Бокал эльфийского

Сумку оттягивала толстая пачка свитков — домашних заданий третьего курса. Лара задавала им построить замкнутую энергетическую схему, пользуясь исключительно рунами. Двадцать девять работ — три часа кропотливой проверки.

Ноги гудели, хотелось скорее снять туфли. Что с ними потом делать? Наверное, продать, Лара точно никогда больше их не наденет. И платье... Столько денег за него отдала, так выбирала, и всё напрасно.

Дамская комната стала спасительным перевалом на пути в преподавательскую. Лара пару минут просто стояла, уткнувшись лбом в зеркало, затем со вздохом достала косметичку и попыталась замаскировать опухшие веки. Да, она плакала, позорно плакала во время первой перемены в пустой аудитории. А потом изображала, будто простыла. Первокурсники поверили, а вот ученики годом старше...

Нет, всё равно видно, придётся лгать о ссоре с возлюбленным. И попытаться скорее уйти.

Лара вздрогнула, услышав, как хлопнула дверь, и поспешила сделать вид, будто роется в сумочке.

— С вами всё в порядке? — на госпожу Даш с сочувствием смотрела Зария.

От троллихи пахло розами. Она любила душиться простенькими духами, которые можно купить за пол серебряного фарта в любой аптечной лавке или за тридцать сантимов с лотка уличного торговца. Коренастая, вечно худеющая и вечно тут же набирающая лишний вес, Зария, тем не менее, не страдала от низкой самооценки и считала себя хорошенькой. А красоту, как известно, надлежит украшать, чтобы стала ещё ярче, заметнее. Сегодня, например, Зария надела массивные дутые серьги, которые не пошли бы никому, кроме троллихи.

Лара кивнула и выскользнула из дамской комнаты. Щёки пылали; госпоже Даш казалось, будто все осуждающе смотрят на неё, смеются. Мысль об увольнении казалась единственным спасением из подстроенной самой себе ловушки.

Утром, когда Лара возвращала на место чайник и кувшин, ей показалось, будто Валентайн просматривает её личное дело. Не ради любопытства, разумеется. Он ничего не сказал, даже головы не поднял на робкое: 'Я всё сделала'.

Сердце ёкнуло, когда Лара заметила шушукавшихся преподавателей у доски объявлений. Подумалось, вот оно, общественное порицание! Госпожа Даш замерла, лихорадочно огляделась, но заставила себя подойти. На самом видном месте красовалось выведенное знакомым почерком декана объявление о будущих открытых занятиях.

Сгрудившиеся у доски преподаватели недовольно бурчали: 'Кто только придумал эти проверки, и кому пришла в голову светлая мысль проводить их у всех преподавателей? Значит, грядёт переаттестация, новые назначения и увольнения, корректировки учебной нагрузки'.

У Лары отлегло от сердца. Открытые лекции — такая мелочь!

Со счастливой, чуть глупой улыбкой она толкнула дверь и доковыляла до своего стола. Сгрузила туда свитки с домашними заданиями и задумалась, как быть дальше. Нельзя же вечно жить в страхе и бояться смотреть в глаза коллегам. И декану тоже. Он не забудет, оступится Лара, тут же припомнит.

Подперев голову рукой, госпожа Даш гипнотизировала пыльное чучело виверры. Потом попробовала заполнить журнал, но рука сама собой потянулась в ящик за чистым листом.

Строки торопливо ложились на зернистую поверхность: 'Прошу уволить меня по собственному желанию в связи...'. Тут Лара задумалась и туманно закончила фразу: 'В связи с невозможностью исполнять обязанности должным образом в должном объёме'.

— Что пишешь? — над госпожой Даш склонился сухонький, как его любимые степные драконы, преподаватель естественных дисциплин, Самоний Рауш. Он ко всем, кроме начальства, обращался на 'ты', объясняя это тем, что так сердечнее.

Лара поспешила прикрыть заявление рукой. Опять же, слухи пойдут, сплетни, пусть уж все постфактум узнают.

— Да так, — уклончиво ответила она, — личное.

— Ты сегодня красивая такая, будто лесная фея, — Самоний придвинул стул и сел, облокотившись о стол. — Даже не думал, что наша Лара на такое способна. Признайся, душу в кристалл заключила? — со смехом спросил он.

Госпожа Даш вздрогнула. Это последнее, на что может решиться волшебник. Безусловно, Морена щедро отблагодарит, исполнит любое желание, но плата слишком велика, придётся отдать душу. Люди живут и без неё, только постепенно перестают быть людьми. Заключённая в кристалл душа же дарует Морене силу и молодость. Говорят, целый подземный зал в её горном замке заставлен сияющими камнями. Захочет хозяйка — сотворит из души живое существо, захочет — коснётся пальцами кристалла, и мгновенно сбросит сотни лет.

К Морене приходили от безысходности: кто-то от беспросветного отчаянья, кто-то от снедающего желания, — и выходили из таинственного зала либо могучими колдунами, убить которых не могли долгие годы всем миром, либо в обнимку с призраками прошлого: детьми, жёнами, мужьями, братьями и сёстрами, до этого лежавшими в могилах. Для божественной волшебницы нет ничего невозможного, если взамен отдашь душу. Только прежним уже не будешь, лишишься всех чувств и желаний.

— Что вы! — Лара испуганно замахала руками и, ойкнув, поспешила спрятать лист с заявлением в стол. Оставалось надеяться, Самоний не успел ничего прочитать. — Это же безумие!

— Говорят, ещё один сумасшедший решился, в горы на поиски Морены отправился. Так-то...

Самоний, наконец, встал, и Лара перевела дух.

Пальцы тряслись; от одной мысли о холодных блестящих кристаллах леденело сердце. Нет, ни за что на свете она бы не рассталась с душой!

Закипел чайник, Ларе предложили выпить кружечку, но она отказалась, вместо этого срывающимся, едва слышным голосом спросила:

— Декан у себя или на занятиях?

— У себя, — отозвался всё тот же Самоний. Чопорно оттопырив мизинец, он дул на чашку с горячим напитком. — Сам соизволил повесить радостное известие. Как бы не уволил кого!

— Я так думаю, — Самоний переместился ближе и склонился к уху Лары, — он раскусил Наисия, что тот на него зуб имеет. Помнишь ведь, за кого большинство голосовало. А Сарен не дурак, наверняка разузнал, кто и что собой представляет. Такого не подсидишь!

Лара кивнула, соглашаясь, хотя мысли её сейчас были далеки от борьбы за кресла верхушки факультета. Она не любила Наисия, заведовавшего кафедрой: слишком грубый, заносчивый, чванливый, но признавала, преподаватель он отличный. Один из немногих, кто знал не только теорию, но и практику. Наисий сколотил вокруг себя группу сторонников, которым негласно облегчал жизнь. Лара в их число не входила, она предпочитала держать нейтралитет. Видимо, поэтому дома опять лежала гора методичек с пометкой: 'Структурировать до вторника'.

Самоний, видимо, ожидал другой реакции, потому что разочарованно отвернулся и примкнул к компании более разговорчивых собеседников.

Накапав себе успокоительного — работа с людьми вынуждает держать флакончик в общем шкафу, — Лара убрала листы обратно в сумку и, воровато оглянувшись, достала заявление. Попрощавшись с коллегами и пожелав им удачного вечера, госпожа Даш торопливо оделась, прихватила зонтик и на негнущихся ногах направилась к кабинету декана. Она просто положит заявление на стол и уйдёт, не поднимая глаз, ничего трудного.

Лара надеялась, у Валентайна кто-то есть, и прильнула ухом к двери. Увы, тишина. Тяжело вздохнув, Лара постучалась. В ответ донеслось приглушённое: 'Входите!', и госпожа Даш медленно, очень медленно повернула медную ручку. Она будто горела в руках.

Декан сидел за столом и пил чай. Одним глазом просматривал газету, другим — записи в ежедневнике. Прядь волос упала на глаза — так трогательно, маняще... Лара тут же отвела взгляд и уткнулась в чайник. Он напомнил о приворотном зелье, и желание уволиться и уехать из Альды окрепло.

— Что вы хотели? — Валентайн поднял голову.

Пунцовая Лара быстро положила на стол мятое заявление и попыталась скрыться за дверью. Руки вспотели, платье душило, как утром.

— Госпожа Даш, задержитесь, пожалуйста, — остановил её Валентайн и, нахмурившись, пробежал глазами заявление. Нахмурившись, гневно спросил: — Это что за детские шалости! Не подпишу.

— Пожалуйста! — взмолилась Лара. — Я... я всё равно не смогу тут работать. Да и вам неприятно...

— Неприятно что?

Валентайн указал на стул, и госпожа Даш покорно села.

Наведённая с таким трудом красота расплылась, никакая пудра теперь не поможет.

— Ну, это, — Лара покосилась на чайник. — И вообще, вы не имеете права отказать.

Декан фыркнул и демонстративно порвал заявление. Остатки выбросил в мусорное ведро и невозмутимо вернулся к прежнему занятию, только на губах играла лёгкая усмешка.

— Вы... вы... Я новое напишу! — покрасневшая Лара нервно комкала в руках шарфик и мечтала провалиться сквозь землю. — И к ректору пойду.

— Пишите, — пожал плечами Валентайн, — он спустит заявление мне, а я не подпишу.

— Почему? — чуть не плача, спросила Лара. Так хотелось раскрыть зонтик и отгородиться им от декана. — Вы радоваться должны...

— Чему? — Валентайн захлопнул ежедневник и вперил в подчинённую пристальный взгляд. — Тому, что потеряю преподавателя в разгар семестра? Тут огорчаться впору, а не радоваться. Сядьте!

Госпожа Даш осталась стоять, и декану пришлось повторить свою просьбу. Помедлив, Лара покорно устроилась на краешке стула, спрятавшись за поднятым воротником пальто. Казалось, она школьница, которую сейчас на глазах всего класса отругает учитель. Почему, почему Лара не могла влюбиться в кого-то другого, желательно не коллегу?!

— Вы упоминали некие важные обстоятельства, которые мешают вам исполнять обязанности должным образом, озвучьте их.

Валентайн переместил на стол вторую чашку и поинтересовался:

— Слабый, крепкий?

Лара отказалась от чая и, не глядя на начальника, выдохнула:

— Моё постыдное поведение.

— Раскаянье — хорошо, но, госпожа Даш, я не вижу взаимосвязи. Я угрожал вам расправой, пустил слухи по университету?

Лара покачала головой.

— Нет, но я сама не смогу работать. Это такой позор!

Плечи госпожи Даш затряслись, и она судорожно потянулась к сумочке, чтобы достать платок, но Валентайн опередил её. В мгновение ока оказавшись рядом, чуть запрокинул голову одной рукой, а второй всучил в руку горячую чашку.

Пальцы декана обжигали, прикосновения вызывали дрожь. Лара боялась дышать, чтобы не спугнуть видение, а Валентайн безуспешно давал советы, как удержать слёзы. Госпожа Даш его не слышала. Всё плыло, как в тумане: кабинет, слова, произносимые ровным, спокойным голосом, цветок на окне, события минувшего утра...

— Госпожа Даш, что с вами?

Лара очнулась только от похлопывания по щеке и едва не опрокинула на пальто чашку, хорошо Валентайн успел вовремя подхватить. Он смотрел на неё с удивлением и тревогой, даже предложил вызвать врача.

— Если вам нездоровится, так и скажите, дам отпуск.

Такой соблазн! Лара уже открыла рот, чтобы пролепетать: 'Да', но в последний момент раздумала и помотала головой. Отпуск не решение проблем, он ничего не изменит. Валентайн всё помнит и никогда не забудет, даже если не будет ставить палки в колёса.

— Тогда можно перевод?.. — Лара с мольбой заглянула в зелёные глаза. Теперь они напоминали мох: немного посветлели, но всё такие же прекрасные. — На другой факультет. Хоть лаборанткой!

— Госпожа Даш, чего вы боитесь?

Дрожь волной прошлась по телу, когда его рука мимолётно коснулась плеча. Лара даже перестала дышать. Сердце зашлось сладкой истомой, а потом её сменила пустота, холодная, бездонная. Ещё миг — и, наоборот, стало нестерпимо душно от жара.

Валентайн стоял так близко, держа злополучную чашку, что Лара ощущала запах парфюма. Горечь морских просторов, чем ещё мог пахнуть обладатель глаз цвета бездонной глубины?

Госпожа Даш отчаянно вцепилась в сиденье стула. Дрожь усиливалась, жар не спадал. Сердце колотилось как бешеное, а голова тонула в нотках морского бриза. В какой-то момент Лара чуть не захлебнулась и, широко раскрыв глаза, судорожно глотнула.

— Так, — в голосе Валентайна прорезался металл, — мне это не нравится. Что вы пили и ели вчера и сегодня?

Он поставил чашку на стол и склонился над Ларой, рассматривая зрачки. Несчастная госпожа Даш до боли сжала пальцы и губы, чтобы не поддаться соблазну. Так близко! Ещё немного, и она почувствует тепло дыхания. Такой сосредоточенный, серьёзный... Лара томно вздохнула и прикрыла глаза. Сразу стало лучше. Напрасно она пришла сюда, надо было сразу идти домой, сварить себе кофе с корицей и, сидя на подоконнике с видом на унылый двор, оплакать мечту.

Валентайн же полагал, будто она под действием зелья, и старательно искал признаки отправления. Чуткие пальцы легли на веки, заставив их приоткрыться. Лара мужественно терпела, только, не выдержав, расстегнула пальто. Была бы посмелее, поцеловала бы начальника и уехала, через месяц получив по почте приказ об увольнении. Валентайн точно бы его подписал за прогулы. Но Лара относилась к иному сорту барышень и молчаливо изнывала от неожиданной близости.

— Зрачки расширены, — задумчиво пробормотал Валентайн, выпрямился и сделал глоток из чашки. Чай остыл, но декану всего лишь требовалось структурировать мысли. — Но следов магического воздействия нет. Давайте-ка сходим к госпоже Леус, зелья — это по её части.

— Нет! — поспешно выкрикнула Лара, вскочила и уже тише добавила: — Не надо. Я... я действительно больна, простыла.

— Немудрено в таком-то платье, — укоризненно вздохнул декан, выразительно покосившись на декольте. — Оно, кстати, красивое, вам идёт, но на занятия лучше носить попроще и поскромнее. И туфли не на таком каблуке.

Лара не верила своим ушам: он сделал ей комплимент! Улыбка сама собой расплылась по лицу.

— Это ни в какие ворота! — сурово заметил Валентайн, постукивая дорогой ручкой по столу. — Вы точно не допили приворотное зелье? Такое впечатление, будто в вас влили добрую пинту. Ещё с утра вы вели себя иначе, адекватно ситуации, а тут такое желание... Непристойное, я бы сказал. Кому перешли дорогу?

Сердце Лары упало, улыбка померкла. Она сцепила руки в замок и низко наклонила голову. Лара и сама не понимала, почему вдруг так отреагировала на декана, начала лихорадочно припоминать, что пила вчера. Вроде, ничего особенного: позавтракала, пообедала в университетской столовой, выпила ромашкового чая в преподавательской. Варна принесла вкусные конфеты. Неужели она?..