Линия силы

— Все заинтересованы, не только я, — кивнул я себе. — Значит, все получится.

Стандартная девятиэтажная 'панелька' стояла полупустой с тех пор, как большая часть жителей перебралась в хоромы попросторнее, легкомысленно отдав свои 'клетушки' в дар городу. А там — кому-то не повезло, кто-то прокутил... И люди возвращались обратно, с тем, что смогли сохранить или не смогли продать.

Местных в наши панельки пускали неохотно — хватило пары случаев, когда в лифтовой шахте устроили мусорку до пятого этажа, а потом подожгли. Теперь прямо не отказывают, но требуют депозит за три месяца — суммы такие, что им проще жить в бараках у промзоны.

Да и сами местные не в великом восторге от наших домов — говорят, что мрачные они, как крепости, и слишком высокие. Кто-то, понятно, селится — горячая вода, электричество, тепло зимой... Но я редко когда вижу в соседних домах больше десятка освещенных окон по вечерам. Наверное, это и хорошо — из-за недостатка жителей квартал не превратился в трущобы, хотя и безопасным его все равно не назвать.

Вот и сейчас, пока спускался с девятого этажа вниз по лестнице, услышал подозрительное шебуршание на несколько этажей ниже. Несмотря на рассветные лучи солнца, темени в подъезде хватало.

— Кто там? — Окрикнул я вниз.

Внизу чертыхнулись, засуетились, замерли, о чем-то горячо переговариваясь.

— Сейчас камнем кину, — соврал я грозным голосом.

А потом и на нашем языке повторил.

— ...Леша, ты, что ли? — С показной радостью уточнили снизу.

— Дядя Йося? — Узнал я по голосу и быстро сбежал по ступенькам вниз.

Остановившись, впрочем, в верхней части пролета, как только увидел двух выходящих из-за трубы мусоропровода стариков. Тощих, чуть покачивающихся от отсутствия сил, отчего-то вырядившихся в черную рабочую робу, седых, с растрепанными волосами — словно спешно шапку сняли. Соседей моих, можно сказать, что жили на втором этаже — Семена Аароновича и Йосима Геннадьевича.

— А мы тут это.... Мусор выкидываем. — Неубедительно произнес Семен Ааронович, пряча руки за спикой.

'Вдвоем? В шесть утра? В черной одежде?' — Скептически хотел спросить я невысокого старика с крупной лысиной, над которой крыльями поднимались встопорщенные волосы, но удержался, глядя на него укоризненно и печально.

За его спиной Йосим Геннадьевич, обладатель роста под метр восемьдесят, ныне согнутого жизнью, целил длинный прямой нос в сторону лестницы вниз, будто размышляя над тем, как было бы хорошо улизнуть — и одновременно бледнел лицом, краснел щеками, словно разом растеряв все силы. Будто застигнутый на месте преступления. И тоже руки за спиной прячет... М-да.

Кажется, старые решились-таки на разбой. Только место выбрали аховое — ну кого ж тут грабить? Своих — таких же бедняков?

Старики, вон, головы отворачивают, смотрят искоса с видом побитой собаки. Видать, не все еще перегорело внутри. Понимают, что творят, стыдятся. Но, видимо, совсем им край пришел.

Не нужны в Тессе старики — хватает работников моложе и здоровее, а до их лет тут, наверное, почти никто и не доживает. Если нет работы и детей, быстро приходит голод.

Я их подкармливал, когда была возможность, отдавая отнекивающимся старикам 'лишнее' и то, что 'все равно пропадет, вы же знаете, холодильников нет'. А теперь уже никак — самому скоро жрать будет не на что...

Пенсии, понятно, в Тессе не платят, а из всех льгот — жилье им дают бесплатно. Хоть такая подмога, все одно — не на улице ночевать.

— Вот-вот, мусор выкидываем! — Словно собравшись с мыслями, Йосим Геннадьевич открыл мусорный бак и решительно закинул в него короткую деревянную палку, которую до того прятал за спиной.

А потом выдернул точно такую же из рук Семена Аароновича и отправил туда же. Дерево гулко загрохотало вниз по трубе, и дядя Йося с довольным видом отряхнул руки.

Ну, хоть грабеж отменяется — вздохнул я про себя, спускаясь к ним ближе.

— Вот демон, занозу поставил! — Зашипел дядя Сема, рассматривая поврежденную ладонь и украдкой посматривая над ней на меня. — Я бы и сам выкинул.

— Т-ш! — Шикнул на него дядя Йося, отодвигая товарища в сторону и шагнув ко мне, улыбнулся. — Леша, а ты куда в такую рань?

— На работу вот устраиваться. — Махнул я газетой.

— И вот так пойдешь? — Цокнул он, глядя на мои видавшие виды джинсы и столь же затрапезного вида кофту.

— А что? — Оглядел я себя.

Да — ношенное, но не грязное. А по меркам местных — вообще шик, не дерюга и не мешковина серая.

Только Семен Ааронович тоже осуждающе покачал головой, разглядывая меня с ног до головы.

— Разве в таком виде устраиваются на работу? Нет, я не могу этого допустить! Стой здесь, Леша, и никуда не уходи! — Решительно зашагал дядя Йося по лестнице вниз.

Оставшийся на месте Семен Ааронович как-то неловко дернулся в его сторону, словно пытаясь улизнуть вместе с ним, а потом, качнувшись, все же остался на месте.

— Сильно занозило? — С участием спросил я.

— А? Да нет, — повертел он рукой и спрятал в боковой карман. — И в какое заведение устраиваетесь, молодой человек? — Поспешил он сменить тему с живым участием в голосе.

Если бы не черная вязаная шапка, торчащая из соседнего кармана, куда он безуспешно пытался определить вторую руку — то я бы даже умилился.

— На типографию, наборщиком.

— Образованные люди нужны всегда! — Одобрил дядя Сема. — Как говорила мне мама: 'Семен, иди в бухгалтеры, будешь всегда при деньгах!'. И где, скажите, эти деньги? — С горечью пожаловался он.

Вроде как, даже оправдываясь — то ли передо мной, то ли перед собой.

Деньги-то у людей в Тессе есть, только чужих к ним не подпускают.

— Может, и для вас очередь занять?

— Мы не дойдем, Леша. Мы до магазина-то еле ходим, — признался Семен Ааронович. — Леша, а это от вас так волнительно пахнет пирожками? — Принюхался он.

— От меня. — Вздохнул я. — Угощайтесь, дядя Сема. — Достал я сверток и поделился.

— Ну что вы, как можно, — сглотнул вязкую слюну старик.

А живот его возмущенно проворчал, словно реагируя на слова.

— Берите-берите. — Принялся я уговаривать.

— Ну разве что немного. — Тут же дал он себя уговорить, наскоро оттер ладони о халат и вгрызся в пирожок.

Это время нашел Йосим Геннадьевич, чтобы объявиться на лестнице с темно-серыми пиджаком и брюками, переброшенными через левую руку.

— Семен Ааронович! Вы втянули меня в свои гнусные замыслы, а все это время у вас был пирожок! — Возопил он, прижав свободную руку к сердцу.

— Это не мой, этой Лешин! — С полным ртом пытался оправдаться тот.

— Угощайтесь, дядя Йося. — Незаметно вздохнув, пришло время расстаться и со вторым.

Я смял оберточную бумагу и, не став мусорить, положил ее обратно в карман.

— А как же ты, Леша? — Уже откусив, внезапно нашло на дядю Йосю озарение.

— Еще заработаю. — Пожал я плечами, стараясь выглядеть беззаботно.

— Выходит, мы вас все равно ограбили, — расстроился он.

— Стыдно-то как... — Поддержал дядя Сема.

Но, судя по выражению лица, вкусно... Прямо как мне, десятком минут раньше. Так что я даже подтрунивать над ними не стал.

— А вы, говорите, куда трудоустраиваетесь? — Попытался поддержать беседу Йосим Геннадьевич, аккуратно придерживая руку под надкушенной выпечкой.

— Наборщиком. Щекинская мануфактура, — повторил я и для него.

— О, солидная контора! Вы уже подготовили резюме? Хотите, я проверю? — Заинтересовался он.

— Резюме? — Растерялся я.

— Ну конечно! Самое главное — первое впечатление! Теперь у вас есть отличный костюм, — качнул он рукой с брюками и пиджаком. — А с хорошим резюме не будет никаких конкурентов! Пойдемте к нам, Леша, мы Семеном Аароновичем составим вам самое лучшее резюме!

— Да я, как-то... — Замялся в ответ.

Я и насчет костюма, что был до сих пор в руках дяди Йоси, никак решить не мог. Может, будет польза, в самом деле.

— Даже сомневаться не думайте! — С жаром поддержал дядя Сема, облизывая пальцы, но стараясь делать это очень интеллигентно. — Вы сразу покажете себя грамотным человеком!

— Не будете же вы переодеваться в коридоре? Идемте, Леша! Не обижайте, сердцем прошу!

— Хорошо, — сдался я и зашагал вслед за ними по лестнице.

В квартире стариков уже доводилось бывать — выделили им трехкомнатную, чтобы не тесно и присматривали друг за другом, если что. Мебели и раньше-то на такие хоромы у них было мало — я помнил кровати, книжных шкаф, массивный письменный стол с кучей ящиков, да кресла с журнальным столиком, а теперь и вовсе остались только кровати, стол и одно кресло. Кровати они и раньше поставили в одну комнату, чтобы было нескучно, а теперь и остатки мебели перекочевали туда же. И квартира стала будто бы меньше на вид — и состояние слегка отклеивающихся по углам обоев, уже не прикрытых мебелью, производило совсем уж грустное впечатление...

— Только у меня бумаги нет, — спохватился я.

— Ой, непременно найдем! Где-то у меня был вполне пригодный черновик... — Засуетился дядя Сема, выдвигая один ящик за другим из письменного стола.

— Сема, не жлобься, у тебя под такой случай есть замечательный листок чистой бумаги!

— Я хотел писать на нем завещание!

— А я итак знаю, что там никому и ничего! — Сварливо ответил ему Йосим Геннадьевич. — Потому что у тебя ничего нет!

— Да можно и на черновике, — попытался вмешаться я.

— Не слушайте старых дураков, Леша. Семен Ааронович просто кривляется. Вот, примерьте, наконец, костюм. Я в нем с моей Сонечкой бракосочетался.

— Не надо, дядя Йося.

— Бери. — Упрямо отвел мою руку. — Идите, переодевайтесь. А мы быстро тут все сладим.

— А как же данные продиктовать...

— Ой, что бы мы о вас не знали! — Отмахнулся дядя Сема. — Алексей Петров, семнадцать лет, из свободных граждан, образование домашнее, под судом не состоял. А все комплименты мы сами напишем!

— Спасибо, — помялся я с ноги на ноги и пошел в соседнюю комнату.

Тем более что старики нашли-таки откуда-то шариковую ручку, чистый белый лист 'а четыре' и полностью сосредоточились над ним.

В соседей комнате не было ничего — окно да чугунная батарея под ним. Зато подоконник стоял чистый, без крупицы пыли — туда-то я положил пиджак, пока скидывал ботинки и надевал поверх своих джинс штаны. Да, тесновато, зато ремень не нужен — те же джинсы давно держались, подвязанные веревкой. С едой в последние недели как-то сильно не очень... Потом и пиджак тоже накинул поверх кофты — нормально, цвет подходящий.

Я огладил костюм — вроде неплохо. Только средством против моли пахнет. Ничего, выветрится — идти полгорода...

— Как влитой. — Вздохнул Йосим Геннадьевич, обернувшись, стоило мне вернуться и привлечь к себе внимание вежливым покашливанием.

— Йося, прямо как ты в молодости! — Растрогался Семен Ааронович.

Дядя Йося вдруг засуетился, вновь зашумел ящиками стола, пока не достал оттуда осколок зеркала размером с ладонь.

— Да ты сам глянь, — постарался показать он мне мое отражение.

Я посмотрел на худого молодого парня с высоким лбом, усталыми глазами и остро очерченными скулами — видимо, Йосим Геннадьевич тоже плохо ел в молодости... Но костюм действительно мне шел, добавляя солидности.

Зеркало случайно наклонилось так, что стало видно только мое лицо и небо за окном. И как-то сердце прихватило. Словно стою в родном городе, и мы никуда еще не провалились. Словно первое сентября, и кофта под пиджак на парадную линейку, и родители рядом...

— Спасибо. — Произнес я искренне.

И за костюм, и за воспоминания.

— На мои похороны вернешь. — То ли пошутил, то ли нет дядя Йося, с довольным видом убирая осколок обратно в ящик стола.

— Вот, газета вам, свежая. — Попытался я отдариться. — Я уже прочитал, — возразил я заранее. — А адрес типографии помню.

— Царский подарок! — Не стал отказываться дядя Йося. — Балуешь ты нас. — Поцокал он, разворачивая лист серо-желтой бумаги.

За его плечом тут же оказался Семен Ааронович, с любопытством вчитывающийся в строчки прессы. Там про футбол, скоро полуфиналы — наши ведь тоже играют, целые две команды: Каменск и Спартак... Хотя Йосим Геннадьевич больше смотрит на раздел с ценами на зерно — не угадали с запасами, весна холодная, как бы голодных волнений не приключилось. В общем, отдарился я удачно — аж глаза у стариков горят, даже как-то неловко...

Чтобы скрыть смущение, я деловито охлопал карманы чужого пиджака — мало ли, что забыли они там. И точно — обнаружил во внутреннем кармане шершавый прямоугольник бумаги и вытащил его на свет.

Купюра в сотню рублей — новенькая, не помятая, разве что аккуратно сложенная пополам. За такую красивую бумажку запросто и десять медных монет отдадут.

— Это ваше, дядя Йося. — Протянул я бумажку, а тот, на секунду оторвавшись от газеты, глянул на мою руку, словно не веря — и, отдав газету Семену Аароновичу, с блеснувшим от волнения взглядом сторублевку взял.

— Хорошие дела вознаграждаются! — Торжественно провозгласил Йосим Геннадьевич, взмахнув купюрой. — Пойдем, Сема, отпразднуем. Сегодня мы остались честными людьми!

— И у нас есть газета!

— Хочу чай! И кресло на сегодня мое! На целый день!

— На половину! У нас договор! — Возмутились в ответ.

— Не сегодня, Семен Ааронович! Сегодня вы мне крепко должны! — Строго припечатал дядя Йося.

— Я уже оплатил свое грехопадение листом бумаги и своим трудом! Вот, Леша, возьмите! — Протянул он мне лист, заполненный красивыми и ровными строчками с резюме.

— Вы расплатились перед Алексеем, но не передо мной!

В общем, это у них надолго. Но главное — на неделю у них еда будет. А там я что-нибудь придумаю. Давно уже пора...

— Спасибо, дядя Йося. Всего хорошего, дядя Сема, — Забрал я бумагу, тут же откланялся и юркнул за дверь.

Там, спустившись на этаж ниже, вчитался в написанный для меня текст — на двух языках! — и аж уши порозовели. Все могу, все умею, есть даже опыт решения сложных производственных задач — это я посуду мыл, не иначе. 'Старший подмастерье городского мага', 'уверенное владение компьютером'! Кто бы мне его дал...

— Кажется, я себя недооцениваю, — покачал я головой, завершая читать. — Какая типография, надо сразу в правление города идти, — с иронией подытожил, рассуждая, что теперь с таким красивым листком делать.

Складывать пополам не хотелось — бумага-то какая хорошая, белая — местные хоть и начали делать, но у них куда грубее получается. В руках нести — испачкаю непременно...

А надо ли вообще тратить такое резюме на рядовую вакансию? Оставить на более удобный случай, а пока отнести домой — уж больно почерк красивый, и вообще... Или вон, чтобы не подниматься, оставить в почтовом ящике — посмотрел я на пролет между лестниц, где стояли железные короба с цифрами квартир. Кое-где дверцы стояли нараспашку, без замков, но наш-то закрыт, а ключи в кармане.

Внутри, понятно, пусто — ожидал я, широко распахивая скрипнувшую створку. Потому еле успел подхватить сероватый листок с крупной надписью 'Уведомление о выселении', качнувшийся и попытавшийся упасть к ногам.