— Правда? — герцог с сомнением смотрел на одного и второго. Но он уже знал ответ — его принимают таким, какой есть. И даже красный человек теперь отступил на задний план, уступая место солнцу. Пальчики вцеплялись в одежду короля и барона. — Я согласен. Согласен на то, что вы придумали.

Кристиан нежно поцеловал юношу в губы, легко и почти шутя.

— Я ни за что от тебя не откажусь.

— Знаешь, милый, — Фернандо задумчиво смотрел на мальчика в свете вновь открывшегося. А Легрэ еще шутил насчет сроков, когда герцог сможет научиться ходить в подвалы. Пальцы опять задумчиво чертили легкий узор познания на щеке юноши. — Чтобы полностью освободиться, у тебя единственный выход — стать сильнее его. Ты это уже сделал, только не веришь. Ты впервые в жизни поверил и доверился, — монарх ласково улыбнулся любимому. — Ты уже перешагнул через него. Знаешь, чем человек отличается от дикого зверя?

— Разумом и способностью выбирать, так говорил отец, — Луис нервно прислонился к двери. — Не вера делает его человеком. И какая бы ересь не держалась в голове, миром правит идея... — страх пронизал свет глаз.

— Нет, милый, — улыбка Фернандо изменилась — губы кривились, меняя все лицо, вылепляя из него почти страшной маску из дичайшего переплетения нежности, ласки, иронии, язвительности. Сколько раз он слышал что-то подобное и про веру, и про разум. — Посмотри на поведение зайца — как он убегает от лисицы. Это ли не разум? А как волки уходят от загонщиков? Разум. Умение выбирать? Ты видел, как выбирают себе пару соколы? Если видел хоть раз, поймешь. Человек отличается тем, что способен идти дальше, чем его предки. И не туда, куда они хотят. Понимаешь? — Фернандо дотронулся до подбородка мальчика пальцами левой руки, заставляя смотреть себе в глаза. — А еще — способностью поступать нерационально, неразумно, потому что от этого становится хорошо здесь, — он положил ладонь правой напротив сердца Луиса. — Вопреки всему.

— Вы думаете, что чувства должны быть важнее? Фернандо, неужели ты так считаешь? — Луис никак не мог поверить в произнесенную мужчиной речь. Тем более, в то, что воин — такой, как Легрэ, ставит превыше чувственность, а не расчетливость и ум.

— Когда дело касается тебя, — ответил Кристиан, задумчиво потирая пальцем висок, — то да, чувства берут верх и во мне и в короле. С этим сложно что-то сделать.

Луис молчал, наблюдательно подмечая слишком уж тихое поведение барона. А потом вдруг потащил его к кровати.

— Я не знаю, как ты, Фернандо, но по мне, так Кристиан опять не пьет лекарство, а еще он явно решил повоевать. И ты ему потакаешь в этих фантазиях.

Легрэ удивленно приподнял брови и моргнул.

— С чего это? — спросил он. — Все я пью, только бестолку это, Луис. И кровь себе пускать я тоже не дам — от этого сдохнешь раньше, чем от болезни.

— Сядь, — герцог испуганно опустился рядом и стал оглядывать мужчину, ища в нем признаки боли. — Неужели ты не понимаешь, что ты для меня значишь? — спросил тихо, беря за руку. — Что вы оба для меня значите?

Кристиан мельком бросил на короля виноватый взгляд и натянуто улыбнулся мальчику. Его проницательность, признаться, иногда ставила Легрэ в тупик, и порою он не знал, что сказать в ответ.

— Я понимаю... потому и пью лекарства. Иначе не стал бы.

Но герцог не стал слушать никаких оправданий и практически уговорами и ласковостью заставил барона прилечь, накрыл покрывалом и теперь тоже взглянул на короля. Он очень редко ошибался в состояниях людей. Слишком часто приходилось видеть физическую боль. Почти неделя умирания одной из теток Сильвурсонни напоминала тяжкую борьбу со смертью. Бледность, землистый цвет лица...

— Лежи, — сказал тихо, но твердо, а затем полез в привезенный королем мешок с пузырьками. Мэтр предупреждал, что головная боль будет повторяться; не рассчитывая на разумность своего любовника, Луис постоянно следил, чтобы тот все же пил обезболивающие травы и спал изредка. Но за недели собственной болезни явно что-то упустил.

— И раз уж мы вдали от города и пыли, то игра будет включать в себя и здоровый сон, — улыбнулся он Кристиану, заставляя того выпить настойку.

"Вот этого-то я и боялся", — незаметно вздохнул брат короля. Его измученное тело в последнее время чувствовало себя в постели более уютно, чем на ногах, но Легрэ это попросту злило, он боялся, что в один прекрасный солнечный день просто не сможет встать с кровати. Никогда. Он послушно выпил лекарство и поблагодарил герцога.

— Хорош же у вас духовник, ваше величество, — с иронией заметил он, чуть улыбаясь Фернандо, — если так и дальше пойдет дело, вы останетесь без исповеди. Не очень добрый знак перед грядущей войной с франками.

— Полчаса, — нахмурился Луис. — Фернандо, даже ничего не говори. Вы оба по ночам не спите, и вообще эти урывки отдыха меня сильно беспокоят. Лежи, Кристиан. Считай, что ты ранен. И никакой войны с франками на сегодня. А то пойду вместо тебя махать мечом. Вот будет смешно всем.

— Франки тогда сами сдадутся на милость Фернандо, лишь бы он тебя забрал с поля боя, — рассмеялся Легрэ. — Поучился бы ты лучше у Фернандо править, пока он еще жив. Лучшего наставника тебе не найти.

— Ну я могу научить и мечом махать, — усмехнулся монарх, внимательно слушавший разговор любовников, и взлохматил волосы мальчику. — Луис, будешь учиться на мечах драться?

— Сейчас? — покачал головой юноша. — Нет уж. Я пока не вник в ваш план и не готов отвечать на этот провокационный вопрос. Уже Кристиан один раз меня поучил... — усмехнулся он. — В подвалах.

Легрэ нахмурился и повернулся на бок, лицом к стене.

— Я был не прав, — сказал он, — и мне очень жаль.

— А мне нет, — хмыкнул Луис. — Ты бываешь таким чувствительным, Кристиан, как большой медведь, — юноша полез под бок, понимая, что иначе не добиться откровенности. — Мне все тогда понравилось. И ты... знаешь, ты идиот, — ласково добавил он, гладя ладонью барона между лопаток по широкой спине.

Легрэ улыбнулся, пряча лицо в подушку.

— Я никак не могу этого запомнить. — Вздох облегчения вырвался из груди, на глаза наваливался сон. Дурацкое лекарство. — Но мне тогда тоже понравилось, хотя повторять мы не будем.

— Будем-не будем... — Луис прижался к мужчине носом, потерся об него. — Поспи немного, пока мы тебе поесть принесем. Голова пройдет... — рука погладила по плечу. Луис вздохнул, чуть поворачиваясь к ждущему королю, и потянулся за его поцелуем. — Так что за план, любимый?

— Нет никакого плана, — улыбнулся Фернандо в ответ на ласковость, обхватывая мальчика руками, как будто не хотел дать ему уйти. — И я понимаю, почему ты мне не веришь. Я играю со всем миром разумом, пробуждая чувства в других, и получаю от этого удовольствие, но это только с внешним миром. С вами нет.

— Идем, — Луис потянул короля за собой, желая, чтобы Легрэ хоть немного отдохнул и оказался за дверью кельи. Здесь он принял достаточно холодный вид, достойный монаха, и направился в сторону лестниц, ведущих в трапезную. — Как ты играл с Фредериком? — вопрос был метким предвестником нескрываемой ревности.

— Хочешь поучиться, милый? — ехидно спросил монарх, с трудом подавляя желание приобнять мальчика. Каменные стены немного давили и откуда-то тянуло сыростью. — Кстати, мы вполне можем сейчас послать любого монаха за едой и нам все принесут в келью. Или пройдемся?

— Да, в подвалы, — потянув за собой монарха, Луис стремительно преодолел ступеньки и свернул в темную арку, где никого не было, чтобы вжать туда короля спиной и прижаться всем телом. — Так чему ты его учил?

— Провоцируешь, милый? — Фернандо огладил спину мальчика, прижимая к себе со все возрастающим желанием. — Я учил его быть человеком, — шепот на ушко, распаляющий воспоминания прошедшей ночи. — Сильным, гордым, независимым, — продолжил король, сопровождая каждое слово поцелуем. — Теперь ты ответь — зачем тебе это знать?

— Чтобы понять, что тебе нравится... — в темноте улыбки было не видно. — Ничего больше. Знаешь, я всегда думал, что у вас духовная связь с Фредериком. Как теперь с Кристианом. Они люди оружия. Их путь освящен кровью. Ты и сам знаешь, что воины убивают... И их призвание — мечом завоевывать себе славу.

Фернандо молчал, потихоньку гладя мальчика, и через какое-то время сказал:

— Ты меня удивил, милый. Фредерик для меня в конце концов стал большим, чем любовник, большим чем друг. Но он не воин. Он полководец. Его оружие — не меч, люди, солдаты. Мое оружие — государство и все, в нем живущие. Твое, — король ласково дотронулся до лица мальчика, — ты выберешь сам. Я хотел сделать тебя наследником. И при этом не подумал о тебе, — в голосе слышалась грустная усмешка. — В тебе есть все, чтобы продолжить мое дело, потому я так и обучал тебя, — подушечки пальцев вновь оглаживали любимую совершенную форму и монарх дико жалел, что не видит сейчас глаз Луиса, его лица. — Я привык править людей под себя, и чуть было не сделал тоже самое с вами. Хорошо, что не успел, — губы коснулись лба юноши, объятия не выдавали вожделения, и это было странно.

— Удивил? — переспросил Луис. — Не поверишь, — руки обхватили короля, — но я уже слышал от тебя много раз, что ты желаешь меня изменить. Но признался ты только теперь. Что изменилось для тебя теперь?

Темнота, окружавшая двоих, стала словно плотнее.

— Знаешь, почему Ксанте говорил, что во мне прячется чудовище?

— Почему? — Фернандо опять прятал своего мальчика от чуждости и страха.

— Потому что оно действительно есть. Я знаю о нем. Оно жадное, оно делает меня жадным до жизни. Я слишком многое себе позволяю с тех пор, как вас встретил, считаю, что вы принадлежите мне, но на самом деле это не так, Фернандо. Никто никому не принадлежит. И от мысли, что вы однажды исчезнете, что я вас потеряю... — Луис задохнулся.

— Милый, — король улыбался в волосы запутавшегося в жизни маленького ангела, — это не чудовище. Ты просто нормальный человек, как и любой другой. Ты хочешь любви, ты хочешь быть единственным. Это нормально, это хорошо. Потому что мы действительно твои, — нежный поцелуй опустился на губы герцога. — Только всегда помни, что мы — не ты, мы другие. Не повторяй моих ошибок.

— Прости... Я измучил тебя и Кристиана своей ревностью. Иногда я сам себя остановить не могу, — Луис умолял руками, гладил нежностью, проходясь по спине. — Если с Кристианом что-то случится, я себе не прощу. Он себя изводит...

— Милый, судьба Кристиана зависит не только от тебя. И не от меня. Его не изменить. Принимай нас такими, как мы есть. Ты же видишь — мы и сами меняемся, только говори с нами, не молчи, — голос проходил горячей лавой по душе, а тело принимало с благодарностью извинения мальчика, рождая не совсем уместные мысли. — Ну что, пойдем дальше, в подвалы? — со смешком поинтересовался Фернандо.

Луис не ответил. Но прижался еще плотнее, теряясь в знакомом запахе и не веря, что можно исправить свои ошибки.

— Я принимаю вас... Хочу, чтобы вы не страдали от моих глупостей, — губы коснулись шеи короля. — Во мне все время подспудно живет страх, что ты и Кристиан уйдете. Глупо?

— Нет, милый, — поцелуи мальчика пронзали дрожью. — Просто ты пока еще боишься жить и верить.

— Если ты не образумишь Кристиана, он так и будет рваться в бой. Я понимаю, что в драках его жизнь, но лучше бы он положил ее не так скоро, — пальчики огладили плечи Фернандо. — Мэтр взял с меня обещание следить за тем, чтобы он отдыхал.

— Я поговорю с Кристианом, тем более что он сам хочет со мной поговорить, по нему заметно, — в темноте раздался еле слышный смешок. — Милый, — монарх подцепил пальцами подбородок юноши, — если мы сейчас не продолжим путь, мы останемся тут надолго, — легкий поцелуй опустился на губы Луиса. — Хотя мне кажется, — ладонью другой руки он дразнящее оглаживал ягодицы мальчика, пока прикрытые рясой, — что не мешало бы поесть. И тебе отдохнуть.

Герцог кивнул и потянул короля за собой продолжить путь. Он не рискнул играть с огнем на таком открытом месте, хотя каждый поцелуй и любое прикосновение отзывались сладостными воспоминаниями минувшей ночи.

Гостям выдали довольно сытный обед и пожелали здравия и мудрого времяпрепровождения, после чего оставили наедине. Луис ел спешно, желая поскорее вернуться к Кристиану.

Закончив трапезу, Фернандо сначала хотел было велеть принести еды для "духовника" в их келью, но потом передумал и тожественно вручил полную миску каши Луису, а сам прихватил хлеб, зелень и кувшин с вином, который был ему положен, как очень знатному паломнику. В конце концов, приехал помолиться о здравии молодой супруги, а не епитимью выполнять.

Всю дорогу до кельи монарх ехидно улыбался, думая, как они будут молить о здравии супруги, тем более что оная идет рядом с сосредоточенным видом и, как и положено молодой жене, благонравно смотрит в пол. Смотрит, правда, чтобы не споткнуться, но это же дело десятое.

Юноша и правда все время боялся упасть на щербатых ступеньках. Каменные стены монастыря теперь не казались тюрьмой, а вот взгляды монарха вызывали некоторое замешательство — слишком уж шаловливые, как у кота по весне.

Впустив Луиса в келью и мысленно посетовав, что руки заняты, а то можно было бы и придать небольшое ускорение и вызвать румянец на прелестных щеках, Фернандо установил на столе в художественном беспорядке все принесенное и обернулся к кровати. Герцог уже присел рядом с Кристианом и внимательно на него смотрел.

Юноша погладил Легрэ по плечу, наклонился, щекоча губами его за ухо.

— Вставай, мы тебе поесть принесли. А то голодный зверь еще меня ненароком ночью съест.

Легрэ приоткрыл глаза и сонно воззрился на герцога.

— Сколько я спал?

— Час или два. Не больше. Тебе лучше? — юноша продолжал свою ласку, пробегая губами по щетинистой щеке.

— О, теперь намного.

Легрэ нежно обнял мальчика, потом встал и немного поел; ему совсем не хотелось почему-то, и аппетит пропал, но он не хотел расстраивать Луиса, а потому почти ничего не оставил на тарелке.

Луис хотел бы посмотреть еще монастырь, но больше всего его влекла библиотека. Только вот уже стало достаточно темно, и после долгого пути следовало хоть немного отдохнуть, а потому герцог разумно решил отложить свой поход в скрипторий завтра.

Дождавшись, пока любовники уснут, Фернандо бесшумно поднялся с постели и долго сидел, глядя, как Луис обнимает во сне Кристиана. Оба казались измученными, и монарх с необычным для себя удивлением подумал, что, похоже, он действительно довел своих любимых до стеклянной грани, за которой они могут превратиться во что-то другое. Эти двое — непростительная слабость жизни, которых он когда поклялся не иметь. Но судьбу или дьявола или кого-то еще не удалось обмануть. Светлый и темный призраки, перевернувшие жизнь. Ярости не было. Страха тоже. Фернандо усмехнулся и поправил мальчику волосы. Жена... Да, жаль нельзя заявить в открытую. Нежно дотронулся до щеки герцога, улыбнувшись тому, как тот нахмурился во сне. Взгляд на Кристиана. Мальчик прав и не прав. Но поговорить в любом случае нужно.