Хамелеон-2. Чужое сердце

Пауза. Кажется, он задумался.

Я хмурюсь. Что за пространные рассуждения ведёт этот незнакомец?

— К сожалению, времени у нас мало. Я объясню тебе всё по порядку. Сейчас ты чувствуешь себя странно. Твоё сознание граничит на уровне удовольствия от наркотических веществ. Не волнуйся, это всего лишь психотропное. Понимаю, это жестоко, но, честно говоря, терпеть не могу добиваться ответов у паникующего человека. Поэтому тебе нужно всего лишь постараться ответить на мои вопросы, а потом мы тебя отпустим.

Смысл доходит явно с опозданием. Несмотря на то, что я слышу каждое слово из долгой речи незнакомца, перевариваю услышанное так, словно мне объясняют задачу по математике.

— Хотите сказать... — медленно начинаю лепетать. Меня перебивают:

— Да. Тебя похитили. Временно. Не переживай, твоей жизни ничего не угрожает.

— Вы те, о ком предупреждал Рай, — говорю тупо. Ого, получилось разлепить губы.

— Вполне возможно. Лучше ответь на простой вопрос: кто ты?

— Я Лиза, — выдаю абсолютно честно. Ну, мне же нечего скрывать.

— Что ты делаешь рядом с Раем?

— А я не знаю. — Ох, говорить сложно. Язык еле шевелится, губы слабые.

— Уже больше недели ты проживаешь в его доме. Он возит тебя в ресторан. Не стоит увиливать, ладно? Почему он так тебя опекает? — дряхлый голос приобретает довольно жёсткую интонацию. Ничего себе.

— Он мне не говорит, — выдавливаю с трудом.

— Ты Клеймённая?

— Нет, я Лиза.

— Ты из его стаи?

— Я не волк, я Лиза. — Честно говоря, мне уже надоедает разговаривать с этим странным человеком.

Можно мне домой?

Ой, нет. Меня же похитили.

А где Рай? Его тоже похитили? Хотя, думаю, если его похитят, то он прямо из подвала похитит тех, кто его похитил. Хих.

— Лиза, для того, чтобы я тебя отпустил, мне нужны ответы.

— Ладно. — Пытаюсь кивнуть, но ничего не выходит.

— Откуда ты?

— Из интерната. Хотя... вроде нет. До этого я в другом городе жила. Он... этот... забыла название, — признаюсь виновато.

— Как ты попала к Раю?

— Никак, это он меня попал.

— Что?

— Ну, я там долго была, а Рай меня забрал. И он ещё... там... платье мне купил, — говорю смущённо.

С каждой секундой шевелить губами всё легче. Надо бы и мысли как-то в порядок привести.

— У вас с ним отношения?

И как этому голосу удаётся сохранять такое спокойствие?

— К кому? — не понимаю я.

— Похоже, с дозой переборщили, — говорит какой-то незнакомый голос.

Ух ты, да мы ещё и не одни. А кто рядом? И чего это он молчал до этого? Подглядывает?

— Лиза, ты любишь Рая? — Хах, про спокойствие ошиблась. Старик явно зол.

— Мне его жалко, — говорю честно.

— Почему? — Ой, а теперь, кажется, надежда промелькнула.

— Ну, у него руки холодные. И их некому согреть.

Тяжёлый вздох. Даже какой-то разочарованный.

— Похоже, она ничего не знает. Или эта ведьма её завербовала. Приведи-ка Мадину, пусть она её посмотрит на следы магического воздействия.

Я не успеваю обдумать странную фразу и сделать выводы. Меня отвлекает громкий лязг. У меня даже сердце ёкает — вот как я пугаюсь. Спустя мгновение доходит, что это был не лязг, а скрежет. У них двери, что ли, так открываются? О-о-ой, им срочно нужен мастер. Хоть какой-нибудь.

— Аркадий Иванович, время вышло. Хамелеон здесь, — сообщает ну совсем незнакомый голос. Вот его я раньше точно не слышала.

И что ещё за хамелеон? Это змея или...

— Ну что ж, Лиза. Пора прощаться.

— До свидания, — охотно говорю, не чувствуя никакой горечи расставания.

Странный какой-то тип.

* * *

— Обойди дом по кругу. Если что-то пойдёт не так — стреляй, — сухо командует Рай.

— Ты что, собираешься войти в дом один? — удивляется Тони. — У тебя даже оружия нет!

— С оружием меня не пустят. — И, взглянув на своего друга, поясняет: — Это встреча, а не война.

— Уверен? — хмурится Тони.

— Иначе напали бы на хамелеонов, а не на невинную девушку.

— В таком случае, они нас ждут.

— Есть какие-то другие предложения? — Рай надменно выгибает бровь, сохраняя при этом ледяную маску спокойствия.

— Шторы, скорее всего, занавесят. На чёрном ходе и в подвале тоже наверняка будут люди. Я попробую с крыши.

Рай кивает, соглашаясь, и довольно небрежно бросает:

— Будь осторожен.

Тони хмыкает.

— О себе лучше волнуйся. Ты же знаешь, один укус, и...

— Знаю.

— Ладно. Тогда удачи.

— Я не верю в удачу.

— Она всё равно тебе пригодится.

И они расходятся. Тони — в обход дома. Рай же медленно поднимается по ступенькам из дорогой плитки с каким-то непонятным рисунком. Доходит до большой деревянной двери с вставленным оранжевым стеклом и нажимает на звонок.

Выглядит всё так, словно он пришёл в гости. Смешно даже.

Дверь открывается. На пороге стоит мужчина лет тридцати. Ликантропа в нём выдают лишь клыки, намекающе обнажённые в презрительной улыбке. Мужчина держит поднос, на котором лежит белая бумажка.

Рай в упор смотрит на своего врага. Переводит взгляд на записку. Отрывистым движением хватает её и быстро пробегается глазами по печатным буквам.

"Следуйте за вашим провожатым".

Раздражённо стискивает зубы.

Что ж, они хотят поиграть? Ну ладно, пусть играют.

Провожатым, конечно же, оказывается этот ликантроп. С явным злорадством он проводит званого гостя в большую комнату, судя по всему — гостиную.

Рай тут же отмечает, что дом (во всяком случае — первый этаж), выдержан в строгом стиле. Вычурности нет, хотя ей обычно грешат как минимум половина тех, у кого есть деньги. А деньги у хозяина этого дома были. Пока они с ликантропом шли к гостиной, Рай рассматривал стеллаж, растянувшийся вдоль всего коридора. Сверху донизу он был заполнен книгами. Кто-то, видимо, хотел намекнуть гостям на свою образованность.

Тут были и тумбочки, выполненные в старинном, кажется средневековом, стиле. На них стояли или канделябры, или дорогие вазы, или статуэтка Будды, или украшенные дорогими камнями шкатулки.

В коридоре был красный ковёр.

А вот в гостиной ковра не было. Комната сама по себе была не такой уж большой. Современную моду не воспринимала. В глаза сразу бросался налёт другой эпохи: обои тёмно-серые с розовым рисунком. Окно на всю стену, естественно, занавешенное плотными коричневыми шторами. Посередине ещё одной стены стоит камин. Над ним надпись, выведенная маркером:

Злата Прага Злата власки

заповедный уголок

Всюду памятники Кавки

Кавка ложь да в нём намёк.

Рай узнаёт эти слова. Похоже, для хозяина дома они имеют большое значение. Что ж, можно сделать вывод: он пережил Пражскую весну. Значит, вполне допустимо, что книги из стеллажа в коридоре он действительно мог прочитать.

Перед камином два глубоких мягких кресла, обитые бардовой тканью.

Тихо тлеют угли. В комнате тепло, если не сказать — жарко.

У противоположной стены стоят три ликантропа. Тот, что исполнял роль "провожатого", подаёт голос:

— Прошу, садитесь.

Рай подавляет желание поморщиться. Неубедительный спектакль перед ним разыгрывают. Неубедительный.

— Я постою.

— Лучше присядьте.

— Я же сказал. Я постою. — Мужчина смеряет зарвавшегося "прислужника" злым взглядом.

— Ну что же вы, мы всего лишь стараемся быть гостеприимными, — со стороны двери раздаётся старческий голос.

Рай поворачивает голову. С удивлением видит перед собой старика. Осунувшаяся, горбатая фигура. Седые волосы достигают плеч. Лицо морщинистое, глаза впалые, нос длинный, но больше напоминает огромную картошку.

Старик держит в зубах трубку. Он не курит её. Видимо, старается придать себе солидности. Ему это, правда, не помогает. Из-за длинного кафтана, больше похожего на расписной ковёр, белой рубашки и невнятного вида штанов он напоминает только одно — пережиток прошлого.

Хозяин дома хромает. Идти ему помогает один из его "прислужников". Он же накидывает на своего предводителя тёплый плед и помогает усесться в глубокое кресло — поближе к теплу.

— Что привело вас в мой дом, сэр? — низким голосом спрашивает старик.

Он наверняка курил, и, возможно, курит до сих пор. Он часто дышит, когда говорит — значит, не хватает "дыхалки".

— Зашёл отведать меренги, — сухо говорит Рай.

— Безе, — блаженно прикрыв глаза, исправляет старик. — Исключительно изысканное блюдо.

— Где девушка? — не желая вести пустую беседу и соревноваться в знаниях, спрашивает Рай.

— Девушка у нас, — хрипит в ответ предводитель стаи. — Присаживайтесь, нам стоит поговорить.

— Нам не о чем разговаривать. Я здесь, чтобы забрать её.

— Она здесь, чтобы мы могли поговорить.

Этого следовало ожидать.

Рай внимательным взглядом наблюдает за четыремя ликантропами. Он не намерен брать на себя первое слово в переговорах, предоставляя это право хозяину дома. И тот негласно принимает его:

— Моё имя — Аркадий Иванович Новак. Но, думаю, вы и так это знаете. Цель этого разговора очень проста: я хочу понять, зачем вы посетили этот город?

Рай усмехается.

— Вы что-то имеете против?

— Имею ли я что-то против кровных врагов в моём городе? Полагаю, да. Скажите мне, мистер Райнер, зачем вы здесь?

Надо отдать старику должное. Он соблюдал манеры. Это уже заслуживало уважения. Особенно в сравнении с теми, с кем Раю пришлось общаться в последнее время.

— Ответ "семейные проблемы" вас устроит?

— Не играйте со мной в игры, сэр, — хмыкает Аркадий Иванович и тут же давится то ли воздухом, то ли слюной. Ему требуется около тридцати секунд, чтобы откашляться, а затем продолжить: — Жизнь научила меня одному: война — это не выход. Именно поэтому вы стоите здесь. Именно поэтому мы с вами разговариваем. Я даю вам шанс оправдаться и покинуть город мирно.

Рай отходит от кресла, возле которого стоял до этого, и приближается к камину. Встаёт спиной к главе стаи ликантропов. С явным пренебрежением рассматривает надпись на стене. Спустя несколько мгновений говорит:

— Достаточно забавно слушать, как вы присваиваете себе город.

— Не присваиваем. Он и так наш.

Рай надменно улыбается, хотя старик этого и не видит.

— Вы ведь обосновались здесь сравнительно недавно.

— Моя стая взяла под контроль этот город с тех пор, как развалился Советский Союз! — с яростными нотками отвечает Аркадий Иванович.

Теперь улыбка на лице Рая становится победной. Он этого не скрывает. Поворачивается лицом к своему врагу и с явным превосходством горит:

— А у меня другие сведения. Ещё год назад мэр этого города плясал под руководством моего двоюродного брата. Хамелеона.

— У нас было перемирие. — Старик не даёт себя смутить.

Рай продолжает напор, словно они находятся в суде:

— Похоже, перемирие оказалось временным. Иначе как объяснить то, что три месяца назад моего брата нашли мёртвым?

— Вы что же, собираетесь обвинить нас в убийстве?

— Нет, что вы! — обманчиво возмущается мужчина и с некоторым злорадством припечатывает: — Я не собираюсь. Я обвиняю.

Аркадий Иванович смотрит на тлеющие угли и недоверчиво качает головой.

— Странный поступок для такого, как вы, мистер Райнер. — Он поднимает затуманенные глаза и внимательно смотрит на объект своего недоверия. — Не думайте, что мы про вас ничего не знаем. Вы не зря стали предводителем клана, хотя это и сыграло с вами злую шутку. Информацию о вашей жизни найти очень легко.

Рай молчит. Он даже с каким-то предвкушением ждёт продолжения, и оно не заставляет себя ждать:

— Мы знаем про вас всё. Где вы родились. Как. Кем была ваша мать и когда она умерла. Знаем даже число и день, когда ушёл ваш отец. Мы знаем название всех ваших фирм. Знаем имена всех людей, с кем вы общались больше недели. Мы знаем, что со своим лучшим другом вы познакомились в 1936 году во время Гражданской войны в Испании. Мы знаем, что вы вместе с ним воевали во время Второй мировой. Так неужели вы думаете, будто я могу не знать про вашего двоюродного брата? Неужели вы думаете, будто я не знаю, что вы виделись с ним всего один раз в жизни? Он присылал вам открытки на Рождество, но вы даже не ответили ни разу. По-вашему — это пример крепких братских уз? Так почему я должен верить, будто вы вдруг озаботились его судьбой и, узнав о его смерти, приехали в этот городишко выяснять правду?

Рай спокойно смотрит на главу стаи ликантропов и даже позволяет себе улыбнуться уголками губ. Если этот старикан думает, что может прижать его к стене своими рассуждениями, то он явно не видел настоящего "разоблачения".

— У вас неплохие источники информации, — одобрительно кивает мужчина. — Хорошо, что не только у вас. Я своей осведомлённостью, конечно, не хвастаюсь, но позвольте сказать: я не привык заходить в чужой дом, ничего не зная о его хозяине. Стоит отдать вам должное. Вы явно подчистили за собой, стерев любые данные о вашей личной жизни, даже дату рождения. Но имя вы своё стереть из истории не смогли. Закрытые источники сообщают, что вы — тот самый чешский ликантроп, в пятидесятые истребивший около десяти кланов хамелеонов. Конечно, моя раса давно мечтает повесить вашу голову на пику Эйфелевой Башни, но среди "своих" вы определённо заработали уважительную репутацию.

— Вы хотите поговорить о моих заслугах? — спрашивает Аркадий Иванович своим дребезжащим голосом.

— О нет. Это же совершенно неинтересно. Гораздо интереснее биография Петра Аркадьевича Новака.

Старик едва заметно вздрагивает. И хотя его взгляд устремлён на игривое пламя, сложно не заметить, как его самообладание начинает сдавать позиции.

— Вот про него информации хоть отбавляй, хотя она и скудновата. Ваш сын достаточно неординарная личность. Когда его отец переживал Пражскую весну, он учился в Кембридже. Честно говоря, я ожидал, что с таким-то отцом у этого ребёнка будет захватывающая биография. Но нашёл только один случай, стоящий хоть крупицы моего внимания: ваш сыночек переспал с преподавательницей, и их застукали. Неловкая ситуация, понимаю. Но на этом всё. У него нет своего дела, он даже не работает, живёт на ваши деньги. Так что, пытаясь найти мотивы моих поступков, лучше попробуйте сперва покопаться в себе. Может, вы что-то сделали не так?

В яблочко. Под глазами старика пролегают тени. Лицо осунулось ещё больше. Спина сгорбилась. Кулаки сжаты. И хотя он старается сохранить отрешённость, Рая этим напускным самообладанием не обмануть.

Слабость этого ликантропа — собственный сын.

Что ж, отлично.

— Я так понимаю, покидать этот город вы не собираетесь? — тихо и хрипло спрашивает Аркадий Иванович.

— Правильно понимаете.

— Тогда я вынужден объявить вам войну.

— Очнитесь, сэр, — хмыкает Рай в ответ. — Перемирие — лишь иллюзия, которой вы окружили себя, чтобы забыть о пролитой вами крови. Война между нами никогда не прекращалась.

— Тем не менее, вы стоите в моём доме.

— Я пришёл сюда за невинной девушкой.

— Мне расценивать это как капитуляцию?