Волчица и пряность. Том 1

— А названия ещё каких-то мест ты можешь вспомнить?

— Мм... Это было сотни лет назад... ладно, а, Ньоххира, так, кажется, была такая деревня. Странная деревня, где из земли бьёт горячая вода. Я часто бегала туда отмокнуть в той воде.

Ньоххира и сегодня оставалась деревней с горячими источниками, куда наведывались монархи и аристократы из разных стран. Однако сколько людей слышали о Ньоххире здесь, в Пасроэ?

Пока Лоуренс думал, Хоро рассказывала об источниках мягким, бархатистым голосом, словно пропитавшимся горячей водой, а потом вдруг чихнула. Это, наконец, заставило Лоуренса вспомнить, что Хоро не одета.

— У-у, человеческую форму я не ненавижу, но она холодная. Слишком мало шерсти, — с улыбкой призналась Хоро и полезла в куньи шкурки.

При виде этого Лоуренс не мог не улыбнуться, но кое-что его немного беспокоило, потому он обратился к Хоро, успевшую зарыться в шкурки:

— Ты говорила о форме. Что ты имела в виду?

Хоро высунула голову из шкурок, чтобы ответить Лоуренсу:

— Именно то, что значат слова. Впервые за долгое время я приняла форму человека. Она миленькая.

Её слова сопровождались новой улыбкой, Лоуренс в глубине души был согласен с ней, но постарался не подать виду. Почему-то эта девушка волновала его.

— Если не считать некоторых частей, ты в остальном человек. Или, может, не так. Рассказывают о лошадях, которые превращаются в людей, может, здесь то же самое, и собака стала человеком.

Здесь Лоуренс немного подначил Хоро, и она немедленно поднялась, повернулась к нему спиной и с гордым видом ответила ему через плечо:

— Эти уши и хвост — принадлежность благородной волчицы. Мои товарищи, лесные звери, жители этой деревни — за всеми я присматривала. Этот белый кончик моего хвоста — то, чем я горжусь. Каждый, кто его видит, хвалит его. И своими острыми ушами я горжусь. Эти уши не пропустили ни одной беды и ни одной лжи и этим спасли многих моих товарищей от многих бедствий. Если говорят о мудрой волчице из Йойцу, так это не кто иной как я.

Горделиво хмыкнув напоследок, Хоро, похоже, снова вспомнила о холоде и, съёжившись, полезла обратно в шкурки.

А Лоуренс был в очередной раз ошеломлён. При всём том, насколько прекрасной была нагота Хоро, хвост, начинавшийся от её поясницы, явно двигался, он был настоящим, живым.

Не только уши с клыками, но и хвост. И этот недавний вой. Безошибочно узнаваемый настоящий волчий вой, хорошо знакомый Лоуренсу. А раз так, не могла ли эта девушка действительно быть волчицей Хоро, богиней урожая?

— Не может быть... — пробормотал Лоуренс после такого предположения и снова посмотрел на Хоро.

А та, не обращая на него внимания, зарылась в шкурки и щурилась, пригревшись в них. Она была сейчас похожа на кошку, но ему следовало думать о другом. Являлась ли Хоро человеком или нет. Вот что важно.

Те, кого называют одержимыми дьяволом, разыскиваются Церковью не потому, что не похожи на обычных людей, те, кого называют одержимыми дьяволом, часто носят в себе вселившихся бесов или иных духов, из-за которых становятся источниками бедствий. Потому-то Церковь и стремится сжигать их на костре.

Но если Хоро — превратившийся зверь, то такие звери во многих легендах и преданиях приносили людям удачу или творили полезные чудеса. Если Хоро и вправду настоящая Хоро, в торговле пшеницей она стала бы весьма обнадёживающим подспорьем. А тогда...

Лоуренс вынырнул из размышлений и обратился к девушке:

— Хоро, или кто ты там есть.

— Мм?

— Ты про себя сказала, что ты волчица.

— Угу.

— Ну, волчьи уши и хвост у тебя вроде как есть. Но если ты настоящая волчица, ты должна уметь принимать облик волчицы и полностью, — заявил Лоуренс.

После небольшой паузы лицо Хоро дрогнуло, будто до её сознания что-то дошло.

— О-о, хочешь, чтобы я показала тебе волчицу?

Лоуренс кивнул, хотя был немного удивлён. Потому что ожидал, что его предложение могло застать Хоро врасплох. Или, возможно, принудить её к откровенной лжи. Однако не произошло ни того, ни другого, у неё просто на лице появилось очень недовольное выражение. Если она не солгала, ей несложно было бы обернуться волчицей, но, как бы то ни было, явное отвращение на её лице было убедительней каких-нибудь неловких отговорок.

— Это мне очень не нравится, — откровенно заявила Хоро.

— По-почему?

— Это ты, ты почему? — переспросила она.

Лоуренс даже содрогнулся, с таким угрюмым лицом она это сказала, но ему было важно узнать, человек Хоро или нет. Он изо всех сил постарался совладать с трепетом своего тела и заговорил с такой решимостью, какую смог показать:

— Если ты человек, я собираюсь передать тебя Церкви, потому что одержимые дьяволом — источник бед. Однако, если ты действительно богиня урожая Хоро, воплощение волчицы, как ты сказала, ты можешь переубедить меня.

Настоящие воплощения животных обычно помнят как вестников удачи. Их не отдают Церкви, напротив, им даже преподносят хлеб и вино. И совсем иное обращение их ждёт в противном случае.

От слов Лоуренса отвращение на лице Хоро ещё больше усилилось, наконец, она наморщила носик.

— Я слышал, — продолжал меж тем Лоуренс, — что воплощениям животных легко обернуться в другую форму. Если ты настоящая, значит, сможешь вернуться в свою исходную форму?

Хоро с таким лицом молча выслушала Лоуренса, вздохнула и медленно поднялась из шкурок.

— Несколько раз Церковь вызывала у меня ужас. Мне пришлось бы плохо, будь я передана им. Но всё же... — сказала Хоро, поглаживая свой хвост, потом она вздохнула. — Ни одно воплощение не может просто так сменить форму. Людям требуются краски, чтобы изменить своё лицо, воплощениям нужно что-то съесть, чтобы изменить тело.

— И тебе тоже, похоже, что-то нужно.

— Мне может подойти немного пшеницы.

Подобная цена вроде бы подходила богине урожая и показалась Лоуренсу довольно убедительной, но последовавшие слова его уже испугали.

— Или, может быть, свежая кровь.

— Свежая... кровь?

— Не слишком много.

Ну, вроде не так страшно, главное — это не было похоже на ложь, и Лоуренс облегчённо вздохнул, но потом его взгляд упал на губы Хоро. Под ними прятались два клыка, которые он увидел, когда она подняла оброненное вяленое мясо.

— Что такое, испугался? — криво усмехнулась Хоро, следившая за выражением его лица.

— А есть причина? — машинально ответил Лоуренс, но Хоро его реакция явно понравилась.

Но потом она убрала свою усмешку и отвернулась.

— Ладно, не буду тебя разглядывать. Но теперь, когда я увидела тебя таким, мне ещё меньше хочется показывать себя.

В этой ситуации Лоуренс почувствовал себя глупо.

— Почему? — спросил он, стараясь, чтобы его голос прозвучал потвёрже.

Хоро, всё ещё глядя в сторону, ответила с невыразимой печалью в голосе:

— Потому что тебе станет страшно, будешь бояться меня. При моём появлении расступаются и люди, и звери, с благоговением глядя на меня, как на особенное существо. Хоть в теле человека, хоть в теле зверя я ненавижу, когда так ко мне относятся.

— О, чтоб я испугался твоего облика...

— Хочешь, чтобы твои слова прозвучали уверенно, спрячь сначала свои дрожащие руки.

Сбитый с толку словами Хоро Лоуренс взглянул на свои руки и тут же понял, что попался на уловку, но было поздно.

— Ху-ху. Ты такой искренний, — сказала Хоро с некоторой радостью, но, прежде чем Лоуренс успел как-то ответить, выражение её лица изменилось, и она торопливо продолжила. — Но что касается меня, раз ты такой искренний, я не могу не показать волчицу. Верно ли то, что ты сказал прежде?

— Прежде?

— Если я волчица, ты не передашь меня Церкви.

— Мм... — потянул с ответом Лоуренс.

Им завладело сомнение, он слышал, что демоны способны вызывать видения, однако Хоро, словно предвидела его нерешительность, немедленно объявила:

— Ну, я уверена в своей способности хорошо видеть хоть людей, хоть животных. И не сомневаюсь, что ты сдержишь обещание.

Этими словами Хоро одновременно мошенничала и дразнила Лоуренса, и тот снова смог пробормотать лишь что-то неопределённое. В самом деле — не мог он после сказанного ею отказаться от собственных слов. Он понимал, что она им крутит по своему желанию, но ничего не мог поделать.

— Тогда я покажусь тебе, но частично, показаться целиком — слишком хлопотно. Только руку, хорошо? Так легче, — произнесла Хоро и потянулась рукой к углу повозки.

Лоуренс было решил, что она выполняет какой-то ритуал, но мгновеньем позже понял смысл этого движения. Хоро просто выщипнула несколько пшеничных зёрен из лежавшего в этом углу снопа.

— Что ты собираешься с ними делать? — невольно спросил он.

Прежде чем он договорил, Хоро бросила зёрна в рот и, закрыв глаза, проглотила, будто глотала пилюли. Пшеница в сухой шелухе представлялась Лоуренсу чем-то малосъедобным. Он сморщился, представив себе её ощущения, но в следующий миг забыл и думать об этом.

— У, ууу!.. — вдруг закричала Хоро и, обхватив левую руку правой, рухнула на шкурки.

Лоуренс захотел спросить, что с ней, но тут в его уши ударил странный звук. Будто множество мышей бежало в лесу по опавшей листве. Ему показалось, что это продлилось несколько мгновений, а потом раздался глухой стук, словно кто-то с силой топнул по свежевспаханной земле.

Поражённый Лоуренс застыл на месте.

Тонкая рука Хоро стала передней лапой огромного зверя, не соответствуя ей по размерам совершенно.

— Мм... фух. Даже так неудобно, — пожаловалась она, лёжа на шкурках, лапа, росшая из её плеча, вытянулась вдоль всей повозки, и понятно, что на весу удержать такую лапу было бы немыслимо. — Ну, ты мне веришь?

Хоро, глядя на Лоуренса, ждала ответа.

— Уу... ммм... — только и промычал в ответ Лоуренс, глядя на лапу, потряхивая головой и протирая глаза.

Перед ним была настоящая, великолепная передняя лапа, покрытая длинной тёмно-каштановой шерстью. Судя по её размерам, всё тело, вероятно, было с лошадь размером, если не больше. Лапу завершали когти, длиной в лезвие серпа, которым женщины жнут пшеницу. И вот такое росло из худенького плечика девушки. Поневоле подумаешь о каком-то наваждении.

Перед этим невероятным зрелищем Лоуренс потянулся к меху с водой и ополоснул лицо.

— Такой недоверчивый. Если думаешь, что это тебе только видится, тебе надо дотронуться до неё.

И Хоро, рассмеявшись, пошевелила когтями на огромной лапе, поддразнивая его.

Лоуренс ощутил мимолётное раздражение, но странное зрелище продолжало пугать его. Пугать не только размером, но чем-то странным, исходившим от лапы, от чего казалось, что к ней нельзя прикоснуться.

Не обращая внимания на его состояние, Хоро вновь поиграла когтями, и Лоуренс почувствовал, что, наверное, никогда не сможет приблизиться к лапе.

Всего-то волчья лапа, просто такая большая. Я же торговал даже "драконьей лапой". Подбодрив себя этим соображением, Лоуренс потянулся рукой к коричневой шерсти Хоро.

— А, — вдруг произнесла Хоро, будто вспомнив о чём-то, и Лоуренс поспешно отдёрнул руку.

— Т-ты... Чего ещё?

— Мм, нет, ничего... Я в смысле... ты выглядишь сильно удивлённым.

Лоуренс смутился, услышав о себе подобное, а, смутившись, обозлился на себя, однако злиться здесь было недостойно звания мужчины. Он решил не обращать внимания на её игры и, снова потянувшись к лапе, произнёс:

— И что? Что с того?

— Ммм, — произнесла вдруг Хоро чарующим голосом, глядя снизу вверх на Лоуренса. — Ты сможешь сделать это нежно?

Эти слова прозвучали достаточно сладко, чтобы Лоуренс остолбенел на месте, не в силах совладать со своим телом. Когда же он сумел посмотреть на Хоро, та ухмыльнулась:

— Ты слишком милый.

Больше не слушая её, Лоуренс сердито потянулся к волчьей лапе, кажется, уже в третий раз.

— Может быть, теперь ты мне поверишь, — предположила Хоро, но он не ответил, сосредоточившись на ощущениях в руках, дотронувшихся до лапы.

Собственно, наполовину он не ответил, потому что злился из-за её поддразнивания. Но второй половиной были ощущения в его ладонях.

В звериной лапе, росшей из плеча Хоро, прощупывалась толстая, как бревно, кость, к которой крепились мощные мускулы воина, всё это прикрывала шкура с очень красивой тёмно-коричневой шерстью. Предплечье переходило в плюсну с толстыми подушечками размером в булку хлеба. Они были податливыми, красивого персикового цвета и завершались твёрдыми серповидными когтями.

Прикосновение хоть к лапе, хоть к когтям совсем не походило на наваждение. Тёплая лапа, своеобразные на ощупь когти — ни тёплые, ни холодные, но поверх всего было ещё что-то, из-за чего его прикосновения казались запретными, а по его спине пробегал холодок.

Лоуренс перевёл дух и невольно пробормотал:

— Ты действительно богиня?

— Не богиня. Исходя из размера лапы, можно сказать, что я немного великоватая, но волчица; волчица, которая мудрее других. Я Хоро. Мудрая волчица Хоро.

Эта девушка говорила, что она мудрая, мудрее других, и гордо смотрела на Лоуренса. Её можно было принять просто за озорную девушку-насмешницу, но то, что исходило от её лапы, не могло исходить от девушки или обычного зверя. И дело тут даже не в величине.

— Так как? — снова спросила она, и Лоуренс неуверенно кивнул, с трудом собираясь с мыслями.

— Однако... настоящая Хоро должна сейчас быть в Ярее. В том, кто срезал последний сноп.

— Ху-ху-ху. Я мудрая волчица Хоро. Я достаточно хорошо знаю свои ограничения. Я находилась в пшенице, если говорить точно. Без пшеницы я не могу жить. Верно и то, что при сборе урожая я нахожусь в последнем срезанном снопе и покинуть его обычно не могу. Когда смотрят люди, не могу. Но есть исключение.

Лоуренс слушал её, находясь под впечатлением её умения говорить.

— Если есть поблизости больше пшеницы, чем в последнем срезанном снопу, я могу незаметно для людей перескочить туда. Поэтому в деревне говорят — если жадно жать пшеницу, поймать богиню урожая не удастся, и она сбежит.

Лоуренс недоверчиво посмотрел в угол своей повозки. Большой сноп пшеницы. Которую он вёз из горной деревушки.

— Так что поэтому... Ты мой спаситель, если можно так сказать. Видишь ли, я просто не смогла бы выбраться оттуда.

Лоуренсу было тяжело поверить в её слова, впрочем, когда Хоро, проглотив ещё несколько зёрен пшеницы, вернула руку в прежний вид, необычность происходившего добавила её словам убедительности.

Однако слово "спаситель" прозвучало у Хоро как бы с неохотой, и Лоуренс попытался слегка отомстить:

— Тогда, думаю, мне стоит вернуться с этой пшеницей в деревню. Селянам плохо придётся, если с ними не будет богини урожая. Я давно имею дело и с Яреем, и с другими жителями Пасроэ. И не хочу им такой беды.

Эти слова пришли как-то сами собой, но, если вдуматься, они были вполне справедливы. Если Хоро — настоящая, деревня может пострадать от неурожая, когда её покинет богиня урожая. Мгновением позже эти мысли улетучились из его головы. Потому что Хоро смотрела на него с таким лицом, будто её сейчас предали.