Идентификация василиска

Таланты господина Саэмона не следовало недооценивать. Любой из шиноби изучал искусство грима и маскировки, но только он мог легкими движениями своей кисти совершенно изменить облик человека так ловко, что следы краски было практически невозможно заметить. Генноске, прикрыв глаза, ждал, пока мастер закончит свою работу с его лицом. В бездонном мешке оборотня нашлись монашеские одеяния, гримировальный набор и бычий пузырь, сделавший из шиноби Кога лысых последователей Будды. Некоторую проблему представляли распухшие веки Кагеру, но господин Саэмон нашел изящное решение, восхитившее Генноске, — немного глины, жира и крови превратили красавицу Кагеру в отвратительного старикашку, пораженного дурной болезнью. Просторные одежды скрыли прекрасную физическую форму 'монахов', а набитые кулаки спрятались под слоем грима. Когда отряд вышел на тракт, господин Саэмон пошел впереди, напевая под нос похабную песенку на мотив религиозного гимна и тряся кружкой для подаяния, в которой бултыхалась одинокая монетка.

Путь ожил: в обе стороны тянулся поток людей, немногочисленные тачки громыхали деревянными колесами по разбитой в сравнении с остальным полотном стороне дороги, носильщики, худые и жилистые, как муравьи, тащили на плечах неподъемные грузы. Рисовые поля, дома с раздвинутыми стенными панелями, открывающие вид на отполированные до зеркального блеска полы и небольшие аккуратные садики, разбитые на заднем дворе. Несмотря на палящее солнце, выжимающее пот из путешественников, Генноске наслаждался пейзажами и оживленной сутолокой тракта. Недалеко от Канбары он обратил внимание на группу полицейских — самурая в сопровождении двух помощников-крестьян, изучающих что-то в поле недалеко от дороги, но решил не обращать внимания: маловероятно, чтобы это имело какое-то отношение к спору Кога и Ига.

6.

Дорога для Кагеру стала настоящим испытанием. Лишенная зрения, она быстро потеряла ориентацию и теперь отчаянно пыталась разобраться в водопаде запахов и звуков, обрушившихся на нее. Пахло потом, какой-то едой, чесноком и духами, одни хрипели, покашливали, другие дышали глубоко и размеренно, впереди раздавался какой-то металлический стук, как будто монетка ударяется о стенки чашки. Хёма, аккуратно придерживая ее локоть, вел на звук, и вскоре она сообразила, что делать, более не нуждаясь в опеке. Солнце, поднимающееся в зенит, начинало печь, но ветерок, набегающий со стороны моря, не давал жаре превратиться в пытку. Веки отчаянно чесались под слоем грима, но Кагеру отстранилась от этого чуства, сосредоточившись на ходьбе. Шаг за шагом, путь в тысячу ли. За последние дни она бессчетное количество раз падала от робкой надежды к полному отчаянию. Надежды, что помолвка теперь расторгнута и ничто теперь не стоит между нею и Генноске, отчаянию, что несмотря ни на что проклятая Обору все равно занимает его сердце. Как бы она хотела убить ненавистную девчонку, убрать ее с дороги, сжечь тело и развеять по ветру. А потом вспоминала, что все, что сама сможет сделать, — умереть вместе с ним.

Дар матери Кагеру был куда слабее, но и он стал причиной гибели ее отца. Кагеру почти не помнила его — большой некрасивый человек с потерянной в молодости рукой. За это его и избрали — у Кога не было лишних жизней, и Данжо, тогдашний глава клана, надеялся, что он достаточно безобразен, чтобы мать Кагеру смогла сдержать свой дар. Расчет оправдался, и он даже прожил достаточно долго, чтобы увидеть дочь. Кагеру уже подросла, а по углам все еще шептались, что ее мать убила отца, чтобы тот не ушел к другой. Ей хотелось закричать им в лицо, что ее родители полюбили друг друга больше жизни, но кто бы ее выслушал. Мать так и не вышла замуж — и дело было вовсе не в недостатке желающих рискнуть жизнью за право быть с нею. К сожалению или к счастью, детство Кагеру было почти нормальным — да, она изучала яды и фехтование, маскировку и тактику, но по крайней мере тогда никто не умирал от ее объятий. Все изменилось после того, как она стала взрослеть. Дар не включился сразу, он нарастал постепенно — сначала приступами головной боли у товарищей по играм, потом все сильнее и сильнее. Как она жалела, что не прикончила Генноске до того, как он разорвал ей сердце! С каждым днем растущий дар отдалял их — рядом с девушкой было просто опасно находиться. Ее время оказалось полностью занято тренировками, и они виделись только мельком, но с каждой такой мимолетной встречей Кагеру все больше и больше тянуло к Генноске. Она не плакала, когда услышала о помолвке с Обору, только молча поклялась, что несмотря ни на что она будет вместе с Генноске.

Поглощенная своими мыслями, она не услышала, как смолкло бренчание монетки в чашке, и, сделав по инерции еще шаг, она уперлась в чью-то спину.

— Тихо, — услышала она Генноске около своего уха, — отходим на обочину.

Едва они сделали пару шагов куда-то вбок, как мимо них прогремели копыта. Всадник. Еще один. И Еще. Может быть, черт прибрал одного из наследников, подумала она, и теперь вестники загоняют коней, спеша в замки своих князей? Это было бы просто чудесно, тогда не было бы никакой нужды следовать безумному плану Генноске. Но кого она обманывала, такого просто не могло произойти в ее мире.Но, если ... если у нее будет время, она была уверена, что обуздает свой дар, и тогда в жизни или в смерти она будет с Генноске, и ничто не сможет разлучить их.

Снова застучала монетка в кружке, и она пошла на звук. Шаг за шагом, путь в тысячу ли.

7.

То, что они опоздали, стало понятно сразу: Генноске увидел только хвост колонны, покидающей гостиницу.

— Три паланкина? — Хёма был точен, несмотря на то, что не попытался открыть глаза.

— Эта дама, похоже, она забрала Обору и Хоторуби — иначе бы их не было столько. Мне интересно, успели они снять засаду, или же нет? — обратился Генноске к компаньонам.

— Зачем же тогда забирать женщин? — вопрос, заданный Хёмой, был просто данью вежливости — ответ был очевиден. Убрать из-под удара слабейшее звено в команде Ига: Хоторуби ранена, а Обору не боец, если не считать ее технику.

Сердце Генноске подпрыгнуло в груди. Ига не доверяют Обору, иначе бы не отдали ее под покровительство дамы-с-самураями:

— Значит, может статься, что наши друзья все еще кормят москитов, но не будем на это надеяться. Важно разведать, кто из Ига сопровождает этот караван, но не будем разделяться. У меня есть мысль, как нам убить двух зайцев одним выстрелом.

На тракте невозможно двигаться быстрее потока — люди и грузы создают постоянно меняющийся лабиринт, и если не заставлять их убираться на обочину, как делают самураи, сопровождающие караваны князей, то скорость будет определяться шириной шага самого хилого носильщика, нагруженного корзинами с яйцами так, что из-под них виднеются только жилистые ноги, стучащие деревянными сандалиями по утоптанной до каменной твердости земле.

Даме-с-самураями, куда бы она ни направлялась, претило дышать пылью, поднятой сотнями сандалий, и Генноске видел, как люди волной раздвигаются, отступая на обочину, и снова сходятся, с кряхтением взваливая на себя неподъемные грузы.

— По тракту мы их не догоним, — отметил Хёма.

— Пойдем напрямик, — тракт творчески изгибался, чтобы избежать подъема на заросшие соснами холмы, следуя причудливой береговой линии, и хорошо подготовленные шиноби могли опередить караван.

— Оставим Кагеру здесь? — хотя лицо Хёма как всегда было бесстрасстным, Генноске слишком хорошо его знал, чтобы не понять, что, по мнению Хёма, одержимая страстью Кагеру представляет огромным риск. — Без зрения она не сможет держать темп.

Генноске и сам был согласен с дядей, он бы предпочел лобовую атаку с минимальными шансами на успех, чем полагаться на здравомыслие Кагеру. Но он нуждался и в ее талантах, и в ней самой — тот немного безумный, суматошный вечер, когда Генноске принял решение, чуть не умер от яда Кагеру и сидел, откинувшись на стенную панель рядом с ее трясущимся от рыданий телом, изменил чуства к ней. Это не было влюбленностью, хотя Генноске понимал, что химия Кагеру тоже сыграла свою роль, но жалостью и пониманием. Он и сам был в ловушке, пойманный старой враждой и своей любовью, ни у него, ни у нее не было правильного выхода, и если Генноске еще мог рвануться из капкана, то Кагеру была заложницей собственного тела. Он прекрасно понимал, что предоставленная сама себе Кагеру немедленно наделает глупостей, и хотел держать ее как можно ближе, чтобы избежать этого. Может быть, подумал он, они смогут поладить с госпожой Обору, если он приложит достаточно усилий.

— А кто же тогда приготовит напиток уважаемым самураям? — улыбнулся Генноске.

— Хорошо, — сказал Хёма. — Мы ее понесем.

Сумасшедший бег по раскисшей от дождя земле продолжался до вечера. Вверх и вниз, там, где подлесок был слишком густой, приходилось прыгать по ветвям, с ежесекундным риском сорваться вниз. Кагеру несли по очереди, передавая ее на коротких привалах.

— Спасибо, что не оставил меня, — шепнула она в ухо Генноске на одном из них.

— Ты нужна нам, сестренка, — ответил он и ощутил, как Кагеру крепче прижалась к нему. Сестренка, подумал он, для Кагеру это было бы проще всего, но почему мы никогда не ищем простых путей.

До заката оставалась еще пара часов, когда перед отрядом Кога открылась Юи. Открытая морю с одной стороны, с другой она была окружена холмами, поросшими лесом. Постоялый двор представлял из себя огромное поместье, окруженное стенами, больше предназначенными для того, чтобы охранять приватность гостей, чем защитить их от вторжения. Садик с небольшим прудом и павильоном почти примыкал к холму, на котором расположились шиноби, дальше находилось двухэтажное здание с черепичной крышей, рядом с которым дымила кухня и располагались укрытые тростником кладовые. Одноэтажные домики для гостей, поднятые над землей на деревянных столбиках, разделяли покрытые щебнем дорожки, сходящиеся к центральному зданию. Генноске хмыкнул — территория была слишком большой, чтобы самураи смогли надежно перекрыть ее. Они выставят охрану, но с помощью Кагеру шиноби смогут пройти ее как нож сквозь масло — к счастью, в гостинице был колодец, снабжавший постояльцев водой. Генноске надеялся, что реагентов хватит, чтобы привести всякого попившего из него в приятное расслабленное состояние, и если все пройдет как надо, то никто и не заметит, что они кого-то навещали. Не откладывая в долгий ящик, они распаковали мешки и, следуя советам слепой куноичи, стали смешивать состав, который будет залогом успеха их вылазки.

Потрава колодца прошла буднично. Обошлись без красивых прыжков через забор и перебежек в тени амбара. Хёма спустился к стене, вырубил и утоптал себе площадку среди буйно разросшегося кустарника, дождался знака от Генноске, что никто не смотрит, а ленивый слуга забыл накрыть колодец крышкой, — и, коротко разбежавшись, метнул сверток с отравой. Мешочек просвистел в воздухе и влетел точно в отверстие, после чего, благодаря подвязанному камешку, ухнул на дно.

— Теперь им стоит сменить название на 'Приют блаженных мыслей',— ухмыльнулся Саэмон. Хитро сделанный по описанию Кагеру фильтр выпускал отраву маленькими порциями, и на ближайшее время вода приобрела самые умиротворяющие свойства.

— Ждем, — сказал Генноске. Шиноби заняли позицию на вершине холма, наблюдая за хозяйственной суетой внизу.

Как они и ожидали, у дамы-с-самураями не было выбора. Охоться они на торговца, крестьянина, ученого или обедневшего воина, или же остатки людей Ига — им бы пришлось устраивать засаду на тракте, но у знатной женщины с таким эскортом не было иных вариантов, где остановиться. Не успело солнце коснуться своим алым диском далеких гор, в ворота гостиницы застучали. Хозяин, беспрерывно кланяясь, провел знатных гостей в центральное здание, воины заняли позиции, охраняя покой своей хозяйки.

— И где же люди Ига? — спросил Саэмон. Среди вошедших были только самураи, вооруженные мечами и длинными копьями, с головами, покрытыми большими плетеными шляпами.

— Возможно, они осматривают окресности, — прошептал Хёма. — Будьте начеку.

Хотя позиция шиноби и была хорошо замаскирована, она была выбрана слишком удачно, и опытный разведчик немедленно бы проверил вершину ближайшего холма, господствующего над постоялым двором. Люди Кога притаились, вслушиваясь, не изменится ли пение птиц, не треснет ли сучок под неосторожной ногой, не принесет ли ветер запах человека, проведшего весь день в дороге?

Они провели время до сумерек в напряженном ожидании, готовые в любую секунду начать схватку, внимательно следя за перемещениями на постоялом дворе. Госпоже Обору отвели отдельный домик. Генноске думал, что Хоторуби поместят вместе с ней, но ее поселили в соседнем. Больше людей Ига они не заметили, хотя те вполне могли затеряться среди охраны.

8.

Этого момента он ждал с тревогой и надеждой, живя последние дни одним лишь ожиданием встречи. Стенная панель скользнула в сторону, и он вошел, сразу же задвинув ее за собой. Госпожа Обору казалось еще меньше, чем в тот день, когда они расстались. Длинные черные волосы падали на ее лицо, закрывая его от Генноске. Принцесса Ига обернулась на звук и, как показалось Генноске, со страхом спросила:

— Господин Тензен, вы вернулись?

— Обору... — только и смог прошептать наследник Кога — движение отбросило волосы, и он увидел те же симптомы, что и у Кагеру — принцесса Ига ослепила себя. Генноске бросился к ней, — госпожа Обору, зачем?

Она побледнела, узнав его голос:

— Господин Генноске, как ... — их ладони встретились, и молчание было красноречивее тысячи слов. Он вспомнил, как в последнюю встречу она сказала, что их души — части единого целого, жаждущие соединиться, и понял, что как бы то ни было, что бы ни случилось, в этой жизни или в следующей, они всегда будут вместе несмотря ни на что. Замерев на мгновение, они слушали тишину, пытаясь навсегда продлить момент единения мятущихся душ. Потом медленно их губы начали стремиться друг к другу, и казалось, не было силы, способной остановить это движение. Генноске показалось, что поцелуй разрушит злое колдовство, освободит их от бесмыссленной и беспощадной вражды, что все вернется на круги своя. Он почуствовал ее дыхание, их губы встретились, и Генноске ощутил, как его сознание уплывает в темноту, где нет ни движения, ни звука. Неужели она отравила меня, мелькнула последняя мысль, но наверное, так даже лучше. Генноске уже не почуствовал, как его обмягшее тело с глухим стуком боком упало на доски пола.

Первое, что ощутил Джейсон, был запах сосны и тормошение — кто то тряс его за плечо. Потом вернулось зрение, и он понял, что его голова упирается в выскобленные до блеска сосновые доски пола, а девушка в черном кимоно пытается привести его бездыханное дело в чувство. Джейсон поднялся на колени, голова на секунду закружилась, но усилием воли он заставил себя оглядеться. Бумажные стены, полированные полы, девушка в кимоно — она напоминала пекинеса с больными глазами — какая-то аллергия заставила ее веки распухнуть вдвое обычного. Он в Японии? Последнее, что Джейсон помнил — грузовик слетел с серпантина, и он был уверен, что погибнет в те последние секунды, пока автомобиль кувыркался по склону. Потом был сон про дорогу и гору, или это был не сон? Впрочем, это не первый раз, когда он теряет память — жизнь неоднократно била Джейсона по голове, заставляя собирать по кусочкам свое прошлое. Сейчас, по крайней мере, он помнит, кто он, теперь осталось выяснить, как и почему Джейсон Борн, наемник, террорист по мнению одних или борец за свободу по мнению других, оказался в этом традиционном японском домике, напротив девушки-пекинеса, которая, судя по нежным объятиям, питает к нему определенные чувства.