Сердце Баюна (Часть 2)

После недолгого размышления (подумаешь, всего-то до обеда) я согласилась. По крайней мере, стоит узнать о легендарных "котиках" из первых рук. Да и надоел мне изменчивый Облачный край до невозможности. Приземленный я человек, как оказалось.

Глава 3. Кёттур

Несколько лет назад мне пришлось за неделю совершить около восьми авиаперелетов. В том числе из теплого влажного Сочи до февральской морозной Москвы. Те два часа стали отправной точкой для моей полетной фобии. Потому как старенький самолетик, заполненный пышнотелыми матронами, летящими на какой-то женский сбор в столице, трясло неимоверно.

Крылатый транспорт хрипел, трещал, сипел и клевал носом воздушные ямы. Пассажиры дрожащими руками глотали прикупленный на сувениры в дьюти фри алкоголь и молились — кто в голос, кто про себя. Стюардессы с вымученными улыбками пробегали по салону, явно костеря про себя того, кто придумал их униформу. Пахло валерьянкой, ромом и человеческим страхом.

Таких бурных аплодисментов экипажу после посадки я не слышала еще ни разу.

Если бы я знала, что полет в Кёттур будет как две капли воды похож на тот самый случай (если не хуже), я бы в жизни не села на спину жемчужно-розового мегхи, который спустя три дня после беседы с Музой ждал нас у порога ее дома. Пешком бы пошла, благо, дороги, идущие от старой Киллевары вниз по телу горы еще не успели зарасти. Увы, ни я, ни Владэк и подумать не могли, что сравнительно безопасный полет превратится в нашем случае в практически бесконтрольное падение. Этакое изгнание с Олимпа получилось...

— Влад, тебе не кажется, что эти краснокожие как-то странно на нас смотрят?

Я, не скрываясь, разглядывала крупного мегхи, несущего на своей спине десяток джиннов-воинов. Брутальные мужчины с колышущимися на гладко выбритых макушках "хохолками" разных оттенков преследовали нашего облачного ската с момента отлета. Просто на одном из поворотов упали на хвост и так и не отцепились. Особенно меня тревожил их командир, задумчиво поигрывающий сгустком пламени на ладони — никем иным этот громадный даже по сравнению со своими "коллегами" джинн быть не мог.

— Да брось, кому мы тут нужны? — легкомысленно отмахнулся от меня рыжик и продолжил терзать найденный где-то в доме Кавиты инструмент, сильно напоминающий губную гармошку. Звук пока что выходил на редкость мерзкий. Будто половицы рассохшиеся скрипят.

— Не знаю, кому именно, но кому-то нужны. Владэк, обернись же! — я дернула парня за рукав и, не чинясь, ткнула пальцем в сторону летящего по следу мегхи. Сидящие прежде воины вдруг зашевелились, меняясь местами, алые чубчики на их головах неожиданно подросли, превратившись в натуральные костры...

— Рада, держись! — сквозь зубы выдохнул резко посерьезневший шептун и отправил нашего ската в "штопор". Как оказалось, вовремя — спину опалило жаром. Запахло жженым волосом. Рядом ругался Владэк, оглядываясь на уже не скрывающих свои намерения воинов. Боевые джинны сливались в какой-то невообразимо яркий факел, мчащийся следом за нами на сумасшедшей скорости.

Владэк, поднаторевший в управлении летучим транспортом Киллевары, петлял, аки заяц. Однако совсем уйти от погони нам не удалось. Один из огненных шаров, пущенных меткими джинами, вскользь прошелся по плечу Владэка и поджег его волосы, второй проделал дыру в крыле нашего облачного ската. Большего не понадобилось. Зверушка тоненько взвыла, дернулась — и начала падать, завернув ценный груз в лице двух пассажиров в остатки крыльев. Только рухнув вместе с раненным мегхи на пыльную мостовую Кёттура, мы смогли перевести дух. Закон здесь блюли свято — нейтральный город свободен от военных действий и преследований. Воины эмира покружили над землей — и унеслись восвояси.

— Быстро спустились, с ветерком, — усмехнулся Владэк, выпутываясь из-под крыла мегхи, и тут же скривился от боли. Сквозь прожженную прореху в рубахе вспухал мутный пузырь ожога этак на все предплечье.

Редкие прохожие шли мимо и, судя по всему, происходящему не удивлялись. Как будто для них в порядке вещей были падающие с небес скаты и излишне легко одетые чужаки. Скупые строчки о климате на местной земле, которые мы отыскали в какой-то затрепанной газетке, от реальности сильно отличались. Вместо обещанной ранней осени под небесами царила ранняя зима. Такая, какой она только-только входит в мир. Еще не укрыты поля пушистым снегом, еще не опали до конца побуревшие листья с деревьев, но уже напоен мерзлой свежестью воздух. Поблескивает задорно в рассветных лучах иней, тонким белесым панцирем заковавший почву. Хрустит ледок, наросший за ночь в зеркалах луж. Валит ровными стрелами густой дым, поднимаясь куда-то к облакам от покатых крыш домишек. Застывшее, как льдинка, утро искрилось всеми оттенками подступающей стужи. Ирд оказался более суров к своим детям, нежели облачный край.

— Встать можешь? — я придирчиво осмотрела своего спутника и поплотнее закуталась в легкий плащик, пытаясь спрятаться от пронимающего до костей ветра.

— Тебе холодно? — Владэк поднял на меня удивленный взгляд. Затем, прислушавшись к чему-то, вскочил и стал распутывать непослушными пальцами завязки своей накидки. — Сейчас, погоди...

— Оставь себе. Еще с лихорадкой свалиться не хватало. — Искренний порыв и забота рыжика были приятны, но...неуместны. Не те условия, чтобы в джентльмена играть. Я, щурясь от слепящего глаза света, рыскала взглядом по близстоящим домам, выискивая хоть какой-то опознавательный знак. Гостиница, кабак, больница — что угодно, куда можно беспрепятственно войти и решить самые насущные для нас проблемы. Увы, но морозостойкостью я никогда не отличалась, а потому сейчас едва не стучала зубами от холода. И это всего за каких-то пять минут на улице!

— Друг, подскажи, где здесь можно согреться и в себя прийти после встречи с небожителями? — недовольно зыркнув в мою сторону, Владэк вдруг радостно улыбнулся спешащему по своим делам ирду, аккуратно заступив тому дорогу.

Абориген махнул в сторону ближайшего к нам строения пошел дальше.

— Лаконично, — качнул головой Владэк и, подхватив два наших вещмешка, на скорую руку сварганенных из наволочек Кавиты, заковылял, прихрамывая, к дому. При ближайшем рассмотрении над дверью обнаружилась вывеска в форме круга с непонятным иероглифом по центру. Знать бы еще, что он означает...

* * *

— Недурно здесь кормят, — Владэк осоловело поглядывал по сторонам и блаженно улыбался.

Прошло часа три с момента нашего веселенького приземления на бренные просторы нейтрального города. В том здании, на которое так неласково указал нам абориген, оказалось нечто среднее между дешевой ночлежкой для гостей вроде нас, медпунктом и местом регистрации. Нетвердо шагающих нас у входа подхватили сноровистые девицы — и понеслось.

Сначала нас отправили к местной целительнице — сразу вдвоем, чего стесняться-то. Обитала она в небольшом пристрое с торца ночлежки, табличка на двери которого гласила, что здесь обитает некая Виттория Брайт, целитель. Не знаю, как сами кеттурцы относились к подобным условиям лечения, я в первую минуту чуть не задохнулась — воздух в "приемном покое" можно было ножом резать, таким плотным он казался от удушающей смеси пара, дыма и каких-то резких запахов. Будто в баню попали. Обстановка терялась за клубами дыма, напоминая о своем присутствии разве что зыбкими силуэтами. Шкаф, лавка, складная ширма — и огромная система каких-то трубок, котлов, колб и стаканчиков на столе посреди комнаты. Именно рядом с этой конструкцией и обнаружилась лекарка. Полноватая дама цыганского вида оторвалась от булькающих и играющих всеми цветами радуги колб, смерила нас недовольным прищуром густо подведенных глаз, мученически вздохнула и нетерпеливым жестом отправила на лавку в углу.

— Что беспокоит? — отрывисто поинтересовалась она, делая какие-то пометки в разложенном на столе журнале.

— Магический ожог, — кашлянув, ответил Владэк.

— А, так это вас Джафар пощекотал, — хмыкнула лекарка и, отложив карандаш, подошла к шкафу. Повозилась, гремя склянками в его недрах, сноровисто смешала содержимое трех бутыльков в керамической миске, потом просканировала взглядом меня. В итоге я получила стакан с успокоительным отваром и... миску довольно вонючей зеленоватой субстанции.

— Поверх ожога тонким слоем. На ночь и утро хватит, потом снова зайдешь, — низким хрипловатым голосом инструктировала меня эта дама, вновь вернувшись к столу и погрузившись в записи. Кажется, подобия клятвы Гиппократа для здешних целителей еще не придумали. Либо мы не были сочтены поводом для особого внимания. — Да, раздевать будешь, ткань отмачивай, не то с мясом обдерет. Все, проваливайте.

Возражений с нашей стороны не последовало. Тем более, что на пороге сего "гостеприимного" дома нас уже поджидала нетерпеливо приплясывая, девушка из кеттурской версии гостиницы.

— Следуйте за мной. Я покажу ваши комнаты, — важно надувшись, пропищала девица и бодро засеменила вперед. Мы поспешили следом.

Хозяин "гостеприимного дома", посмотрев на бледно-зеленого от усталости и боли Владэка, милостиво позволил нам сперва привести себя в порядок, а уж потом бумажной волокитой заниматься. Та же девчонка отвела нас на третий этаж, практически на чердак, молча распахнула дверь в комнату и удалилась, гордо задрав нос. Правда, вернулась спустя минут пятнадцать, принеся с собой стопку постельного белья.

К слову, с комнатой нам повезло. Обстановка спартанская, зато никаких соседей. Всей мебели — низкие, практически без ножек, кровати в количестве шести штук, которые этакими штабелями уложены вдоль стены. Как раз на одну из этих кроватей и рухнул мой рыжик, пока я рассматривала из окна панораму города. Похоже, трехэтажная гостиница была самым высоким зданием в Кеттуре. Окно, кстати, запертое на крючок — как раз таких размеров, что можно беспрепятственно вылезти через него на крышу.

— Любезная, а где у вас можно помыться? — очаровательно скалясь, поинтересовался Владэк. Девица взглядом опытного оценщика (если не мясника) прощупала моего спутника с ног до головы, хмыкнула и, откинув тугую косицу за плечо, ткнула пальцем в окно.

— В термах, если хозяин разрешит, — пояснила она указанное направление и ушла.

Хозяин оказался понимающим (курс понимания — два нагревающих камня к четырем предметам киллеварской моды), термы — больше похожими на старорусскую баню, ту, которую топить по-черному принято. Нам очень повезло, что мешок с вещами, подаренными Кавитой (или заранее подготовленные предусмотрительной музой, уж больно гладко все складывалось) не пострадал во время падения. Золотое шитье, украшающее тонкие воздушные рубашки и шаровары, мозаика-аппликация из мельчайших кусочков драгоценных камней, нежнейший материал — те несколько пар сменной одежды, которые мы по настоянию музы взяли с собой, перекочевали к сияющему от восторга мужчине. Взамен мы получили по набору теплой и вполне добротной экипировки для пеших путешествий по земле.

Плащ пыльно-зеленого цвета, теплые немаркие штаны, две рубашки — тонкая нижняя и более плотная верхняя, шерстяная черная туника, шерстяной же платок на голову, валенки (серьезно, настоящие валенки! Только остроносые) и вязаные носки — все неяркое, не тронутое красителями, ручной работы, идеально подходящее для местного климата... И эти смешные люди были уверены, что ардин* и анжа* могут разгневаться за "скудную плату"!

Так и вышло, что пока мы торговались с хозяином гостиницы, пока отмылись от пыли и копоти, пока я обработала раны младшего Падурше — незаметно пролетели три часа. Солнце медленно катилось к зениту, ледок и иней на улице растаяли, поплыли в чистом морозном воздухе умопомрачительные запахи свежего хлеба и жареного мяса, заскрипели, распахивая створки, ворота где-то вдали — и город наполнился людьми. А затем произошло ОНО... Событие, благодаря которому я в очередной раз убедилась, что магия и прочее колдунство — это совершенно, абсолютно лишнее! И слава богам, что двадцать шесть лет моей жизни прошли в техногенном мире, где наука и прогресс ценятся выше, чем умение двигать взглядом камни и жечь глаголом сердца в буквальном смысле этой фразы.

Глава 4. Ничья земля

За седмицу до происшествия в Кёттуре

Над степью распускался багровый цветок заката. Озлобленный и разъяренный, как жаждущий битвы всадник, ветер-магур разогнал небесное стадо. Редкие барашки облаков превратились в длинных волнистых змей и теперь зияли на небе закатной тенью.

Природа под натиском ветра словно рыдала кровавыми слезами — магур, играясь, разметал по миру лепестки кармира, единственного, что цветет в эту хладную пору. Трава припала к земле, камни, выбеленные временем, протянули черные тени на восход, как будто перстами указывая верное направление степным существам.

Вот рогатый заяц-тину, ищущий укрытие от ветра, вдруг замер и вытянул уши. Что его привлекло? Неожиданный резкий звук? Быть может это резкий порыв магура, похожий на взмах острого меча? Вот послышался звон стали, а за ним хлесткий удар и снова звон. Кто не боится степных ветров? Ответ один — рядом ирды.

В широкой впадине, глубоким шрамом оставшейся на теле степи со времен прошлой войны с сынами неба, полукругом стояли шатры. Сюда, к краям так и не зажившей раны земной, магур не спускался. Не трепетали на ветру бунчуки, не вспыхивало яростными искрами пламя костров, не играло рябью зеркало горючей черной воды, робким фонтаном бьющей из самых глубин мироздания. Много песка утекло с тех стародавних пор, сгнили кости врагов, павших в бою, поросла весенней травой память о погибших во имя Тверди воинах... А раны на земле остались. Уродливо ровные, с оплавленными краями глубокие воронки и впадины, на дне которых нет-нет, да прорывалось озерцо черной, густой, как кисель, воды. Сколько их рассеяно по степи? Не счесть. Сколькие превратились из безобидных с виду ям в смертельно опасные черные болота, доверху наполненные загустевшей кровью земли, вокруг которых все живое исчезает?

— Здесь тоже все вымрет, почтенный Одерий? — статный черноволосый мужчина хмурился, растирая меж тонких пальцев серую пыль, оставшуюся на месте прежде тучного пастбища. Отправляясь в традиционный объезд земель, третий сын ирдского князя не подозревал, что все настолько плохо.

— Увы, да, мой друг. Степь умирает. — Его собеседник, обряженный на ирдский манер, но совершенно не похожий на суровых степняков, тяжело вздохнул, оглядываясь вокруг. Красивый край, загадочный, дикий... Эта земля так и не покорилась никому — ни ирдам, осмелившимся поселиться на самой границе степи, ни джиннам, когда-то давно лелеявшим мечты о собственных дворцах на просторах Тверди. — После нее очередь дойдет до лесного края и морей, а там и горы... До конца осталось не так уж долго.

— Они заплатят за страдания Степи! Трусливые шакары! — смаргивая злые слезы, запальчиво крикнул мальчик лет двенадцати. Именно из-за него дозорные сделали привал в столь опасной части княжества — лошадь мальца оступилась и сломала ногу. А ближайшее черное болото поджидало беспечных путников на расстоянии полета стрелы.