Крылья и вера

Крылья и вера

О том, что верить можно по разному, Николя понял лишь тогда, когда в ответ на брошенное братом в измождении и отчаянии:

— Отпусти! Не могу больше так жить! Да отпусти же!

У него в спине что-то затрещало, кожа лопнула, и ткань футболки расползлась по швам. И вместе с кровавыми ошметками и какой-то белой жижей, похожей на гной, прорезалось крыло. Белоснежное, неокрепшее, мягкое еще совсем, но настоящее, всамделишное. Его даже можно было потрогать.

Он стащил брата с парапета, втянул через распахнутое в ночь окно в комнату, заставил умыться, напоил чаем. Все это время тот был так поглощен своим собственным, рухнувшим в одночасье миром, что до него ему не было абсолютно никакого дела, тем более до крыла, вспоровшего узкую спину младшего брата. А сам Николя со всей этой суетой вокруг горе-влюбленного, попросту забыл о такой "мелочи". Намеренно или осознанно, неважно, но забыл. Уложив брата спать, искусно солгал матери, позвонившей проверить, как у них там дела, что все хорошо, просто отлично. Добрел до собственной кровати, рухнул заплаканной мордочкой в подушку, всхлипнул горько, но уже без слез, и уснул беспокойным, тяжким сном.

Проснулся уже в другом мире.

— Приветствую. — Первое, что он услышал, открыв глаза.

Над ним склонился парень его возраста. Подозрительно знакомый парень. Вот только молочно-белые крылья за спиной не вязались с образом школьного приятеля. Категорически не вязались.

— Вадик?

— Вадик, Вадик, — тоном зайца из "Ну, погоди!" протянул тот и ехидно улыбнулся, — Вставай уже, новообращенный ты наш... будем знакомить с новым миром.

— А он новый? — сев в кровати, Николя обозрел собственную, до боли привычную комнату и никаких особых изменений не заметил.

— А ты взгляни в окно, — посоветовал ему школьный приятель и раздернул в стороны шторы.

Неуверенно и робко ступая по мягкому ковру, Николя подошел к нему и посмотрел на город. Тот был неузнаваем, с этим спорить было просто невозможно.

— Где я? — резко охрипшим голосом спросил он и, отчаянно зажмурившись, снова открыл глаза.

Город с домами, выстроенными кто на что горазд, во всех стилях, во всех расцветках мира, остался прежним, необычным, завораживающим и пугающим, но, главное, чужим. — Что это за Город?

— Город Ангелов, дружище, — похлопал его по плечу Вадик и сжав пальцы, тихо обронил, — Ты у нас теперь на самой вершине иерархии.

— Почему это? — повернулся к нему все еще растерянный Николя.

— Потому что ты белоснежный, нулевой...

— Нулевой?

— Да. Тот в чьих крыльях нет ни грамма тени, — голос прозвучал откуда-то сзади. Николя рывком обернулся.

Оседлав верхом стул и удобно устроив подбородок на скрещенных на спинке руках, на него внимательно смотрел чернокрылый парень года на два старше их с Вадиком. На нем была черная футболка, расклешенные темно-синие джинсы, и бандана с черепушками, полностью скрывающая волосы. Глаза смотрели пристально и казались серо-зелеными, хотя с такого расстояния могли оказаться и бледно-голубыми. Парень коротко хмыкнул, что-то рассмотрев в нем, и отвернулся.

Николя растерялся. Перевел взгляд на Вадика, увидел, что тот хмурится на незнакомца и не спешит их знакомить и решил, что в таком случае лучше начать самому. Шагнул к нему и протянул руку.

— Николай, можно по-французски Николя.

— Да? — выгнул бровь чернокрылый парень и склонил голову на бок, — А почему по-французски?

— Маме так больше нравится. А я привык и так и так, — бесхитростно объяснил он.

— Хорошо, Николя, — совсем не вежливо, с неприкрытой издевкой протянул незнакомец, но руку пожал, точнее, стиснул до боли. — Я — Март, и очень скоро ты даже руки мне не подашь.

— Почему? — стоически удерживая себя от того, чтобы не скривится от боли в рукопожатии, спросил Николя.

— Потому что я плюс-бесконечность.

— Что это значит?

— Абсолютная тьма, — пояснил Вадик из-за его спины, подошел и глянул на Марта с требовательной решимостью в глазах.

Тот тут же разжал руку и мило улыбнулся.

— Вы что-то хотели, господин надзиратель? — поинтересовался он у него.

Николя ошарашено обернулся на приятеля, прижимая все еще немного ноющую ладонь к груди.

— Не надзиратель, а...

— Помню-помню, светлый взявший шефство над несносным темным. — Весело объявил Март. Только глаза у него при этом совсем не смеялись.

— А в чем твоя несносность выражается? — поинтересовался Николя.

— Как это в чем? — притворно изумился тот, — Конечно, лишь в том, что крылья у меня черного цвета.

— И все?

— И все.

— Нет! Светлые никогда не врут, это всезнают. А темные лжецы, обманщики и...

— И? — провокационно протянул Март, сверкнув глазами.

— Совратители, — высокомерно задрав курносый носик, бросил Вадик, и повернулся к Николя, но тот смотрел лишь на темного.

— Эй! — привлек его внимание бывший школьный приятель. — В том, что я за ним присматриваю, Март не соврал.

— Я вообще не вру, детка. — Фыркнул тот.

— Ты темный, без лжи вам жизни нет, — явно не своими словами, припечатал Вадик, и снова посмотрел на Николя. — Так вот, я должен бы сам помочь тебе адаптироваться к новому мироощущению, а через три дня, если твои крылья не свяжутся вновь, отвести на регистрацию. Но сейчас у меня срочные дела в Мире Людей, поэтому я оставлю тебя на него, — Вадик невежливо кивнул в сторону темного. — Не думаю, что за три дня он успеет заморочить тебе голову. К тому же ты нулевой, так что сам с ним справиться сможешь, я уверен.

— Но... а почем мне нельзя с тобой? В наш мир?

— Потому что теперь, тот мир уже не твой, впрочем, как и не мой. Тот мир их, людей.

— Но я... человек?

— Нет, малыш, — неожиданно ласково пропел Март и поднялся со своего стула, — Ты ангел.

— Но я не хочу... — запротестовал Николя.

— А придется, — осклабился темный.

— Ладно, я побежал. Раньше уйду, раньше вернусь, — бросил на прощание Вадик и растворился в воздухе, даже ручкой не сделав.

Николя остался один на один со своим персональным кошмаром, коим выглядел похабно лыбящийся парень с черными крыльями за спиной. Вздохнув, он вернулся к кровати и рухнул навзничь, раскинув руки, как на распятии, крестом. Март, все это время более чем внимательно наблюдающий за ним, пожал плечами и снова оседлал облюбованный им стул.

— Спрашивай, — когда пауза затянулась, бросил чернокрылый.

— Зачем? — огорошил его вопросом Николя. Одинокое, белоснежное крыло на спине совсем не ощущалось, хотя он и знал, что оно там есть, лежа на нем, спиной чувствовал, но даже не мог пошевелить им, расправить, не воспринимая, как часть себя.

— Как это зачем? — возмутился темный, — Неужели тебе не интересно.

— Нет.

— И что ты собираешься делать?

— В "Догме" чтобы стать смертным, ангелу нужно было срезать крылья... — задумчиво обронил Николя в потолок.

— И? — растерялся Март.

— Там на кухне нож есть большой, мясницкий... — все тем же бесцветным голосом произнес он.

— Так, — бросил Март вставая на ноги и подходя к кровати, чтобы взглянуть на него, но парнишка демонстративно на него не смотрел, пялясь в потолок, как полоумный. — Ты это брось, — рыкнул раздосадованный его поведением парень, а потом и вовсе забрался к нему на кровать, нависая над ним на руках.

Николя встретился с внимательным, испытующим взглядом серо-зеленых глаз, вздохнул и отвернулся. Март подумал и предложил.

— Ну, хочешь я тебя хотя бы совратю, может, тогда одумаешься.

— А чем мне поможет твое совращение?

— Настроение подымет.

— Ага. Как же. Я вообще-то с парнями не сплю. А ты что, голубой что ли?

— Серо-бур-малиновый, — фыркнул Март и устроился с ним рядом, улегшись на бок. Освобождая ему место, Николя прижал руку к груди, в области сердца.

— Как это?

— Стучит? — спросили они одновременно.

— Стучит, — ответил Николя.

— И парней и девчонок имею, — отозвался Март и, отстранив его руку от груди, заменил её своей.

— А с парнями как, сложно? — заинтересовался Николя.

— А ты зачем спрашиваешь, хочешь попробовать? — хитро прищурился Март.

— Нет. Просто думаю, если пересплю с тобой, перестану быть им.

— Кем?

— Нулевым.

— Что за глупости? Да я знаю десятки парней, которые мечтали бы оказаться на твоем месте, — возмущенно воскликнул Март.

— Почему? — тихо спросил Николя, повернулся на бок и сполз с подушки пониже, чтобы практически уткнутся лицом ему в грудь.

Март окончательно растерялся, но что ему ответить нашел.

— Они не считают нас за ангелов, да что там, даже за людей не считают, — очень тихо обронил он, — И ты скоро станешь таким же, как они. Нулевые, белоснежные.

— Не стану, — неожиданно убежденно отозвался Николя. — Я — это я. Не хочу меняться и не буду.

— Тебя изменит система, против нее не попрешь, — придвигаясь к нему почти вплотную, прошептал Март сдавленно с каким-то пугающе рваным вдохом.

— Зачем мне этот мир, он чужой, хоть и красивый. Я домой хочу, к себе домой.

— Там... — Март отчего-то запнулся, но быстро вернул себе прежнюю уверенность и наглость, — Там тебя девчонка что ли ждет?

— Нет. — Горько улыбнулся Николя, — Наверное, даже брат не ждет, хотя... не важно. Да и родителям мы с ним всегда были нужны только лишь для галочки.

— Это как? — изумился чернокрылый.

— Ну, положено женится, родить ребенка, воспитать... Вот они нас и родили, вот и воспитывают, если это можно так сказать.

— Когда положено, рожают одного. Если это только для галочки, как ты говоришь.

— Мы двойняшки, — тихо фыркнул в наволочку Николя, — Так получилось. Думаю, они не ждали подвоха, когда нас делали. Но это не беда...

— А что тогда беда?

— Мой брат вчера с крыши спрыгнуть пытался.

— Идиот.

— Нет. Влюбленный.

— Еще хуже.

— Почему?

— А ты сам подумай, что может быть хуже влюбленного идиота?

— Два идиота?

— Ты о себе?

— Да.

— Любишь его?

— Ты, наверное, смеяться будешь, но мне кажется... — Николя все происходящее с ним казалось затянувшимся, слишком реалистичным сном, поэтому он так легко и выкладывал всю подноготную, поэтому и не стеснялся, поэтому не думал останавливаться. — Мне кажется, что я в него влюблен.

— О, брат, — протянул Март, — Дело плохо.

— Я знаю, — горько улыбнулся Николя.

— А ты утешиться не хочешь?

— Как?

— Да, хоть со мной. — Толкая его в плечо, промурлыкал Март, снова нависая над ним. — Обещаю, буду нежным, нежным, — и смотрел он при этом насмешливо, с хитринкой в глазах.

— Ну, раз обещаешь, давай, — улыбнулся ему Николя, но не дождался в ответ даже поцелуя.

Март замер, всматриваясь ему в глаза и чудилась ему в них затаенное отчаяние, прорывающееся наружу лишь тихой горечью.

— Ты странный, Николя, — пробормотал он. Опустил голову на подушку и положил руку поперек его груди.

— Что, даже не поцелуешь? — выдохнул Николя в потолок, не замечая, как в уголках глаз быстро скапливаются слезы.

— Нет, но утешу, — прошептал в ответ Март. Притянул его к себе, погладил по волосам, по спине между лопатками, по плечам. — Спи, маленький светлый, спи сладко-сладко, — зашептал он успокаивающе, и Николя успел увидеть из-за его плеча, как крылья у него за спиной развернулись, и по самым кончикам маховых перьев пробежались серебристые искры.

— Март, а ты научишь меня летать? — спросил он, проваливаясь в сон.

— Ты сам меня научишь, — услышал он сквозь вату в ушах и закрыл и без того слипающиеся глаза. Чтобы не сделал с ним темный ангел, насланный им сон стал избавлением от боли. Так не хотелось просыпаться, пожалуй так же сильно, как не хотелось жить.

Март зевнул, потянулся, открыл глаза и решил, что жизнь удалась. Рядом, над ухом, щекоча кожу дыханием, сопел Николя, закинув ногу ему на бедро и укрыв их обоих своим ослепительно белым крылом. Да, проснуться в одной постели с нулевым он точно не мечтал даже в самых смелых своих эротических фантазиях. Ни один даже молочнокрылый, пусть и лишь одиннадцатой степени молочности, в его сторону даже не взглянул бы, и на себя с недостойными мыслями смотреть не позволил. И тут, во те на, выискался, значит, этот новообращенный, Николя, что б его. И что теперь?

Желудок напомнил урчанием о несостоявшемся ужине и давно проспанном завтраке. Улыбнувшись солнечным лучам, разметавшимся по потолку, Март переложил Николя с себя на кровать и поплелся инспектировать его квартиру на предмет наличия кухни. Искать долго не пришлось.

Готовя завтрак на двоих, он размышлял о том, чего бы ему хотелось от этой ангельской жизни, в отличии от Николя, для него давно переставшей быть новой. Раньше, еще в самом начале, когда только узнал о извечной дискриминации по цвету крыльев, он мечтал доказать всем, что они ошибаются, что он совсем не такой. Что, когда еще был человеком, до того, как спасая от насилия девушку на улице, отрастил черные крылья, затмившие своими перьями глаза насильников в ту ночь. (Он проверял, уже став ангелом и освоившись, после его явления, к тем отморозкам зрение так и не вернулось. Но разве он был в этом виноват? Нет, не так. Мог бы он все исправить? Хотел ли он избавления для них? Нет. Но это вовсе не означало, что он был форменным исчадием ада, как его пытались представить белокрылые.) Ведь до случая с этой девушкой, он пел в хоре, готовился поступать в духовную семинарию, верил, искренне и беззаветно верил, что Бог существует. Возможно, именно поэтому его отчаяние и искренний гнев вылились в рождение крыльев, но... почему они были черными, он так и не понял. И очень долго, раз за раз натыкаясь на стену предрассудков, пытался доказать, что он другой. Пусть и темнокрылый, но совсем не такой, как другие, как те, кого боялись и тихо ненавидели светлые, такой, кого Дюжина без одного так искусно учила ненавидеть. Одиннадцать белоснежных ангелов правили его новым миром. И он научился ненавидеть их безоглядно, ведь именно они рождали в неокрепших сердцах новообращенных такую же лютую ненависть к нему самому, ведь его крылья были черного цвета, становясь мерилом его грехов.

Николя стал первым из белокрылых, который, несмотря на все услышанное от Вадика и, что греха таить, несносный характер самого Марта, приняла его. Точнее, пока принимал. Но Март не питал иллюзий на этот счет. Под давлением общественного мнения, его отношение изменится. Непременно изменится, не может не измениться. Ну почему?!

Стиснув в пальцах кухонный нож, Март с силой зажмурился, прогоняя нахлынувшее волной отчаяние и проснувшееся, заворочавшееся в душе, одиночество. И медленно открыл глаза, разжимая пальцы. Нож полетел на пол. Ударился. Замер. Март, словно почувствовав что-то, поднял взгляд.

Николя стоял в дверном проеме, растрепанный, все еще немного сонный, и смотрел на него огромными, квадратными глазами цвета пожухлой листвы. Вздрогнув, мальчишка попятился. Не осознавая еще зачем он это делает, Март шагнул к нему, хотел что-то сказать, объяснить, извиниться. Даже рот приоткрыл, воздух в легкие набрал, но... выдохнул и отвернулся. Что здесь можно было сказать? Извиниться? За что? За то, что он такой, какой есть? За то, что темный? Но Николя опомнился и неожиданно для Марта сам подошел к нему. Замер напротив, снизу заглянул в глаза парня, что был почти на голову его выше, и неожиданно порывисто обнял. Март растерялся и даже не сразу решился обнять в ответ.

— Ты чего? — сжимая руками узкие плечи, тихо спросил опешивший чернокрылый.

— Я думал, что ты ушел, и я... — мальчишка запнулся.

Март вздохнул, он слишком хорошо понимал его чувства, ведь после регистрации, его собственный светлый проводник, тут же отвернулся от него и исчез, брезгливо отмахнувшись, как от таракана какого. Поэтому с реалиями нового мира ему пришлось разбираться самому.

— Испугался, что остался совсем один? — уточнил он тихо.

— Да, — кивнул Николя и отстранился. — Помоги мне. — Карие глаза смотрели твердо.

Март изумленно смотрел в них, и все не мог понять, откуда в субтильном, светловолосом мальчишке, чем-то неуловимо напоминающим девчонку, столько решимости и... веры? Во что это, интересно, он так беззаветно верит, что это так явно прописано в его глазах?

— Помочь? — уточнил он, так и не разгадав секрета его взгляда.

— Да. Мне нужно обратно.

— Куда? — не понял Март.

— К брату... — и после паузы, — К родителям.

— Это тем, которым до тебя и дела не было? — насмешливо уточнил чернокрылый.

— Пусть и не было, — упрямо тряхнул головой Николя, — Уж лучше терпеть безразличия от родных, но знать, что это свои, родные. Чем от всего мира. Чужого, постороннего.

— Ты так думаешь?

— Да, думаю. — Сурово сжав губы, бросил парнишка.

— А с чего ты взял, что в Мире Ангелов не сможешь встретить тех, кому станешь не безразличен?

— Не желаю общаться с теми, кто клеймит позором ни за что, ни про что.

— Ты это о чем?

— О тебе и таких как ты. Не верю, что вы плохие! — воскликнул Николя с жаром и в одним миг оказался сидящим на кухонном столе.

— Правда? — прошипел Март, поменявшись в лице, его била дрожью слепая ярость. — Чистенький, значит, всезнающий. Беленький и пушистенький, — рычал он ему в лицо, в глазах мальчишки поселился ужас от такой его перемена, но Марта уже несло на волнах бешенства, родившегося словно из ниоткуда. — А если я тебя прямо тут на столе и отымею, тоже будешь говорить, что я хороший. Отвечай! — потребовал он, — Тоже?

— Отымей! — с вызовом бросил тоже разозлившийся Николя и в безумии, охватившем, похоже, не только Марта, впился в его губы поцелуем.

Чернокрыляй, в первый момент растерявшись, попытался оттолкнуть его от себя, но Николя вцепился как сумасшедший и даже язык ему в рот протолкнуть попытался. И тогда в очнувшемся Марте проснулся дух соперничества. Они яростно терзали губы друг друга, переплетаясь языками и стискивая в пальцах предплечья. Но Николя начал задыхаться, и Март, чувствуя, что несмотря на это, мальчишка не собирается отступать, решил очень вовремя вспомнить, что он все же старше. И оторвался от него первым.

Задыхаясь, Николя дышал ртом, и на подбородке у него поблескивала ниточкой струйка слюны. Март хмыкнул и стер её большим пальцем. Мальчишка облизал припухшие губы. Сглотнул.

— И как тебе первый поцелуй? — повеселев, полюбопытствовал Март.

— У меня он не первый... — пролепетал все еще не пришедший в себя мальчика.

— Со мной первый. — Безапелляционно заявил Март и стащил его со стола. Поставил рядом с собой, притянул поближе, положил ладони на тонкую талию. Хитро улыбнулся.

— Так почему же ты так веришь, что я хороший, Николя?

— Просто верю и все, — пожал плечами тот и неожиданно совсем бесхитростно, можно сказать по-детски, поделился впечатлениями, — А с тобой интереснее целоваться...

— Чем с кем? — тут же уточнил Март.

— Чем с девчонками... — обронил Николя с какой-то просто умилительной задумчивостью на нежненькой мордашке.

— О! Ну, брат, еще бы! — фыркнул чернокрылый.

— Брат? — в глазах мальчишки мелькнуло беспокойство.

— Да. Брат, — обреченно выдохнул Март и, резко обняв его, до хруста прижимая к себе, скомандовал, — Полетели.

И Николя снова, как перед спасительным сном, увидел, как по маховым перьям его крыльев побежали искры. Март глубоко вздохнул. И отпустил его. Николя ошалело заозирался. Вроде бы ничего не изменилось, вот только, разве Март не резал что-то на разделочной доске? Резал, так почему же её теперь на столе нет?

— Мы... — все еще не веря, что это было так просто, выдавил из себя Николя.

— У тебя, в человеческой квартире. — Отозвался Март, — Где там твой брат? Ищи его и давай обратно.

— Ну, уж нет. Никуда больше не пойду! — с вызовом воскликнул мальчишка.

— Да, неужели? — протянул Март таким тоном, что Николя стразу же насторожился. Похоже, темнокрылому было известно нечто такое, что не позволило бы ему так легко переселиться обратно в Мир Людей.

— Что это значит? Объясни, — потребовал Николя.

— Лишь то, что с крылом за спиной, пусть и невидимым, ты среди человеков долго не протянешь, — отозвался тот и, словно так и надо, полез в холодильник.

Николя стоял рядом и переваривал услышанное.

— Почему не протяну?

— Это больно. Крыльям больно рядом с бескрылыми, — отстраненно пробормотал Март, отвернувший крышку на какой-то банке и сунувший туда нос. Скривился. Закрыл и вернул на место. Повернулся к нему, — У вас тут, вообще, хоть что-нибудь пожрать есть?

— Троглодит, — расплылся в улыбке Николя и расчесал все еще растрепанные волосы растопыренной пятерней. — Пойду Ваньку проверю.

— Э, — резко распрямившись, Март заступил ему дорогу.

— Март?

— Март это я в том мире, здесь же я просто Марат, — проговорил он, глядя на него серьезно и сосредоточенно.

Николя занервничал, но послушно поправился.

— Марат?

— Он отдыхает, не мешай ему, — обманчиво мягко произнес чернокрылый.

— А где твои крылья? — только сейчас заметив, что черные перья не видны у него за спиной, спросил Николя и попытался ненавязчиво обогнуть, но Март распознал его маневр, и придержал, обвив одной рукой за талию.

— Там же где и твои, — бросил Март раздраженно и произнес еще более настойчиво, — Не ходи к нему сейчас.

— Но он мой брат! — запротестовал Николя, упершись ладонью ему в грудь, — Я хочу его видеть!

— Он занят.

— Да о чем ты вообще? Он еще вчера...

— Это было вчера, — разозлившись, рыкнул Март и, не видя крыльев, Николя все равно ощутил, как на их кончиках снова родились искры.

Стена стала прозрачной, точнее, несколько стен. И Николя, резко обернувшись замер, видя, как его старший брат занимается любовью с какой-то размалеванной фифой, которая стонет под ним, кусает губы и корчится так, что в душе родилось отвращение, и Николя порадовался, что он сейчас, с этого ракурса, просто не может видеть Ванькино лицо. Наверное, зрелище было таким же нелицеприятным. Он отвернулся. Шагнул к Марату. Уткнулся лицом в плечо. Тихо вздохнул.

— Вчера он хотел умереть, даже на парапет вылез, — прошептал он, не видя, как стены вернулись на свое место.

— Позер, — фыркнул ему в макушку Марат, — Терпеть не могу таких имбицилов, которые только и умеют, страдать на публику и корчить из себя великих страдальцев.

— Он мой брат. Не говори так... — слабо запротестовал Николя.

— Тогда, может, домой?

— Нет! — резко рванулся из его рук Николя. Но Марат его удержал.

Заставил поднять голову, прижал к щеке ладонь, заглянул в глаза. Посмотрел серьезно, без язвительности, сарказма, ярости.

— Он даже не заметил, что тебя в квартире уже нет. И не заметит.

— Да, нет же! Просто он...

— Отрастив крылья, мы становимся невидимы для бескрылых, поэтому и живем отдельно от них. Просто исчезаем и все. И только если твои крылья окажутся связаны вновь, ты сможешь вернуться сюда человеком, а не призраком.

Николя от услышанного пошатнулся. Ему показалось, что весь его мир рухнул в одночасье. Но чернокрылый придержал его. Положил ладонь на затылок, зарылся пальцами в волосы, осторожно принялся массировать. Дышать стало легче. Николя поднял на него глаза. Огромные, печальные. В них догорало пепелище прошлого мира, но будущего еще не было и в помине. В такие моменты так хочется, чтобы рядом был хоть кто-нибудь. Пусть совсем еще незнакомый, но теплый, не злой. Тот, кто будет готов утешить.

— Мне... так больно, Март.

— Это пройдет, — пообещал чернокрылый. И снова расправил невидимые сейчас крылья. Окутал ими и себя и его в плотный кокон и перенес обратно в Мир Ангелов.

А в еще вчера общей с Николя спальне, его любимый брат Ванька трахал девчонку и не думал ни о чем, тем более о такой привычной вещи, как младший братишка. Куда он мог деться, его Николя? Он ведь мальчик-колокольчик, ни разу не динь-динь. У него даже девушки не было и это в пятнадцать-то лет! Вот Маха уйдет и можно будет пойти к нему снова на жизнь поплакаться. Так удобно иметь младшего братца, который всегда спасет и поможет, прикроет тыл.

— Расскажи мне о нем, — попросил Николя, оседлав табуретку и наблюдая за тем, как Март с обманчиво спокойным выражением лица готовит завтрак на них двоих. На самом же деле чернокрылый был полностью погружен в свои собственные мысли, находя в готовке своеобразное успокоительное, поэтому не сразу понял, о чем его попросил новоявленный светлый.

— О ком?

— О вашем мире.

— Может быть, уже о нашем?

— Нет. О твоем. — Николя помотал головой, упрямо отказываясь считать этот мир и своим тоже.

Март вздохнул, посмотрел на него исподлобья и долго молчал, заканчивая нарезать в салат зелен. Потом отложил нож, выставил на стол тарелки с сосисками и яичницей, опустился на стул напротив Николя и стянул с головы бандану. По плечам рассыпались глянцево-черные волосы. Глаза Николя изумленно распахнулись. Он уже привык видеть его в платке с черепушками, и как-то даже не задумывался, как он может выглядеть без него.

Марат глянул лукаво и насмешливо протянул.

— Нравлюсь?

— Да, так лучше, — открыто улыбнулся ему Николя, и Марат, хмыкнув в сторону, покачал головой.

— И на что мне только такая морока, — беззлобно протянул он.

— Какая? — растерялся Николя.

— С тобой.

— Я... — запнулся мальчишка, вскинув на парня глаза, — Если хочешь, могу...

— Что? — заинтересовался Март.

— Отпустить тебя.

— И как ты себе это представляешь? Думаешь, будет так просто одному разобраться что здесь к чему? — Посерьезнев, строго посмотрел на него Март.

— Не думаю, — тихо вздохнул мальчишка и неожиданно спросил, — Почему здесь Март, а там Марат, мне тоже нужно будет сменить имя?

— Не обязательно. Это был мой личный глюк. Мне казалось, что так будет проще разграничить ту жизнь, что была до того и после.

— Тогда я не буду ничего менять, — с облегчением выдохнул Николя и замялся.

Марат посмотрел на него, сделал большой глоток виноградного сока, найденного в холодильнике, и произнес примирительно.

— Ладно. Кончай заморачиваться и слушай. Мы не рождаемся ангелами, мы ими становимся. Может быть, где и есть другой мир, где живут истинные ангелы, о которых в Писании сказано, но мы это точно не они. Мы рождаемся людьми, но способны отрастить крылья, попав в ту или иную ситуацию в тот или иной момент. Став ангелом, мы переносимся сюда. Мир, полностью сотканный из наших желаний.

— Как это? — искренне удивился Николя.

— Ты видел пейзаж за окном?

— Он... такой разный, — с трудом подобрал определение Николя.

— Вот именно, что разный. Потому что каждый, хоть немного освоившийся с силой крыльев, начинает перекраивать свое жилище под себя.

— То есть все здесь, — мальчишка обвел взглядом кухню, — Может изменится так, как я хочу.

— Да. — Утвердительно кивнут Марат, — Ты ешь, чего сел лапки сложил? — притворно строго пожурил он, — И так весь прозрачный, кожа да кости.

Николя весь смутился, уткнулся в тарелку, вздохнул.

— Ты прямо, как заботливая тетушка, — пробурчал он, и Марата цепануло это сравнение, он ожидал несколько другого.

— А почему не мамочка? — без лишних эмоций уточнил он.

— Потому что моя мама... — начал Николя и неожиданно вскинул глаза, — Мама никогда бы так не сказала.

— Потому что ей наплевать что и как ты ешь и как выглядишь, так?

— Как выгляжу не наплевать, — слабо запротестовал Николя.

— Ну еще бы! — презрительно фыркнул Март, — То-то я смотрю джинсы на тебе такие, о которых я даже мечтать не решался, когда человеком был и рубашечка, небось, тоже от кутюр. Ведь как еще можно похвастаться перед окружающими своими сыночками, как не нарядив обоих как кукол, я прав?

— Я... — робко попытался запротестовать Николя, который про эгоизм матери и без того все прекрасно знал, просто не хотел лишний раз признаваться в нем самому себе.

— Ладно, — пресек все его попытки Март и бросил так же наставительно и по-взрослому, — Бери вилку и ешь, а я расскажу про все. Давай, давай, не затягивай. Или хочешь, чтобы я тебя с ложечки покормил? — насмешливо полюбопытствовал он.

— Не хочу, — проворчал Николя, раздосадованный его тоном, и послушно взялся за вилку.

Март хмыкнул и принялся объяснять дальше.

— Ангелы не стареют. Спорим, не угадаешь, сколько мне лет?

Николя чуть не подавился от такого откровения. Вытер губы тыльной стороной ладони, но прежде чем успел высказать все свои предположения на этот счет, Март так же насмешливо продолжил.

— Уверен, что дашь не больше восемнадцати. А мне ведь уже двадцать семь.

— Но...

— Выгляжу моложе? Конечно, ведь я же ангел, — отозвался он и кивнул на замершую над тарелкой вилку, — Ты есть не забывай.

— Угу, — пробурчал Николя и спрятал глаза в тарелке.

— Я попал сюда в двухтысячном. Год миллениума, что б его. И мне тогда, действительно было восемнадцать лет. Только школу закончил.

— Получается, ангелы не стареют? — перебил его Николя.

— Даже больше того. — Покачал головой Март, — За девять лет, я ни разу не видел, чтобы в этот мир пришел хоть кто-нибудь старше тридцати. Именно поэтому, как мне думается, этот мир так изменчив. Мы все слишком юные, в нас бурлят молодость, максимализм, амбиции, поэтому мы постоянно меняем все вокруг нас. Уходят одни ангелы, им на смену приходят другие, такие же юные, такие же непоседливые, которым хочется все попробовать, поэкспериментировать с вновь обретенной силой, поэтому мир этот никогда не стоит на месте, не смотря на то, что никто из нас не обременен проблемами элементарного выживания. Мир ангелов и сила крыльев уравнивает всех, разделяет только цвет оперения.

— Так, подожди, — остановил его Николя, с жадностью впитывающий каждое слово. — У меня два вопроса. Почему никто не обременен проблемами выживания, ведь надо же на какие-то деньги покупать одежду, еду?

— Потому что в своем доме ты сам себе хозяин. Захочешь, и в шкафах появится любая одежда, какую ты только сможешь вообразить, так же и с едой.

— Это и есть магия крыльев?

— Не знаю, — честно признался Марат, — Лично я больше склоняюсь, что магия мира. Активация крыльев обычно видна, а тут все происходит незаметно, словно бы само по себе.

— Активация, это когда искры пробегают?

— Ага. А что со вторым вопросом? — напомнил ему чернокрылый.

— Ах, да! — спохватился Николя, — Как ангел может уйти из этого мира? Я так понял, что речь не о смерти...

— Правильно понял, — фыркнул в ответ Марат, — Просто крылья — это такая штука, которая как появляется, так может и исчезнуть, связаться вновь.

— Связаться?

— Да. Здесь говорят, что крылья изначально есть у всех людей, просто они от рождения связаны. И вот когда они развязываются, человек исчезает и рождается ангел.

— А если к тому времени, когда крылья связываются снова, человек уже пережил всех своих родных и ему некуда возвращаться?

— Он рождается в мире людей младенцем. По крайней мере мне так рассказывали, сам я не видел.

— Понятно, — грустно вздохнул Николя и попытался отложить вилку, не съев и половины того, что Март наложил ему.

— Э, нет, братец, — пресек все попытки чернокрылый, — Пока все недоешь, гулять не пойдем. Так что давай, поэнергичнее, поэнергичнее.

— Гулять?

— Ну должен же я приобщать тебя к местным реалиям.

— Должен, — впервые за весь разговор улыбнулся ему Николя, — Только я так и не понял, как же здесь все живут так, чтобы друг другу не мешать, не обижают, не дерутся.

— Легко. Вся иерархия строится по цвету крыльев. Это ты,

надеюсь, уже понял. Но вся фишка в том, что номинально, сила-то у всех практически равная. То есть вздумай кто померится ей, не будет ни проигравшего, ни побежденного, потому что убить друг друга все равно не получится.

— А если скопом навалится и не убить, а... просто больно сделать?

— Скопом можно попробовать, но в таких случаях всегда, еще до того, как произойдет что-нибудь по-настоящему серьезное, вмешивается магия мира. Сила нападающих на какое-то время переходит к жертве, а это, как ты понимаешь, не желательно для них. Так что обычно любые конфликты решаются полюбовно, но в рамках системы оттенков крыльев.

— А что это за система?

— Ну, вкратце тебе еще Вадик твой объяснил.

— Да не мой он! — воскликнул Николя возмущенно, — Мы с ним вместе с пятого класса учились, а в прошлом году он вроде как с родителями переехал куда-то и в другую школу перевелся.

— Никуда он не переехал, просто ангелом стал и исчез.

— А что же его тогда не искали?

— А его и не будут искать, и тебя не будут. Когда мы исчезаем, люди не то чтобы забывают совсем, но просто перестают вспоминать о нас.

— Как это перестают? — заволновался Николя, снова забыв про еду, — И Ванька меня...

— Ага. Если не уже и думать о тебе забыл. — Кивком, подтвердил Март, — Ты доедай давай.

— Да ем я, ем... — тяжело вздохнув, Николя принялся ковырять вилкой в тарелке, но отправлять себе в рот какой-нибудь лакомый кусочек, похоже, уже не собирался. Март долго смотрел на это издевательство над едой, потом все же не выдержал и спросил.

— Почему ты его выбрал?

— А? — Николя поднял на него растерянный взгляд.

— Почему в качестве объекта любви, выбрал именно его. Ведь он просто эгоистичная сволочь, если...

— Прекрати! — вспылив, воскликнул Николя и на ноги вскочил. — Не смей так говорить о нем. Ты ничего не знаешь, ничего!

— Так расскажи мне, — потребовал Март. Тоже поднялся, собрал тарелки, перенес к раковине, в нее составил пустые, а недоеденную Николя яичницу соскреб в мусорное ведро.

— А куда потом все это денется? — Николя пришла в голову мысль и он отвлекся.

— Что? Мусор? Просто исчезнет. Да и посуда, если не помыть, сама собой станет чистой.

— Значит, можно вообще ничего не делать, просто жить?

— Те, кто ничего делать не хочет и готов лишь в доме своем сидеть, сюда, по-моему, не попадают, — пожал плечами Март и принялся мыть посуду.

— Ты поэтому её моешь?

— И поэтому тоже. Так что там с твоим братом?

— Ничего. Он мой брат и хватит об этом.

— Да? Как же ты в собственного брата влюбился, а? — насмешливо поинтересовался он.

— Не знаю, — буркнул Николя, подошел к нему с полотенцем в руках и принялся вытирать помытые, но влажные тарелки. — Может, это и не любовь была. Может, мне просто показалось.

— Тебе видней, — покосившись на него, отозвался Март, — Только мне все равно интересно, какие парни тебе нравятся?

— Да не нравятся они мне!

— Да? А со мной целовался, — неожиданно притянув его к себе одной рукой, выдохнул парень ему на ухо. — И, знаешь что? Я не отказался бы повторить.

— Нет! — резко оттолкнув его от себя, воскликнул мальчишка. Ожидал, что тот будет настаивать, даже кулаки сжал, чтобы оборонятся, но Март снова пожал плечами, закрыл воду и убрал тарелки в шкаф. Николя все ждал, что он что-нибудь скажет, но парень лишь подошел к столу, забрал свою бандану, повязал её и только после этого снова повернулся к нему.

— Так и пойдешь? — окинув его придирчивым взглядом, поинтересовался он.

— Куда?

— Гулять. Или ты уже не хочешь?

— Хочу! — с жаром воскликнул Николя и, неожиданно смутившись, осекся. — А как же поцелуи? — с трудом выдавил он из себя.

— Никак. — Безразлично отозвался Март, направляясь в прихожую, — Не хочешь, как хочешь. Мое дело предложить.

— И все? — следуя за ним, уточнил все еще напряженный Николя.

— И все, — вздохнул Март, обуваясь.

Откуда в прихожей появились его кроссовки Николя так и не понял, но благоразумно списал все та пресловутую магию мира, о которой только что узнал от чернокрылого ангела.

— А есть здесь кто-то, кто правит всеми, и черными и белыми? — спросил он, обувая летние, светлые ботинки.

— Дюжина без одного. Одиннадцать абсолютных нулей. Они за всем стоят.

— И что они делают? Правят?

— Нет, — горько усмехнулся Март, распахнув перед ним дверь, которая, как оказалось, вела не в подъезд их с братом дома, а прямо сразу на улицу, тротуар, выложенный желтой плиткой и дорогу из темного, только-только закатанного асфальта. Николя растерялся, а Март, не видя для себя ничего удивительного, продолжал, — В основном они заняты тем, чтобы не дать там, темным, забыть какие мы все сволочи и какие они все белые и пушистые, ведь только на этом и держится вся иерархия.

— И... ты в нее веришь? — спросил Николя и шагнул вслед за ним на тротуар.

— Уже нет. Но необращенные верят свято.

— Так почему же такие как ты, старшие, не объяснят им что к чему?

— Потому что к таким, как я, кто по прошествии лет все еще хочет что-то доказать, изменить хоть немного, представляют таких вот олухов, как твой Вадик, которых и слушать смешно, и обидеть жалко.

— Сколько мне еще говорить, что он не мой? — вяло отбрыкнулся Николя, изучая старинное здание сталинской застройки, из которого они только что вышли. Внешне оно один в один напоминало его дом в мире людей. Только здесь, похоже, в нем была одна единственная квартира. Николя вздохнул и решил, что после прогулки, непременно попробует превратить его в нечто менее громоздкое, а то неуютно даже как-то от этой странной магии жилищ. — Так что там с Вадиком? — повернулся он к Марту, ожидающему его неподалеку.

Мимо них прошли две очаровательные девушки. Одна с молочно-белыми крыльями, другая со светло, светло-серыми. Обе, увидев Марта, отшатнулись от него, как от прокаженного, а поравнявшись с Николя, засияли приветливыми улыбками. Но однокрылый светлый им даже не улыбнулся, напротив, нахмурился и посмотрел на чернокрылого. Разочарованные девушки поспешили по своим делам.

— Это всегда так? — спросил он у него.

— Всегда, — нарочито ровным голосом, произнес тот, повернулся и пошел по тротуару в противоположную от скрывшихся за поворотом девушек сторону.

— Это не правильно, — тихо прошептал Николя, поравнявшись с ним. Смотрел он при этом лишь себе под ноги, изучать красоты мира резко расхотелось.

— Это есть и тебе с этим жить. — Непримиримо бросил Март, разозлившись на те чувства, что всколыхнули в душе взгляды тех девчонок. Он думал, что уже давно привык не обращать внимание на подобное проявление расизма, но проведя с Николя почти целый день, неожиданно начал отвыкать. Но обнаружил это только сейчас, и разозлился на себя за собственную наивность. Он не верил, что по прошествии времени, тот свое отношение к нему не изменит. И его удручало собственное иррациональное стремление стать для этого странного мальчишки чем-то большим, чем просто временным наставником или другом.

— Не хочу и не буду! — Вскинулся Николя, и для Март эта, брошенная в запале, фраза, стала детонатором.

— Может и не хочешь, но будешь, — рыкнул он и ускорил шаг.

Возмущенный таким недоверием Николя кинулся за ним.

— Нет не буду! — вскричал он.

— И почему же это?

— Потому что я знаю, что ты хороший. С черными или белыми крыльями, не важно. Ты это только ты, и ты мне...

Март зарычал. Низко, гулко и резко развернулся к нему. Широко распахнувший глаза Николя не успел испугаться, ничего не успел, как уже оказался в какой-то подворотни зажатым между шершавой, каменной стеной высотного дома и телом Марта, обжигающе горячим через два слоя ткани. За спиной у парня распахнулись на всю длину черные крылья, Николя и не думал, что они могут быть такими огромными. Он попытался упереться ладонями ему в грудь и хоть немного отстранить от себя, чтобы можно было вздохнуть чуть посвободнее, но Март лишь сильнее вжал его в стену и зашипел в лицо.

— Что я тебе? Нравлюсь? И крылья мои тебя не смущают?

— Не смущают, — упрямо вздернув подбородок, бросил Николя.

— А так? — выдохнул ему в рот Март и яростно впился губами в губы, пуская в ход и зубы, и язык. Белокрылый забился в его руках, испугавшись не боли, а отчаяния, что горчило в поцелуе. Но Марат не был настроен его отпускать. А потом откуда-то сверху раздался гневный окрик.

— Немедленно отпусти его, черный изверг!

Марат как-то неестественно дернулся, и Николя, в ужасе распахнувший глаза, увидел, как с внешней стороны его крылья проткнули два странных крюка, напоминающие, выпустившие когти кошачьи лапы. Март прикрыл глаза ресницами и холодно усмехнулся. Николя же весь съежился в его руках, когда увидел, как черные перья окрасились кровью. Чернокрылого дернули назад, сам бы он не отступил от него, Николя был в этом уверен. И мальчишка, больше не поддерживаемый им, начал сползать на асфальт, но стиснув зубы, заставил себя выпрямится и твердо встать на ноги. Март в это время медленно обернулся на тех, кто так варварски их прервал. Двое парней не старше самого Николя, оба в одинаковых темно-синих укороченных пиджачках и зауженных брюках с идеально-выверенными стрелками, оба с серыми крыльями за спиной, оба смотрящие на него с сочувствием, а на Марта с ненавистью.

— Ты обвиняешься в нападении на белоснежного, плюс бесконечность, — припечатал один из них, — Молись, чтобы Дюжина без одного тебя пощадила.

Март усмехнулся и хотел было ответит им, что ему плевать на все снисхождения, но не успел.

— Пощадила? — вынырнув у него из под крыла, зашипел Николя, загородив его собой. — А не много ли вы на себя берете, серокрылые? — бросил он в таком тоне, что Марту только и оставалось, что изумленно пялится на узкую спину мальчишки.

— Простите? — переглянувшись, с товарищем, выдавил из себя один из серокрылых, тот, что до этого молчал, удерживая в руках обманчиво тонкие цепи, которые крепились к "кошкам", ранившим черные крылья Марта.

— Немедленно уберите это от него, — потребовал Николя ледяным голосом.

И тут, серокрылые, наконец осознали, что крыло у него лишь одно. Их лица разгладились, они поняли, как нужно действовать и нашли такой вот реакции светлого одно простое и логичное объяснение.

— Ты просто еще не знаешь, какой он монстр, — засюсюкал тот, что заговорил первым, — Оставь его. Мы отведем тебя... — начал он, но натолкнулся на все тот же стальной взгляд.

— Ошибаетесь. Очень даже знаю, что вы все тут форменные идиомы, раз доброту меряете цветом крыльев. Слышать не желаю ни о ком другом. Отпустите его.

— Нет ты не понимаешь, — взвился второй серокрылый, и резко дернул свои крюки на себя.

Марат пытался сдержаться, но болезненный выдох, сквозь сжатые зубы, вырвался сам собой, и он не успел ничего сообразить, как под впечатлением от всего происходящего в его Николя родилась сила. Нет, второго крыла не появилось, хотя логичнее было бы предположить именно это. Над головой мальчишки появилось сияние и медленно сомкнулся в белоснежное, полупрозрачное кольцо нимб, а глаза заполнил свет. Последнего Март видеть не мог, но осознал, заметив, как остекленели взгляды серокрылых. "Кошки" испарились белым дымом вместе с цепями. Руки серокрылых безвольно повисли вдоль тел. Март спохватился.

Шагнул к нему, прижался грудью к спине, обнял, положил подбородок на плечо и тихо выдохнул в шею, закрывая светящиеся нереальной синевой глаза ладонью.

— У тебя карие глаза, Николя, вспомни.

— Карие, — не стал спорить тот.

— Но сейчас они у тебя, насколько я могу судить, голубые и обжигают мне ладонь.

— Ой! Прости, — спохватился мальчишка и зажмурился, Март это понял по тому, как перестало жечь руку, которой он закрывал ему лицо.

— А еще у тебя нимб, — так же тихо и успокаивающе произнес он.

— Это... плохо, — голос Николя резко сел, оставалось только удивляться, куда делся весь тот лед, которым он так щедро одарил серокрылых.

— Нет. Но нимбы есть только у абсолютных нулей, больше не на ком я их не видел.

— Это те, кто входит...

— В Дюжину без одного, — едва слышно прошептал один из серокрылых.

— Нет! — воскликнул Николя, резко перевернулся и вжался в растерявшегося Марта всем телом. — Не хочу к ним! Не хочу!

— Но как же... — подал голос второй серокрылый, тоже пришедший в себя.

— Как вы видите, никак, — бросил Март, поднимая Николя на руки, — Или хотите еще раз с ним поспорить.

— Нет, но мы будем обязаны доложить, — пролепетал один из них.

— Докладывайте, — покровительственно разрешил Март и активировал магию крыльев, унося Николя обратно домой.

Прогулка не удалась, а знакомство с городом и его обитателями оказалось не столь радужным, как предплдагалось.

Март сгрузил притихшего Николя на кровать и опустился рядом, обратив внимание, как быстро начало темнеть за окном.

— Ты спать что ли собрался? — поинтересовался он у белокрылого, устроившись на боку и подперев голову ладонью.

— М? — не поднимая лица, вопросительно выдохнул тот.

— Солнце зачем выключаешь? — терпеливо перефразировал свой вопрос Март.

— Я выключаю? — опешил Николя и поднял на него глаза.

— Ну не я же. — Фыркнул чернокрылый. — Дом-то твой.

— Значит здесь и это можно, — тихо вздохнув, Николя придвинулся ближе и почти уткнулся лицом ему в грудь. Март отодвигаться не стал, но и притягивать к себе и обнимать не спешил.

— Можно, — подтвердил он, — Я же говорил, в рамках своего жилища, можно все.

— А он там еще? — неожиданно невпопад спросил Николя.

— Кто?

— Нимб этот дурацкий, — с детской обидой в голосе, выплюнул мальчишка.

— Ничего он не дурацки. — Повеселел Март, — На мой взгляд, он на тебе вполне так, ничего, смотрится.

— И как я теперь с ним? Можно подумать мне крыла этого было мало.

— Ну, мало, не мало, а жить-то тебе с ними как-то придется. — Примирительно произнес Март, осознавая, что скорей всего для него самого этот день станет первым и последним, проведенным с Николя. Если раньше еще можно было обматывать себя, говоря, что при регистрации еще неизвестно какая степень белоснежности ему достанется, то теперь сомневаться не приходилось. Малыш Николя был ни кем иным, как минус бесконечностью, и сразу же после регистрации должен был стать двенадцатым в теперь уже полной Дюжине. Поэтому Марту было сейчас очень и очень грустно. Сердце буквально разрывалось на части, и как он только ухитрился так быстро привязаться к этому белокрылому? Как? Март задавал себе вопросы и не находил ответов. А расстроенный появлением нимба Николя сопел под боком и размышлял о чем-то своем.

— Март?

Чернокрылый, погрузившись в невеселые размышления, вздрогнул от неожиданности, когда, позвав его, Николя преодолел то последнее расстояние, что все еще разделяло их, и уткнулся лицом ему в грудь, стиснув в пальцах ткань черной футболки у него на боку.

— Чего тебе? — буркнул он совсем не вежливо, понимая, что конец их отношений как никогда близок. — Хочешь, чтобы я ушел?

— Нет, — отрицательно покачал головой Николя, сдавленно выдохнул, обжигая грудь дыханием даже через ткань футболки, и умоляюще прошептал. — Помоги мне.

— В чем на этот раз? Опять домой хочешь? К любимому братику? — вопрос про брата он буквально выплюнул и вцепившись пальцами в плечо мальчики попытался его от себя отстранить, но Николя обхватил его рукой и не позволил себя отодвинуть.

— Нет, — выдохнул он все так же сдавленно и, словно убеждая и его и самого себя, повторил, — Нет.

— Тогда что? — немного взяв себя в руки, уже куда спокойнее уточнил Март, осознавший, что мальчишка не виноват, что все так получилось. Можно подумать, цвет крыльев можно выбирать. Март сам виноват, что так близко его к себе подпустил, что так проникся, привязался, да что там, пусть глупо, пусть опрометчиво, но влюбился. Уже влюбился. И что теперь делать с этой любовью, чернокрылый понятие не имел. Но она его пугала. Таких чувств он еще никогда не испытывал. Ни там, на земле, в Мире Людей. Ни здесь, на так называемом небе, в Мире Ангелов.

— Помоги мне избавится от него?

— От нимба? — изумился Март, он много чего мог предположить, но такое, даже в голове не укладывалось, поэтому переспросил. — Ты правда хочешь это сделать?

— Хочу! — выпалил Николя с жаром и наконец поднял лицо, заглядывая ему в глаза. За окном к тому времени уже окончательно стемнело, ведь Николя был убежден, что уже ночь. А свет они так и не зажгли, но, как оказалось, это не мешало им обоим прекрасно видеть друг друга и без света.

— Ради... — Март запнулся, в голове не укладывалось. — Ради меня?

— Нет, — разочаровал Николя, но продолжив, вновь окрылил, — Ради себя и тебя тоже. Ради нас. Не хочу тебя терять... — прошептал он, неотрывная взгляда карих глаз от потрясенных серо-зеленых.

— И что ты предлагаешь?

— Я не знаю, но разве нимб — это не символ невинности?

— Что-то я не уверен, что в Дюжине без одного все такие невинные, — фыркнул он, представив себе эту картину.

— Да? — взволнованно уточнил Николя, увидел утвердительный ответ в его глазах и окончательно расстроился. — А я думал...

— О чем?

— Что все от того, что я даже там, дома, еще ни раз, ни с кем...

— Постой, — опешил Март, — Ты что же, и с девушками ни разу?

Николя отрицательно помотал головой.

— Но твой брат... — не унимался Март.

— Мы разные. Ему всегда это нравилось. Он с девчонкой впервые переспал в тринадцать, а я... не нужно мне все это было, совсем...

— Не нужно? — изумился чернокрылый, — А как же мокрые сны и утренний стояк?

— У меня ни того, ни того не было. — Отозвался Николя после паузы, — Мне даже кажется...

— Да?

— Что я вообще все это чувствовать не умею. Вот про девушку в таких случаях "фригидная" говорят, вот и я, наверное, такой же.

— Глупости! — убежденно откликнулся Март, — Ты же с девчонками целовался.

— И что? Вон Ванька говорит, что у него от одного поцелуя все внутри екает, а у меня... в общем, не чувствую я ничего, пустота сплошная.

— Но со мной-то тебе понравилось целоваться! — запротестовал Март.

— Но тоже с тобой, — убежденно бросил Николя, — Ты совсем другое дело.

— И ты считаешь, что если переспишь со мной, сможешь избавится от него? — уточнил Март, поднял руку и обвел указательным пальцем контур едва уловимо светящегося кольца у него над головой.

— Считал, но ты же говоришь... — начал Николя печально, но чернокрылый перебил его.

— Просто переспать?

Николя замер, в глазах его мелькнула легкая паника, которую Март к своему разочарованию без труда распознал, вздохнул и примирительно улыбнулся.

— Не бойся, я уже понял, что это только я, дурак такой, который может за сутки втрескаться по самое не балуйся...

— Нет, чтобы любил. — Словно не слыша его, прошептал Николя, — Сильно, сильно, хотя бы один раз, — зажмурился и запрокидывая голову, выдохнул ему в лицо, — Можно?

— Что можно? — просто не зная, как на такое реагировать, пробормотал Март.

— Можно... — Николя вздохнул и, сгорая от смущения, ответил, — Поцеловать тебя, можно?

— Раньше ты как-то не спрашивал, — криво усмехнулся ему Март и накрыл его губы своими.

От неожиданности Николя коротко вскрикнул ему в рот, и тут же с силой потянул на себя, перекатившись на спину. Март оторвался от него и заглянул в раскрасневшееся лицо мальчишки.

— И после этого ты будишь утверждать, что ты импотент? — весело вопросил он.

— Я этого не говорил, — запротестовал Николя зажмуривая один глаз, когда почувствовал, как ладонь Марта пробралась по рубашку.

— Не зажимайся так, — посоветовал, отвлекшийся чернокрылый, полностью сосредоточив внимание на реакции мальчишки на свои действия. — Я ведь ничего такого не делаю.

— А что делаешь? — сипло выдавил из себя Николя, перехватывая его запястье.

— Ничего, уверяю тебя, — промурлыкал Март и распахнул над ними свои черные крылья, укрывая словно балдахином.

— Тогда почему мне так жарка? — неожиданно выгнувшись в его руках, выдохнул в потолок Николя.

— Потому что ты такой отзывчивый, — в тихом восторге пробормотал Март и снова поцеловал его.

— Мы предполагали, — откуда не возьмись раздался громовой голос, — Что ты, плюс бесконечность, по имени Март, способен на подлость, но не думали, что на такую.

Март зарычал и резко скатившись с испуганного Николя, обернулся и запрокинул голову вверх. Комната исчезла, осталась только кровать, а над ними, по кругу, на широком карнизе, плоским кольцом парящем в звездном небе, стояли белокрылые. Одиннадцать, Дюжина без одного.

Март ощерился, словно волк, готовый драться за добычу, но один из ангелов, высокий, белокрылый, старший. Лет двадцати пяти на вид, расправил крылья и, ласково улыбнувшись Николя, активировал магию. Из горла Марта вырвался рваный выдох. И это отрезвило мальчишку, все еще находящегося в легком ступоре.

— Не смейте! — выкрикнул он и в миг оказался возле чернокрылого, обнял, попытался закрыть от них хотя бы одним, еще не до конца развившимся крылом.

Заколдовавший Марата на молчание выгнул белокурую бровь.

— Ты еще слишком юн и неопытен, чтобы разбираться в таких, как он. — Проговорил он обманчиво печально, — Мы пришли забрать тебя к таким же, как ты сам. Сильным, светлым, добрым. А он душегуб и насильник, готовый ради удовлетворения своей похоти, солгать, обмануть предать...

— Нет! — вскричал Николя и вскинул голову, впиваясь взглядом в темные глаза белокрылого, — Слышите? Он не такой. Вы врете! Вы все врете!

— Мы светлокрылые, — заговорил другой белокрылый ангел, на этот раз девушка, в свободном, белом платье, схваченном под грудью тонким, золотым пояском. — Мы никогда не врем. Врут только те, в чьих крыльях нет чистоты.

— Тогда почему колокола звенят? Почему я слышу вашу ложь? — глядя на них все так же твердо и решительно, выпалил Николя и все одиннадцать ангелов замерли, резко поменявшись в лице, но сам мальчишка смотрел в глаза тому, кто заговорил с ним первым. Тот скривился, словно от ноющей боли, сдвинул брови и, взяв себя в руки, бросил.

— Вот значит как? Слышишь. Уверен?

— Да! — выдохнул Николя и неожиданно осекся. Март, лишенный возможности говорить, которого он все еще обнимал, обеспокоенно всмотрелся в его лицо. Но мальчишка, словно застыл, превратившись в оледенелую статую. И тогда он перевел глаза на белокрылых. Старший из них улыбался. Холодно, зло. Во взгляде его пронзительных, темных глаз, танцевали золотые искры.

— Ты все забудешь, маленький ангел. Все-все, абсолютный ноль. Иди сюда, мы примем тебя к себе, а о нем, ты не вспомнишь больше, обещаю.

И Николя, повинуясь, поднялся. Прошел по кровати до самого края, сделал шаг в пустоту. Его тут же подхватили под руки два светлокрылых ангела, похожих как две капли воды, и подняли на парапет. Марат смотрел ему в спину, и сердце его замирало, умирая от этого зрелища, от той пустоты, что вонзалась в него призрачными иглами, выпивая жизнь, впитывая память. Он знал, что не сумеет его удержать, знал, что не сможет быть вместе с ним, знал, что Никола отвергнет его, знал. Но сколько же боли в сердце, сколько не выплаканных слез в душе, и мальчишка, смотрящий на него с парапета, чужими, остекленевшими глазами. Чужими, не его. А потом губы Николя зашевелились одновременно с насмешливой речью, которой старший из белокрылых решил добить Марта, с ненавистью взирая на него.

— Думал, что сможешь что-то изменить, завладев этим сокровищем? Ну, надо же, а ты везучий, Март... Давно в этот мир не приходил такой, как он. Абсолютный ноль, способный слышать истину в словах. А ты...

"Помоги мне", — очерчивали губы Николя, — "Помоги...".

И Март перестал слушать уничижительную речь, перестал слышать хоть что-то. Крылья распахнулись сами, голос родился из глубины гортани, прорывая блокаду чуждой магии, в глазах заплясали серебряные искры, точно такие же, что рождались на маховых перьях его крыльев, когда он активировал их.

— Отпусти его, — бросил он, и от его голоса кровь застыла в жилах у осекшегося белокрылого, но тот быстро нашелся.

— Считаешь, что сможешь одолеть нас всех.

— Считаю, что мир примет мою сторону, если вы вздумаете напасть на меня. Ведь я слабее. Я один, а вас много.

— Мир не благоволит чернокрылым, — бросила девушка, стоящая по правую руку от старшего.

— Мир благоволит всем, только вы не даете возможности нам, черным, увидеть это. Но Николя показал мне, что это так. Мы не хуже и не лучше вас, мы такие же.

— Нет! — хором воскликнули все одиннадцать, но в этот момент, словно наперекор их упрямству, над головой Марта, срывая бандану и вынуждая волосы виться, словно от потока восходящего ветра, засиял яркий, белый свет. И родилось еще одно кольцо нимба, такое же белоснежное, как у Николя, такое же, как и у всех остальных белокрылых.

Марат протянул руку к мальчишке и улыбнулся.

— Иди ко мне, ангел мой...

И Николя, моргнув, не раздумываясь бросился вниз и был подхвачен сильными руками чернокрылого ангела, с сияющим нимбом над головой.

— Это невозможно... — потерянно прошептал старший из белокрылых, — У черного не может быть нимб...

— Ты лжешь, — ответил ему Николя, обернувшийся к нему через плечо, — Сейчас лжешь, даже не зная об этом. — И повернувшись к Марату, попросил. — Пожалуйста, давай без революций, я так хочу домой.

— Да, — отозвался тот, глядя только ему в глаза, не замечая ничего кроме. И на черных крыльях вспыхнули искры. И осыпались пеплом, когда оба ангела исчезли, оставив после себя лишь призрачный ореол, который тоже быстро рассеялся.

Эпилог

— Март! — воскликнул Николя и весь сжался.

— Тсс, — зашипел тот ему на ухо и прихватил губами мочку, отстранился. Заглянул глаза. — Тише, расслабься. Чего ты испугался?

— Это странно... — пробормотал тот, — Так странно...

— Потерпи, — непримиримо бросил Март и снова поцеловал его. Глубоко и очень медленно, не позволяя ни себе, ни ему сорваться на бездумную страсть.

Николя что-то пискнул ему в рот, и затих, лишь дышать тяжело и часто не перестал.

— Ну же, мой хороший,— принялся уговаривать его Март, — Расслабься хоть немного, иначе у нас ничего не получится. Пожалуйста, Ник, я даже палец до конца ввести не могу... — обронил он беспомощно и уткнулся лицом ему в плечо, как убедить Николя не бояться он не знал и чувствовал себя удручающе беспомощно.

— А что потом? — неожиданно спросил мальчишка, и чернокрылый поднял лицо, чтобы посмотреть на него.

— В смысле? — не скрывая беспокойства, уточнил он, — брошу ли я тебя после всего?

— Нет, — помотал головой по подушке Николя, улыбнулся робко и тепло, — Я знаю, что не бросишь. Но что мы будем делать дальше? Разве у нас получится жить просто так, лишь для себя?

— И что ты предлагаешь? — нахмурившись, спросил Март и устав терпеть эту сладкую муку без нежностей резко протолкнул в него палец до конца. Мальчишка стиснул зубы, зажмурился, стиснул его предплечья и медленно выдохнул.

— Ты как? — обеспокоенно спросил Март.

— Так... лучше...

— Как? — осторожно двигая рукой, уточнил немного успокоившийся парень.

— Быстро... перетерпеть короткую боль проще... — пояснил Николя, сбиваясь с дыхания.

— Хорошо. А так? — Март добавил второй палец и точно так же протолкнул в него уже два, но не так резко, но и не медленно.

Николя согнул ноги в коленях и изогнулся, испытывая странный, непривычный дискомфорт.

— Ну что там? — нетерпеливо уточнил Март, целуя его в грудь. Но вместо ответа Николя неожиданно вскинул руки, задел нимб, зашипел сквозь зубы, зарылся пальцами в его волосы и силой надавил, без слов намекая, что хочет, чтобы он сполз ниже. — Уверен? — улыбнувшись, промурлыкал Марат, без труда разгадав его маневр. — Ты ведь сначала не хотел...

Николя кивнул, но не ответил. Надавил сильнее, но Март не поддался.

— Посмотри на меня и скажи прямо, — потребовал чернокрылый. Пальцы Николя у него в волосах разжались и руки упали вдоль тела, глаз он так и не открыл, но Март продолжал ждать, настойчиво двигая рукой между его широко разведенных в стороны ног. — Посмотри, — с нажимом повторил он, и Николя поддался.

Вздохнул, открыл глаза, посмотрел и, прижав ладонь к щеке попросил.

— Может быть, так будет легче...

— Будет. Думаешь, я зря предлагал.

— Тогда...

— Уже иду, — хмыкнул Март и сполз ниже. Вынул из него пальцы, подхватил под бедра, сложил пополам. Лизнул под коленкой Николя задрожал всем телом, впился пальцами в простынь, а, когда Март сомкнул на нем губы, и вовсе застонал. Пальцы снова проникли в горячее, юное тело, задвигались в нем, растягивая и ослабляя сопротивление мышц. Мальчишка выгнулся, запрокинул руки за голову, схватился за изголовье и выкрикнул в потолок умоляюще.

— Мне хорошо, Март... хорошо... возьми!

И черный опустился на него, впился ладонями в бедра, а губами в шею, и толкнулся вперед, рывком входя до конца. Мальчишка зашелся в надсадном стоне, болезненном, длинном, но утонуть в собственной боли не смог, поддался общему движению, растворяясь в тихих стонах, звучащих над ухом, цепляясь за мокрую спину и влажные перышки у основания крыльев, несколько так и остались у него в руке. Он смешал их с волосами, черными, густыми, в которые зарылся пальцами, заставляя Марата, не прекращая движения, поднять голову и поцеловать себя. И мир тенями на потолке танцевал для них танец страсти, сплетаясь с верой и абрисами одинаково черных крыльев в любовь, что сможет преодолеть все.

— Скажешь что-нибудь? — подал голос Март, как и Николя, не шевелясь глядящий в потолок.

— Обними меня, — голос мальчишки прозвучал сипло, сорвано.

Март перекатился на бок и положил руку поперек его груди. Николя повернул к нему голову. Поделился впечатлениями.

— Тебя во мне так много...

— Это неприятно?

— Нет, — мальчишка слабо улыбнулся, — Это хорошо. С тобой хорошо.

— Я рад, — Март сам не заметил, как расплылся в улыбке и прижался к нему теснее. Помолчал, а потом все же решился спросить, — Ничего не болит?

— Вроде нет, — неуверенно отозвался Николя, смутился, зажмурился и разоткровенничался. — Только мокро немного.

— Сейчас вытрем, — спохватился не менее смущенный Март, но Николя его от себя не отпустил. Перевернулся на бок, прижался к груди и даже ногу между его ног пропихнул. Март не возражал.

— Я не хочу революций, — через какое-то время прошептал Николя. — Пусть каждый из них сам учится искать свой путь. Наш ведь не для каждого подойдет, — и поднял голову, заглядывая ему в глаза, — Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Март.

— Вот только...

— Не беспокойся. Они нас не тронут. Не смогут просто пойти против мира.

— Уверен?

— Да. Так что бояться нечего.

— Есть чего.

— Например?

— Ты здесь уже давно, а у меня второго крыла так и не появилось, вдруг твои или мои крылья свяжутся вновь...

— Не думай о плохом, ладно?

— Но если...

— Я буду всю жизнь искать тебя, только тебя.

— Обещаешь?

— Да.

— И я.