Ветер полнолуния (часть 2)

Их наверняка заметили, но тревоги маленький отряд не вызвал. То ли гости бывают здесь часто, и к ним привычны, то ли десяток бойцов, пусть даже возможных врагов, герейновскому гарнизону — на один чих.

— Не в пасть ли волколаку лезем, — этом от мыслей Анегарда пробормотал Мано.

— Посмотрим, — зло выдохнул Анегард.

Змея-дорога вильнула еще раз и устремилась вверх. Крутой подъем, опущенный мост, тяжелая, как древний камень, тень надвратной башни, и сама башня, массивная, приземистая... Мано прищурился, привстав на стременах:

— Ох ты ж! Не наш ли парень там... упыри его дери, не разглядеть против солнца...

На вершине башни раскачивался повешенный.

Дыхание перехватило. Анегард выругался, погнал коня вперед — и вскоре осадил, хрипло рассмеявшись. Облегчение навалилось душным облаком и отпустило — как будто разжалась стиснувшая горло ледяная рука.

— Это Герейн, — сказал Анегард. — Игмарт, выходит, уже вовсю здесь хозяйничает. Ты прав, Мано, ни беса с прохвостом не сделается.

Впереди поднималась решетка на воротах: их, похоже, ждали.

— Вперед, — скомандовал Анегард. Пробормотал себе под нос: — Посмотрим...

— Его милость барон Лотарский? — спросил стражник на воротах — чуть постарше самого Анегарда, с застарелым страхом на дне глаз.

— Да.

— Господин ждет вашу милость в кабинете. Вашу милость проводят.

— Мано, со мной, — скомандовал Анегард. Мелькнуло: если заспорят, значит, точно ловушка.

Не заспорили. Только пообещали лошадей в конюшню отвести, а людей накормить и устроить на отдых.

И до кабинета их с Мано отвели без подвоха. Анегарда лишь одно удивило: что провожал солдат, а не служаночка какая-нибудь. И в коридорах тишина стояла мертвая, затхлая, как в склепе.

— Господин, — солдат стукнул в дверь, не торопясь, однако, открывать, — его милость барон Лотарский прибыли.

— Заходи, — откликнулся Игмарт.

Анегард толкнул тяжелую дверь — дуб, окованный железом и серебром. Дверь открылась с визгливым скрипом, будто сто лет не смазывали.

— Боялся гостей дядюшка, — буркнул Марти.

Он сидел за столом, подперев кулаком щеку, а перед ним стояли серебряный кубок и полупустая бутылка. Две пустых валялись на полу, осколки еще одной усеивали пол у стены.

— Отмечаешь? — ядовито спросил Мано. — Поминки или наследство? Или решил врагам жизнь облегчить? Зарезать пьяного — это, знаешь, сплошное удовольствие.

— Ты как наш Аскол, — губы королевского пса растянулись в кривой улыбке. — Знаю я. Просто погано мне. На душе погано, в голове бесы знают что, не заглушить. — Полупустая бутылка полетела в стену, по белой штукатурке потекло алое вино — как кровь. — И не пьяный я. Хорошо, что ты приехал, Лотар.

— Рассказывай, — Анегард подвинул к столу табурет, сел, огляделся. Кабинет у покойного Герейна был роскошный, привычная Лотарам скромность смотрелась бы здесь нищетой. Узорчатый ковер устилает пол, такой же прикрывает стену напротив входа, на нем — крест-накрест — длинные пики, сабли, мечи. Сталь азельдорская и южная, тройной закалки, рукояти тускло блестят серебром. На другой стене — полка с кубками: золото, серебро, алые и синие камни.

Игмарт отставил кубок в сторону, размял пальцы.

— Извини, не угощаю. Прав твой десятник, пить после будем. — Задумчиво потер заросший щетиной подбородок. — Значит, так. Замок мой. Нашлись здесь люди, которые меня помнят, узнали. Дядюшку боялись так, что любому проходимцу обрадовались бы, лишь бы избавил, а я законный наследник и человек короля. Двое, что в курсе его делишек, сидят под замком, и думаю я, их бы скорым маршем к королю сопроводить. Много интересного рассказать могут. Займешься?

— Не сегодня, — Анегард растерянно почесал в затылке. — То есть ты прав, конечно, скорей бы надо, но давай убедимся, что ты замок удержишь, прежде чем мой десяток отсюда отправить.

— Удержу, — отмахнулся Марти. — Но, как скажешь, давай завтра. Твое поручение, в конце концов, перед королем тебе отвечать.

За тебя тоже, подумал Анегард. Но вслух не сказал. Спросил только:

— Сам ты их допросить не догадался?

— Незачем. Королевским палачам пускай врут, те правду выбивать умеют.

— Ладно, тогда говори, чем я тебе помочь могу.

Игмарт поморщился, как будто уксуса хлебнул. Вздохнул:

— Нелюдь. Разобрался бы ты с ней, а, Лотар? Противно мне от нее. Тошно. Бесы его знают, как объяснить, будто требует чего-то, а чего — не понимаю. Но не булок с медом, это точно.

Анегард пожал плечами:

— Ночью чуть не спятил, а с утра и не чувствую ничего, все спокойно, как и не было этой нелюди. Странно.

— И сейчас не чувствуешь?

— Нет.

— А меня будто гложет кто изнутри. Что ж делать-то, а?

— В бумагах поройся, может, что полезное найдешь, — Анегард еще раз, уже внимательней, оглядел кабинет. По первому взгляду похоже, что его хозяин вообще не знал, что такое "бумаги". Подозрительно. — Кажется мне, что секретов у твоего дяди хватало, и прятал он их хорошо. Ты разобрался уже, где искать?

— Да что тут разбираться, — Игмарт встал, покачнувшись. Откинул край висящего на стене ковра. За ковром обнаружилась дверь. — Вот настоящий кабинет. Пойдем, вместе посмотрим. Мано, покараулишь тут?

Десятник посмотрел на Анегарда, дождался подтверждающего кивка. Королевский пес уже скрылся за дверью, и Анегард поспешил следом.

Здесь, похоже, Герейн бывал часто — и занимался делами, а не выпивкой. Мягкое, обитое дорогим бархатом кресло, ковер на полу, на столе — чернильница, пачка перьев, ровная стопа бумаги. Массивный дубовый шкаф стоит в удобной близости. Марти подергал дверцу шкафа, выругался, склонился над замочной скважиной:

— Вот зараза, отмычкой не взять.

— Опомнись, — бросил Анегард, — какая отмычка, ты хозяин здесь. Ключ ищи.

Игмарт хрипло рассмеялся:

— Правда. Совсем одурел.

Ключ нашелся довольно быстро: королевский пес оказался мастером по обнаружению и вскрытию тайников. В узком потайном ящичке в толстой столешнице лежали тонкий серебряный стилет и даже два ключа — один от шкафа, второй, судя по размеру, от небольшой шкатулки.

— Так-так, — Игмарт вторично подступил к шкафу, — поглядим, что тут у дядюшки за секреты. — Распахнул дверцу, присвистнул: — Ого! Лотар, ты глянь, мы ж это до лета разгребать будем.

— Разгребешь потихоньку, — утешил Анегард. — Здесь, похоже, семейные архивы, значит, дело не спешное. Нам бы бегло проглядеть, что именно от Герейна осталось. Письма, заметки...

Спохватился: Герейн теперь — Игмарт. Но тот, похоже, оговорки не заметил. Сел на ковер перед шкафом, выгребал из дубовых недр почки бумаг, стопки писем, какие-то перевязанные шнурками пергаменты. Складывал в кривые стопки рядом с собой. Пробормотал:

— Да, ты прав, разберу, как время будет. Это все старое. Тут, в общем, порядок, дядюшка, похоже, той еще бумажной душонкой был. Разложено, как в королевском архиве... Купчие, грамоты на владения, указы о привилегиях, налоги, еще налоги... генеалогии... письма какие-то древние, то ли деда, то ли прадеда... О! А вот свежее. — Протянул Анегарду тонкую пачку писем, связанную узкой шелковой лентой. — Погляди, что там.

Анегард распутал замысловатый узел, развернул верхний лист. Пробежался взглядом по строчкам.

— Бессмыслица какая-то. Кони рыжие, кони серые, бархат черный, вино сливовое. Зачем такое хранить?

— Дай, — королевский пес протянул руку. Анегард заглянул в следующие листы: такие же странные списки.

— Думаешь, шифр?

— Уверен, — Игмарт посмотрел бумагу на свет, ухмыльнулся: — Гляди, разводы видишь? Невидимыми чернилами писали. Так, отлично, это поедет к его величеству вместе с пленниками. Там разберутся.

Дальнейшие поиски ничего интересного не принесли. Закончив с последней полкой, Марти потянулся, зевнул.

— Пойдем обедать, Лотар. Кухарка здесь прежняя, тебе понравится.

— Кухарка понравится? — хмыкнул Анегард.

— Стряпня. Пироги у нее — язык проглотишь. А потом проведу тебя по замку и подумаем, что дальше делать.

А он, похоже, успокоился, подумал Анегард. Спросил:

— Ты как, не грызет сейчас?

Марти растерянно покачал головой.

Сегодня старый барон Лотарский чувствовал себя лучше. Настолько, что даже спустился вниз, во двор, и поглядел, как Сюзин учится держаться в дамском седле. Грегор держал под уздцы смирную серую кобылу, ножки Сюзин упирались в скамеечку-стремя, пышные юбки ниспадали с боков лошади, пальцы слишком крепко сжимали поводья. Дочь хмурилась сердито и беспомощно, и барон вспомнил вдруг, как не любила ездить верхом ее мать. Грейна была слишком робкой для того, чтобы ладить с лошадьми, предпочитала кареты. Ах, Грейна, Грейна, наворотила дел твоя робость. И тебя сгубила, и дочь твою едва навсегда от рода не оторвала. Хорошо, что Сюзин характером не в мать пошла.

— Спину ровней держи, а руки расслабь, — Грегор поправлял посадку Сюзин с легкой, необидной улыбкой, и девушка робко улыбалась в ответ. — Если будешь дергаться, скорее упадешь. Ты должна верить лошади. И уж точно не должна бояться!

— Я и не боюсь, — удивленно отозвалась Сюзин, — с чего это мне зверья бояться. Просто неудобно. Сижу, как курица на насесте! И поясница затекла...

— Поясница затекла, потому что сидишь неправильно. Выпрямись!

Барон Эстегард Лотарский улыбался, глядя на дочь. Какая же его девочка красивая выросла! И как загорается взгляд Грегора рядом с ней... Забавно даже, что сама она не замечает. Старая лекарка хорошо ее воспитала — честной и неиспорченной. Благородным манерам можно научить и взрослого, а внутреннее благородство вкладывается с пеленок. Барону Лотарскому не придется стыдиться старшей дочери.

Грегор наконец добился от Сюзин правильной посадки, и теперь медленно вел кобылу по кругу. Подсказывал:

— Поясницей работай, руки не напрягай, плечи назад, спину ровно.

Сюзин опускала руки, расправляла плечи — и улыбалась смущенно и благодарно. Разрумянилась, в густой косе искрятся снежинки. Красавица!

— Теперь сама, — Грегор опустил руку и отступил. Несколько шагов держался рядом, потом отошел к Эстегарду. — Что за девушка! Веришь, друг, рядом с ней я снова как мальчишка.

— Вижу, — усмехнулся Эстегард. — Вижу, Грегор. Спасибо, что учишь ее. Мои силы сейчас не те.

Серая кобыла лениво шагала по кругу, Сюзин сидела уверенно, только пальцы на поводьях слегка подрагивали. Из-под отороченного беличьим мехом подола платья виднелись теплые зимние сапожки, меховая безрукавка играла под легким ветерком, узкий плетеный ремешок подчеркивал тонкую талию. Эстегард поглядывал то на дочь, то на Грегора. Внимание старого друга к Сюзин льстило. Видят боги, его дочь заслуживает чувств такого человека, как Грегор Ордисский! Благородного, безупречно честного, здравомыслящего и не склонного к авантюрам. Этой зимой старый барон Лотарский слишком уж ощущал груз прожитых лет. Он хотел бы знать, что о Сюзин есть кому позаботиться...

Сюзин сделала круг, натянула поводья.

— Отец, вы не замерзли? Может, пойдете в тепло?

— Пойду, пожалуй, — улыбнулся Эстегард. — Ты прекрасно держишься в седле, Сюзин. Барон Грегор — отличный наставник.

— Да, — Сюзин улыбнулась в ответ, — это оказалось легче, чем я боялась.

— Что же, оставляю тебя с ним.

— Выпейте горячего вина, отец.

— Хорошо. Не волнуйся обо мне, Сюзин, я сегодня прекрасно себя чувствую.

Замечательный день, думал Эстегард, медленно поднимаясь к себе. Вкус жизни особенно остро ощущаешь, постояв на краю могилы. В этом нет ничего удивительного, чтобы понять эту истину, не обязательно стареть. Но одно дело — риск в бою, и совсем другое — долгая, изматывающая болезнь. В выздоровлении своя, особенная прелесть — когда дышать становится легче, и холодный воздух не режет грудь, а льется в нее пьянящим молодым вином. Когда уходит постыдная слабость, и лестница перестает казаться препятствием непреодолимей крепостной стены. Когда, засыпая, веришь, что утром проснешься. Что доживешь до весны, до возвращения сына, до свадьбы дочери.

После подъема по лестнице все-таки пришлось отдохнуть. Старый барон сидел в кресле у камина, пил, как посоветовала Сюзин, горячее вино, и думал о том, что Грегор стал бы для его дочери хорошим мужем. Да и ей будет лучше за хозяйственным человеком, предпочитающим собственные земли бурной и суетной столичной жизни. Пожалуй, пора спросить у Грегора прямо, верно ли барон Лотарский понял те знаки внимания, которые барон Ордисский оказывает его старшей дочери.

Грегор затеял разговор первым. Неудивительно: он смолоду отличался редким даром выбирать нужное время. Для разговоров, боя, любви...

Они сидели в столовой после ужина, вдвоем, потягивали вино и молчали. В жизни барона Лотарского мало было людей, молчать с которыми он любил. Грегор относился как раз к таким.

Еще такой же была Грейна...

— У тебя славная дочка, — тихо сказал Грегор. — Необыкновенная. То есть, извини, конечно, обе они у тебя славные, но я сейчас о Сюзин. Я говорил тебе, что с ней рядом становлюсь мальчишкой. Я очарован и влюблен. Ты разрешишь мне просить ее руки?

— Я рад, — честно ответил Эстегард. — Но... Понимаешь, Сюзин так недавно со мной. Честно сказать, она только-только перестала запинаться на слове "отец". Я не смогу приказать ей. Добейся ее сердца, Грегор, и я буду счастлив отдать ее тебе.

Губы Грегора тронула довольная улыбка.

— Я не ждал другого ответа. Спасибо, Эстегард. Я и не подумал бы брать ее за себя без любви. Она не из тех куриц, что готовы смириться с родительской волей, забыв о собственных чувствах. Да мне и самому хочется получить ее всю — не только тело, но и душу. Иначе как я смогу сделать ее счастливой?

— Из вас получится отличная пара. Я желаю тебе удачи, Грегор.

Барон Ордисский подлил в кубки вина:

— За удачу и за любовь! Пусть Звездная дева будет к нам благосклонна.

В камине трещал огонь, за окнами свистела разгулявшаяся к ночи метель, а наверху сидела в своей комнате Сьюз, завернувшись в одеяло и глядя на букет осенних звезд, желтых и белых. Острые лепестки-лучики все еще были свежими, как вчера сорвали.

— Пусть Звездная дева будет к тебе благосклонна, — прошептала Сьюз. Вздохнула и легла. Она устала за день. Хотя ездить верхом ей понравилось, а барон Грегор и в самом деле оказался хорошим учителем. Сьюз улыбнулась, засыпая: надо скорее научиться скакать по-настоящему. Тогда можно будет доехать до деревни, а то и к Зигмонду в гости напроситься. Зима такая долгая, и ждать до весны так тоскливо...

Жаркие, наполненные запахом крови ночи. Слишком яркие, ослепительные дни. Рихар успел уже забыть, каково это — жить под солнцем мертвых, Старухиным солнцем. Когда солнечный свет — тусклый, зимний, сумрачный — обжигает огнем. Когда ты силен и быстр, но плата за твою силу — чужая кровь.

Рихар не собирался платить. Он так счастлив был вернуться к людям, снова говорить и смеяться, есть обычную еду, девчонку за руку держать! Он выдержит. Никогда, ни за что не станет снова ночной тварью!