Из воспоминаний прошлого

Таким образом, ожидая ежеминутно смерть, мы приехали в Томск. В Томске к нам явилась американская миссия Красного креста. Миссия понюхала зловонный воздух, исходящий из трюмов, сняла 80 человек больных и такое же число трупов — и на это "работа" её закончилась.

После "обследования" баржей смерти нас выгнали из баржей и погнали на ст. Томск II. Когда нас гнали с пристани на станцию, вид у нас был самый ужасный, что попадавшиеся навстречу "дамы" отворачивались, пряча нос в надушенные платочки. Шли мы на станцию, еле переставляя ноги, голодные.

В таком состоянии мы пришли на станцию, где на смену баржам уже был приготовлен состав вагонов, который получил название "эшелона смерти". Этот эшелон состоял из 25 вагонов, а нас, крамольников, в каждый вагон посадили по 42 человека. После посадки в вагоны тут же на станции закрыли все окна на глухо, так что в вагоны чрез окна не проникал ни свет, ни чистый воздух. "Эшелоны [67] смерти"ничем не отличались от "баржей смерти", в которых мы ехали от Тавды до Томска. Грязь и невыносимый смрад были те же, но общие условия были ещё хуже. Одним просветом в вагоне было отверстие в 4 вершка в квадрате на полу посреди вагона, через которое попадал в вагон свет из под вагона. Это отверстие было сделано не для подачи света, а для отправления естественных надобностей, оно же служило вентилятором.

Пока мы ехали по рекам, Злыгостев с нами мог творить что угодно, в эшалонах же мы вздохнули свободнее, потому что вместе с нами в вагонах не было ни конвоя, ни начальства. Конвой с поручиком Злыгостевым ехали в отдельных задних вагонах. Но вместо издевательств и расстрелов поручик придумал новую мучительную пытку, которая заключалась в том, что нам вместо хлеба давали только одну селёдку, а после селёдки умышленно не давали воды.

Проезжая от Тайги до Красноярска, мы в оконные щели наблюдали, что около полотна железной дороги на телеграфных столбах висели удавленные "государственные преступники" с почерневшими лицами и вытянутыми языками. Мы знали, что нас везут на Дальний восток не первыми и не последними, и что такие эшалоны с пленными красными щеликом спускались под откос, где люди превращались в куски мяса. Бывало и так, что белобандиты поджигали заколоченные вагоны, и люди горели вместе с вагонами.

Начиная от Томска, в ожидании ежечасной смерти мы ехали на восток и всё ближе и ближе приближались к палачу-атаману Семёнову, широко и далеко прославившемуся своими зверскими расправами с красной язвой, и наконец прибыли в резиденцию атамана Семёнова — Читу.

В Читу мы прибыли 29 сентября 1919 г. Выгрузившись из вагонов, мы увидели, что станция наводнена булочницами, калачницами и пирожницами. Мы были оборванные, грязные и голодные, имели убогий и нищенский вид, [68] что у этих мелких спекулянток хлебом вызвали чувство жалости, и они хотели нам дать хлеба, но конвоиры запретили. И только после настойчивой нашей просьбы один из конвоиров пошёл к капитану Гранту и получил у него разрешение на приём подачек от булочниц. Мы получили общее подаяние и тут же на их глазах распределили между собой. Каждый человек получил по несколько золотников. Булочницы видели, с какой жадностью мы съели хлеб, и хотели ещё передать нам, но капитан Грант больше принимать передачу запретил.

Затем Грант подошёл к нам и закричал: "Октябристы, выходи!" Капитан нас назвал потому так, что когда мы сидели ещё в Екатеринбурге в августе 18 года, нам объявили, что через три месяца нас освободят, но по истечении каждых трёх месяцев нам снова объявили, что срок ареста продлён ещё на три месяца. Так проходили трёхмесячники один за другим. Последний трёхмесячник как раз кончался октябрём 19 года.

После команды мы начали один по одному выходить вперёд, после чего нас выстроили не как арестантов, а как военных, и капитан Грант начал производить разбивку. Он не называл по фамилии, а вызывал по наружному виду. Всех арестованных, прибывших в Читу, было 1000 чел. Из этого числа Грант отобрал 110 человек, которых и погнали по направлению Чита ІІ, а остальных оставил на Чите І.

Когда нас в количестве 110 человек погнали со станции, то мы решили, что над нами будет произведена кровавая расправа. Нас гнали по окраине города около каких-то бараков. В этих бараках, как мы потом узнали, производилась дополнительная разбивка. Более благонадёжных отбирали в армию атамана Семёнова, а неблагонадёжных отправляли "на сопку". По какой-то случайности мы только постояли у забора этих бараков, а затем нас погнали обратно на ст. Чита ІІ.

Когда мы проходили через станцию, то увидели 4 китайцев с винтовками на перевес, а в средине их стояли т. Хозяинов, председатель [69] Архангельского Совета Раб., Кр. и Сол. Депутатов, и бывший офицер, штабс-капитан, которые вместе с нами прибыли наст. Чита І в "эшалонах смерти". Проходя мимо Хозяинова и этого бывшего офицера, то товарищ Хозяинов нам сказал: "Товарищи, мы уже попали в руки палачей, наша судьба уже предрешена. Мы умираем за власть Советов, а вы остаётесь в живых, так помните, что пролитая нами кровь будет литься на мельницу пролетарской революции!" Последние слова т. Хозяинова нам чуть-чуть были слышны. Остальных товарищей в числе 900 человек, оставшихся на станции Чита І, мы больше не видели.

Проходя обратно через станцию, стало уже темно, но, несмотря на это, мы увидели, что нас гонят в лес. Со мною рядом шёл бывший военный комиссар Белоярской волости Екатеринбургского уезда тов. Кручинин. Некоторые товарищи спрашивали конвоиров: "Куда и зачем нас гонят?" — но конвоиры на вопросы не отвечали.

Когда мы подходили к лесу, мы ощутили страх и ужас. Мы были уверены, что нас гонят на убой. Но, наконец, на 6-7 версте от ст. Чита ІІ показались в лесу огоньки и очертания деревянных построек. Это оказался военный городок Антипиха. Нас остановили у одной казармы, один из конвоиров разрешил нам сесть отдохнуть. У нас у многих подкосились ноги, и через несколько минут мы все лежали на земле, усталые и истощённые.

Провалявшись на земле около полчаса, мы по команде встали, точно пьяные или страдающие ревматизмом, потянулись в казарму. Тут к нам подошёл офицер и заявил: "Ну вот, сейчас вы свободны и можете бежать кому куда угодно, но предупреждаю, что если кто из вас попадёт в побеге — сейчас же будет отправлен на "сопку".

После этого мы начали собираться группами и располагаться на нарах. Нам долго не верилось, что мы никем не охраняемся, и некоторые более смелые товарищи пошли осмотреть казарму с наруже, чтобы убедиться, что мы находимся действительно без охраны. И сверх наших ожиданий охраны нигде не оказалось.

После этого [70] нас накормили хорошим ужином, а потом пришёл офицер и начал спрашивать, кто из какой губернии. Он ещё долго разговаривал с нами и когда ушёл, то мы решили, что он приходил для того, чтобы сагитировать нас для поступления в Семёновскую армию, но его попытки оказались безрезультатны: он не завербовал ни одного добровольца.

На следующий день мы видели, как палачи Семёновской банды вели на "сопку" 69 человек, видимо, таких же преступников, как и мы. После этого у нас опять явился ужас скорой смерти, но они, видимо, удовлетворились этими 69 человеками.

Насильно нас пока что в армию не посылали, т.к. 50 процентов из нас признали больными и отправили по разным госпиталям, а остальных после 7 дней отослали в лагерь на работу. В лагере был конвой из казаков, но они не ходили за нами с винтовками, и мы имели возможность свободно ходить в город Читу.

Хотя в лагерях мы жили свободно, но всё же видели, как палачи почти каждую ночь привозили на расстрел товарищей, а на утро нас заставляли их хоронить. Эти расстрелы были не только около наших лагерей, они были также на ст. Адриановке, Маккавеевой, Даурии и др., где выводили в расход людей целыми пачками. Таким образом, расстреленных и замученных было несколько тысяч.

Нас трёх человек как знающих плотничную работу послали в г. Читу на постройку 2-х домов: генералу Васильеву и полковнику Лемешко. Здесь мы работали до конца декабря 1919 г. На этой постройке мы работали с пленными австрийцами, немцами и венграми и пользовались одинаковыми правами, т.е. получали по 1,5 ф. хлеба и по 0,5 ф. мяса в день на человека.

Во время прибывания в лагерях многих наших товарищей забрали в армию Семёнова. Таким образом, нас осталось очень мало. Забранных товарищей отправляли на фронт, оттуда они перебегали на сторону красных. Не только бежали наши товарищи, даже [71] те солдаты, которые были мобилизованы из местных жителей, узнавали, если положение менялось в худшую сторону для Семёнова, приходили к нам и скрывались у нас в лагерях.

В числе пришедших был бывший офицер Овсянников. У Семёнова он работал в армии монтёром. Через него мы связались с революционной организацией Читы. В эту организацию входили не только коммунисты, но были кадеты и анархисты. Заведывающим лагерями был поручик Зябрев, он не примыкал ни к какой партии, но пытавший ненависть к руководителям белогвардейского произвола. Благодаря этому он сочувствовал всем нашим начинаниям и ещё потому, что он был сын рабочего из Читинских жел.дор. мастерских. С его помощью и Овсянникова нам удалось получать "Иркутскую газету", которую мы читали на наших нелегальных собраниях.

Скоро мы узнали, что Иркутск пал, и это заставило нас призадуматься над тем, что нам предпринять: оставаться в Чите или уходить в тайгу. Я, тов. Овсянников и Кручинин были за то, чтобы нам уйти из Читы, т.к. отступавшие белые могли устроить над нами кровавую баню, но некоторые из товарищей, особенно Чумаков, были за то, чтобы остаться в Чите. И в числе 15 человек мы всё же решили уйти из Читы.

При выходе из лагерей у нас было 7 винтовок и 8 гранат. Это всё мы получили благодаря нашей агитации, которую вели среди охраны, и даже 5 человек перешло на нашу сторону, среди которых был подпрапорщик Кутков. С этим вооружением и с продовольственным запасом только на один день мы двинулись на север от Читы.

Проблуждав в тайге тринадцать дней, мы, наконец, вышли в тыл красным около села Беклемишева, которое было расположено в 60 верстах на запад от Читы. Село Беклемишево находится на чистом месте, и на этой поляне мы увидели каких-то людей, накладывающих сено. Мы решили узнать от них, где мы находимся. От них мы узнали, что наши [72] надежды, наконец, оправдались. После этого все мы двинулись к деревне.

Подойдя к деревне, мы увидели, что вдоль её протекает речка. Вдоль этой речки мы направились, ища места, где бы её перейти. Наконец, мы перешли её и в нескольких саженях увидели на берегу солдата, который сушил вымытое бельё. Подойдя к нему, мы спросили: "Какой он армии?" Солдат удивлённо посмотрел на нас и переспросил: "Как какой армии?" А мы опять спрашиваем: "Ну, какой: белой или красной?" — "Ну конечно, красной". Нам всё не вериться. Тогда мы его просим, чтобы он показал нам какое нибудь удостоверение. После этого он нам показал удостоверение личности и советские деньги.

Досушив бельё, солдат пошёл вместе с нами в деревню и проводил нас в штаб бригады. Не успели мы войти во двор бригады, как нас со всех сторон окружили красноармейцы и засыпали нас всевозможными вопросами. Затем один из начальствующих предложил нам сдать оружие, после сдачи оружия нас повели на допрос.

На допросе следователь задал мне вопрос: "В старой армии служили?" Я ему ответил: "Да". — "Где, в какой части?" Я ответил: "29 дивизии 113 Старорусском полку". Тогда следователь говорит мне, что я не знаю его? Я ответил, что нет. Он мне сказал, что когда было выборное начало, то он был командиром 116 полка. После этой новости мне стало сразу весело, и я ему сказал: "Если вы меня знаете, то дайте нам хлеба, т.к. мы 10 дней не ели хлеба и не видели до сегоднешнего дня". Тогда он отдал распоряжение каптинармусу, но он сказал, что хлеба нет, а есть только крошки. Я всё же настоял на крошках, нам принесли фанерный ящик, в котором крошки хлеба были перемешаны с сенной трухой и разной дрянью. На эти крошки мы набросились и ели их с лошадиным аппетитом, а вечером, как и другим красноармейцам, дали по 1 ф. хлеба и 0,5 ф. мяса и разместили нас на частных квартирах.

Всё это было 26 апреля 1920 года. С этого момента мы приобрели права и обязанности советских [73] граждан. Через несколько дней нас из села Беклемишева отправили в Верхнеудинск, где мы поступили добровольцами в Красную армию.

15/ІІ 28

Петухов

г. Свердловск

Вайнера 44 кв. N5

Петухову Семёну Сергеевичу

Адрес служебный: с. Арамиль

1-я Уральская суконная фабрика имени Кутузова

"Уралтекстиль" [74]

ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.193.Л.48-74.