Странно, как я их раньше не заметил. Один из голосов был мужским: приятный тембр, говорит размеренно и четко... В голосе присутствует некий оттенок, который я затрудняюсь описать. Только что он говорит? Я сначала даже и не сообразил, что смысл слов до меня легко доходит, в то время как русские эквиваленты я подобрать не могу, или могу, но не с первого раза.
— ... Как обычно. Сдерживали их до утра, потом они сами отступили. Из болот пачками прут! Хорошо, что при жаре из них никакие противники.
— А ты думал? — второй голос был женским, слегка хрипловатым, но от этого не терял своей чарующей глубины — Сколько разумных и неразумных существ сгинуло в болотах за все это время! А теперь, когда творение Нолдорцев дотянулось досюда, они и полезли.
— Ну, тут можно выделить два положительных момента: первый — охотники не останутся без работы, второй, если эта чума дойдет до них, Побережье наконец поймет, что угроза реальна. Тогда-то хоть перестанут отсиживаться в стороне. Ни для кого не секрет, что Аррасские ребята сами не справятся с этой напастью.
— Это политика. Принять помощь "Школы Океана" — признать поражение Аррасской Академии, а это дело престижа.
— А не принять — просто погибнуть под напором орд нежити.
— Не известно, что они предпочтут. Эх, некромантов нет... Иначе бы от Нолдорского совета осталось бы только пара косточек, в лучшем случае.
В точности перевода последнего слова я не уверен, в нем ловилось два корня. "Мертвый" и "Повелевать".
— Не забывай про отцов инквизиторов — Над этим словом я долго думал и, не уверен, что русский эквивалент точен. Ближе по смыслу "фанатичный святой воин" — Если тут, в глубинке, они не сильно выступают, делают свое дело и сидят тихо, то в столице это политика. Признать то, что некромант может оказывать пользу — для них это значит потерять еще один очень удобный политический инструмент. Да и они категорически против союза со школой Океана и приложат максимум усилий, чтобы не допустить этого.
— Да... Не могу не согласиться... Просто иногда надоедает понимать, в каком дерьме мы сидим, и так хочется скормить нежити этих политиков.
Вот с этим мужиком я солидарен, сам политику не люблю. Как показывает моя жизнь, в политику идут те, кто толком ничего не умеет.
Пока они молчали, я задумался, куда же меня угораздило попасть. С нежитью я уже знаком. Кто такие "Аррасские ребята" ?.
Неужели все это не сон? Я выкинул из головы лишние мысли и решил сосредоточиться на представшей передо мной задаче, что само по себе было проблематично.
Итак, дано: я угодил в своеобразный мир, где происходят события "Обители Зла" или "Рассвета мертвецов" (нужное подчеркнуть или вписать свой вариант) и есть реальные шансы, что тебя скушает труп на завтрак (обед, ужин). Забавно. А теперь прибавим к этому политическое состояние, вида "гнием помаленьку", хотя тут еще придется выяснять подробности. Еще веселее.
Добавим к пункту "дано" начальные условия в виде обрывков чужих знаний и странного поведения организма, когда я скакал по болоту, горный козел под чудо-травой.
Ну и чисто формально проведем линию, напишем крупно слово "Найти", а под ним подпишем одну единственную фразу: "способ выжить". Судя по тому, что о ходячих трупах дома в новостях не слова, то мои документы лучше никому не показывать и вообще назваться левым именем. Хотя документы-то скорее всего мои изучили вдоль и поперек.
Итого имеем весьма запутанную задачу, с множеством дополнительных условий и подвохов, решать которую придется в ближайшее время. Институт родимый научил меня многому, но уж точно не решать задачи подобного плана. Одно я мог сказать точно, знания полученные на военной кафедре мне тут очень даже могут пригодиться, если я смогу встать, конечно, что сейчас было сомнительно: мое тело словно через мясорубку пропустили, а про голову лучше вообще не говорить.
Занятый своими мыслями, я едва не пропустил момент, когда разговор перешел с обсуждения погоды на обсуждение меня лично.
— Жить то хоть будет? — поинтересовался мужской голос.
— Нет причин, почему не должен — ответил женский — ему сейчас отдохнуть надо, это главное..
— Я, если честно, думал, что эти слизни это миф.
Над словом, которое я перевел на русский, как "слизни" мне пришлось задуматься. Слово чужого языка рождало ассоциацию с чем-то склизким и неприятным, но точного эквивалента в русском я не нашел, да и искать, если честно, было лень. Пусть будут слизни, потом придумаю перевод точнее.
— Нет, не миф. Их редко можно увидеть около границы болот, но от этого они не менее опасны. Еще в Аррассе нам их показывали живых, даже учили удалять. Где вы его нашли?
— Около болот. Там есть гряда, как раз, на которой трещина Властелина, как раз за грядой начинаются болота. Мы хотели перебраться через гряду и, по пути заглянуть в трещину, ну и пройти краешком болот. Он как нечего делать перепрыгнул трещину, сбил в нее одного из преследовавших его мертвяков, другой туда сам свалился, ну и побежал от третьего. Ну а потом, уже на склоне он упал и покатился. С тех пор в сознание не приходил.
— Слизни, когда врастают в голову, снимают ограничения, которые предохраняют нас от перегрузок. После этого жертва не может почувствовать усталости и, как следствие, загоняет себя до смерти... А когда жертва уже не может двигаться слизень начинает процесс размножения и тогда спасти человека уже невозможно.
— Когда я увидел ту дрянь, которая торчит у бедолаги из затылка, я ее обрезал, полил настойкой, а потом бегом к тебе.
— Правильно. Ты повредил хоботок, которым слизень дышит, и замедлил процесс. Не сделай ты этого, он был бы уже труп.
— Как он оказался там, чего забыл среди болот — я не знаю. С ним поговорить не довелось.
— У пострадавшего сильно поврежден мозг и, сопротивляться прочтению он не может. Я смогла проникнуть достаточно глубоко, чуть ли не в детские воспоминания.
Похоже, что скрываться под липовым именем было глупой идеей с самого начала.
— И что ты там прочитала?
— Ничего, что ответило бы на твой вопрос.
— Он что, сам не знает?
— Правильно. Мне тяжело это описать, так как я многого сама не поняла, расскажу то, что имеет отношение к делу: Он шел домой, потом воспоминания обрываются, и он очнулся здесь, а именно в болотах.
— А где он был до этого? Ты говоришь загадками, Мара.
Мара. Первое имя. Следует запомнить!
— По кодексу я не имею право рассказывать то, что увижу. Скажу только самую малость. Он родом из очень странной... хм... Страны, не страны. Не уверена, что туда можно просто так дойти пешком. Я откопала в его памяти карту тех земель и, как бы правильнее сказать, не совсем смогла совместить карту в его памяти и карту Алерийских земель. Непонятный мне, и очень странный мир. Я думаю, что он сам расскажет про свой дом, как очнется. Сама без его помощи я там не могу разобраться.
— Скажи лучше, он опасен?
— Не думаю. В жизни ничего не крал и никого не убивал, если тебя это волнует.
— Аристократ?
— Не думаю. Политиков не любит. Но, так или иначе, ему не повезло: кто-то захотел от него избавиться.
— Избавиться?
— Скорее всего, хотя я и не уверена. Перед тем, как он оказался в болотах, воспоминания теряются в своеобразном тумане. Чувствую, что там кто-то поработал: память затерли, причем затерли так, как сам ректор Аррасской Академии не сможет: нельзя даже понять сколько дней его жизни исчезло. И ни малейшего намека на то кто и зачем это делал. У меня серьезные сомнения, что кто-либо сможет ему вернуть тот небольшой кусочек воспоминаний, что у него отсутствует... Впрочем, большой или небольшой кусок — даже это вопрос. Память человека очень сложная вещь и на том месте может быть как несколько секунд, так и несколько лет воспоминаний.
— Выкинули в болота, стерли память. Все сходится: хотели избавится. Вот только что он узнал?
— Не совсем. Такой человек, как он, просто запаниковал бы и сгинул в болотах, как все, если бы... так же мастерски ему не заблокировали, пусть и на время, страх. Скорее всего это было какой-то отвар. Горечь во рту которую он испытывал, когда проснулся, у нее не совсем обычный привкус. Когда он путешествовал через болота, у него было неестественно приподнятое настроение, не было паники. Тварей болот притягивает страх, а он чувствовал себя королем жизни, потому все твари его и сторонились, считая очень опасным.
Так вот откуда у меня такое веселье было!
— Одно противоречит другому. Может быть, у него в голове есть еще сюрпризы?
— Если и были, слизень их окончательно закопал. Сейчас у него там полнейший бардак: слизень привнес немного воспоминаний от своей прошлой жертвы... и из всего этого там равномерная кашица.
— Он хоть язык знает?
— Два. Один родной, один иностранный какой-то. Наш ему привнес слизень, но пока он его освоит, пройдет время.
— Ох, не завидую бедолаге. Скоро он сможет нам что-либо рассказать?
— Возможно, уже сегодня, но чуть позже. Только я ему этого не позволю: ближайшие три дня он будет отдыхать. Любое нервное напряжение для него сейчас смертельно опасно. Я не думаю, что ближайшие дни с ним стоит вообще беседовать — пусть наведет порядок в голове. Я напою его снотворным и пусть поспит...
— Хорошо. Будем ждать. Меня раньше послезавтра не жди. Сегодня в ночь поедем и на весь следующий день.
— Куда двинетесь?
— Восточная оконечность болот. Второй и шестой отряды не справляются...
— Удачи.
— Тебе тоже, Мара.
Стукнула дверь, дунул ветерок. Один из говоривших покинул дом.
Я силился переварить информацию и не мог. Мозг работал неохотно, поминутно останавливаясь на той или иной мысли.
— Давно не спишь — от неожиданности я открыл глаза и сощурился от яркого света.
Я попытался ответить, но, как не прискорбно, говорить на новом для меня языке не получалось.
Перед моими глазами была женщина лет тридцати, с жутким шрамом на шее. Наверное, из-за этого у нее такой хриплый голос. Пепельные волосы спадали почти до пояса и среди волос, я к своему удивлению, заметил прядь седых волос. Зеленоватые глаза смотрели, казалось, сквозь меня.
— Лежи. Тебе надо отдохнуть. Вот, выпей — она поднесла к моим губам чашу с каким-то напитком, от которого ароматно пахло травами.
Я хлебнул и, не успел я допить напиток до конца, как провалился в глубокий сон без малейшего намека на сновидения.
Наверное, прошел не один и не два дня, пока я спал. Точнее спал я не все время, а с короткими пробуждениями, но разницы никакой тут, так как воспринимал я в моменты своего пробуждения очень мало и почти не помнил ничего. Однако с каждым коротким пробуждением я замечал, что мыслю все яснее, а мышцы болят все меньше. Я выздоравливал... Вот только чего в этом хорошего? Лично мне слабо представлялось, каким образом я смогу расплатиться за лечение, да и как буду жить. Если судить по подслушанному мной разговору дело принимало очень и очень странный оборот. Странно, что я вообще смог его запомнить.
В очередной раз, когда проснулся, я не получил еще одной порции сонного зелья, как я прозвал этот травяной напиток в момент вгоняющий в сон. На улице было темно, и освещен был только письменный стол, за которым сидела Мара. Тихо, не треща, горела лучинка и никакого вам электрического освещения, никаких столь привычных ламп дневного света... Не знаю, но при виде пламени что-то шевельнулось в моей душе: Всю свою жизнь я видел только яркий свет электрических ламп, яркий и, наверное, потому, мертвый. И каким же живым мне пламя свечи... Впервые наблюдал в себе такую склонность к философии, или лучше сказать к поэзии...
Сколько себя помню, я был сравнительно угрюмым человеком, рассматривающим мир, как некое сочетание физических формул и не более. За это меня и не любили... Родителям я казался "шизиком", как и все физики. У них это вызывало ко мне вечно жалость, словно к убогому, что меня, разумеется, бесило, так как убогим я себя не считал. По началу конечно. Потом я это стал расценивать как комплимент. В среде одногрупников я хоть и слыл маньяком, но человеком "своим в доску". Причем эта моя склонность видеть мир под полностью материалистическим углом иногда достигала таких крайностей, за которые любая психбольница предложит мне койку. Эмоции и чувства никогда не занимали в моей жизни важной роли, хотя я и не был лишен их. Скорее они жили своей жизнью, а я своей. Хотя, если положить руку на сердце, рыбалка, шашлычок, да костерок кого угодно настроят на философский лад, я не был чужд этого. Но вот так расчувствоваться при виде небольшой лучинки было точно не свойственно.
До сих пор не могу понять как, но Мара читала мои мысли, словно раскрытую книгу и ей не нужно было даже поворачиваться ко мне, чтобы понять, что я не сплю.
— Проснулся — это скорее был не вопрос, а утверждение.
Я хотел согласиться, но вместо слова, которое должно было быть произнесено, вырвалось мычание. Разумеется, согласиться я хотел не на русском, а на том языке, который осел у меня чудесным образом в голове и на котором, как мне казалось, я могу спокойно изъясняться. Казалось. Забавно, но та пакость, что даровала мне знание местного языка, не позаботилась об устной речи. Нет, я знал, как надо произносить каждое слово, вот только язык упорно не хотел становиться в нужное положение.
— Язык прижимай сильнее к небу, второй звук немного приглушай — подсказала Мара, прочитав, разумеется, мои мысли.
Раза с пятого вышло. Поить снотворным меня не спешили. Может быть, собираются намекнуть про то, что платить за лечение мне нечем и рубли тут не берут?
— Пусть это тебя не беспокоит — произнесла Мара, опять прочитав то, что я лишь подумал.
С горем пополам я смог что-то пробурчать в ответ. Устная речь мне давалась нелегко. Словно приходилось заново учиться говорить.
— Думаю, ты скоро научишься сносно говорить. Дело практики, так как знания языка, хорошие, хоть и порядком устаревшие у тебя есть.
— Что со мной произошло? — коряво, с ошибками спросил я.
Думаю, что причину "древности" моего словарного запаса предстоит выяснить позже. С другой стороны, устаревший словарный запас лучше, чем вообще никакого. На безрыбье, как говориться, и рак рыба.
Мара опять сначала поправила меня, потом только начала отвечать на вопрос.
— Когда ты бежал сквозь болота, ты подцепил так называемого слизня, тварь достаточно редкую, обитающую болотах. Их не так много, но живут они веками. Ты ведь заметил, что твое тело показывало чудеса, при всем притом, что ты, как я, уж прости, прочитала у тебя в голове, никогда не уделял должного внимания физическим упражнениям?
Я кивнул. И это прочитала.
— Слизень прилепляется к спинному мозгу жертвы, обычно в районе шеи, после чего просто снимает все ограничения с тела. На некоторое время он становится частью тела, даруя своей жертве свободу от всех тех незримых нитей, что опутывают каждое живое существо.
