Плохая компания

— Гарри Поттер, — зачем-то представляется он. Голос звучит ужасно сипло из-за того, что он долго молчал.

— Круто, — улыбается сосед, совсем не удивившись. — А я — Сэт Хэвишем! Приятно познакомиться, да, мистер Поттер. Ты сюда за что?

— Родню убил, — иронично улыбается Гарри. Внутри он лихорадочно думает — правильно или неправильно сказал? Надо было улыбаться?

— Слабенько, — Хэвишем расслабленно потягивается на кровати. — На тролля с минусом, знаешь ли. Пацан ты еще, мистер Поттер. И на будущее — за такие вопросики полагается бить собеседнику лицо. Даже несмотря на то, что все и так все знают.

— Буду знать, — говорит Гарри. Больше ничего в ответ не придумывается. Хотя нет: — Спасибо.

Он расстилает на койке свое постельное и морщится от вида одеяла.

— Очки на стол положи, мистер Поттер, — доносится от противоположной стенки. — Не трону. Да и спать в них вроде неудобно...

Мерлин, думает Гарри, у меня еще сохранились очки? Последние дни он жил совершенно на автомате, и для него привычные велосипеды на переносице — действительно неожиданность.

С некоторым сомнением Поттер все же следует совету, после — возвращается к своему спальному месту и вытягивается во весь рост, закрыв глаза.

— Тебе разве не холодно? — засыпать Гарри страшно. Точнее, не страшно, а тревожно и небезопасно. Мало ли? Да и сосед — Сэт, очень странный. Одежда его еще... — В одной мастерке?

Ответа нет. Гарри настороженно прислушивается к каждому вздоху и шороху, и пытается понять — за его вопрос полагается бить лицо собеседнику?..

Но все равно пропускает момент, когда ему в живот врезается что-то тяжелое. Гарри скатывается на пол скорее от неожиданности, и пару секунд ошарашенно вглядывается в темноту.

— Поменяемся, — говорит в это время Сэт. — Я вообще-то люблю холод. Закаленный даже. А от тебя еще на свободе одни глаза остались... И не дури тут с лишней гордостью, мистер Поттер — урок первый.

Гарри бездеятельно смотрит, как Хэвишем разворачивается и выходит из камеры, аккуратно притворяя за собой дверь. Светильники в коридоре добавляют картине деталей — кеды на Хэвишеме просто серые, как и мастерка, а джинсы, оказывается, темно-синие. Волосы у соседа темно-русые. Только глаза рассмотреть не удается.

Потом Поттер поднимается и видит, что "ударило" его сложенным одеялом — точно таким же, какое выдал ему недавно Марски, толстым, теплым и колючим. Он оглядывается — на койке Сэта только матрац и скомканная простыня, под койкой — небольшой открытый рюкзак с вещами и кроссовки.

Только потом до Поттера доходит — он бросается к решетке и осторожно, бережно дергает дверь.

Но дверь закрыта.

От автора: урааааа, я наконец-то закончила эту часть! Чет непривычно писать от третьего лица :/.

1. Другой мир

— Осторожнее! — раздраженно кидаю аврорам по бокам, когда меня "случайно" едва не роняют. В ответ лишь сдвоенный хмык.

Кресло в допросной жесткое, но в какой-то мере удобное — оно достаточно широкое, чтобы я смог в нем разместиться с каким-никаким комфортом. А ведь десяток лет назад места для седалища было куда меньше... Видать, жиреют душегубы.

— Мистер Хэвишем, — манерно приподнимает бровь здоровенный негр по ту сторону стола. — Меня зовут Кингсли, Кингсли Бруствер.

— Мило, а мне какая разница? — жалостливо ухмыляюсь ему я. — Кажется, допросы после приговора не предусмотрены законодательством. Ну, по крайней мере, теперь что-то выяснять поздновато, нет? Или вы хотите задать мне вопросы по другому делу?

Парень здесь, наверно, главная страшилка. Он задумчиво осматривает меня — от кончиков ног до кончиков волос. Кеды, джинсы, футболка, рубашка, ухмылка и зализанные назад волосы — на лоб выпадает строго три пряди. Пижон, фигляр, шут, маггл, деревенщина, предатель крови... Уж точно — не маг и не лорд, пусть и обедневшего в незапамятные времена рода.

— Вы ведь уже бывали в Азкабане?

— Верно, мистер Би. Пару раз.

— Два, если быть точным, — он дотошно вглядывается в неизвестно откуда взявшийся лист. — И один раз вас оправдали.

— Вы умеете читать? — изумляюсь я, но он меня игнорирует.

— Теперь вам дали четыре месяца за хулиганство. За то, говоря откровенно, что вы оказались возле разбитой витрины лавки мадам Малкин. Кто-то вас очень не любит.

— Не любит? — смеюсь я. — Скорее, наоборот. Четыре месяца — даже не срок, знаете ли. Мелочь.

— После года и еще двух лет?

— В точку, — улыбаюсь. Здоровяк качает головой и печальным тоном говорит:

— Мистер Хэвишем, насколько известно, вы являетесь достаточно хорошим специалистом...

— Кому известно, мистер Би? Кто вам сказал такую глупость?

— Ваша квалификация...

— Это что такое? — деланно изумляюсь. — Какая такая квалификация?

— Иными словами, вы отказываетесь от сотрудничества с Министерством? — недовольно подытоживает аврор. Крыть ему в общем-то нечем, никакого документального подтверждения моих возможностей у Министерства нет. Но вот мой отказ сотрудничать по особой программе под кодовым именем "Для ремесленников" больно ударит по нему. Согласие — победа аврората, отказ — косяк переговорщика, справедливость во всей красе.

Но пилить будут весь отдел правопорядка, и терки возникнут несомненно, а доставить гадость правоохранителям я завсегда рад.

Эта кратковременная и весьма относительная победа омрачается последующим трехчасовым избиением в той же допросной. Потом на меня тратят пару зелий и пятнадцать колдомедиковских минут, прежде чем отправить в особую портальную. Из этой комнатки перенос есть только в один конец.

По пути меня опять пытаются свести с полом, но чьи-то руки останавливают падение:

— Осторожнее! — и я замечаю разноцветные, ни секунды не находящиеся в спокойном, статичном состоянии волосы, браслеты на руках, тревожные глаза странно-синего цвета. Метаморф. Нимфадора Тонкс.

— Прочь от меня, отброс! — в отвращении отшатываюсь я и все же падаю на пол. Уголки губ девушки тут же огорченно опускаются, во взгляде на секунду отражается боль, впрочем, она тут же пропадает, сменяясь жесткостью. И, тем не менее, отойдя, она уверенно повторяет моим конвоирам:

— Осторожнее. — И, не глядя на меня больше, уходит.

Затем сама портальная — мрачное, не стоящее описания место, и берег. Каменистый, ужасно неудобный для купания — впрочем, искупаться в нем осмеливаются лишь единицы вроде Сириуса Блэка.

Нас уже ждут. Старая, ужасно скрипящая, кажется, будто бы на ладан дышащая лодка с большим количеством щелей. Лодыжки всегда утопают в ледяной воде, но, тем не менее, эта развалюха на плаву и не тонет вот уже пятьдесят лет. Правда ли это — не скажу, сам могу поручиться лишь за четырнадцать из них.

Лодочник под стать "кораблику" — согбенный старик с неопрятной грязно-седой шевелюрой, безбородый, но плохо выбритый, с белесыми глазами.

Авроры толкают меня в спину и немедленно уходят, держа, впрочем, меня на прицеле палочек. Теперь их задача — пройти пятнадцать километров до конца щита. Щит не просто антиаппарационный — в пределах защиты не работают метлы, ковры-самолеты, иными словами, любые средства передвижения, и волшебные палочки, не помеченные особым образом. У простых смертных здесь есть только своя собственная магия, типа врожденных и приобретенных естественных способностей. Здесь — царство стихийных всплесков и нелюди, к последним относятся и анимаги с метаморфами. Ну и, конечно же, более актуальными становятся старые аргументы в виде доброй стали...

Харви Хатченс, проводник, как он сам любит себя называть, к примеру, ножевой мастер. Каждый, кто пытался убежать, едва попав на берег, зачастую не доживал до того, как авроры сориентируются и пошлют в него какое-нибудь проклятье. С метательным ножом в затылке не живут...

— Хэвишем, чертяка, — добродушно ухмыляется лодочник, — все не нагуляешься, сынок?

— Да вот, мистер Хатченс, — только развожу руками.

— Ну, в первый раз была невнятная формулировка, по факту — кража. Второй раз это уже был вполне себе грабеж, если можно это так назвать. Теперь что, убийство или ты по накатанной решил не идти?

— Хулиганство, — говорю, плюхаясь на лавку. Хатченс тут же тянется крючковатыми пальцами к браслетам на моих руках и с кряхтеньем проворачивает в замке вынутый из штанов ключ. — Витрину, говорят, разбил мадам Малкин. Посчитали — могло быть рецидивом. Но статью великодушно оставили хулиганскую. По просьбе пострадавшей стороны...

— А я говорил, — ворчит старик, — что глупость твоя пижонская добром не кончится, — он неторопливо касается носа лодки, после чего она мягко трогается к острову, виднеющемуся вдали. Я молча киваю ему в знак признательности — обычно лодку даже на штиле шатает как щепку, так сказать, для антуража, а тут вот...

Впервые в тюрьму я попал в одиннадцать лет. Арестован был двадцать девятого августа, осужден — тридцатого. В тот же день меня отправили в тюрьму, более того — в тюрьму для взрослых. Впрочем, она была единственной в магическом мире. Детей, правда, обычно отправляли в исправительный лагерь...

Ровно через год я вышел на свободу, денек погулял — и снова оказался заперт в режимном заведении, на сей раз в школе для детей-магов. Пикантная деталь моей биографии оставалась неизвестной остальным, за исключением, разумеется, Дамблдора. Но он уже тогда мной весьма заинтересовался. Хотя я сначала этого не понял... я бесился от того, что, куда бы я ни шел, мне вечно попадались ужасно навязчивые привидения, или портреты из всех остальных студентов выбрали целью наблюдения и обсуждения именно меня.

Поступил я на Хаффлпаф. Говоря откровенно, там мне было самое место — потому как с моими каплями магии добиться хоть чего-то без трудолюбия было невозможно. Я имею в виду, стать мало-мальски приличным магом. Увы. Я был невероятно ленив, так что и сейчас у меня с магией большие проблемы...

В большинстве своем меня не замечали. Мальчишка-троечник с задней парты, бездарь — для большинства. Талантливый рунник для тех немногих рябят, что избрали продвинутые Руны на обучения.

Затем пришел черед своеобразной известности — после пятого курса. Титул "псих какой-то" прочно ко мне прилип аж до ноября шестого курса. Пожалуй, я стал единственным в истории (ну, по крайней мере, за столетие) учеником, избравшим для дальнейшего изучения Историю Магии. В списке также оказались Руны, Нумерология, Зелья и Чары. Флитвик не возражал, несмотря на мои в большинстве своем плачевные результаты, а Снейпа Стебль с трудом уговорила разрешить мне проползти. Впрочем, самый строгий профессор Хогвартса недолго страдал от моего присутствия. Шестнадцатого декабря тысяча девятьсот восемьдесят девятого года я попал в тюрьму во второй раз. Было немного обидно — в первый раз я хотя бы сел относительно за что-то, а в этот раз меня банально подставили. Нет, не то что мне было не за что сидеть — грешков у каждого на что-то да наскребется, но сам факт...

Впрочем, оба раза виновники моего печального положения понесли наказание. Может, не совсем заслуженное. Но зато за спиной у меня не осталось врагов или должников.

Третий раз, когда меня "недосудили" и отпустили, все было так грубо и неприятно... Топорно — вот удачное слово. Мне демонстрировали силу, можно так сказать. Подкинули украденные у кого-то драгоценности, арестовали, побили, подопрашивали, два заседания с интервалом в неделю — и появляющийся с неба Дамблдор, почти что с крыльями за спиной и нимбом на затылке. Такая вот милая попытка вербовки. Через пару недель после чудесного спасения он письмом попросил меня об услуге, а я отказал. Вот так и закончилось наше "сотрудничество". Два года прошло после того случая, и вот я впервые вышел открыто погулять в Косой переулок. Спустя пять часов меня арестовали у разбитой витрины магазина мадам Малкин.

Нашли оглушенным, если быть точным.

Харви же недоволен тем, что появившийся у меня во время второй отсидки пакет с вещами я оставил в тюрьме со словами "Может, еще придется в них тут пощеголять", и потом еще пару раз подвозил среди прочих вещей пополнение гардероба. Через него, разумеется.

— Да ладно, Харв, — пожимаю плечами, — или ты не рад меня видеть?

— Не рад, что ты жизнь свою прожигаешь, — хмурится Хатченс. — Знаешь, Сэт, — серьезно смотрит на меня он, — раньше чем через восемь месяцев никто не выходит, я знаю. А если что случится с тюрьмой — явно не до тебя будет, — он окинул меня сомневающимся взглядом: — Ну, в основном... Мы можем лодку сейчас развернуть. А ты — отдохнуть четыре месяца где-нибудь на востоке. Или на западе. Или на юге. Главное — далеко.

— Я скажу спасибо Селби при встрече, обязательно. И тебе, Харв, спасибо, я тронут — честное слово. Но нет. У нас строго один билет, не предусматривающий смены маршрута. Лучше расскажи, что нового?

— Да что нового, — качает старик головой. — Новое ты небось все знаешь — вон, говорят, скоро на твоем месте Поттер сидеть будет, а за ним ласточкой и Лестранж пойдет... Почти что в дом свой родной, право слово, и года на свободе не провела.

— Говорят, она была под Империо. Все эти годы, — невинно подмечаю я.

— А мы все, конечно, верим, а то как же. Она ведь не нам орала полтора десятка лет, что Лорд вернется и обрушит кару на наши головы, и Азкабан по камешку разметает, истинную аристократию вызволит и обозначит эру нового порядка... Эх, такой у них хор Пожирательский был — загляденье! Жаль, нет их у нас уже, теперь нечем хвастаться из местечковой самодеятельности, — Харви с деланным разочарованием цокнул языком.

— Ну так в общем и целом их надежды оправдались, с другой стороны. Всегда приятно, когда надежда узника на доброе будущее оправдывается, — мы вместе рассмеялись. — Еще что-то было?

— А больше никого интересного и не было. Зато у Рика сын родился.

— Ого, здорово! Он что, все еще здесь?

— Да, нет, аккурат после рождения сына и уволился.

— И что, теперь в охрану новика пришлют?

— Зачем? — фыркает Харви. — У нас вечный некомплект персонала, кого это когда-нибудь трогало?..

Вблизи Азкабан... подавляет. Тяжелый, красивый, мрачный, величественный. Пробирает до дрожи, если честно, сколько на него не гляди, — Харви и тот на секунду замирает, когда сходит на берег.

— О, Хэвишем, — флегматично приветствует меня Донни Лэм, один из охранников.

— Сэт, малыш, ты что, опять проштрафился? — скрипит ворчливо чуть позади него Берта Кул. — А ну иди сюда, негодник!

— О, черт! — я попятился. Берта в свое время решила, что стоит обо мне позаботиться и попытаться нормально воспитать в условиях даже Азкабана. И отдельной статьей всегда шли всякого рода уголовные проделки.

— Сэт Маркус Хэвишем, я только что слышала из твоих уст ругательство?! — и под довольный хохот Харви с Дональдом я всю дистанцию до сейчас гостеприимно распахнутых ворот преодолел бегом. Не очень быстро — все-таки Берта была тучной женщиной шестидесяти лет, и в ином случае ей бы не удалось меня догнать и славно отчитать, перемежая нотации подзатыльниками.