на полу, выглядел крайне подозрительно, и мог представлять интерес для криминалиста, но не для желающих на нем выспаться. Компания долго и с возрастающим любопытством рассматривала матрасный тик, покрытый бурыми пятнами неправильной формы, и в конце концов отошла, удовлетворенная достигнутым результатом. Природу пятен они не разгадали, но желание поспать пропало у всех.

Катя и Ленуся полезли любоваться содержимым антресолей. Вернее, Катя полезла на Ленусю, и с высоты ее плеч заглянула в темноту рассохшегося ящика. Оттуда донеслось ее гулкое восторженное: "О!"

— Что там? — прокряхтела Ленуся.

— Санки! — радостно сообщила Катя.

— Жаль, что не стремянка.

Катя с криком: "Воздух!!!" выдернула на свет божий санки, за ними на пол грохнулись другие, потом третьи.

— Вы хотите сказать, что мы будем спать на санках? — с ужасом спросила Мадина.

— Ты можешь не спать, — разрешила Ленуся. — Есть еще коврик в коридоре.

Откуда-то из темного угла показался Женя, весь в пыли и обледеневшей паутине, и сообщил, что нашел стол для бильярда.

— Я буду на столе спать, — сразу решила Мадина.

— И я, — сказал Рыжик.

Мадина посмотрела на него так, что будь он буратиной, сразу бы загорелся и стух в пепел.

Они долго крутили стол, тяжелый, как надгробие из свинца, пытаясь вписать его в дверные проемы. Бобик этим активно интересовался и на него два раза наступили. Рыжик дулся и кряхтел, сдерживая желание наорать на всех, потом все-таки завопил:

— Да уйдите вы вон! Я его сейчас выпинаю. В коридор!

Народ, оскорбленный попранием их мускульной силы, ворчливо удалился. Рыжик уперся руками в стол и оттолкнулся от пола правой ногой, потом левой, потом снова правой — и стол поехал вперед. На мгновение его продвижение было остановлено дверным косяком, но мореный дуб не выдержал давления и с треском поддался. Рыжик вытолкал стол и через следующий косяк, и через последний. Грохот стоял такой, словно под откос летел товарный поезд из 180 вагонов, и пытался при этом тормозить.

— Спят твои соседи, белые медведи, только ты один не спишь, — нежно пропела Ленуся в секунду затишья. За Рыжиком весело поспешала Катя, таща за собой связку санок, как бурлак с известной картины. Полозья легко скользили по обледеневшему полу коридора.

В родной квартире — уже родной! — их встретил стылый холод проголодавшейся печки и одинокая сосуля, свисавшая в прихожей за место лампочки. Рядом с печкой сидел унылый Кусака, который, заметив Бобика, взмыл к потолку, и, цепляясь за штукатурку, перебрался к багете.

— Уберите собаку! — громко и истерично потребовал он, но за грохотом бильярдного стола и санок никто этого не услышал. Кроме Бобика, который ушам своим не поверил, но, на всякий случай, отстранился, и больше кота не облаивал.

Меж тем столу определили стационарное место, вокруг поставили санки и принялись отдирать от пола ветхий линолеум. Оторвав порядочный его кусок Рыжик, при активной помощи всех присутствующих, натаскал из пустых квартир остатков мебели и вскоре, зажженный от Жениной зажигалки, в комнате заплясал костерок. В течении всего периода благоустройства Женя интересовался различными аспектами бытия и жития свалившихся невесть откуда пришельцев. Правда, язык у него чесался совсем по другому поводу — ну очень хотелось узнать, не знакомы ли они с неким Максом. Но это было не очень тактично, поэтому Женя избрал окольный путь.

— Скажите, а где вы, вообще-то, проживаете?

Ответом была кривая улыбка Мадины. А Катя к тому же добавила:

— Нигде.

— А — а... если взять пораньше?

— Чего взять? Сам то понял что сказал? — спросила Катя.

— Ну я, в смысле... То есть... Когда-то же был у вас дом?

Компания исторгла тоскливый вздох.

— Был, — согласилась Катя. — Но это было давно и неправда.

— Одеты вы вполне современно, — заметил Женя.

— Да ты просто Холмс какой-то, — сказала Ленуся. — Скажи, караванщик, какой год на дворе?

— Тысяча девятьсот девяносто девятый, двадцать шестое декабря.

— Температура воздуха минус восемнадцать градусов Цельсия, — дикторским голосом сказала Ленуся, — значит, пока мы в коням хвосты крутили, на Земле полгода прошло.

— То-то я думаю, чего я такой голодный, — подал голос Рыжик. Он повертел головой, будто чего-то искал в полупустой комнате, посмотрел даже на потолок.

— Где официант? — вальяжно поинтересовался он. — Может, нас решили на подножный корм перевести?

— Еще зарядки не было, — напомнила Ленуся, развалившаяся на санках. — Сейчас он тоже проснется и устроит нам разминку на час-другой.

Женя хотел спросить, кто такой "он", и из какого угла он, проснувшись, вылезет, но не решился, лишь переводил взгляд с одной физиономии на другую. Девчонки в этой компании были словно на подбор: стройные, подтянутые, с ясными большими глазами и белыми зубками. Рыжик при них смотрелся телохранителем... Женя и сам не отказался бы поохранять такие тела, но вряд ли Рыжик доверил бы ему эту роль. Этот Слава, вообще, на терминатора смахивал. Как он шкаф таранил, а? Если что, он и чьей-нибудь головой косяки отчекрыжит...

— Вы родственники? — почему-то вылетело из студента.

— Конечно, — сказала Катя, — близнецы.

— Сиамские, — кивнула Ленуся, — "На Московском на вокзале два подкидыша нашли. Одному четыре года а другому сорок три". Мы командой работаем. И в данный момент — на тебя. Только вот что тебе от жизни надо — так и не услышали. Если б тот старик столько думал, у рыбки сто раз жабры пересохли. Мы, конечно, не рыбки, но нервы у нас не железные, имей в виду.

Женя в очередной раз задумался. Почесал щетинистый подбородок. Денег ему хотелось, но, как он считал, это дело наживное и можно повременить. Конечно, можно было загадать и деньги, однако его не оставляло смутное предчувствие, что судьба подсунула ему грандиозный шанс... Или устроила грандиозный прикол.

— Сколько времени я могу думать? — спросил он.

Девушки переглянулись и пожали плечами.

— Обычно нам сразу загадывают, — сказала Мадина.

— Пока клиент не загадал желания, находитесь при нем, — подтвердил внутренний голос Рыжика ранее выданную директиву. Парень потер живот, и улыбнулся, будто извиняясь за что-то неприличное.

Внезапно глаза Рыжика выпучились, сам он весь напрягся и выдал:

— Приготовиться к утреннему комплексу упражнений. Сегодняшнее занятие будет посвящено развитию гибкости, в связи с чем мини-юбки и пиджак лучше снять.

— Присоединяйся, — предложила Ленуся прибалдевшему Жене. Потом задрала лицо к потолку и куда-то туда сказала, — Начальник, снабдил бы нас хоть велосипедками, а то неудобно при молодых людях в колготках скакать.

— Можно и без колготок, — прорвался Рыжиков голос.

Очевидно, Мент счел просьбу законной, потому что на санках вдруг материализовались вульгарные атласные трусы синего цвета, спортивные, по штуке на присутствующих. Девушки с радостными воплями кинулись к ним и быстро переоделись, скинув мини и жакеты. Белые блузки они жестоко завязали под грудью и выстроились в холодной комнате. Рыжик сдвинул стол и санки в угол и, подумав, скинул с себя почти все, оставшись в гусиной коже и синих трусах.

Закончилось все так же внезапно. Молодежь стояла, пошатываясь, тяжело дыша и блестя от пота. Женя лежал на санках, одетый в плавки. Лицо его было закрыто спортивными трусами, которые он, попрыгав пол часа в бешеном ритме, снял с себя по пути к санкам.

— Все?! — простонал он, ощупывая пространство вокруг себя. — Как вы это выдерживаете?

— А ты что, думал, в сказку попал? — иронично спросила Ленуся. Она с размаху приземлилась рядом и откинулась на него, словно Женя исполнял роль спинки дивана.

В комнату заглянул перепуганный Бобик.

— Вот, видишь, во что я влип? — пожаловался Женя. — Я, конечно, фантастику люблю, но, оказывается, участвовать в этом утомительно. Кстати, у тебя пожрать ничего нет?

Бобик улыбнулся и поднял одно ухо, смеешься, мол, что ли? Откуда "пожрать" возьмется? Чай, с потолка не падает.

Женя и сам знал, что с потолка жратва не падает, поэтому тяжко вздохнул, предчувствуя долгий путь сначала к медпункту, потом к вокзалу, потом к лабазу, потом за дровами... Ох, жизнь наша!

— Погоди расстраиваться, — сказала Катя, — сейчас баланду раздавать будут.

Под потолком вдруг что-то заскрипело и оттуда выпал предмет. Он пролетел до пола и шлепнулся об него жестко и сочно. За ним упал другой и третий. Бобик подскочил и залаял на это безобразие, припадая на передние лапы. Напоследок потолок выдал пакет с чем то сыпучим и все прекратилось.

Рыжик заухал как филин и прыгнул к еде.

— Тушенка! — радостно завопил он. — И рис!

— Не просроченная? — подозрительно спросила Мадина, — с чего это он расщедрился?

В комнатке постепенно устанавливался тропический климат.

Восхитительный, ни с чем не сравнимый запах брошенной в распаренный рис говяжьей тушенки поплыл по коридору, заползая во все щели и проникая в замочные скважины.

В дверь негромко постучали.

Женя ушел узнать, в чем дело, и вернулся с молодым человеком, худым как смерть, но приветливо улыбавшимся. Человек протянул всем руку для пожатия и оптимистичным, хотя и дистрофичным тоном представился:

— Рома. Сосед.

Четыре раза он тряс руки, потом сел на корточки перед Бобиком и пожал и его лапу, до кучи.

Одет Рома был в чудесного цвета джинсы и такую же куртку, некогда синие, но полинявшие и вытертые почти до дыр. Из под куртки торчал мохнатый джемпер в полоску, а на голове лежала красная кепка. Глаза у Ромы прятались меж вспухших серых век, а вокруг носа торчала мелкая щетина.

— Чего это у вас? — спросил Рома, заинтересованно принюхиваясь, — кострик, что ли?

Сев на свободный краешек санок он прикурил от кострика "беломорину". Прищурясь, Рома оглядел всех новых знакомых. Неизвестно, какие мысли при этом пришли ему в голову, высказывать их он не стал, только спросил:

— Вы теперь тут жить будете?

— Будем, а что? — спросила Катя.

— Да я тушенку люблю. И кострики, — ответил этот странный тип. Он несколько раз быстро пыхнул и встал со словами:

— Я сейчас гитару принесу, а то непорядок — кострик есть а песен нету.

Мадина разогнала дым ладонью — дыма уже скопилось немало, из глаз катились едкие слезы, и сказала:

— Вот по "Беломору" я еще не соскучилась.

— А у вас там тоже "Беломор" был? — сразу спросил Женя.

Мадина кивнула.

— Мы, Женя, простые люди.

Ленуся глядела в огонь, подперев подбородок ладонью, и глаза у нее были такие тоскливые, да еще и слезы катились, что Женя едва не испугался.

— У простых людей тушенка с потолка не падает, — напомнил он. — Я уж не говорю про остальные спецэффекты, — он покосился на сиротливо сброшенное манто.

Ленуся хмыкнула.

— Ну не мы же все это устраиваем. Есть, понимаешь, такая вещь — полиция Млечного пути. И нас эта полиция замела. Мы как бы заключенные, усек? Если кто свистнет, когда мы поблизости, то он — ну вот ты например — он может загадать желание. На выполнение дается трое суток, и, учти, никакой магии, никаких фокусов нет. Все реально.

— Простые люди? — уточнил Женя.

— Абсолютно.

— А это — ваше снабжение? — он показал на кастрюлю с рисом.

В этот момент вернулся Рома с гитарой.

— Чего это ты такой загруженный? — спросил он Женю.

— Загрузили, — ответил студент.

— Откуда вы приехали? — Рома обвел взглядом компанию и стал, не дожидаясь ответа, настраивать гитару.

Женя промолчал. Компания, переглянувшись, тоже замялась.

— Из Питера, — сказала, наконец, Ленуся.

— Учитесь?

— Работаем.

За окнами рассвело и стал виден заснеженный двор и белые сугробы, из которых виднелись черные колеса. Напротив стоял такой же, как и этот, дом с редкими освещенными окнами. Рома не продолжил интервьюировать, а запел негромким голосом, аккомпанируя себе весьма неплохо. Песня была о том самом коте, которого не стоило бить по пузу мокрым полотенцем — та, которая прервала прелестные пейзанские каникулы джиннов и вытащила их в клятое Переднево. По идее, она должна была вызвать мрачные ассоциации, однако — не вызвала.

Женя стал тихонько подтягивать, но безбожно переврал мотив и замолк.

Допев последний куплет Рома несколько раз впустую дернул струны и запел следующую:

" Полюби, Марусенька, электрика.

Полюби, сизая голубица.

У него такие плоскогубицы,

Что ими даже можно застрелиться".

От этой песни девушки скисли со смеху, а Рыжик зафыркал и заухал, и Рома сразу понял, что имеет успех.

Отвлекшись на тарелочку рису и мясу он неторопливо, если не сказать "через силу" ел. Девушки подшучивали друг над другом и своим спутником, поддерживая атмосферу непринужденности.

— Ты на практику приехал? — спросил Рома. Женя, с оттопыренной щекой, кивнул, заливаясь угарными слезами.

— Может, кострик пока погасим? — предложил он.

— Дым костра создает уют*, — напомнила Ленуся.

В комнате, меж тем, висело густое марево, донельзя вонючее и разъедающее глаза. Костер быстро ликвидировали и для дополнительной вентиляции приоткрыли форточку, в которую Рома сразу начал курить и плевать.

— Не мое, конечно, дело, но хочется знать, — сказал он, затягиваясь, — почему вы в трусах сидите? У вас тут что-то намечалось?

— Сама тактичность, — иронично сказала Катя. — Сперва зашел, потом остался, а теперь хочешь извиниться?

— Я кушать хотел, — объяснил Рома, показывая глазами на ополовиненную миску. Тут из дыма выскочил Бобик и, оставив приличия до лучших времен, сцапал эту миску и скрылся в тумане. Женя потянулся, было, вмешаться, но тут же передумал и успокоился. Рома пожал плечами.

— Ой, надо же и Кусаку накормить, — спохватилась Катя. — Кусака, иди, тушенка неплохая.

— Кот, что ли? — без особого интереса спросил Рома и замер с зажатой меж пальцев сигаретой.

Явление кота было величественным.

Он шел по-мужски уверенно, ставя лапы с легким вывертом: спина его была напряжена, хвост стлался следом. Кусака приостановился и тяжело посмотрел на Рому.

— Иди сюда, я тебе тарелку положила.

Ленуся поставила тарелку на пол и кот неторопливо подошел к еде. Тут он сел и с сомнением заглянул в тарелку.

— Мы уже на себе проверили, все нормально, — заверила его Мадина.

— Надо, какая сволочь капризная, — отпустил комментарий Рома. — Кошки должны все есть, что хозяин дает. У меня кошки макароны трескают и картоху.

Кусака пригнул голову, будто слова ударили его в самое темечко, потом медленно выпрямился и снова уставился на соседа. Парня аж передернуло от немого наезда.

— Ну и кот у вас, — сипло сказал он. — Будто все понимает.

Компания застыла в восторженном предвкушении...

— Я бы попросил выражаться более корректно, — ледяным голосом процедил кот. — Иначе мы с тобой не сойдемся характерами.

Грохнул хохот. Не гнулись в пароксизмах смеха только два человека: Женя Ерохин и Рома. Они таращились на коту изумленно и непосредственно.

— Кошки не травоядные, а картофель и макароны обладают высоким гипергликемическим индексом. Так что кормить кошку этими продуктами — значит обречь ее на неполноценную, инертную жизнь, — сказал меж тем кот.

От его речи в осадок выпали уже все. Ленуся стала даже похрюкивать, потому что смеяться по-человечески больше не могла.

— Господи! — простонала она едва слышно. — Где ты такого нахватался?

Кот важно повел бровью и сказал:

— Пока вы в конюшнях полгода маялись, я тоже делом занимался.

— Да, меня всегда интересовало, что ты делаешь, когда мы... ну... работаем? — спросила Мадина.

— Это мой маленький секрет, — ответил кот. — Я поем, если вы не возражаете.

Рома спрятал голову на груди Ерохина и вцепился в его плечи.

— Жека, — зашептал он громко и доверчиво, — Жека, у меня глюки... Спаси меня, Женя...

Ерохин медленно моргал.

* Песня, только не помним чья.

В отличие от Ромы, он уже кое-что знал о пришельцах... но кот его просто добил.

На них с интересом смотрели.

— Малыш, угадай в каком ухе у меня жужжит? — сказала Ленуся.

— В левом, — подхватила Катя.

— А вот и не угадал. У меня жужжит в обоих ухах, — не своим голосом закончила Ленуся, — Вот она, истина!

— Что ты имеешь в виду?

— В голливудских фильмах спецэффектов необерешься. Из космоса до кучи народу приезжает: и зеленые и многоглазые, и пауки. Представь, сколько режиссер пыжится, когда придумывает всю эту мутотень? Пытается достичь правдоподобия и все такое... Вот, кота вставь говорящего — и полный улет обеспечен.

— Не, на кота никто не западет, — возразила Катя. — Это только в жизни люди удивляются, а в кино никто удивляться не будет. Вон, две жертвы, никак в себя не придут. Рома, а Рома... Романыч! Перестань целовать мужскую грудь, возьми себя в руки! Только не урони!

Рома повернулся к ней. Лицо у него было смято не то испугом, не то еще каким сильным чувством. Он выставил руку вперед и развернул пальцы веером, будто защищался.

— Ребята, ребята, — тихо проговорил он, — у меня не глюки? Это правда говорящий кот?

— Я не "это", — все еще холодно сказал Кусака, слизывая кусочки мяса с губ. — Если хочешь узнать что-то обо мне, спрашивай меня, а не их: невежливо говорить о ком то в третьем лице, если этот кто-то находится перед тобой.

Голосок у Кусаки был еще тот! Стоило послушать его, прикрыв глаза, и возникало ощущение присутствия взрослого человека, боксера или лесоруба — в общем, не обделенного ростом и физической силой. Чувствовалась в голосе утробная глубина, больше подходящая персонажу боевика, имеющему переразвитую нижнюю челюсть и короткие ножки при руках орангутана. У Ленуси мелькнула на задворках разума некая мысль, но развития не получила.

— Ну ты, брательник, даешь, — приходя в себя, Рома отцепился от Ерохина и опасливо приблизился к коту. Сел на корточки. И протянул руку к Кусаке. Тот не отстранился и с удовольствием принял почесывание за ушком, что, странным образом, почти примирило и Романыча и Женю с фактом его разговорчивости. Рома еще похмыкал, и по собственной инициативе предложил услуги по мытью посуды и организации чайку.

Завтрак прошел в лучших традициях студенчества, а по его окончании, когда полагается вытерев руки об соседа завалиться и поспать, в квартиру проник шум шагов, сердитых и быстрых. Хохот и взаимные подколки оборвались и тишина висела меж полом и потолком до тех пор, пока не раздался ожидаемый стук. Ерохин, накинув Катину фуфайку, пошел открывать.

В коридоре начался разговор. Женский сердитый голос быстро что-то говорил. Ерохин только отвечал "да" и "ага", а так же "ну". Потом дверь закрылась. Женя вернулся в комнату.

— Надо в больницу ехать, — сказал он, одеваясь. — Там что-то срочное, даже машину прислали.

Пришельцы многозначительно переглянулись. Не обладая телепатическим даром, они тем не менее удостоверились, что каждому из них пришла одна и та же мысль: профессия Ерохина сулила неожиданности в заказе желания — от сыворотки бессмертия до Нобелевской премии за навыки в удалении аппендикса.

Катя сложила руки в молитве к небесам.

Рыжику все было до фени.

Ленуся закрыла глаза, а Мадина попросила у Романыча "беломорину".

— Будьте как дома, — напоследок сказал Женя и отбыл.

На улице у него закружилась голова: то ли от свежего воздуха, то ли от нестандартности ситуации, в которую он попал. Снова и снова сами собой прокручивались последние часы, связанные с пребыванием в квартире пришельцев.

Желание? Чего ему хочется? Чего не хватает в жизни. Да, если бы его спросили об этом какие-нибудь журналисты или социологи, уж он бы не стормозил, и выдал: счастья, удачи, любви, здоровья... Оно, конечно, неплохо, когда есть и то, и другое, и третье, но... Это все абстракции, за исключением последнего пункта, а девушки сказали, что они простые люди, без всякой там магии. Кстати, какого черта они предлагают загадать желание, если не могут его выполнить? Не-ет, в этом нужно разобраться.

Ехали недолго, да и какие расстояния в селе?

Темные деревянные дома были хаотично разбросаны по занятой селом территории; во многих никто не жил и стекла в окнах за ненадобностью раскоцало местное население, охочее до камнеметания. Если бы передневцы участвовали в олимпийских играх, то золотая медаль досталось бы им, при условии объединения всех жителей села в единый организм. Мощью телосложения передневцы не отличались.

Однако, было бы неправдой сказать, что кроме метания камней, передневцы ничем не занимались. Во-первых, они предавались зеленому змию, исправно снабжая государство деньгами, а кладбище — клиентами, во-вторых, селяне поддерживали круговорот пустых бутылок, в свободное от питья время собирая их, как грибы после дождя. Местные легенды рассказывали об одном рекордсмене по сбору, который, когда до ровного счета: 100 штук, не хватало одной, прикупил недостающую в ларьке и содержимое просто выплеснул!

Однако же, Ерохин ни о чем таком не думал. Его мысли сейчас занимал пациент — первый в его самостоятельной практике. Он не тешил себя ложными надеждами относительно собственных знаний, рассчитывая лишь на счастливый случай и справочники по медицине. Не смотря на самовнушение, дрожь в коленях унять не удалось.

Фельдшерский пункт, уже знакомый, размером с большую собачью будку, стоял в селе с незапамятных времен, выдержав все удары судьбы и стихий. Последний раз его ремонтировали ко дню рождения Брежнева, с тех пор пункт порос мхом, на крыше поднялась молодая, стройная березка, а под рассохшимся крыльцом завелись кошки.

На обледеневшей двери полоскалась записка фельдшерицы: "Уехала рожать, вместо меня будет практикант".

Ерохин потащил дверь на себя и вошел в коридор. И здесь на него, снизу вверх, глянул сидящий на скамейке пациент.

Катя, стараясь не разбудить компанию, тихо встала, запахнула фуфайку, сунула ноги в "выданные" ЧМО валенки и скользнула в вымороженный коридор. Нод головой, в широком окне, висели большие и ясные звезды.

День прошел бестолково и зря, но не это тревожило Катю, не давая спать.

Одна единственная мысль, загнездясь в извилинах, упорно не хотела признавать себя несущественной и глупой, и растворяться в сутолоке повседневных дел и делишек. Полгода они чистили конюшни, или все-таки год, как выходило по ее подсчетам?

Из всех созвездий она знала только обеих медведиц, Кассиопию и Лебедя. Еще знала звезду Сириус и планету Венеру. Небо над бесконечными авгиевыми конюшнями существенно отличалось от родного, питерского. Но и в хабаровском небе она тоже безнадежно заблудилась. Если бы это была какая-нибудь рукопись на кириллице или глаголице, она бы разобралась без труда, а вот со звездами было туго. Наверное, Ленуся знала какой-нибудь биологический способ определить, находились конюшни на Земле, или, по приколу, на Альфе Центавра. Но тогда им этот вопрос в голову не пришел, а сейчас было уже поздно и в прямом и в переносном смыслах. Пора было идти баиньки, все остальные уже давно смотрели мультики по личному кабельному.

Рядом, бесшумной тенью скользнул Кусака, но не остановился, а проследовал дальше, по своим, кошачьим делам. Катя хотела его окликнуть, но передумала. Черный говорящий кот был во всех отношениях подходящей компанией, но сейчас она бы предпочла человека, желательно с высшим и разносторонним образованием.

Мелькнула мысль о пропавшем с утра студенте, но надолго ее не захватила. Если Ерохин решил сгореть на работе, не дожидаясь даже начала рабочей недели, то это его личное дело, а им так даже на руку. В жизни Катя не видела таких бестолковых клиентов.

Ничего не высидев и порядком замерзнув она пробралась обратно, в темноте споткнувшись о чьи-то вытянутые ноги и задев чей-то выставленный локоть.

— Извиняюсь, — тихонько бормотнула она и вьехала ладонью во что-то мягкое, вроде щеку.

— "Ну кто же мне в палатке на морду наступил?" — процитировал сонный голос Ленуси.

— Извини, — еще раз покаянно повторила Катя.

— Ничего. Я все ждала, когда ты по ночам шляться начнешь. Помнишь, как в восемьдесят девятом на Корбозере?

— Наверное, это костер ностальгию разбудил, — тихо вздохнула Катя, — я вот все думаю об этой странной истории со временем...

— Думаешь, Он нам и чего-нибудь похуже устроить может? — встрепенулась Ленуся. — Какой-нибудь темпоральный сдвиг по фазе... А что, с Него станется.

— Боишься?

Ленуся добросовестно с минуту поразмышляла.

— Ты знаешь, ни капли, — удивленно ответила она, растирая ладонями зябнущие плечи. — По идее — должна бы, но почему-то не боюсь. Даже странно. Думаешь, он нам в баланду какой-нибудь озверин подмешивает?

— Не-а, — ответила Катя, — думаю, что мы от всех этих дел слегка чокнулись. А может и не слегка.

Прошло еще пол минуты. Воздух, нагретый костром, постепенно остывал.

— Может, снова развести? — предложила Катя.

— Задохнемся в дыму. Вентиляции здесь просто никакой.

— А если дверь открыть?

— И спать лечь? С костром в деревянном доме и со сквозняком в коридоре. Отличная идея, — "одобрила" Ленуся, — проснешься на белом облаке, с такой блестящей тарелкой на ушах — нимб называется.

— Тогда будем замерзать, — постановила Катя, пряча нос в фуфайку, — говорят, что смерть от замерзания — самая легкая. Даже приятная.

— Черный юмор — признак оптимизма. Тебя еще что-то беспокоит? — догадалась Ленуся.

— Да. Бобик. Волки и собаки ведь разные вещи?

— Разные, — подтвердила Ленуся, — и сами собаки бывают разные. Одни ведут свое происхождение от волков, другие — от шакалов.

— А Бобик от кого? — Катя снова села, грохнув санками так, что предмет ночного спора тихо гавкнул, не поднимая головы, и, похоже, не просыпаясь. Не проснулись и Рыжик с Мадиной.

— Разве теперь скажешь, — Ленуся в темноте пожала плечами, — он же дворняжка. Он вообще может происходить от обоих линий.

— Значит, возможно, волчьи гены в нем есть? — настаивала Катя.

— А почему тебя это так волнует? Ты что — Красная Шапочка?

— Короткая у тебя память, — отозвалась Катя и тихо пропела: "Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел. И от зайца..."

— "И от волка..."— сдавленным шепотом закончила Ленуся и в страхе посмотрела на Бобика, — Слушай, нужно Кусаку предупредить, чтобы он этот спящий рок не будил.

"Спящий рок" бормотнул что-то неразборчивое и клацнул во сне зубами.

Утро началось с возбужденного голоса Мадины. Сначала показалось, что в доме пожар, сель, тайфун, наводнение, снежный занос, и нужно немедленно бежать и что-то делать, и это предположение нагнало на Катюшу тоску с зевотой — бежать и делать было лениво. Поэтому она внимательно прислушалась, надеясь, что ошиблась.

— Нашла сенсацию, — прозвучал ленивый голос Рыжика. — Это в девяносто третьем году увидеть негра было не легче, чем собственные уши без зеркала. А сейчас их море. "Железный занавес" когда рухнул?

— В восемьдесят девятом, — отозвался слегка растерянный голос Мадины.

— Ну так что же ты, матушка, хочешь? — рассудительно спросил голос Рыжика, — десять лет прошло, не пес побрызгал. Может быть Хабаровский край давно в составе Африки.

Сообразив, что порядком замерзла, Катя рывком села, грохнув санками, и глянула на часы. Было около одиннадцати дня, но костер еще не горел.

— Что случилось? — спросила она, отчаянно зевая.

— С добрым утром, солнышко, — тотчас отозвалась Ленуся, — Мадина поутру в лабаз пошла свое новое манто проветрить. Приходит — глаза по полтиннику.

— Ты можешь себе представить?! — возбужденно воскликнула Мадина, взмахнув руками.

— Нет, — сказала Катя. — Расскажи, тогда, наверное, смогу. Инопланетяне напали? ЧМО амнистию объявил?

— Там, в сельпо, негритоска халвой торгует! В белом халате, а сама вся черная, как сапог.

— Арахисовой? — уточнила Катя, — или подсолнечной?

— Шоколадной, — ответила Ленуся, которая была уже в курсе дела.

— Пожалуй, действительно, есть чему удивиться, — заключила Катя, вставая. — Негры меня не трогают, а вот шоколадная халва в этой дыре — это и вправду аномалия. Постойте! — вдруг сообразила она, — а зарядка?! Ее что, не было?

Троица, не сговариваясь, прыснула.

— В чем дело? — завелась Катя. — Я, блин, имею право знать!

— Имеешь, имеешь, — сказала Ленуся, — с зарядкой все было по плану.

— А я... спала что ли?

— Как убитая, — кивнул Рыжик. — Но скакала при этом, как трое живых.

— А-а... Ну, это я могу, — успокоилась Катя. — А этот... енот-полоскун, так и не объявился?

— Ерохин? — мгновенно врубилась Мадина, — очень даже объявился. И снова смылся. Сказал — за молоком. А почему — полоскун?

— Потому что нам вторые сутки мозги полоскает, — объяснила Ленуся, — и желание не загадывает и не отпускает с миром.

— А тебе что, плохо? — удивился Рыжик. — Сколько лет назад ты в последний раз на каникулах была? Расслабься. Жизнь — это луна-парк с американскими горками, пещерой ужасов и комнатой смеха.

— Я думала — здесь один философ. С хвостом который. А их тут, оказывается, двое, — Ленуся забавно сморщилась. — Я бы расслабилась с огромным удовольствием. Но, чует мое сердце, мы вот на такое желание влетим — конюшни раем покажутся.

Тон этого пророчества показался компании слегка зловещим, но заполыхавший костерок сгладил впечатление, а спустя пару минут ввалился клиент с красным пластмассовым ведром молока, и принялся взахлеб рассказывать, как весь день и пол ночи к нему ломились "пациенты" с жалобами на головную боль, давление, сосуды, мигрень, желудок и заворот прямой кишки вокруг позвоночника, и как он, пока не разобрался что к чему, пол деревни опохмелил.

Когда хохот слегка утих, Мадина с деланным равнодушием поинтересовалась:

— А что, у вас давно в магазине негритянка работает?

— Негритянка? — вытаращился Ерохин, — без понятия, Мэди. Я ведь сюда почти что перед вами свалился. А на счет негров — все верно. Сейчас прикол был: иду себе по улице, никого не трогаю, бац — пара ментов, документы проверили, как в Питере, в натуре... И, что характерно, оба не негры, конечно, а эти, как их... Кофе с молоком!

— Мулаты, — подсказала Ленуся.

— Точно, мулаты. Что они в Хабаровске забыли?

— Халву шоколадную, — предположила Катя, соображая, где можно нарыть зубную щетку и теплой воды.

Досообразить ей было не суждено. И вообще, внезапное благоденствие джиннов выбрало именно этот момент, чтобы безвозвратно закончиться. Правда, поначалу никто этого не понял. Запихнув компанию в это приключение ЧМО как-то позабыл наделить их пророческим даром. И когда в дверь, прикрытую чисто номинально, постучали, Рыжик легкомысленно отозвался: "Не заперто!"

Эх, знать бы ему, что повлечет за собой безобидный этот стук, и что придется пережить самому Рыжику, персонально, только из за того, что гусарское благородство не позволило ему заклинить дверь столом для бильярда! А еще лучше — распахнуть ее пошире и бежать из комнаты и из дома как можно скорее и как можно дальше.

Дверь открылась и на пороге нарисовался давешний Рома, с милой интеллигентной улыбкой, без гитары, но с шестью пачками чего-то импортного.

— Это печенье, — объяснил он в ответ на алчный Катин взгляд, — сделано в Калифорнии. Или в Техасе. Во всяком случае — из нефти.

— Как — из нефти? — опешила Мадина. — Зачем?

— Откуда я знаю? — удивился Рома. — Может у них нефть больше некуда девать. А может печенье производить выгоднее, чем бензин. А что из нефти — точно! Я его от зажигалки поджигал — горит как свечка.

— И откуда здесь такое чудо? — спросил Ерохин, подкладывая в костерок доски из разоренного забора.

— А это еще с девяносто второго года, — охотно пояснил Рома, сваливая поленницу "нефтяного" печенья подальше от костра и от Бобика. — Сюда этого печенья шесть вагонов пришло, в виде гуманитарной помощи. Наши их, конечно, взяли, но долго не могли решить, как их распределить. Да ты, наверное, помнишь эту историю.

Ерохин покачал головой. Никакой "истории" с гуманитарной помощью из Техаса он не помнил.

— И что потом? — подтолкнула Рому Мадина.

— Потом Союз накрылся медным тазом и всем стало не до печенья. Сгрузили его в Телепневские склады, на окраине, там раньше, еще до революции, купцы Телепневы мануфактуру хранили, а потом всякую лабуду складывали. И забыли.

Рома замолчал, занимаясь костром. Бобик придвинулся ближе и заводил носом.

— А теперь, выходит, вспомнили, — сказала Ленуся, разбирая английский текст. — Между прочим, срок годности уже три года как прошел. Теперь оно только на растопку годится.

— Не вздумай, — коротко предупредила Катя.

— А если мы все отравимся и умрем? — Ленуся неуверенно надорвала пачку и понюхала. — Ничем не пахнет. Даже нефтью. Надо бы экспертизу провести.

— Я тебе дам экспертизу! — рассердилась Катя. — Взяли моду — жратву на эксперименты переводить. Тоже мне, академик Йоффе. Сейчас тебе будет экспертиза, как в институте имени Эрисмана.

С этими словами она решительно подковырнула сухую и почти бесцветную печенину и сунула себе за щеку.

— Если через двадцать минут не помру — значит печенье хорошее, можно есть.

— Вообще-то, — хихикнул Женя, — некоторые сначала на собаках проверяют.

И был буквально испепелен взглядом Ленуси.

— Понял, не дурак, — увял Женя и больше не высовывался.

Однако, от печенья студент медицинского института все-таки воздержался, налегая на кипяченое молоко с пенками. Катю и Мадину при виде этого деревенского лакомства скорчило, и они, не сговариваясь, остановились на "Несквик" с нестрашным уже кроликом на обертке.

Гость грел руки и ноги, прихлебывая сладкий чай, и казался необычно, по сравнению с прошлым разом, молчаливым.

— Что-то случилось? — спросила Катя, раньше других заметившая непорядок.

— Котик ваш где? — вместо ответа спросил Рома отчего-то шепотом.

— Без понятия, — пожала плечами Катя. — Еще ночью слинял в неизвестном направлении. Он нам, вообще-то, не докладывает.

При этих словах Рома едва заметно вздрогнул.

— Со мной вчера что-то не то было? — доверчиво спросил он. — Или это и вправду... странный зверь?

— Да ничего в нем странного нет, — отмахнулась Катя. — Кот обыкновенный. Даже не породный. Трепло, правда, жуткое, но иногда забавен. У котов, знаешь ли, совершенно особый тип мышления, иногда такие семантические несоответствия возникают — убиться тапкой. Вот в прошлый раз, когда мы одну парочку, созданную друг для друга, за уши сводили...

— Постой, — перебил Рома, — так он действительно разговаривает?

— Ты же сам слышал.

— Это невозможно, — убежденно сказал гость, — речевой аппарат кошек не приспособлен...

— Подумаешь, проблема. Печенье из нефти тоже невозможно. Однако испекли. И вкусно. Все когда-то происходит впервые. Лет через десять никто не удивится собаке, которая расскажет хозяину, кто без него подходил к дверям.

— Тогда придется этой собаке не только речевой аппарат, но и мозги переделать. Хирургическим путем.

Доспорить им не дали. Незапертая дверь от крепкого толчка отлетела в петлях и грохнула о стену, и на пороге возник огромный негр в фуфайке, ватных штанах, серых валенках и заячьей ушанке, сбитой на бок. На подбородке негра топорщилась трехдневная щетина, а расфокусированные глаза блуждали каждый по своим делам. Негр держался за косяк двумя руками и был свински пьян.

— Романыч, — сказал он, — сигаретка есть?

— Есть, — ответил Рома. Лицо у него стало каменным. Он нашарил во внутреннем кармане куртки пачку сигарет "Союз-Аполлон", выщелкнул две штуки и протянул пьяному негру. Все это он проделал левой рукой, хотя левшой не был.

— С— спасибо, добрая душа, — оскалился в улыбке негр и вывалился за порог. В коридоре что-то загрохотало и посыпался отборный русский мат, от которого и за семь верст не пахло никакой Африкой.

— Ты его знаешь? — слегка обалдело спросил Ерохин.

— Нет, — коротко ответил Рома все с тем же "наркомовским" выражением лица.

— А он тебя знает, — сказал Ерохин, почти обвиняя.

— Зуб даю, в следующий раз он у тебя сигарет попросит, — тоном, насквозь нейтральным, предрек Рома, глядя в костер, где корчились обертки от импортного печенья.

— Хотел бы я знать, что здесь происходит, — тихо, ни к кому не обращаясь, произнес Ерохин.

И тут в тишине возник гнусавый, донельзя противный голос, от которого джинны уже начали отвыкать:

— Желание зафиксировано. Категория сложности — седьмая. Время исполнения — стандартное. Отсчет начат.

Джинны переглянулись и деловито подобрались, как по команде глянув на часы.

— Постойте! — Ерохин попытался схватить за руку Мадину, но был отброшен легким, с виду, толчком, — Я же не то имел в виду!

— Поздно, Маша, пить "Боржом", когда почки отвалились, — ехидно сказала Катя и покосилась на соседа.

Рома имел на лице выражение индейского воина у столба пыток. Если и есть в человеческом организме какой-либо "удивлятор", то именно эту деталь напрочь заклинило.

— Тебе как — просто расследовать, или с пристрастием? — потягиваясь, спросила Ленуся.

Ерохин неопределенно пожал плечами.

— Чучело, ты бы хоть выразился поточнее. А то мучайся тут в догадках, чего тебе надо.

— Чего расследовать? — встрял оживающий Романыч. Он оказался как бы не у себя в тарелке и медленно вникал в свое положение. Оно ему не нравилось все больше и больше. То ли из него делали дурака, то ли ситуация делалась дурацкой.

— Я не виноват, — заявил Ерохин. — Какой это черт пищал?

— Ты о ком? — не поняла Мадина, — кто про желание говорил? А это и есть ЧМО. У него голос препротивный.

— И характер, — добавила Ленуся.

— И харя, — сказала Катя и задохнулась от хохота.

— О, хихикалка включилась, — буркнул Рыжик. — Ты правда, Жека, уточни, чего тебе надо, а то ЧМО нас потом запинает. Скажет, что мы желание не полностью выполнили, и велит розовые кусты от Земли до Солнца высадить.

— На гидропонике, — добавила Ленуся.

Рома закурил, сморщив лицо над спичкой, помахал ею, гася чахлое пламя и, встав а удобную позу, постарался принять себя за некую отвлеченную от происходящего единицу, чтобы бесстрастно проанализировать все, что ему удалось лицезреть.

Бобик прилег на его ноги. Под лохматым собачьим лбом тоже шла обработка информации, но касалась она, в основном, кота-подлюки и тушенки. Две мысли сразу думать трудно, поэтому Бобик смонтировал из них одну: кота терпеть противно, но, ради тушенки надо постараться его хотя бы игнорировать.

Кусака своих мыслей никому не открывал — такова кошачья интровертная натура, за что их, кошек, и не любят собаки. Кошки же, обычно, считают собак этакими энергичными олигофренами. Но сейчас Кусака о каком-то там Бобике и не вспоминал. Некие космические силы переделали кошачью скрижаль о грехах и опасностях, и кот теперь заключал в себе радикально новую личность, сохранившую лишь крупицы прежних энергий. Так, что когда Катюша обозвала своего шерстяного спутника "котом обыкновенным" она малость загнула, впрочем не со зла а от зоологической безграмотности.

Кусака сидел, вытянувшись возле едва теплой печи, и слегка покачивался, глядя остановившимся взором в какую-то точку меж остывающих углей в черном нутре печи. Всегда настороженные уши привычно двигались, ловя звуки и, кто знает, может быть Кусака — единственный, кто не радовался отпуску из галактической тюрьмы.

— Начинаем действовать, — Мадина решительно встала с санок, грохнувших полозьями об пол и, красиво запахнув манто, походкой фотомодели прошла в прихожую. За ней потянулись остальные и, миновав засиженные разнообразными формами жизни лестничные пролеты, вышли в народ.

Детей олимпиады оказалось множество. Они торговали луком, газетами, вели киндеров, столь же темных лицом, за руки, сгребали снег фанерными лопатами, расчищая дорожки, лежали вниз лицом в сугробах, раскинув темные руки. Степень загорелости варьировалась от нежной смуглости до иссиня-черных тонов.

— Это не негры, — пробормотала Ленуся.

— Ага. Это индейцы, — фыркнула Катя, — только перьев не вижу.

Ленуся на подколку не среагировала, пускаясь в разговор с самой собой.

— Черты лиц совершенно европейские с легкими колебаниями в сторону монголоидности, но оно и понятно, если учесть экспансию населения КНДР и Китая. Я, конечно, не антрополог, но у них нет ничего от африканцев. От австралоидов и капоидов тоже...

Катя прибалдела и самостоятельно вернула пальцем нижнюю челюсть в естественное положение. Такие слова она даже по телевизору не слышала.

Мадина пришла в некоторое раздражение (как всегда, когда подруги выказывали какую-либо ученость при ней), и нетерпеливо потребовала изложить только что сказанное еще раз и в доступной форме.

— Не негры, — доступно повторила Ленуся, глядя на нее прозрачными глазами. — Обычная смесь татар, славян и норманнов. Русские, короче, — поспешно сказала она, заметив сердитые брови Мадины.

— А почему они черные? — поинтересовалась Катя.

— А у них, деточка, дяди на гуталиновых фабриках работают, — снисходительно "просветила" ее Ленуся, — вот и шлют гуталин кому не попадя. А жрать здесь нечего, поэтому и жрут гуталин, который в виде выпота выступает на синих от холода лицах.

— Ты еще нефтяное печенье вспомни, — сказала Мадина и вся компания дружно рассмеялась. Кроме Рыжика...

Парень стоял посреди заснеженной дороги в незастегнутом пуховике и смотрел остановившимся взглядом в голубую даль, совсем как давеча Кусака.

— Рыженький, что с тобой? — затормошила его Катя.

— Рыжик завис, — констатировала Ленуся. — Перегрузка файла. Эй, желудок на микрочипах! Петушок пропел давно!

— Точно, печенье! — сипло выдавил из себя Рыжик, возвращаясь в мир.

— У костра перегрелся? — мягко спросила Катя. — Это ж американский продукт. Их там знаешь как проверяют?!

— Не знаю, — мотнул головой Рыжик, — ни разу не видел. Думаю, ты тоже.

— А между прочим, срок годности у печенья давно кончился, — неожиданно поддержала его Ленуся.

— А что Романыч говорил! — припомнила Мадина.

— А что он говорил?

— А говорил он, что раньше печенье лежало себе спокойно на складе, и никто его не трогал.

— И в негров, заметь, никто раньше не превращался, — добавила Ленуся, — иначе бы местные так не удивлялись.

— А с чего вы взяли, что они удивляются? — Катя покрутила головой, наблюдая идиллическую картину— два негра-миллиционера волокли негра-пьяного в участок. Тот обвисал на руках "полисменов" и сипло выл: "Как упоительны в России вечера..."

— По-моему, они вполне спокойны.

— Не знаешь ты жизни в русской глубинке, — отчего-то вздохнула Мадина. — Если бы случилось что нибудь нормальное: пожар там, или интервенция, тут бы давно толпа ломилась в милицию, в волостной совет, к Женьке в медпункт, да хоть в посольство Уругвая. А если на селе тихо — значит село в шоке.

Не дожидаясь одобрения и ободрения, Рыжик решительно шагнул к гуляющей поодаль молодой негритянке с маленьким негитенком на саночках. Леди недвусмысленно пялилась на компанию джиннов, при чем не стоило труда вычислить, что именно привлекло ее внимание — седых самцов норки в Переднево не видели даже на супруге бывшего председателя бывшего совхоза.

— Скажите, девушка, вы получали гуманитарную помощь? — спросил он.

Поселянка испуганно посмотрела на него, перевела на топчущуюся поодаль компанию девиц и агрессивно сказала:

— Отвянь. Какое тебе дело?!

— Я из соцобеспечения, — соврал Рыжик. — Мы расследуем дело о коррупции в распределении гуманитарной помощи.

— А я при чем?!!

— Конкретно вы — не при чем; мы проводим опрос местного населения и выясняем, действительно ли все житель получили гуманитарную помощь.

— Да?

Девушка с подозрением посмотрела на Мадину, потом кивнула в ее сторону и сказала:

— Что, в соцобеспечении такие деньжищи платят, чтобы шубы покупать? У меня, вот, на молоко ребенку нет.

— Она не наша, она из администрации, — презрительно сказал Рыжик. — Они там побольше нашего получают.

— Ишь, фифа какая! — негодующе сказала девушка. — Чтоб ей!.. Получили мы эту гуманитарную помощь, так там два "Тампакса" и печенье, от которого понос такой, что аж страшно делается. Небось, все остальное в администрации съели. Может, их с него рвало, я надеюсь!

Она развернулась, и быстро пошла по заснеженной улице, волоча за собой санки.

— Чем дальше, тем хреновее в стране, — сказал Рыжик, возвращаясь к своим.

— Ты о чем? — спросила Мадина.

— О времени.

— Что ты выяснил?

— Она и ребенок ели печенье.

— И у них черные лица, — резюмировала Катя. Она пока еще не хотела соглашаться с нефтяной гипотезой, уж больно сильна в ней была вера в то, что хотя бы в Америке заботятся о здоровье граждан, но факты, похоже...

— Да, я бы на вашем месте запасся туалетной бумагой, — сказал заботливый Рыжик. — По слухам, печенье вызывает расстройство желудка.

Катя внезапно вышла из ступора, тонко взвизгнула и зажала рот ладонью. Глаза ее округлились и медленно, но неостановимо полезли на лоб.

— Девочки, я черная? — сдавленным голосом спросила она. — Только скажите мне правду!

— Правду? — лицо Ленуси приобрело строгое и скорбное выражение, — а ты уверена, что выдержишь? Я не хочу рисковать. Со здешним уровнем медицинского обслуживания...

— Ну говори же! — перебила Катя. — Не томи! Я черная?

— Мне жаль тебя разочаровывать, но за Уитней Хьюстон ты не сойдешь. Ты совершенно белая. И даже, малость, зеленая.

— Когда-нибудь я тебя убью, — с огромным облегчением Катя вытерла взмокший лоб, посмотрела на руку, точно боялась испачкаться, убедилась, что она белая и, неожиданно для себя, перекрестилась.

— А вот Рыжик, кажется, негреет, — вдруг сказала Мадина, вглядываясь в лицо, знакомое до боли и отвращения.

— Повернись-ка к свету.

— Да он просто не умывался.

Не споря, Рыжик зачерпнул горсть снега в ладони, и потер лицо.

— Черный, — определила Ленуся, стоявшая справа.

— Не, белый, — возразила Катя слева.

— Да тут определишь, — рассердилась Мадина. — Холодным снегом лицо натер! По-моему, так вообще красный.

— Как флаг Египта, в общем, — подытожил Рыжик, спокойный даже не как удав, а как чучело удава в зоологическом музее.

— Что же это получается? — спросила себя Катя, — одни ели печенье, другие... тоже ели. А результат разный...

— Проверить надо, — решила Мадина, — делимся на две группы и двигаем в разные концы села. Кто увидит негра — чтоб живой не ушел, пока не ответит, ел ли печенья, когда ел, сколько, и обязательно принести пачку этого печенья, лучше две.

К обеду, досыта насмотревшись на жизнь в российской глубинке, компания стоптала ноги до того места, откуда они растут, оголодала и замерзла, а сверх того, выяснила, что негров в Передново больше, чем в Африке, и все они недавнего происхождения. Еще пару дней назад были белыми людьми. О причинах такой метаморфозы в селе даже не догадывались, дружно винили радиацию и ждали фельдшера Машу из райцентра. К практиканту доверия у сельчан было мало, сказали лишь, что парень он не жадный.

Все негры печенье ели. Но далеко не все, кто ел печенье, стали неграми. Это сбивало с толку, и хуже всего было, пожалуй, то, что подозрительного печенья не оказалось ни пачки. Съели.

"Клиент", не смотря на воскресный день, где-то пропадал, боже сохрани, если в своем медпункте. При мысли о его врачебных способностях Ленусю начинало слегка потряхивать, словно под шаговым напряжением. Поговорив с ним десять минут, она пришла к выводу, что не доверила бы Ерохину делать операцию по извлечению тушенки из консервной банки.

— У Ромы печенья нет, — объявила Мадина, переступая порог, — он все вчера отдал. Сам — белый, не ел. Он вообще печенья не ест.

Рыжик ковырял в зубах, ослепительно белеющих на черной физиономии. Оранжевый костер над ней был похож на осенний лес.

— Склад, — сказал он и замолчал.

На улице уже начинало темнеть, хотя времени было немного. Легко пощипывал мороз. Телепневские склады чернели приземистыми крышами среди сине-белых сугробов. На одном из них сидел неподвижный как статуя и весь насквозь загадочный черный кот, и не отводил взгляда от широких дверей, словно ждал, что сейчас оттуда выскочит мышь. Большая такая мышь. Размером с трамвай.

Насмотревшись досыта, он спрыгнул, и неторопливо направился к козырьку у автобусной остановки, где ждала его крутая команда, замаскированная под отвязанных тинейджеров. Кусака шел по плотному снегу, почти не оставляя следов, черный хвост покачивался над белым полем, чуть изогнутый, как знак вопроса.

— Плохо дело, — объявил Рыжик, выслушав кота. — Там пять или шесть охранников. А может — восемь. В общем — больше четырех. Все вооружены. Есть машина. Или машины. Чертова ступа, что на этом складе такое, секретная база?

— Что-то мне это напоминает, — задумчиво сказала Ленуся, постукивая зубами, — по-моему, во что-то похожее мы уже впутывались.

— "Что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем", — процитировала Катя "черную проповедь" Екклезиаста и, махнув головой в сторону склада, безмятежно спросила, — Будем брать?

— С тобой все в порядке? — осторожно спросила Ленуся. — Может быть все-таки подождем? Они могут куда-нибудь поехать...

— Ага. И Рыжик остановит упряжку в 300 лошадиных сил ударом ладони в передний бампер, — съехидничала Катя.

— Можно Мадину поперек дороги положить, якобы несчастный случай, — вставил рыжий негр, блестя белками глаз, — шкурка у нее подходящая для такого дела. Я бы и сам остановился.

— Давай тебя положим, — огрызнулась Мадина, — шкурку одолжу. Для такого дела.

Приказ босса был категоричен, охранять товар круглосуточно. Спать на нем, если будет надо.

Никакой особой надобности, пожалуй, не было, но спать хотелось зверски. Делать это стоя Юрасик пока не научился, а потому, сославшись на приказ босса, он послал Портоса вместо себя за воротами доглядывать, а сам забрался в джип и с наслаждением придавил кулак.

Медведь разбудил его грубо, толчком жестких пальцев под ребра и, тяжело плюхнувшись рядом, приказал:

— Заводи. Мотаем отсюда вместе с товаром. Босс будет ждать за Новоселовым в 40 километрах по южной дороге.

— А-а-а-случилось что? — зевая спросил Юрасик, выкапывая из внутреннего кармана ключи.

— А-а-а-ничего не случилось, — передразнил Медведь, — только сейчас в этой богом забытой дыре будет туча ментов, МЧС, ГИБДД, врачи, солдаты, пожарные, может быть кого и забыл, но те тоже будут.

— Да что стряслось? — изумился Юрасик.

— Здоров ты дрыхнуть, — усмехнулся Медведь, — в селе эпидемия, вот что.

— Чего? — севшим голосом поинтересовался Юрасик.

— Не знаю, — отрезал Медведь и, спустя пару секунд, добавил. — И никто не знает. Так что жми на всю железку, так, чтобы свет от собственных фар обгонять, ясно?

— Ясно, — кивнул Юрасик, соображая, как можно "жать на всю железку" по зимним проселочным дорогам Хабаровского края. "Чероки", конечно, зверь-машина, а только в здешних сугробах, говорят, когда-то динозавры насмерть завязли.

Эти мысли еще крутили веселую карусель в полусонном мозгу Юрасика, когда перед самым носом через дорогу метнулся здоровый черный кот; испуганному Юрасику он показался размером с динозавра. Нарушая инструкцию, Юрасик вдавил тормоз в пол.

— Ты что? — рявкнул Медведь.

И в этот миг машину бесшумно окружили темные фигуры, похожие на призраков. Их было четверо.

Медведь рванул из-за пояса ствол, толкнул дверцу и спрыгнул в снег, намереваясь разобраться с придурками.

Перед глазами выросло неземное видение в норковом манто. Пушистые волосы разметались по плечам.

"Ее звали Никита", — припомнил Медведь, а видение вдруг отступило на пол шага и, крутанувшись на носке с размаху заехало сапогом в ухо прибалдевшему Медведю. Тот сложился пополам, как штатив, и сунулся лицом в сугроб.

Юрасик ощутил, что в спину уперлось нечто, весьма похожее на автоматный ствол.

— Поезжай вперед, медленно, спокойно. В третьем по счету переулке свернешь налево, — голос был мужской, низкий и чем-то страшно довольный. На переднем сидении устроилась симпатичная девушка в пуховике, а на колени ей мягко вспрыгнул черный кот... здоровенный, правда, но намного меньше динозавра. Пожалуй, даже меньше собаки.

— Молодец, Кусака, — девушка ласково почесала его за ухом, — добавочную порцию тушенки заслужил.

— Вы что, вместе работаете? — рискнул спросиль Юрасик.

Дуло пистолета надавило крепче, видимо, предупреждая, что от излишнего любопытства дохнут не только кошки.

— И отдыхаем тоже вместе, — кивнула девушка, — у нас вообще компания дружная.

— И везучая, — буркнул сзади недовольный женский голос. — Ты, парень, за баранку держись, а не за сердце. Если с тобой приступ случится, мы тебе, так уж и быть, первую помощь окажем. А вот если с дороги навернешься — нам всем уже никакая помощь не понадобится, ни первая, ни вторая. Разве что последняя.

Третий по счету переулок вывел на окраину, где торчал, кося треснутыми окнами на дорогу, фельдшерский пункт. Джинны всю дорогу тайно боялись, что заблудятся, но нет. Во время блужданий по Передневу местная география отложилась в мозгу твердо.

— Скидай все, что есть в тачке, — скомандовал здоровенный рыжий негр, — и мотай отсюда со второй космической скоростью. И, парень... завязывай с черными кошками. Чушь это все, между нами говоря. В смысле — приметы.

— А если про нас кому намекнешь, — пропела блондинка, — под асфальт закатаем и забудем, в каком месте.

Несколько минут спустя, когда свет фар уже затерялся в ночи, и даже вой движка, не привыкшего к русским морозам и бездорожью, смолк и больше не тревожил тишину, она же медленно проговорила:

— Жалко, джип отпустили. Он так шел к моей норке.

— Чтоб ему где-нибудь увязнуть так, чтобы двум бульдозерам не вытащить, — пожелала Рыжик и с отвращением выкинул в сугроб кухонную скалку. — Что это, по-вашему, печенье?

На снегу лежали несколько мешков с чем-то сыпучим и зверски тяжелым.

— Печенье тоже есть, — обрадовалась Катя, — целых полкоробки.

— Ну, слава богу, хоть что-то идет как надо, — сказала Мадина и, ухватив пятидесятикилограммовый мешок, резво поволокла его к черному ходу медпункта. В сочетании с седой норкой картина выглядела...

— Чудак был этот Сальвадор Дали, — заметила Катя, — не понимал, где настоящий сюрреализм.

Медведь очнулся от холода. Голова болела так, словно здесь поработала не одна хорошенькая ножка а, минимум, две поллитры без закуски. Проморгав, он огляделся по сторонам. Джип в поле зрения отсутствовал, из чего Медведь вывел вполне логичное заключение — машину угнали. Юрасик исчез вместе с джипом. Вероятно — взят в заложники. Каратистка, понятно, тоже провалилась вместе с остальной командой. Медведь потрогал шишку за левым ухом, сморщился, покопался в карманах куртки, и выудил тонкую ручку — фонарик. След от колес был едва различим на утрамбованной дороге, но, присмотревшись, можно было отдифференцировать родную тачку от отстального транспорта. На все Переднево имелось только два вездехода. На втором фельдшерицу еще в пятницу отвезли рожать.

Посвечивая себе ручкой, Медведь двинулся вперед, только что не нюхая дорогу.

— Визуально я бы определила эту субстанцию как сахарный песок, — сказала Ленуся.

— А поточнее? — болтая ногами Катя сидела в старом, ломаном стоматологическом кресле и развлекалась тем, что доламывала бормашину. Она, впрочем, предпочитала именовать свое занятие починкой.

— Хочешь еще одну экспертизу провести? — невинно поинтересовалась Ленуся.

— Не — а. Хватит. Теперь пусть другие рискуют для науки расовой принадлежностью.

— Пусть Рыжик рискует принадлежностью, у него ее все равно не осталось.

— Чего у меня не осталось? — высунулся из за дверей Рыжик.

— Принадлежности к белой расе, — пояснила Ленуся.

— Ну, может не насовсем, — с оптимизмом сказал Рыжик и убрался назад.

— Рыжик не пойдет. Он все равно черный, это как использованную лакмусовую бумажку мочить.

— Эй, клиент, у тебя здесь есть хоть что-нибудь для научных исследований, — Ленуся выросла на пороге, и взгляд ее, обращенный к Ерохину, был далек от восхищения.

— Чашечка Петри есть, — поспешно вспомнил Женя, — даже две.

— Умница, — умилилась Ленуся, — а к чашечке Петри у тебя что-нибудь есть. Микроскоп, например.

Студент напрягся и попытался вспомнить то, чего никогда не знал. На экзаменах это обычно получалось, а здесь — не сработало.

— На шкафу посмотрите, — подсказала Мадина. — Это в Америке ненужные вещи бедным отдают. У нас, по жизни, на шкаф валят, — пояснила она в ответ на незаданный вопрос студента.

Совет оказался что надо. Тощий Рома, заглянувший к Ерохину на огонек, встав на табуретку, занырнул в обширную пыльную свалку меж потолком и шкафом и произвел раскопки, поочередно сбрасывая все, что скопилось за десятилетия существования пункта: зимний женский сапог один, халат рваный один, валенок рваный — половина, ходики (не ходят), часть от ружья (не стреляет), фонарик (не горит), русско-финнский словарь (откуда здесь финны?), кучу каких-то папок, и наконец торжественно извлек заросший лохматой паутиной микроскоп. Джинны буйно возликовали, все, кроме Ленуся. Приникнув к окуляру и покрутив пол минуты настройку она выпрямилась и расстроенно буркнула, что с таким "прибором" только потерянные булавки в ковре разыскивать.

— А с виду совсем как хороший, — расстроилась Катя. — Неужели так плохо?

— Нет. Еще хуже.

Гость на минуту задумался. Потом снял с носа Ерохина очки, выковырял из окна замазку, сунулся в умывальник, потом в открытый сейф.

— На, посмотри, — сказал он через полчаса манипуляций, которые показались джиннам почти шаманством, — так не получше?

Ленуся снова приникла к микроскопу и взвизгнула от восторга.

— Рома, ты гений!

— Я не гений, — почему-то обиделся он, — я биолог на ограниченном финансировании. Только если ты собираешься делать то, что я думаю, тебе и этого увеличения не хватит.

— Народ, здесь найдется ложка сахара, — не слыша его, напряженно произнесла Ленуся. — Нормального сахара, для сравнения.

— А что? — Катя скатилась с кресла и сунулась ей под локоть, — это не сахар?

— Пока определенно сказать можно сказать только одно: здесь два разных вещества. Одно из них — сахарный песок. Другого я не знаю. Нужен химический анализ. Но с тем, что я вижу вокруг себя, я могу провести только одну реакцию — плюнуть и посмотреть, что будет. Не думаю, что это сойдет за научный опыт, даже в наших условиях.

— Если от печенюшек Рыжик засветился как фотопленка, то от этого сахара всего, что угодно можно ожидать, — сказал свое веское слово Рома, — но вообще-то в сахар мел добавляют.

— Зачем? — простодушно удивилась Катя.

— Для вкуса, — хмыкнул Рома, — чтобы покупателей обвешивать, конечно.

— Мел? Соляная кислота здесь есть? — оживилась Ленуся. — Химик я аховый, но это помню: карбонат кальция плюс аш хлор будет соль кальция и угольная кислота. Кислота нестойкая и распадается на СО2 и воду. Углекислый газ будет выходить из воды и мы увидим как мел "закипит".

— Как в лимонаде, — подхватила Катя, — точно, было такое в Древнем Риме.

Все немедленно закопошились в маленьком кабинете, разыскивая кислоту. Нашли просроченный валидол (очевидно, наглядное пособие для начинающих). Рыжик выковырял из какой-то щели рентгеновские снимки чьего-то организма и встал посреди кабинета, разглядывая их так и сяк, и мешая всем остальным своим громоздким присутствием. Катя нашла много высококачественной пыли и пятно от зеленки (памятник истории) на линолеуме. Мадина наткнулась на катетер для взятия мочи из мочевого пузыря, но сама разобралась, что к соляной кислоте он отношения не имеет, и стала приставать к Жене с вопросами, относительно назначения этого прибора. Когда Женя со всей прямотой ответил, она стала искать мыло, громко стеная.

Катетер она всучила Рыжику и он наивно принялся прилаживать его к своим ушам, совать в нос и в рот. Когда Женя это заметил, то сказал и ему о назначении прибора, и Рыжик тоже стал искать мыло.

В процессе поисков Ленуся куда-то рассосалась. Когда это заметили — стали искать Ленусю. Нашли цепочку следов, ведущую от фельдшерского пункта. Рыжик пошел по следам, на ходу протирая снегом оскверненные прикосновением катетера руки и уши, а изо рта плевался.

Как и следовало ожидать — Рыжик тоже потерялся. Не было его долго. За это время успела вернуться Ленуся с белой пластиковой бутылкой.

Ерохин обернулся к ней, услышав шаги в коридоре, поглядел на бутылку и сказал:

— Тетя Ася приехала.

Ленуся, не впилив в шутку, вся оскорбилась, даже перестала стряхивать снег с волос.

— Какая я тебе тетя, племяш?! — возмутилась она. — Я самый вонючий отбеливатель притащила, какой нашла! Тетя... Дядя ты, вот ты кто!

— А он без хлорки, — кивнул на бутылку Рома. — Это в рекламе обещали очень.

Ленуся демонстративно открыла бутылку и поднесла ее к носу Ромы. Тот испытал райское наслаждение не сходя с места — отшатнулся назад, зажимая нос, и прогундосил:

— Нефига себе реклама!

— Ну! — торжествующе спросила добившаяся правды Ленуся, — где там подозрительный сахар?

— Меня интересует, где там Рыжик, — обеспокоенно проговорила Мадина. — Погода уж очень удивительная, как бы он не замерз вконец.

Ленуся и Катя переглянулись и подмигнули друг другу. Взаимоотношения Рыжика и Мадины их постоянно забавляли. Нельзя было не понять, что слово на букву "лю" веяло красным флагом над всеми этими взаимными перепалками и редкими проявлениями заботы. Но нельзя было понять, почему и Рыжик и Мадина упорно не замечают этого явления, и даже отталкивают его.

Как бы то ни было, судьба ушедшего во тьму Рыжика обеспокоила даже Бобика. Пес, пристроившийся в самом спокойном углу, под кушеткой, вылез оттуда и стал бегать, скулить и царапать дверь.

Мадина кинулась открывать — взгляд ее не встретил знакомого лица и опустился на полтора метра ниже.

— А, это ты, — изображая ее разочарование пропустил реплику Кусака. — Да, это всего-навсего блохастый кот. А рыжий, который без блох, велел передать, что пошел навестить этих... которые вами были побиты.

Мадина побледнела.

— Ой, Динке худо, — заметила Катя, — валерьянка есть?

— Всегда удивлялся, почему вы ее на такие дела переводите, — недовольно сказал кот.

— Нету валерьянки, — развел руками Ерохин, — а если и есть, то не найти. Вы здесь такой бардак развели, что мне в акурат до Машиного возвращения работы хватит.

Рома заранее усмехнулся и сказал:

— Катетер ей под нос суньте.

— Идиоты! — обозлилась Мадина залезая в тяжелое остывшее манто. — Наш супергерой в одиночку пошел преступность искоренять...

— Ой, что будет-то, — до Катя дошел смысл сообщения Кусаки и она схватила себя за щеки, стараясь удержать накатившее волнение. — У них же наверняка есть оружие.

— Что будет, что будет, — проворчала Ленуся, — тушенку будем не на пять, а на четыре части делить...

От ее черствости Рому покоробило, и он укоризненно покачал головой:

— За что ему такая нелюбовь с твоей стороны досталась?

— Да я и не любила его никогда. Было б что хорошее, — заявила Ленуся. Она поджала губы, сосредоточенно глядя на горсточку сахарной смеси и со всей осторожностью нанесла на нее каплю "Аса". Потом, прищурив глаз, продолжила, — дураки, они, знаешь ли, элиминируются из популяции.

Катя припомнила латынь, входившую в курс обучения на филфаке, и перевела:

— Мрут они, короче, дураки в популяции... Ты, Рома, про Ленусю худого не думай. Это у нее так волнение выражается.

Она смотрела на сахар со своей стороны и ничего подозрительного не заметила. Сахар просто начал растворяться, как он это обычно делает в чашечке чая. Гримаса ожидания на лицах сменилась гримасой разочарования.

— Факир был пьян и фокус не удался, — прокомментировала Ленуся.

— А если дозу увеличить? — предложила Катя.

— Чего? Хлорки или сахара?

— А того и другого!

— А если это взрывчатка? — неожиданно спросил Рома. — Вы как, с телевизором давно виделись?

— А что? — насторожилась Ленуся. Рука ее замерла в воздухе по пути к "Асу".

— В Москве осенью два дома террористы взорвали, — сообщил Рома. — В Буйнакске дом. В У вас в Питере какую-то площадку... И везде милиция находила гексаген. Его с сахаром как раз мешали террористы, и по подвалам прятали. И взрывали.

— Террористы? В Москве?

Компания недоверчиво переглянулась.

— Какие террористы, — Мадина побледнела еще больше. — Откуда?

— Так ведь война идет, — нехотя сказал Рома. — Если Рыжик не терминатор — вряд ли выживет.

Девушки вскочили, опрокинув "лабораторный" стол. Резко запахло отбеливателем.

— Да откуда вы свалились, елки-палки! — в который раз изумился Рома.

Натянув тулуп, девушки выбежали в холодный, промерзший до стеклянного звона вечер, и кот за ними.

— Жека, где ты их откопал?

Ерохин рассеянно забродил по кабинету, пинком зафутболил "Ас" под кушетку. Бобик недовольно сморщил нос и перебрался в другой угол.

— Помнишь, мы с тобой от Фрая торчали? — напомнил Женя. — Ты еще дико хотел в Ехо оказаться хоть на часок.

Рома поднял низко нависшие над глазами брови и закашлялся.

— Ты хочешь сказать, что... — просипел он, — что они...

— Не знаю, оттуда ли они, но наговорили такого — хотя и немного, — что возникают определенные подозрения.

— Наговорить, знаешь ли, можно чего угодно. Вагончик тронется, перрон останется.

Ветер высвистывал такие песенки, что лучше бы их не слушать, а мороз крепчал с каждой секундой, пробирая до костей. Даже Мадина в своем шикарном манто съежилась и начала постукивать зубами. Что уж говорить о китайских пуховиках. Хотя в Китае, говорят, бывают морозы еще те, не хуже, чем в Хабаровске.

Одной только Кате в фуфайке производства фабрики "Красный сторож — синий вор" все было ништяк, как настоящему индейцу.

— Мы кретины, — объявила Ленуся, разглядывая хрустящий сухой снег при свете единственного незаколоченного фанерой окна. — Что это, по-твоему?

Катя пожала плечами:

— Криминалист сказал бы, что присутствуют характерные следы волочения, могущие быть произведенными тупым мягким предметом, возможно, пятидесятикилограммовым мешком с сахаром... и черте чем еще. Извини, Ленуся, но ты права на 156%. Мы, действительно, кретины. Круглые, законченные и набитые.

— Эти, из джипа, наверняка знают что мы здесь.

— Тогда почему они сразу на нас не напали? — озадачилась Катя.

— Тоже мне загадка, — Ленуся бестактно фыркнула, — ежу понятно, почему. Во-первых, пошли за численным перевесом. Они же не знают сколько нас и как мы вооружены. Может тут взвод спецназа с базуками. И потом, не будут же они Рыжика в джипе пытать, прямо посреди дороги. Тут и утюг подключить некуда, и увидеть могут.

— Ты только при Мадине ничего подобного не скажи, — испугалась Катя, — иначе к утру от села Переднево, а может и от всей Черенцовской волости, одна большая воронка останется.

Мадина выросла из темноты бесшумно, как привидение в фильме ужасов. Она была белой как снег, даже с синеватым оттенком, а огромные синие глаза горели безумием.

— Вот, — выдавила она шепотом, срывающимся на крик, и протянула тиковую тряпицу неопределенно-ржавого колера. — Это его карман. Они боролись. Рыжик у бандитов. Что делать!?

Катя порылась в кармане, достала обертку из под печенья, стряхнула крошки и свернула ее в кулек.

— Кидай сюда, — скомандовала она, — это вещдок. А что касается бандитов, то ты о них не беспокойся. Думаю, как-нибудь выкрутятся. А если нет — так сами виноваты. Кто их заставлял Рыжика ловить?

Мадина рухнула на колени и притянула к себе Кусаку за передние лапы.

— Ты можешь его найти? — спросила она.

— Я же не собака, — с достоинством ответил кот, — вот если Бобика попросить.

— И Ерохина, — добавила Ленуся, — чтоб под ногами не путался. Давай, Динка. Он за твои красивые глаза в огонь, в воду и в медную трубу...

Не дослушав, Мадина подхватила кота подмышку и полезла через сугробы к домику фельдшерского пункта. Там случилась короткая деловая суета и на крыльце показалась растрепанная фигура Ерохина с чем-то отдаленно похожим на бейсбольную биту. Мадина выскочила следом, что-то доказывая и усердно помогая себе руками, но студент неожиданно властно взял ее за плечи и задвинул в сугроб. Что он ей сказал — девчонки не слышали, но, видимо, это подействовало, потому что Ерохин с Бобиком уже отошли на порядочное расстояние, а она все стояла по-колено в снегу и смотрела им вслед то ли парализованная, то ли просто безмерно удивленная.

— "А теперича, когда мы этого надоеду сплавили, давайте откроем дамский магазин"* — процитировала Катя.

Без Ерохина, Рыжика и Бобика в пункте странным образом прибавилось места но ощутимо убавилось тепла и уюта. Наступающая ночь внезапно показалась зловещей.

— Оружия у нас нет, — сказала Катя. С минуту подумала и добавила, — кроме вот этого...

Из внутреннего кармана фуфайки появился маленький вороной пистолет с длиннющим набалдашником на стволе.

Ленуся всплеснула руками:

— Нет, как хотите, а это ужа патология! Где ты все время берешь эту гадость, хотела бы я знать?

— Это, наверное, тот, который я у бандита выбила, — догадалась Мадина. — Ладно, пусть играется. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось.

— Спасибо, — огрызнулась Катя. — Между прочим, эти уроды наверняка уже добрались до своего логова, вызвали подкрепление и сейчас припрутся в гости. Так что если нет других предложений, то я пошла самовар ставить и утюги готовить.

— Перестань пороть чушь, — скомандовала Мадина, — положи пистолет и становись на голову. Задача следующая: как минимум шесть вооруженных бандитов против трех безоружных девушек. Что нам делать чтобы остаться в живых и, по-возможности, на свободе.

Вверх ногами мир был забавен, будто смотришь перевернутый телевизор.

— "На свободе", значит милиция отпадает, — задумчиво пропыхтела Катя. — Ну, девчата, в голову мне приходит только одно: если нас будут искать здесь, то мы должны оказаться в другом месте, где нас ТОЧНО не будут искать.

— Телепневские склады, — осенило Ленусю. — В своем логове они нас искать ни за что не додумаются.

План сгоряча показался безупречным, просто хотелось взвыть от восторга и пожать самим себе руку в зеркале, до чего хорош был план! Но спустя всего пару секунд в нем обнаружилось одно, но существенное слабое место.

— Клиент, — напомнила Мадина, — Ерохин, между прочим, сюда придет. И Рыжик, если найдется... Так что кому-то прийдется залечь в сугроб и посидеть в засаде... часов пять-восемь. Добровольцы есть? Кроме Кусаки. Он всегда готов, но нам разведка понадобится. Понятно, добровольцев нет. Кинем жребий? Или посчитаемся?

— Перестань, Дина, — поморщилась Катя, — все уже поняли что глупость сморозили. Нужно дальше думать, но у меня, похоже, на гениальные идеи — лимит. Одна в сутки.

— Жеку я покараулю, — подал голос Рома, до этого молча сидевший на подоконнике. — А если бандиты появятся, то отсюда уже не уйдут.

Если бы в комнате полыхнул шоковый взрывпакет, эффект был бы не в пример слабее. Девчонки уставились на своего шапочного знакомца, не в силах поверить, что это вот он, который с милой улыбкой, со спокойным голосом, с гитарой, такой тощий... Неужели он и в самом деле это сказал?!

— Ты уверен? — осторожно спросила Катя.

— Любите вы, как я погляжу, создавать проблему на пустом месте, — заметил Рома и, щелкнув Женькиной зажигалкой, закурил. Руки у него не дрожали.

— Ну, как знаешь, — неуверенно сказала Мадина. — Желаю удачи.

Черный кот на прощание махнул пушистым хвостом, хлопнула входная дверь и в пункт вползла мягкая, теплая тишина: только потрескивали угли в печи, да за окном тихонько подвывал ветер.

— Рада узнать, что толпа бандитов — это пустое место, — сказала Мадина.

— Либо этот тип — практикующий пофигист, либо я совсем не разбираюсь в мужчинах, — раздумчиво пробормотала Катя.

Ее тянуло оглянуться, но она мужественно преодолела искушение.

— А с этим Маугли что делать? — услышал Рыжик сквозь мелодичный звон в ушах и из окружающей тьмы вынырнуло лицо, вернее, рожа того бандита, который сидел за рулем джипа. В силу объективных причин Рыжик больше запомнил затылок разбойника, но лицо тоже узнал. Запоминающийся типаж. В просторечии такие называют "будкой".

— Обожди с сапогом, — осадил его второй. Он был посуше и поуже, но производил более серьезное впечатление. Может быть из-за сосредоточенного выражения широкой, но сухой физиономии, склонившейся над ноутбуком. — Сейчас разберемся с этим "черным чемоданчиком", а уж потом приступим к развлекухе. Паяльник здесь найдется?

— Ребята, вы что? — перепугался Рыжик, увидев в руках водилы огромный паяльник "сотку". Кончик его апельсиново светился в полутьме. — Ребята, в натуре, так же нельзя! Это же не бульдозер, это компьютер. Разве можно туда с такой бандурой?!

— Это не для него, — успокоил "пленного" старший, — это для тебя. Сейчас устраним системный сбой, свяжемся с кем надо, и будем тебя колоть по всем правилам науки и техники.

Рыжик рефлекторно дернулся и немедленно выяснил, что его правое запястье, в лучших традициях отечественного и зарубежного рэкета, приковано наручниками к батарее парового отопления.

— Дичь какая-то, — не столько испугался, сколько удивился Рыжик. — Вы что, только что с пальмы слезли?

— Заткнись, — рявкнул водила и, соорудив из руки кулак, поднес его к самому носу Рыжика, — видел, да?

— Слушай, Юрасик, он тут говорит: нажмите клавишу "Any key", а здесь и нет такой...

— Наверное, на заводе забыли поставить, -