Гарри Поттер и Сила Крови

Не они волновали даму, дама искала кое-кого другого. Вот, наконец, нужная спальня. Дама замерла у двери — и голос, читавший внутри книгу, вслух и с выражением, испуганно притих. Дама собралась с духом, коротко выдохнула и вошла.

На царящую внутри идиллическую картину её появление произвело эффект разорвавшейся бомбы — мальчишки, рассевшиеся вокруг женщины средних лет с книгой в руках, вскочили на ноги, а сама женщина резко побледнела и уронила книгу.

— Марта, нет! — хрипло выдохнула она.

— Красная Папка... — шёпот множества голосов пролетел по спальне, отчаянно ударился в окна и затих, не в силах вырваться на волю. И папка в руках дамы — не совсем красная, скорее цвета запёкшейся крови — хищно приоткрылась.

— Да, Луиза. Боюсь, у меня нет выбора. Ни у кого из нас его нет, — Марта цокнула каблучками ещё несколько раз, подходя к упавшей книге и переворачивая её носочком изящной туфельки. — Что ты им читаешь?

— Неважно, — Луиза вздрогнула и быстро подобрала книгу. — Это один древнегреческий философ, ты его не знаешь.

— Платон, "Пещера", — вновь пролетел по комнате тайный шепоток.

— Лучше скажи, кого ты снова решила продать? — пошла в атаку Луиза. — Кто на этот раз?

Марта попыталась усмехнуться, но лицо исказила лишь злая гримаса. Она огляделась вокруг, вглядываясь в лица, но нужного не обнаружила — и гримаса обратилась в оскал.

— Его здесь нет. Где он? Где Эрик?

— Эрик, ей нужен Эрик, Эрик... — шёпот разлетелся по комнате мириадами бусинок из порванного ожерелья, и стекла звякнули в отчаянии.

Луиза вскочила.

— Нет, ты этого не сделаешь! Только не он, нет!

— Почему же? — Марта вздела бровь в притворном изумлении. — Чем он лучше других?

— Ты знаешь, чем! Он особенный! Вспомни, сколько раз он выручал нас, он помогал нам, он вытаскивал безнадёжных, он был, был... он как солнце, согревающее всех. А ты согласна продать его? Отказаться от солнца, от света отказаться? Влачить жизнь во тьме, в пещере, в аду, отказавшись от радости и света, от жизни и счастья — от всего того, что и составляет жизнь...

— Поменьше пафоса, — потребовала Марта. — У меня нет выбора. Понимаешь — нет его!

— Надо бороться! У меня есть знакомый депутат, я пойду, я попрошу, я добьюсь...

— Луиза, перестань пожалуйста, — тихо попросила Марта, и впервые в её облике прорезались человеческие чувства — усталость и отчаяние. — Раз уж я говорю, что ничего нельзя сделать — значит, так оно и есть. Если бы ты знала, с каких высот пришёл запрос... Депутат, ха! Да перед этими людьми даже наш премьер-министр — и тот скачет на задних лапках, как кролик Сюсюкалка!

— Какой ещё кролик?...

— Неважно! Мы для них никто — насекомые, бактерии, плесень под ногами — раздавят и не заметят, после чего всё равно возьмут, всё что им захочется! — Красная Папка в руках Марты алчно щёлкнула застёжками, как будто предвкушая добычу. — Где он?!

Воцарилось молчание. По насупленным взорам ребят и горящему взгляду коллеги Марта поняла — ей не ответят. Не смогут ответить.

Это предательство, — подумала она. — То, что я делаю — предательство. Да, я предаю ребёнка, я жертвую им, чтобы спасти других детей, чтобы их всех, сидящих сейчас вокруг, и читающих Платона (с ума сойти!) — не вышвырнули на улицу, отобрав у приюта лакомую лондонскую недвижимость. И тогда эти веселые, любознательные ребятишки, и не очень веселые, и даже те, пришедшие недавно, отнятые у Улицы, у этого чудовища, Молоха, пожирающего своих жертв — вернутся обратно к своему мучителю, и больше никогда не поднимутся. Умрут в канавах, зарезанные, одурманенные, ограбленные и запытанные. Я предаю ради них, я старательно леплю добро из зла — но я не вправе забывать, что лежит в основе. Никогда не вправе. Они помнят, а я забыла.

— Не хотите, — вздохнула Марта. — Ну и хорошо. Я не буду настаивать. Я продаю его, я его предаю — мне и ответ держать. Это моя ноша, мой крест, моя боль. Я опять загребу грязь обеими руками ради вас. А вы оставайтесь чистенькими!

Марта встала и зашагала к двери.

— Детская площадка... — шепот мириадов незримых голосов ударил ей в спину, заставив покачнуться. — Качели, девочка упала, он помчался... Спасёт.

— Спасибо. — Марта остановилась, не оборачиваясь. — Я не забуду.

И её побледневшая рука смяла толстый картон Красной Папки, как газетный листок.

* * *

— Долго ещё? — капризно поинтересовалась девочка лет четырёх.

— Потерпи, милая, — Эрик склонился над ней в три погибели, прижимая обе руки к её лодыжке, и не двигался — но вся его поза выдавала колоссальное напряжение, а лицо оросили крупные капли пота. — Ты же хочешь быть красивой в будущем? Вот я и...

— Но я устала! Отпусти меня, немедленно!

— Эрик, вот ты где! — Марта подбежала к ним. — Что ты делаешь?

— Уже ничего. — Эрик отпустил девочку, и она подскочила на ноги, и поскакала вдаль, не забыв на пятом прыжке обернуться и показать язык.

Эрик попытался распрямиться, но не смог, и с коротким стоном рухнул наземь.

— Что тут случилось? — поинтересовалась Марта. — Девочка... она... ты... что?

Марта стиснула зубы. На кончике языка вертелся сакраментальный вопрос "ты в порядке?", но она положила в своё время массу усилий, чтобы не допустить употребления подобных американских жаргонизмов учениками.

— Всё хоро... — Эрик закашлялся, судорожно прижав ладонь ко рту. Сквозь пальцы капала кровь.

— Что ты творишь?! — с негодованием воскликнула Марта. — Ты же убиваешь себя!

— Плевать. — коротко отрезал Эрик и в доказательство выплюнул сгусток крови. — Так было надо. Перелом непростой, а страховки у неё очевидно же нет. И чтобы она не хромала до конца жизни...

— И ты решил отдать свою жизнь ради этого? — возмутилась Марта.

Эрик поднялся с земли и выпрямился. Серьёзно взглянул в глаза учительнице.

— Ничего не отдано, пока не отдано всё. — отчеканил он. — Уж вам-то это должно быть хорошо известно. Как ваша нога?

Марту шатнуло. Ужасные воспоминания, которые она так долго пыталась изгнать из памяти, вновь сгустились перед внутренним взором, и она снова ощутила себя лежащей на льду, в каше из воды и подтаявшего снега. Холодная вода пропитывала юбку и блузку, но не могла погасить разгорающийся в теле адский жар, говорящий о серьёзном повреждении конечности, раздроблении, а может и...

Марта не хотела плакать, но слёзы катились из глаз помимо её воли, слёзы о бесцельно загубленной жизни, теперь эта истина вставала пред глазами со всей очевидностью. С уст срывались тихие проклятия, Мата проклинала всех — от дворника Махмуда, который приехал откуда-то из Средней Азии и отвратительно убирал улицы, и правительство, которое везёт в страну эшелонами подобных работяг с руками из неположенного места, и саму себя, за то что так неловко поскользнулась, а ещё за желание сэкономить, взяв самую дешёвую страховку, которая явно не покроет сложную операцию на ноге, не покроет!

Марта в сердцах ударила кулаком по воде — вокруг полетели ледяные брызги. Дура! Хотела сэкономить, чтобы быстрее скопить денег на квартиру — чтобы маяться по съёмным углам не до самой пенсии, а хотя бы лет до 60-ти. И вот, доэкономилась.

Марта глухо застонала.

Денег на операцию взять негде, страховка поможет разве что вылечить насморк, с работы её попрут за прогулы, бойфренд сбежит со всеми сбережениями — всё, жизнь кончена, теперь остаётся лишь жизнь под мостом и драка за объедки с такими же бедолагами, которых судьба выбросила на обочину жизни!

— Не судьба, — произнёс чей-то голос рядом. — Не судьба виновата.

Марта попыталась извернуться (в ноге стрельнула невыносимая боль, от которой она чуть не потеряла сознание), но сумела увидеть сказавшего. Тот, кого она вскоре узнала как Эрика, сидел на корточках, и тянул руку к её пострадавшей ноге.

— Не вертитесь, — сказал он и улыбнулся. — Сейчас станет легче. Времени прошло всего ничего, я успею.

Приятно-прохладная рука коснулась ноги — и жар исчез, будто залитый ведром ледяной воды, а боль... боль тоже начала уходить, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее.

— Нет судьбы, — говорил Эрик, сосредоточено водя ладонью по пострадавшей конечности. — No fate. Есть лишь мы, люди. И тот мир, который мы создаём. И если этот мир безжалостен к оступившимся — то в этом никто не виноват. Никто, кроме нас!

Эрика выгнуло дугой, он коротко вскрикнул, а в ноге послышался щелчок, отозвавшийся звоном в ушах — и боль исчезла.

— Да ты философ, — Марта осторожно попыталась пошевелить ногой. Нога шевелилась как ни в чём не бывало. Марта попыталась подняться, опираясь на руки.

— Позвольте помочь, — парень подставил плечо и помог ей усесться на переднее сидение её автомобильчика, из которого она пару минут назад выскользнула и столь неосторожно поскользнулась.

Марта выхватила из бардачка пачку сигарет и зажигалку, и судорожно затянулась горьким дымом. Руки дрожали, её начал бить запоздалый озноб от осознания того ужаса, которого она едва избежала. Она осторожно, словно не веря возможностям своего тела, согнула ногу в колене и разогнула её. Всё было в порядке.

— Пару дней я бы не советовал опираться на ногу, — сказал Эрик, наблюдая за ней. — Сейчас я вызову медицинскую помощь.

— Н-нет! — воскликнула Марта и закашлялась от неудачного вдоха. — Не уходи. Мне страшно одной. Посиди со мною, пожалуйста!

— Ладно. — Эрик аккуратно обошёл машину и взгромоздился на соседнее сидение. — Включите печку, вы вся промокли и дрожите.

Марта щёлкнула тумблером на передней панели, а потом, спохватившись, повернула ключ зажигания. Мотор негромко заурчал — и холод, охвативший всё тело, начал отступать.

— Ты кто такой? И как ты сделал... то, что сделал?

— Я воспитанник вашего детдома, — Эрик улыбнулся. — И я умею... кое-что.

— Но почему я тебя раньше не...

— Раньше вам было безразлично. Вы не смотрели на людей, вы не думали о тех, кто вокруг — вам на всех было наплевать, кроме самой себя.

— А теперь? — с тревогой спросила Марта.

— От вас зависит, — вздохнул Эрик. — Вам дан шанс, и никто не знает, как вы им воспользуетесь. Никто, кроме вас.

* * *

Марта встряхнула головой, отгоняя непрошенные воспоминания. По щекам текли слёзы, а сердце щемило от боли.

— Эрик, я... — неловко начала она. — Ты дал мне шанс, а я...

— А вы решили от меня избавиться. — Эрик указал на Красную Папку в её руке.

— Пойми...

— Да я всё прекрасно понимаю, — скривился он. — Жизнь жестока, люди подлы и бесчестны — а недвижимость дорога. И никто бы не позволил детдому существовать в таких условиях, с горячей водой и отоплением, в неплохом доме — если бы за это не приходилось расплачиваться. А расплатиться нечем, кроме нас самих... Вот и пришел мой черед, да?

— Нет! — воскликнула Марта, нервно комкая Папку. — Нет очерёдности, иногда они выбирают, но.... Но в этот раз всё иначе. Нам пришел заказ именно на тебя, понимаешь? Пришёл с таких высот, что ты себе даже представить не можешь!

— Вот как? — Эрик поднял бровь. — Отлично. Тем лучше.

— Я не могла отказаться! Они, эти люди (впрочем, люди ли?) — для них нет невозможного, они не признают отказов, они раздавят меня, размажут как букашку, если я попробую воспротивиться, а потом всё равно придут и возьмут всё что захотят!

— Пусть попробуют. — Эрик хрустнул пальцами. — Их ждет пара сюрпризов.

— Непременно попробуют. — на плечо мальчика опустилась тяжёлая рука. — И сюрприз ждёт тебя. Но приятным он вряд ли будет.

Эрик обернулся, Марта шагнула вперёд — и отшатнулась под тяжёлым взором здоровенного мужика в чёрном костюме и солнцезащитных очках.

— Что вы себе?... — Марта осеклась перед неприятным взглядом из-под чёрных очков.

— Хозяева заждались. Пошли. — рука, ухватившая парня за плечо, взбугрилась мышцами, и казалось — нет сил, чтобы вырваться из её хватки.

— Нет. — Эрик даже не обернулся. — Я пойду с вами, но попозже. Мне надо собрать вещи...

— Вещи? — хохотнул здоровяк. — Будь уверен, малыш — вещи тебе уже не понадобятся.

— Даже не скрываетесь? Молодцы. — хмыкнул Эрик. — Что ж это за хозяева такие? Неужели лорды?

— Бери выше, — вскинулся здоровяк. — Племянник самого премь...

— Тем не менее придётся подождать. — холодно сказал Эрик, и поднял руку к захваченному плечу, но остановил её в паре дюймов от лапы мужика.

— И как ты заставишь меня ждать? — притворно удивился здоровяк. — Что мне помешает увести тебя прямо сейчас?

— Простое соображение, — Эрик коснулся руки здоровяка, и тот отдернул её с криком боли. — Заставляя меня, вы можете подпортить.... товар. Вы ведь называете таких как я товаром? А что с тобой сделают за порчу товара — сам знаешь? Или подсказать?

— Ну что ж, — гаденько улыбнулся здоровяк. — Я подожду. Жди и ты, того что тебя ожидает. А ожидает тебя вот что, — он наклонился к уху Эрика и прошептал: — Первые пару дней такие как ты кричат. Да так, что даже сквозь мощнейшую изоляцию всё слышно. А потом лишь хрипят — тише, но всё равно бьёт по ушам. И только потом замолкают, а под конец я увожу и выбрасываю в сточную канаву... то, что осталось. Но обычно остаётся немногое. Приятных сборов! — громко закончил он. — Жду вас тут через 20 минут!

— Но это мало! — возмутилась Марта. — Мне ещё надо оформить документы, собрать подписи, завизировать...

— Да кто ж вам мешает? — удивился здоровяк. — Оформляйте и визируйте, у вас целых 20 минут для этого. Но если через 20 минут вас не будет — я войду внутрь. И если кроме товара я прихвачу ещё парочку малышей, сворочу пару челюстей или проломлю несколько черепов — вам некого будет винить в этом, кроме самой себя.

— Мы будем здесь, — кивнул Эрик, и, схватив Марту за руку, потащил ко входу в здание приюта.

Марта держалась, шагая как сомнамбула, буквально кожей чувствуя взгляд здоровяка, направленный ей в спину. Но как только за ними захлопнулась дверь приюта, выдержка ей изменила — Марта бросилась перед Эриком на колени, обняла меня и разрыдалась.

— Прости... Прости меня! — простонала она. — Я предала тебя, но я не могу! Я не отдам тебя им!

— Они возьмут. — напомнил Эрик. — Они придут и возьмут. Нет выбора.

— Пусть возьмут не тебя! Только не тебя, нет!

Эрик отстранился, и его взгляд похолодел.

— А кого? — негромко спросил он. — Кем вы готовы пожертвовать? Кого готовы отдать им в жертву, чтобы спасти меня? Чью жизнь продать, отдать на муки и смерть, чтобы выкупить мою? Заплатить за себя чьей-то жизнью — слишком высокая цена. Я не пойду на это!