Сын своего отца

Естественно, методы привлечения льготами срабатывали. Кто группами по три-пять человек, кто в одиночку, а некоторые целыми караванами проходили мимо замка Расс со стороны Скалистого Хребта, как называли Восточные горы по эту их сторону. Проходя мимо замка, люди разбредались по трём дорогам, ведущим на север, восток и юг. Рассы не думали о сиюминутной выгоде и были рады любому, готовому принести им доход даже в отдалённом будущем.

Нельзя сказать, что Гнилой Тупик очень уж разросся со времён находки Болла. Трудная жизнь в суровом климате не позволяли благоденствовать. И искатели счастья, кто скопив денег, а кто — разочаровавшись, уходили вниз по речке в город или близлежащие деревни. Донито не держал их. Чаще всего они уже по несколько раз окупили затраты на них, а с неудачников и брать было нечего. Тем более что стражники, постоянно дежурившие на тропе, выпускали лишь тех, кто получил разрешение старосты с указанием количества уносимых ими камней.

Особо удачливые возвращались в Западные земли. Как правило, через несколько месяцев после этого из-за поворота реки к широкому каменному крыльцу дома господина Донито выбредали несколько оборванцев, с надеждой и испугом озирающихся на покрытые туманом окрестные кручи. Староста, заранее предупреждённый о гостях бдительной стражей, ухмыляясь в рыжеватую бородку, выслушивал, новости о жизни бывших подопечных и знакомил вновь прибывших с местными порядками под одобрительные возгласы толпы сбежавшихся поглазеть старожилов.

По опыту своего отца Марс Донито предпочитал сразу предупредить новичков, что бежать с добычей некуда: тропу стережёт стража, а Северные горы одолеть невозможно. Хотя...

Это случилось пятнадцать лет назад. В тот день, выдавшийся на удивление солнечным, господин Донито, обедавший после посещения рудников в собственном доме, грелся на солнышке во внутреннем дворике, строя планы посещения герцогского замка. Выскочившая из кухни с ведром отходов служанка вдруг остановилась и ахнула, указывая рукой куда-то вверх, на склон хребта, мощной грудой вырастающего в нескольких километрах к северо-западу.

На серо-зелёном склоне едва различимо темнели не то три, не то четыре точки. Близко, очень близко от гребня. За те полчаса, что староста смотрел в другую сторону, так высоко взобраться было невозможно.

— Дураки. И себя погубят, и камни.

В его равнодушии к судьбе беглецов сквозила явная досада.

— Да нет же, господин! Они спускаются вниз.

— Не болтай глупостей. С той стороны неоткуда прийти. Слава Всевышнему, мы от Нордии надёжно прикрыты. Хотя... может быть, ты и права. Мне не докладывали, что кто-нибудь не вышел на работы...

Их встретили у самой деревни. Высокий темноволосый мужчина лет тридцати пяти в пластокерамическом рыцарском облачении вёл под уздцы двух коней. На первом лежала женщина с бледным лицом. Она вряд ли что чувствовала и, наверное, давно свалилась бы на землю, не будь привязана к животному. На втором, мощном боевом скакуне, в притороченной корзине испуганный хлопал глазёнками мальчик лет трёх-четырёх. Корзину уравновешивало прикреплённое к другой стороне вооружение: меч в дорогих ножнах, арбалет, шлем, походная сума и щит, выкрашенный чёрной краской.

Рыцарь, пошатываясь от усталости, подвёл свой маленький караван к Донито, выделявшемуся среди прочего люда, и заговорил с ним глухим хриплым голосом:

— Я надеюсь, что нахожусь уже во владениях герцога Талка Расса, а это, должно быть, деревня Гнилой Тупик. Прошу вас оказать помощь моей семье.

— Но кто вы, достопочтенный рыцарь? Откуда вы пришли?

Рыцарь закашлялся, сплюнул выступившую кровь и пошатнулся от приступа слабости.

— Сейчас это не важно. Неподалёку от вашей деревни живёт Исповедник по имени Пит. Проводите меня к нему. Он должен помочь моей жене.

Мужчина продолжал ещё говорить, когда толпа начала расступаться перед седым стариком лет семидесяти.

— Я знал, что ты придёшь сегодня, и сам поспешил тебе навстречу.

Кто-то из толпы восхищённо зашушукал.

— Но ты, рыцарь, из-за своих ран не сможешь дойти до моего убежища. Мы проведём ночь в доме Холла, который уступит нам его на сегодня.

Старик несколько секунд жевал губы, а потом всё же уточнил:

— Скорее всего, ночь прощания с твоей женой.

Рыцарь вздрогнул, как от удара, и едва не повалился. Подхвативший его молодой парень громко воскликнул:

— Да у него же вся одежда колом стоит от крови!

— Ведите всех троих в дом Холла, — приказал Исповедник и сам принял мальчика из рук сердобольной женщины, вынувшей того из корзины. Огромные глаза ребёнка, повидавшие уже такого, что и за всю жизнь некоторым взрослым не приходилось пережить, недоверчиво глядели на щуплого старика в белых одеждах.

— Не бойся, Эрг, всё хорошо! — погладил морщинистой рукой по крошечной спинке старец, и молчаливый малыш крепко прижался к нему. Рыцарь удивлённо оглянулся, но Пит улыбнулся морщинками вокруг глаз и ответил на готовый сорваться с уст мужчины вопрос.

— Я же Исповедник... И тебе могу сказать совсем не то, чего ты ждёшь. Гордись тем, что совершил. Всё равно правда пробьётся на свет. Люди, свершившие несправедливость раскаются. Я же склоняю пред тобой свою голову за все твои подвиги уже сейчас.

Исповедник, крепко прижав к себе ребёнка, поклонился едва стоящему на ногах человеку, не обращая внимания на окружавшую их толпу.

Старик, похоже, действительно знал заранее, кто и когда придёт. В его узелке нашлись именно те снадобья, которые оказались нужны. Вместе со взявшимися ему помочь, он недолго поколдовал над женщиной, но вскоре выпрямился и покачал головой:

— Слишком поздно. Даже если она придёт в себя.

Пит накрыл умирающую простыней и отошёл к её мужу, который тоже без сознания лежал на другом топчане. Вместе с помощницами он снял с рыцаря доспехи, местами пробитые, и пропитанные ссохшейся кровью одежды, обнажил раны, промыл их и смазал чем-то пахучим.

На улице уже темнело, когда старец проводил помощниц и зажёг масляную лампадку. Малыш, молча сидевший в углу комнаты, переполз подальше от света на другой конец лавки и замер под немигающим взглядом колдуна. Но тот улыбнулся и, обойдя стол, сел рядом, прижав мальчика сухонькой рукой к своему боку.

— Это хорошо, что ты меня не боишься... Правильно, не надо бояться. Самое страшное для тебя уже позади... А всё остальное ты даже не поймёшь...

Прислушавшись к слабеющему дыханию женщины, Исповедник встал, держа ребёнка за руку. Он подвёл его к топчану, на котором лежала мать. Теперь они вместе смотрели на лицо несчастной. Малыш держал за руку старика, а тот сжимал руку умирающей.

— Ты должна передать свои корни сыну, — чуть слышно прошептал он.

Его глаза, превратившиеся в раскалённые черные угли, впились в обострившиеся черты бледного лица. Закрытые веки дрогнули, и взгляды матери и ребёнка встретились. Замерев, тот, не отрываясь, глядел в них, не понимая ничего, кроме того, что происходит что-то важное.

Так продолжалось несколько мгновений. Наконец женщина медленно сомкнула веки. Ещё можно было расслышать два-три вздоха, но они стали последними. Старик с трудом выпрямился и подхватил мгновенно уснувшего мальчика.

— Он всё принял, — пробормотал колдун и, едва передвигая ноги от усталости, унёс ребёнка на лежанку с каким-то тряпьём.

Ни рыцаря, ни его сына не было на похоронах, которые по настоянию Исповедника господин Донито устроил как для человека знатного происхождения. На похоронах говорили, что рыцарь плох, очень плох, что он даже не в состоянии выйти из дома. Особенно сдал он, когда узнал о кончине жены.

Донито сидел за завтраком, угнетённый свалившимися на него напастями.

Во-первых, пришедшие неизвестно какими путями и откуда люди. Ведь если прошли они, значит, могут пройти и другие. А это опасно для казны герцога, если другие пойдут с камнями, или для жизни самого Донито, если по проторённой дорожке нелёгкая принесёт нордийцев. Ведь кроме Нордии за горами ничего нет.

Во-вторых, похороны женщины из знатного рода. А какого рода? Вдруг дело нечисто и попахивает неприятностями. Исповедники, конечно, не ошибаются и не врут. Просто молчат до поры, до времени. Ну, и жаль её чисто по-человечески. Сердце-то у бедного Донито тоже не каменное.

В-третьих, рыцарь безгербовый. Значит, от кого-то скрывается. Доложить герцогу? Ещё не известно, как он посмотрит на то, что староста дал приют этому вояке. А не доложить — всё равно кто-нибудь проболтается. Это уже куда хуже.

В-четвёртых, мальчишка. С ним-то что делать, если и отец у него откинется? С одной стороны — жаль, ребёнок ведь! С другой — чей ребёнок-то?

— Сын женщины знатного рода и благородного рыцаря. Рыцаря совершившего столь невероятные подвиги, что поверят в них ещё очень нескоро.

Марс Донито аж подпрыгнул на стуле и закашлялся, поперхнувшись куском. В дверях стоял Исповедник Пит, по мнению местных жителей — святой человек. При такой репутации его все немного побаивались, так как ходили слухи, что он умеет читать самые затаённые мысли. И, хотя староста за свою жизнь не раз сталкивался с Питом, тот никогда так наглядно не подтверждал бытующих слухов.

— Я не думал напугать тебя, — извинился старик. — Видимо, ты был настолько озабочен, что и впрямь не заметил моего прихода. А я как раз пришёл успокоить тебя. Позволь, я буду отвечать на твои вопросы в том же порядке, как они стоят перед тобой.

Исповедник вынул из кармана одежды свёрнутый кусок старинного пластика.

— Погляди на эту карту, и тебе станет ясно, как они прошли через горы.

— Что? Древняя карта? Откуда она у них?

— Я же объяснил, что они оба из знатных родов. А на карте помечен их маршрут через скрытые проходы в горах. Найти их без карты невозможно. Посмотри, как всё запутано.

— Но они оставили следы, которые исчезнут не раньше двух-трёх недель. Любой следопыт их запросто распутает и нанесёт на свою карту. А судя по обилию крови на нашем друге, за ними была погоня.

— Верно. Погоня была, когда они выбирались из Нордии. Но преследователям не повезло. Вот здесь, здесь и здесь произошли стычки. Последних четверых он убил вот тут, за два дня пути отсюда. Вчера в тех местах прошла снежная буря, так что о непрошеных гостях не беспокойся. Имён их я не имею права тебе назвать. А герцог ничего не узнает, если ты не проболтаешься. Людям же я уже приказал все забыть.

— Но ведь...

— Мужчина тоже скоро умрёт. После такого пути и таких ран сил у него почти не осталось. А после похорон жены пропало и желание выздороветь. Я же не могу вылечить человека, не осознавшего себя и не помогающего мне изнутри.

— Он знает об этом?

-Я сказал ему, но он вряд ли в состоянии преодолеть себя. Ребёнок же вспомнит их имена тогда, когда это станет ему нужно. И не только имена, но и все их знания. Не удивляйся, если он, взявшись за что-то впервые, заткнёт за пояс доброго мастера или станет рассуждать о вещах, ни разу им не виденных. Воспитай его, и тебе воздастся по заслугам.

Старик немного помолчал, а потом, низко опустив голову, добавил:

— Может быть, это станет твоей главной заслугой в жизни, твоим предназначением. А свой путь он найдёт сам.

Он повернулся к двери, но на полпути оглянулся, усмехаясь одними глазами:

— Не укоряй себя, меня уже накормили твои служанки. Прости, что прервал твой завтрак.

Донито захлопнул свой рот, а когда белые одежды Пита мелькнули за окном, недовольно проворчал:

— Раньше хоть думать не боялся...

Безымянный рыцарь умер через неделю после своего появления в Гнилом Тупике так же тихо, как и его жена. Колдун снова брал с собой ребёнка к умирающему, на что жена старосты пыталась возражать, мол, это зрелище не для такого малютки, но старик так глянул на неё, что у женщины разом пропало всё желание спорить.

А спустя месяц староста стал свидетелем любопытного разговора двух женщин.

— Что это за мальчишка? — спросила соседку хозяйка дома, в котором умирала мать Эрга.

Та вела малыша за руку.

— Да старостин. Господин Донито просил погулять с ним часок. Вроде бы у него он воспитывается. А вот откуда взялся, не знаю, — развела руками та, что передавала ребёнка на руки Исповеднику.

Высокий темноволосый юноша лет девятнадцати-двадцати, закованный в прочные доспехи, держал под уздцы коня. Прощаться с ним вышли его немногие добрые знакомые: староста Донито, Исповедник Пит, кузнец Джозеф, жена и дети старосты. К отъезду было готово уже всё. Вьючные лошади нетерпеливо переступали с ноги на ногу, покачивая своей драгоценной поклажей. Стражники oбменивались последними словами с жёнами и детьми.

— Если тебя после Посвящения пошлют в наше герцогство, то не забывай к нам дорогу, — всплакнула жена господина Донито и подтолкнула дочку, которая уже несколько раз заговорщицки выглядывала из-за спины матери.

— Это тебе от всех нас! — протараторила четырнадцатилетняя девочка и развернула перед молодым человеком рыцарский плащ. — Настоящая веркская ткань из драгонской шерсти!

Смущённый столь дорогим подарком, юноша что-то начал бормотать в знак благодарности, а девчонка, покраснев от удовольствия, пояснила:

— Исповедник сказал, что тебе нужен чёрный цвет.

Седой старик в белых одеждах удовлетворённо кивнул головой. Учителю и ученику достаточно было встретиться взглядами, чтобы обменяться прощальными словами.

'Помни, чему я тебя учил', — сухо сверкнули выцветшие стариковские глава.

'Я всё помню, Учитель', — вспыхнули юношеским задором серо-голубые брызги.

'Не будь самоуверен, мальчик мой. На всякий меч есть свой щит. На любой щит найдётся меч...', — дрогнули дряблые морщинистые веки.

'...но никакой щит не устоит против разума, и никакому мечу не одолеть его тверди!', — сдвинулись кверху уголки глаз юноши.

'Да будет славен твой путь!'

'Да будет далёк ваш день!'

Года через два после появления Эрга в деревне, старик явился в дом Марса Донито и, дождавшись, когда они останутся наедине с хозяином, заговорил с ним о мальчике.

— Чем ты хочешь его занять?

— Не знаю, — полноватое лицо старосты выражало неопределённость, — Наследники у меня есть, чтобы передать им дело. Оставить его здесь простым работником — не годится. Больно уж сообразительный мальчишка. Куда-то на сторону отдавать, значит, себе петлю на шею вешать.

Исповедник коротко взглянул на своего визави, но староста, перехватив его взгляд, криво усмехнулся:

— Думаешь, если ты не сказал ничего о его родителях, так у меня своей головы на плечах нет, чтобы понять, что это были за птицы? Хоть мы и далеко от столицы, но и до нас вести докатываются. И про междоусобицу, затеянную этим проклятым Парном, и про то, как мятежников в Нордию прогнали, и про то, как нордийцы их там перебили. Но, как я понимаю, не всех. Двое все же успели сбежать. И когда какой-нибудь твой духовный брат встретит нашего приёмыша, то и мне вместе с ним не поздоровится. Живо пособничество парнским дружкам припечатают.

— Не беспокойся о моих братьях. Им ни его, ни твоя кровь, ни к чему. А мальчишку нам здесь не удержать, как бы мы не старались. Рано или поздно он покинет твой дом, чтобы выполнить свой предназначение. И лучше будет, если он уйдёт отсюда готовым к любым трудностям. Поэтому я и пришёл просить у тебя разрешения взять мальчика на пару лет, чтобы передать ему необходимые знания.