Увидев катер под адмиральским флагом, отваливший от борта 'Князя Суворова', Андросов, первым делом приказал спустить парадный трап, а во-вторых построил команду на шканцах.

Фалрепные подтянули и принайтовали катер, командир первым поднялся на борт крейсера чтобы встретить командующего как положено.

— Как прошло, Борис Григорьевич.

— Всё хорошо, Алексей Сергеевич. Спасибо отцу Дионисию. Ох и батюшка у нас!

— Ладно, потом расскажете, — прервал лейтенанта Зарин. — Адмирал уже на борту.

— Смирно! — скомандовал командир 'Алмаза' и пошёл навстречу командующему подняв ладонь к козырьку фуражки. — Ваше превосходительство, экипаж крейсера его императорского величества 'Алмаз' рад приветствовать вас на борту!

Рожественский повернулся к шеренгам офицеров и матросов крейсера.

— Здравствуйте, братцы!

— Здравьжеламвашпревосхво! — громыхнуло в ответ.

— Знаю, что для вас то, что произошло, совершенная неожиданность. Неожиданность, не поддающаяся объяснению. Но объяснение есть: На всё воля Господа! И уж если он так решил, то ваше здесь появление — промысел божий. Значит победим японцев! Если Бог с нами, то кто против нас? Ура, братцы!

— Урааа! — дружно и раскатисто отозвался экипаж корабля.

— Разойтись по работам! — отдал приказ Зарин. — Лётному составу и механикам собраться около гидропланов.

— Вы ведь, ваше превосходительство, в первую очередь захотите поговорить именно с ними? — повернулся командир крейсера к командующему эскадрой.

— Конечно. Но я вижу пушки...

— 'Алмаз' вооружён семью стодвадцатимиллиметровыми орудиями. По огневой мощи почти не уступает 'Жемчугу' и 'Изумруду'. По защите и скорости, конечно, уступает.

— Всё равно — лихо, — хмыкнул Рожественский.

— Но главное, — продолжил кавторанг, — это авиация. И нам есть чем вас ещё удивить и порадовать.

— Ещё чем-то?

— Каждый гидроплан имеет на борту радиостанцию. Причём с звуковой связью. Безо всякой азбуки Морзе на ленте — все точки-тире можно слышать. Общаться можно практически как по телефону при наличии толковых радиотелеграфистов. У меня на борту таких трое — моментально переведут пипиканье в эфире на человеческий язык.

— Вы шутите! — ошалел адмирал.

Клапье де Колонг и Семёнов тоже поохреневали.

— Шутить? Такими вещами? С вами, ваше превосходительство? — улыбнулся Зарин. — Прошу за мной, на ют.

— Ваше превосходительство, вытянулся перед генерал-адъютантом молодой офицер с усиками и прямым пробором в волосах, — Командир авиагруппы крейсера 'Алмаз' лейтенант фон Эссен.

— Фон Эссен? — удивился Рожественский. — Не родственник ли Николая Оттовича?

Героя Порт-Артура, Николая Оттовича фон Эссена знала уже вся Россия, не только флот...

— Дальний, ваше превосходительство.

— И как вас зовут, лейтенант?

— Раймонд Фёдорович, ваше превосходительство.

— Прекрасно, Раймонд Фёдорович. Познакомьте меня, пожалуйста с остальными летунами. Или как вы называетесь?

— Лётчики. Пилоты.

— Понятно. Итак?

Эссен повёл генерал-адъютанта знакомиться с лётчиками и авиамеханиками. Рожественскому хотелось иметь информацию из первых рук, и он ещё раз выслушал о возможностях летающих лодок.

— Мне ваш командир сказал, что топлива у вас маловато. Так?

— По паре вылетов на борт хватит, ваше превосходительство, — отозвался старший из механиков Юрков. — При полной выкладке. Если куда недалеко слетать, то поболее получится. Да мы же напротив порта стоим. Неужто там пары бочек бензина не найдётся? А если нет — тоже не беда, можно керосин спиртом разбодяжить. Не так далеко полетит, не так быстро, но полетит любая из наших 'птичек'. А так... Мы же там, в Севастополе, попасть к вам в гости не рассчитывали. А для Чёрного моря двадцать четыре полёточаса — запас вполне достаточный. Хранить же лишний бензин на борту не стоит — опасная он штука. Так что, ваше превосходительство, поможете с топливом?

— Обязательно озабочу кого-то на эту тему. Считайте, что горючее у вас имеется в любых количествах. А что это за 'мишени' на бортах и крыльях ваших аэропланов?

— Отличительные знаки. Знаки того, что аэроплан русский, — поспешил вставить слово Зарин.

— А зачем?

— А потому, ваше превосходительство, что война. В тысяча девятьсот четырнадцатом, в августе, началась война. Как потом оказалось, мировая. Россия, вместе с Англией и Францией, воюет против Германии, Австрии и Турции. И у всех есть аэропланы, и они сражаются в воздухе, по ним стреляют с земли и кораблей. И нужно различать, где чей аэроплан.

— Такая грандиозная война... — говоря современным языком, Рожественский находился в полном ахере.

— Вы даже не представляете, насколько грандиозная и кровавая, — безжалостно продолжил Зарин. — Но в наших с вами силах её предотвратить. Если победим Японию, то Россия останется в компании Великих Держав. И с её мнением не посмеют не считаться.

— Осмелюсь попросить, ваше превосходительство, — постарался сменить тему командир крейсера.

— Да, слушаю.

— Разрешите попросить нарисовать на бортах моих летающих лодок андреевские флаги. Чтобы мы шли под ними в бой и в небе, и, чтобы японец знал, кто его атакует.

— Не разрешаю, — адмирал сделал пузу, — но приказываю! Это хоть и летающие, но лодки. Следовательно — корабли Российского Императорского Флота. И вступать в бой без надлежащего флага им никак нельзя.

— Благодарю, ваше превосходительство.

— Кстати, Алексей Сергеевич, вы там что-то говорили про какие-то стрелки. И обещали дать пояснения.

— Ах, да! Лейтенант, есть рядом стрелки?

— Конечно, целых два ящика.

— Раймонд Фёдорович, передайте, пожалуйста одну.

— Да пожалуйста, — протянул лётчик командиру металлический стержень размером несколько больше карандаша.

— И что это за оружие такое, — недоумевал Рожественский, вертя в ладонях стальную стрелку с заострённым концом и пропилами в хвосте.

— Бросьте её на палубу с высоты вашего роста, — порекомендовал Зарин.

Стрелка вонзилась в палубу, но неглубоко, упала на бок.

— И что? — не смог сдержать сарказма Рожественский.

— А теперь представьте, что она упала на вас с высоты марса.

— Я ранен, — поёжился адмирал.

— Вот именно, — кивнул Зарин. — А с высоты сто-полтораста сажен, такая стрелка, разгоняемая земным притяжением, прошивает всадника вместе с конём навылет.

— Ого! — слегка обалдел командующий. — Верю. Ну так это же ещё попасть надо.

— Конечно. Поэтому стрелки и не сбрасывают прицельно — просто опорожняют ящик над противником, а там...

— Понял, — буркнул адмирал, — Но бесчеловечно как-то...

— Ах тыж, б...! Чистоплюй нашёлся!! — выматерился про себя кавторанг, когда услышал эту реплику в защиту 'Рыцарской войны', — А это не то же самое, что использовать сегментные снаряды при обстреле сухопутных сил противника на суше?

— Соглашусь, пожалуй. Не отравляющие же это газы, — кивнул Рожественский.

— И, кстати, ведь для мастеровых с 'Камчатки', я думаю, не составит проблем изготовить дополнительно тысячу-другую таких стрелок? У нас их по две сотни на машину, хотелось бы иметь какой-никакой запас.

— Если подарите мне эту, — усмехнулся адмирал, — то, надеюсь, что в этом вопросе поможем.

— Благодарю, ваше превосходительство. Не желаете ли осмотреть внутренние помещения?

— Хотите и там меня чем-нибудь удивить, Алексей Сергеевич?

— Надеюсь.

— Предлагаю начать с кают-кампании, — пригласил командующего Андросов.

— С удовольствием принимаю ваше приглашение.

Кают-кампания произвела на адмирала впечатление.

— Ух ты! По-спартански живёте, господа офицеры. В главном помещении для офицеров крейсера не имелось даже рояля. Даже пианино. А ведь 'Алмаз' строился как крейсер-яхта генерал-адмирала. Теперь же в кают-кампании из горючих материалов имелась только скатерть на столе. Вся мебель была металлической, никаких, естественно драпировок и тому подобного...

— Уроки Цусимы, ваше превосходительство, — поспешил дать пояснения Зарин. — Никакой пищи для огня на борту. А что это за кадушки, Борис Григорьевич?

— Кают-кампания крейсера 'Алмаз', — улыбнулся Андросов, — просит принять вас, ваше превосходительство, и господ офицеров 'Князя Суворова' маленький презент. Керченская селёдка. Лучшая в мире. Уверен, что понравится.

— Ай удивили! — покачал головой Рожественский. — Ваш подарок принимаем с благодарностью. Так ведь, господа?

— Уже слюны полон рот, — не преминул согласиться Семёнов. — Вот как-то захотелось на 'Суворов' поскорее...

— Не вам одному, Владимир Иванович, — присоединился Клапье де Колонг. — Но дело прежде всего.

— Ваше превосходительство, — поинтересовался Андросов, — Вы вернётесь на нашем катере или вызывать с 'Суворова'?

— Уже выпроваживаете? — весело посмотрел на лейтенанта командующий.

— Никак нет. Просто: Куда грузить кадушки?

— Вернёмся на вашем катере.

— Понял. Я ещё приказал испечь свежего ржаного хлеба. Через полчаса будет готов.

Эта информация сразила адмирала и его офицеров просто наповал. Они уже мысленно находились на борту флагмана, откупоривали бутылочку хлебного вина, разливали её по рюмкам, смотрели на ломти ещё тёплого ржаного хлеба и кусочки селёдочки покрытой капельками жира...

Даже Рожественский уже вполуха слушал Зарина:

— Так что, ваше превосходительство, настоятельно рекомендую на всей эскадре перед боем освободить любые помещения от всего, что может гореть и не является необходимым для сражения с врагом...

— Да-да, Алексей Сергеевич, я увидел то, что увидел. Сделаю выводы и отдам соответствующие распоряжения. Ещё раз благодарю за информацию.

— Спасибо вам, Борис Григорьевич за идею с селёдкой, — весело посмотрел на своего старшого Зарин, когда катер с Рожественским и сопровождающими его офицерами, запыхтев, отвалил от борта 'Алмаза'. — Несколько десятков волос у меня в ближайшее время не поседеют.

— Да не за что, Алексей Сергеевич, — ухмыльнулся лейтенант. — А может и нам сейчас по рюмашке? А то я, признаться, тоже в некотором стрессовом состоянии...

— А не возражаю. Прикажите той самой селёдочки, да с ржаным хлебушком ко мне в салон. Графинчик к этому найдётся...

— Так что там с отцом Дионисием было, — спросил Зарин после первой же рюмки.

— Ах, да! — встрепенулся Андросов. — Ну, слушайте: Построил я команду к подъёму флага, матросы ошалевшие, смотрят по сторонам, по рейду, ничего не понимают, переговариваются... Но по команде 'К подъёму флага смирно!' рефлексы взяли своё. Застыли. Флаг поднят. И тут я говорю: Братцы, вы сами видите, что мы сейчас не в Севастополе, я ничего не могу вам объяснить, ибо сам ничего не понимаю, но, видимо Господу было угодно совершить то, что произошло...

И тут вдруг вступил наш батюшка: Братья мои во Христе...

Дальше ничего не помню, как накрыл он нас своим басом, как пошёл... Это просто ария какая-то была. Лично я очнулся на коленях, крещусь, клянусь Господу не пощадить живота своего для победы над супостатом, вся команда занимается нем же самым в той же самой позе. Ну и вы сами могли видеть во что это обратилось. Рвутся в бой и мечтают расколотить япошек.

— Да уж, не ожидал от нашего отца Дионисия такого, — ухмыльнулся Зарин. — Не священник, получается, а просто талантище.

— Ещё какой! Алексей Сергеевич, — вдруг сменил тему Андросов, — позвольте высказать крамольную для моей должности мысль?

— Вот прямо сразу заинтриговали, — удивлённо посмотрел на своего старшого командир. — Валяйте, удивляйте!

— Поскольку считаю, что главная задача 'Алмаза' в предстоящем сражении отнюдь не артиллерийский бой, то предлагаю передать часть наших фугасных снарядов на 'Жемчуг' и 'Изумруд' — им-то уж стрелять придётся побольше нашего.

— Действительно неожиданное предложение от старшего офицера, которому по должности положено заботиться в первую очередь о своём корабле, — усмехнулся Зарин. — А нам прикажете от японцев отбиваться ныряющими и шрапнелями?

— Ни в коем разе! Мы же не просто отдадим свои с тротилом — поменяемся на их пироксилиновые. Один к одному. Что скажете?

— Ну что же, если думать не только о своём крейсере, но и об эскадре, Борис Григорьевич, то мысль здравая...

— Разрешите присоединиться? — подошёл лейтенант Эссен.

— Милости просим, Раймонд Фёдорович. У вас какое-то дело ко мне?

— Точно так. Как раз искал вас, и, подходя, краем уха услышал, что разговор о снарядах.

— Ну да. А зачем вы меня искали?

— Как ни странно, но тоже по поводу снарядов.

— Да вы что, сговорились все, — хохотнул кавторанг. — Ну, слушаю.

— Мы тут с коллегами поговорили — не в полной мере собираются использовать возможности наших гидропланов: Разведка — разумеется, пулемётная атака на мостики флагманов — хорошо, но это можно будет сделать только один раз.

— Почему? — чуть ли не дуэтом поинтересовались собеседники.

— Потому, что не следует считать японцев дураками — они сообразят, что к чему и каждую нашу лодку, идущую на бреющем полёте курсом на них, будут встречать сегментными снарядами. Крайне рискованно.

— Соглашусь, — кивнул Андросов. — Достаточно велик риск потерять машину при весьма сомнительной эффективности такой атаки — японцы, завидев нашу авиацию, наверняка попрячутся за бронёй. На мостиках, открыто, будут находиться единицы.

— И я согласен, что далее?

— Атаки стрелками и нашими лёгкими бомбами, конечно, могут подвыкосить личный состав на палубах, но не причинят серьёзного вреда самим кораблям.

— Раймонд Фёдорович, — слегка ошалел Зарин. — А вы что, хотите перетопить все японские корабли с воздуха?

— Все — нет, — улыбнулся в ответ лейтенант, — но один, а то и два броненосных корабля, если и не потопить, то всерьёз озадачить во время боя возможно.

— Говорите.

— Нам нужны зажигательные снаряды.

— Зачем?

— К снаряду приделывается оперение, по бортам наших гидропланов устанавливаем по трубе, в которых будут подвешены бомбы... Над целью выдёргивается держатель и... И представьте, что будет, если такое угодит в верхнюю палубу броненосца или крейсера.

— Представил, — задумчиво проговорил Зарин.

— Если повезёт, то могут и погреба боезапаса рвануть, — согласился старший офицер.

— Исполать вам, Рудольф Фёдорович! Покажете мне свои устройства для сброса, проведём испытания с каким-нибудь подходящим железом, и получите снаряды. С механиками своими обсудили? Своими силами справитесь или нужно будет с 'Камчаткой' договариваться?

Глава 2.

Путь к Цусиме

На следующий же день Зарин напросился на визит к командующему, был немедленно принят. Предложение об обмене снарядами с 'Жемчугом' и 'Изумрудом' было принято, и уже восемнадцатого апреля к борту 'Алмаза' подвалили катера с упомянутых крейсеров, и началась перегрузка снарядов. Матросы, привёзшие боеприпасы, искренне ничего не понимали — с какой целью их заставляют сгружать снаряды и принимать взамен точно такие же. Когда это закончилось, для матросов 'Алмаза' нарисовлась новая проблема — буксир 'Роланд' привёз из Камрани пять столитровых бочек бензина — больше купить не удалось. Пришлось принимать на борт и это...