Научи меня

Брат и мама оказались удивлены моим выбором, но не стали меня переубеждать или заставлять снова мучиться сомнениями. Мама даже пошла и тортик купила.

— Не каждый год моя дочь школу заканчивает, — мама подошла ко мне и крепко обняла, прижимая к себе, а я с удовольствие втянула в себя запах ее волос. — Ты рада, что школу закончила?

— Да, — честно призналась я, не разделявшая наигранных и ненаигранных слез одноклассников. — Конечно рада. Мам... — просительно протянула я, и от такой интонации, которую в нашей семье каждый знал, мама разулыбалась, отчего по лицу побежали лучики морщинок. — Купи нам "Киевский"...

— Я так и знала, что ты это скажешь, — со смехом призналась мама и еще раз притянула меня к себе.

— Я тоже знал, — отозвался Вано.

— Все то ты знал, — ребячась, показала ему язык. — Сам больше всех съешь и еще возникаешь.Мы рассмеялись и пошли провожать маму в магазин за тортом. "Киевским", само собой. И такой же торт, только уже от брата, я получила в тот день, когда меня приняли в академию. Семья радовалась даже больше, чем я. Я, конечно, тоже радовалась, но значительно скромнее и тише. А мама чуть не расплакалась, а под конец, виновато шмыгая носом, попросилась отдохнуть. Брат прыгал по всей квартире, так что люстры, наши и соседей, страшно раскачивались, грозя вот-вот рухнуть, и орал какие-то песни, фразы, да и просто "Поступила!". Особенно они гордились, что я прошла на бюджет, потому что наша семья никогда бы не потянула платное обучение, но брат и мама намекали, что "если что-то пойдет не так, то не смей расстраиваться, мы обязательно справимся". После таких слов я еще усерднее начинала готовиться и трудиться, вознамерившись, во что бы то ни стало поступить на бюджет.

— Что вы меня заранее настраиваете так? — возмущалась я вечерами. — Вон, Бондаренко же прошла на свой юрфак, а туда конкурс побольше будет. А вы помните Бондаренко? Если уж она поступила — я тоже поступлю.

— Вспомни, кто у Бондаренко родители, — хмуро осаживала меня мать, подливая мне и себе чаю. — Папа у нее в посольстве работает, а мама преподавателем в университете. Еще бы твоя Бондаренко не поступила. А у нас блата нет, тебе все самой придется делать.

— Мам, ну хватит, честное слово, — не выдержала я. — Что ты вечно выдумываешь?

— Я не выдумываю, — вздохнула она и продолжила мелко крошить лук. — Просто так чаще всего в жизни и происходит.

Опасения матери, на радость нам всем, не оправдались. Я поступила, причем в первой пятерке. Группа попалась заводная, интересная, задорная, правда, одни девчонки были, но все же. Только одна — Сонька Рогозина, была у нас смутьянкой, вечно с кем-то цапавшейся и скандалящей. Остальные девушки, конечно же, имели свои бзики и особенности, но с ними можно было мириться.

Я познакомилась в университете со своим первым парнем — химиком-биотехнологом, старше меня на курс. С семьей я его не знакомила, заранее зная, что эти отношения недолговечны и несерьезны. Он был милым, вежливым, умным, и я хорошо проводила с ним время, но не более того. Через полгода ни к чему не обязывающих отношений мы расстались и умудрились расстаться друзьями, хотя девчонки обычно предпочитали летящие тарелки в голову и истерические рыдания.

Так я проучилась еще два года. В нашей семье тоже назревали завидные перемены. Ванька отказывался ходить в школу. Вернее, он решил сразу после девятого класса пойти учиться в техникум, совмещая его с работой, а мама была категорически против, да и я особых восторгов не показывала. А Ванька, хоть тихий и спокойный, демонстрировал поистине ослиное упрямство.

— Подумай, что ты пытаешься сделать со своей жизнью! — мама тяжело дышала, прижимая правую руку к сердцу, которое, я знала, нещадно кололо. И Ваня это знал, поэтому еще больше мрачнел, хмурился, но от своего не отступал. — Что ты со своим чушком делать будешь? Куда потом пойдешь работать?! На завод? Или грузчиком, тяжести таскать, пока не сорвешь себе что-нибудь?

— Мама! — Ваня впервые повысил на нее голос, отчего мама обиженно вздрогнула. — Мам, — значительно тише добавил брат, — что ты придумываешь? Так многие идут учиться — ничего страшного нет.

— Мне наплевать на многих! — выкрикнула мать, и я непроизвольно втянула голову. — Наплевать, слышишь?! Они мне никто! Никто! А ты мой сын, — с жаром воскликнула она. — Мой! И я не позволю тебе сгнобить свое здоровье и мозги в "колледже", — издевательски передразнила она название учебного заведения, куда собирался поступать Ванька. — Я не для того пашу, чтобы мои дети еще и работали. Ваша задача какая? Учиться! Вот и учитесь!

— А может быть, я не хочу, чтобы ты пахала! — в тон ей проорал Ваня, и мне стало совсем плохо от назревающего скандала. — Ты об этом не думала? Ты загнуться на своем заводе хочешь, да?! Тебя только откачали. И ты опять собираешься туда вернуться. Сколько лет ты там проработала?! И будешь также продолжать, недолго останется, — зло, но честно выплюнул брат.

Мама побледнела, сливаясь цветом с серовато-зеленой стеной, рядом с которой стояла. Мне показалось, что еще минуту и она рухнет прямо на ковер, а у нас совершенно не было ни лекарств...ничего не было. Я с ужасом представляла себе такую ситуацию, потому что...Мама всегда была сильной. Непоколебимой. Уверенной и твердой как скала. Она не могла упасть. Глупо, наверное, но я считала, что она и умереть не может. Нет, моя мама никогда не умрет, потому что она сильная. Она моя мама.

И когда брат три месяца назад позвонил и совершенно лишенным эмоций голосом сообщил, что у мамы предынсультное состояние и только что приехали врачи, то я сначала просто впала в ступор. Я не понимала, что говорит Ванька. Какие-то врачи...упала...потеряла сознание... Конечно же, он говорит не о нашей маме. Нет, наша мама совсем молодая, ей только пятьдесят шесть — в таком возрасте не умирают. Тем более инсульт...У моей, моей мамы не может быть инсульта. Она же самая-самая, моя мама...Я не могу без нее.

— Вы дома? — хрипло пробормотала я заплетающимся языком, на ходу натягивая плащ и выбегая из универа. — Врачи еще там?

— Там, — еще тише буркнул Вано. — Приезжай.

Я сразу такси заказала и примчалась, а у самой коленки от ужаса дрожали. Я ладони потные о плащ вытерла и достала ключ. Но он не понадобился — дверь распахнулась перед носом и меня Ванька сразу в квартиру втянул. Приложил палец к губам и кивнул в сторону комнаты.

— Спит? — шепотом поинтересовалась я, когда мы с братом зашли в другую комнату и закрыли за собой дверь.

— Да, врачи дали что-то, лекарств кучу прописали, — Ванька подтолкнул ко мне какой-то исписанный под ноль листок. — Поставили капельницу, сказали давление мерить постоянно. Предложили в больницу лечь, но мать не хочет.

— Почему? — я с ужасом смотрела на огромный список лекарств, некоторые из которых я уже знала, а некоторые и видела-то первый раз в жизни. — Почему она сразу в больницу не поехала?

— Сказала, что ей лучше, — буркнул брат, с отчаяньем запуская руку в растрепанные вихры. — Еще они про дневной стационар сказали. И врачей пройти потом. И покой полный.

— Ладно, — через минуту я встала и подошла к брату, ободряюще касаясь его плеча. — Мы что-нибудь придумаем, Вань. Ты пока дома будешь? — он утвердительно дернул головой. — Хорошо тогда, а я пока до аптеки добегу.

— Тебе денег дать?

— Нет, у меня стипендия и зарплата, не надо.

Я лукавила, конечно, но все равно — брату и самому деньги нужны, купить что-то, да и вообще...Лекарства мы купили, мама начала лечиться, каждые несколько часов мерила давление, а мы с Вано внимательно следили за всеми ее действиями. Я снова переехала домой (до этого я снимала маленькую однушку), помогала по мере сил, занятия начала пропускать, но преподаватели смотрели на это сквозь пальцы, так как я всегда слыла ответственной и усердной девушкой.

Через полтора месяца к маме вернулся цвет лица, улыбка и блеск глаз, но с ними пришли новые усталые складки у рта и морщинки, только не радостные лучики у глаз, а глубокие и страдальческие какие-то, выдававшие боль и тяжесть прожитых лет. Именно тогда Ванька и решил поступить в техникум и параллельно работать, чтобы позволить маме сидеть дома и заниматься своим здоровьем. А она упрямилась.

— Катя, сделай что-нибудь, — резко развернулась к о мне мама и с надеждой, разрывающей сердце, посмотрела в глаза. — Меня не слушает, так может хоть тебя...

— Прости, мам, — тихо прошептала я, краем глаза замечая, как брат облегченно выдохнул, понимая, что я на его стороне. — Но Ваня прав. Я тоже...в общем, я на вечерний переведусь, и Ванька в техникум поступит на слесаря.

Маме стало плохо, и она обессилено рухнула на кресло, держась за сердце и судорожно вдыхая в себя воздух. Не знаю, как Ваньке, а мне было так хреново, что внутри все разрывалось от вины, боли и от того, что я понимала — мы с братом поступаем правильно.

В конце концов, ее удалось уговорить и успокоить, но и пойти на некоторые уступки тоже пришлось. Ване разрешалось работать в том же кафе, что и мне — я, как старшая сестра, должна была за ним присматривать. А мне запрещалось переходить на вечерний, потому что мама не считала такое образование путным, и ее ничто не могло переубедить. И самое позорное, что предатель Вано сидел на подлокотнике ее кресла и нагло поддакивал через слово.

Мне было стыдно из-за этого. Получается, что из-за нас с мамой Ванька всего лишался — и беззаботного детства, и школы, и университета. А у меня это было. Но когда я попыталась все объяснить брату, то тот резко меня осадил.

— Хватит, поняла? Я решил так, значит, так и будет. Это мой выбор, — он обнял меня, чтобы смягчить тяжесть этих слов. — Мой, Кать, понимаешь?

Ваня со своей упертостью действительно сделал все так, как и хотел. Поступил в техникум, устроился на работу в то же самое кафе, но через месяц работы ушел на какой-то то ли склад, то ли базу, где работал по ночам и разгружал фуры. Мне так стыдно было, когда я его по утрам встречала — уставшего, потного, грязного, что я старалась из кожи выпрыгнуть, но все для брата сделать. Стыдно признаться, но я ему даже как-то раз девчонку подсунула, которая ему безумно нравилась, а времени, уверенности и сил познакомиться не было.

Через год все к такому распорядку привыкли, освоились и не так тяжело стало. Мама помолодела, хотя, как и я, виноватой себя ощущала. Говорила, что у собственных детей украла детство, хотя я искренне не понимала, почему она и про меня так говорит. Это Ваня ради нас выше головы пытался прыгнуть. Но мама только вздыхала тяжело и с тоской в окно вглядывалась.

Но в семье и напряжение появилось, которого раньше не было. Мама пыталась как-то заботиться о Ване, учить его чему-то, словно ему не семнадцать лет, а десять. Но поздно было уже опекать мальчика — вырос, давно Вано вырос. И сейчас ее опека только раздражала брата, который пытался это скрывать за мягкими и нежными улыбками. Но мама чувствовала скрытое снисхождение и начала нервничать и злиться еще больше.

Как-то раз она запретила приходить домой позже двенадцати.

— Чтобы в полночь дома был, ясно? — мама аккуратно расправила воротник Ванькиной рубашки, вставая для этого на носочки, и улыбнулась сыну.

— Мам, ты шутишь? — ухмыльнулся Вано, но увидев, что мать говорит серьезно, шокировано и с недоверием прищурился. — Да ладно тебе, я даже в тринадцать лет домой в три-четыре приходил и ничего.

— А сейчас будешь не позже двенадцати, — добавила она в свой голос металла.

— Мам, да это бред полный!

— Не груби матери! — взвилась женщина и с непонятным отчаяньем уставилась в спину сыну, который вылетел из дома. — И позвони мне! — крикнула она вдогонку, но Ваня только раздраженно повел плечом.

Такие стычки случались все чаще и чаще, и мне приходилось по очереди успокаивать то мать, то Ваньку. Я пыталась объяснить маме, что, как бы она ни хотела, ее сын уже давно вырос и его напрягает такой контроль. А Ваню просила быть терпеливее, ведь мама волнуется и пытается сделать все хорошо, правильно. И она волнуется за него.

Оба вздыхали, кивали, обещали, что исправятся, но все продолжалось по-прежнему.

Я начала встречаться с Митей, заканчивала универ и вот-вот ждала распределения, потому что хотелось уже работать, работать, а не просиживать все время за учебниками и конспектами. Ванька закончил свой технарь, получил средне-специальное образование и поступил на заочный. Как-то раз позвонил мне, когда я еще на последней паре сидела, и загадочно пообещал, что у него для меня сюрприз. Я вся такая заинтригованная выскочила из универа, а у входа меня ждал заметно возмужавший за последние годы Ванька.

Работа грузчиком оставила отпечаток и на его фигуре, поэтому каждая третья девушка в корпусе сочла своим долгом обернуться и через плечо оценить его ноги и задницу. Мне, конечно, было и лестно (это же мой брат!), и противно (это же мой брат — хватит на него пялиться!).

— Привет, — Ванька на секунду прижал меня к себе и отстранился, оглядывая с головы до ног. — Отлично выглядишь.

— Спасибо, ты тоже ничего, — засмеялась я и легонько ткнула его в бок, предчувствуя, что завтра мне влетит от трети женского коллектива универа. — Что за секретный сюрприз такой?

Брат загадочно блеснул глазами и разулыбался, как гордый чеширский кот. Распахнул перед ней дверцу такси и куда-то повез.

Глава 3