Дом на краю

Я как раз проходила мимо одной из них, когда мне под ноги, отчаянно повизгивая, бросился маленький коричневый комочек.

— Кто тут у нас? — я склонилась к испуганному животному и тут же получила в плечо увесистым камнем, что достигнув цели, шлепнулся на мощеную дорожку рядом со щенком.

— Что за...

Подхватив кутенка на руки, я поднялась и успела увидеть, как скрылись за кустами двое сухопарых мальчишек, один из которых, уже ныряя в убежище, выстрелил в меня из воображаемого пистолета.

— Маленький... Есть хочешь?

Догонять живодеров я не стала — воздастся, когда время придет, а прижимая к груди нового друга, направилась к ближайшему магазину.

— Спутал ты мне все планы, — говорила лопоухому комочку, скармливая вторую по счету сосиску: первую песик проглоти в один присест, а следующую жевал с удовольствием, не торопясь — возможно в него просто не лезло.

А затем в сопровождении новоиспеченного Полкана возвращалась домой, держа в руках вместо дорожных сумок пакеты с продуктами.

Мы проходили дом старухи Висельника, когда по дороге, довольно урча двигателем, пронесся серебристый кроссовер. Я мысленно попеняла водителю-лихачу, радуясь тому, что догадалась спуститься на тропинку, вьющуюся вдоль завалинок — иначе быть щенку под колесами. Или нам обоим, что еще печальнее.

Автомобиль остановился на краю асфальта. Захлопали дверцы, выпуская водителя с пассажирами — коренастого мужчину и женщину с подростком. В осанке последней мне почудилось нечто знакомое, но мысль о возвратившейся из Саратова сестре я отмела: спутница любителя быстрой езды была брюнеткой. Тем большим было мое удивление, когда открыв парнишке дверь во двор смежного дома, женщина подошла к нашей калитке.

Глава 3

Уже на бабушкиной кухне, когда схлынул первоначальный шок и поутихли эмоции, идиллия родственного воссоединения оказалась нарушена недопониманием.

— Что значит "вернулась"? Как? Насовсем?

— Лель, ну а как еще возвращаются? Конечно насовсем. — Разбирая пакеты с продуктами, я время от времени поглядывала в окно — на будку, возле которой обживался Полкан.

— А как же Питер? Работа? Галерея?

— А что, Питер? В нем и без меня народу хватает. А работу можно здесь найти. Живут же люди, — пожала плечами я.

— Реставратора? Смеешься? Кому он в Аткарске нужен? — Ольга подпирала косяк и следила за моими передвижениями чрезмерно пристально.

Я убрала в холодильник пакеты с молоком, сыр, масло, и остановилась напротив сестры.

— Что-то я не пойму, Леля Батьковна, ты не рада меня видеть? — с обидой.

— Видеть — рада, — ответила Ольга. — Но...

— Но?..

— Но ты не должна губить свою жизнь только потому, что Толик оказался колзом!

Сестра порывисто обняла меня и едва не задушила. Миниатюрная, хрупкая Ольга, обладающая недюжинной силой и железной волей. В двенадцать лет она дала отпор матери, заявившей, что Войновы им не родня. И переехала жить к бабушке. В четырнадцать решила, что выйдет замуж за Кольку Прияхина, и вышла — в восемнадцать. А потом бросила его, когда тот увлекся "беленькой", хотя любила безумно. И не вернулась, не смотря на все уговоры последнего.

— Я понимаю, ты волнуешься за меня, но... Я ничего не гублю, Лель, — отстранившись, я попыталась объяснить. — Устала я там, не хочу и не могу. Здесь все родное — земля, дом, воздух, вы со Святом, а там я чужая. Кстати, когда вернется Святослав? Ты зачем его к соседям отправила? — вспомнив о племяннике, поинтересовалась я.

— К соседям? — Ольга в удивлении округлила глаза. — К каким еще соседям?

— Как к каким? — Я вернулась к покупкам. — Он же к Мищенко зашел.

— Ах, вон ты о чем! — Ольга рассмеялась. — Я и забыла, что ты не знаешь.

— Чего не знаю? — ссыпая гречку в металлический короб из-под чая.

— Мищенко переехали. Продали свою часть дома и переехали на Луначарского.

— Как продали? И кто теперь наши соседи? — Я бросила на сестру вопросительный взгляд.

— Мы. Я и сын.

— Но... — обескураженная я опустилась на табурет. — Как? Почему? На что?

— Ну... — Ольга присела напротив. — Ты же знаешь, у нас с Колькой до официального развода не дошло. Вот и получилось, что я наследница первой очереди. Его мамаша, как узнала, мне такой скандал закатила, жуть просто! Думала, инфаркт хватит, но нет — живучая гадина, — усмехнулась сестра, явно довольная, что удалось потрепать нервы свекрови.

Они никогда не ладили. Светлана Георгиевна всегда считала Ольгу не подходящей парой для своего сыночка и не ленилась это показывать.

— Подожди, Николай он... — я своим ушам не поверила.

— Да, прошлой осенью. Допился до чертиков, пошел на горшок и сердце не выдержало. Вот как бывает, — подтвердила сестра, и что-то напоминающее сожаление промелькнуло в ее глазах.

— Боже, Лель, почему ты не сказала? — пересев, я взяла ее за руку.

— А смысл? Зачем?

— Как зачем?! Я бы приехала. Помогла.

— Не смеши мои тапочки, Яр. У тебя своих проблем на тот момент — выше крыши! — не позволив сочувствовать себе, отмахнулась сестра. — Да и помогать не с чем было. Грымза нас на пушечный выстрел к похоронам не подпустила. Вот скажи мне, как можно так с родным внуком?! Про себя я уж не говорю! — исполненная возмущения она вскочила на ноги. — Она ему такого наговорила, сволочь! Даже повторять не хочу! Святик после заикаться стал!

Я неверяще охнула:

— Так это из-за нее?

— Из-за нее, — Ольга рухнула на стул и скорбно свесила голову, словно гнев опустошил ее. — Но ничего... Зато мы дом ее дорогуши саратовскому богатею продали. Он там все с землей сравняет и выстроит коттедж какой-нибудь. Пусть смотрит, мучается.

Я не верила, что Ольга говорит всерьез, но, возможно, ошибалась.

— Ладно, давай не будем об этом. Идем, лучше, покажу, как мы устроились. Саратовец этот не поскупился. Кучу денег отвалил! — оживилась сестра. — Я такой ремонт забабахала — загляденье! Здесь тоже начала, но потом Вовчик вселился — вы ведь уже познакомились? Да? — и решила отложить на время.

— Познакомились и даже подружились, — вставая из-за стола, я усмехалась. — Двадцать восемь лет назад.

— Когда— когда? — Ольга успевшая выйти в "теплую" оглянулась.

— Двадцать восемь лет назад, — повторила я, убрав тару с гречкой в кухонный шкафчик. — Помнишь, когда вы с тетей Любой в Белгазе жили, у меня появился друг? Я наверняка рассказывала.

Сестра протестующе покачала головой. Забыла, видимо.

— Неважно. Короче, мы давненько знакомы. — Я не стала настаивать, а, выйдя вслед за ней из кухни, открыла дверь в "холодную". — Пошли? Посмотрим, что ты там натворила.

— Скажи, почему так, а не наоборот? Ведь там чужое, а здесь свое, наше, бабушкино, — спросила я у сестры, когда мы возвращались обратно. Свят нам компанию не составлял, предпочел общество ноутбука.

Ольга долго молчала прежде, чем ответить:

— Когда бабушки не стало — ушло что-то. Не только мы осиротели, но и дом тоже. Все в нем постарело. Знаешь, я по-первой заходила — слез сдержать не могла.

— Это нормально. Так должно быть. Ты скучаешь, — отозвалась я, воюя с комом в горле.

— Нет — нет, иное! — горячась, Ольга затрясла головой так, что взметнулись остриженные локоны. — Конечно же я скучаю. Очень! Мне безумно ее не хватает, но... здесь другое.

Мы вошли в "холодную".

— Что другое? О чем ты? Я не поминаю.

— Бабуля была душой этого дома, а без души он только стены, пол, крыша.

— Это не правда! — Я не могла с подобным согласиться! Все вокруг напоминало мне о бабушке. Любая мелочь — от вешалки для полотенец до дверной ручки — несла на себе ее отпечаток, а потому и она как будто бы незримо стояла рядом.

Но сестра непреклонна:

— Правда. Ты заметила, что все цветы погибли, кроме дедушкиной пальмы? — поинтересовалась она, бросив короткий взгляд в сторону холодильника.

Раньше на нем стоял эухарис с широкими глянцевыми листьями. Он цвел два раза в год, и бабушка неизменно хвалила его за это.

— Взяли и высохли за одну ночь. Даже спасать было нечего, — продолжила Ольга. — Я выбросила все.

Она крутанулась на месте, осматриваясь, а затем прошла на кухню, чтобы остановиться у выходящего на юго-восток окна.

— И Полкан ушел. Представляешь, сорок дней сидел — сторожил, смотрел на дом, словно ждал, когда она появится. А когда поминки отвели — исчез. Я кормить пришла, а некого. Одна только оборванная цепь и рытвины от когтей на земле, да пустая будка.

Я не знала, что ответить на это, и предпочла сменить тему.

— С тебя тесто, с меня начинка.

Ночью мне приснилась бабушка. Она стояла рядом с пальмой в своем любимом платье с лилиями и что-то говорила, укоряюще качая головой. А я, как ни старалась, не могла разобрать ни слова. И не понимала, в чем провинилась. И плакала оттого, что разочаровываю ее.

— М-да... Ну и видок! Хоть сейчас на кладбище замес-т вурдалака! — обрадовал меня Владимир, когда в половине восьмого утра мы столкнулись в дверях "теплой": он собирался войти в жилую часть дома, я выйти.

Мне уже довелось лицезреть себя в буфетном зеркале и "комплименту" я не удивилась, но и оставить его без комментария не смогла.

— Теперь понимаю, почему ты до сих пор не женат. Желающих не нашлось! Разве можно вот так по женскому самолюбию? Изверг!

— А что я должен был сказать? Что ты чрезвычайно очаровательна сегодня? — искренне удивился друг.

— Нет, ты должен был промолчать! — Я несколько раз ткнула в него пальцем и вынудила посторониться. — С тебя крепкий кофе в качестве извинений!

Умываясь, я вспоминала о своем сне. О том, как проснулась посреди ночи в слезах, с колотящимся сердцем и долго не могла успокоиться.

Что это было? Неужели вчерашний разговор с сестрой подействовал на меня таким образом? Или это из-за переезда в дедушкину комнату? Я не стала переселяться к сестре, ограничилась сменой места дислокации на знакомой территории. Вовка был прав — так удобнее для обоих.

Проглотив большой стакан ароматного, крепкого напитка, я даровала другу прощение, снабдила Полкана завтраком и отправилась собираться. С вечера мы договорились с сестрой утром сходить на кладбище.

Ольга уже ждала меня, а увидев, принялась давать последние указания сыну.

— Не забудь покормить Рыжыго. На обед сходишь к тете Яре. И, пожалуйста, не сиди весь день за компьютером. Это вредно для зрения.

Святослав кивнул в знак согласия, а мне подумалось, что племянник стесняется недавно приобретенного недостатка и старается поменьше разговаривать.

— Лель, а что вам в Саратове сказали? Это можно исправить? Заикание? — спросила я у сестры, когда мы вышли на улицу.

— Ну... вроде бы да. Нам ставят невротические причины, и если от них избавиться, должно пройти.

— Что будешь делать?

— Делать?.. Собираюсь устроить грымзе темную, — невесело усмехнулась Ольга. — Пусть берет свои слова обратно и всячески демонстрирует проснувшуюся любовь к внуку.

— В смысле? Как ты собираешься этого добиться?

— Есть у меня один рычажок, — подмигнув, точно заговорщица.

— Какой?

— Дядя Вася Вишневецкий.

— Кто? — Я впервые слышала это имя.

— Василий Вишневецкий — бойфренд моей любимой свекровушки.

Я опешила:

— Кто? Бойфренд?

— Ага. Они сошлись, когда Кольки не стало.

— Не понимаю, а он тут причем?

— Ну... Он, в отличие от некоторых, хороший человек. Пытался заступиться за нас на похоронах. И, вроде бы, имеет на нее влияние. Посмотрим, в общем.

Мы свернули на Революционную и, увидев цветочный киоск, Ольга спросила:

— Живых купим? Или...

Вопрос меня удивил и, нисколько не сомневаясь, я спешно ответила:

— Конечно живых. Как еще?

С кладбища я возвращалась в одиночестве: сестра умчалась на работу. На душе саднило и скреблось чувство потери, и хотелось, не то чтобы разреветься, но всплакнуть. Я держалась.

Вдруг из проулка по ходу моего пути выскочил растревоженный черный пес. Затормозив на краю дороги, он облаял проезжавший мимо автомобиль, затем посмотрел на меня, тявкнул и скрылся в проходе между домов.

Не знаю, с чего я взяла, что это он — бабушкин пес, — с такого расстояния желтых глаз не разглядеть! — но с криком: "Полкан", — я бросилась следом.

Переулок оказался тупиковым. Остановившись перед радушно распахнутой калиткой, я в сомнении огляделась. Стоит ли заходить? Ведь меня не ждут? Но тут вновь призывно затявкала собака, и я отбросила колебания.

Двор пребывал в запустении. Плодовые деревья нуждались в обрезке, цветы задушили трава и сухостой. Да и хозяйский дом оставлял желать лучшего — облупился, покосился, просел. Складывалось впечатление, что здесь давно никто не живет.

Тем не менее, я решила оповестить о себе.

— Эй, есть кто живой?! Хозяева?!

Ответом мне стали скрип и надсадный кашель. Я обернулась. Из сарая, что возле забора, выходила сухонькая старушка.

— Здравствуйте! Простите, что беспокою, — заговорила я, приблизившись. — Вы случайно не видели...

— На-ка, пособи, коли пришла, — перебив, женщина всунула мне в руки литровую банку до краев наполненную чем-то мутно-желтым, с осадком. — Кашель, замучил, зараза, — пожаловалась она и, прикрыв за собой грубо сколоченную дверь, повернулась ко мне. — Так что ты там изрекала?

— Вы случайно не видели здесь больного черного пса? — на этот раз договорила я, с опаской косясь на незакрытую банку. Содержимое пахло отвратительно. Не хотелось бы разлить эту пакость. Особенно на себя.

— Черного пса? — моя собеседница недобро прищурилась. — А зачем тебе Зубок сдался? Неужто опять в чужой курятник повадился, паршивец? Вот я ему спину оглажу! Совсем от рук отбился, негодник! Кормишь его, кормишь... — потрясая в воздухе кулаком, словно бы пес мог видеть и понять, что ему грозит.

— Нет-нет, что вы? Не нужно, — поспешила заступиться я. — Мне, скорее всего, просто показалось. Я думала, это бабушкина собака. И...

Под пристальным взглядом выцветших слезящихся глаз, я смешалась и смолкла, желая только одного, поскорее убраться отсюда. Вот ведь угораздило? Не шлось мне своей дорогой!

Старуха звонко прицокнула.

— Я что, по-твоему, чужих собак приваживаю?! Вот сейчас Зубка кликну, будешь знать, как добрых людей оговаривать! — свирепо пригрозила она, и заскорузлые руки вырвали у меня банку. Нужно сказать, весьма проворно для женщины преклонных лет: ни капли не пролилось.

— Простите, я, пожалуй, пойду, — буркнула, отступив на пару шагов.

Бабка наблюдала за мной, сощурившись.

— Честное слово, не хотела обидеть, — рассчитывая расстаться по-доброму.

Но старуха вновь прицокнула, и я поспешила ретироваться, только еще долго чувствовала на себе тяжелый взгляд негостеприимной хозяйки. Он жег спину, когда покупала хлеб в магазине и убирала сдачу в кошелек, когда изучала врученную мне листовку с печальным заголовком "РАЗЫСКИВАЕТСЯ", и даже когда поднималась на крыльцо бабушкиного дома, словно сотни стен, заборов и метров для него не преграда.