Линия силы

Пролог

Из угла комнаты происходящее казалось ненастоящим — вся эта суета незнакомых людей, что торопливо собирали вещи, разбирали мебель и снимали занавески с гардин, пока на низком столике, украшенном цветами, продолжали догорать свечки перед портретами мужчины и женщины.

Нежданных гостей было четверо: мужчины, женщины, поровну. Одутловатые господа за сорок, неповоротливые, в черных пальто и серых в светлую полоску камзолах. Ровесницы в ярких и облегающих платьях красного и зеленого цветов, некогда наверняка бывших им впору, а ныне кое-как удерживающих раздавшиеся телеса. Запахи свинцовых белил от женщин и южного табака от мужчин; громкие голоса, будто привыкшие к огромным залам — и одновременно потрепанные красные паспорта, переданные участковому на пороге.

Гости назвались родственниками усопших — у них были какие-то бумаги в хрустящих от времени пластиковых файлах. Участковый вернул гостям документы и позволил незнакомцам войти. Значит, родственники и есть. Одно счастье, что пришли уже после похорон.

На фотографии с черными лентами по углам никто из них так и не взглянул.

— Где всё? — Загородила вид широкая недовольная харя одного из гостей.

Тот, что был седой — передо мной они так и не представились. Второй — с залысиной на голове, заворачивал книги с полок в простыню.

— Что — всё? — Свой голос я слышал будто со стороны.

Тоска утраты и усталость последних дней навалилась на плечи апатией, и не то, что двигаться — говорить не хотелось.

В Тессе не хоронят людей — только сжигают. Горны гильдии похоронщиков горят круглосуточно — город разросся, много людей рождается, много умирает. В огонь уходят богачи и нищие, преступники и праведники — никому в этой скорбной очереди не будет особого отношения. Есть только сутки с момента гибели, пока ветра нижнего мира не наполнят мертвую плоть нежизнью — не до церемоний, восставшие покойники не нужны никому. Имена ушедших выбивают на тонких бронзовых табличках и вручают в руки — хороший тон бросить табличку в воды Тес, чтобы проточная вода закрыла дорогу памяти мертвецов о живых, и те не явились на порог неприкаянными духами. Нет траурных церемоний и поминания — категорически запрещены, как и жрецы, что будут на них настаивать. Даже портреты — и те не приветствуются, чтобы не привлекать ушедших. Поэтому я один — разве что участковый заглянул поинтересоваться, как дела. На поминки он не ругался — знает, что квартира достаточно защищена от потустороннего, чтобы наплевать на правила этого мира. А потом — участковый не успел уйти — и эти заявились... Жаль, что защита не работает на злых духов в облике живых людей.

— Хрусталь, техника, сервиз! — Недовольно дышали мне в лицо. — Должны быть, я точно знаю!

— Нету. — Честно ответил я. — Потратили.

Позади мужчины ахнула и схватилась за сердце женщина в аляповато-красном платье, удачно приземлившись на мягкий диван.

Диван еще стоял целым — на него по-хозяйски отбросили снятые пальто и легкие курточки дам, скинули пустые сумки, уже здесь набиваемые добром и оттаскиваемые к двери... Но свободных сумок было явно больше, чем вещей в квартире.

— Зови участкового. Он все украл! — Резко повернулся назад пыхтящий мужик.

Участковый, впрочем, все еще был внутри и только встрепенулся от громкого голоса, отлипнув спиной от стены возле выхода.

— Зиночка, милиция во всем разберется. — Успокаивал за его спиной другой мужик толстую женщину в ярко-зеленом, присевшую от шока на кресло. — Кто-нибудь, дайте воды! — Повелительным голосом распорядился он, но не дождавшись ответа, сам заторопился на кухню.

Слуг, к которым они привыкли, у нас нет.

— Что случилось, граждане? — Поинтересовался участковый.

— Ни хрусталя! Ни ковров! Ни коллекции антиквариата! — Возмущенно тыкали в мою сторону пальцем на каждом предложении. — Он все вынес! Спрятал или продал! По какому праву он здесь вообще находится?!

— Он здесь живет. — Кашлянул участковый. — Прописан.

— Это не дает ему право продавать и прятать наше наследство!

— Насколько мне известно, Роман Аркадьевич и Виктория Алексеевна сами передали большую часть своего имущества еще при жизни.

— Кому?! — С ненавистью зыркнули на меня. — Ему?! Да он им никто!

— Городскому магу. В уплату услуг.

— Немедленно пригласите его! Мы решительно требуем пересмотра соглашения!

— Вы уверены? — С сомнением посмотрел на них участковый.

Словно намекая, что маги никуда забесплатно не ходят.

— Не нужно приглашать, — опередил их ответ густой, бархатный голос с ощутимым акцентом.

За всей этой склокой, неслышно открыв дверь, в пороге встал невысокий — местные все невысокие — господин с серебряным кругом на вороте серого пальто и белыми волосами, собранными в хвост на затылке. Острый, цепкий взгляд на бледном лице охватил помещение, отметил в нем меня, перешел на гостей и осмотрел их с головы до ног. Тут же все истерики и всхлипы притихли, сменившись настороженной тишиной.

При всем снобизме сограждан и чувстве превосходства над 'дикарями', магов они побаивались суеверным ужасом. А этот еще был серебряного круга — не медь и не дерево какое-нибудь, а значит знал и мог применить не менее трех десятков заклинаний.

— Мне заплатили за его обучение, — кивнул маг в мою сторону.

И ненависть гостей, обращенная на меня до того просто видимая, теперь ощущалась чуть ли не физически. Так и проклятье можно поймать — если бы не защита на квартире. А так — пусть себе смотрят.

— Но теперь занятия юноше не требуются, — сглотнув, упрямо склонил мужик голову. — На правах наследников, мы разрываем договор и требуем вернуть предоплату.

Маг покивал головой, прошел внутрь комнаты, присмотрелся к сверткам с уже уложенными и запакованными вещами и прихватил из одного из них фарфоровую статуэтку в виде слона, бережно переложенную тканью.

— За последнее занятие мне не заплатили, — прокомментировал он. — Теперь мы в расчете.

С чем и вышел из квартиры, оставив за собой звенящую тишину. А взгляды нежданных гостей вновь сошлись на мне.

— Пошел вон, — наградили меня злым шипением.

Я посмотрел на участкового.

— Это теперь их квартира, — отвел он взгляд. — Можешь взять личные вещи.

Равнодушно качнув плечами, я повел взглядом вокруг. Отодвинувшись из угла, цапнул кофту с дивана, на секунду опередив быстрое и жадное движение сидевшей там тетки. Подошел к розетке и забрал оттуда зарядник.

— Стоп! Куда! Отдай зарядник и телефон! — Качнулись вперед два мужика. — Это мой. — Спокойно ответил я им, скручивая провод.

— Это его личная вещь, — защитил участковый, встав у них на пути. — Я свидетель.

— Мог бы и отдать. Сволочь неблагодарная.

— Я пойду. — Кивнул я участковому.

Входная дверь в уже чужую квартиру закрылась, отсекая звуки нарождающейся свары и ощущение тошноты.

Глава 1.

Утро в Тессе красивое — ярко-лиловое, нежное. На северной стороне рассвет поднимается над горным кряжем, запирающим холодные ветра — снежные вершины сияют ограненными алмазами. На восходе, если посмотреть из окна наискосок, розовеет от солнечных лучей Холодное море. Хотя, какое оно холодное — даже зимой никогда не покрывается льдом. Словно игрушечные из-за расстояния, стоят на рейде парусники и стелют дымы по воде новомодные пароходы, связывающие торговый город Тесс с землями вверх по реке и на юге Йонна — огромного континента, проходящего от льдов до субтропиков. Говорят, когда была торговля с северными землями, кораблей было в десяток раз больше, но через снежные перевалы больше нет ходу, а к скалистым берегам не подобраться с воды. После большой войны в снегах остались тысячи солдат, восставших и начавших единую войну против всего живого — вот и нет товаров, чтобы загрузить трюмы. А еще, говорят, там, за снегами и вьюгами, места куда теплее наших — обжигающе жаркие. Как утверждали наши учителя — так не бывает и быть не может, на севере должно быть холодно. Но в Тессе полным-полно вещей, которые вызывают искреннее удивление. Кроме людей — эти, как и везде, самые разные. К счастью, есть и хорошие.

— Ты уже вернулся? — Сонно приоткрыла Кира глаза, замерла и осторожно принюхалась к витающим в комнате ароматам. — Пирожки! — Вскочила она немедленно, запуталась ногами в одеяле, чуть не упала, но с упорством зомби зашагала к столу с разложенной на тарелке выпечкой.

Благо, комнатка наша не столь и велика — от кровати до стола три шага, а самое ценного в ней кровать, да вид из окна. И еще — рассветное солнце, из-за которого даже блеклые бумажные обои кажутся волшебными. Что уж говорить о силуэте молодой девушки в одной ночнушке, да тонком одеяле, запутавшемся на бедрах.

— Я уволился. — Продавил я через всплеск восхищения не самую приятную правду.

Кира замерла, не дотянув рукой до цели каких-то сантиметров.

— И это твой расчет? — Уже иначе посмотрела она на пять пирожков.

— М-м, нет.

Чтобы успокоить, высыпал на подоконник три десятка медных монет — нам еще за жилье платить.

— Премия? — Вновь потянулась она рукой к ближайшей сдобе.

— Причина увольнения. — Вздохнул я.

— Рассказывай, — оставив в покое пирожки, Кира уселась на стул и поправила одеяло на коленках, а на край наступила босыми ногами.

Снизу вверх на меня посмотрели серьезные фиолетовые глаза — необычные, но вполне гармонирующие с темными распущенными волосами, волнами упавшими на открытые плечи. Кажется, в волосах тоже угадывался оттенок фиолетового — я снова невольно залюбовался. Но потом, отметив требовательный взгляд, понял, что от разговора не отвертеться.

— Что тут рассказывать... — Неохотно начал было я, уже жалея, что не свернул беседу в самом начале.

Уволился и все — так бы и сказал.

— Все рассказывай!

— Главная повариха, пирожки подарила. А как взял, приставать начала... — Буркнул я и отвернулся к окну.

— Что работаешь плохо? — Предположила Кира за моей спиной.

— Нет... Не в том смысле приставать... — невольно поалел я щеками и постарался добавить равнодушия в голос. — Руки стала распускать...

— Бить тебя начала?!

— Да нет же!

Я покосился на нее, чего это она такая непонятливая. А она, оказывается, не столько слушает, сколько увлеченно ест!..

— Тю, убытков-то с тебя. — Весело фыркнула девчонка, помахав надкушенным пирожком.

Ах так!

— Все, я больше не собираюсь это обсуждать.

— Но пирожки взял. — Отметила Кира, явно веселясь.

— Что их теперь, выкидывать? — Пробурчал я, вновь отворачиваясь к окну.

И недовольно отметил довольное чавканье.

— Вку-усные...

— Как ты можешь их есть?!

— Что их теперь, выкидывать?

Я в возмущении подошел к столу, не обнаружил уже два пирожка из пяти и немедленно спас оставшиеся, чем вызвал возмущенный писк подруги.

— Ты свой-то прожуй, — проигнорировал я ее, откусывая от третьего, а оставшиеся два отодвигая вместе с тарелкой на дальний от нее конец стола.

Надо отметить, пирожок оказался на редкость вкусный — отлично пропеченный, с картошкой и мясом.

— Может, стоило остаться в пекарне? — Грустно смотрела Кира на тарелку.

И даже мне на мгновение так показалось. Но я задавил это низменное чувство, горделиво воздев подбородок.

Жевать с воздетым подбородком оказалось неудобно, пришлось унять гордыню.

— И что теперь? — Примирительно спросила Кира, стоило завершить завтрак.

— На Щекинкой мануфактуре набор. В печатники. — Кивнул я в сторону сложенной пополам газеты на подоконнике.

Объявление свежее, как и издание, еще пахнущее типографской краской. Между прочим, две медные монеты — против одной медной, если брать вечером... Зато все шансы занять очередь в числе первых.

— Ц-ц-ц... — С сомнением покачала Кира головой.

— Я грамотный. Здоровый.

— Симпатичный. — Наклонившись вперед, пожамкала она за зад.

— Руки!

Кира тут же пай-девочкой сложила ладони на коленках.

— На край, пойду грузчиком. До лета продержимся.

И чтобы как-то сбросить атмосферу уныния, подкинулся к тайнику в антресолях над входной дверью, зашебуршил там рукой, пока не наткнулся на коробочку. Достал ее на свет и открыл, освобождая сотовый телефон. Там же его сразу и включил, а как донес до стола — негромко включил музыку из родного мира — ту, что Кире нравится. Сразу стало как-то теплее и веселее. Только девушка хоть и улыбнулась, но грустно:

— Продал бы ты его.

— Нет. — Излишне быстро ответил я.

Получилось даже как-то резковато, грубо — оттого добавил извиняющимся тоном:

— Там фото матери, папы и брата.

— Дай художникам денег, перерисуют на холст. — Смотрела она чуть отстраненно на красочный экран.

Уже не так восторженно, как в первые... десятки или сотни раз. Во времена, когда нам не приходилось выкраивать деньги, чтобы платить за квартиру и еду.

— Еще там музыка.

— А жил бы как царь...

— Год или два? — Вздохнув, повернулся я к ней всем телом и взял за ладони.

— Пять лет!

— Ну а дальше? — Смотрел я в ее глаза.

— Пять лет — это много. Что-нибудь придумаешь, — легкомысленно отмахнулась она.

Видел я таких. Распродали местным микроволновки, холодильники, телевизоры, ковры и даже цветное постельное белье. Купили себе дворцы, наняли слуг и охрану. А потом оказалось, что деньги — даже очень большие — имеют свойство заканчиваться, а взять новые неоткуда.

Дворцы приходится продавать — и уже за реальную стоимость, а не те суммы, которые были выкинуты в угаре неожиданного богатства. Люди ужимаются, начинают экономить и с недоумением начинают замечать, как пропадают друзья из местной элиты, которые еще буквально вчера захаживали на вечерний чай. А там и проблемы, которые раньше решались по-дружески, стучат в двери тяжелыми сапогами...

Местные не уважают бедных. Культ денег у них: раз есть золото — значит, сверху благоволят. А ежели разорился, не сумев сберечь накопленное — то кто-то наверху изрядно зол, и можно заодно попасть под удар.

Словом, когда пошла волна разорений, все восторги у местных мигом прошли. Разонравились им чужаки — диковинные, забавные, явившиеся в их мир с непривычно огромными каменными домами и невероятными ценностями. Мода, можно сказать, прошла — а ведь знать язык чужаков означало хороший тон для каждой приличной семьи. Ведь раз мы такие богачи — то умеем договариваться с богами...

На свое счастье, я был достаточно молод, чтобы сдружиться с ровесниками из местных и выучить их язык. На свою беду, когда треть города провалилась неведомо куда, я гулял по чужому району. Из всех вещей — телефон, наушники, кроссовки, джинсы, футболка. За громкой музыкой в ушах даже как-то пропустил момент, как все вокруг изменилось. Только холодно вдруг стало — на севере Йонна даже летом не очень-то жарко. Пока отогревался в магазине — пришли вести о переменах. А там, понятно, не я один оказался оторванным от дома — даже плакать было как-то неловко на фоне ревущих девчонок, которые в том магазине работали.

Дальше — другая школа и жизнь в семье дедушки Романа и бабушки Виктории. Не родных, понятно, но очень хороших, добрых и отзывчивых людей. Дети их давно разъехались по другим городам, завели там семьи, так что их 'трешка' пустовала на две комнаты.

В те дни, в общем-то, никто бездомным не остался — всех разобрали по семьям. Благодаря тому, что за всякий бытовой хлам купцы торгового города Тесс были готовы платить любые деньги, обузой сироты не стали — ведь квартиры в панельках быстро заменялись на дома с собственными парками... Бабушка с дедом, правда, так и остались на своем месте — привыкли. Благо, что район 'дернуло' вместе с ТЭЦ и подстанциями, оттого и тепло было, и свет — местные электричество быстро распробовали и помогли с углем. Себе вон, тоже попытались скопировать в столице и крупных городах — с переменным успехом...

Школа просуществовала пару месяцев — до той поры, как часть учителей разбогатела и ушла в вечный отпуск, а другую часть сманили местные богатеи. Преподавателей заменила новая семья.

'— Где бы ты ни оказался, куда бы ни пришел, никто не отнимет то, что у тебя в голове', — говорил дедушка Рома, и был достаточно убедителен, чтобы я не смотрел с грустью за окно.

Дедушка же и настоял на найме для меня городского мага — не самого легкого в общении человека, принявшегося забирать по одной книге с полок шкафа после каждого часового урока. Сообразив, что эдак он утащит все интересное, а я не успею прочитать — пришлось забросить уличных друзей, которые и без того стали исчезать. Изредка на улице я ловил на себе их взгляды — думал, пренебрежительные. Оказалось — завистливые: в Тессе образование только для богатых. Взрослеют тут рано, надо зарабатывать на хлеб, и понимание своего места в жизни тоже приходит рано... Еще одна причина, чтобы не расслабляться и взять все, что смогу.

Правда, если бабушка и дед охотно отвечали на вопросы, то из мага ответы приходилось буквально вытягивать. Оплата у него была почасовая, а загадочный вид и пространные разговоры, видимо, в этом мире устраивали остальных учеников. В общем, очень быстро уже я сам отказался отдавать том 'Стальной крысы' за красивые рассуждения вслух и начал задавать вопросы. Не скажу, что ему это понравилось — если отбросить недовольный вид, реплики 'это очевидно', 'узнаешь позже', 'так устроен мир' и прочие оправдания, то выходило, будто наставник и сам толком ничего не знает. В общем, а я вручил ему список вопросов и отказался продолжать, пока не получу пояснения хотя бы на первый десяток. Сработало — маг на неделю прервал занятия, впервые вернувшись с внятными ответами. Как результат, за время наших занятий маг скакнул с 'медного' круга на 'серебро'. Считаю, тут есть доля и моих заслуг, но кто бы мне за это заплатил...

Словом, все было хорошо до той поры, пока полгода назад дедушка не преставился, а за ним, не пережив и месяца, бабушка Вика не ушла в лучший мир... А там и наследники подоспели — достаточно дальние, чтобы их не видеть все эти годы в доме, но немедленно потребовавшие свою долю. Когда дверь в родной дом закрылась изнутри, я вновь оказался один, с телефоном, да одеждой. Но на этот раз были знания, про которые говорил дедушка. Вернее сказать — амбиции, как их применить. В первые дни все равно пришлось заниматься выживанием на общих условиях: свой угол, еда — все требовало денег, и немедленно.

Может, стоило взять из дедушкиной квартиры что-нибудь и продать — они бы не были против, но в тот момент о таком не думаешь. Вот когда ноги устают нести, приходит голод, и понимаешь, что первую ночь придется ночевать на улице — тогда да...

С работой в Тесс очень сложно. Местных много, работать они готовы за гроши: в своё время ведь было огромное количество приехавших из окрестных деревень и городов, желающих взглянуть на эдакое диво — город в чистом поле. А там, на волне несметных богатств, швыряемых щедрыми чужаками, разбогатела первая волна и позвала своих родичей со всего континента, а те — своих. Короче, к настоящему времени в городе на одного нашего — эдак два десятка местных. И город, понятно, разросся в несколько раз во все стороны, фактически, перестав нам принадлежать — город Тесс в излучине реки Тес, впадающей в Холодное море, уже давно обнял бетонную застройку нашего Каменска с трех сторон. В итоге Каменск теперь тоже зовется Тессом — пусть и остается отдельным районом со своими порядками, полицией и оградой, чтобы чужие не ходили. Только внутри района работы почти нет, да и жителей — чуть. Все — за периметром, а там... Там для 'своих' тоже работы нет — для бывших сограждан, пропитавшихся местной культурой, тоже стало важно — сколько у тебя денег в кармане. И будь ты сто раз 'свой', но нищих и оказавшихся в беде сторонились, словно больных. Видал я примеры...

Да и странно это будет — просить помочь с работой, имея 'ларец с картинками' — сотовый — в руках. Ценность-то невиданная: местных богатеев, желающих заиметь такое диво, огромное количество. А за много лет, с неизбежными поломками тех аппаратов что были, так и вовсе — предмет невиданной роскоши. Короче, не поймут меня — а может, просто попытаются отнять то единственное, что есть.

Вот и устроился я, великий будущий маг, повелитель мира и все такое, оказавшись на улице, посудомойщиком... Вернее, в шестом заведении — пекарне — после пяти, в которые я упрямо заходил, спрашивал про требуемых сотрудников и получал равнодушное 'нет' — оказался нужен именно посудомойщик в ночную смену. Тоже — работа, а еще — кормят. Кормили...

Я нервно посмотрел на оставшиеся пирожки.

— Ну прода-а-ай телефон...

— Не хочу.

— Купишь себе заклина-а-ание... Станешь бога-атым... — Искушала она, будто прочитав мои мысли.

— Нормальное заклинание стоит в два раза больше, — буркнул я.

— Ага! Значит, думал об этом!

— Интересовался. — Выдавил я.

Из дешевых ведь только боевые, да и то — всякий шлак близкого действия. Любой ополченец навоюет больше и обойдется дешевле.

Все дело в том, что слово 'лицензия' в Йонне имело перевод и тот же самый смысл. 'Купить' заклинание — это и есть лицензия на его применение в том или ином городе. Приходишь в другой город — будь добр, раскошелься или не порти бизнес остальным.

Иногда к лицензии прилагается текст заклинания — из тех, что попроще, либо полезнее для города. Ну а те заклинания, что 'посложнее' — пойди еще найди и освой... Такие вот порядки. При этом местная гильдия охотно согласна учить, ежели есть такие богатеи — но, увы, без подвоха не обошлось. Как ружье без патронов продают, в самом деле, а если все-таки найдешь патрон, да выстрелишь — мигом проверят, имел ли право стрелять.

Понятно, что любое толковое заклинание, не смотря на цену, рано или поздно окупится — за тот же 'Дождь' всякое свободное село до конца жизни в ноги кланяться будет, чтобы от засухи спас. А еще, говорят, на югах людоловы за таких магов золотом по весу отдают... Короче, дедушка так и не решился 'Дождь' покупать, а потом стало поздно.

— А если найти еще золота? — Настаивала Кира, в раздумиях склонив голову.

— Давай забудем. Я что-нибудь придумаю, честно.

Я присел рядом, приобнял ее под одеялом и успокаивающе погладил, осторожно касаясь бархатной кожи загрубевшими от холодной воды и щелочи руками. Подруга улыбнулась и коротко кивнула.

По меркам местных — Кира странная. Была со мной, пока у меня водились деньги и не исчезла, когда закончились. Не от мира сего — в самом прямом смысле слова. Их город тоже вышвырнуло из родного мира в Йонн — лет за десять до нас — но прямо в воды Холодного моря, на приличном расстоянии до земли...

То, что смогло выжить на плотах, связанных в плавучий город; то, что пережило шторма, объединило в жесткий кулак оставшихся и, наконец, встретило рыбаков, проводивших их к Тесс, называло себя Храм. А так как в Йонне с большим подозрением относятся к новым богам — ибо неведомо, что придет на зов верующего — Храм сказал, что он проповедует добро в самом широком смысле и предложил услуги целителей. Никто из местных не знает, сколько и как плавучий город выживал в водах Холодного моря — Кира, по малолетству, не помнила, а взрослые молчат до сих пор — но иномировые специалисты оказались крайне толковыми медиками и в Тесс прижились. Теперь это лучшие врачи, лучшие сиделки и лучшие няни от устья реки и до его самого источника — нет слуг желанней, чем храмовые. Платят за них, правда, тоже Храму — как прямому владельцу всех послушниц и послушников. А уж тот и распоряжается деньгами и жизнями, отвечает за проступки каждого храмовника и гарантирует верность нанимателю.

Понятно, что когда за бабушкой понадобилось ухаживать, дедушка нанял ей храмовницу — а когда та спросила, как нанимателям будет удобней ее называть, то стала Кирой...

Я ведь потерял ее после похорон — Храм, после смерти нанимателя, перевел ценного сотрудника в другое место работы. Потом, по счастью, снова нашел — и скоро обязательно разбогатею и найму в личное бессрочное пользование. Только от таких формулировок Кира почему-то дерется... И заодно намекает, что с этим нужно успевать — рано или поздно Кире уготовано быть большим начальником среди своих. Храмовников-то с каждым годом ведь все больше — за счет местных, активно вербуемых и переучиваемых из знахарей и лекарок. Когда-нибудь Храм захочет открыть отделение в отдаленном городке, там понадобится настоятель — и Кира не сможет отказаться.

Я бережно сжал девушку в руках — обязательно надо успеть, цепляясь за каждый день, забирая время от сна, упрямо подниматься над круговоротом выживания: работа-еда-сон-работа... Я раньше и представить не мог, что времени бывает так мало — а то, что все-таки есть, может быть настолько пропитано усталостью.

Однако есть отличный способ борьбы с ленью — зайти с рассветом на площадь перед скромным зданием Храма в старой части города и посмотреть на оставленных там за ночь детей. Семьи у местных большие, по десятку ребятни бывает, еды мало — вот и отдают куда-нибудь, где есть шанс выжить. Мозги такое прочищает отлично и усталость снимает на раз. У меня есть шанс что-то изменить в своей жизни — у них нет.

С нашим появлением, вроде как, ситуация выправляется — благодаря тем книгам, что мы принесли с собой пять лет назад, жить народ стал гораздо лучше. И урожаи с полей снимают не в пример больше, и город богатеет новыми ремеслами — вещи, о которых раньше мечтать не могли, теперь можно произвести, продать, а если есть деньги — то и купить.

Об одном местные жалеют — электронику произвести никак нельзя. Так что остаются кондиционеры и все остальное — чудодейственными артефактами чуть ли не божественного уровня, потому как работают исправно годами. Знай, электричество им подавай, а это ли проблема? Генераторы-то местные уже делают.

Так что сотовый — действительно драгоценность. Поймав себя на мысли, что всерьез думаю, чтобы его продать — напомнил себе, что там не только фото родни. Там еще фото страниц всех книг городской гильдии магов, взятых для меня наставником — и скопированных с его полного одобрения, потому что я его в конце концов задолб... Потому что я умею быть очень настойчивым в своих расспросах, а постоянно лезть в справочники после моих вопросов Элетту надоело. Мол, интересно — сам ищи, потом мне расскажешь. Только если меня с этим поймают, он будет все отрицать — потому как тайна гильдии. А это — никак не пять лет безбедной жизни... Это смерть мучительная и долгая. Но если не поймают — моя единственная возможность шагнуть куда дальше даже 'серебряного' круга ... и шанс придумать, как вернуться домой. Как-то ведь нас сюда выдернуло — пусть даже маги убедительно разводят руками и утверждают, что они тут ни при чем, способна на такое только одна известная мне сила. Врут в Йонне никак не реже, чем в родном мире.

В общем, придерживаемся старого плана — какую-нибудь работу, чтобы мозги не сильно загружала, и продолжать искать, как применить знания двух миров, заработать и при этом не попасть на каторгу. За полгода прогресс не сказать, чтобы огромный — те самые 'первые дни', увы, сначала превратились в 'первые недели', а затем и 'месяцы'...

Можно, конечно, плюнуть на закон и пойти в местные пираты... Кое-что ведь умею, кое-чему ведь обучен — под зорким вниманием наставника... И без его ведома тоже. Но там придется убивать, отнимать, воровать и закрывать глаза на чужие убийства.

Я выбрал мыть посуду.

— О чем задумался? — Потянулась Кира ко мне, чтобы обнять за шею, дав одеялку соблазнительно соскользнуть с плеча.

Но я вовремя отметил потянувшуюся к моей тарелке девичью руку и устоял перед соблазном, тут же отстранившись и встав. Потому что вместо поцелуев сейчас опять будем сидеть друг напротив друга, чавкать и думать, что хорошо бы вернуться в пекарню.

— Думаю, что надо занять очередь на собеседование. — Завернул я пирожки обратно в оберточную бумагу, вызвав разочарованный выдох. — Будет чем в обед перекусить, — предпочел я не заметить ее эмоций.

И для верности переложил сверток на подоконник.

А там, понятно, выключил телефон и вернул обратно в тайник. Кира не тронет — хотела бы, сто раз унесла бы. Да и хочется хоть кому-то доверять полностью — иначе как жить...

— Как у тебя на работе? — Поинтересовался я следом.

— Сорванцы нарисовали змею и подложили в вазу с цветами. Досталось от их мамы. — Со смехом в голосе поведала девушка.

— Наверное, ты их и подговорила?

— Может быть, — хитро улыбнулась Кира. — Графиня отходчивая, всегда что-нибудь потом дарит.

— Провокатор, — фыркнул я.

— А что значит это слово? — Задумчиво наклонила она голову. — Впрочем, не хочу знать! Хватит с нас и 'графов' с 'баронами'.

Ну да, наши виноваты — раньше-то местные аристократы как-то не придумали себе титулов. А теперь Кира нянчит детей графа и графини Эссеба. Есть такая деревенька на юге, дворов на двадцать — деревенька-то вольная, а вот земли вокруг — графа. С этой ренты-то семейство и проживает в Тессе, в старой его части, содержит садовника, повара и няню. Для меня главное, что Киру там не обижают.

— Деньги за квартиру сама занесешь? — Я накинул кофту, подхватил газету с объявлением, свой обед и вдел ноги в ботинки.

— Куда! Стой! — Вскинулась она, спешно сгребла медь с подоконника, торопливо над ней пошептала и чуть ли не силком положила их мне в карман линялых джинс, застегнув нашитой поверх кармана молнией. — И не смей платить до собеседования! — Строго выговорила она мне.

— Деньги к деньгам? — Озадаченно предположил я.

— Именно! Посмотрят деньги по сторонам, увидят — ба! — а тут наши! И к тебе пойдут, — с довольным видом улыбнулась Кира, повиснув руками у меня на шее.

— Тогда мне надо с тобой ходить, — чмокнул я подставленные губы. — Все счастье мира ко мне потянется.

Отпрянул от порозовевшей девчонки и бодро махнул ей рукой на выходе из квартиры. Мол — все будет хорошо.

— Удачи, — раздалось мне вслед.

Удачу, как и несколько других божеств нашего мира, местные охотно переняли.

За спиной лязгнул засов на железной двери, а я прислушался к тишине лестничного пролета, пытаясь набраться той самой бодрости и веры в лучшее. Должно же ведь повезти — как иначе. И свет-то какой приятный заливает ступени из окошек-бойниц под потолком лестничных пролетов. Надо, чтобы повезло — иначе действительно придется что-то продавать. За квартиру уже месяц не уплачено, начинается второй, а три десятка меди — это только за один... Арендодатель же лишен какой-либо жалости — потому что он не человек, а наш район. И на деньги с аренды содержит полицию, платит чиновникам и чистит улицы — короче, тоже кругом всем должен и ждать не может... В общем, городу тоже очень важно, чтобы мне повезло.

— Все заинтересованы, не только я, — кивнул я себе. — Значит, все получится.

Стандартная девятиэтажная 'панелька' стояла полупустой с тех пор, как большая часть жителей перебралась в хоромы попросторнее, легкомысленно отдав свои 'клетушки' в дар городу. А там — кому-то не повезло, кто-то прокутил... И люди возвращались обратно, с тем, что смогли сохранить или не смогли продать.

Местных в наши панельки пускали неохотно — хватило пары случаев, когда в лифтовой шахте устроили мусорку до пятого этажа, а потом подожгли. Теперь прямо не отказывают, но требуют депозит за три месяца — суммы такие, что им проще жить в бараках у промзоны.

Да и сами местные не в великом восторге от наших домов — говорят, что мрачные они, как крепости, и слишком высокие. Кто-то, понятно, селится — горячая вода, электричество, тепло зимой... Но я редко когда вижу в соседних домах больше десятка освещенных окон по вечерам. Наверное, это и хорошо — из-за недостатка жителей квартал не превратился в трущобы, хотя и безопасным его все равно не назвать.

Вот и сейчас, пока спускался с девятого этажа вниз по лестнице, услышал подозрительное шебуршание на несколько этажей ниже. Несмотря на рассветные лучи солнца, темени в подъезде хватало.

— Кто там? — Окрикнул я вниз.

Внизу чертыхнулись, засуетились, замерли, о чем-то горячо переговариваясь.

— Сейчас камнем кину, — соврал я грозным голосом.

А потом и на нашем языке повторил.

— ...Леша, ты, что ли? — С показной радостью уточнили снизу.

— Дядя Йося? — Узнал я по голосу и быстро сбежал по ступенькам вниз.

Остановившись, впрочем, в верхней части пролета, как только увидел двух выходящих из-за трубы мусоропровода стариков. Тощих, чуть покачивающихся от отсутствия сил, отчего-то вырядившихся в черную рабочую робу, седых, с растрепанными волосами — словно спешно шапку сняли. Соседей моих, можно сказать, что жили на втором этаже — Семена Аароновича и Йосима Геннадьевича.

— А мы тут это.... Мусор выкидываем. — Неубедительно произнес Семен Ааронович, пряча руки за спикой.

'Вдвоем? В шесть утра? В черной одежде?' — Скептически хотел спросить я невысокого старика с крупной лысиной, над которой крыльями поднимались встопорщенные волосы, но удержался, глядя на него укоризненно и печально.

За его спиной Йосим Геннадьевич, обладатель роста под метр восемьдесят, ныне согнутого жизнью, целил длинный прямой нос в сторону лестницы вниз, будто размышляя над тем, как было бы хорошо улизнуть — и одновременно бледнел лицом, краснел щеками, словно разом растеряв все силы. Будто застигнутый на месте преступления. И тоже руки за спиной прячет... М-да.

Кажется, старые решились-таки на разбой. Только место выбрали аховое — ну кого ж тут грабить? Своих — таких же бедняков?

Старики, вон, головы отворачивают, смотрят искоса с видом побитой собаки. Видать, не все еще перегорело внутри. Понимают, что творят, стыдятся. Но, видимо, совсем им край пришел.

Не нужны в Тессе старики — хватает работников моложе и здоровее, а до их лет тут, наверное, почти никто и не доживает. Если нет работы и детей, быстро приходит голод.

Я их подкармливал, когда была возможность, отдавая отнекивающимся старикам 'лишнее' и то, что 'все равно пропадет, вы же знаете, холодильников нет'. А теперь уже никак — самому скоро жрать будет не на что...

Пенсии, понятно, в Тессе не платят, а из всех льгот — жилье им дают бесплатно. Хоть такая подмога, все одно — не на улице ночевать.

— Вот-вот, мусор выкидываем! — Словно собравшись с мыслями, Йосим Геннадьевич открыл мусорный бак и решительно закинул в него короткую деревянную палку, которую до того прятал за спиной.

А потом выдернул точно такую же из рук Семена Аароновича и отправил туда же. Дерево гулко загрохотало вниз по трубе, и дядя Йося с довольным видом отряхнул руки.

Ну, хоть грабеж отменяется — вздохнул я про себя, спускаясь к ним ближе.

— Вот демон, занозу поставил! — Зашипел дядя Сема, рассматривая поврежденную ладонь и украдкой посматривая над ней на меня. — Я бы и сам выкинул.

— Т-ш! — Шикнул на него дядя Йося, отодвигая товарища в сторону и шагнув ко мне, улыбнулся. — Леша, а ты куда в такую рань?

— На работу вот устраиваться. — Махнул я газетой.

— И вот так пойдешь? — Цокнул он, глядя на мои видавшие виды джинсы и столь же затрапезного вида кофту.

— А что? — Оглядел я себя.

Да — ношенное, но не грязное. А по меркам местных — вообще шик, не дерюга и не мешковина серая.

Только Семен Ааронович тоже осуждающе покачал головой, разглядывая меня с ног до головы.

— Разве в таком виде устраиваются на работу? Нет, я не могу этого допустить! Стой здесь, Леша, и никуда не уходи! — Решительно зашагал дядя Йося по лестнице вниз.

Оставшийся на месте Семен Ааронович как-то неловко дернулся в его сторону, словно пытаясь улизнуть вместе с ним, а потом, качнувшись, все же остался на месте.

— Сильно занозило? — С участием спросил я.

— А? Да нет, — повертел он рукой и спрятал в боковой карман. — И в какое заведение устраиваетесь, молодой человек? — Поспешил он сменить тему с живым участием в голосе.

Если бы не черная вязаная шапка, торчащая из соседнего кармана, куда он безуспешно пытался определить вторую руку — то я бы даже умилился.

— На типографию, наборщиком.

— Образованные люди нужны всегда! — Одобрил дядя Сема. — Как говорила мне мама: 'Семен, иди в бухгалтеры, будешь всегда при деньгах!'. И где, скажите, эти деньги? — С горечью пожаловался он.

Вроде как, даже оправдываясь — то ли передо мной, то ли перед собой.

Деньги-то у людей в Тессе есть, только чужих к ним не подпускают.

— Может, и для вас очередь занять?

— Мы не дойдем, Леша. Мы до магазина-то еле ходим, — признался Семен Ааронович. — Леша, а это от вас так волнительно пахнет пирожками? — Принюхался он.

— От меня. — Вздохнул я. — Угощайтесь, дядя Сема. — Достал я сверток и поделился.

— Ну что вы, как можно, — сглотнул вязкую слюну старик.

А живот его возмущенно проворчал, словно реагируя на слова.

— Берите-берите. — Принялся я уговаривать.

— Ну разве что немного. — Тут же дал он себя уговорить, наскоро оттер ладони о халат и вгрызся в пирожок.

Это время нашел Йосим Геннадьевич, чтобы объявиться на лестнице с темно-серыми пиджаком и брюками, переброшенными через левую руку.

— Семен Ааронович! Вы втянули меня в свои гнусные замыслы, а все это время у вас был пирожок! — Возопил он, прижав свободную руку к сердцу.

— Это не мой, этой Лешин! — С полным ртом пытался оправдаться тот.

— Угощайтесь, дядя Йося. — Незаметно вздохнув, пришло время расстаться и со вторым.

Я смял оберточную бумагу и, не став мусорить, положил ее обратно в карман.

— А как же ты, Леша? — Уже откусив, внезапно нашло на дядю Йосю озарение.

— Еще заработаю. — Пожал я плечами, стараясь выглядеть беззаботно.

— Выходит, мы вас все равно ограбили, — расстроился он.

— Стыдно-то как... — Поддержал дядя Сема.

Но, судя по выражению лица, вкусно... Прямо как мне, десятком минут раньше. Так что я даже подтрунивать над ними не стал.

— А вы, говорите, куда трудоустраиваетесь? — Попытался поддержать беседу Йосим Геннадьевич, аккуратно придерживая руку под надкушенной выпечкой.

— Наборщиком. Щекинская мануфактура, — повторил я и для него.

— О, солидная контора! Вы уже подготовили резюме? Хотите, я проверю? — Заинтересовался он.

— Резюме? — Растерялся я.

— Ну конечно! Самое главное — первое впечатление! Теперь у вас есть отличный костюм, — качнул он рукой с брюками и пиджаком. — А с хорошим резюме не будет никаких конкурентов! Пойдемте к нам, Леша, мы Семеном Аароновичем составим вам самое лучшее резюме!

— Да я, как-то... — Замялся в ответ.

Я и насчет костюма, что был до сих пор в руках дяди Йоси, никак решить не мог. Может, будет польза, в самом деле.

— Даже сомневаться не думайте! — С жаром поддержал дядя Сема, облизывая пальцы, но стараясь делать это очень интеллигентно. — Вы сразу покажете себя грамотным человеком!

— Не будете же вы переодеваться в коридоре? Идемте, Леша! Не обижайте, сердцем прошу!

— Хорошо, — сдался я и зашагал вслед за ними по лестнице.

В квартире стариков уже доводилось бывать — выделили им трехкомнатную, чтобы не тесно и присматривали друг за другом, если что. Мебели и раньше-то на такие хоромы у них было мало — я помнил кровати, книжных шкаф, массивный письменный стол с кучей ящиков, да кресла с журнальным столиком, а теперь и вовсе остались только кровати, стол и одно кресло. Кровати они и раньше поставили в одну комнату, чтобы было нескучно, а теперь и остатки мебели перекочевали туда же. И квартира стала будто бы меньше на вид — и состояние слегка отклеивающихся по углам обоев, уже не прикрытых мебелью, производило совсем уж грустное впечатление...

— Только у меня бумаги нет, — спохватился я.

— Ой, непременно найдем! Где-то у меня был вполне пригодный черновик... — Засуетился дядя Сема, выдвигая один ящик за другим из письменного стола.

— Сема, не жлобься, у тебя под такой случай есть замечательный листок чистой бумаги!

— Я хотел писать на нем завещание!

— А я итак знаю, что там никому и ничего! — Сварливо ответил ему Йосим Геннадьевич. — Потому что у тебя ничего нет!

— Да можно и на черновике, — попытался вмешаться я.

— Не слушайте старых дураков, Леша. Семен Ааронович просто кривляется. Вот, примерьте, наконец, костюм. Я в нем с моей Сонечкой бракосочетался.

— Не надо, дядя Йося.

— Бери. — Упрямо отвел мою руку. — Идите, переодевайтесь. А мы быстро тут все сладим.

— А как же данные продиктовать...

— Ой, что бы мы о вас не знали! — Отмахнулся дядя Сема. — Алексей Петров, семнадцать лет, из свободных граждан, образование домашнее, под судом не состоял. А все комплименты мы сами напишем!

— Спасибо, — помялся я с ноги на ноги и пошел в соседнюю комнату.

Тем более что старики нашли-таки откуда-то шариковую ручку, чистый белый лист 'а четыре' и полностью сосредоточились над ним.

В соседей комнате не было ничего — окно да чугунная батарея под ним. Зато подоконник стоял чистый, без крупицы пыли — туда-то я положил пиджак, пока скидывал ботинки и надевал поверх своих джинс штаны. Да, тесновато, зато ремень не нужен — те же джинсы давно держались, подвязанные веревкой. С едой в последние недели как-то сильно не очень... Потом и пиджак тоже накинул поверх кофты — нормально, цвет подходящий.

Я огладил костюм — вроде неплохо. Только средством против моли пахнет. Ничего, выветрится — идти полгорода...

— Как влитой. — Вздохнул Йосим Геннадьевич, обернувшись, стоило мне вернуться и привлечь к себе внимание вежливым покашливанием.

— Йося, прямо как ты в молодости! — Растрогался Семен Ааронович.

Дядя Йося вдруг засуетился, вновь зашумел ящиками стола, пока не достал оттуда осколок зеркала размером с ладонь.

— Да ты сам глянь, — постарался показать он мне мое отражение.

Я посмотрел на худого молодого парня с высоким лбом, усталыми глазами и остро очерченными скулами — видимо, Йосим Геннадьевич тоже плохо ел в молодости... Но костюм действительно мне шел, добавляя солидности.

Зеркало случайно наклонилось так, что стало видно только мое лицо и небо за окном. И как-то сердце прихватило. Словно стою в родном городе, и мы никуда еще не провалились. Словно первое сентября, и кофта под пиджак на парадную линейку, и родители рядом...

— Спасибо. — Произнес я искренне.

И за костюм, и за воспоминания.

— На мои похороны вернешь. — То ли пошутил, то ли нет дядя Йося, с довольным видом убирая осколок обратно в ящик стола.

— Вот, газета вам, свежая. — Попытался я отдариться. — Я уже прочитал, — возразил я заранее. — А адрес типографии помню.

— Царский подарок! — Не стал отказываться дядя Йося. — Балуешь ты нас. — Поцокал он, разворачивая лист серо-желтой бумаги.

За его плечом тут же оказался Семен Ааронович, с любопытством вчитывающийся в строчки прессы. Там про футбол, скоро полуфиналы — наши ведь тоже играют, целые две команды: Каменск и Спартак... Хотя Йосим Геннадьевич больше смотрит на раздел с ценами на зерно — не угадали с запасами, весна холодная, как бы голодных волнений не приключилось. В общем, отдарился я удачно — аж глаза у стариков горят, даже как-то неловко...

Чтобы скрыть смущение, я деловито охлопал карманы чужого пиджака — мало ли, что забыли они там. И точно — обнаружил во внутреннем кармане шершавый прямоугольник бумаги и вытащил его на свет.

Купюра в сотню рублей — новенькая, не помятая, разве что аккуратно сложенная пополам. За такую красивую бумажку запросто и десять медных монет отдадут.

— Это ваше, дядя Йося. — Протянул я бумажку, а тот, на секунду оторвавшись от газеты, глянул на мою руку, словно не веря — и, отдав газету Семену Аароновичу, с блеснувшим от волнения взглядом сторублевку взял.

— Хорошие дела вознаграждаются! — Торжественно провозгласил Йосим Геннадьевич, взмахнув купюрой. — Пойдем, Сема, отпразднуем. Сегодня мы остались честными людьми!

— И у нас есть газета!

— Хочу чай! И кресло на сегодня мое! На целый день!

— На половину! У нас договор! — Возмутились в ответ.

— Не сегодня, Семен Ааронович! Сегодня вы мне крепко должны! — Строго припечатал дядя Йося.

— Я уже оплатил свое грехопадение листом бумаги и своим трудом! Вот, Леша, возьмите! — Протянул он мне лист, заполненный красивыми и ровными строчками с резюме.

— Вы расплатились перед Алексеем, но не передо мной!

В общем, это у них надолго. Но главное — на неделю у них еда будет. А там я что-нибудь придумаю. Давно уже пора...

— Спасибо, дядя Йося. Всего хорошего, дядя Сема, — Забрал я бумагу, тут же откланялся и юркнул за дверь.

Там, спустившись на этаж ниже, вчитался в написанный для меня текст — на двух языках! — и аж уши порозовели. Все могу, все умею, есть даже опыт решения сложных производственных задач — это я посуду мыл, не иначе. 'Старший подмастерье городского мага', 'уверенное владение компьютером'! Кто бы мне его дал...

— Кажется, я себя недооцениваю, — покачал я головой, завершая читать. — Какая типография, надо сразу в правление города идти, — с иронией подытожил, рассуждая, что теперь с таким красивым листком делать.

Складывать пополам не хотелось — бумага-то какая хорошая, белая — местные хоть и начали делать, но у них куда грубее получается. В руках нести — испачкаю непременно...

А надо ли вообще тратить такое резюме на рядовую вакансию? Оставить на более удобный случай, а пока отнести домой — уж больно почерк красивый, и вообще... Или вон, чтобы не подниматься, оставить в почтовом ящике — посмотрел я на пролет между лестниц, где стояли железные короба с цифрами квартир. Кое-где дверцы стояли нараспашку, без замков, но наш-то закрыт, а ключи в кармане.

Внутри, понятно, пусто — ожидал я, широко распахивая скрипнувшую створку. Потому еле успел подхватить сероватый листок с крупной надписью 'Уведомление о выселении', качнувшийся и попытавшийся упасть к ногам.

— Как же так, ведь месяц, — пробрало недобрым предчувствием. — Долг ведь за месяц, а сейчас только второй...

'Неоднократные нарушения...', 'долг за коммунальные услуги...', 'в случае неуплаты до двадцать пятого числа...'.

Потом оглядел более внимательно — ни фамилии, ни номера квартиры, и текст отпечатан типографским способом. Потом заглянул в соседние закрытые ящики — там такое же серое, недоброе послание.

— Да что же так пугать! — Выдохнул я, успокаиваясь.

Посмотрел в ящик к Семену Аароновичу — и вытащил такой же, смяв в сердцах. Еще инфаркт ударит от таких новостей... Но, видимо, если не пугать, то вообще платить перестанут.

А еще резюме я после такого решил брать с собой — потому что этот момент страха остаться без крыши над головой и снова спать в подвале, прислушиваясь к возне и писку крыс... Пусть будет еще один шанс. В общем, кофту вдел в брюки, а в получившийся карман и спрятал лист бумаги — так точно не потеряется. А если прямо и спокойно идти, то и не сильно помнется.

Уже закрывая ящик, наткнулся взглядом на прямоугольник тусклой визитки на дне ящика.

'Элетт из рода Бъенн, маг серебряного круга Гильдии Тесс' — в три строчки тисненого на визитке текста, под которыми адрес с шестизначным телефонным номером гильдии.

И приписка от руки на тыльной стороне плотного картона: 'Долго тебя ждать?'.

— Да уж не быстро, — взял я визитку и равнодушно положил в карман вместе со смятыми 'уведомлениями', чтобы выбросить по пути.

Элетт никогда и не скрывал, что настроился на личного ученика — иначе бы не допускал к книгам. Бабушка с дедом тоже не были против такого подхода — разве плохо быть при наставнике, перенимать его мастерство и со временем тоже стать мастером? Вроде как, хорошо...

Только вот ученик в Тесс бывает разный. Один — платит мастеру деньги и свободен в своей воле. Придет время — ученик купит первое собственное заклинание, наденет медный гильдейский знак и встанет вровень с остальными магами.

Второй вид ученика не платит ничего и находится у мастера на полном содержании. Такой ученик может использовать заклинания наставника, не покупая собственные — тот отдает ученику заклинание 'в аренду' и может даже отправить на свободный промысел. А когда придет время, учитель купит ученику его первое заклинание и, смахнув, скупую слезу, отправит в самостоятельную жизнь.

Но чаще, второй вид ученика — это такой вид частной собственности, в котором вещь называет наставника 'мастер', зарабатывает для него деньги и уныло ждет, когда тот помрет, и можно будет жить свободно. А если ученик начинает настаивать, напоминая о том, что ученичество затянулось, его продают другому 'мастеру' или меняют на что-нибудь полезное. Там уж с новым хозяином договаривайся сам... Выход из такого ученичества только один — когда наставник отдаст концы, ученик наследует одно его заклинание. Разумеется, если расследование вдруг не покажет, что в смерти мастера виноват сам ученик, что не такая уж и редкость.

Раньше я был среди везунчиков-платных учеников. Теперь могу только просить взять во вторые. А я как-то привык быть свободным.

В общем, если и решу к наставнику уйти, то это уж если совсем с голоду загибаться стану. Пока что — побарахтаемся...

Входная дверь подъезда поддалась тяжело — как только Кира справляется. Укрепленная стальным листом по углам, дверь весила килограмм двадцать, да еще примерзла к железному же косяку по утреннему морозцу — до конца весны редко бывает плюсовая температура по ночам. Солнца в Тессе много, только холодное оно — я вышел и невольно прищурился от залитой светом улицы и сияющей белой каменной отделкой панельки напротив. Чтобы дать глазам привыкнуть, пришлось присесть на скамейку у подъезда.

'Посидеть на дорожку' — это ведь тоже на удачу?..' — постарался вернуть я себе бодрое настроение.

Холод земли не успел пройти сквозь тонкую подошву летних ботинок — я привычно 'подхватил' одну из линий стихии 'огня', незримо проходящих канатами, тонкой паутиной, узлами и всеми возможными видами путей во все стороны и на любой высоте. Знай завяжи на себя подходящий — чтобы не сжег изнутри, и не перегорел, стоит легонько потянуть из него тепло. Навык давно отточенный — этим, в общем-то, и спасался, пока шел на работу и возвращался обратно осенью и зимой — линия 'огня', если встать на нее, позволяла не замерзнуть. Только линии редко идут в нужную сторону, а переход от одной и поиск другой на ходу — то еще 'приятное' занятие. Когда в стужу ударяет по ощущениям крупный канал 'воды', и чувствуешь, как судорогой сводит мышцы, то невольно хочется дать слабину и ходить только по прямой, пока не упрешься в какой-нибудь дом... Но настоящим магом так не стать — книги Элетт настаивал, чтобы я в любой свободный миг 'раскрывался миру' и учился брать из него то, что нужно, не раздумывая закрываясь от лишнего. Говорил, что рано или поздно организм научится, а боль — лучший учитель. Потому что все эти линии — вся местная магия и есть. И не уметь закрываться — означало приговор, потому что пустить по природной линии всякую дрянь — это первое, чему учат 'всякую одноразовую шваль с островов'. С островов — это те самые местные пираты, дело для прибрежных вод торгового города обычное, а у ж для богатейшего Тесс — почти неизбежное...

Понятное дело, что в Тесс пираты под видом купцов и сбывают все наворованное и наткнуться на них можно десяток раз в базарный день, не заметив того... Но если дело все-таки дойдет до драки — последнее, что Элетт хотел, чтобы результат его трудов сдох бездарно. Не потому, что так хорошо так относится, а потому что остальные непременно узнают, кто у неудачника был в наставниках. Вредит репутации, знаете ли... Это вообще не значит, что я буду дохнуть ему на зло — наоборот, жить-то как раз хочется.

Так что после пары лет тренировок и косых взглядов на 'шизика, который то и дело дергается и шипит', находить 'нужные' линии действительно стало проще — уже на уровне интуиции. Не то, чтобы удавалось всегда — иногда по обнаженным нервам било так, что сгибало пополам, и я падал на колени. Вон, один раз не посчастливилось напороться на крупную линию стихии 'смерти' — до сих пор, как вспомню, неуютно становится. Обычных-то 'паутинок исхода' полно — смерть в городе, увы, дело обыденное, и то одна, то другая царапнет чувства. А вот такая матерая, концентрированная гадость, как оказалось, идет от восставшей нежити — и чем та сильнее, тем крупнее линии 'шарашат' вблизи от нее.

В тот раз восставший труп оказался в канализационном коллекторе, куда местные обходчики долгое время ленились лезть. А как полезли — то и стали первыми жертвами мертвяка...

О каждой 'линии смерти' необходимо немедленно сообщать — это долг любого мага, даже без лицензии и полного образования. Ровно также обязан сообщить о 'неприбранном' трупе любой разумный, у кого есть голова на плечах — потому что мерзость непременно найдет, как вырваться и поубивать все живое. Еще из-за этого надо 'слушать линии' постоянно, как только глаза открыл — я ведь тут живу, и Кира тут живет, и эти два старых разбойника, за которых все равно чувствую ответственность. И если прошляплю близкую нежить, то винить можно будет только себя. На обходчиков, как выяснилось, надежды не особо...

Даже вон — заметил я мордочку рыжего кота в проеме отдушины подвала — и то надежнее, чем склонные к лени люди. Звери нежить чуют, и раз сидит кот спокойно, то и бояться пока нечего.

Заметив внимание к себе, кот спрыгнул на землю и, неторопливо потянувшись, зашагал в мою сторону. А там и заинтересованно принюхался, не иначе учуяв обертку из-под пирожков.

— Нет у меня ничего, — повинился я перед ним. — Это просто бумажка. Так что извини.

Но кот все равно прыгнул на скамейку и подошел ближе, уточняя, правду ли я говорю вопросительным изгибом хвоста.

— Могу только погладить. Рассказать какой ты шикарный и красивый. — Закатив рукава, чтобы не нацеплять шерсти, пропустил я его под ладонью и, запустив пальцы в шерстку, аккуратно почесал. — Знатный мышелов.

Кошки, вместе с собаками — важная часть Тесс, неприкосновенная и почти священная. Любят их еще больше, чем в моем старом мире, а обижать их так и вовсе никому не придет в голову — разве что совсем отбитым мерзавцам.

Все потому, что, к сожалению, через сутки после смерти из мертвых поднимались и животные. Насекомых, птиц и зверьков совсем небольшого размер этот кошмар не касался, но вот крысы и все, что крупнее... Если такая тварь восстанет, устроить может настоящий кошмар. Сначала сожрет всех сородичей, а как отъестся, то проще запереть склад и спалить нежить вместе с ним, чем пытаться поймать верткую и живучую тварь. Нежить на огонь реагирует никак — сидит и горит, не ощущая боли и не чуя близкой гибели. Тем и спасаются...

Поэтому коты и собаки-крысоловы натренированы приносить свою добычу хозяевам, и без таких полезных животных ни одно жилье не обходится. А на заводах они — так и вовсе штатные сотрудники, можно сказать. Как иначе, с бесконечными-то подвалами, куда не всякий обходчик пролезет — на Земле ведь строили без расчета на то, что где-то под трубами может затаиться всякое...

Наши-то, Каменские, впервые столкнувшись с проблемой, как им показалось, быстро нашли решение: взяли труп крысы, заперли его в железную клетку и оставили в подвале. Остальные грызуны, почуяв восставшее существо, мигом сбежали.

Местные сдержанно покивали, мол — какие вы мудрые. И просто подождали неделю, пока нежить не сгрызла железо, и склады конкурентов спалили. Я там не был — это Йосим Геннадьевич рассказал. Его ведь была мудрость, и его склады... Семен Ааронович прогорел на другом — пытался математикой победить в нехитрых местных карточных играх. Оказалось, что математика против шулеров бессильна. Ну, его имущество хотя бы просто перешло из рук в руки. А дядя Йося стоял и смотрел, как горит его благополучие.

В общем, водились крысы буквально везде, и приносили урон, как при жизни, так и в смерти. Хитрые ловушки спасали так себе — опытные зверьки, дожившие до крупного размера, игнорировали приманки. Так что средство борьбы оставалось одно единственное — травить всякой гадостью и потом обходить подвалы каждый день, чтобы не прозевать мертвую тушку. Ну а если все-таки прозевал — надеяться на двери, которые везде крепкие и тяжелые. И на котов, которые трупы тоже приносят, наряду с собственной добычей.

— Так что ты уж точно не пропадешь, — озвучил я свои мысли рыжему, а тот, развалившись на боку, согласно промурчал. — И спешить тебе никуда не надо... Ладно, пару минут и у меня есть... — Принялся оглаживать я прохладную шерстку.

Да и потом — не особо придется торопиться. Не так и велик Тесс, если в ширину — он больше вытянут вдоль реки и побережья.

Дом наш стоял прямо возле границы города — тут две панельки и магазин, а дальше на север только пустырь до безымянного подлеска. Раньше, понятно, в моем мире ту сторону были другие дома, проспекты, площади, гаражные кооперативы — только их не перенесло.

Так что теперь здесь самый край нового Тесс, центром которого стала промзона — старый местный город, который был тут до нас, от нее на юге и востоке. Восток — портовая часть, склады и крематорий. Юг — театры, дворцы и поместья. Богатые постройки некогда принадлежали купцам, торговавшим с севером, но быстро опустели с разорением и исходом владельцев в лучшие места. А наши-то как радовались, получая тамошние хоромы, еще удивлялись, отчего их так много... Радовались, как и продавцы, которые, наверное, отчаялись куда-то сбыть резко подешевевшие владения.

На Западе Тесс вдоль реки и через нее до горизонта — распаханные земли, кормящие три сотни тысяч жителей. Сумасшедшее количество по местным меркам, и сильная головная боль для властей Каменска и Тесс. Хотя это уже давно почти одни и те же власти, пусть и сидят в двух разных местах: одни в муниципалитете старого города, а вторые в здании нашей администрации, которое тоже угораздило сюда попасть. Но и нашим, и не нашим — всем приходится что-то делать с тем, как уместить такое количество людей внутри городского контура.

Город в Йонне — это не как у нас раньше в Каменске, где границы только по автомобильным табличкам на въезде и выезде. Местные города строго огорожены охранными столбами, чтобы нечисть и нежить не зашла пировать в людские кварталы. Понятно, от всякой нежити, что появляется внутри сама по себе, эти столбы никак не защитят — уж тут самим надо не зевать. Зато 'внешние' мертвецы эти столбы страсть не любят, а это очень большое дело. Бывает, из окна по утру вижу двух-трех трупов, бесцельно шатающихся вдоль охранной линии — особенность жизни на окраине. Потом либо сам дохожу до участкового, либо кто другой вызовет дежурного мага — а тот будет громко ругаться на очередных грибников, которым законы не указ... Хотя за грибами в лес вне города тут ходят только с большого голода — нежить ведь в каком-нибудь бочаге годами может жертву дожидаться...

Люди, впрочем, от защитных столбов тоже без восторга — если совсем рядом стоять быстро голова болит и подташнивает, так что домой такое не поставить. Да и дорого — оно ведь не само по себе работает, а город платит Гильдии, чтобы колдовство обслуживала.

Гильдия, в свою очередь, отряжает мага, который должен ходить пешком от столба к столбу. Маг с умным видом назначает 'практическое занятие' ученику, и я потом хожу от столба к столбу в грязи по колено, потому что весна и прибрежная черта километров тридцать. И заряжаю это чудо магической мысли, матерясь с чувством и так громко, что случайные свидетели принимают услышанное за могучее колдовство. Короче, на меня, бесплатную рабочую силу, еще и жалуются потом.

И голова, нет, не болит, как у других людей — потому что 'открываемся миру и концентрируемся только на нужной линии'. У нас же практическое занятие, ага... Там-то, на 'практике' и познакомился с учениками других магов — одному лет тридцать пять, второму за сорок. Все еще ученики, вечные — они-то и объяснили все прелести наставничества в Гильдии. Мол, и должны бы уже ввести их давно полноценными магами, но наставник как-то не хочет отпускать и заниматься всем самому.

Дело-то крайне муторное — внутри дерева этих столбиков, которые высотой в полтора метра и обхватом в талию симпатичной девушки (ориентируюсь по Кире), лежат ограненные стеклянные булыжники с кулак величиной, снаружи залитые смолой. Соединены они довольно причудливым образом — вернее, разъединены полыми трубками по центру. Те, что заряжены силой ветра — надо дозарядить ветром; те, что водой — надо водой. Обычно по три стихии в каждом — так, чтобы одна у соседних столбов не совпадала. А стихия, зараза такая, совсем не хочет внутрь камня лезть — она-то и истекает из него медленно-медленно, потому и бегать вокруг города нужно не так и часто. Но как приходится — сноровка нужна и огромное терпение... В общем, в таких условиях реально захочешь себе ученика.

'Пусть другого ищет, повышенной проходимости...'

Задумавшись, я перестал гладить кота, и тот, юркнув из-под руки, убежал по своим важным кошачьим делам.

— Ладно, и мне нечего рассиживаться.

Я зашагал по улице вдоль закрытых дверями подъездов и заколоченных окон первых этажей. Пустынно, никого нет — рано еще. Наши как-то за годы не привыкли жить вместе со световым днем — вставать с зарей и ложиться по темноте.

Вскоре попался прокопченый до черноты мусорный бак — мусор, особенно пищевой, строго сжигают — туда и закинул хлам из карманов. Правило только Каменское — в Тесс любому мусору найдут применение, зато у нас чисто даже на окраине... Но до лета нам с Кирой лучше перебраться в другое место. Летом ветра меняются и дуют от порта и крематория, создавая непередаваемое сочетание из сажи и рыбы — один раз попадешь под такое, и больше не захочешь. В администрации об этом знают, потому тут и цена ниже низкого — в том числе те три месяца, когда можно нормально дышать и любоваться горами из окна...

В проходе между двух домов мелькнул пеший патруль в три человека с собакой. Чем ближе к цели, тем и патрули будут чаще — верный признак, что иду правильно. Хотя тут, в общем-то, ничего не поменялось еще с прежнего мира, не заблудишься — линии панельных домов и редкие магазины, заросшая проплешина футбольного стадиона рядом с закрытой школой и сгоревшее здание больницы. В больнице был морг, мертвецы поднялись, пришлось сжечь. Восстанавливать тоже не стали — врачи разбежались по графам и герцогам...

Больше нет рекламных баннеров и растяжек, никто не красит деревья и бордюры по весне — это сейчас небо синее и трава, а зимой идешь, как в недобром черно-белом сне, выбраться из которого уже много лет не получается...

Всего от Каменска угодили в переплет два района — Ленинский, старый спальный район, и Калининский — с ТЭЦ и промзоной на месте огромного обанкротившегося завода. И если Ленинский район, на окраине которого мы с Кирой снимали квартиру, до сих пор стоял огороженным еще старыми заборами — времен сумятицы, попыток договориться и двух эпизодов со стрельбой — то Калининский уже стал частью Тесс куда большей, чем частью бывшего Каменска.

Переход между двумя районами никак не пропустить — дело даже не в двух массивных воротах и охране на вышках. Стоит пройти мост над сухим оврагом, миновать стеллу 'Калининский район', и ощущение чужого мира наваливается на плечи. Пусть под ногами все еще знакомый асфальт, а в длинных железобетонных корпусах по обе стороны дороги угадываются привычные железобетонные цеха заводов, но все остальное — деревянное, налепленное буквально на каждом свободном пятачке вместо бывших парковок и заводских парков и очень многолюдное даже ранним утром — уже не наше, чужое. Сотни две шагов — и тебя уже толкают плечом в плотной толпе даже ранним утром, и надо прижимать карманы, чтобы не подрезали кошелек. Поворот следом за дорогой, и нос царапают резкие запахи: горелой пищи, нестиранной одежды, машинного масла, острых специй в невообразимой смеси. Бараки под общежития в несколько этажей, угрожающе нависающие над головой; кабаки, конные дворы, сотни деревянных складов разной величины по обе стороны от ставших узкими улиц — и паутина проводов от них к работающим электросетям. Район периодически горит — и вновь вырастает на пепелище... Зимой тут дымят паром трубы от ТЭЦ — теплоизоляцию с них срезали еще в первые годы — и вдоль горячего железа вырастают поселения нищеты. До весны на тех улицах вообще лучше не появляться. Стража так и делает — и наша, и местная, и редкие совместные патрули...

Если бы я не привыкал к этому годами, то не знаю, как бы и относился. А так — это Тесс, и я в нем живу. Книги и знания нашего мира сделали Тесс многолюдней и богаче, подарив технологии, ремесла и станки. И нельзя сказать, что город не оплатил нам за это очень щедро — многие 'наши' и по сей день уважаемы и весьма состоятельны, а администрация Каменска выделена в отдельное подразделение, со своими законами, порядками и полицией. Все честно. Только бы теперь денег заработать, чтобы от голода не сдохнуть...

То, что место верное, я догадался по очереди в пару десятков человек, скучающих у входа кирпичного здания со сбивающей с толку надписью 'Компрессорная станция' тускло-красным по белому кирпичу двуэтажной постройки. Вывеска 'Мануфактура братьев Щекиных. Типография', висевшая над входом, казалась куда скромнее. Изнутри первого этажа, лишенного окон, гремели железом какие-то механизмы, а окна выше были закрыты аккуратными шторами — сторона солнечная, и поднимающееся светило начинало уже неплохо так согревать окрестные улицы. День, как на зло, обещал быть жарким — успеть бы до полудня, чтобы не взопреть. Но двадцать пять человек — посчитал я точно — увы, настраивали на долгое ожидание. Люди в очереди считали так же, и кто сидел на корточках, кто постелил картонку на бордюр, а кто и нервно стоял у дверей здания.

Главным же развлечением в очереди был какой-то доходяга, шагающий от человека к человеку, пытаясь продать какой-то хлам, чтобы опохмелиться — выглядел продавец скверно. Но кроме очередной партии насмешек вряд ли что он здесь заработает.

'Ладно, где там мое резюме...' — вздохнул я про себя, встряхнув бумагу, чтобы разгладить, и зашагал к очереди. — 'И ведь это только объявление вышло...'

Правда, все два с половиной десятка тут же подобрались, кто встав с асфальта, кто просто прижавшись к стене, и, отойдя от двери, посторонились, явно чтобы дать такому красивому мне пройти мимо — а я и прошел, стараясь удержать невозмутимое выражение на лице. У меня ведь еще листок бумаги в руках — пришло озарение — явно кто-то из начальства! В общем, на такую вежливость я ответил искренним 'благодарю' человеку, придержавшему для меня дверь, и прошел сразу по лестнице наверх, пытаясь задавить смущение от собственной наглости. Мне еще Киру кормить. А вы знаете, сколько едят Киры?!

'Спасибо тебе, дядя Сема!' — Сжав резюме в руках, на секунду привалился я к стене второго этажа, успокаивая нервы, и огляделся в коридоре.

Полы, отделанные под паркет из ореха, вытерты посетителями до бледно-желтого; стены выкрашены под светлый песчаник, но потемнели в нижней четверти; двери выглядят довольно обшарпано — десяток их по одну и другую сторону от лестницы — зато возле каждой двери табличка с должностью и именем. Удобно. Сориентировавшись по табличкам, не нашел 'отдела кадров', зато отметил шесть мужиков рабочего вида, скучавших в самом конце коридора по левую руку возле закрытой двери с позолоченной табличкой 'Управляющий Викентий Михайлович УГЛОВ'. Значит, управляющий из 'наших'... Лучше бы он был местным. Просто 'местные' никак нас не выделяют — Тесс торговый город, к чужакам они привычны — куда больше смотрят на кошелек... Ладно, мне, видимо, туда.

На меня синхронно сошлись шесть взглядов — причем, если первые три — от ребят помоложе, слегка суетливых и жавшихся поближе к двери — смотрели просто настороженно-вопросительно, то стоящие последними выглядели так, как наверняка я буду выглядеть дня через два или три неудачных собеседований. Какая-то дикая смесь отчаяния и желание драться до последнего. Так что наглеть и проходить мимо в этот раз не позволила совесть — у меня-то эти два дня еще есть.

Интересно, почему эти шестеро здесь, а двадцать пять — на улице?

— Вы на фабрику наниматься? Кто последний? — Спросил я ритуальные вопросы, подойдя ближе.

— За мной будете, — ответил кряжистый мужчина из местных, прикрыв глаза и вновь привалившись к стене.

'Просто не везет' — отчего-то пришла мысль, стоило рассмотреть его ближе. И вроде работящий, судя по мозолистым рукам, и пьет умеренно — одежда-то чистая, и ботинки не просят 'кушать'... Но работы нет.

— Не подскажете, сколько людей нанимают? — Потому обратился я к следующему в очереди — глядящему цепко то на мое лицо, то на лист бумаги.

— Троих. Вон этих, что с ночи стоят, — кивнул он подбородком на тех, кто был прямо у двери.

— Как это с ночи? Газета только в пять вышла. — Не понял я.

— Так ихние дружки объявление и печатали. — Еле удержался тот, что стоял четвертым, от того, чтобы сплюнуть.

Тоже по виду — обычный крепкий работяга.

Счастливчики оскалились улыбками превосходства.

— Ну, это мы еще посмотрим. — Взбодрил он себя. — Глянь на их рожи, кто их наймет?

— Только станок сломают, деревенщины тупые. — Подтвердил мой сосед.

Глаза первой тройки опасно сузились.

— Стой, Тон. Мы его потом выловим. — Удержали двое из них сжавшего кулаки и дернувшегося к нам товарища.

— Меня искать не надо. Доходный дом на Водопроводной, спроси там Дожа. Дож — это я. — С иронией, словно для тупых, повторил кряжистый.

— И спросим, — с угрозой выговорили ему.

— Тихо, всех выгонят. — Шикнул четвертый.

И все, опасливо посмотрев на начальственную дверь, притихли в вооруженном нейтралитете.

— Заходите первые трое. — Вскоре гаркнул из кабинета мужской голос.

Вновь заулыбавшись, первые в очереди победно посмотрели на нас и, сгибаясь в поклоне, зашли в дверь.

Правда, были они там едва ли пару минут — а вот когда вышли, лица их были злые и крайне недовольные.

— И с улицы пусть еще трое зайдут! — Сопроводил их в спину насмешливый голос.

Пробормотав под нос что-то пакостное про управляющего, трое только шаг увеличили. Сдается мне, хозяину кабинета придется просить еще кого-то — вряд ли этим трем есть теперь какое-то дело до его просьб.

Между тем, вторая тройка уже зашла в кабинет, аккуратно притворив его за собой, и я остался в одиночестве. Ощущал я себя слегка неуютно, хоть и шансы, вроде как, выросли — но вторая тройка вполне походила на тех людей, которых можно было нанять. Ну, хоть не целый день потрачу, чтобы отказ услышать...

Через минуту дверь вновь открылась, и трое угрюмых мужчин прошагали мимо. Один, правда, задержался — мой сосед — хлопнул по плечу и указал на вход в кабинет.

— Удачи.

— Что хоть спрашивал? — Попытался я уточнить.

— Иди, сам узнаешь. — Криво усмехнулся тот.

— Следующие!.. — Звучало уже нетерпеливо.

Чуть задержавшись у входа, я вежливо постучал и зашел внутрь.

— Добрый день. — Поприветствовал я сидящего за потертым офисным столом управляющего, краем взгляда отметив скучающего охранника справа от двери, поигрывавшего железной дубинкой в руках.

Викентий Михайлович — низкий, пухлый, с ироничным и предвкушающим что-то взглядом — воззрился на меня с неким удивлением и даже встал из-за стола, словно мне на встречу.

За его спиной стояли стеллажи с документами, оформленными в сероватые папки с завязками, а весь кабинет производил впечатление той еще унылой дыры — мебель вся облупленная, штукатурка потолка с явными подтеками по углам возле занавешанного окна; поверх синевато-блеклых обоев висели три портрета с абсолютно незнакомыми мне господами, которые смотрели на окружающую обстановку с явным недоумением.

Из богатого в кабинете была только одежда на управляющем — замшевый коричневый пиджак, темный галстук с отливом и крупные позолоченные часы на левой руке.

— Вы по какому поводу?

— Трудоустраиваться, наборщиком. Вот, резюме, — я качнул бумагой в руке.

— Ах, резюме... — Явно с облечением вернулся управляющий в кресло. — Интересно, интересно. — Взяв ручку со стола, он задумчиво побарабанил ей по столешнице, разглядывая меня с ног с головы.

— Прошу ознакомиться, — шагнул я было вперед, желая оставить бумагу на его столе.

— Оставьте пока себе, — остановил он меня барским жестом. — Давайте лучше представим, — сомкнулись в замок пухлые пальцы. — Что в вашей руке очень ценная бумага, — с улыбкой переглянулся он с охранником за моей спиной.

Я невольно посмотрел на свой листок, а затем, не понимая, на хозяина кабинета.

— А в дверь входят наши враги. — Продолжил он, кивнув в сторону выхода. — И если эта бумага попадет им в руки, вы меня этим очень сильно расстроите. — Толстяк в предвкушении пододвинулся ближе.

— Простите?

— Вы же не хотите меня расстроить и, что страшнее, подвести наших учредителей — братьев Щекиных? — Выразительно показал он на портреты.

Пожав плечами, я собрался было сложить бумагу и положить ее в карман.

— Учтите, вас будут обыскивать, — опередил он меня.

Он что, жрать этот лист предлагает? — неожиданно пришла догадка, стоило заметить азартный вид управляющего.

А затем тот встал, сделал пару шагов к окну, раздвинул шторы и широко раскрыл ставню.

— Мы ждем абсолютную верность от сотрудников, — проследовал он обратно в кресло, где по-барски развалился и с намеком посмотрел на открытое окно. — И ценим их здоровье и удачливость.

В окно прыгать?! Осознав, я всерьез разозлился. Да он же развлекается! Устроил себе, сволочь, бесплатное шоу. И не сотрудники ему нужны, а власть свою паскудную над людьми чувствовать!

Гнев толкнулся в грудь, заставил раскрутить внутренний источник, вцепившийся и дернувший на себя силу из разлитых в воздухе линий, и пламя ярким факелом объяло листок, тут же погаснув.

Управляющий испуганно вжался в кресло. А я молча стоял напротив него, чуть наклонив голову.

Рядом дернулся было охранник, но так и замер на месте.

— Ну, что там по поводу врагов и верности? — Клокотала во мне злость.

Викентий Михайлович нервно посмотрел на охранника, а тот явно старался этого не замечать, глядя мне под ноги.

— М-Мы с вами свяжемся, идите! — скомандовал Викентий Михайлович, постыдно пустив петуха в голос, и свирепо задышал, напустив на себя чванливый вид.

Я стряхнул пепел с пальцев и вышел за дверь. Как они свяжутся? Все мои данные на том листке...

Отвернувшись, краем глаза заметил, как Углов торопливо стирает выступивший на лбу пот платком. Жаль, что никакого удовольствия мне это не принесло — а может, и хорошо. Вот чувства брезгливости было выше крыши.

Главное, чтобы в полицию не побежал... А если побежит, наплевать — что у них есть, кроме пепла?..

Даже дверью не хлопнул — аккуратно прикрыл.

В коридоре с некоторым удивлением встретил ожидавшего меня крепыша — того самого, что желал мне удачи.

— Если уж тебе отказал, то у меня и шансов не было. Нужно было проверить. — Кивнул он сдержанно и первым пошел к лестнице.

— Просто больной придурок, — прошипел я, шагая следом.

— Этот еще ничего. — Хмыкнул невольный знакомец. — По нему видно, что он дурак. По остальным так сразу и не скажешь.

В общем, надо с горечью констатировать, что в Тесс с работой еще хуже, чем я мог представить...

— Шесть человек, — крикнули из окна над головой, стоило выйти на улицу, и люди с надеждой на лицах заспешили по лестнице наверх.

Только головой покачать оставалось — мне ведь не поверят.

Я остановился в тени здания напротив, прикрыл глаза и пару раз глубоко вздохнул.

— Парень, эй. Парень. Купи прибор. — Забормотали совсем близко, когда я, успокоившись, уже собирался уходить.

В метре стоял тот самый доходяга, что развлекал очередь, и пах он откровенно плохо — чем-то кислым и прогорклым, насквозь впитавшимся в дерюгу на плечах. Кожа вокруг его глаз покраснела, слипшиеся волосы закрывали лоб, зато в руках... В руках лежал какой-то пластиковый тумблер, так сразу и не разобрать от какой техники. Достаточно массивный, бело-черный, выглядел предмет довольно солидно, но не стоил ровным счетом ничего. И, судя по взгляду продавца, он это понимал.

— Рабочий прибор, — заметил он внимание и звучно щелкнул, провернув по часовой стрелке, а потом и назад. — В наследство достался, просто очень деньги нужны...

А затем вместе со мной резко дрогнул, когда какой-то бедняга вывалился из окна и простонал, хватаясь за сломанную руку.

— Отлично! Если до завтра заживет, можете выходить! — Перегнувшись через подоконник, крикнул управляющий довольным голосом.

С превосходством оглядел все еще ожидавшую очередь, а там и мой взгляд поймал и поспешно отшатнулся внутрь. Ничего, эта планета тоже круглая, встретимся...

— Так как, купишь? — Поторопили меня, словно напором мог заставить зазря потратить деньги.

Если бы что-то полезное эта ерунда делала... Полезное... Хм...

Я вновь посмотрел на пластиковую ерундовину. Просто накладка на железо, для удобства. Всей ценности — щелкает. Переключает. И делает это солидно.

— Медяк.

— Золотой! — Запротестовал доходяга.

Но на монету в моей ладони посмотрел жадным взглядом.

— Ладно, бери, — заторопился он, вручил переключатель, взял медяшку, и воровато оглядевшись, засунул ее себе за щеку, тут же рванул за угол, подальше от заинтересованных взглядов из очереди.

Нормальная предосторожность — у такого бродяги могут и отнять.

А я пошел обратно домой, звучно щелкая переключателем, в такт мыслям.

Магичить мне нельзя... И артефакты делать тоже нельзя... Но приборы-то наши, земные, никто не запрещает продавать — шел я все быстрее и быстрее, схватив идею за хвост.

А кому какое дело, что там у прибора внутри? Батарейка или кристалл, заполненный силой? Пока не вскроешь — не узнаешь, а зачем вскрывать, если работает?..

Главное, чтобы выглядело нашим, земным устройством.

Что устройство будет делать? Да какая разница? Было бы полезным, вот что важно. Так хотя бы крыс этих самых гонять — почему нет? Приборы такие есть — все знают.

Сознание выдавало ответы, будто некогда уже давно придуманное и только дожидавшееся, чтобы предложить под подходящее настроение — наполненное холодной яростью и расчетом.

Работать прибор будет ровно так, как как Йосим Геннадьевич и придумал, только хитрее — он ведь додумался, как восставшей крысой всех других грызунов распугать. Но ведь не мертвеца боятся живые грызуны! А именно что силу смерти, что каждое пробудившееся чудовище начинает излучать. А ее разлито по миру — тонкими сероватыми линиями, почти неощутимыми — целые океаны. Знай собери и наполни ей кристалл.

А потом — щелчок переключателем — включил, и кристалл уперся в иголку на пластине выключателя. Кристаллы такое не любят — сила истекать начинает. Щелчок переключателем — игла отошла, выключился. Включил, выключил, как на обогревателях в домах знати. Не у всех есть электричество и тепло от ТЭЦ — вернее, в старом городе почти ни у кого и нет.

'А почему остальные-то раньше не догадались так делать?' — Спросил я себя. Не стоит считать себя умнее остальных.

Но как представил, как маг с чудовищными по меркам местных доходами и уважением начинает лично гонять мышей... Ну ладно, не гонять — но рутинно набивать камни стихией смерти или учеников на это ставить. И зачем им заниматься подобными вещами, если можно такой же кристалл гораздо быстрее набить стихией огня и продать на обогрев какого-нибудь поместья?

Линии силы — они ведь очень разные. Для стихийных всегда можно подыскать толстый, плотный канал, наполнить им кристалл за пару часов и считать деньги. А вот из невидимых тонких каналов смерти придется буквально вить силу, словно нитку из пряжи слепому прядильщику, чтобы продеть внутрь ограненного кристалла. И не часы это займет, если не умеючи, а сутки. Я когда охранные столбы заряжал — там по-всякому приходилось изворачиваться. У меня этого опыта побольше иных магов будет.

Выходит, делать-то кристаллы с силой смерти маги могут, но зачем, если никто не в состоянии будет подобное купить?.. А за бесценок работать... На такое только я и согласен. Ну, почти за бесценок — десяток серебром я уж точно слуплю, складов много, потребность огромна.

Щелчок, еще один... Получится, не может не получиться — главное, кристалл подходящий и иголку. Не сильно большой — чтобы крысам хватило, а проходящий мимо маг не посчитал за мертвяка.

С кристаллами проблем нет, стекло лучше всякого драгоценного камня — его и до нас успешно лили, а с нами так и вообще... Только в старых 'артефактах' и остались драгоценные, ну или кто-то решит богатство показать. Глупость это — как Элетт говорил — натуральные камни все сплошь с включениями и порами, пойди найди хороший... Сила-то чистоту любит — она, вроде как, отражается от граней кристалла, и чем чище внутри, да огранка лучше — тем и слабее истекает обратно.

Но проверить задумку все равно надо — под конец пути я уже практически бежал к дому.

А там задержался возле входа и, после коротких раздумий все-таки спустился к двери подвала. Сработать-то должно, но лучше убедиться.

Входить внутрь незачем — сила двери и стены игнорирует. Разве что вода ей препятствие, она ведь — как тот же кристалл, если чистая и спокойная. Недаром нечисть с нежитью реки избегают — перебраться-то переберутся, стоит воде заштормить и помутнеть...

Пока отвлекал себя посторонними мыслями, уже на автомате подхватывал колючие и холодные линии раскрытым миру восприятием и сводил силу от них возле левой руки — так проще работать рассудку. На каждый палец по линии, слегка потянуть к себе... Слабые линии тем и интересны, что можно поменять их направление, если действовать осторожно... А там и соединить все пальцы щепоткой и легонько крутануть, объединяя каналы в один...

От неожиданной волны шорохов, писка и скрежета невольно стало не по себе, и я расцепил пальцы, теряя контроль над линиями. Но дело уже было сделано — и целая волна хвостатой братии уже бежала из подвала через все отнорки, щели и отдушины, вызывая неприятное осознание того, как их, оказывается, было много...

— Работает, — выдохнул я, унимая дрожь, и выбрался обратно на улицу.

Где встретил совершенно ошарашенного от произошедшего кота, в пасти и под каждой лапой которого было по мыши, а хвост нервно бил по земле из стороны в сторону.

— Не благодари, — пробормотал я в его сторону и взлетел по ступеням подъезда, а далее — до самой квартиры, не слыша дыхания за громкими ударами сердца.

Кира уже ушла — кровать стояла заправленной. Это и к лучшему.

Сунувшись в один из углов комнаты, с некоторым сомнением посмотрел на камешек самодельной защиты от потустороннего. Делал я его из осколков стекла битой бутылки шампанского, по-хозяйски прибранной на улице — а официальным автором, понятно, был наставник.

Именно этот камешек в схеме, вроде как, был избыточным, перестраховочным, и можно было им пожертвовать. Вытащить остатки силы воды, заполнить смертью. Нормальный кристалл — крупный, чистый. Не окна же бить.

А дальше-то всех дел — сделать и продать... Только кому?

Я от досады прикусил губу, но потом расслабился, выдохнув. По счастью, есть у кого спросить. И пусть придется делиться — если все получится, я на них так и так потрачусь, и как бы не столько же...

В общем, минуты через две, с переключателем в одном кармане и камнем в другом, я вновь стоял у дверей стариков-разбойников.

Постучавшись и получив дозволение зайти, плотно закрыл створку, вздохнул и произнес на одном дыхании встретившим меня на ногах соседям:

— Йосим Геннадьевич, Семен Ааронович, как вы относитесь к одной почти законной авантюре?

Старики недоуменно переглянулись, а потом дядя Йося схватился за сердце:

— Сема, мы его заразили!

— Почти ничего криминального. — Постарался быть я убедительным. — Доход поровну.

— Мое утро сегодня началось именно с этих слов! — Схватился за седую голову Йосим Геннадьевич.

— Проходите, молодой человек. — Закатив глаза, пригласил дядя Сема. — Только закройте дверь на замок!

В комнате пахло свежим хлебом, жареным мясом и чаем, добавляя комнатке уюта — от недавнего завтрака, правда, остались только кружки на столе и чайничек с выцветшим узором и отбитым носиком. Возле одной из розеток лежало приспособление для кипячения воды — попросту два проводка и лезвие бритвы — аккуратно уложенное в железный стакан. Газа, понятно, в доме не было уже много лет...

Дождавшись, пока Йосим Геннадьевич займет место в кресле, а дядя Сема сядет на кровать, я откашлялся и начал уверенным голосом:

— В общем, есть мысль, как бороться с крысами на складах.

— И этот туда же... — Не удержался Семен Ааронович.

— Тихо! — Внезапно заинтересовался дядя Йося.

— Что 'тихо'? Это ваше влияние, хороший вы мой! А не мое, как вы тут кривляетесь! Вы еще увидите наш дом в огне!

— Молодой человек мою историю знает. — Скрипнул зубами Йосим Геннадьевич.

— И с чем же он к нам пришел? Отрезать крысе лапы?! Зубы ей выдернуть?! Так нежить все равно отрастит новые и перегрызет решетку!..

— Да не могла, не могла она сталь прогрызть! — Разъярился Йосим Геннадьевич, в сердцах стукнув ладонью по близкому столу. — Подкинули мне эту тварь! Конкуренты и подкинули!

Только клетка, найденная после пожара, оказалась поврежденной. Дядя Йося верил, что виной тому пожар, только слушать его никто не захотел.

А так — могли и подкинуть. Местные купцы даже нечисти глотку готовы порвать ради прибыли. Вон, когда восстали из мертвых крысы в промзоне, принесенные вместе с городом, за каких-то два месяца все подчистили, осознав, какое чудо в руки свалилось.

— Кхм, — громко кашлянул я.

— Одна надежда, что наш молодой друг будет поумнее вас! Продолжайте, Алексей, — кивнул дядя Сема.

— Вот уж точно, поумнее, и в карты играть не станет... — Рядом мрачно повторил его жест дядя Йося, после закинув в себя содержимое стакана, стоявшего перед ним, будто коньяк.

— Так вот... — Начал я заново. — Крысы тут не при чем. Есть идея, как оставить 'запах' смерти при помощи магии, чтобы тот распугивал вредителей. Но лицензии у меня нет. — Сразу сообщил, что понимаю слабое место. — Зато можно продать артефакт, как техническое изобретение из нашего мира. Запаять в пластик, например, маркировку наклеить. — Показал я им переключатель и звучно им щелкнул.

— И зачем вам мы?

— Ну... Хотел у вас спросить, кто такое может купить...

— Йося? — Посмотрел на соседа Семен Ааронович.

— Что Йося? Я уже год не в деле. — Буркнул тот, забарабанив пальцами по столешнице. — Ну, допустим... Задумка-то верная?

— Гарантированно рабочая. Я в подвал спустился. Вы бы видели. — Передернул я плечом, вспоминая. — Там их десятки, если не сотни, из подвала рвануло.

— Люди через окна не побегут? — Мрачно уточнил дядя Йося.

— Сила всегда к земле тянется, — осторожно заметил я. — Линией или мелкой волной. Если кто на пути будет, то ощущения не самые приятные. Но если в подвале включать, сверху точно никто не почувствует.

— Как долго будет работать?

— Месяц точно, потом слабеть станет.

По крайней мере, учитель приносил мне камни примерно раз в месяц. Но те — для обогрева, душевых и прочего.

— Это если всегда включенным держать. — Добавил я, соизмерив расход. — А так, думаю, даже полгода.

Силы совсем чуть-чуть понадобится, это не воду кипятить...

— Включается-выключается?

— Конечно, — щелкнул я переключателем.

— Значит, прибор не одноразовый, — задумчиво кивнул Семен Ааронович. — Отлично.

— Ладно, — подытожил Йосим Геннадьевич хлопком ладони по подлокотнику кресла. — Ежели так... Есть у меня на уме пара имен, кто соблазнится. Верят в технику больше, чем мы сами.

— А я подскажу, как продать. И за сколько. — Поддержал дядя Сема. — Главное не сделать, а продать, мой дорогой! Вот вы как оцениваете вашу поделку?

— Монет десять... Серебром, понятно. — Осторожно озвучил я свои прикидки.

— Нет, с такими ценами вас еще и побьют!

— Дорого? — Забеспокоился я.

— Дешево! Вы продаете артефакт высокотехнологичной цивилизации! Уникальную вещь!

— Чтобы крыс пугать, — вставил я слово.

— Какая разница?! Это в первую очередь рабочий артефакт! А вы ставите на него цену, как на подделку. Стоимость должна соответствовать, иначе она отпугнет покупателя!

— Семен Ааронович говорит правду, — поддакнул дядя Йося. — Лично я бы решил, что вы ее украли и пытаетесь сбыть. Зачем мне такая головная боль?

— Тогда как... — Растерялся я.

— Обнимите дядю Сему и радуйтесь, что он у вас такой один есть! — Довольно блеснул тот глазами. — Вы скажете, будто проигрались в карты и срочно ищете деньги продолжить игру. В таких случаях дисконт может быть чудовищным, и ни один делец не упустит своего шанса! — А с чего мне на игру таскать отпугиватель для крыс? — Усомнился в ответ.

— Так вы его выиграли до того! Знали бы вы, какие только вещи не ставят на кон! Я как-то выиграл сотню восточных танцовщиц!

— Семен Ааронович, в прошлый раз их было сорок. А до того тридцать, а в миг нашего знакомства всего одна, — кашлянул с улыбкой дядя Йося. — И вы проиграли ту раздачу.

— Неважно! — Решительно отмахнулся дядя Сема. — Главное, что вы могли это выиграть, и вам оно даром не нужно. Вы не знаете цены! Вы торопитесь!

— Но я же выиграл. Я цену должен знать.

— Вам соврали, так покупатель вам и скажет! Не может стоить этот ваш прибор дороже десятка золотых, на том и будет стоять!

— Десять... Золотом?.. — Опешил я.

— Гроши за столь роскошную вещь, так что на вашем месте я бы возмущался в голос и требовал свои честные три сотни. Но, увы, легкое опьянение и жажда вновь поймать фортуну за хвост вынудит вас пойти навстречу этому жалкому дельцу и расстаться всего за три десятка. — Патетично взмахнул Семен Ааронович руками.

— Тридцать золотых... — Почувствовал я слабость в ногах.

— И отлично делится на три!

Я растерянно переводил взгляд то на одного, то на другого, пытаясь понять, шутят они или нет.

— М-да, — скептически оглядел меня Йосим Геннадьевич. — Коллега, тут репетировать придется, и не раз. Как бы наш Алексей в обморок не упал от таких сумм.

— Да я, да легко! — Возмутился я в ответ. — Да я сегодня без очереди на собеседование прошел!

— Ай-яй-яй...

— Ну, я не специально, — засмущался я.

— Вот видите! Репетировать и репетировать! — Тут же сменил дядя Йося тон на сварливый. — Стыдно ему! А нас кто кормить будет?

— И Киру...

— И ее! Вы же не грабите людей, — неприязненно покосился он на соседа по комнате. — Вы продаете эффективный и крайне нужный прибор! Он спасает от мертвых тварей и не дает обходчикам воровать со складов!

— Экспромт в таких вещах неуместен, Алексей. — Проигнорировав взгляд, Семен Ааронович поддержал того в главном

— Опять же, карету придется нанять — богатые люди пешком не ходят. А с нее спускаться-подниматься ловкость надо иметь! Хотя лучше бы автомобиль...

— Автомобиль лишнее. Раз проигрался и ищет деньги, то карету. — Вставил ценное суждение дядя Сема. — Взять прямо от 'Золотого Павлина', они там с ливреями на кабинах, для достоверности.

— И что, если я с кареты сойду, мне ночью кто-то откроет?..

— Зачем ночью?! Играют, мой дорогой, круглосуточно! — Хохотнул дядя Сема. — И деньги нужны тоже круглый день и круглый год! Особенно под утро, уж поверьте! Заявитесь сразу после начала рабочего дня, а ежели все сделаете правильно — слуги сами доложат о вас своему господину.

— Если надо, то потренируюсь, конечно... — Почесал я затылок. — Зеркало бы только побольше.

— Зачем вам зеркало, если есть мы! — Расплылся в добродушной улыбке дядя Сема.

А там и дядя Йося подобрался, глядя столь же азартно и заинтересованно.

Отчего-то захотелось тихонечко пройтись вдоль стенки и слинять в незакрытую на замок дверь.

— Стоять! — Уловили мое движение старики и пригвоздили строгим голосом к месту.

— Искусство требует жертв! Тяжело в учении, легко в бою! За одного битого двух небитых дают! — Поднявшись с мест, подкрадывались они ко мне ближе, отсекая путь к отступлению.

— Так может, Семен Ааронович и сыграет роль? — Робко предположил я, ощутив, как положенную мною на дверь руку прижали две другие.

— Ну какой из меня молодой мот! — Возразил дядя Сема.

— Да его неделю откармливать придется, чтобы он перестал шарахаться от ветра! — Поддакнул дядя Йося. — Тем более, вам идеально подошел мой костюм.

— И не переживайте, время пройдет быстро, — мягко прихватив за руки, принялись отворачивать меня лицом от выхода. — Сами того не заметите!

— Ваша проблема Алексей, в том, что может быть вы и готовы отказаться от ваших десяти золотых, но мы — нет!

— И сколько учиться? — Обреченно уточнил я.

— Нет, ну тут случай запущенный... — Цокнул дядя Сема.

— Да-с, коллега...

— Какой из него игрок... Коллега, посмотрите в это добродушное розовое лицо. Оно способно кормить двух умирающих стариков, но никак не спускать родительские капиталы в карты! Это придется долгонько исправлять!

— Может, не надо? — Робко предположил я. — Я еще что-нибудь придумаю.

— Поздно, Алексей! Мы сделаем из вас актера! Вы должны одним своим видом сыграть так, чтобы я кричал — 'Верю!' — и рукоплескал!

— Иначе вам надают по морде и спустят с лестницы, — деловито добавил Семен Ааронович.

— Ну, если надо, так надо...

Глава 2

Лезвия ножниц щелкали возле уха, затылка, рассыпая отстриженные волосы на бело-синее полотенце, обернутое вокруг шеи и плеч. Иногда лезвия дергали волос, и я морщился — а дядя Сема извинялся и уходил звучно точить ножницы на кухню. Заточка не особо помогала — то ли напильник был столь же скверного качества, то ли волосы у меня такие, то ли все дело в дрожащих руках азартно крутившегося вокруг дяди Семы. Но в эти моменты удавалось детально рассмотреть свое отражение в осколке зеркала, поставленном на подоконнике — и с каждым разом увиденное нравилось мне все меньше и меньше. Особенно длинная челка, закрывающая глаза, и выбритые виски. О чем я в итоге не постеснялся ему намекнуть.

— Вы и не должны нравиться. Вы должны раздражать. Этакая смесь молодости, красоты и наглости, — задумчиво вымолвил дядя Сема. — Чтобы и самому было не разобраться, что бесит в первую очередь.

Справа от меня хрустнул газетным листом сидевший на кровати дядя Йося:

— Мы ведь не хотим, чтобы покупатель действительно решил войти в положение? — Посмотрел он поверх листа. — Тогда он позвонит родителям беспутного юноши, а этого нам не нужно. Он должен захотеть вас наказать. Деньгами, разумеется.

— Если так, то у вас неплохо получается. — Вынужден был я признать, невольно задирая голову из-за лезущих на глаза волос.

Отражение в зеркале презрительно вздернуло подбородок и посмотрело с прищуром.

— Вам бы парикмахерскую открыть.

— Если бы так все легко... — Вздохнул дядя Сема, аккуратным движением ножниц прореживая челку.

Обзор улучшился, а вот взгляд в отражении стал еще наглее. Ну хоть пропало желание зачесать волосы вбок, чтобы не мешались.

— Начать стричь на дому. — Подсказал в ответ.

— Долги. — Оборвали меня.

А ножницы защелкали громче, раздраженней, состригая что-то невидимое над затылком.

— Мы не бездельники, Алексей. — Куда мягче пояснил Йосим Геннадьевич, отвлекшись от газеты. — Но как что-то делать, когда знаешь, что все заберут?

— И вот эти вот ножницы! — Проворчали над головой.

— Много должны?

— Порядочно, — неохотно буркнул дядя Сема.

— У него карточные долги, у меня долги за товар, — ровным голосом поведал его друг. — Как у нас что-то появится, придут кредиторы. Уже приходили, много раз. Даже батареи хотели срезать.

— А эти десять золотых...

— Не хватит. Будем жить скромно, не привлекая внимание. Много ли нам надо? — Перелистнул Йосим Геннадьевич очередной лист. — Свежая газета, да печенье к чаю.

— И вам тоже советуем поберечься от больших трат. Когда все вскроется... Не дергайте головой, дорогой мой. Когда все вскроется, вас тут никто искать не станет.

— Мы же не банк грабим, чтобы все трущобы прочесывать. — Поддакнул дядя Йося.

— Так прибор же работает...

— Не вертите головой! Видели, что работает, — проворчал дядя Сема.

На всякий случай, старики попросили продемонстрировать эффект — и, как оказалось, у Семена Аароновича стойкая аллергия на мышей. Визуальная — он аж побледнел. Дядя Йося был в шоке. Рыжий кот тоже, но не возражал против добавки.

На мое робкое предложение, что, в общем-то, гонять крыс не обязательно — можно какой-нибудь хитрый вентилятор сделать, с обогревом или без — старики хором высказались, что именно такое и нужно демонстрировать заказчику. Потому что никакая жадность не устоит перед брезгливостью и желанием избавиться от этого вот... Непотребства серо-хвостатого!

Так что идея была утверждена. Остались детали: работа над характером и внешностью, причем второе — в первую очередь.

'К себе надо привыкнуть', — мотивировали меня.

Стригли старики друг друга и раньше, иначе бы давно заросли. Но чтобы такое мастерство — я и предположить не мог.

— Я, как бы, вечно тут жить не собираюсь, — возразил я.

— Ну, первое время всем нам стоит поберечься, — рассудительным голосом добавил Семен Ааронович. — А дальше смените прическу, и никто вас не узнает.

— Можно еще волосы покрасить. — Еще раз взглянул на меня Йосим Геннадьевич. — Пока месяц-два ждать будем — краска сойдет, и гуляйте себе хоть по главной площади.

— Еще бы краску найти... — Вздохнул я.

Так-то верно говорят, лучше поберечься.

— Где-то была у меня, к похоронам берег. — Неожиданно предложил тот. — На чердаке спрятана, если не увел никто.

— Все, Йося, никаких тебе теперь помереть, ни одежды, ни краски. — Поддел его товарищ, улыбнувшись.

— А я, может, и не хочу. У меня, может, планы на жизнь. — Проворчали в ответ, перелистнув газету.

— Вы для своих планов придумайте, где нашему мальчику перчатки взять. Руки-то у него рабочие, не барские. — Остановившись, приподнял дядя Сема мою руку запястьем вверх.

Бледная, словно истонченная от холодной воды и щелочи кожа. Первые недели она грубела, потом сходила слоями, теперь стала такой — все вены видно. Кира говорит, что пройдет — летом кожа восстановится, сверху ляжет загар...

Но пока да — руки лучше не показывать.

— Задача... — Подался вперед дядя Йося и нервно прикусил губу.

— Вы часом, хоронить себя в перчатках не задумывались? — Едко вопросил у него сосед по квартире, отпустив мою руку. — Пришлось бы весьма кстати!

— Да иди ты, — недовольно отмахнулся тот.

— Ну ладно-ладно, не хмурьте вы так свои линии на лбу, лучше похвалите меня и громко радуйтесь, что я такой у вас есть!

— Могу только газетой стукнуть.

— Все, все! Я давно знаю вашу черствость, и сразу понял, что благодарности от вас не дождаться!

— Так что с перчатками? — Спросил я.

— Найдем. — Покровительственно кивнул дядя Сема, отложил ножницы, критически оглядел прическу и аккуратно снял с меня полотенце. — Я, некоторым образом, состою в профсоюзе местных пенсионеров...

— Алкашей, которые возле магазина толкутся, — пробубнили с кровати, вновь закрываясь бумажным разворотом с головой.

Оттого не видел осуждающего взгляда друга.

— Людей в сложной жизненной ситуации! И я, не побоюсь этого слова, имею в этой организации вес!

— Главный балабол...

— Вот и сам ищи перчатки! — Скомкал дядя Сема полотенце и в сердцах бросил на пол.

— Да что за характер у тебя! Нет бы просто сделать, а потом получать заслуженную похвалу! Все авансы требуешь, а пользы от тебя — пшик!

— Это от меня-то пшик?! Это вы посмотрите, какую я чудесную прическу сделал нашему мальчику!

— Ну, добротно сделал, признаю... — Нехотя признал дядя Йося, откладывая газету в сторону.

— Вот, то-то же! Пока кто-то с умным видом смотрел на чужие буквы! А еще вы бы знали, сколько всего эти ваши 'алкаши', — передразнил он его. — Не понесли и не понесут на рынок! Потому что память и самоуважение!

— Вы смотрите! Самоуважение у него, разбойника!

— А ты жулик без пяти минут!

— А вы за десять золотых глотки друг другу не перережете? — Скромно спросил я с табуретки.

— Оставьте, Лешенька. Мы так себе давление поднимаем, таблеток же нет. — Аккуратно оттер Семен Ааронович мне лоб от волос и поправил рукой челку. — Не слушайте стариков. Можете вставать, я завершил.

— Все он найдет, — поддакнул дядя Йося, словно и не ругался. — И я тоже в город схожу. Надо ведь уточнить, как дела у моих заклятых знакомых, к кому вас отправить можно. Что б им всегда богатый стол на похоронах...

— Не боишься, что узнают? — Глянул на него Семен Ааронович остро, взявшись за метелку и совочек.

— Без костюма-тройки, трости и автомобиля? — С горечью вопросил тот. — Нет, не боюсь.

— Я тоже с вами, мало ли... — Неопределенно повел я руками.

В том плане, что обидеть старика — у многих хватит ума.

— Верно говоришь. — поддакнул дядя Сема. — Заодно эту развалину под плечо поддержишь. Мне-то до магазина пару шагов, а там...

— Вам, Алексей, лучше остаться. — Воспротивился дядя Йося. — Вас в этом виде запомнить не должны.

— Так я шапку надену. И дом покупателя мне надо посмотреть и каретный двор...

— Дома! — Поправил меня Семен Ааронович. — И не покупателя, а покупателей!.. Что вы так оба-двое на меня смотрите? Во-первых, завтра кто-то может отсутствовать. А во-вторых, вы и вправду решили продавать всего один этот ваш прибор? — Изумился он.

— Так он всего один и есть, — переглянулся я с дядей Йосей.

— Это ручка от прибора у вас одна! А я сейчас спрошу, и мне горсть таких принесут. — Терпеливо пояснил дядя Сема. — Десять золотых на одного — хорошо, а тридцать, например, гораздо лучше!

— Риски, Сема, — мрачно отреагировал его друг. — Риски считай, а не золото! В один дом пустят, во втором полицией пригрозят, в третьем собак спустят!

— А ты правильные дома выбирай!

— Сема, нам с тобой что десять золотых, что тридцать — мы с тобой столько чая не выпьем. Ты о мальчике задумайся — загубишь же, жадоба!

— Да как же с вами сложно! — Пожаловался Семен Ааронович, воздев руки с метелкой и совочком и печально посмотрев на одиноко подвешенную лампочку под потолком. — Да не в деньгах дело, хоть и в них чуть-чуть! Я вам пытаюсь втолковать, что наши действия должны, обязаны быть похожи на действия жуликов-гастролеров! — Отеческим взором, с крупицей снисхождения обвел он нас. — А те действуют молниеносно, обносят всех, до кого дотянутся, за один день, и все — ищи их!

— Но прибор же работает, — вставил я слово.

— Да, работает, работает. Но лицензии у вас нет, мой дорогой! Потому жулики мы, в глазах правосудия. Оттого как жулики действовать и должны, чтобы нас, честных людей, не искали!

— С утра грабитель, вечером жулик, — тяжко вздохнул дядя Йося.

— Плохо ты для жулика соображаешь!

— Вот уж избавь меня от этих мыслей. Сам их думай.

— А я в этой квартире единственный, кто вообще думает! Алексей, это не в вашу сторону. Очень полезное у вас изобретение, очень! Сам бы купил!

— Если б две тысячи золотом не был должен... — Пробубнил Йосим Геннадьевич.

— Сколько?! — Невольно вырвалось у меня.

— Алексей, зато теперь вы понимаете, насколько ничтожны эти ваши десять золотых для людей преуспевающих и респектабельных. — Величаво и с достоинством раскланялся дядя Сема.

Если бы не разные тапки на обе его ноги и халат неопределенно-зеленого цвета — я бы, наверное, преисполнился. А тут еще дядя Йося добавил:

— Метелкой под кровать загляни, респектабельный.

Я еле удержал улыбку, чтобы не обидеть. Но вообще — две тысячи золотом... Это что же, четырнадцать килограмм?! Хотя, наверное, расписками и векселями...

— А ты можешь и дальше ерничать. Но если меня слушать не станешь, прощайся с этими своими планами на жизнь, — подчеркнуто равнодушно пожал дядя Сема плечами и продолжил уборку. — Сам же знаешь, что я прав.

— Ладно, проведу экскурсию... — Неохотно вымолвили в ответ.

— К-хм... — Откашлялся я. — Тогда кроме переключателей и коробочек к ним нужно еще кое-что.

— И что же это такое стоит между мной и золотом? — Прищурился Семен Ааронович, замерев с метелкой и совочком над горсткой собранной пыли.

— Надо будет стекляшку огранить для артефакта... То есть, для каждого прибора.

— Есть образец? — Заинтересовался он.

— Вот, — достал я из кармана зеленый кристаллик.

— Его хоть в руки брать можно? — Подался вперед дядя Сема, аккуратно оставив к стене приборы для убокри и протерев руки об халат.

— Можно, он не заряжен. То есть, энергии в нем нет, — поправился я. — Нужны примерно такие. Можно больше, можно чуть меньше.

— Интересно, — бережно перекатил он камешек с моей раскрытой ладони на свою. — Хм... Это местные так гранят?

— Нет, это я. — Признался скромно в результате нескольких попыток и многих часов труда.

— Ну кто так делает! — Взорвался дядя Сема воплями возмущения. — Руки бы вам оторвать, ежели бы этими руками вы нас не кормили!

— Сема, не паясничай!

— Да я же любя... Нет, результат толковый, если для первого раза... — Смотрел он его на свет с удивлением констатировав в итоге. — Так он же не драгоценный?..

— Так стекло — лучше всего подходит, — пожал я плечами, спокойно принимая критику. — Драгоценные рядом не стояли.

И сам понимаю, что грани надо зашлифовать — но камни учебные, 'для себя', и скорость истечения из них силы мне известна. Всегда подновить успею.

— Стойте, но это же совсем другой материал! В драгоценных кристаллическая структура, а тут..!

— Сема, магия, — с укором вмешался дядя Йося.

— Когда магия сталкивается с реальным миром, она должна подчиняться физике! — С искренним негодованием стоял на своем его друг и смотрел на меня, раздувая от гнева ноздри.

Словно я во всем виноват и немедленно исправлю этот мир.

— Ну вот так, — развел я руками. — Важна внутренняя чистота и идеальные грани. Разные драгоценные камни внутри ведь тоже разные. Наверное, — почесал я затылок, опасливо глядя на распалившегося старика.

Вдруг я что-то вновь неправильное ляпнул, а у него под рукой метелка...

— А ведь интересный вопрос, — скептически на меня глянув и переведя взгляд на окно, преисполнился Семен Ааронович возвышенными раздумиями. — Отчего так, а не иначе? — Вот своих алкашей и спросишь. — Хмыкнул дядя Йося.

— А и спрошу! И не алкашей! Там, между прочим, люди с высшим образованием и два профессора!

— Вы им только про меня не говорите, — попросил я.

— Я же не убогий умом. — Фыркнул Семен Ааронович, возвращая мне камешек. — Мало ли что и где я мог слышать... К тому же, люди надежные.

— Смотри, не спусти наши последние монеты... — Буркнул Йосим Геннадьевич.

— Кстати, о них. Позволено ли спросить... — Замешкался дядя Сема, обращаясь ко мне. — А будет ли чем, так скажем, усилить наши финансовые возможности... Не философских дискурсов ради! — С жаром заверил он. — А успеха негоций для!

— Бутылку ему надо поставить, за переключатели эти, — перевел мне дядя Йося, поднимаясь с кровати.

— И за коробочки! И за камешки! И за перчатки!

— Вот, — показал я монеты, запасенные на аренду квартиры. — Берите, сколько нужно.

Кира меня убьет. Но если заработаю — похвалит. Возможно... Но идея моя, и финансировать ее тоже мне.

— А вот это совсем кстати, — вежливо покивал Семен Ааронович, отобрав десяток медных кругляшей. — Заодно, может, ботинки найду поприличней, — скептически посмотрел он на мои кроссовки. — Хотя бы на время. За спасибо, увы, ничего не дадут — это на другой планете и в другой стране!

— Зато ругают начальство безо всяких денег, — проворчал дядя Йося, выходя в прихожую и зашебуршав там одеждой. — Мне и так все скажут: кто приехал, кто уехал...

— Дай ему пару монет, — тихонько посоветовал дядя Сема, спешно завершая уборку. — Оне гордые, оне сами не попросят.

— Дядя Йося, вы тоже возьмите. — Застал я его надевающим продавленные ботинки. — Мало ли.

— Ай, уймитесь! Поберегите деньги на карету! — Отмахнулся он было.

Но, зорко глянув на протянутую мною ладонь, все-таки забрал пять медяшек:

— Я, вот увидите, ни одной зазря не потрачу! Не то, что некоторые! — Обещал он, накидывая поверх кофты потрепанную фуфайку.

— Это какие? Это какие, я вас спрашиваю, некоторые?!

— Тогда я за шапкой и на улицу. — Толкнул я дверь от себя, поморщившись.

— Стой! — Окрикнул меня дядя Сема и догнал уже на пороге. — Вот, собрал твои волосы в старую газету. Сожжешь потом.

— А надо сжигать? — Усомнился я, забирая аккуратно свернутый кулек.

— Ты маг, тебе виднее, — заворчал тот, сменяя тапочки на утепленные галоши и накидывая на плечи серый ватник с темными разводами у краев рукавов.

Я, посмотрев на сопящего над тугими пуговицами дядей Йосю, пожал плечами и поспешил вверх по лестнице к себе. Вроде, не подерутся... А что до свертка — сожгу потом, если им так спокойней.

Смесь старых поверий, суеверий, технологий и настоящего колдовства — вот что такое Тесс, в котором я живу. Никто уже не понимает, где кончаются байки и начинается правда, и чем мертвяк отличается от зомби. Все по старой памяти боятся укусов, сглаза, наговоров и потерять душу. Беда в том, что часть страхов далеко не на пустом месте возникла — и попробуй в таких условиях объяснить, что остальное-то верная чушь. Что нет проблем, даже если мертвая крыса цапнет за ногу — не больше, чем если рванет зубами бультерьер. Что злоба мертвеца — она не к человеку, а ко всему живому вообще, и что никто за человеком охотиться не станет — мертвец идет на любую жизнь, чтобы ее прекратить. Но никак нельзя молиться всему, что приносят в своих речах заморские торговцы — к беде это приведет, иногда очень большой... Что до колдовства над волосами — оно точно осталось на земле, да и там — в арсенале нечистых на руку экстрасенсов. Иначе бы все лучшие люди города ходили бы лысыми — вот уж у кого врагов хватает...

Из дома мы вышли почти одновременно — то ли недавний завтрак привел их в столь бодрое расположение духа, то ли азарт и желание деятельности — но старичков пришлось буквально догонять. А там уже, понятно, отпускать Семена Аароновича одного:

— Дядя Сема, если вы в магазин, купите, пожалуйста, пряников, — задержался я на секунду и вручил ему еще одну медную, а там и побежал за дядей Йосей.

Потому что разница между 'потратил все деньги на квартиру' и 'потратил все деньги на квартиру и купил пряники' может спасти жизнь!

Помощь дяде Йосе понадобилась метров через сто — для начала он замедлил шаг, вежливо отведя мою руку в сторону. Потом нехотя оперся на подставленный локоть, а через треть пути приходилось делать паузы, восстанавливая силы на скамейке. Ближе к промзоне остановки стали все дольше, а после моста, разделяющего районы, к обычной усталости Йосима Геннадьевича будто бы стала примешиваться робость и непонимание, где он находится. Заросший бараками квартал давил на него, резкие окрики рабочих заставляли дергаться и жаться ближе ко мне, а на эдакую пизанскую башню из дерева, опасно наклонившуюся над дорогой, он и вовсе смотрел, несколько раз протерев глаза. Одним краем деревянная постройка крепилась к бывшему заводскому цеху, и только поэтому не падала — я уже давно проходил мимо, не обращая на нее внимание. Да и не достопримечательность вовсе — тут такого добра много.

— Это промзона каждый месяц разная. — Попытался я успокоить дядю Йосю. — А в старом городе, уверен, вы с закрытыми глазами пройдете.

— Ну, ежели так...

Но тут мимо нас, вынырнув из-за дома на соседней улочке, меланхолично прошла упряжка лошадей, запряженная в газель со срезанной кабиной.

На наши открытые от удивления рты, водитель сего транспортного средства горделиво приосанился и лихо оправил кожаную кепку. Позади него всхрюкнули перевозимые свиньи, качнувшись вместе с кузовом, когда колесо нашло колдобину.

— М-да. — Выдал я, казалось бы, уже ко всему привычный.

— Делали же бензин! При мне еще делали! — совсем растеряв силы из-за эмоций, покачнулся старик, наваливаясь на мою руку.

— Так и делают. Раньше из торфа как-то перегоняли, а сейчас привозят сырую нефть бочками с юга и что-то с ней химичат в порту. Наоборот, дешевле стало. — Запустил я свободную руку себе в волосы и почесал затылок.

— А этот чего на лошадях?

— Запчасти, наверное. — Пожал я плечами. То есть, их отсутствие.

— Упадок... — Вслед за мной взлохматил старик седые волосы.

— Научатся, дядя Йося, починят. — Приободрил я его, не торопя продолжить путь. — Вы ж газеты читали — литейный цех думают строить. А там и чугун, и запчасти.

— Это где будет? — Заозирался он будто в поиске новых высоких труб. — Мы, Леша, не то, чтобы часто газеты в руках держим...

— Не здесь, ближе к реке. Если с магами договорятся, и те контур поставят. — Заметил я скамейку и осторожно потянул старика в ту сторону.

Пусть отдохнет.

— Славно, славно... А маги чего упрямятся? — Уселся Йосим Геннадьевич и с жадностью рассматривал проходящих мимо людей.

Рядом с промзоной всегда оживление — а тут еще конец смены. Возле Каменска еще более-менее свободно, а вот в сторону реки завсегда еще одна река — людская. Там бывает интересно — песни чужие послушать, на людей посмотреть: как они наши вещи носят, словно напоказ все яркое и цветастое надевая поверх. Смешно, грустно, красиво — только за спиной надо присматривать, убить могут.

— Так, артефакты делать, ставить. Землю проверять, — прикинул я сложности. — Около берега песок придется вскопать, мало ли какой костяк камнем прижат и выползет потом, когда котлован рыть станут.

— Деньги, — подытожил тот.

— И немалые. Еще ведь строить.

— А где их взять, эти деньги?

— Тесс — богатый город. — Поддержал я беседу. — Купцы скинутся, землевладельцы из крупных. Или столичный банк даст в займы.

Ростовщики там, не банкиры — это нам еще в школе, до закрытия, успели рассказать. Семьдесят процентов годовых — еще подарок. Но под такое дело, как литье чугуна с железом, можно и одолжиться, наверное.

— А если Каменск продать, то наверняка хватит, как думаешь? — Запахнул Йосим Геннадьевич ворот фуфайки поплотнее. — И занимать не придется.

— Если бы Каменск им принадлежал. — Хмыкнул я.

— А кому он принадлежит?

— Нам. — Не понял я вопроса.

— Кому — нам? — Смотрел дядя Йося вдоль улицы, где шагала — то быстро, то медленно, пересекаясь и сталкиваясь пестрая толпа.

— Землянам.

— Каким землянам? Тем, которые заняли плесневелые дворцы? Или нищим, вроде меня и Семена? Или тебе, о юный маг без прописки?

Я поежился от вопроса — с прошлой квартиры меня действительно выписали вникуда. Соседа рядом нет — на меня ворчит?

— У нас ведь администрация есть...

— У нас, Алексей, проводка электрическая из меди, — достал он одну из моих монет и посмотрел на затейливую гравировку. — В стенах домов замуровано драгоценное железо, а в окнах огромные стекла.

— Давно бы все растащили, если бы не полиция. — Сказал я очевидное. — Полиция-то из наших.

— И сколько наша полиция продержится, захоти хозяева Тесс разобрать Каменск по камешку? — Горько усмехнулся дядя Йося. — Одного мага на них хватит, двух?

— А чего ж не разобрали? — Не понимал я, отчего настолько неуютно от его слов.

Потому что не было это простым ворчанием. И вправду, мы тут монеты считаем, когда проводку из потолка выдерни. Только за порчу квартиры выселение и штрафы дикие, а если еще поймают на чеканке монеты — так хоть вешайся... Наша медь — она же чистая, оттого монета выйдет тяжелее местной. Весы у любого толкового купца есть — попадешься, считай, до конца жизни кайлом на каторге махать...

Однако это мы, обычные люди — нам многое нельзя. Мы не Тесс, которому раздербанить пару домов и вправду ничего не стоило бы. И монету Тесс чеканит сам — с профилем весов на реверсе и гербом столицы на аверсе — знаком скрещенных мечей. И вправду, почему?..

Я вопросительно посмотрел на дядю Йосю.

— А потому, что Каменск — это отложенный товар, Алексей. То, что хотели бы продать, но нет смысла — только цену уронишь, если сразу так много выбросить на рынок. Не нас они охраняют, а свое добро.

— У нас технологии. Поругаются — все заржавеет и сгниет, — откинул я зябкое чувство неуверенности, вцепившись за верные доводы.

— У нас были технологии. — Пригорюнился Йосим Геннадьевич. — До того, как все стали миллионерами. Пришлось нанимать и учить местных, как на станках работать, какие кнопки жать. Не графьям да баронам же стоять за токарным станком, — саркастично добавил он. — А местные, хоть нашу технику в первый раз и видели, но старания в них за десятерых. И толковые среди них тоже есть. Так что и читать наши книги могут, и разберутся в них, вот увидишь. Без нас.

— Но мы есть. — Упрямо давил я.

— А вот тут ни грустить, ни злиться не надо, Алексей. Не ради этого я тебе это все говорю. — Мягким тоном усовестил он меня. — Тут вопросы надо задавать. Правильный вопрос и ответ — вот что успокаивает и жить помогает.

— Почему? Почему мы живы? — Предположил я.

— Полагаю, потому что перестаем отличаться от местных. — Пожал он плечами. — Сжирает нас вседозволенность. Ты где видел, чтобы мы рабов себе хотели? А теперь — каждый слугу завести желает!

— Так-то слуга, не раб...

— Много ли разницы ты увидишь за чужими стенами? Слуги-то местные разницы не знают... Нехорошо все, Леша. Но вопрос твой все равно не самый главный.

Я нахмурился и попытался понять, что должен спросить.

— Не знаю, — признал я.

На ум приходили вопросы либо слишком серьезные — вроде тех, как все изменить. Но вряд ли дядя Йося знал на него ответ — да я и сам видел, что наши не захотят меняться.

— Сколько городов в Йонне? — Подсказал дядя Йося.

— Если по крупным рекам считать, около сотни. — Припомнил я то, что когда-то учил. — Из них шесть имеют право чеканить свою монету. Плюс столица.

Почти все города в Йонне на реках, и торговля тоже идет по воде. На суше слишком много проблем с восставшими из мертвых — и пусть планета самоочищается лесными пожарами, да мелкими грызунами, что растаскивают костяки павших зверей до того, как они поднимутся... Но лучше торговать по воде. Опять же, грабители — на караванных тропах трупы никто сжигать не станет, а в воде рыба объест быстрее, чем костяк до берега дойдет...

— И что эти города думают, глядя на Каменск и Тесс?

— Завидуют, — подавленно ответил я.

— У них ведь, поправь, если я ошибаюсь, свои гильдии магов, наемники, пираты прикормленные.

— Полезут — по зубам получат.

В этом чудесном Йонне вполне себе грабят друг друга — словно мертвецов им мало.

— Может быть, в первый раз отобьёмся. А может и продавят наше ополчение, если два-три города против Тесс объединятся.

— Так что им мешает? — Смотрел я на старика.

— А вот это и есть тот главный вопрос. — Удовлетворенно хлопнул Йосим Геннадьевич себя по колену. — Столица не даст. Она же не дала ограбить Каменск в первые годы. Столица не хочет, чтобы Тесс разбогател. И другим городам она разбогатеть не позволит.

— Но Тесс-то все равно богатеет.

— В столице не дураки, технологии и им нужны. Производство — это тебе не грабеж! Производство — та еще головная боль, а тут еще сотни тысяч человек, которых охранять и кормить... Тесс с тем же шансом может и прогореть, ежели не получится. В столице за нами зорко смотрят, чтобы польза была, но и кланяться не забывали. Политика...

— Получается, все хорошо?

— Получается так. Пока что. Я, Леша, боюсь перемен. Сначала радуюсь, как ты про новый завод сказал, а потом боюсь.

— Почему?

— Да как бы под строительство этого завода Тесс не договорился со столицей чуть-чуть Каменск ограбить. Или просто выставил так, что Каменские подняли бунт, а Тесс защищался... И там и там без крови ведь не обойдется. Перемены — это, для нас, Каменских, очень плохо.

— Так делать то что? — Не выдержал я.

— А ты, Алексей, Каменским быть перестань. — Мягко подсказал он мне.

— В каком это смысле? — Нахмурил я брови.

— Ты в маги-то чего не пошел?

— Дался вам этот завод! — С раздражением попытался свернуть я тему. — Может, дальше болтовни никуда не уйдет.

— Да я, в общем-то, не к заводу разговор и подгадывал, — чуть ссутулился дядя Йося. — Упадок вокруг — он, знаешь ли, тоже к переменам. Я бы нашел возможность растолковать, чтобы ты понял: нет в Тессе нам жизни, хоть с медяком в кармане, хоть с десятком золотых.

— Отговариваете?

— И это тоже. — Пожал он плечами. — Авантюра твоя эта... Нам хоть год каторги, хоть десять — все одно недели не проживем. А ты молодой, тебе жить, да жить.

— Слугой? — Не сдержал я эмоций.

— В тепле, сытости, при уважаемом ремесле! — Назидательно отметил он. — Своим человеком в Тесс! А не как мы, чужаками!

— Храмовники — тоже чужаки, и подольше нас тут живут.

— Ха! Чужие они! — Фыркнул Йосим Геннадьевич недовольно. — Бывало, идет корабль с верховьев реки, а его встречают уже со списками всего товара и контрабанды! Люди храма везде — и в нищей деревне, и во дворце! Какие же они чужаки, если они служат Тесс?

— От нас что ли пользы нет? — Проигнорировал я вопрос, дернув плечом.

— Какая? Жрать, ходить по балам и остатки добра продавать?

— Не продавали бы.

— Я что ли им этого не говорил?! — Зашипел он, припоминая ушедшее. — Не отдали бы технологии, так весь Йонн бы скупили! Так нет, продались за миску чечевичной похлебки! — Завершил он непонятно.

— И мне теперь предлагаете продаться? — С невеселой улыбкой спросил я.

— Статус получить в этой серой жизни! Себя защитить, Киру обеспечить! Шеей не рисковать ради одного старого дурака! — Постучал он ребром ладони себе по шее. — И второго, который волей слишком слаб, — понурился дядя Йося и надолго замолчал.

— Знаете, я к наставнику захожу, а у него шкаф деда с книгами, диван наш, ковер и стол деда. А за столом чужой человек. — Прикусил я губу.

Сказал и понял, что, может, это и есть главная причина, почему я в ученики не пошел...

— А ты вокруг посмотри. Дороги, цеха, кто на них, кто внутри! — Задрожал голос старика. — Продано все, отдано! Чужое все вокруг, но жить-то надо!

— Нет, дядя Йося, — уперся я. — Это вы Каменск свой продали, а не я. Мой Каменск на Земле остался. Пока я Каменский, то и прибор мой — земной. И никакой закон я не нарушаю.

— Да что ты будешь делать! — В сердцах хлопнул он себя по коленям.

— И мой прибор — работает. — Уже спокойно продолжил я. — Хорошее дело делает, — поднялся я со скамейки. — Пойдемте, покажете, кто его достоин.

Глава 3

После тяжелого разговора и разделения на 'Каменских' и 'бывших Каменских' дядя Йося какое-то время шел молча, громко сопя и не опираясь на предложенную руку — словно я чем-то его обидел и виноват. Потом отмяк и помощь принял, но на мои попытки завести разговор отделывался хмыками и скупыми фразами. Седые брови его словно навсегда сомкнулись у переносицы; поджатые губы делали вид жестче, да и сам он больше не смотрел по сторонам, сосредоточившись на дороге перед собой.

Так мы добрались почти до центра Тесс — к той границе, где наши прямые и широкие улицы через скверы и парки смыкались с линиями каменных домов в два-три этажа, теснившихся по обе стороны от узкой мощеной улочки. Это и был тот самый 'Тесс изначальный' — где до сих пор могли слить на дорогу грязную воду из открытого окна, а кое-где на фасадах сохранились крепления для масляных ламп. Года два назад тут все разрыли, закопав трубы водопровода, канализации и электричества, и вновь уложили поверх брусчатку, не трогая внешний вид центра — привычно им так. Все города в Йонне похожи, а для Тесс важно, чтобы приезжие купцы легко ориентировались внутри. Тут тебе на одной улице и таможня, и администрация, и гильдии, и все развлечения. Короче, приезжие точно не растеряются и занесут деньги, куда положено. Вот бы еще, вместе с современными благами, им немного культуры подключили — а так ходишь, наверх посматриваешь, как бы не окатили чем...

Йосим Геннадьевич потянул меня за локоть, останавливая.

— Что-то не так? — Посмотрел я по сторонам.

Вроде как, до казино еще через весь 'чистый' район идти — увеселения привычно располагались ближе к реке. Потом обратил внимание, что старик смотрит на витрину близкого к нам магазина одежды. Особенно на крупную вывеску 'аренда костюма, платья и обуви'.

— Дядя Сема найдет. — Напомнил я.

— Я твои пять медных монет одолжу. — Отрицательно качнул спутник головой. — Это для меня.

— Узнают же. Кредиторы ваши...

— Если узнают, то в городе не тронут. — Уверенно чеканил он слова. — Не беспокойся. А домой придут — совру, что денег пытался одолжить. Меня в таком тряпье ни в одно приличное место не пустят. — Дернул он свой рукав.

— Так, а надо нам в эти приличные места?.. — Осторожно уточнил я.

— Мне — надо. Я тут подумал над твоими словами и решил, как свои золотые от нашего дела вложу. Город свой выкуплю, — с каменным лицом произнес он.

— Да я... — Неловко попытался я отыграть слова вспять.

— Нет, все правильно ты говоришь. — Прервал он меня. — Они продали свой Каменск. Они, не ты. И не я! Мой Каменск отняли. Я хочу его назад, — насупился худощавый высокий старик в застиранном ватнике, за спиной которого были только долги, пустая квартира и костюм для похорон.

— Да как?! — Всплеснул я руками, не зная, куда деваться от сожаления от собственных слов.

Видно — зацепило старика, и сильно зацепило.

— Будут деньги — покажу. — Уклонился он от ответа. — А деньги будут — я в тебя верю.

— Можем ничего не заработать. Можем на каторгу попасть. — Старался я говорить спокойно.

Хотя хотелось добавить истово, с напором: 'А пять монет — это пять или даже десять дней жить, если скромно!'. Но во взгляде напротив было не безумие, через которые следовало бы докричаться до разума, а просьба...

— Дай мне попытаться. — Задрожали стариковы руки, и он сжал ладони в кулаки, унимая эту дрожь.

— Дядя Йося... — Растерялся я.

— Долго стоим. Одолжишь или нет?

— Конечно. Берите. — Кивнул я.

— Дождись здесь, будь добр, — вздохнув, шагнул дядя Йося на ступень невысокой лестницы ателье, потянул тяжелую дверь и скрылся за ней.

Я прошелся к стене следующего дома — без парадной и дверей на улицу, и привалился спиной к стене.

'Ладно, пять монет списываем'. Пять моих рабочих дней... Холод коснулся затылка, успокаивая. С другой стороны, он ведь в меня поверил и помогает — как я могу не верить в него...

Ожидание в Тесс совсем другое, чем в нашем мире. Нет сотового, в который можно уткнуться. Нет надежных маршрутов, где можно просто наматывать круги, не опасаясь, что местные окружат и решат взять дань за проход через их двор или район. А за бесцельное шастанье по главной улице рано или поздно пристанет стража. Неподвижность — лучший способ. Можно смотреть на небо над узкой улицей, можно изучать людей или слушать мир вокруг, закрыв глаза.

Местных, вроде как, такое устраивает. Меня же сводит с ума — не привык, не могу. Но в Тесс много ожидания — город-то, по нашим меркам, почти средневековый, и никуда не торопится. Это мы принесли с собой суету и спешку под движение секундных стрелок часов. Но многие все еще измеряют время по солнцу, а тому же наставнику опоздать на час — обычное дело. Ходить-то за гильдейскими книгами приходилось к нему...

Я спасаюсь тем, что пытаюсь представить направления линий силы рядом с собой. Увидеть-то их нельзя, но вот представить картину хотя бы в одной точке, где стоишь — дело трудное и интересное. Ведь где-то это линии рождаются, куда-то идут, истончаются и крепнут, изгибаются и истаивают.

И вроде как, раз линии смерти идут от трупов, то линиям стихий положено зародиться от стихии — но отчего-то линии силы воды с этим не согласны, и ведут себя относительно реки совершенно непредсказуемо. А от местного солнца доносится только свет и жар, ощутимый глазами и кожей, но никак не линии силы огня... И ведь иные линии отчего-то постоянны — иногда держатся годами примерно в одном и том же месте, оттого используются в судоходстве вместо компаса. А другие, даже крупные, могут исчезнуть на утро. В книгах местной гильдии о причинах такого только догадки — местные мудрецы упоминают десяток точек зрения, из которых своя верная, а все остальные лживы...

А еще — линии легонько искажаются, когда через них проходит другой человек. Словно кто-то задевает струну — и тут слабые линии куда информативнее, особенно те, что на самом исходе. Полезного применения от этого чуть — разве что открыть дверь перед Кирой, когда только поднялась на лестницу, и приятно тем удивить... Или проследить, не зашел ли кто за спину — местные любят грубые и жесткие шутки.

Поток линий синхронно исказился, и я открыл глаза.

— Пойдем, — окликнули меня голосом Йосима Геннадьевича.

Я посмотрел по сторонам, пытаясь отыскать его взглядом, но передо мной был только незнакомый мужчина средних лет — чисто выбритый, с аккуратно зачесанным благородным серебром волос, в сером костюме и лакированных белых штиблетах — настолько чистых, что невольно ищешь рядом карету или машину, с который этот господин наверняка недавно сошел. Опирался тот на лакированную трость — но было видно, что делает он для форсу, сил-то наверняка хватает, судя по жесткому взгляду бледно-синих глаз...

— И за локоть меня возьми, иначе грохнусь, — вновь произнесли голосом дяди Йоси, но губами шевелил отчего-то незнакомец.

— Вы?!.. — Кое-как совместились в разуме два столь разных образа.

— А кто ж еще, — улыбнулся он краешками губ.

— И это всего за пять монет? — Не мог отойти от удивления, подставляя правый локоть Йосиму Геннадьевичу.

— Ну... Не то, чтобы пять... Еще ватник пришлось отдать, — неохотно уточнил он. — Рассказал им, что к сыну в гости приехал. Дескать, стыдно мне... А так — побуду пол дня и уеду. Поверили.

— А я сразу сказал, что вам надо прибор продавать! — С горячностью заявил я. — Вам, да не поверить!.. Особенно, в таком виде!

— Меня, уж извини, в таком виде слишком многие знают. Из тех, у кого деньги есть. Остальные нам не нужны.

Но слова мои ему были приятны — старик расправил плечи и вышагивал, солидно опираясь на трость. Солидность достигалась тем, что на мне он буквально висел, оттягивая локоть — но со стороны это вряд ли было заметно.

Вместе с обликом, добавилось командных нот в голосе:

— Давай за тот поворот свернем, — указал он на ничем не примечательную арку входа во двор, стоило пройти эдак половину пути.

Мы слегка свернули от центральной улицы, устав от суетливого движения карет, гула клаксонов редких автомобилей, из-за которых то и дело приходилось прижиматься к краю проезжей части. Дорога тут петляла особенно прихотливо, лавируя сквозь гостиные дворы с коновязью и проезды между глухих каменных стен — и тут действительно оказалось, что дядя Йося старый город помнит и знает куда лучше меня.

— Видишь дверь под вывеской на не нашем? — Отпустив мою руку, указал Йосим Геннадьевич вход в заведение под темно-зеленой вывеской с нарисованным домом, ложкой и вилкой. — Зайдешь, займешь столик. Буду скоро, нужных людей приведу.

— Сами дойдете?

— Тут недалеко, не переживай. — Отмахнулся он. — Главное, за стол никого не пускай. Закажи что-нибудь, время потяни. — С тем и деловито отбыл, вполне целеустремленно юркнув за угол здания.

За дверями оказалась забегаловка столов на двадцать — не из самых лучших, но дешевая и с претензией на стиль. Потемневшие от копоти стены, отделанные под сруб, украшали охотничьи трофеи: ветвились рога оленей, скалилась морда волка и распахнулась во всю ширь зубастая пасть какой-то местной ящерицы. Олени и волк — явно из нашего мира, тут хоть и водятся похожие, но либо сильно мельче — те, что магией пользоваться не умеют, либо сильно крупнее, эдак раза в два. Вон, вход в местную мэрию украшает туша мага-медведя — тот, стоя на задних лапах, точит когти о колонну на высоте пяти-шести метров... Говорят, уйму людей положили, пытаясь его добыть. А еще говорят, что тот от старости помер, что для магических животных нормально — они в этом мире были на вершине пищевой цепочки, пока в Йонн не попали мы и динамит. Но после динамита таких целых чучел не бывает...

В общем, то ли хозяин заведения из охотников, то ли нравится ему это все. Одно можно сказать определенно — владелец 'наш'. В смысле, из 'понапопадавших' — пусть даже 'Дом охотника' на меню над барной стойкой написано местными буквами. Просто местные сто раз подумают, стоит ли гневить духов убитых животных, размещая их головы на стенах... и не оживет ли пасть крокодила над головой.

Зато за медную монету тут предлагали жаркое с редкими кусками мяса, а в качестве питья и обеззараживающего одновременно — слабое вино. Скорее, компот с кислинкой, по которой не угадать — бродить оно начало специально или самостоятельно. Дешевизна уверенно побеждала предрассудки: людей хватало и ели они охотно — теснились за квадратными столами, толкались локтями и стучали деревянными ложками по железной посуде.

Над потолком хрипло пела одинокая колонка, пытаясь перекричать гул застольных разговоров. Я прислушался — пели грустно и душевно, на местном языке. Кроме меня, кажется, к словам не прислушивался никто, кроме уборщицы, меланхолично возившей тряпкой по полу, размазывая грязь от порога тонким слоем по всей площади. Иногда на пороге заявлялась очередная гурьба посетителей, и слой становился чуть толще.

Еда помогла скоротать время — в самом деле неплохая, вмеру соленая. Через какое-то время поймал себя на мысли, что уже полгода так вдумчиво не прислушивался к ощущениям от пищи — обычно так уставал, что было все равно, что там жуется. Не скрипит песком — и то ладно. А тут — даже пытался угадать приправы.

Местный вышибала на такое мое поведение косился, но не прогонял — еще пара столов стояли пустыми. Подошедший было бармен удовольствовался ответом, что жду компанию.

— Шапку сними, — сделали мне замечание напоследок.

Я аж покраснел чуть от стыда, но показывать прическу не хотелось еще сильнее.

— Простыл, — Мотнул я головой.

Говорил бармен на русском, на русском я и ответил. Может, и это сыграло роль — но больше меня не тревожили, хотя Йосим Геннадьевич совсем не торопился возвращаться.

Зато за это время освободился столик в самом углу, загороженный барной стойкой — я переместился туда, заказав себе еще жаркого, чтобы не сидеть за пустым столом.

Еще монета в минус... Как тут в центре вообще жить можно, если они в день едят больше, чем я зарабатываю за три... И люди вокруг, если честно, не самого презентабельного вида. Может, это я как-то не так живу?..

Появление на пороге дяди Йоси в компании еще трех старичков вызвало смешанные чувства. С одной стороны — наконец-то. С другой — пришлось быстро перебираться за барную стойку вместе с тарелкой и кружкой, оттого спутников разглядел уже позже — когда прибывшие заняли место за столами и принялись без настроения рассматривать меню. И выражение лиц пришедшей троицы было кислое, и заведение было явно им не по статусу — выглядели те ровней приодевшемуся Йосиму Геннадьевичу, и на обстановку смотрели с подозрением.

— Ну кто ж знал, — развел руками дядя Йося, тоже скептически оглядывая место. — Раньше было приличное место. Ну уж вино испортить-то не могли! — Щелкнул он пальцем, подзывая официантку.

Бармен покосился на него неприязненно, но промолчал.

— Давай нам для начала вина и горячего. — Распоряжался дядя Йося. — Он будет платить. — Досталось и мне его внимание.

Я кивнул, подтверждая, и торопливо поднялся, чтобы отсчитать четыре монеты и положить на стойку.

— Итак, господа!.. — Потерял к нам интерес Йосим Геннадьевич и о чем-то заговорил с гостями.

А там и вино появилось, шумно встреченное энергичным стариком, с энергией заправского тамады расхвалившего и официантку с ее молодостью, и напиток, тут же разлитый по стаканам.

— Шеф твой? — Бармен неторопливо, по монетке, сгреб медь за стойку.

— Ага, — вновь вернулся я к своему жаркому. — Он самый.

— Я думал, он совсем пропал, — протер мужчина пустой бокал. — Известный человек был.

Я неопределенно кивнул, отражая нежелание продолжать разговор, и уткнулся взглядом в тарелку.

— Многим должен остался. Ты бы, парень, другого хозяина поискал. — Не повышая голос, посоветовали мне.

— Здесь кому-нибудь тоже должен? — Посмотрел я на него вопросительно, а потом и покосился я за спину.

— Здесь нет. Но слухи быстро расходятся.

Час от часу...

— Учту. Благодарю. — Уже менее охотно заработал я ложкой.

Надеюсь, риск того стоит. Впрочем, без риска и я долго не проживу.

— А вы, уважаемый, зря так говорите, — увещевал кого-то Йосим Геннадьевич за своим столом.

— Так оно, стало быть, так, — нейтрально отвечали ему, немного с недоверием косясь на старика.

Но вино, которое Йосим Геннадьевич им подливал, постепенно улучшало отношение. Он заглядывал им в глаза, уважительно спрашивал их мнения по всем вопросам, которые вычитал сегодня в газете, и те невольно включались в обсуждение.

Даровитая на внешность официантка уронила поднос на барную стойку справа от меня.

— Требуют еще вина и сырную тарелку.

— Три монеты, — перевел в деньги бармен.

Я молча высыпал остаток монет и отделил от них требуемую сумму. Пусть видит, сколько у меня осталось — в кредит нам точно ничего не дадут.

А там и мое жаркое закончилось, и кружка опустела, а разговоры все длились и длились — четверо захотели еще вина, потом еще... Хотя бы без закуски, что кое-как удерживало меня от банкротства...

— Налить чего? — С сочувствием спросил бармен.

Видимо, расставаться с деньгами безразлично у меня не получалось. Да что себя обманывать — сердце кровью обливалось. Еще немного, и я начну подпевать грустной песне.

— Не, в чистый город еще его водить, — изображал я из себя молодого приказчика при старом дельце. — Итак на две монеты наел, — отразил я часть своей печали.

— За счет заведения, — бухнули передо мной кружку.

— Благодарю. — Не стал я себя упрашивать, отпивая кислятину мелким глотком.

— Пьянствуешь? — Спросили меня весело, хлопнув по плечу.

Я посмотрел на стол, никого там не обнаружил, и только на выходе заметил выходящих из заведения гостей старика.

— Угостили. — Обернулся я на Йосима Геннадьевича, стоящего сбоку.

Бармен кивнул, подтверждая.

— То дело. — Довольным тоном выдал старик. — Договорились мы с уважаемыми. Но об этом на улице поговорим. Давай, завершай тут. — Чуть ли не приплясывал он на месте.

Я торопливо опрокинул в себя содержимое кружки, оттер губы рукавом и подхватился с места.

— Спасибо! — Обернулся я напоследок и поспешил за Йосимом Геннадьевичем.

— Не пропадай, — с сочувствием произнесли мне в спину.

Вот уж хорошо бы...

— Все, кого наметил, все в городе. — Бодро говорил раскрасневшийся старик, вышагивая по дороге безо всякой помощи. — Я их, вроде как, в компаньоны планировал, узнать было несложно.

— В компаньоны? — Не понял я.

— Да я тут дело затеял. Помнишь, ты про завод говорил? Так вот, завод твой все-таки будет. Я людей поспрашивал, урожай-то на пшеницу хороший, да скуплен еще по весне в одни руки. И цену за него хорошую дали. Значит, кормить кого-то собрались. А раз еды дешевой не будет, люди с голодухи сами наймутся. Вот тебе и рабочие. Да и другие есть признаки большой стройки, все рассказывать не стану. Просто верь — будет завод.

— Значит, Каменск все-таки разберут? — Йокнуло внутри.

— Да не даст столица, — поморщился дядя Йося. — Она, как мои знакомцы говорят, все финансировать взялась. Тесс тут, считай, младшим компаньоном. Хитро... — Задумался он о чем-то своем. — Словом, не все изменения к худшему, Алексей. Иные перемены нас вытащить могут, как твой барон Мюнхгаузен себя за уши...

— Как? — Вставил я слово, отметив, что мы вновь поворачиваем на главную улицу.

И ничуть не возражал — уж лучше прижиматься к стенам, чтобы пропустить какого-нибудь богатея, чем быть зарезанным в темной подворотне... Раз уж даже бармен старика узнал...

— Завод будет. — Вновь повторил Йосим Геннадьевич. — Значит, люди понаедут из столиц, стройкой руководить. А эти хлебом и похлебкой сыты не будут, им на тарелке что поинтереснее хочется.

— Ресторан откроете?

— А еще им захочется куда-нибудь сходить, — прищурился дядя Йося как довольный кот. — С семьей выйти или девушкой. Купить им что-нибудь. И не на базар какой, где кошелек подрежут, а в безопасное, охраняемое место! — Назидательно произнес он и добавил шепотом. — Например, в торговый центр. А их в Тесс ни единого нет. Пока что.

— И вы...

— Не я один. Еще трое компаньонов, — кивнул старик. — Мы решили вложиться, сделать проект и пробить в администрации Каменска разрешение на строительство. Пустырей у нас внутри ограды много, а денег наши получают с аренды мало. Да они обеими руками вцепятся за такую возможность! По соглашению, налоги-то мы за Калининский район с Тесс пополам делим, а в Ленинском — все их будет. Ну и наше, чуть-чуть.

— Это если мы на каменоломню не загремим. — Улыбнулся я кисло.

— А в бизнесе всегда так, — легкомысленно отмахнулся он. — Как приходит срок капиталы вкладывать, кто в тюрьме, кто в бегах, кто банкрот... Зато остальные — уважаемые люди, с которыми можно иметь дело! Пока не попадутся, понятное дело...

— Вам бы не попасться, — все-таки напомнил я.

— Попадусь, что мне сделают? С мертвого человека — никакого толку, Алексей. Потому и живы. А если с проектом выгорит, и удастся его продать, то, глядишь — через третьи руки выкуплю свои долги...

— Продать? — Запнулся я.

— Так за десяток золотых никакого торгового центра не выстроишь, — снисходительно посмотрел он на меня. — Мы пробиваем проект! И серьезным людям его предложим — готовый, со всеми разрешениями. Что им морочиться, по кабинетам бегать, когда можно строить начинать.

— Я уж думал в долю войти, — улыбнулся я.

Уж больно идея звучала интересно. Ни одного торгового центра вместе с Каменском не перенесло, аналогов в Тесс не было, а местный рынок безопасен только ранним утром.

— Там тысячи золотых нужны, — вернул он мне мою улыбку и чуть погрустнел. — Может, когда-нибудь и замахнемся на такое. А пока давай я тебе покажу, откуда ты поедешь. Я тут подумал и решил, что дома покупателей тебе пока нельзя показывать.

Я нахмурился, не понимая.

— Ты ведь в них первый раз поедешь, по наводке игроков, которые тебе насоветуют, кто вещицу приобрести может. — Задумчиво вымолвил дядя Йося. — Значит, и увидишь в первый раз. Дорогу тебе извозчик покажет, тут спокойным будь.

— Как скажете, — согласился я, признав, что есть в этом смысл.

Да и мелькать как-то в чистом городе не хотелось... Меня-то, может, и не запомнят, если один буду и в шапке... А если решат узнать, кто в спутниках у Йосима Геннадьевича, который тут всем кругом должен?..

Так что тихонько — уже не торопясь, так как силы спутника вновь покинули, и шагал он далее, опираясь на меня и трость — мы дошли до 'Золотого Павлина'.

По названию понятно, что основал его 'Каменский' — он же, поговаривают, кое-как поделил с местными бандитами Тесс. Но это на уровне разговоров у мойки в кафе — кто бы нам сказал, что там да как... Но на главных страницах газет уже года три нет новостей, что чей-то дом взорвали, а карету изрешетили из автоматов. То ли действительно договорились, то ли взрывчатка с патронами закончились... В нашем спальном районе, как оказалось, проживали и такие люди... Да и где их нет, наверное... Главное, чтобы обратно к нам не вернулись — за тем же торговым центром... В общем, правильно дядя Йося придумал — проект продаст, а новые хозяева пусть уж сами с бандитами договариваются...

— Что стоишь? — Вывел меня из раздумий старик. — Пошли, нам внутрь надо.

Я действительно уже минуты две разглядывал аляповатое трехэтажное здание, украшенное лепниной по бежевому песчанику. Изнутри все окна были плотно занавешены портьерами, а сами хоромы тянулись метров на сорок вдоль центральной улицы — от дороги его закрывал кованный забор и собственный парк с фонтанами. Напротив казино, по другую сторону улицы, терпеливо дожидались клиентов извозчики, выстроившись в очередь на восемь карет и один 'Мерседес' черной окраски.

— Внутрь, зачем? — Не сразу понял я.

— Вдруг спросят, на каком этаже играл, как обстановка, что там нового, — терпеливо уточнил старик. — Это ты уж обязан отвечать, опираясь на собственные чувства.

Я еще раз глянул на вход — за открытыми кованными воротами лежала алая ковровая дорожка, затем поднимавшаяся на две ступени до тяжелых дверей. Возле входа скучал лакей в красной ливрее — судя по габаритам, выполнявшим и роль вышибалы вместе с фейс-контролем. Справа от лакея блестела золотом неброская табличка с надписью 'Золотой Павлин'. Несмотря на пафос самого строения, в особой рекламе он не нуждался — место для богатых. Это там, у портов, переливаются всеми цветами казино попроще: 'Золотой сундук', 'Жемчужина', 'Ветер удачи'...

— А нас пустят? — Усомнился я.

— Паспорт с собой есть?

— Есть. — Потянулся я за документом во внутреннем кармане.

— Положи во внешний карман, чтобы край выглядывал... — Посмотрел он мою кофту. — Тогда за пояс заправь, чтобы охрана видела. Пустят.

— Так пойдет? — Спросил я, переложив паспорт и одернув кофту.

— Отлично. Про нас, Каменских, говорят — нам всегда есть, что проиграть... — Буркнул он, зашагав ко входу.

И в самом деле — пустили. Лакей вежливо отворил перед нами дверь, запуская в приятный кондиционированный полумрак холла.

Дорога вела через кассы — где две медные монеты любезно поменяли на белые фишки...

— Я ж совсем нищим так стану, — сдавленно выдохнул я, чувствуя себя очень не по себе.

— Представительские расходы... — Начал было дядя Йося, потом осекся под моим осуждающим взглядом.

'Ни одной зазря не потрачу!' — хотелось напомнить ему, но я удержался и только печально покачал головой.

— Справа столы для покера, — озвучил старик положение полукруглых столов. — Слева рулетка, автоматы, 'двадцать одно'.

— С улицы дом побольше казался.

— Так это зал для случайных людей. — Пожал тот плечами. — Проиграешь сколько-то, и пригласят в боковые. А там до карты посетителя недалеко, и по лифту на второй этаж. — Медленно двинулся он к рулеткам.

— А третий для кого?

— Сам догадаешься? — Хмыкнул он. — Кто у нас тут капиталами ворочает?

— Дядя Сема там проигрался?

— Ему второго этажа хватило выше крышки гробовой... Вон, ставь фишку на красное, — кивнул он на разлинованное поле.

Местный служка при барабане слегка оживился — народу-то в заведении не скажу, что много. Всего три карточных стола занято — в дальнем углу дымили папиросами над картами. Да мучил однорукого бандита некий полноватый господин, находящийся в изрядном подпитии — оттого матерился в голос, скармливая автомату деньги.

Я бросил фишку в нужный сектор, дождался, когда шарик остановится в черном поле и мрачно пожал плечами. Какой смысл в игре? Делать меня беднее?

— Давайте сами, — отдал я ему последнюю фишку.

После чего отошел за спину старика и попытался расслабиться, закрыв глаза... Вот же странно — осознал я кое-что неладное. А ведь ни одной линии силы нет — ничего не проходит рядом.

Я с удивлением обернулся на драпированные темно-алым стены, посмотрел на потолок, украшенный массивными люстрами под медь с электрическими лампами дневного света... Мистика.

— А моя удача все еще со мной! — Сунул мне под нос дядя Йося четыре монеты. — Удвоил я наши капиталы!

— Очень хорошо, — кивнул я. — Может, пойдем тогда?

— Да как, когда удача пошла? — Бросил он еще две монеты на кон, и благополучно их проиграл. — Эх... — махнул он рукой и направился на выход.

Где обе фишки так и остались под рукой симпатичной девушки за толстым стеклом обменника, а стоящий за ее спиной мужчина вежливо кивнул Йосиму Геннадьевичу с явным узнаванием.

— Рад, что не забываете нас.

Не сказать, что мужчина тот выделялся особыми статями — обычный, средних лет, в черной водолазке по горло. Вот тяжелая золотая цепь поверх — это приковывало взгляд. Ее и будешь помнить, а не серо-зеленые глаза, высокий лоб и некогда сломанный нос, который не выпрямили толком. Я и заметил, потому как вид цепь до времени закрывал собой дядя Йося.

— Я чужого не брал. — Столь же вежливо слегка поклонился старик. — С чем пришел, с тем ухожу.

Мужчина ответил холодной улыбкой:

— Я полагал, вас не было, так как вы утратили клубную карту. Марта, выдай господину новую. — Распорядился он, коснувшись плеча девушки. — С фиолетовым пером.

Две медные монеты словно насмешкой легли поверх изящной пластиковой карты.

— Благодарю, — стараясь удержать лицо, приложил Йосим Геннадьевич руку к сердцу и карту забрал.

— Семену Аароновичу привет. — Напутствовали нас.

С тем мы и покинули заведение. Не сказать, чтобы в убытке, даже с неким доходом — раз уж карта считается редкостью... Но после такого дядю Йосю пришлось буквально волоком тащить обратно — все силы будто из него выдернули.

— Зря я туда полез, — вымолвил он дрожащим голосом. — И Сему подставил... Вот дурак старый...

— Это кто был?

— Нехороший человек. Увидишь — переходи на другую сторону улицы. Только не беги... Медленно... Как с собакой с цепи сорвавшейся себя веди... — Тяжело дышал он...

— Ошейник я видел, да... — Пошутил я было, но реакции не дождался.

К прокатному ателье добрались уже под вечер — вещи вернулись владельцам, кроме ватника, понятно, оставленного в уплату. Вместе с закатным солнцем пришел вечерний мороз, и сосед зябко охватил себя руками поверх черной футболки. Как бы не простыл...

Подхватив линию огня, я легким усилием направил исходящее от нее тепло на поверхность ладони — а ту положил дяде Йосе на спину.

— Какое полезное колдовство, — сначала дернулся он, потом буркнул одобрительно. — Где ж ты был, когда спину прихватывало...

Так и добрались до дома — уже к самой темени. Где нас уже ждали — по счастью, не кредиторы, а вовсе даже приятные новости.

— Вот, пожалуйте! Перчатки, ботиночки! — Хвалился дядя Сема, стоило нам зайти на порог и закрыть дверь. — Требую немедленно примерить!

Добычей его оказался комплект замшевых перчаток — тонких, весенних, и, вроде как, женских. Но если не присматриваться к узору, то не поймешь.

А еще — лакированные коричневые туфли с острым носом, слегка жмущие, но весьма солидные на вид и идеально подходящие к костюму.

Словом, я высоко оценил труды старика — а пока я это делал, дядя Йося незаметно просочился в комнату. Главным образом, за чаем — но не исключаю, чтобы с него не спросили за ватник и все наши приключения.

— А еще я узнал! — Горделиво выпятил тощую грудь дядя Сема.

— Что узнали? — С вежливой усталостью уточнил я.

— Секрет этой вашей магии ненормальной! — Громким шепотом продолжил он. — Камешков ваших.

— Так? — Заинтересовал я всерьез.

— Смачивание! — Загадочно произнес дядя Сема.

— Утробы твоей ненасытной смачивание? — Буркнул, проходя мимо, дядя Йося, и закрыл за собой дверь ванной.

Откуда тут же зашумела вода. Дядя Сема посмотрел на дверь задумчиво, будто думая, стоит ли перекрикивать шум и ругаться. Но благостное отношение оказалось сильнее.

— Смачивание этой вашей магией, — шепнул он мне. — Дело не в материале! А в самой магии! Она обволакивает изнутри внешние грани, — изобразил дядя Сема руками, как именно обволакивает, и я на всякий случай проверил, на месте ли кошелек.

— Версия, действительно, заслуживает внимания... — Задумался я.

— Это единственное разумное объяснение! — Добавил он с легкой обидой.

— Да, но истечение Силы происходит при воздействие на кристалл извне... А пленка внутри...

— Мы готовы были обсуждать дальше, но кончилась водка. — Признал он некоторые изъяны в логике.

— И что делать с водоемами? И какая роль граней?

— Послушайте, у нас было всего две бутылки на четверых! — Возмутился Семен Ааронович. — В таких объемах мировые проблемы не решаются!

— Нет-нет, теория очень хорошая! Есть, о чем подумать, в самом деле, — признался я.

А что до иголки снаружи кристалла — вдруг она как-то это смачивание разрушает?.. Конденсат, или что-то такое...

— Да? Признаюсь, рад встретить неравнодушного науке коллегу!

— Рано ему коллегой быть, — буркнул прошедший мимо сосед. — Он столько не выпьет.

— Разбогатею и съеду от вас в первую очередь! Тьфу!

— Так а что с заготовками под приборы? — Поспешил я пресечь нарождающуюся свару.

— О! Тут вам повезло! В ходе дисс..дисс.. — Попытался он одолеть заплетающимся языком сложное слово. — Обсуждения! В ходе обсуждения мы разбили люстру с висюльками....

И жестом предъявил шесть крупных кристаллов — прозрачных, прекрасных, шикарно ограненных!..

— Отлично, — с волнением осмотрел я их, принимая в руки.

— 'Гусь-Хрустальный', между прочим! — Польщенно улыбнулся Семен Ааронович. — Владейте! А будет надо, вы нам с коллегами еще тему подкиньте, мы эту люстру совсем...!

— Пока не надо, — остановил я его жестом. — Достаточно.

— А ну и конечно! Коробочки-выключатели! — Уже чуть расслабленно, в прекрасном расположении духа, барским жестом предъявил дядя Сема пакетик, бренчащий пластиковыми коробочками.

Коробочки выглядели термостатами. Собственно, они ими и были — беленькими, из чуть пожелтевшего на краях пластика, с крупным выключателем и цифрами-делениями.

— А как шкалу объяснить? — Почесал я затылок.

— Сила воздействия! — Со снисхождением пояснил мне в ответ.

— Так там только включить и выключить...

— ...даже на минимальной шкале работает эффективно! — Взяв меня под локоток, успокоил дядя Сема.

— Ну, если так...

— Держитесь дяди Семы, дядя Сема вам плохого не посоветует!

— На каменоломнях повторишь, — добавил вновь мимо прошедший Йосим Геннадьевич, чернее тучи обликом.

Но ботинки и его заинтересовали, заставив остановиться, взять их в руки и одобрительно хекнуть.

— Вот, то-то же! — Заметил его внимание сосед. — А что до нашего мальчика, вот увидите, мы еще создадим компанию 'Петров, Хейсман и Михельсон'! — Встав ко мне плечо к плечу, дядя Сема приобнял меня. — И ваша фамилия там будет последней! — Чуть ли не язык он показал соседу.

— Люди сразу скажут, что два еврея обманули Петрова, — проворчал дядя Йося.

— Да тьфу, все настроение портит! Портит и портит!

— А какая же от тебя радость, если ты с пустыми руками пришел?

— А как же..! — Растерялся от возмущения дядя Сема.

— Это — Леше! — Надавил голосом дядя Йося. — А для меня от вас тут только перегар, которым всю ночь дышать!

— Йосим Геннадьевич... — Кашлянул я.

— Как будто ты с полными руками всякого добра! — Язвительно возразил соседу дядя Сема.

— Я-то? Вот, — вручил он ему клубную карточку. — И привет тебе велели передать. — Спокойным голосом произнес дядя Йося. — А я ватник продал. Зато будет проект торгового центра.

После чего уселся на пол, привалился спиной к стене и глаза закрыл.

— Теперь можешь орать и пинаться, — мертвым голосом произнес он. — Или спрашивать про торговый центр. Но только одно из двух.

— Алексей, вы домой идите, — покрутив карту в руках, Семен Ааронович мягким голосом попросил меня. — И перчаточки-ботиночки заберите.

— Он про торговый центр серьезно... — Неловко поспешил я на защиту.

— Про это я выслушаю, — выводил дядя Сема меня за руку из квартиры. — Не беспокойтесь.

— Ну, я пошел, — тормозил я пороге, пытаясь найти взглядом дядю Йосю напоследок.

— Идите-идите, отрабатывайте надменный вид. — Напутствовал меня Семен Ааронович. — Зеркало у вас дома есть? Разумеется, у вас же Кира! Ах, чуть не забыл, вот вам кулек с пряниками и сумка с молоком, свежее... В другую руку, не к ботинкам же... Не теряйте! Вот и отлично. Тогда встретимся завтра!

— Только по голове его не бейте, — попросил я уже в коридоре.

— Там все давно отбито, — не сдержался тот зло. — Раз он в казино полез!!! — И с силой закрыл дверь.

К раздавшемуся реву я старался не прислушиваться, быстро поднимаясь по ступеням.

Вон, задание есть — репетировать образ, этим и займусь. Его и придумывать, в общем-то, не надо — еще стоял перед глазами образ надменного управляющего из типографии. Осталось только скопировать и зеркало самому не разбить...

Тем и занимался еще часа три, когда в сумерках не почувствовал появление Киры за дверью. Признаюсь, думал она сегодня не придет — смены няни непредсказуемы. Хозяева могут уехать в гости или театр, оставив ее присматривать за детьми. Но если уж остались дома — родители предпочитают укладывать детей самостоятельно и отпускают няню. А та уже сама решает — заночевать у графов или вернуться. Сколько ей говорю, чтобы не ходила ночью... И встречать ее не могу — телефона у меня нет, чтобы о выходе сообщить... Словом, пока обходилось, хотя всякий раз боюсь за нее.

Уже привычно открыл перед ней дверь, глядя с укором — опять в ночь...

— Ты кто? — мгновение, и в руках девушки оказалось длинное и тонкий стилет.

— О, а куда ты его прячешь? — Заинтересовался я, глядя на незнакомую железку, которую Кира держала удивительно ловко.

И даже подшагнул ближе.

— На месте стой! — Рявкнула она.

— Кира, это же я. — Растерялся я.

А потом вспомнил, что нахожусь в образе — ну, с этой дурацкой прической, в костюме, ботинках и перчатках.

— А! Это я репетирую, — отмахнулся я, улыбаясь.

Только лицо Киры стало еще жестче.

— Так. Костюм. Туфли. Перчатки. — Холодно произнесла она.

— Нравится? — Оглядел я себя, отходя вглубь квартиры и пропуская Киру внутрь.

— Ты за квартиру. Заплатил? — Лязгнула дверь никак не хуже, чем у дяди Семы.

И взгляд при этом у Киры... Ну в точь, когда я в первый раз ей рыбу купил... А она с ножом стояла над ней и думала, с чего начать... В общем, после такого взгляда рыба лишилась головы... А у Киры до сих пор стилет в руках.

— Нет. — Замотал я головой нервно. — Но скоро я продам отпугиватель мышей за тридцать золотых! — Со всей искренностью нашел я себе оправдание.

— Что-что сделаешь? — Переспросила Кира, чуть наклонила голову.

— Продам техно-магический отпугиватель крыс и мышей! А потом мы купим торговый центр! Вернее, не сам центр, а проект! А потом... — Тараторил я, нервно реагируя на приближающуюся девушку.

— Тихо-тихо-тихо, — мягко произнесла Кира.

— Вот увидишь!

— Все хорошо, — заверила она, улыбнувшись. — Я тебе верю.

— Все хорошо? — Неуверенно переспросил я.

— Для тебя — да. Ложись.

— А почему для меня? — Отшагнул я к кровати и сел на нее.

— Я тебя бить передумала. Лежи.

— Кира... — Сняв ботинки, послушно лег я вдоль кровати на плед.

Девушка села рядом и пригорюнилась. Стилет куда-то пропал.

— Кир... — Потянулся я к ней.

— Ру-ки.

— Кира...

— Лешенька, пока что я думаю, что ты просто немножко сошел с ума и готова прощать.

— Ну Кира... Я не сумасшедший!

— Сумасшедших бить нельзя. Еще возражения будут?

— Можно хотя бы сесть?

— Нет.

— Мне надо тренироваться. Понимаешь, мы создаем образ, который бы бесил людей...

— Ты меня уже бесишь. — Резко встав с места, щелкнули переключателем света.

— Я печеньки принес. — Робко добавил я в темноте. — И молоко.

После короткой паузы над столом зашебуршали. Развязали сверток, щелкнули пластикой крышкой на литровой банке. Скрипнула дверная ручка, на секунду дыхнуло холодом — ушла на балкон... Эх...

И вроде честно ей все говорю — только от этого как бы не хуже... С другой стороны, куда хуже-то — денег на квартиру и вправду больше нет...

Дверь балкона открылась вновь, пропуская Киру.

— Там за оградой труп опять ходит. — Вновь села она за стол.

Аппетит такое соседство портит на раз...

Хотя... Мертвяк... И линия силы от него большая... Это ведь можно все камни зарядить!

— Я пойду, погуляю. — Поднялся я, объятый энтузиазмом, и принялся вдевать ноги в обувь.

— Леша... — Забеспокоилась Кира. — Куда?

— К мертвяку на пару слов. — Нащупал я камешки в кармане. — Я недолго!

— Лешенька, хочешь пряник? — Мягко спросили у меня, нежно, но крепко ухватив сзади за плечи.

— Хочу. — Растерялся я.

— А обещаешь никуда не ходить?

— Л-ладно...

— Вот и хорошо, — развернули меня к столу и внимательно проследили, как я поел.

Потом проконтролировали, чтобы я разделся и лег под одеяло, для надежности улегшись рядом.

— Спи-спи-спи...

— Я сплю.

— Вот и молодец, — обреченным голосом произнесла она.

А минут через десять моего примерного поведения, села на кровати и обняла свои колени поверх одеяла.

— Графиня серебряный подарила... Костюм вернем... Еще десяток меди собрать... — Тихо пробормотала она. — Заплатим.

И ком горечи подступил к горлу, заставив пообещать себе — если не получится, в тот же день продать сотовый.

Но обязательно получится. Ведь что может пойти не так?

Глава 4

Когда я вернусь домой, то долго не буду занавешивать окна по ночам. Хочу видеть на потолке отсвет уличных фонарей и движение фар от припозднившихся машин. Так я буду точно знать, что не в Тесс — не в ее черной облачной ночи, словно в запертой комнате без окон. Шорохи, шелест ткани, дыхание собственное и почти неслышное дыхание Киры — это все, что есть в застывшей картинке от заката до рассвета. Можно свет включить, но Кира проснется и снова будет переживать...

Поэтому — я лежал и тянул линию смерти в крошечный камешек в правой руке. Камень не из тех, что добыл дядя Сема — поразмыслив, я решил настолько крупные и качественные заготовки поберечь. Так что в работу был снова взят камешек из защиты квартиры — один из них я как раз и сменил на более крупный, перелив из старого в новый силу воды. Потом все остальные звенья сменю — мало ли... Года два назад наставник водил на пепелище в порту — домов тридцать сгорели за ночь до черной золы. Местные, привлеченные явлением мага, сетовали на сильный ветер, подкинувший искру из костра до соломенных крыш, и плотную застройку. А пока они жаловались, и маг их слушал, я по его приказу должен был найти центр пепелища. Нехитрое дело — прикинуть границы сгоревших построек, удивиться, отчего они образуют почти ровный круг... А дальше легонькая задачка по геометрии, как найти центр — два отрезка по периметру, от них прямые углы, пойти к месту пересечения... И стоя в пепле по колено, смотреть на странно искаженный мир вокруг — серо-черный, контрастный, подрагивающий наслаивающимися друг на друга контурами... Там, в трущобах, кто-то позвал нечто из-за грани — и нечто пришло, оставив рану в плоти мира. Может, призывавший знал, что делал, а может, слепо копировал ритуал, подсказанный одним из заморских проповедников... Но жильцы сгоревших домов точно не догадывались о намерении своего соседа. Равно как и я почти не знаю тех, кто живет в одном со мною доме. С защитным периметром же — хоть пусть в голос орут, взывая к кому хотят. Неудобное рядом с моей квартирой место для прорыва — наставник говорит, что выглядит он для внешних сущностей, как ловушка, и те не лезут.

В книгах же гильдии про призывы есть отличный совет, что не надо пытаться договариваться с тем, для кого вы — еда. Ну и доходчиво поясняют, что заморские проповедники, которые подкармливают сущностей, зарабатывают с демонстрации собственной якобы власти над неведомым, но никакой власти при этом не имеют.

Короче, хорошие соседи в Тесс — на вес золота... У меня вон, кроме полукриминальных стариков, еще человек десять крайне мутных личностей в подъезде. А на улице так вообще зомби, шастающий вдоль границы города...

Ну, зомби-то как раз не так уж и плохо — можно камни зарядить... Возле мертвяка это делать было бы куда сподручнее, но и так — нормально. Недалеко он — от охранного периметра едва ли пара сотен метров. Даже на себя можно потянуть чуть сильнее... Линии силы мертвеца в ответ на это уплотнились, и к шорохам будто бы добавился полный голода и злобы стон из-за окна... Может, он ищет этими линиями жертву? Глаз и ушей у мертвяков-то зачастую нет...

Кира завозилась в кровати, подняла голову и сонно посмотрела на меня, а я притворился спящим. Девушка встала, поплотнее закрыла дверь балкона и вернулась обратно в постель. Значит, не послышалось.

Придется днем завершать — только начал ведь... Но пусть Кира спит. Это я — безработный, а ей вставать с рассветом.

Момент, когда провалился в сон, я пропустил — а как проснулся, на второй половине постели никого уже не было. От Киры — только записка крошками от пряника на тарелке: 'ВЕРНИ КОСТЮМ'. Крошки крупные, буквы заглавные — заботливая... Пока подъедал послание, запивая чаем, понял, что никаких пары-тройки дней на подготовку у меня просто нет — деньги нужно будет предъявить этим же вечером.

В общем, требовалось ускориться — наскоро пересобрав защитный контур с новыми камнями, я побежал к вчерашнему зомби, как к родному. Благо, того еще не сожгли — чувствовал.

Все пять камней, к моему удивлению, в процессе сменили цвет — были зеленые и коричневые стекляшки, а стали антрацитово-черными. А 'выпитый' за пять камней зомби заметно поскучнел, прекратив стонать, развернулся и попытался сбежать в лес. Там-то я его и 'допил', что он рухнул костяком в полусгнивших лохмотьях у самой границы. Хм, интересный способ борьбы с нежитью — наставник о таком ничего не рассказывал... С другой стороны, какой смысл? Проще сжечь — трупы на диво неплохо горят...

Потом пришел черед корпусов для 'приборов' — разобрать термостаты отверткой, аккуратно перенести начинку в сторону, оставив только регулятор. А там сломать пару иголок (Кира опять ругаться будет) и аккуратно вдеть их в пластик, подбивая за край стола.... Камни, опять же зафиксировать внутри корпуса — капнуть разогретым пластиком... Чертыхнуться и открыть все окна, надеясь выветрить противный запах, да продолжать, закрыв лицо влажной тряпкой. Перетерпеть можно — главное, внешний вид коробочки не испортить...

Аккуратно пощелкать механизм, убедившись, что иголка будет доставать до камня — за стеной на кухне будто бы что-то отчаянно запищало... Брр... Собрать обратно и отнести на финальные испытания в подвал — и под дикий одобрительный мяв приемщика-кота с удовлетворением отметить, что все работает.

Правда, времени на все ушло столько, что я с тревогой посмотрел на солнце — половина дня миновала. Следовало поторопиться.

На стук в дверь в квартиру стариков долго никто не реагировал, пока я не догадался сопроводить стук голосом:

— Это я.

Мелькнул свет в дверном глазке, и створка приоткрылась. Над натянутой железной цепочкой настороженно выглянул дядя Сема в вязаной кофте и трико.

И как бы он ни пытался заглянуть в дверь только правой частью лица, я отлично видел синяк под его левым глазом.

— Бандиты приходили? — Сжалось сердце.

— Вы про это? — Потянулся тот к фингалу и болезненно поморщился. — Нет. Как-то без бандитов справились. — Скинул он цепочку со стопора и дал мне пройти внутрь.

Так и знал, что вчера они одними словами не ограничатся...

— Так мы же в казино для пользы дела заходили.

— Ой, далось нам это казино... Мы делили доли от проекта торгового центра! — С некой даже гордостью ответил дядя Сема.

— Но проекта еще нет... — Не совсем понял я.

— Проекта еще нет, а этот себе десять процентов выцыганивает! — Обвиняще ткнул дядя Сема в прихожую, откуда шаркая тапками, выбрел дядя Йося, поправляя домашний халат.

Выглядел тот хмуро и держался за живот. На скуле его наливался синим крупный синяк — видимо, куда невысокий Сема допрыгнул, туда и ударил...

— Я придумал, моя доля должна быть больше! — Сварливо заявил Йосим Геннадьевич.

— А я нашел финансирование!

— То есть, не договорились... — Мрачно вздохнул я.

— Это называется переговоры. Стороны не сошлись во взглядах, такое бывает. — Дядя Сема мягко подхватил меня за локоток и повел в комнату. — Будете чаю?

— А говорили, не поубиваете друг друга... — Укорил я его.

— Да там всего два раунда... Переговоров. Считайте, что мы практически договорились. Присаживайтесь. Йося, ставь кипяток!

— Раскомандовался... — Проворчал тот.

Но кипятильник в розетку вставил.

— Так на чем вы сошлись? — Выпрямившись на стуле, с показным равнодушием уточнил я. — Мои сорок процентов, вам соответственно по тридцать?

— Эм. Лешенька, — озадаченно переглянулись старики. — Мы решали, как свои деньги вложим ...

— Которые я вам заработаю. Значит, мои пятьдесят процентов. — Заглянул я в пустую кружку, которую что-то не торопились заполнять, хотя кипяток в кастрюльке уже вовсю исходил паром.

— Послушайте, но это же грабеж! — Всплеснул руками дядя Сема и даже отшагнул в сторону, будто с ужасом осознав, кого привел с собой.

— Иначе я никуда не иду. — Меланхолично отметил я.

— Саботаж!

— Он самый, ага. — Подтвердил я с кислой миной на лице.

— Вы выкручиваете нам руки!

— Тогда мои шестьдесят, вам по двадцать.

— Так дела не ведутся!

— Да ну? Тогда мои семьдесят процентов. — Оперся я локтями о стол и сцепил руки в замок.

Тоже мне — драться вздумали за доли, которых еще нет! Я кое как удерживался, чтобы не поднять голос и выразить все, что о них думаю. Через деньги дойдет куда лучше.

— Ну, знаете ли, молодой человек!..

— Сема, остановись, мы нищаем на глазах!!! — Взмолился Йосим Геннадьевич.

— Позвольте мне посоветовать вам, Лешенька, как старшему по возрасту — так дела вести нельзя! Вторая сторона должна чувствовать себя довольной!

— Только из уважения к вам, дядя Сема, я возьму себе не семьдесят, а шестьдесят процентов.

Тот смотрел настороженно:

— Рад, что вы уловили смысл, но процент в таком случае положено понижать гораздо сильнее...

— Еще раз подеретесь, и уважение совсем пропадет. — Постарался я изобразить тяжелый взгляд.

— Хорошо, мы усвоили, — переглянулись они. — Больше никаких драк. Но процент, уж извольте...

— Сорок, тридцать, тридцать. — Предложил я то же самое, что в первый раз.

— Договорились, — успел вставить дядя Йося, и его соседу оставалось только пыхтеть возмущенно.

Потом, махнув рукой, и тот согласился: — Идет. Так уж и быть. Сорок мне...

— Теперь вы понимаете, что без драки никак?! — Воздел руки ввысь Йосим Геннадьевич.

— Шуток он не понимает, — хмыкнул дядя Сема. — Чай мальчику налей, пока вся вода не выкипела. Тридцать, так тридцать...

— Идти надо сегодня, — приступил я к самому неприятному.

— Это еще почему? — Загремевший было посудой дядя Йося замер и обернулся.

— Объяснитесь, — поддержал его дядя Сема.

— Кира новый образ оценила. — Подступился я к сути проблемы.

— О, и как ей? — Заинтересовался парикмахер.

— Очень. — Передернул я плечами. — Настолько, что завтра могу лысым проснуться. А еще она требует, чтобы я вернул костюм и забрал все деньги.

— Вы не пытались объяснить ей ситуацию? — Уточнил Йосим Геннадьевич.

— Пытался. Чуть шилом в бедро не получил.

— Может, мы поговорим?

— Хотите шилом в бедро? — Оценивающе посмотрел я на него. — В общем, приборы готовы. Покупатели сидят-ждут по домам. Надо действовать! — Произнес я решительно.

— Поймите, мы не против, — вновь взял слово дядя Сема. — Но у нас всего одна попытка. А вы, уж извините, пока не в образе.

— А если так? — Изобразил я результат вчерашних усилий перед зеркалом, глянув на них насмешливым, полным пренебрежения и превосходства взглядом.

— Неплохо, вполне. — Признал тот. — А ну походите туда-сюда...

Я встал и сделал несколько шагов по комнате.

— М, нет. — Посмотрев на легонько качнувшего головой соседа, все же выдохнул дядя Сема. — Плечи зажаты, движения порывисты... И руки, куда-то надо деть руки — они живут у вас своей жизнью. Поймите, у нас не так много реквизита, чтобы создать нужный образ! А людей нам предстоит убедить весьма неглупых.

Йосим Геннадьевич только руками развел, соглашаясь с доводами. Зато на столе наконец-то появилась кружка с чаем.

Я прикусил губу, не торопясь вновь садиться на место. Образ, значит...

— Не обижайтесь. — По-своему понял мою реакцию дядя Йося. — Зато мы с коллегой придумали для вас чудесную личину! Младший сын барона Арранда! Редкостный негодяй ваш отец, надо сказать...

— Подождите, я сейчас. — Оборвал я его.

Быстро вбежав по лестнице, я переоделся в костюм, надел перчатки, вдел ноги в обувь — та оказалась чуть тесноватой, но, если на карете двигаться, перетерплю... И достал из тайника сотовый телефон.

Перед входом в дверь я заставил себя остановиться, отдышаться до ровного пульса, поправил прическу, чтобы та чуть налезала на глаза, и только потом с ленивой вальяжностью вошел в комнату стариков:

— Так что насчет моего папаши?

Дядя Йося и дядя Сема резко встали с мест и испуганно отшатнулись. А как поняли, кто перед ними — буквально замерли с открытыми ртами, глядя на специально включенный экран сотового телефона.

Я там даже музыку включил негромкую — думаю, не переборщил.

— Это что, мобильный телефон? — Словно все еще не веря, переспросил дядя Йося.

— Разумеется.

— И вы, имея такое богатство, работали мойщиком посуды?! — Не выдержал Семен Ааронович.

Я неопределенно пожал плечами.

— То есть, я Хейсман, он Михельсон, а вы Петров... — Пальцем тыкал он, озвучивая наши фамилии.

— Сема, не делай поспешных выводов. — Вскинул ладонь дядя Йося. — Лехаим, а, будьте добры, скажите, какая фамилия была в девичестве у вашей уважаемой матушки? — Мягко уточнил он.

— Иванова.

— Это еще ничего не значит!

— Йося, я просто-таки чувствую, что нас хотят обидеть! — С горечью добавил Семен Ааронович, звучно падая в кресло.

— Погодите-погодите, а Кира ваша — знала об этом сокровище? — Не отставал от меня Йосим Геннадьевич.

— Ну да.

— А как фамилия у Киры? — Настаивал дядя Йося.

— Так она вообще с другой планеты!

— И что? Вы полагаете, что на других планетах нет евреев?!

— А вы у нее лучше спросите, — увернулся я.

На что он посопел недовольно и отстал.

— Пейте чай, Алексей. Стынет. — Сел он на кровать, поджал губы и демонстративно посмотрел в окно.

— Так что с образом? Можно работать? — Спросил я у дяди Семы.

— Почти. Еще для образа очень, очень нужно Хеннеси, — глянул он на меня, будто ребенок на фокусника. — Что? А вдруг?!

— Нет Хеннеси. И спиртного вообще нет.

— Жаль. Но и так... Так, конечно, образ идеально завершен. — Постучал он костяшкой пальцев по подлокотнику. — С такой ценностью в руках вы выглядите крайне убедительно. М-да...

— А насчет отца моего? Вернее, отца личины? Йосим Геннадьевич, я вас тогда перебил. — Обратился я к насупившемуся старику.

Вот что его-то задело? Что я ему об этом раньше не сказал? Особенно после того, как они меня чуть не ограбили?

— Есть такой Койл Арранда в столице, магнат не из последних, но с душком. — Неохотно повернулся тот. — Говорят, занимается контрабандой с северных земель. Торговли с ними нет, это верно, но он через запад и пол континента тянет малые грузы. Наркотики, в основном, но прикрывается поставками редкого шелка. Оттого богат, даже титул себе купил, но в высший свет его не пускают. Детишки под стать папаше. За художества свои их нередко ссылают из столицы, пряча от закона. Считай, ты один из них — многочисленных, младших и бестолковых. Получил от папаши по башке, прибыл в Тесс, пару дней старался никуда не влезать... А на третий проигрался в казино, а отцу звонить боязно. Такого, как у молодежи говорят, не 'кинут', побоятся. Но и сочувствия к тебе будет ноль. А телефон — это очень хорошо для образа. Телефон явно отец подарил, и, если ты бы его на кон в казино поставил — родитель тебя своими бы руками придушил. Достоверно, я полагаю, — хмыкнул он, грустно посмотрев на устройство в моих руках.

— В общем, считаю, мы готовы. — Констатировал я, пообещав себе разобраться с настроениями дяди Йоси потом. — Можем выдвигаться.

— Подождите только десяток минут, мы перетащим кресло на чердак. — Забеспокоился дядя Сема. — Мало ли кто вломится, пока нас не будет.

— Да и потом, наверное, лучше ищите нас на крыше, — кивнул Йосим Геннадьевич. — С такими деньгами нам теперь точно попадаться нельзя.

С тем и разошлись — правда, ненадолго. Уже минут через пять за дверью моей квартиры послышалось энергичное пыхтение и легкие матерки, а потом и в дверь ко мне энергично постучались.

— Сема, я желаю его усыновить! — объявил устало сидящему в коридоре на кресле старику дядя Йося, решительно показав на меня пальцем.

— Йося, я вас прошу, доли уже поделены! Что за хамство — усыновлять богатого сиротку!

— Причем тут доли?! Я просто желаю дать ему свою фамилию. Пусть не обманывает честных людей! Тоже мне, Петров!

— Так. Вы же мимо проходили? Ну так проходите. — Дождавшись кивка, закрыл я дверь поплотнее.

— Сема, ну я же вам об этом и говорю!.. — Донеслось из-за створки.

Бардак какой-то. Сказал и почувствовал, что чувствую серьезный мандраж — аж потряхивает.

Встряхнул на ладони последние оставшиеся монеты — на карету хватит. А дальше... Дальше разберемся.