— Это — ваш пациент, — умыл руки лекарь, но посмотрел на чашку с "лекарством" таким полным презрения взглядом, что захотелось немедленно провалиться под землю. Взяв себя в руки, я принялась щедрой рукой размазывать пену по телу пострадавшего, стараясь не обращать внимания на запах. Средство моментально впитывалось, что можно было рассматривать как хороший знак, но никакой другой положительной динамики не наблюдалось.
— Подождем до утра! — оптимистично заявила я, вытирая руки. Смеси хватило на все тело, кроме небольшого участка лба над правой бровью.
На этот раз я уснула сразу и спала без сновидений. А на утро узнала о новом назначении — рыбак полностью вылечился, причем даже не остался покрыт шрамами от ожогов, как брат Фредди Крюгера: небольшая ссадина осталась только на лбу, там, где не хватило мыльной пены. И я стала придворной ведьмой.
О причинах того, что на столь высокую ответственную должность приняли первую попавшуюся девчонку с улицы, без рекомендаций и практически без проверки, мне стало известно позднее. Оказалось, что с некоторых пор среди знати при дворах соседних королевств стало модным держать при себе волшебника "на все случаи жизни". Нашему королю никак нельзя было остаться в стороне, но выбор придворного мага затянулся: что, если приглашенный на эту должность волшебник окажется чересчур честолюбивым, и возжелает власти над самим правителем, а то и захочет занять его место? С этой точки зрения потерявшая память девица — без корней, без прошлого а, стало быть, легко поддающаяся влиянию, — представлялась идеальной кандидатурой. При этом настоящая ведьма, без дураков — спросите рыбака Ваську!
Глава 3.
Вступая в должность, я все же немного побаивалась — а ну, как на самом деле заставят колдовать? Но работка оказалась не бей лежачего: в обязанности придворной чародейки входило обязательное присутствие на утренних выходах короля (главное — лицо сделать посерьезнее, вроде как у меня все под контролем). На банкет с иностранными послами когда пригласят, а когда и без лишних свидетелей обойдутся. Все остальное время — спи-отдыхай! Со скуки я даже принялась было читать какую-то местную книжку, но дальше названия так и не продвинулась: один взгляд на как будто знакомые, но таким причудливым образом искривленные и переплетенные друг с другом буквы вырубал не хуже снотворного. Выспавшись днем, я принималась жечь свечи по ночам, порождая слухи о творимом за закрытыми дверями страшном колдовстве...
Как на грех, неуютные каменные стены, нервная пляска тусклого свечного огонька и темнота ночи (или, того хуже, яркая полная луна) за окном создавали лучший антураж для того, чтобы в одиночку предаваться хандре. Я раньше и в соседнюю-то область не любила выезжать (пару раз посылали в командировки, как самого молодого и мобильного сотрудника, но потом я так всех достала своим зудением и жалобами на невыносимые бытовые условия в дешевых гостиницах, что отступились), а тут — совершенно другой мир, со своими порядками и монастырскими уставами. Не говоря уже об элементарных удобствах — в виду отсутствия таковых!
Бывало, вернешься из очередного Череззаборногузадирищенска, пачку договоров на стол директору хлопнешь, сумку с походным набором к Олеське по дороге закинешь — и к родителям на выходные, пирожками с капустой стресс заедать... Даже младший братишка с его вечными претензиями и несмешными подколками теперь, через годы и расстояния, вспоминался исключительно с хорошей стороны: все-таки в компьютерах он хорошо разбирается, ноутбук мне сколько раз чинил и от вирусов чистил. Как же я хочу снова вернуться домой! Больше всего на свете...
Впрочем, жаловаться на холодный прием или чрезмерную подозрительность было бы грешно — приняли меня во дворце хорошо, можно сказать, радушно. Для жизни и работы выделили роскошные апартаменты в служебном крыле: раньше там квартировал придворный алхимик, и после того, как он, нанюхавшись собственных эликсиров, спикировал с колокольни на самодельных бумажных крыльях, в комнаты никто не заглядывал. В полной уверенности, что чародейки просто обожают затхлые темные помещения, декорированные пылью и паутиной, дворцовый распорядитель гордо распахнул дверь в лабораторию, и был немало удивлен моим отказом войти в эту жуткую пещеру.
Пришлось здорово наломаться, прежде чем помещение стало мало-мальски пригодным для жизни — даже с помощью отряженной мне в помощь кухонной девушки уборка заняла три дня. В наследство от предшественника остались три смежные комнаты, бесчисленное множество химической посуды: колбы, реторты и чашки всех форм и размеров, что-то вроде спиртовки или примуса (не разбираюсь в этом), а также небольшая печка с плитой, на которую как раз помещался пузатый медный котел. Вся мебель состояла из двух столов, двух стульев, трех пустых стеллажей из-под книг (по словам распорядителя, фолианты на всякий случай сожгли... дикие люди!), и одного комода, содержимое ящиков которого я выбрасывала, не разглядывая — для сохранения душевного спокойствия. А спал непризнанный ученый прямо на полу, на комковатом соломенном тюфяке...
Две узкие кровати — одна для меня, другая для горничной — выдали за казенный счет. Ширма появилась как будто сама собой, во всяком случае, я не просила. Дюжие молодцы, пыхтя и отдуваясь, притащили два сундука: один для летней, другой для зимней одежды. В последнюю очередь в комнате появились еще один стул, матрас и подушка. На этом список благодеяний заканчивался — очевидно, одеяло и постельное белье не входили в число вещей первой необходимости. Вообще при словах "наволочка", "простыня", "пододеяльник" у дворцового завхоза вытянулось лицо, будто он впервые об этом слышит.
Плечистая кухонная девушка, одна стоящая двух грузчиков, безропотно перетаскивала вещи из угла в угол, пока я не остановилась на таком раскладе: самую маленькую комнату, без отдельного выхода в общий коридор, зато с большим окном, отвела будущей горничной. Туда же отправился один из одежных сундуков: мне все равно пока не нужен, нет зимних вещей, а два легких платья отлично чувствовали себя и вися на ширме. Комната с печкой стала лабораторией и спальней. Потом я горько об этом пожалела — как же смердит при варке полуготовое мыло! И все время жарко, даже при открытом окне... Но первое время была очень довольна своим стратегическим решением. Третья комната стала приемной: стеллажи с красиво расставленными на полках ретортами создавали внушительное впечатление. Еще пару стогов сухой травы по стенам развешаю, и получится настоящее чародейское логово!
Хлопоты по обустройству на какое-то время позволили отвлечься от грустных мыслей: задумываться просто было некогда, целыми днями я носилась, как белка в колесе, а по вечерам без сил падала на комковатую перину и проваливалась в темное беспамятство — без снов, без сожалений. Но вот наконец комнаты приобрели законченный вид (как говорится, в семье не без дизайнера!). Подготовившись к приему посетителей, я сложила руки на коленях и принялась ждать, когда в двери начнут ломиться желающие излечиться от всех болезней, узнать смысл жизни и обрести рецепт бессмертия. И ждала... ждала... Пока не почувствовала, что еще один день с книжкой, да ночь при свечах — и одной умственно полноценной чародейкой в Старгороде станет меньше.
Решительно распахнув дверь в большой мир, я отправилась на поиски приключений. Несколько раз стражники находили меня в самых отдаленных уголках дворца и выводили к цивилизации, пока я не научилась более-менее сносно ориентироваться в хитросплетениях каменных коридоров, и почувствовала себя вполне готовой к выходу в город. А первый клиент, смущенно пожаловавшийся на таинственное кишечное недомогание, буквально окрылил. Я как раз знала великолепный рецепт против этой напасти — зря, что ли, так внимательно изучала состав волшебного чая для похудения, из-за которого мы с Олеськой однажды пропустили "по болезни" три рабочих дня!
Все необходимое удалось достать в первой же "растительной аптеке" — травница Тамара лично занималась сбором и сушкой сырья, ручаясь за качество. Расфасовав готовую смесь в шелковые мешочки вместо бумажных пакетиков (все пальцы исколола, пока сшила!), я снабдила их подробной инструкцией, как заваривать и пить, и в торжественной обстановке вручила страждущему.
То ли травы и впрямь творили чудеса, как обещает реклама, то ли сработало самовнушение — через три дня побледневший, но довольный придворный разнес обо мне добрую славу по всему дворцу, так что жаловаться на отсутствие клиентов больше не приходилось. Мне отлично удавалось находить и другие темы для жалоб...
Укороченная юбка, недостающая до земли на целых два сантиметра (я настаивала на пяти, но подлая портниха нажаловалась Инквизитору, и тот сказал свое твердое "Нет") все равно успешно подметала мостовую, украшая подол пылью и сором. Может, именно поэтому — чтобы сберечь дорогие платья, — влиятельные и знатные дамы велели закладывать карету даже для того, чтобы проехать сто метров по улице. По штатному расписанию придворной чародейке тоже полагался служебный транспорт — все-таки лицо, приближенное к трону, негоже пешком ходить, что люди скажут? Из королевской конюшни мне предложили на выбор сразу два экипажа, и этот тест-драйв я не забуду никогда в жизни!
Условно наиболее популярные модели карет можно было поделить на два типа: "жесткие" и "мягкие". Сложно сказать, какой оставил о себе худшее впечатление: деревянные колеса "жесткого" экипажа (без всяких там шин и прочих излишеств) подскакивали на каждом кирпичике брусчатки и отдавались у пассажира в позвоночнике, заставляя ребра постукивать друг о друга, как кастаньеты, а зубы — выбивать чечетку. Обтянутое мягкой тканью и набитое то ли конским волосом, то ли опилками, сиденье нисколько не облегчало участи сидящего, а лишь умножало его скорби.
"Мягкий" экипаж представлял собой примерно то же самое, что и "жесткий", с одним различием — "салон" кареты не скреплялся намертво с передней и задней колесными осями, а раскачивался на толстых и прочных кожаных ремнях, закрепленных на деревянной раме. Попадая в него, пассажир мог, не покидая суши, в полной мере испытать на себе все прелести морского путешествия.
Совершив в каждой из казенных карет круг почета по центральной площади перед дворцом, я вывалилась на брусчатку, не понимая, где небо, а где земля. Чувствовала же себя при этом так, точно попала в десятибалльный шторм, и велела немедленно вернуть испытанные экипажи на место — пока придворный палач не хватился излюбленных пыточных инструментов. После чего сделала окончательный выбор в пользу пеших прогулок. Богатырское здоровье нужно, чтобы пользоваться средневековыми удобствами... Да и к народу так ближе.
— ... Госпожа, ради Христа!.. — от стены отклеилась почти слившаяся с серым камнем тень.
— Ах, ты!.. — замахнулся было суровый охранник, но я удержала его за руку. Попрошайки уже давно мне не досаждали — не оттого, что мало подавала. Просто как-то по простоте душевной вместе с мелкой монеткой предложила одному калеке с изъязвленными ступнями замечательную заживляющую мазь — новый рецепт собственного изобретения, уж очень хотелось попробовать на живом человеке. Несчастный бросился прочь со всех ног, отбросив костыли... С тех пор и прошел слух, будто бы я умею лечить не только отварами и наложением рук, но и волшебным словом.
Уже значительно позже, внимательно наблюдая за жизнью Старгорода, я поняла, что нищенство — прибыльный столичный бизнес, в котором имеющий настоящие увечья обладает неоспоримым преимуществом перед коллегами-симулянтами. А навести какую-нибудь болячку подчас в разы труднее, чем вылечить...
Я с любопытством уставилась на отважную нищенку — очевидно, новенькая в столичных низах, еще не знакомая с городскими легендами, она не пыталась давить на жалость подвязанной в колене ногой или искусно наведенными синяками. Совсем молоденькая девушка, только очень чумазая и в жутких лохмотьях. Держится как-то странно, ссутулившись, точно пытается спрятать что-то прижатое к животу. Пропадет ведь на улице! Куда бы ее пристроить — может, на дворцовую кухню? Потаскает немного горшки и подносы, пообтешется, а там и до горничной постепенно дорастет...
На этом месте моя летящая резвым скакуном мысль внезапно споткнулась и запрыгала на трех ногах. Я не могла поверить собственным глазам:
— Машенька?!!
С девушкой-горничной с постоялого двора "Корона" для особо привилегированных гостей я была знакома, быть может, на полчаса дольше, чем со всеми остальными обитателями этого мира. Но чувствовала себя так, точно столкнулась на улице со старинной подругой, которую не видела добрых полгода. В свою очередь та, похоже, встречного восторга вовсе не испытала, и сжалась еще сильнее, будто мечтая провалиться сквозь землю. И бежать бы бросилась, кабы ноги держали...
— Левушка, что ты стоишь столбом, помоги девушке, она же сейчас упадет!
Тигриным прыжком тезка царя зверей бросился к несчастной горничной (судя по всему, уже бывшей), и молниеносно произвел захват, облапив ее за плечи широченными, формата газетного листа, ладошками.
— Полегче, Лев, это ведь человек, а не медведь! Ты никогда за девушками не ухаживал?
Тот недоуменно пожал плечами, но хватку ослабил.
— Машенька, да на тебе лица нет — просто не узнать! Ты, наверное, голодная?
Неуверенно оглянувшись на своего "кавалера", та согласно кивнула.
— Это заведение для приличных людей, проваливайте отсюда! — хозяин небольшого и с виду уютного трактирчика, привечающего клиентов в двух шагах от центральной городской площади, бросился нам наперерез, полный решимости оградить покой почтенной публики — если понадобится, даже ценой собственной жизни.
— Дорогу придворной королевской чародейке, если не хочешь остаться импотентом! — сквозь зубы выдавила я. Не так уж часто в этом мире меня не опознавали с первого взгляда, и с непривычки было даже обидно.
Моментально сориентировавшись в обстановке, трактирщик склонился до земли:
— Добро пожаловать, госпожа! Такие почтенные гости у нас бывают не часто, вот и не сообразил сразу, что эти господа тоже с вами, уж простите старика!
Заняв мигом освободившийся столик, мы сделали большой заказ. Левушка, правда, от закуски отказался, чтобы не отвлекаться — он ведь на работе! — и принялся бдительно озирать окрестности. Я плотно позавтракала, насколько позволял корсет, и еще не проголодалась. Машенька же изо всех сил старалась держаться в рамках приличий, но не могла, и жадно заглатывала кусок за куском, почти не жуя, будто не ела несколько дней.
— Нельзя сразу есть так много, если долго голодала, — я попыталась если не остановить, то хотя бы несколько притормозить девушку. — Плохо станет!
— Ерунда! — та махнула рукой. — Всего-то три дня не ела. Мне и неделю приходилось на одной воде сидеть.
— Ты что, из "Короны" ушла? Надеюсь, это не из-за меня? — встревожилась я.
— Да нет, — после моих слов стесняясь в открытую доедать оставшуюся на тарелке снедь, Машенька пальчиками потихоньку отщипывала небольшие кусочки и проворно засовывала за щеку, очевидно, полагая, что если понемножку, то я ничего не замечу: — Хозяин сам уволил, как только стало заметно.
