Крылья и вера

— Правильно понял, — фыркнул в ответ Марат, — Просто крылья — это такая штука, которая как появляется, так может и исчезнуть, связаться вновь.

— Связаться?

— Да. Здесь говорят, что крылья изначально есть у всех людей, просто они от рождения связаны. И вот когда они развязываются, человек исчезает и рождается ангел.

— А если к тому времени, когда крылья связываются снова, человек уже пережил всех своих родных и ему некуда возвращаться?

— Он рождается в мире людей младенцем. По крайней мере мне так рассказывали, сам я не видел.

— Понятно, — грустно вздохнул Николя и попытался отложить вилку, не съев и половины того, что Март наложил ему.

— Э, нет, братец, — пресек все попытки чернокрылый, — Пока все недоешь, гулять не пойдем. Так что давай, поэнергичнее, поэнергичнее.

— Гулять?

— Ну должен же я приобщать тебя к местным реалиям.

— Должен, — впервые за весь разговор улыбнулся ему Николя, — Только я так и не понял, как же здесь все живут так, чтобы друг другу не мешать, не обижают, не дерутся.

— Легко. Вся иерархия строится по цвету крыльев. Это ты,

надеюсь, уже понял. Но вся фишка в том, что номинально, сила-то у всех практически равная. То есть вздумай кто померится ей, не будет ни проигравшего, ни побежденного, потому что убить друг друга все равно не получится.

— А если скопом навалится и не убить, а... просто больно сделать?

— Скопом можно попробовать, но в таких случаях всегда, еще до того, как произойдет что-нибудь по-настоящему серьезное, вмешивается магия мира. Сила нападающих на какое-то время переходит к жертве, а это, как ты понимаешь, не желательно для них. Так что обычно любые конфликты решаются полюбовно, но в рамках системы оттенков крыльев.

— А что это за система?

— Ну, вкратце тебе еще Вадик твой объяснил.

— Да не мой он! — воскликнул Николя возмущенно, — Мы с ним вместе с пятого класса учились, а в прошлом году он вроде как с родителями переехал куда-то и в другую школу перевелся.

— Никуда он не переехал, просто ангелом стал и исчез.

— А что же его тогда не искали?

— А его и не будут искать, и тебя не будут. Когда мы исчезаем, люди не то чтобы забывают совсем, но просто перестают вспоминать о нас.

— Как это перестают? — заволновался Николя, снова забыв про еду, — И Ванька меня...

— Ага. Если не уже и думать о тебе забыл. — Кивком, подтвердил Март, — Ты доедай давай.

— Да ем я, ем... — тяжело вздохнув, Николя принялся ковырять вилкой в тарелке, но отправлять себе в рот какой-нибудь лакомый кусочек, похоже, уже не собирался. Март долго смотрел на это издевательство над едой, потом все же не выдержал и спросил.

— Почему ты его выбрал?

— А? — Николя поднял на него растерянный взгляд.

— Почему в качестве объекта любви, выбрал именно его. Ведь он просто эгоистичная сволочь, если...

— Прекрати! — вспылив, воскликнул Николя и на ноги вскочил. — Не смей так говорить о нем. Ты ничего не знаешь, ничего!

— Так расскажи мне, — потребовал Март. Тоже поднялся, собрал тарелки, перенес к раковине, в нее составил пустые, а недоеденную Николя яичницу соскреб в мусорное ведро.

— А куда потом все это денется? — Николя пришла в голову мысль и он отвлекся.

— Что? Мусор? Просто исчезнет. Да и посуда, если не помыть, сама собой станет чистой.

— Значит, можно вообще ничего не делать, просто жить?

— Те, кто ничего делать не хочет и готов лишь в доме своем сидеть, сюда, по-моему, не попадают, — пожал плечами Март и принялся мыть посуду.

— Ты поэтому её моешь?

— И поэтому тоже. Так что там с твоим братом?

— Ничего. Он мой брат и хватит об этом.

— Да? Как же ты в собственного брата влюбился, а? — насмешливо поинтересовался он.

— Не знаю, — буркнул Николя, подошел к нему с полотенцем в руках и принялся вытирать помытые, но влажные тарелки. — Может, это и не любовь была. Может, мне просто показалось.

— Тебе видней, — покосившись на него, отозвался Март, — Только мне все равно интересно, какие парни тебе нравятся?

— Да не нравятся они мне!

— Да? А со мной целовался, — неожиданно притянув его к себе одной рукой, выдохнул парень ему на ухо. — И, знаешь что? Я не отказался бы повторить.

— Нет! — резко оттолкнув его от себя, воскликнул мальчишка. Ожидал, что тот будет настаивать, даже кулаки сжал, чтобы оборонятся, но Март снова пожал плечами, закрыл воду и убрал тарелки в шкаф. Николя все ждал, что он что-нибудь скажет, но парень лишь подошел к столу, забрал свою бандану, повязал её и только после этого снова повернулся к нему.

— Так и пойдешь? — окинув его придирчивым взглядом, поинтересовался он.

— Куда?

— Гулять. Или ты уже не хочешь?

— Хочу! — с жаром воскликнул Николя и, неожиданно смутившись, осекся. — А как же поцелуи? — с трудом выдавил он из себя.

— Никак. — Безразлично отозвался Март, направляясь в прихожую, — Не хочешь, как хочешь. Мое дело предложить.

— И все? — следуя за ним, уточнил все еще напряженный Николя.

— И все, — вздохнул Март, обуваясь.

Откуда в прихожей появились его кроссовки Николя так и не понял, но благоразумно списал все та пресловутую магию мира, о которой только что узнал от чернокрылого ангела.

— А есть здесь кто-то, кто правит всеми, и черными и белыми? — спросил он, обувая летние, светлые ботинки.

— Дюжина без одного. Одиннадцать абсолютных нулей. Они за всем стоят.

— И что они делают? Правят?

— Нет, — горько усмехнулся Март, распахнув перед ним дверь, которая, как оказалось, вела не в подъезд их с братом дома, а прямо сразу на улицу, тротуар, выложенный желтой плиткой и дорогу из темного, только-только закатанного асфальта. Николя растерялся, а Март, не видя для себя ничего удивительного, продолжал, — В основном они заняты тем, чтобы не дать там, темным, забыть какие мы все сволочи и какие они все белые и пушистые, ведь только на этом и держится вся иерархия.

— И... ты в нее веришь? — спросил Николя и шагнул вслед за ним на тротуар.

— Уже нет. Но необращенные верят свято.

— Так почему же такие как ты, старшие, не объяснят им что к чему?

— Потому что к таким, как я, кто по прошествии лет все еще хочет что-то доказать, изменить хоть немного, представляют таких вот олухов, как твой Вадик, которых и слушать смешно, и обидеть жалко.

— Сколько мне еще говорить, что он не мой? — вяло отбрыкнулся Николя, изучая старинное здание сталинской застройки, из которого они только что вышли. Внешне оно один в один напоминало его дом в мире людей. Только здесь, похоже, в нем была одна единственная квартира. Николя вздохнул и решил, что после прогулки, непременно попробует превратить его в нечто менее громоздкое, а то неуютно даже как-то от этой странной магии жилищ. — Так что там с Вадиком? — повернулся он к Марту, ожидающему его неподалеку.

Мимо них прошли две очаровательные девушки. Одна с молочно-белыми крыльями, другая со светло, светло-серыми. Обе, увидев Марта, отшатнулись от него, как от прокаженного, а поравнявшись с Николя, засияли приветливыми улыбками. Но однокрылый светлый им даже не улыбнулся, напротив, нахмурился и посмотрел на чернокрылого. Разочарованные девушки поспешили по своим делам.

— Это всегда так? — спросил он у него.

— Всегда, — нарочито ровным голосом, произнес тот, повернулся и пошел по тротуару в противоположную от скрывшихся за поворотом девушек сторону.

— Это не правильно, — тихо прошептал Николя, поравнявшись с ним. Смотрел он при этом лишь себе под ноги, изучать красоты мира резко расхотелось.

— Это есть и тебе с этим жить. — Непримиримо бросил Март, разозлившись на те чувства, что всколыхнули в душе взгляды тех девчонок. Он думал, что уже давно привык не обращать внимание на подобное проявление расизма, но проведя с Николя почти целый день, неожиданно начал отвыкать. Но обнаружил это только сейчас, и разозлился на себя за собственную наивность. Он не верил, что по прошествии времени, тот свое отношение к нему не изменит. И его удручало собственное иррациональное стремление стать для этого странного мальчишки чем-то большим, чем просто временным наставником или другом.

— Не хочу и не буду! — Вскинулся Николя, и для Март эта, брошенная в запале, фраза, стала детонатором.

— Может и не хочешь, но будешь, — рыкнул он и ускорил шаг.

Возмущенный таким недоверием Николя кинулся за ним.

— Нет не буду! — вскричал он.

— И почему же это?

— Потому что я знаю, что ты хороший. С черными или белыми крыльями, не важно. Ты это только ты, и ты мне...

Март зарычал. Низко, гулко и резко развернулся к нему. Широко распахнувший глаза Николя не успел испугаться, ничего не успел, как уже оказался в какой-то подворотни зажатым между шершавой, каменной стеной высотного дома и телом Марта, обжигающе горячим через два слоя ткани. За спиной у парня распахнулись на всю длину черные крылья, Николя и не думал, что они могут быть такими огромными. Он попытался упереться ладонями ему в грудь и хоть немного отстранить от себя, чтобы можно было вздохнуть чуть посвободнее, но Март лишь сильнее вжал его в стену и зашипел в лицо.

— Что я тебе? Нравлюсь? И крылья мои тебя не смущают?

— Не смущают, — упрямо вздернув подбородок, бросил Николя.

— А так? — выдохнул ему в рот Март и яростно впился губами в губы, пуская в ход и зубы, и язык. Белокрылый забился в его руках, испугавшись не боли, а отчаяния, что горчило в поцелуе. Но Марат не был настроен его отпускать. А потом откуда-то сверху раздался гневный окрик.

— Немедленно отпусти его, черный изверг!

Марат как-то неестественно дернулся, и Николя, в ужасе распахнувший глаза, увидел, как с внешней стороны его крылья проткнули два странных крюка, напоминающие, выпустившие когти кошачьи лапы. Март прикрыл глаза ресницами и холодно усмехнулся. Николя же весь съежился в его руках, когда увидел, как черные перья окрасились кровью. Чернокрылого дернули назад, сам бы он не отступил от него, Николя был в этом уверен. И мальчишка, больше не поддерживаемый им, начал сползать на асфальт, но стиснув зубы, заставил себя выпрямится и твердо встать на ноги. Март в это время медленно обернулся на тех, кто так варварски их прервал. Двое парней не старше самого Николя, оба в одинаковых темно-синих укороченных пиджачках и зауженных брюках с идеально-выверенными стрелками, оба с серыми крыльями за спиной, оба смотрящие на него с сочувствием, а на Марта с ненавистью.

— Ты обвиняешься в нападении на белоснежного, плюс бесконечность, — припечатал один из них, — Молись, чтобы Дюжина без одного тебя пощадила.

Март усмехнулся и хотел было ответит им, что ему плевать на все снисхождения, но не успел.

— Пощадила? — вынырнув у него из под крыла, зашипел Николя, загородив его собой. — А не много ли вы на себя берете, серокрылые? — бросил он в таком тоне, что Марту только и оставалось, что изумленно пялится на узкую спину мальчишки.

— Простите? — переглянувшись, с товарищем, выдавил из себя один из серокрылых, тот, что до этого молчал, удерживая в руках обманчиво тонкие цепи, которые крепились к "кошкам", ранившим черные крылья Марта.

— Немедленно уберите это от него, — потребовал Николя ледяным голосом.

И тут, серокрылые, наконец осознали, что крыло у него лишь одно. Их лица разгладились, они поняли, как нужно действовать и нашли такой вот реакции светлого одно простое и логичное объяснение.

— Ты просто еще не знаешь, какой он монстр, — засюсюкал тот, что заговорил первым, — Оставь его. Мы отведем тебя... — начал он, но натолкнулся на все тот же стальной взгляд.

— Ошибаетесь. Очень даже знаю, что вы все тут форменные идиомы, раз доброту меряете цветом крыльев. Слышать не желаю ни о ком другом. Отпустите его.

— Нет ты не понимаешь, — взвился второй серокрылый, и резко дернул свои крюки на себя.

Марат пытался сдержаться, но болезненный выдох, сквозь сжатые зубы, вырвался сам собой, и он не успел ничего сообразить, как под впечатлением от всего происходящего в его Николя родилась сила. Нет, второго крыла не появилось, хотя логичнее было бы предположить именно это. Над головой мальчишки появилось сияние и медленно сомкнулся в белоснежное, полупрозрачное кольцо нимб, а глаза заполнил свет. Последнего Март видеть не мог, но осознал, заметив, как остекленели взгляды серокрылых. "Кошки" испарились белым дымом вместе с цепями. Руки серокрылых безвольно повисли вдоль тел. Март спохватился.

Шагнул к нему, прижался грудью к спине, обнял, положил подбородок на плечо и тихо выдохнул в шею, закрывая светящиеся нереальной синевой глаза ладонью.

— У тебя карие глаза, Николя, вспомни.

— Карие, — не стал спорить тот.

— Но сейчас они у тебя, насколько я могу судить, голубые и обжигают мне ладонь.

— Ой! Прости, — спохватился мальчишка и зажмурился, Март это понял по тому, как перестало жечь руку, которой он закрывал ему лицо.

— А еще у тебя нимб, — так же тихо и успокаивающе произнес он.

— Это... плохо, — голос Николя резко сел, оставалось только удивляться, куда делся весь тот лед, которым он так щедро одарил серокрылых.

— Нет. Но нимбы есть только у абсолютных нулей, больше не на ком я их не видел.

— Это те, кто входит...

— В Дюжину без одного, — едва слышно прошептал один из серокрылых.

— Нет! — воскликнул Николя, резко перевернулся и вжался в растерявшегося Марта всем телом. — Не хочу к ним! Не хочу!

— Но как же... — подал голос второй серокрылый, тоже пришедший в себя.

— Как вы видите, никак, — бросил Март, поднимая Николя на руки, — Или хотите еще раз с ним поспорить.

— Нет, но мы будем обязаны доложить, — пролепетал один из них.

— Докладывайте, — покровительственно разрешил Март и активировал магию крыльев, унося Николя обратно домой.

Прогулка не удалась, а знакомство с городом и его обитателями оказалось не столь радужным, как предплдагалось.

Март сгрузил притихшего Николя на кровать и опустился рядом, обратив внимание, как быстро начало темнеть за окном.

— Ты спать что ли собрался? — поинтересовался он у белокрылого, устроившись на боку и подперев голову ладонью.

— М? — не поднимая лица, вопросительно выдохнул тот.

— Солнце зачем выключаешь? — терпеливо перефразировал свой вопрос Март.

— Я выключаю? — опешил Николя и поднял на него глаза.

— Ну не я же. — Фыркнул чернокрылый. — Дом-то твой.

— Значит здесь и это можно, — тихо вздохнув, Николя придвинулся ближе и почти уткнулся лицом ему в грудь. Март отодвигаться не стал, но и притягивать к себе и обнимать не спешил.

— Можно, — подтвердил он, — Я же говорил, в рамках своего жилища, можно все.

— А он там еще? — неожиданно невпопад спросил Николя.

— Кто?

— Нимб этот дурацкий, — с детской обидой в голосе, выплюнул мальчишка.

— Ничего он не дурацки. — Повеселел Март, — На мой взгляд, он на тебе вполне так, ничего, смотрится.

— И как я теперь с ним? Можно подумать мне крыла этого было мало.

— Ну, мало, не мало, а жить-то тебе с ними как-то придется. — Примирительно произнес Март, осознавая, что скорей всего для него самого этот день станет первым и последним, проведенным с Николя. Если раньше еще можно было обматывать себя, говоря, что при регистрации еще неизвестно какая степень белоснежности ему достанется, то теперь сомневаться не приходилось. Малыш Николя был ни кем иным, как минус бесконечностью, и сразу же после регистрации должен был стать двенадцатым в теперь уже полной Дюжине. Поэтому Марту было сейчас очень и очень грустно. Сердце буквально разрывалось на части, и как он только ухитрился так быстро привязаться к этому белокрылому? Как? Март задавал себе вопросы и не находил ответов. А расстроенный появлением нимба Николя сопел под боком и размышлял о чем-то своем.