Ржавчина

Ну, про грудь я даже говорить не хочу. Нет, она у неё присутствовала, конечно, и, в принципе, если бы это была первая увиденная мною в жизни женская грудь, я бы, наверное, пришёл в восторг. В чём-то она, без сомнения, была даже привлекательна, мила, и всё такое. Только я-то ожидал не чего-то маленького, остренького и торчащего, а что-то округлое, полное и мягкое на один даже взгляд. Ну, ладно...

И потом, глядя в журналы, я привык, что у женщин там должны быть волосы! У взрослых, развившихся женщин. У Гермионы там всё было чисто и гладко, так что я даже вспомнил собственную сестру, когда мать её купала по малолетству. Она, что, думала, что мне это должно понравиться? Опять что ли в книжке какой-то вычитала?

Знаете, она мне вся целиком с этой её худобой напомнила какую-то... не знаю даже как сказать... недоразвившуюся, что ли. Ну не видел я в ней женщину, не видел и всё тут, хоть побей меня!

Нет, вы не подумайте, это не какое-то там привиредство или что-то такое. Парень ведь может два часа недостатки девушки описывать, но это ему не помешает её хотеть. Ну вот ни капельки! Конечно, бывают совсем страшилы, но не про них речь. Да, я увидел то, что увидел, и мне это совсем не пришлось по душе, но, вы думаете, такая ерунда что-то меняет? Ничего подобного! Сам удивляешься, как в голове вдруг начинает что-то перестраиваться на другой лад. Потому что возбуждаешься, и потому что понимаешь, что надо! И вот уже то, что тебе только что не нравилось, вдруг становится сносным, как только внутри поднимается эта горячая волна от одной только мысли, что вот она — девушка — голая, совсем-совсем голая прямо перед тобой, и ты можешь с ней делать именно то, что тебе сейчас так хочется. Если бы дело было только в её фигуре, то хрень это была бы, а не проблема.

Гораздо сложнее оказалось другое. Наше с ней длительное знакомство. Наша с ней дружба. И не просто там "мальчик с девочкой дружил", а самая настоящая дружба, на все сто процентов, и даже больше. Кто-то внутри как будто бы твердил: "Эй, это же Гермиона, мать твою!" Это же Гермиона, она не может вот просто так по твоему желанию стоять перед тобой голая. Она не может готовиться залезть в постель, чтобы ты там её отъымел. Потому что это — Гермиона Грейнджер, а ты — Рональд Уизли. Так что этого не может быть, потому что не может быть никогда! Выходило так, что я видел её как бы из двух половинок: от шеи и выше это была моя подруга, которая никогда в жизни никаких таких вещей делать не могла, а ниже — тело какой-то девушки, которое мне не очень нравилось, но которое я вполне даже был не прочь сейчас схватить обеими руками, чтобы затащить в постель. Боюсь, я не смогу даже приблизительно описать это ощущение. Бред какой-то! Почему столько ерунды сидит внутри нашей головы?! И главное, одновременно!

Я думаю, что если бы она меня к себе подпускала постепенно, всё стало бы намного проще. Но, куда там! До свадьбы — никаких обнажений. Понятно, что она просто стеснялась жутко, и, судя по её телу, имела основания. Но всё равно, лучше бы мы до свадьбы как-то это начали. Ладно, после так после, я готов был терпеть, и я терпел, но самое главное-то не это вообще.

Не сказал бы, что у нас в ту ночь совсем ничего не получилось. Что-то получилось. Но удовольствия нам обоим не доставило. Я бы назвал это просто — возня! Н-да... Потом-то мы потихоньку приспособились. Вошло всё в какую-то колею. Только, знаете что? Это не секс! Да. По крайней мере, с любимой девушкой. Мы просто снимали напряжение, и всё. Конечно, это было приятно. Но...

Мерлин и Моргана, она же ничего мне не позволяла!!! Ничего, что бы выходило за рамки "нормального", по её мнению. А "нормальным" она считала только вот — легли, обнялись, поцеловались, потерлись друг о друга, она вниз, я вверх... ну, вы поняли! Блин!..

"Это мне не нравится!.. Так мне неудобно, так мне больно!.. Не дави, не лезь, не хватай!.. Ты с ума сошёл?! Какая гадость! Это негигиенично! Ещё чего не хватало! Нет, и не проси!"

Тьфу!..

А главное, как будто я и вправду какой-то там извращенец. Я же не хотел ничего уж прям особенного.

Так и жили. Я ведь любил её. Правда. До слёз. Смотришь, порой, и действительно плакать хочется. От счастья. Потому и мыслей не было, чтобы что-то поменять. Ну, вот такая она у меня! Ну, что поделаешь?! Какая досталась, такая досталась.

Поэтому и к Панси в гости шёл — так... с туманом в голове. Без всяких таких планов.

Она мне дверь открыла на расстоянии — палочкой, видимо, специально, чтобы я смог издалека на неё полюбоваться. На ней была какая-то... пижама, что ли. На самом деле, это не пижама была, конечно, просто что-то такое шёлковое, лёгкое, обтекающее, ярко-красного цвета с чёрными разводами. Рубашка и штаны, и ткань при движении вроде бы и свободно колыхалась, но время от времени как бы облегала фигуру. Уф! Супер, короче!

И я тогда подумал: "Ого-го! Что-то будет". И вот что, ЧТО, блин, тут ещё может быть, кроме как известно что?! Но я просто взял и в сторонку эту мысль отодвинул.

Мы посидели, поболтали немного, выпили. Сегодня-то я мог позволить, до моего возвращения домой выветрилось бы. А потом в разговоре всё чаще стали возникать паузы. И Панси смотрела на меня, как это говорят, красноречиво. С распахнутыми такими глазами, и чуть-чуть недоумённо кривила губы. Она находилась справа от меня на диване, буквально руку протянуть, маленькая, соблазнительная, и от неё пахло просто сногсшибательно. У меня голова начала кружиться от её присутствия.

— Так, похоже, другого выхода нет, — её губы саркастически растянулись, — кое-кто тут чересчур тупой.

И потом она просто взяла и залезла на меня. Вот прямо села верхом на ноги и ладошки на плечи. Я аж там чуть не подавился. "Ты чего?" — спрашиваю. И она сразу так: "Хорош время терять без толку". Я стал отпираться. Пытался, точнее, потому что сбрасывать с себя мне её не хотелось. Не мог себя заставить. Знал, что надо, но всё откладывал, ограничивался словами, оправдывался про себя, что нельзя девушку обидеть, грубо же получится. И она такая: "А зачем ты сюда пришёл?" И пижаму эту свою красную с плеч вот так раз — одним движением — и вниз.

Ну, надо ли говорить, что зрелище там было не чета гермиониным фигзнаеткакназвать. У жёнушки моей с этим делом, правда, было не очень. Нет, я знаю, что кое-кому именно такие и нравятся, но я-то точно не из их числа. Я люблю, когда можно упасть туда и задохнуться. Не в буквальном, конечно, смысле, но вы же меня поняли. Надо, чтобы сразу видно было, что это женщина перед тобой, а не девочка-переросток. И у Панси с этим всё было в полном порядке. Так что я задохнулся ещё до того даже, как успел дотронуться до этих немаленьких таких... ох, как же назвать-то, чтоб вежливо вышло... поняли вы, в общем! Большие такие стоячие груди с темными крупными сосками. И явно уже в боевой готовности.

Конечно, она знала, что бьёт наповал. Попробуй поспорь с таким аргументом, тем более что я до этого не особо-то и сопротивлялся. Да и вообще, правильно она сказала, чего я тогда пришёл, не о погоде же беседовать. Но на меня стыд вдруг накатил. Что же это я — перед первой же симпатичной девушкой, которая передо мной сиськами помахала, готов жене изменить? Гермионе? Моей Гермионе? Я что — и вправду тряпка какая-то безвольная? Я ж гриффиндорец, как-никак! А тут получается, веду себя чуть ли не как Петтигрю.

Нет, ну, не как Петтигрю, конечно, это я уж перегнул, но измена жене — это ж всё равно предательство, как ни крути. Тем паче, если твоя жена — Гермиона Грейнджер. Многие вообще бы у виска покрутили — не просто изменщик, но и идиот в придачу. Они, правда, с ней не жили, ну, да что это меняет, в конце концов!

В общем, попытался я. Вернуть Панси пижамку на плечи, объяснить, что не буду я Гермионе изменять. Я-то думал, она меня сразу пошлёт. Ну, в этом её духе, процедит что-нибудь презрительное о выходцах с нашего факультета, и потом выгонит вон поскорее. Было бы обидно, не спорю, потом бы ещё долго себя дураком считал. Всегда же так бывает — сделаешь правильный поступок себе в ущерб — потом ходишь жалеешь, а себя утешаешь тем, что ты весь такой волевой и правильный, что другие так не могут. Слабаки. Ну да, надо же чем-то себя утешать.

Но Панси ничего такого не сделала. Она так спокойно пронаблюдала, как я пижамку ей обратно на плечи накидываю, не пытаясь мне помешать, потом наклонилась к самому уху и прошептала:

— Она же ни о чём не узнает!

А, вы же понимаете, когда к тебе такая соблазнительная девушка наклоняется и в ухо шепчет, то все твои внутренние возражения начинают быстро терять силу.

— Даже если не узнает — не могу я её предавать. А если узнает — тем более, я тогда навсегда её потеряю. Не только как жену, как друга тоже.

— Ой, тоже мне потеря! — Панси иронично приподняла бровь. — А какой толк тебе теперь уже от её хорошего отношения?

— При чём тут "толк"?

— Что ты, лично ТЫ получаешь от этого брака?

— Я... Панси, отношения... они... не для того совсем. Не для толка. Для тебя дружба — вообще, пустой звук.

— Уизли, она жена тебе, ты забыл? Ты зачем женился?

— Ну... я люблю её. И она... меня.

— Ой, Уизли, влюблённые так не мямлят. Или тебе показать, как это должно выглядеть? — она сгребла в кулачок мантию у меня на груди.

— Неважно. Какая разница, как я говорю. Ты просто не понимаешь.

— Я просто не понимаю, — повторила она с совершенно неподражаемой интонацией, — ню-ню! — и принялась тихонечко, со скромной такой улыбочкой снова сбрасывать вниз пижамную рубашку.

И, как ни странно, я понял, что она имела в виду. Все эти её наблюдения за нами... Конечно, ей было смешно сейчас. Конечно, она считала, что у нас с Гермионой всё плохо. Или уж, по крайней мере, не очень хорошо. И у неё были основания так думать. И мне тогда пришёл в голову вопрос: "А что дальше?" Что будет дальше в наших с Гермионой отношениях? Куда всё это придёт, чем кончится? И я не смог ответить. Точнее...

Я слышал чью-то фразу (от Гермионы, конечно): безвыходным положением мы называем то, выход из которого нам не нравится. Вот со мной было то же самое в тот момент. В действительности, ответ на мой вопрос был, но он мне не нравился, и я решил, что его нету. И не стал отвечать. Вместо этого...

Вместо этого я подумал, что мне нужен отдых. Просто маленький отпуск, окно, отдушина, чтобы слегка отойти от рутины. А потом, с новыми силами...

Ну, всё равно ведь это несерьезно! С Панси? Нет, конечно, нет! Просто расслабиться, устроить себе выходной. Это же почти и не измена, по сути.

— Ну, хорошо, а тебе-то самой это зачем? Ты-то чего хочешь?

— Я хочу тебя.

"Она хочет меня". Вот так просто. Разве такое могло быть? Впрочем, могло. Сразу вспомнился шестой курс, Лаванда... Но, то — Лаванда, а, то — Панси. Разные вещи, согласитесь. С другой стороны, я же сам не так давно ещё рассуждал о том, что всё изменилось. И когда я увидел её в первый раз после долгого перерыва, первое, на что я обратил внимание — её макияж и её фигура. И никаких ассоциаций со Слизерином. Кто знает, может, и у неё так же? И я сейчас уже не какой-то там очередной Уизли, без денег и положения, а уважаемый маг, ещё и аврор, к тому же. Вот она и посмотрела на меня другими глазами. Да и не такой уж я и ужасный внешне, высокий рост, всё на месте, почему бы ей меня не захотеть? То-то она всегда следила за мной глазами, когда я появлялся в их департаменте. И, в конце концов, не она ли сама запрыгнула мне на колени, не она ли сама сейчас сидит и светит передо мной своими... аргументами?!

И ещё, знаете что? Мне ещё никто никогда не говорил, что меня хочет. Даже Лаванда. Про Гермиону тут даже упоминать нет смысла. Она бы такое сказала, наверное, только под пытками, всё стесняшки, стесняшки. Когда-то это меня возбуждало, сейчас... Хотелось чего-то поострее. И уже давно, как выясняется, судя по реакции собственного организма.

Да, удержаться от конкретного стояка в такой ситуации сложновато. И Панси, конечно, не могла его не заметить.

— Ита-ак?

И она провела ладошкой прямо по моему члену. Ласково так, но я чуть на месте не подпрыгнул. Руки сами собой дёрнулись, как будто я собирался её оттолкнуть. Шок — вот что это было! Потому что, ну, вы знаете, меня ещё никто не касался там. Тем более, девушка. Гермиона? О, она, как только могла, обходила эту зону. Максимум — могла за задницу ухватить, и то во время особо тесных объятий. Но чтобы руками туда залезть — да ни в жизнь! Не то чтобы я этого от неё ждал — нет! Но и мешать ей, в отличие от неё, вроде как, в этом деле не собирался. Ну, если бы она вдруг решилась. Но её, похоже, от одной только такой мысли в дрожь бросало. Так что для меня самого как бы было в порядке вещей, что я-то сам хочу к девушке туда залезть, а она ко мне — нет! Поэтому и подпрыгнул.

А Панси, такое ощущение, как будто мои мысли читала на этот счёт, потому что ухмыльнулась как-то уж очень догадливо. И... всё пошло-поехало. Ну, вы понимаете.

Когда она стянула штанишки, и я увидел её круглые бёдра и чёрный прямоугольник идеально ровно побритых волос между ног, из-под которого снизу соблазнительно так выглядывали кончики её губ, я понял, что вот о чём-то подобном я и мечтал всю сознательную жизнь! Мерлин всемогущий, вот это действительно была ЖЕНЩИНА! И вела она себя не хуже, чем выглядела. У неё глаза горели! Горели, понимаете?! Как угли во тьме. Она даже слегка скалилась, когда примерялась для очередного своего поцелуя. Я до этого понятия не имел, что такое — встречное желание! Лаванда сама на меня набрасывалась, но не я, да и не дошло у меня с ней ни до чего серьёзного, а Гермиона... она... даже если и хотела, то... пришлось бы давилкой для винограда из неё это наружу выдавливать. А тут...

Это был ураган, настоящий ураган — наши с Панси "взаимоотношения" на том упругом диване. Совершенно же другое состояние, когда тебе отвечают, тем более, когда ТАК отвечают. И я в ответ просто впивался неё. Руками, губами. Мерлин, да у неё косточки трещали, когда я её тискал! И кожу тоже... Втягивал губами, высасывал... Наставили мы друг другу синяков, хе-хе! У неё кожа была точь-в-точь, как у Гермионы, точь-в-точь, как я люблю. Бархатная, плотная, чуть-чуть смуглее, чем обычно, с мраморным таким оттенком. Мерлин, Мерлин, как я мечтал, как я мечтал вот так же покувыркаться с Гермионой!! Чтобы уж трах, так трах, на всю катушку! Но не давали же, никогда, никогда не давали!

И дальше, конечно, пошло не хуже. Дорвался я и до того, что мне не позволяли, а теперь наоборот, ещё и за волосы, и — туда! Давай, Рональд, поработай. Ага! Улыбаетесь? Я тоже сейчас сижу и улыбаюсь. Потому что в памяти вот прямо перед глазами это незабываемое зрелище, так бы и уткнулся снова. Потому что и в ответ мне было показано, как она умеет работать. И тут уж я не подскакивал и не пытался схватить её и оттолкнуть. Я просто сидел и, как это говорится, постигал. И ведь это было только начало!

А её голос? Эти чудесные звуки, сначала глубокие, мурлыкающие, потом всё громче и громче и под конец уже вопли во всё горло, а главное, без всякого стеснения — хочется ей орать, она орёт. Чего уж проще?