Последыш 4

Бармин стоял рядом с Ульрикой Катериной, пожимал руки мужчинам и как бы "целовал" пальцы женщинам, — обозначая поцелуй, но не касаясь пальцев губами, — улыбался и говорил уместные в этом случае слова, а сам между делом думал о своей новой жизни. Жизнь была прекрасна и удивительна, но, если честно, Бармина невероятно раздражала необходимость спешить. В своей прошлой жизни он не был ни отчаянным "ленивцем", ни нервическим холериком, но все-таки предпочитал все делать спокойно, не торопясь, и при этом следовать заранее разработанному детальному плану. И начало его жизни в этом мире, если иметь ввиду, так сказать "заполярный период", казалось, не требовало от Игоря Викентиевича сколько-нибудь существенного изменения привычного ему модуса операнди. Размеренная жизнь, привычные, повторяющиеся изо дня в день занятия... Зато потом все резко изменилось, встав с ног на голову, и жизнь понеслась, взяв с места в карьер, и, кажется, даже все время ускоряя темп. И теперь Бармин постоянно был занят тем, что разгребал свалившиеся на него, как снег на голову, события. Даже жениться по-человечески не получалось. Пять свадеб, — пять, Карл, целых пять, — и ни одну не устроить по-человечески. Нет, чтобы случайно познакомиться с девушкой где-нибудь в театре, на пляже или в галерее современного искусства, галантно поухаживать за ней, хотя бы пять-шесть месяцев, — конфетно-цветочный этап убалтывания не на койку, а на ЗАГС, — узнать поближе, понять, хочешь ли ты жить с ней "всю оставшуюся жизнь", принять и переварить принятое решение, ну и далее по списку: помолвка, приготовления к свадьбе, истерики невесты и собственные душевные метания, и наконец апофеоз — марш Мендельсона и прочее все, включая обмен кольцами и "поцелуйте невесту".

У него же сплошная "суета сует и всяческая суета". Более или менее поухаживать удалось за одной только Еленой, да и то, спать стали практически сразу, как решили пожениться, а решение это было принято исключительно волевым путем и основывалось всего лишь на голом расчете. Однако хуже всего пришлось в этом смысле с Дареной и вот теперь с Ульрикой Катериной. Едва познакомились, толком друг друга не узнали, а уже женятся. И не дураки, вроде бы. Не торопыги какие-нибудь, — прости Вератюр, — у которых в голове не мозги, а полтора литра гормонов и эндорфинов, растворенных в алкоголе. Однако же, не успели познакомиться, а уже свадьба. И это не они такие придурки, это жизнь такая, потому что кто не успел, тот опоздал. И хорошо, если опоздал на вечеринку, а то ведь может случится, что и опаздывать после этого будет некому и некуда.

— Князь Аксель Юль аф Верринге, — оторвал его от размышлений крупный белобрысый мужчина с красным несколько одутловатым лицом. Ростом он был несколько ниже Ингвара, но чуть ли не в полтора раза шире его в обхвате. Не толстый, хотя и склонен к полноте, а именно крупный.

"На ловца и зверь, — усмехнулся Ингвар. — Зря ты, генерал-адмирал полез знакомиться. Не стоило тебе высовываться, но любопытство не порок..."

— Это удачно! — сказал Бармин вслух. — Вы даже не представляете, князь, как это замечательно, что мы с вами наконец встретились!

— Имеете в виду что-то конкретное? — равнодушно поинтересовался датчанин. — Наши родственные связи?

— Хотите сказать, что мы родственники? — "удивился" Ингвар.

— Да, через Маргарету фон Менгден и ее дочь Эллен Юль.

— Ах, вы об этих дворняжках? — "вспомнил" Бармин.

— Хотите меня оскорбить? — прищурился князь.

— Помилуйте! — усмехнулся Ингвар. — Вы-то здесь причем? Маргарету я, как глава рода, лишил права именоваться Менгден в связи с адюльтером и предательством супруга, моего отца. А Эллен, по вновь открывшимся обстоятельствам, вообще, не имеет никакого отношения к Менгденам. Маргарета прижила ее от кого-то другого.

У него не было таких данных, но отчего бы не припугнуть? А главное, они ведь не в безвоздушном пространстве общались. Вокруг было полно людей, и кое-кто его отлично слышал. А это слухи, которые, к слову сказать, не так-то просто будет опровергнуть. С Менгденами разбежались, а кроме Ингвара никто ничего поделать в этом случае не мог. Мог бы, наверное, король Дании, но Бармин собирался обнародовать информацию, которая эту возможность убьет на корню.

— Значит, все-таки затеваете конфликт, — качнул князь головой. Не дурак, все уже понял.

— Нет, господин генерал-адмирал, — возразил Бармин. — Не конфликт, а судебный поединок. Я вызываю вас на судебный поединок. Ваше слово?

Судебный поединок — это не дуэль, и отказаться от него крайне сложно. Можно, разумеется, и князь сделал такую попытку, но не преуспел.

— Не вижу причины для суда, — сказал он. — Объяснитесь, граф, за что предлагаете сражаться.

— Я обвиняю вас в том, что вы объявили войну моей семье, но, как подлый трус, побоялись мне об этом сообщить.

Ну, да, так все и обстояло. Правила позволяли начать военные действия против иностранного аристократа втихаря, поставив об этом в известность только свое правительство. Другое дело, что в глазах Света — это будет рассматриваться, как моветон, поскольку не по-рыцарски.

— Войну объявлял вам лично я? — поднял бровь датчанин. Он все еще надеялся, что Бармин не знаком с текстом документа.

— Там стоит ваша подпись, — пожал плечами Бармин.

— Среди других семи, — добавил, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что он знаком с содержанием документа.

— Неплохо, — усмехнулся на это князь Юль аф Верринге. — Но не думаю, что это достаточный повод для судебного поединка.

"Спасибо, дорогой князь, — улыбнулся мысленно Бармин, — теперь ты дал мне повод окончательно измазать тебя в дерьме!"

— Тогда, может быть, подойдет попытка применить ко мне и моей семье сначала запрещенный к распространению атакующий артефакт двойного действия, а затем, два артефакта "Призыва силы", эквивалентных десяти килотоннам взрывчатки. А это, если не ошибаюсь, военное преступление. Как полагаете?

— Я не имею к этому никакого отношения! — вспылил генерал-адмирал.

— Ваше слово против моего, — кивнул Ингвар. — Поэтому я вызываю вас не в международный арбитраж, где дело будет рассматриваться годами, а на судебный поединок. Пусть нас рассудят боги!

— Я христианин, — попробовал Юль уйти от необходимости рисковать жизнью.

— Тем более, ваш бог наверняка за вас, чего же вам бояться?

— Я уже не молод...

— С восемнадцатым рангом возраст не помеха, — покачал головой Бармин. — Но, если вам трудно ходить, можете приехать на танке. Я разрешаю.

При этих словах свидетели их разговора, — их к этому моменту собралось рядом с собеседниками уже довольно много, — засмеялись, и это решило дело. Быть осмеянным князь Аксель Юль аф Верринге себе позволить не мог...

2. Тридцатое ноября 1983 года

Поединок назначили на шесть часов утра — время для Бармина более чем подходящее, поскольку он давно уже привык вставать рано. Тем более, что эту ночь он провел один. На семейном совете было решено, что перед поединком ему нужен отдых, но, кроме всего прочего, идея "ночного отдыха" была связана с тем, что женщины попросту перенервничали. Они все были разные, с неодинаковым жизненным опытом и существенно рознящейся психикой, не говоря уже о подготовке. Варвара страдала молча, не позволив себе обнаружить снедающую ее тревогу ни словом, ни взглядом, ни движением лицевых мышц. Однако ее ужас перед неопределенностью в исходе поединка Бармин ощущал физически, напрямую воспринимая напряжение ее стихийного дара. Ольга в этом смысле оказалась куда менее стойкой. Узнав о предстоящей дуэли, она выдала на-гора полноценную истерику, и успокаивать ее пришлось всем коллективом, то есть, Бармину, Варваре и "железобетонной" Марии. Причем, последним двум приходилось истерить молча, а это, согласитесь, не так уж просто, в особенности, когда тебя подзуживает и провоцирует "третья сила". Но, слава богам, все это осталось позади, — слезы высохли, тахикардия улеглась, — и утром все трое вели себя так, как им и следует, учитывая происхождение, воспитание и чувство собственного достоинства.

Поединок должен был происходить всего в трех километрах от дворца Дроттнингхольм, на бетонированной площадке Королевского Дуэльного Поля, построенного на скалистом берегу Каттегата рядом с фортом Оскара II. Дороги в этой части города были отличные и, большей частью, проходили по туннелям, так что до места добирались автомобильным кортежем и доехали относительно быстро. Могло получиться и быстрее, но на последних трехстах метрах пути неожиданно возникла пробка, созданная не в меру любопытными аристократами, желавшими посмотреть, как князь Юль аф Верринге прибьет этого выскочку Менгдена. В обратное, судя по ставкам открывшегося за полчаса до начала поединка тотализатора верили немногие.

"Их право! — решил Ингвар, услышав новости от мужа Варвары Петра. — А мое право их за это хорошенько вздрючить!"

— Мария, Ольга! — сказал он вслух, поворачиваясь к женам. — Раз так, не жадничайте! Ставьте против Юля сразу миллион. Обдерем их всех, как липку, и все, что заработаете, будет ваше.

— Куплю себе шубу из меха викуньи! — "просияла" Мария.

— Я тоже, пожалуй, поставлю, — задумчиво протянула Варвара. — Как считаешь, Петр, пойдет мне шуба из Бургузинского соболя?

— Отличная идея! — поддержала ее Ольга. — Тогда я куплю себе шубу из меха рыси. Такую, знаете ли, беленькую с черными пятнами, к моим черным волосам должно подойти идеально.

— Бедные, — усмехнулся Бармин, подмигнув своему зятю великому боярину Глинскому-Севрюку. — Мужья держит вас в черном теле. Шубейку жмотятся прикупить!

— Ты главное, грохни его и возвращайся живым! — резко сменив тему, построжала лицом Ольга. Глаза ее потемнели и из сапфировых стали кобальтовыми — цвета персидской сини. Получился очень холодный, но при этом яростный, почти угрожающий взгляд.

"И это та самая Ольга, которую отец хотел попросту под меня подложить? Вот же ушлепок, прости меня Годжагарр! Отдать такую женщину какому-то сопливому кретину!"

Сейчас уже было неважно, что кретином в то время считали его самого. Нынешний Бармин переживал за Ольгу, как за родную, каковой она ему, на самом деле, и стала.

— Ингвар! — между тем подошел к ним Федор Северский-Бабичев, взявший на себя роль секунданта.

— Каковы его требования? — кивнул ему Бармин.

— Чистая магия.

— Ожидаемо. Что-то еще?

— Дистанция сто метров. Бой без использования артефактов.

"Хитрый засранец! — поморщился Бармин мысленно. — Но, возможно, сейчас он перехитрил самого себя!"

— Передай, пожалуйста, секундантам князя, что я согласен! Магия, сто метров, без артефактов.

— Согласен, — повторил Ингвар для своих женщин, которые было встрепенулись при его словах о согласии, и этим заставил их оставить все возможные возражения и комментарии при себе. Время споров миновало. И сейчас, Бармину было уже не до их нервов. Он должен был сосредоточиться на предстоящем судебном поединке.

Получалось, что генерал-адмирал Юль знает о том, что его противник стихийный маг, как и о том, впрочем, что стихийные маги не могут видеть колдовство тех, кто оперирует классическими техниками. Таким образом, запретом на использование артефактов князь пытается уравнять свои шансы, ведь верно и обратное: он тоже не может видеть магию Менгдена. А вот выбор дистанции — это как раз попытка обойти конкурента по кривой. Ингвар знал, — читал в тех немногочисленных источниках, которые были посвящены сравнению двух типов Силы, — что стихийная магия отчего-то считается "медленной". Возможно, какие-то другие колдуны действительно не могли действовать так же быстро, как классические маги, и для них, и в самом деле, существенным был фактор расстояния. Однако Бармин, уже несколько месяцев едва ли не ежедневно упражнявшийся в боевой магии вместе со своими женщинами, считал, что все обстоит как раз наоборот. Во всяком случае, он явно был быстрее Марии, а ее сила, судя по всему, была сопоставима с силой датчанина. То же самое он мог сказать и об эффективных дистанциях.

Недавняя война с Союзной ратью показала, что Ингвар легко достает цели, находящиеся даже в километре-полутора от него. Однако его военные подвиги никак и нигде не афишировались, и генерал-адмирал мог об этом не знать. И уж точно, что ему был неизвестен один из главных секретов Ингвара Менгдена: с некоторых пор Бармин научился видеть классическую магию. Не так отчетливо, как те, для кого она являлась родной, но все-таки видел. Возможно, это был результат частого использования артефактов. А может быть, все дело в том, что он очень плотно взаимодействовал со своими женщинами: в быту, в бою и в постели. Бармин не знал, как это возможно, но он ясно себе представлял, что надо делать, чтобы увидеть чужое кастование. Так что сейчас он выходил на бой отнюдь не с пустыми руками.

Щит, который поставил перед собой генерал-адмирал Юль, выглядел, как полупрозрачная туманная завеса, голубоватая с искрой кисейная штора или еще что-нибудь в том же роде. Во всяком случае, так эту защиту "видел" Бармин. Впрочем, чуть-чуть напрягшись он сумел "заглянуть" за эту нематериальную преграду, одновременно рассмотрев ее в деталях. На самом деле, полотно щита не было сплошным, а состояло из неопределенной формы, но очевидно более плотных и темных сгустков силы, на которые, собственно, и была натянута ткань колдовства. Распределив внимание, что с некоторых пор получалось у Ингвара все лучше и лучше, он скорее угадал, чем увидел, что "центры напряжения" — так он назвал для себя эти сгустки силы, — соединены между собой в некое подобие сети, а, заглянув на "ту сторону" уловил начало какого-то сложного кастования. Что это такое, он, разумеется, не знал, — он "видел" всего лишь какие-то едва ли не прозрачные вихревые потоки неясной конфигурации, — но, учитывая обстоятельства, несложно было предположить, что это какое-то атакующее заклятие, тем более, что даже с расстояния в сто метров Бармин разглядел микродвижения лицевых мышц своего визави. Генерал-адмирал явно "озвучивал" неизвестную Бармину формулу волшбы. Что-то ненормально длинное и, наверняка, настолько сложное, что датчанин вынужден был при этом проговаривать про себя слова заклятия.

"Неосторожно, но с другой стороны..."

С другой стороны, мало кто еще был способен рассмотреть с такого расстояния микродвижения в мышцах речевого аппарата. К тому же следовало учитывать скорость обработки информации. Она у Ингвара была выше, чем у всех магов, с которыми он был знаком, так что, скорее всего, с точки зрения Юля аф Верринге Бармин стоял перед ним тютя тютей, не видя его колдовства и не подозревая о подготовке к атаке. Впрочем, как опытный человек, он должен был предположить, что с Ингваром Менгденом все обстоит точно так же, как и с ним. Если граф Менгден не видит приготовлений князя, то и сам, скорее всего, не показывает генералу-адмиралу ни того, к чему готовится, ни того, когда начнется его собственная атака. Однако, о чем бы датчанин ни думал, на самом деле, Бармин был уже готов к бою и ударил огненным копьем за мгновение до того, как генерал-адмирал обрушил на него воздушный таран невероятной силы. Впрочем, все впустую: Ингвар пробить выставленный датчанином щит даже не надеялся, — всего лишь попробовал чужую "броню" на зуб, — а удар Юля аф Верринге вообще ушел в молоко, потому что Бармин не стал его дожидаться, а просто ушел с дороги, "прыгнув" на три метра вправо и немного назад. И уже оттуда, с новой позиции ударил по-настоящему, но не на грубый пробой щита, а по предполагаемым "нитям плетения". Посыл получился знатный, похожий на огненную плетку семихвостку, стегнувшую по невесомому полотну завесы. Впрочем, с первого раза распустить щит датчанина не удалось, но Бармин узнал главное — его предположение оказалось верным. Удар семихвостки разорвал по-видимому несколько нитей, связывающих "центры напряжения", однако открывшиеся на мгновение прорехи тут же затянуло, чего, собственно, и следовало ожидать.