К третьему такту зрение все-таки решило вернуться, за ним подтянулись остальные функции, и я смог хотя бы сесть и осмотреть. Сначала окружающий мир, потом себя.

По скорости движения подъемника можно было бы точно вычислить, сколько секунд я медитировал на его кабине, но и без расчетов понятно: достаточно много, чтобы уехать в нижнюю секцию этажей. Туда, где простых и понятных выходов к фасаду не предусмотрено.

То ли пятнадцатый, то ли шестнадцатый ярус, если верить потертой трафаретной надписи на колонне за шахтой. Глухие стены, путей отступления только два, собственно, подъемник и лестница. Если я правильно помню.

А я вообще что-то помню?

Объект инженерно-коммуникационного обеспечения, серийный, специалитет ранга "С", класс автономности — от второго до четвертого, в просторечии именуется дозорной башней. На полигоне мы эту унылую дрянь когда-то отрабатывали, но ничего выдающегося в памяти не задержалось.

Все примитивно и просто. Планировка ярусов одинаковая, разница лишь в том, навешан фасад или нет. Шахта слева от меня, лестница справа впереди, и там пока вроде беспокоиться не о чем. А что у нас в ближнем круге?

Все нагрудное хозяйство — в хлам, кто бы сомневался. Крюки оторваны начисто, хорошо еще, шнуры не размотались. Ребра обвеса кое-где перегрелись и потеряли нужную податливость, значит, любое лишнее усилие чревато гематомами. Ладно, пусть его.

Кобура сзади выдержала цирковое представление, это хорошо. С другой стороны, без активного наведения "зиг" может начать артачиться в самый неподходящий момент. Да и связь хорошо бы наладить, если это физически еще возможно. Судя по легкому фону в наушниках, надежда есть. А вместе с тем есть шанс прочувствовать, как она умирает.

Ребята из техподдержки любят повторять: всякий ребут — это маленькая смерть. Ну да у меня нет выбора, либо маленькая и с надеждой, либо большая и окончательная.

Полная аппаратная перезагрузка. Полная тишина и темнота. Правда, это сейчас даже хорошо, потому что без щитка внутренняя подсветка шлема может броситься в глаза не тому, кому надо. А так — почти сливаюсь с фоном. По крайней мере, хочу в это верить.

Интересно, что сталось с подрывником? Мой "лайт" по характеристикам, конечно, на порядок крепче его "альпины", но если я все еще жив, то и он вполне себе может. Теоретически. И уж вне всякого сомнения, живее живых те кадры, что поднимаются сейчас по лестнице.

Аварийный свет и звуки вернулись в шлем одновременно, и сразу после зуммера, доложившего о штатной готовности оборудования, по ушам начало ездить монотонное:

— Пёс-8, Пёс-8, ответьте базе.

Или у диспетчеров от рождения стальные нервы, или они быстро учатся убирать из голоса любые эмоции. Вроде и правильно, и для здоровья полезнее, а все равно как-то обидно сразу после, можно сказать, воскрешения, натыкаться на равнодушное:

— Пёс-8, Пёс-8, ответьте базе.

— База, это Пёс-8. Вас слышу.

Пауза. Не хотелось бы думать, что от неприятного удивления.

— Пёс-8, статус?

— Три такта после компресса.

— Мобильность?

— В пределах нормы.

Ближе к нижней границе, если совсем уж честно.

— Обеспечение?

— Только коммуникатор.

Еще одна пауза.

— Снаряжение?

— Утрачено на три четверти.

— Обстановка?

— Вероятность прямого контакта.

— Расчетное время?

Да в любую минуту, бл!

— Расчетное время? — все на той же ноте повторили в наушнике.

Я попробовал прислушаться к шагам на лестнице. Вроде не сильно торопятся.

— В пределах пяти минут.

— Ждите.

Чего? Контакта? Ах, простите, это я должен ждать высочайшего решения о том, что со мной делать. Но ждать можно и на ходу, а с глухих ярусов лучше убраться, как можно раньше.

Попытка подняться на ноги подтвердила негативные предположения насчет ребер обвеса, зато с тактом я ошибся уже в свою пользу, а не наоборот: пошел четвертый, тот, который уже без особых сбоев организма. Правда, ощущение, что тебя совсем недавно отжали, как насадку для швабры, никуда не делось.

На полу какое-то дерьмо хрустит при малейшем перемещении. Уф-ф, хоть лестница чуть почище, потому что продувается. И мне даже удалось одолеть целый пролет прежде, чем в уши ворвались вопли:

— Эйчи?!

— А вы уже на венок скинулись?

— Живой!

— Условно.

— Ты на каком ярусе? — спросила Анита.

— Почти шестнадцатый.

— С двадцать первого смогу тебя забрать.

Если от меня что-то останется.

— Эйчи, ты там вообще...

О чем хотел спросить Полли, я так и не узнал, потому что коммуникатор отдал приоритет голосу базы:

— Пёс-8, прием. Вам подтверждена эвакуация. Повторяю...

А шаги все ближе. Уже с тенями. Так я ничего не успею.

— Запрашиваю прямую поддержку.

— Пёс-8...

— Запрашиваю прямую поддержку!

Крохотная, но все же пауза.

— Ждите.

Да жду я, жду. Пять ступенек. Одиннадцать. Двадцать две.

— Привет оловянным солдатикам.

От этого голоса у меня гарантированно встают дыбом все волоски на шее, сам не понимаю, почему. Вроде ничего особенно противного, голос как голос. Может, меня бесит ее манера растягивать некоторые гласные?

— Запрашиваю поддержку, мэм.

— Как неожиданно. Кто-то собирается обидеть нашего мальчика?

С тем, что все сонги — бездушные стервы, я смирился довольно давно и быстро, еще в учебке. Но к их прелюдиям привыкнуть так и не смог.

Да, это они так настраиваются. Ловят мотив якобы. Ага, как же! Выпендреж, не более того. Все мотивы наперечет известны и высвечены сейчас перед Лахудрой на мониторе.

Да, еще это их любимое: "Я одна, а вас много!".

— Мэм...

— О, мне тут говорят, что срочно. Да еще с особыми обстоятельствами... Только не думай, что тебе повезло.

Мне сейчас и так очень плохо думается, а про везение я вообще...

Тварь! Ну какая же тварь, в самом деле!

Песня всегда падает на голову, как чугунная гиря, а на фоне компресса я с первых же нот едва не загремел по ступенькам вниз, ускоряя малоприятное развитие ситуации. Все, что заслуживало благодарности — это прояснившееся сознание и жжение возвращающихся ощущений.

— Смените трек, мэм.

— А этот чем плох?

Не знаю. Не могу подобрать слова даже. Но эффективность хромает, и я вместе с ней.

— Смените трек, мэм. Пожалуйста.

Она сделала вид, будто не услышала:

— Сейчас как раз мой любимый момент...

Пульсация за ушами подстегивает, заставляет ускориться, и тело вроде бы не против поработать, но рассинхрон почему-то только нарастает. Либо нужно тратить остатки сил, чтобы попадать в такт.

— Мэм...

Гундение под нос.

— Мэм, пожалуйста...

Никакого эффекта.

Восемнадцатый ярус. Мне и моим хвостам уже хорошо слышно друг друга, а скоро станет еще и видно.

Сто семнадцать ударов в минуту, но добро бы равномерно, а не порциями, как сейчас. Рваными, омерзительными на вкус ложками каши, которой я должен давиться лишь из-за...

— Мэм, смените трек!

Ритм песни дернулся, вязко цепляя меня сбоем и останавливая сердце на очень долгий вдох.

— Да что ты себе позволяешь?!

— Я. Прошу. Это важно, мэм. Очень важно.

В ответ песня ударила с новой силой, пробив остатки терпения, пульсация захлебнулась сама в себе, сжимая сознание тисками, и я зарычал:

— Меняй трек!

Пару секунд не было слышно вообще ничего, потом на поверхность всплыли придыхания:

— Я... Ты.. Пожалуйста... Не...

— Меняй трек, сука!

Кажется, она всхлипнула.

Трафаретное "19" и новая песня ворвались в мои ощущения одновременно. Что-то малознакомое, точно не из нынешнего чарта, зато куда как съедобнее. По крайней мере, прыгать через две ступеньки стало почти легко. Но мне нужно больше, чем "почти".

— Глубже!

Она что, реально подвывает на переходах? Раньше не замечал. Ну, как бы то ни было, очередной ярус пройден рекордно быстро, и дистанция между мной и преследователями выровнялась. По ощущениям. Только ее все равно маловато для хорошего маневра. Значит, будем...

— Еще глубже!

Песня окончательно превратилась в вой.

— Анита?

— Я на двадцать первом, Эйчи.

— Эшелон оставь. Иди в зону первого сброса.

— Эйчи?

— Гляди в оба и повыше. На две двойки.

Я как раз прилечу оттуда. Если все получится и форы хватит.

Если эти парни — дрессированные профи, проблем точно не возникнет. Если любители... Нет, тогда они вряд ли шли бы так аккуратно, прячась за ступеньками, подальше от греха и возможных выстрелов.

Кстати, об оружии. Пора и ему чуток поработать.

"21".

Вот и развязка приближается. То есть, развилка.

"Зиг" смачно выплюнул светошумовую в лестничный пролет, под ноги первому из тех, кто шел за мной.

Конечно, я не рассчитывал на что-то серьезное. Самое большее, на временный отказ визоров, но и простой глюк меня вполне устраивал. Три-пять секунд. Главное, смазать момент принятия решения. Они знают, кто я. Не могут не знать. Они знают о взрыве. Они наверняка извещены о вертушке. Какой вывод следует? Эвакуация с первого же подходящего яруса. А я двинусь выше.

"22".

Набирать скорость на виражах — идиотское занятие, но полной прямой в распоряжении у меня не было, плюс колоннада частично закрывала обзор преследователям. Которые и впрямь сфолили на моей уловке: к тому моменту, когда первый из них ступил на пол двадцать второго яруса, я уже вовсю петлял по ракушке.

Быстрее, сильнее и... Нет, не выше. Дальше. Высоты мне много не надо.

Тело все еще ощущалось через "не могу и не хочу", но мышцы и связки почти горели, обещая, что на исполнение стандартного упражнения силы хватит.

Главное: не забыть опустить щиток.

Не. За. Быть. Щит. Ок!

Последними шагами я оттолкнулся уже от колонн и перепрыгнул через парапет, сжимаясь комком в полете над разверзшейся бездной.

Это когда-то оказалось для меня самым сложным: отучиться от инстинктивно-нелепого раскидывания рук. Даже наглядные пособия и красочные рассказы инструктора помогали плохо. Пока не надоело зарабатывать вывихи из-за недостаточно плотной группировки при отработке общения с ловчей сетью, ничего не получалось.

Секунды свободного полета запомнились досадным сожалением, что ни хрена вокруг не вижу, а потом тугие ленты гриддера стиснули меня своим коконом, дернули и потащили прочь.

— Эйчи?

— Тут.

Все еще, пока еще. Вместе с дурными мыслями и навязчивыми вопросами. Или наоборот?

— Нас примут на ближайшем опорном.

Это должно меня успокоить или вдохновить?

— Ты как?

Учитывая, что Лахудра с ее воем исчезла из наушника...

— Норма. Почти.

— После двух компрессов? — невесело хохотнул Рито. — Сказочник!

Двух? Откуда?

А, стыковка с гриддером приравнивается же. Но она прошла, можно сказать, незаметно на фоне всего остального.

— Что там вообще стряслось? — осторожно спросил Мекки.

Стоп. Как это — что? Все же должно было идти в трансляцию.

— Встречный вопрос: а что вы видели?

— Да считай, чистый калейдоскоп, — охотно начал рассказывать Полли. — Вспышка справа, вспышка слева, горизонт упал, потом все вообще волчком пошло.

Значит, камера свихнулась еще раньше, чем на меня спрыгнул "паук". Очень радостное известие, ничего не скажешь. Пчёл разметало взрывом задолго до окончания сбора данных, а учитывая ребут...

У меня ничего нет. Вот вообще ничего. Кроме последней надежды на десантный трос.

— Ну телеметрию-то вы получили? Анита?

Она отозвалась не сразу и как-то неохотно:

— Передача шла прямо в эфир. Без записи.

То есть, только и исключительно на базу, пред чьи-то высокопоставленные очи. По особому распоряжению, все такое. И как можно предположить, далеко не в отдел статистики.

Не хотелось об этом сейчас вспоминать, но ползали по базе слухи, что время от времени высшее руководство развлекается играми на выбывание. За счет подчиненных, само собой. Стравливает друг с другом группы пешек, так сказать, а между тем делает ставки, попивая скотч хрен-пойми-скольки-летней выдержки. Уж не знаю, какие призы уходят победителю, а в проигрыше остается ясно, кто. И если сегодня такой игрой зацепило нашу вахту...

— Посадка!

Ох. Они-то сели, а я, скорее, плюхнулся кулём о взлетно-посадочную. Хотя Анита явно старалась сделать все как можно мягче, словно чувствуя себя виноватой.

Ленты гриддера, похоже, растягивали в шесть рук и дружно: я не успел очухаться, как конечности киселем расползлись в стороны, потеряв малоприятную, но все же опору. Потом кто-то дернул вверх щиток моего шлема.

— Живой!

А, это Полли. Как всегда, без церемоний.

— Кто давно по граблям не получал? — грозно прикрикнули на Портера откуда-то сзади, и тот, чуть втянув голову в плечи, уступил дорогу медслужбе.

— Вы б еще его трясти начали, скны дти... — неразборчиво ругнулся парень с нашивками парамедика на форменной куртке, прилаживая сканер к сервисному разъему моего обвеса. — Сколько пальцев?

Я немного подумал и показал. Один. Под дружный гогот парней.

— Поюморить предлагаешь? Не советую. Шприцы все равно у меня длиннее.

— Ну что там, док?

— Похоже, можно обойтись без экстры, только плановой. Сейчас носилки подкатим и...

— Мастер-сержант Тауб?

Хоть полоса и была залита огнями, матовые обвесы одинаково массивных фигур словно впитывали в себя свет, не позволяя сомневаться: нас и впрямь навестили их чернейшества. Сейфы, при полном параде.

— Мастер-сержант Тауб? — повторил тот, кто видимо был старшим в конвое.

Медик недовольно тряхнул головой:

— Ваши дисциплинарные разборки сейчас не ко времени. Этому человеку необходимо оказать...

Его отодвинули в сторону. Не особо грубо, но без церемоний. А меня подхватили под локти и поставили на ноги. Только тогда масштаб катастрофы начал потихоньку проясняться.

— Эй, в чем проблема-то? — попробовал встрять Рито.

— Мастер-сержант Тауб задержан до выяснения обстоятельств.

— Каких еще...

— Изнасилование гражданского служащего при исполнении.

Я ожидал услышать любую, даже самую фантастическую чушь, но только не что-то подобное.

Как? Кого? Когда? Да за каким чертом?!

— Значит, дверь и все остальное на сегодня отменяется?

— Полли, мать твою...

Терпение или что там у меня оставалось вместо него, разлетелось клочьями.

Я на полном автомате обернулся, забывая о том, что со всех сторон окружен сейфами, за что и получил удар шокера поддых. Медик затараторил что-то вроде "нунельзяжетаксчеловеком", но все это и прочий белый шум скоренько ушли в глубокую параллель от меня и моего окончательно отказавшего сознания.

Глава 2.

Дарли

Прима появилась на сцене ровно за вдох до того, как я сподобилась бы таки пощупать и погладить складки мраморной тоги. Даже каменные и навечно застывшие они казались текуче-мягкими в отличие от плиссировки моей юбки, при особо незадавшихся движениях и поворотах мстительно царапающей колени. Причем почему-то больше левое, чем правое.