Ленивый Шиноби

Ветер начала лета был свежим и лепестки сакуры кружились вокруг дерева, колыхались газовые одеяния наложниц, умиротворённое лицо Узумаки Наго изредка улыбалось, когда он дочитыывал до чего-нибудь смешного в книжке.

Наконец, он закрыл книгу, нехотя сел на диване и размяв руки, затянулся из трубки крепким сарутобивским табачком, выпустив колечко дыма, колечко превратилось в большую руку из дыма, которая взяла книгу и поднесла её Какаши...

Какаши взял книгу и нащупал свою — и не смог почувствовать. На месте его любимой книги было пусто. Глаза его ещё шире раскрылись — он уже шестой раз применял технику снятия гендзюцу, но всё безрезультатно — и дерево, и диван, и улыбающаяся рожа Наго Узумаки, были реальными. Наго одним движением смял в руке курительную трубку и махнул рукой — трубка превратилась в маленькую пёструю птичку, похожую на воробья и птичка чирикнув улетела прочь. Наго широко потянулся и зевнул...

— Всё. Я свободен. Спасибо за то, что отпустили, Какаши, — я улыбнулся ему, — грустная у вас литература, сенсей.

— Грустная? — у Какаши дёрнулся глаз.

Я достал с пояса флягу со своей бражкой и протянул сенсею. Тот взял и не говоря ни слова отпил. Я уж не знаю, почему. Видимо, от удивления. Вштырило его знатно, — глаза на лоб полезли, скрючился, ухнул.

— Книга о любви и верности всегда грустная. Меня всегда интересовало, — я посмотрел на небо, лепестки сакуры закружились на ветру вокруг дерева, — почему самые красивые, милые, добрые и нежные девушки всегда выбирают себе идиотов? Почему мы вообще любим их, а они — не нас? — спросил я, глядя на то, как ветер уносит лепестки прочь, — вас никогда не интересовал этот вопрос — вы никогда не задумывались, что счастье на самом деле далеко не в том, чтобы быть умным, гениальным, сильным, быть образцовым шиноби? Может быть всё как раз наоборот — и настоящее счастье в том, чтобы быть идиотом?

Какаши впал в прострацию.

Я прикрыл глаза, затянувшись своей длинной японской трубкой.

— Нас редко любят те, кто приносит нам счастье и часто мы любим тех, кто никогда не посмотрит на нас, потому что уже мы не принесём счастье им. Иногда мы не замечаем тех, кто любит нас, но стоит в одном шаге, и продолжаем бессмысленно желать чего-то эвфемерного, считая, что найдём счастье с достижением этого. Жизнь иронична. В любом случае — до встречи вечером. Заходите в гости.

— Постой, — Какаши нахмурился, — кто сказал, что я отпускаю вас?

— Так вы же сами сказали, что тот, кто не схватит колокольчик — не станет ниндзей, — улыбнулся я, — я не хочу быть шиноби.

— Почему? — вцепился Какаши, недоумённо вылупившись на меня, как будто я сказал что-то крамольное.

И правда — быть шиноби — это главный фетиш в мире. Все хотят стать шиноби, шиноби хотят стать сильнее, а сильные... а сильные шиноби редко получают того, что хотят, но им все завидуют. Поэтому нежелание стать шиноби — нонсенс.

Блин, что-то он слишком серьёзен сегодня. Какаши редко заходил к нам домой — он боялся мамы, но вместе с батей иногда выпивал, после чего доставалось обоим. Мужик он в общем-то неплохой, только легкомысленный и зациклен на своём долге слишком сильно. Что ж, подыграем? Мне не сложно — может быть немножко поизображаю из себя умного.

— Я хочу остаться человеком, — сказал я, прикрыв глаза и заложив руки за спину, — для шиноби смерть — это естественный спутник жизни. Шиноби постоянно ставит жизнь на кон — путь ниндзя — это борьба со смертью, но для общества смерть шиноби — это всего лишь атрибут профессии. Общество легкомысленно говорит о том, что кто-то умер или должен умереть. Эта легкомысленность означает, что они уже перестали быть людьми — и становятся ими лишь тогда, когда смерть угрожает им самим. Только тогда они вспоминают что жизнь важнее горстки монет. Я не хочу ставить долг выше своей или чьей-либо ещё жизни. Это низко и противно. Если я и подниму меч — то не для того, чтобы ради горстки монет от нанимателя оборвать чью-то жизнь. Ради мелких политических выгод — потерять самое дорогое, разменять драгоценную жизнь близких людей — на мелочные интересы сильных мира сего — было бы предательством человечности. Быть шиноби — значит предать себя и близких ради горсти монет.

Какаши застыл соляным столбом.

— Ну раз всё — то я пошёл. Удачи.

Собственно, на этом всё — я сложил печати батиной техники и исчез во вспышке молнии.

Хатаке Какаши стоял и смотрел на место, где ещё недавно стоял Узумаки Наго, рядом разорялись ученики — Наруто разорялся, что его брат дебил, а Саске дёргал щекой. Одна только Сакура ничего не понимала.

Какаши ощутил острое желание напиться. Слова Наго щедро посыпали его душевные раны солью, он стиснул зубы.

— Без разницы. Вы все прошли. Марш отсюда!

* * *

Какаши нажрался как свинья. Ему было очень обидно слышать от Нагато слова о предательстве — чем дольше он пытался понять, что они значат, тем больше он понимал, что этот мальчишка слишком хороший человек, чтобы быть шиноби — и слишком умный для этого. Всю жизнь Какаши прожил в тени своего отца, который предпочёл спасти товарищей и провалить миссию — из-за чего и его отца затравило общество шиноби, и ему, Какаши, тоже досталось — если бы не минато-сенсей, то его тоже ждала похожая судьба. Покачиваясь, Какаши уже почти забыл сегодняшний тест — очередная партия детишек, которые нихрена не понимают в жизни. Хатаке редко пьянствовал, но всё же, покачивался и под маской раскраснелся, в таком виде он и ввалился в дом своего учителя, рухнув прямо на крыльце и захрапев.

Проснулся скоро — через три часа. Он открыл мутный глаз и осмотрел им стоящую над ним со скалкой в руке женщину.

— Кушина-семпай, — Какаши попытался улыбнуться.

— Какашиии! — она разъярилась мгновенно, схватив его за воротник и начав трясти, — ты совсем сдурел, если притащился в таком состоянии к нам домой?

Какаши ещё не понял, где он находится. Голова гудела, а голос Кушины разрывал барабанные перепонки. Он всхлипнул:

— Кушина семпаааай!

— Минато, это твой друг, ты его и приводи в чувство.

Минато протянул Какаши бутылку холодного саке. Хатаке мгновенно к ней присосался, и только когда его отпустило, обнаружил себя сидящим на диване в гостиной дома своего учителя.

— Какаши, что произошло? Ты никогда раньше себе не позволял такого пьянства.

— А, — Какаши махнул рукой, — просто взгрустнулось что-то. С вашими детьми побеседовал.

— Я слышал, Наруто весь вечер орёт, что он теперь шиноби — распугал всех соседей.

— А Наго?

— Наго? — Минато удивился, моргнул, — он пока домой не приходил. Я думал, ты его просто примешь без лишних тестов — Наго у нас не очень умный...

Какаши икнул от удивления, посмотрев на учителя как на идиота. Минато стало не по себе.

— Он гений.

— Брось, не надо льстить. Дети у меня не образец ума, но они повзрослеют и станут лучше, я готов поспорить.

— Наго... — Какаши снова захотел напиться и приложился к бутылке, — он слишком хорош для шиноби. Он гений, каких мало, как жаль, что вы потеряли свои силы — я не смог бы обучить такого человека как он.

— Какаши, — Минато нахмурился, — я не знаю, с чего ты вдруг так к нему переменился, по мне так оба оболтуса одинаковые.

Какаши вспомнил лежащего под сакурой Наго.

— Нет. Они разные. Хокаге меня взгреет, если я посмею не принять Наго в команду, но он не хочет! И лучше мне с ним не спорить.

— Это почему ещё?

— После одного спора я уже нажрался, — Какаши отдал бутылку саке своему учителю, — не знаю, что он скажет, если я буду настаивать — но он меня насквозь видит. Я... — Какаши растерялся, — я не знаю, как быть с ним — с Наруто всё просто. Жажды приключений хоть отбавляй, фонтанирует энергией. Саске и та девочка — обычные выпускники, ничего необычного или стоящего внимания.

— Понятно. Значит, тебе не по зубам ученик? Что ж, такое бывает. Его нужно приструнить, тебе нужно показать авторитет учителя. Показать, что может настоящий шиноби.

— Ага, — Кушина подслушивала их разговор со стороны кухни, — Наго немного себе на уме, но он добрый мальчик. Впечатли его чем-нибудь.

Какаши почему-то вспомнил, как Наго отдыхал под невесть откуда взявшемся дереве сакуры и двух наложницах, что обмахивали Наго опахалами. Он только сейчас понял, что в общем-то должен был застесняться, потому что из одежды на них были только едва заметные прозрачные лоскутки ткани. Впечатлить? Его?

Отчаяние проскользнуло во взгляде Какаши.

* * *

— Флеш-рояль! — я выкинул карты на стол.

Женщина за сорок, с огромным бюстом, и видом бывалой шиноби — поморщилась.

После разговора с Какаши я решил отдохнуть — на меня напала злая хандра. Просто потому что зря я упомянул любоф, проблема была нерешаемой — иначе я бы уже бился над ней — лучшая девушка конохи нашего поколения и вообще из молодых — это Хината. Милая, мягкая, добрая, скромная — в общем полная противоположность Сакуре. И она до беспамятства влюблена в этого дегенерата с отбитой головой — Наруто. И почему так всегда — самые лучшие девушки всегда сохнут по субъектам, чей уровень интеллекта не позволяет отличить их от улитки? Наруто мой брат-дебил, который даже в упор не видит влюблённую в него Хинату — я думал может сказать ему, но... вот ещё.

А я что? А я постепенно отвыкал — в академии мы виделись с Хьюгой каждый день — но вот академия закончена и я надеюсь, что смогу успокоиться — мне надо увлечься кем-нибудь, так я подумал — что поделать — природа требует! Я мужчина в расцвете лет — полный сил и поэтому справедливо желающий немного романтики в жизни. Тем более, что это мой профиль.

Вот шёл, пинал известно что, думал о том, что книжку так и не дочитал, и надо будет как-нибудь её раздобыть — как на глаза мне попалось казино. И я свернул не думая — казино это хорошо. Играть я умел, а двух амбалов-чунинов охранников казино — усыпил просто махнув рукой. Навеять на человека сон — проще всего. Гендзюцу позволяет многое — оно способно обманывать все чувства, и не просто заставлять видеть галлюцинации, но ощущать их и осязать их, и более того — оно... гендзюцу — оно как бы обманывает весь мир, создавая нечто из небытия и воплощая в реальность — техники, основанные на воплощении — имеют в своей основе инь-чакру. У меня её был переизбыток.

Допинав то, что пинал, я вошёл в зал и оказался в окружении приятной атмосферы. Музыка, шум, много людей — в Конохе казино было многолюдным — здесь играли на деньги. Здание большое, напротив кинотеатр, вывеска сияет, людей всегда полно — два больших зала, забитых народом, в одном — стояли автоматы и рулетка, в другом — карточные столы. Официантки тут были в очень фривольных одеждах.

Я практически сразу же влез в игру. Проблем это не составило. Пока не появилась она.

— Флеш Рояль.

— Эй, девонька, принеси выпить, — попросил я, набивая трубку табачком, — Что вы говорите, юная леди?

— Флеш Рояль, — она улыбьнулась.

— Победа ваша. Ещё партеечку?

Женщина была за сорок, красивая, ещё нестарая, с мягкими чертами лица и в целом — очень привлекательная. Но грудь... вот это я понимаю — молокозавод. Я подогнул под себя ногу, откинувшись на кресле и создав из дыма, который выдохнул, фигурки маленьких мультяшных кроликов, которые разбежались в разные стороны, взял карты у крупье.

— А тебе не рано курить, мальчик? Ещё карту.

— Не рано. Ещё, — я взял карту.

— Наглости тебе не занимать, — она недовольно оскалилась, поменяв пару карт. Посмотрела на то, что ей попалось.

— Это не наглость — это чувство удовольствия от жизни, — улыбнулся я, — повышаю ставку.

— Принимаю.

Она толкнула пару фишек в мою сторону, — ты прямо какой-то сборник грехов. Куришь, пьёшь...

— Я пока ещё не пил, так, промочил горло, — я взял у официантки бокал с вином, выпил его и налил из своей фляги, — будете?

— Что это там у тебя? — Дама с прищуром посмотрела на жидкость, — пахнет чакрой.

— Какая хорошая чувствительность. Самогон, сам варил, — гордо поднял я нос.

Она протянула стакан. Я налил ей, дама понюхала и опрокинула в себя одним глотком.

Глаза её округлились и она посмотрев на меня мгновенно пьянеющим взглядом, просто рухнула на стол, смягчив падение своими подушками безопасности.

— Эээ? — крупье удивилась.

— Какая слабая оказалась, — я отпил из фляжки. Нормальный самогон. Я его варил специально так, чтобы Кураму-семпая с лап свалило. Что уж говорить про очаровательную милфу.

— Посетитель, заберите с собой, иначе я вызову охрану! — сказала девушка-крупье.

— Агась... что? Мне? Её? — я дёрнул щекой, — ну ладно, красавица, похоже доигралась...

В целом, я не сказать чтобы особо много продул в казино — тысяч двести, не больше. Денег у меня спервоначала было довольно — результат моей интенсивной работы. Оказывается, в Конохе очень высоко ценят предметы с хорошими печатями, фуиндзюцу просто выручает. Простенькие печати вроде запечатывающих свитоков — ничего не стоят, сто-двести монет, а вот специальные свитки — делающиеся на специальной бумаге и несущие крайне мощные печати — могут стоить очень дорого. Курама-семпай научил меня множеству различных печатей, благо что он помнил всё, что видел. Правда, даже лучшие из них в подмётки не годились тому, что наложено на мой аппарат — вот где высочайший класс работы — линий чакры так много, что они плотным узором покрывают всю поверхность, а сложность печати похожа на топографию процессора, или на электронику.

Впрочем, я продавал изредка печать девяти солнц — это защитный барьер, который способен отразить даже атаки биджу. Курама-семпай иначе его бы и не стал запоминать — барьер считался утраченным ещё во времена основания конохи, сам по себе он намного старше. Создаёт защитный купол за счёт вложенной в него чакре инь — я добавлял в него чакру Курамы-семпая, используя свою как янь-составляющую. Постоянные тренировки позволили мне развить собственные объёмы чакры и контроль над ней, но всё же...

Фуиндзюцу традиционно были частью янь-стихии, барьеры — не исключение. Дальше шло уже всё совсем просто — продать свиток запечатывания сложно — его могут купить с рук за копейки, а вот свитки с мощными техниками и мощными барьерами — это уже товар штучный. Стоит такой свиток от ста тысяч каждый.

Ох, ну и что ж мне с тобой делать?

* * *

— Этого не может быть!!! — Наруто взъерепенился, — Наго пожертвовал, чтобы мы стали ниндзя! Я готов отказаться и вернуться в академию, только возьмите его, сенсей! — шумел Наруто, размахивая руками, — Он больше всех нас достоин стать настоящим шиноби, даттебайо! — от его шумного спича у Минато закружилась голова. Кушина подняла кулак вверх:

— Точно, ТТТебане! Наго просто пожертвовал своей карьерой ради друзей!

Какаши хотел отправить одного из близнецов Узумаки в академию, так как оба имели крайне неудовлетворительные результаты. Хатаке Какаши конечно был впечатлён представлением, но по здравому размышлению — команда не должна состоять из четырёх человек. Заворачивать назад Сакуру? Это было бы логично, но по стандарту в команде должен быть медик и командир — Саске был самым умным, Сакура могла стать медиком и у неё были для этого все необходимые данные. Наруто и Наго — два сапога пара, но по приказу главы деревни обоих надо зачислить в одну команду. Хатаке Какаши уже практически склонялся к мысли завернуть Наго — тот просто не имел мотивации и желания быть шиноби — разве можно насильно кого-то делать шиноби? Однако, как нельзя кстати вылез Наруто со своей "гениальной" мыслью.