Ветер полнолуния (часть 2)

Дилогию полностью можно купить на "Призрачных мирах": http://feisovet.ru/магазин/Полуночные-тени-Ветер-полнолуния-дилогия-Алена-Кручко Обложка от Анастасии Эльберг

Говорят, у богов лучше не просить. Очень уж любят они вывернуть людские мольбы по-своему, исполнить так, что вроде бы и по словам просящего, да лучше бы и вовсе не исполнялось. Поэтому, если уж решился уповать на помощь свыше, над каждым словом нужно трижды подумать и взвесить.

Но, обращаясь к богам, мало кто помнит об этом. Неудивительно: слишком часто в храм бегут тогда, когда своих сил уже нет, а здравый разум затуманен отчаянием.

Боги это знают.

Говорят еще, что коварней всех прочих Старуха-Прядильщица, Хозяйка тьмы. И чары ее, магия на крови, лишь отражение Ее зловредной сути. Молчат о другом: кровавая магия, как и сама кровь, в равной мере — смерть и жизнь. Молчание, как это обычно бывает, породило забвение, страх победил былое знание — двойной страх, перед дурным норовом богини и перед королевским судом. Творящих колдовство именем Старухи ждет суровая казнь.

Вот только нигде не сказано, что делать, если просил у Хозяйки тьмы — один, а дала она — другому.

Игмарт стоял над телом врага — и не верил. Слишком быстро, слишком неожиданно. Не так должна свершаться месть! Черная кровь впитывалась в черный алтарь, почему-то Марти видел это отчетливо, будто не глухая ночь стояла, а ясный солнечный день. Гладкая поверхность черного камня, черные пятна на белом кружеве воротника, белое лицо, искаженное предсмертной злобой. Серебристые блики на темной листве, серебряные пряжки на темном камзоле, серебряные накладки на рукояти и ножнах тяжелого, под стать хозяину, меча. Лунная пена на багряном вареве Хозяйки тьмы, скрип ее неостановимого веретена и злорадный хохот: "Жертва принята, да будет так, так, та-ак..."

Подошел Анегард, сказал хмуро:

— Поздравлять тебя, что ли... барон Герейн?

И тут Марти прорвало.

Он ругался, как не ругался никогда, самой черной божбой, которую только мог припомнить, хрипло, страстно и зло, не сдерживаясь, не опасаясь, что услышат ненужные уши. И с каждым словом, с каждым выплюнутым в ночь проклятием до него все яснее доходило: попался. Сам себе расставил ловушку, не успев убить на два или три мгновения раньше, подгадав ненароком в тот самый миг, когда эта сволочь, эта мерзостная сволочь, проклятущий родственничек, просил богиню о милости и обещал плату. Вот и заплатил, чтоб ему вечность посмертия в кровавом котле вариться! Кровью Герейнов. А значит...

Докажет ли королевский пес Игмарт свое право на баронство и замок, пока что вилами по воде писано, а наследство от дядюшки уже получено. Теперь бы еще узнать, что за наследство. О чем именно просил мерзавец темную богиню? Навряд ли о хорошем!

Разбираться с этим придется отдельно, а пока — Марти всей своей шкурой, всем песьим нюхом на опасность ощущал — так, как, наверное, "слышат" Лотары, — присутствие жадной и голодной силы, готовой сорваться и броситься на жертву по первому его, барона Герейна, знаку.

— Э-э... господин? — негромкий оклик заставил отпрыгнуть и схватиться за меч. Марти прищурился, силясь разглядеть говорившего. Два бароновских стражника переминались с ноги на ногу на краю поляны. Странное дело, вроде ж убежали?

Анегард развернулся так, чтобы не мешать в случае схватки. Марти криво усмехнулся, вставая в позицию. Вряд ли барон Герейн набирал в свою стражу трусов или неумех, но, странно, эти двое не казались хоть сколько-нибудь опасными противниками.

— Господин, — повторил стражник, — вы теперь наш новый хозяин?

— Новый барон Герейн, — резко поправил Игмарт. Выпрямился, вбросил меч в ножны. — Раз уж вернулись, подойдите и заберите эту падаль. Все же родственник, похоронить надо... как он меня когда-то. Лошади ваши где?

Стражник молча ткнул рукой в сторону леса.

— Я позову, — предложил Анегард. — А ты бы расспросил их пока.

И то верно, подумал Марти. Дожил, теленок мокроусый королевского пса учит. Подошел к дяде, выдернул нож. Крови на лезвии не осталось. Ни на лезвии, ни на камне алтаря, только на кружевном воротнике, таком же белом, как лицо убитого.

Соберись, приказал себе Марти, ты королевский пес, а не сопля, и труп этот у тебя не первый. Да, плохо убил: в храме, да еще и на алтарь Хозяйки тьмы кровь пролил. Это все потом, когда будет время обдумать. Сейчас важно, чтоб самого следом за дядей разлюбезным не отправили.

Герейновские стражники по-прежнему мялись шагах в десяти. Теперь Игмарт разглядел их: оба средних лет, с простоватыми крестьянскими лицами. Боятся. Понять бы только, боятся — его, незнакомца, убившего их господина, или, по привычке, прежнего Герейна, а может, ночь в храме и кровавая жертва нагнали страху? Что ж, выясняй, королевский пес.

— Сколько раз, — медленно и веско спросил Игмарт, — вам нужно повторять приказы?

Дальнейший разговор пошел в усвоенной Игмартом от капитана манере. Аскол был мастер пропесочивать нерадивых подчиненных, почему не воспользоваться наукой. Марти говорил медленно, не повышая голоса, а стражники бледнели, потели и сглатывали, боясь открывать рот. Еще бы: выдумывать, чем припугнуть, без надобности, состав преступления налицо, ни один суд колебаться не станет. Герейн собирался принести кровавую жертву, а эти двое — знали, охраняли, а может, и несчастную девчонку волокли. Соучастие во всей красе.

— В общем, так, — завершил Игмарт разнос, — прикрыть от королевского гнева я вас не обещаю, но попробовать могу. Если докажете делом, что верны не прежнему барону Герейну, а мне и его величеству. Понятно или объяснять нужно?

Стражники попались понятливые: совсем уж дураков Герейн, похоже, не держал. Тут же, положив ладони на алтарь Воина, поклялись в верности, поручились за остальной гарнизон: "Кроме Дирриха, капитана нашего, и Улле, мажордома, оба у его милости в доверенных ходили. Да маг еще, но этого..." — замялись: наверняка поняли уже, что именно он, их новый господин, мага и прихлопнул. Марти кивнул. Прихлопнул, и хвала богам, проще замок взять будет.

При одной мысли о герейновом маге внутренности скрутило в ледяной клубок. Бывает же: убить убил, а ненависть жива. Еще бы раз попался в руки, убил бы снова.

— Ясно, — процедил, — берите труп, и поехали. Поможете с Диррихом и Улле разобраться, считайте, прощены.

— Не скалься, — чуть слышно посоветовал Анегард, — они и без того напуганы. Что, поедешь во владение вступать?

— Да, — Игмарт сглотнул вставший вдруг в горле комок. — Ты дорогу обратную сам найдешь?

— Конечно, — вроде как даже обиделся Лотар. — В лесу не заблужусь.

— Хорошо. Тогда я в замок с этими, — мотнул головой на стражников, привязывающих к седлу труп бывшего господина, — а ты со своими утром подъезжай.

— Справишься один? А то ведь, если тебе там кинжал в спину всадят...

— Лотар, ты не понял, что произошло? Они меня теперь боятся, как его боялись. Наследство... И, между прочим, с наследством разбираться нам с тобой. Тебя король именно за этим послал.

— Разберемся, — пообещал Анегард. — Ты, главное, позаботься, чтобы твои люди против наследничка не взбунтовались.

— Не взбунтуются, — снова оскалился Игмарт. — Иначе им перед королем не только за бунт отвечать, но и за кровавую магию.

— Сам смотри не влипни, — Анегард почему-то поглядел вверх. — Ты их чувствуешь?

— Что-то есть, — Марти пожал плечами. — Злое что-то. Не пойму пока. Говорю ж, с тобой вместе разбираться надо.

— Ладно, — Анегард взял под уздцы своего коня, поглядел еще раз в небо, покачал головой: — Полнолуние, плохое время. Ты о них лучше вообще пока не думай, а то как окажется, что они из твоих мыслей команды слышат, не расхлебаем.

— Почему из мыслей? — растерялся Марти.

— А как, по-твоему, они... а, — Лотар махнул рукой, — ты ж не знаешь, верно. Вспомни, как Рихар в дороге засады разгонял. Если они страх прямо в разум наводят, не сказано, что у хозяина из разума приказ не прочтут, понял?

Да, только такого ему и не хватало для полноты ощущений. Чтоб дядюшке за такое наследство в котле у Старухи не мерзнуть!

— Понял. Постараюсь. Давай, Лотар, утром жду.

Марти промедлил перед тем, как сесть в седло: казалось, чего-то он не сделал, что-то забыл. Махнул рукой:

— Вперед.

Успокоенные Лотаром кони шли неторопливым шагом, труп их не пугал, хоть и умер Герейн нехорошей смертью. Ночь едва поворачивала к рассвету, тропа вилась вверх по пологому склону холма, лес расступался, смутно встающий впереди замок еще не знал, что его хозяину придется отныне довольствоваться семейным склепом. Песье чутье молчало: похоже, смена власти обещала пройти гладко.

Усмирить коней оказалось трудно, как в до сих пор памятные Анегарду дни первого появления Зигмондовой стаи. Приученные и к охоте, и к бою животные паниковали, их ужас захлестывал Анегарда с головой, и немалых трудов стоило даже себя удержать в руках. Слишком пристально смотрела в их сторону Хозяйка тьмы, это люди не всегда чувствуют Ее взгляд, а твари — чуют безошибочно.

Когда Анегард стоял посреди Зигмондовой стаи, и чужая жажда крови, тоска и злоба сводили с ума, — ему казалось, что ничего страшнее он в жизни уже не встретит. Если, конечно, вообще выживет. Теперь понял — то были цветочки. Стае Зигмонда повезло с вожаком, став тварями, его люди не утратили разум. Они смогли вернуться. Здесь твари были те же, вряд ли Рихар ошибся, да и сам Анегард ощущал их так же, как тех. Но человеческий разум давно оставил их, сменившись вечным ненасытным голодом. Даже не звери, зверь, задрав добычу, насыщается, а этим не насытиться уже никогда. Сколько ни дай им крови, все будет мало, все лишь подстегнет жажду. Вот, значит, что готовила для Зигмонда Хозяйка тьмы, проклиная ослушника...

Никогда раньше молодой барон Лотар не задумывался о запрете, оградившем Старуху от людского поклонения. Спроси кто, ответил бы: не нашего ума дело, нам довольно знать, когда и как можно подходить к Ее алтарю. А почему иначе — нельзя, то вопрос к храмовникам. Может, подумал бы еще втайне, что виной тем запретам — потаенный страх смерти, в котором стыдно признаваться вслух.

Теперь понял: не в людских страхах дело, а верней, не только в них. Боги грозны, каждый из них может осерчать. Но сотворить с людьми подобную гнусность... Анегард смотрел на труп Герейна и жалел, что для мерзавца все уже кончено. Что нельзя убить его еще раз, а потом воскресить снова и отдать королевскому правосудию, не знающему снисхождения к адептам Прядильщицы. За такое и десяти казней мало.

В храмах и возле храмов обостряется родовой дар. Лотар чувствовал жажду крови, не человеческую и не звериную, слишком острую и ненасытную даже для обычной нелюди. Но за этой жаждой, за отчаянным желанием вспороть клыками чужое горло ему отчетливо виделась сеть, сплетенная из нитей проклятия, власти, приказов и ожидания. Из неведомого живым нижнего мира, через черный алтарь к стае, от стаи — к Герейну, а через того — к Игмарту. Вот уж досталось королевскому псу наследство, упасите боги! Вряд ли он такого ждал. Спросить бы, чует ли угрозу своим песьим нюхом. Но ему не до того, с живыми бы разобраться. Мертвец, богиня и нелюдь никуда не денутся, а герейновские стражнички или сломаются сейчас от угроз — вполне, кстати, весомых угроз, ничуть не пустых! — или замок придется штурмом брать.

Анегард едва не рассмеялся собственным мыслям: какой штурм, сломаются, уже ломаются, и, быть может, не только угроза призрачного королевского правосудия тому причиной, но и очень даже известная обоим сила, что стоит за кровью Герейнов. Чувствуют они, или просто знают? Судя по повадкам их прежнего господина, знают. И боятся, сильно боятся.

Анегард их понимал, ему тоже было страшно. За Игмарта: ощущает ли сам королевский пес, как бьется о границы его разума чужая и чуждая сила? Что станется с ним, если не устоит? Превратиться в слепое орудие Хозяйки тьмы — хуже судьбы не придумаешь. За себя: мало радости оказаться вдруг рядом со спятившим убийцей, в воле которого — безжалостная стая кровопийц. За Сьюз: любит ведь сестренка этого дурного парня, хоть и не понять, за что! Правда, упрямства у Игмарта уже хватило однажды на то, чтобы устоять под чарами запретной кровавой магии. Пусть с помощью Зигмонда, но ведь иной, послабее, мог бы той помощи и не дождаться! Глядишь, продержится и в этот раз.

Игмарт закончил строить герейновских стражников, отправил их прибрать труп, и Лотар снова уловил всплеск голодной, слепой злобы. Не хотелось отпускать парня в одиночку, но все же от его "ты со своими утром подъезжай" накатило постыдное облегчение. Слишком тяжело было ощущать беспрерывно этот голод — и не сойти с ума. Анегард отчаянно хотел передышки.

Королевский пес уехал первым. Анерагд задержался: при первом же шаге прочь от храма ясность уйдет, сменившись обычным чутьем на тварей, не больше. Стоял, вглядываясь в переплетение нитей, связавших Игмарта с проклятой стаей, вслушиваясь в разлитые над миром ощущения. Жажда крови, ожидание жертвы и слепая покорность воле того, кто жертву укажет. Воле хозяина, Игмарта. Но только ли его? Нить, протянутая к трупу прежнего Герейна, истончилась и потемнела, однако не исчезла, — похоже, смерть не положила конец его служению Прядильщице. Не зря говорят, что Старуха не отпускает свою добычу. Если промедлит с приказами нынешний Герейн, как знать, не вспомнит ли стая волю прежнего господина? А то, глядишь, вовсе сорвется с поводка, и неизвестно, какой поворот хуже.

А где-то совсем далеко, в недоступных для живого слоях мира, там, куда уходила темная нить, притаился другой голод и другая жажда — разумная, могущественная и оттого куда более злая. По силам ли человеку справиться? Отправляясь искать непонятную нежить, молодой барон Лотар ждал чего угодно, но только не Хозяйку тьмы в противниках.

Перед тем, как уехать, Анегард подошел к алтарю покровительницы Лотаров. Положил ладонь на теплый камень, сказал:

— Благодарю тебя, Звериная матерь, за дар. Не оставь и дальше, защити, дай силы справиться.

Почудился ли тихий вздох в ответ? Говорят, несладко придется тому, кто попадет под пристальный взор нескольких богов сразу, но еще говорят, что не любят боги спорить из-за смертных.

Обратный путь показался слишком длинным. Ночь душила, пугала, пыталась увести с тропы, и не покидало ощущение, что кто-то из герейновой стаи летит над головой, сужая круги. Конь нервно прядал ушами, всхрапывал, норовя понести. Вот интересно, как прежний Герейн своих коней успокаивал? Постоянно чуять рядом жаждущих крови тварей — хоть человек, хоть зверь умом тронется.

Пока добрался до деревни, сам едва не рехнулся. Мано ждал; Анегард бросил ему повод, сказал:

— Обиходь, сил нет, — и, едва добравшись до постели, рухнул, не раздеваясь и не снимая сапог. Только теперь заметил, что его бьет мелкая лихорадочная дрожь, а рубашка насквозь промокла от пота. Натянул на себя край одеяла, как смог: шевелиться не осталось сил. Жаждущая крови тварь все так же ощущалась где-то близко, но теперь, под крышей, в защищенном стенами и оберегами доме, на нее можно было не обращать особого внимания.

Вошел Мано, пробормотал:

— Что за ночь, не иначе, бесы по небу пляски водят. Выпьете, господин?

— Давай.

Крепкая бражка согрела, уняла дрожь и вышвырнула из головы чужой злобный голод. Анегард сел, потянул на плечи одеяло. Спросил:

— Наши все по домам, никто с девками по сеновалам не кувыркается?

— Нынче и девки по домам, и местные мужички, даром что удалью хвалятся. Дурная ночь. — Мано тоже приложился к фляжке. — Королевского парня где потеряли, господин?

— Тревожишься? — усмехнулся Анегард. — С ним, с придурком, ни беса не сделается. Убил Герейна. Утром ждет нас в замке.

— Че-его?! — Мано вытаращил глаза.

— Дай еще хлебнуть, — Анегард взял у десятника фляжку, допил остававшиеся там несколько глотков. — Ты знал, что барон Герейн — его дядя?

Рассказывать пришлось долго, но Анегард, пожалуй, был даже рад. Заснуть все равно не сумел бы, а так — не заметил, как и ночь прошла. К тому же Мано и впрямь должен знать, что к чему. Удалось ли королевскому псу задуманное, ждут в замке друзья или враги, пока одним богам ведомо. Молодой барон Лотар не хотел вести своих людей на верную гибель, а у десятника и опыта куда больше, и мозги на месте, глупо от его помощи отказываться.

— Что же, — дослушав, Мано встряхнул пустую фляжку, вздохнул с досадливым сожалением, — одно хорошо, королевское поручение, считай, выполнили. Какая нежить тут балует, теперь знаем, ежели чего, можем и вернуться. За подмогой хотя бы. Вряд ли добрый наш король всерьез думает, что с эдакой напастью управится десяток бойцов, да без мага?

— Не нам гадать, что думает король, — Анегард лег, закинул руки за голову. — Но одно ясно, он ждет, что я из шкуры наизнанку вывернусь, ради прощения себе и отцу. Лучше бы нам справиться самим.

— Выше головы всяко не прыгнешь, господин, — Мано, похоже, был напуган. А если не напуган, то уж точно озадачен.

— Я Зигмонда позвал. Если это тебя успокоит.

— Правильно, — обрадовался десятник. — Это вы, господин барон, верно решили. Кому еще с эдакой нежитью и разбираться, как не ему!

— Осталось дождаться, — буркнул Анегард. В голове шумело от выпитого и бессонной ночи, и, уж перед собой чего таиться, он тоже был напуган. Не меньше Мано, а может, и больше. Однако наследнику благородного рода не к лицу страх, тем более — перед боем. С кем бы ни был этот бой.

Анегард встал, подошел к окну, сдвинул ставень. За окном серел рассвет.

— Поднимай людей, Мано. Поедем, поглядим, много ли королевский пес за ночь навоевал.

Мано ухмыльнулся, вставая. Тоже, видать, подумал, что страх не к лицу бывалому вояке.

— Прорвемся, господин! Вы верно сказали, с этим парнем ни беса не сделается, он еще тех бесов увертливости поучит. Только надежных людей ему там не помешало бы, так что нам, пожалуй, стоит поторапливаться.

— Вот и поторопись, — кивнул Анегард. Потянулся, встряхнул головой, отгоняя ночные страхи. Мано прав: по крайней мере, с королевским поручением теперь все ясно. Дождаться Зигмонда — и домой...

Пробираться в одиночку во вражеский замок на разведку Игмарту доводилось не раз. Но в одиночку брать замок — о таком приключении он бы и в горячечном бреду не подумал. И вот вам, не бред, не сон, самая распроклятая явь, — он идет захватывать замок кровного врага, имея за плечами только возможность прикрыться королевской волей, труп врага да двух перебежчиков, которые еще не сказано, что не поменяют сторону обратно при первом же случае. Сумасшествие.

Склоны холма пошли круто вверх, стены замка надвинулись, закрыли половину неба.

— Куда ехать, господин? — спросил один из стражников.

— Тебя как звать? — спохватился Марти.

— Дит, господин.

— А ты? — Марти повернулся ко второму.

— Колин.

— Понял, — кивнул Марти. Отметил про себя: Колин — белобрысый, худой, молчаливый, Дит плотно сбитый, не боится первым лезть с вопросами. — Откуда в храм ехали? От ворот или из калитки у конюшни? Где ждать должны?

— У калитки, — Дит глянул внимательно, озадаченно: не ждал, что новый господин знаком с замком?

— Значит, туда. И вот что, парни, — добавил, снова подпустив в голос той тяжести, которая в исполнении капитана Аскола пугала новичков до слабости в ногах. — Вы, наверное, гадаете, кто я и что. Так вот, во-первых и в главных, я человек короля. А во-вторых, я — законный хозяин этого замка и этих земель. И король мое право признаёт, даже не сомневайтесь.

— Да мы чего, — потупился Дит. — Мы люди подневольные, господин.

— Понимаю, — кивнул Марти. — Потому и объяснил. Чтобы не ошиблись ненароком. Ясно?

Послал вперед коня, не дожидаясь ответа. Калитка отворилась, едва всадники показались на залитой зыбким лунным светом тропе: здесь, очевидно, возвращения хозяина ждали. Марти пригнулся к самой гриве: он помнил, свод калитки слишком низок для всадника. Спрыгнул на каменные плиты двора, ухватил за ворот встречавшего их человека, развернул к свету.

Темная кожа полукровки, тонкие, слегка кривые губы, перебитый нос. Это лицо Игмарт помнил, точно помнил. Разве что седины в черных волосах прибавилось.

— Стаджи? Ты, гляжу, по-прежнему конюхом?

Тот ахнул, переменился в лице:

— Молодой господин! Как же?..

— Да вот так. — Марти развернулся — Дит и Колин ждали неподвижно, лиц не видно в тени, но явно не упустили ни единого звука; — скомандовал: — Чего ждете, сгружайте падаль.

И повторил, глядя, как глаза старого конюха испуганно расширяются при виде упавшего на землю трупа:

— Вот так, Стаджи.

Конюх рухнул на колени и обнял ноги Игмарта:

— Господин...

— Поднимись, — велел Марти. — Коней возьми.

Обернулся к спешившимся стражникам:

— Вы со мной?

— Да, господин, — в один голос отозвались те.

— Тогда к воротам, в караулку.

Стража на воротах проявила изрядное здравомыслие и оспаривать власть нового хозяина не стала. Впрочем, их там и сидело-то два сопляка, Марти даже говорить не пришлось, за него сказал Дит — коротко, емко и по делу. Похоже, усмехнулся про себя королевский пес, этот парень выбор уже сделал и теперь вовсю отрабатывает грядущее повышение. Вот и славно, будет кого оставить за гарнизоном приглядеть.

Квартира капитана располагалась здесь же, в надвратной башне, на втором этаже. Марти бесшумно поднялся по узкой лестнице, вытащил длинный кинжал: с мечом на крохотном пятачке перед дверью не развернуться. Кивнул Диту. Тот заколотил в дверь:

— Капитан!

Засов щелкнул через несколько мгновений: капитан Диррих спал чутко. И безоружным на стук не выходил, но в этот раз полезная привычка ему не помогла. Марти скользнул вбок, выворачивая из ладони Дирриха меч, и приставил тому кинжал к горлу. Слишком просто. Героем герейновский капитан не был, трепыхаться не стал. Только зло глядел исподлобья, пока Дит вязал ему руки.

Марти щелкнул ногтем по клинку капитанового меча, хмыкнул: хорошая сталь, но не азельдорская. Скомандовал:

— Разверните его к свету.

— Ты кто, бесы тебя дери? — спросил, щурясь, капитан.

Марти кивнул: ход мыслей Дирриха был ясен. Раз сразу не убили, значит, хотят договариваться, глядишь, и поторговаться получится. Нет уж, мерзость герейновская. Не надейся.

— Твое лицо мне знакомо. Я Игмарт Герейн. Тебя, случайно, не было с моим дядей, когда мой отец принимал его в этом замке шестнадцать лет назад?

Капитан Диррих замер, кровь отхлынула от лица.

— Вижу, я не ошибся. Что ж, Диррих, могу тебе предложить выбор. Вешаем тебя сразу, или едешь к королю и рассказываешь во всех подробностях, чем тут занимался мой дядюшка. Учти, я и сам многое знаю, твои показания не настолько уж необходимы. Просто, — Игмарт деланно вздохнул, — желательны. Его величество любит задавать вопросы.

— Я отвечу на вопросы его величества, — торопливо ответил Диррих. — Я честный верноподданный...

Марти хрипло рассмеялся, бросил Диту:

— В подвал его пока, да смотри, чтоб не сбежал. Честный верноподданный...

Жаль, что мерзавец так легко сдался. По чести говоря, давно желание убивать не овладевало Игмартом настолько остро.

Следующими в плане шли казармы. Арестовав капитана, простых вояк Марти уже не опасался. Сброд, дать им понять, кто хозяин, — и дело сделано. Открыл дверь с ноги:

— Подъем, негодяи! В замок новый господин явиться изволил, а они дрыхнут, ленивые сволочи! Дит, разъясни дармоедам ситуацию.

Прошелся вдоль наспех вставших в строй полуодетых стражников, полюбовался на ошарашенные лица. Прислонился к стене рядом с дверью, небрежно похлопывая по ладони кинжалом. Дит разъяснять уже насобачился, умный, далеко пойдет. Ловил на себе испуганные взгляды и думал — может, месть и сладка, но ожидание мести — слаще. Слишком просто и буднично все прошло. Сплошное разочарование, как выражался иногда Аскол. Правда, капитан прилагал эти слова исключительно к фехтовальным потугам некоторых новичков, сдуру считавших себя опытными. Любил капитан сбивать с выскочек спесь, представление из этого устраивал — любо-дорого поглядеть.

А ведь ему, новому барону Герейну, тоже нельзя пренебрегать подобными представлениями. Взять этот замок он, похоже, уже взял, но взять еще не значит удержать.

Дит умолк, Марти обвел стражников тяжелым взглядом, спросил:

— Всем все ясно? Вопросы, жалобы есть? Нет? — Наверняка есть, но прежний барон отучил рты открывать. А на лицах-то явственное облегчение. Даже, пожалуй, радость. Ну да, им-то без разницы, по большому счету, кому служить, а заигрываний господина с темной богиней наверняка боялись. Еще и нелюдь эта непонятная, кстати, расспросить хоть того же Дита. Утром, с Анегардом вместе, Лотару такое понятнее.

Дит вытянулся перед строем:

— Приказывайте, господин.

Кто там остался из дядюшкиных прихвостней? Улле, мажордом?

— Десяток со мной, остальным нести службу прежним порядком. Дит, где там ваш Улле? Негоже мажордому спать, когда в доме меняется хозяин.

Насколько доверял Герейн своему мажордому, можно было разобраться и позже. Пока же важным оказалось одно — о поездке своего господина в храм тот или вовсе не знал, или не считал чем-то важным. Иначе, уж наверное, дожидался бы господина не в собственной постели, глубоко и мирно спящим.

— Вяжите, — скомандовал Игмарт.

Мажордом вскинулся, выхватил из-под подушки кинжал, но, похоже, знакомые лица солдат заставили его на несколько мгновений растеряться и промедлить. Солдаты же, наоборот, не медлили, накинулись всем десятком, завернули мерзавцу руки за спину, стянули накрепко веревками, да еще и к лавке примотали.

— Отлично, — медленно усмехнулся Игмарт, — так и оставьте пока.

Подошел, подобрал упавший на пол кинжал, провел ногтем по лезвию. Сказал:

— Ты, я слыхал, у барона правой рукой был? Это хорошо. Покойничку правая рука без надобности, а наш добрый король рад будет задать тебе несколько вопросов. О нелюди, о кровавой магии, об участии в заговоре.

— Я не... — Улле поперхнулся, закашлял. Затараторил, глотая слова: — Какой заговор, какая магия, как можно, я же доброму нашему корою верный подданный, всегда рад служить, чем только...

— Прибереги оправдания, мне без надобности, — поморщился Марти. — Палачам королевским будешь песни петь. Утром приедет человек, посланный королем, дабы разобраться со всеми деяниями твоего хозяина. Так что подумай до утра, время есть еще. Дит, стражу у дверей.

Развернулся и ушел. Противно было — до тошноты, до спазмов в животе. Каким же надо быть хозяином своим людям, каким командиром, чтобы тебя радостно сдавали первому встречному проходимцу! Долго придется теперь отмывать имя Герейнов от налипшей грязи...

— Господин, — Дит подошел опасливо, не иначе, вопрос неудобный, боится, не ответят ли с правой в челюсть.

— Говори.

— Что делать... с трупом?

Ах да. С дядюшкой, чтоб ему посмертие вечным мраком обернулось.

— Повесить. На воротах, как вероломного предателя, заговорщика и адепта кровавой магии. Только света дождись. И людей собери, пусть видят. А пока присыпьте его солью, чтоб не встал ненароком. И веревку вели в соли вымочить.

Соль от нежити первое средство, даже, говорят, лучше серебра. Хотя кто знает, поможет ли против воли богини? Но, с другой стороны, хотела бы богиня поднять верного слугу — подняла бы сразу, в храме. Кто знает, может, он ей там, внизу, нужнее.

Поднимет — упокоим, решительно подумал Марти. Нет мерзавцу места на земле ни живому, ни мертвому. Зря так тянул с местью, давно нужно было — не ждать королевского разрешения, прийти и убить, как бешеного пса. Простили бы.

Луна катилась над лесом, и где-то там, между луной и голыми ветвями, тосковала нелюдь, мечтая о крови и покое. Марти чуял ее — смутно, самой гранью сознания, и ощущение это было на редкость неприятным. Надо будет спросить у Лотара, как он их "слышит", может, посоветует чего умного. А то ведь и спятить недолго, сам о крови мечтать начнешь. Может, с прежним Герейном так и вышло? Поганое наследство оставил дядюшка, чтоб ему...

Марти посмотрел на так и мнущегося рядом Дита, вздохнул коротко:

— Пошли вместе. У меня кинжал заговоренный, если вдруг чего, не подведет.

Почудился далекий, никому другому не слышимый, ехидный старушечий смешок. Царапнул по сердцу: ох, не так все просто. И взвыло, предупреждая о неведомой пока опасности, испытанное песье чутье.

Ладно, мрачно думал Марти, шагая по выщербленным плитам родного двора. Поживем, разберемся. Деваться-то все равно некуда: как ни крути, это его наследство, ему и исправлять все, что испоганил прежний Герейн.

Утро выдалось ясным, солнечным, кони шли спокойно, и Анегард не чувствовал и тени тревоги. Как будто ночной ужас попросту приснился. Вязкий кошмар постепенно отпускал, сменяясь мыслями куда более обыденными и понятными: что там с Игмартом, удалась ли его почти безумная авантюра? Все же не стоило отпускать в одиночку. Пусть опыта у него куда как побольше, чем у Анегарда, но не только опытом одерживают победы и не только нахальством. И что делать, если его там попросту убили?

По-хорошему, зло подумал Анегард, надо было договориться о какой-то связи, знаке, сигнале. Но сразу в голову не пришло, а теперь поздно, задним умом никто еще не побеждал. Теперь только ехать вслепую, надеясь на наглость и везение королевского пса, на то, что он встретит их хозяином замка, как обещал, а не узником в самом глубоком подвале.

Замок увидели издали. Он короной венчал пологий холм, зубцы башен прорезали густо-синее утреннее небо, и на самой высокой башне хлопал на ветру флаг. Единственный. Был ли он цветов Герейна, издали не разглядеть, но — один. Никакого предписанного обычаем траурного полотнища, означающего смерть владельца.

Анегард переглянулся с Мано и пришпорил коня. Дорога едва ползла, змеей извивалась по склону, кольцом огибала высокие стены. Удобно сделано, сто раз любого гостя и заметишь, и разглядишь, и пристрелишь при надобности. Умны были первые Герейны, осторожны и расчетливы. Такой замок только изнутри и возьмешь. Или уж — целой армией.

Их наверняка заметили, но тревоги маленький отряд не вызвал. То ли гости бывают здесь часто, и к ним привычны, то ли десяток бойцов, пусть даже возможных врагов, герейновскому гарнизону — на один чих.

— Не в пасть ли волколаку лезем, — этом от мыслей Анегарда пробормотал Мано.

— Посмотрим, — зло выдохнул Анегард.

Змея-дорога вильнула еще раз и устремилась вверх. Крутой подъем, опущенный мост, тяжелая, как древний камень, тень надвратной башни, и сама башня, массивная, приземистая... Мано прищурился, привстав на стременах:

— Ох ты ж! Не наш ли парень там... упыри его дери, не разглядеть против солнца...

На вершине башни раскачивался повешенный.

Дыхание перехватило. Анегард выругался, погнал коня вперед — и вскоре осадил, хрипло рассмеявшись. Облегчение навалилось душным облаком и отпустило — как будто разжалась стиснувшая горло ледяная рука.

— Это Герейн, — сказал Анегард. — Игмарт, выходит, уже вовсю здесь хозяйничает. Ты прав, Мано, ни беса с прохвостом не сделается.

Впереди поднималась решетка на воротах: их, похоже, ждали.

— Вперед, — скомандовал Анегард. Пробормотал себе под нос: — Посмотрим...

— Его милость барон Лотарский? — спросил стражник на воротах — чуть постарше самого Анегарда, с застарелым страхом на дне глаз.

— Да.

— Господин ждет вашу милость в кабинете. Вашу милость проводят.

— Мано, со мной, — скомандовал Анегард. Мелькнуло: если заспорят, значит, точно ловушка.

Не заспорили. Только пообещали лошадей в конюшню отвести, а людей накормить и устроить на отдых.

И до кабинета их с Мано отвели без подвоха. Анегарда лишь одно удивило: что провожал солдат, а не служаночка какая-нибудь. И в коридорах тишина стояла мертвая, затхлая, как в склепе.

— Господин, — солдат стукнул в дверь, не торопясь, однако, открывать, — его милость барон Лотарский прибыли.

— Заходи, — откликнулся Игмарт.

Анегард толкнул тяжелую дверь — дуб, окованный железом и серебром. Дверь открылась с визгливым скрипом, будто сто лет не смазывали.

— Боялся гостей дядюшка, — буркнул Марти.

Он сидел за столом, подперев кулаком щеку, а перед ним стояли серебряный кубок и полупустая бутылка. Две пустых валялись на полу, осколки еще одной усеивали пол у стены.

— Отмечаешь? — ядовито спросил Мано. — Поминки или наследство? Или решил врагам жизнь облегчить? Зарезать пьяного — это, знаешь, сплошное удовольствие.

— Ты как наш Аскол, — губы королевского пса растянулись в кривой улыбке. — Знаю я. Просто погано мне. На душе погано, в голове бесы знают что, не заглушить. — Полупустая бутылка полетела в стену, по белой штукатурке потекло алое вино — как кровь. — И не пьяный я. Хорошо, что ты приехал, Лотар.

— Рассказывай, — Анегард подвинул к столу табурет, сел, огляделся. Кабинет у покойного Герейна был роскошный, привычная Лотарам скромность смотрелась бы здесь нищетой. Узорчатый ковер устилает пол, такой же прикрывает стену напротив входа, на нем — крест-накрест — длинные пики, сабли, мечи. Сталь азельдорская и южная, тройной закалки, рукояти тускло блестят серебром. На другой стене — полка с кубками: золото, серебро, алые и синие камни.

Игмарт отставил кубок в сторону, размял пальцы.

— Извини, не угощаю. Прав твой десятник, пить после будем. — Задумчиво потер заросший щетиной подбородок. — Значит, так. Замок мой. Нашлись здесь люди, которые меня помнят, узнали. Дядюшку боялись так, что любому проходимцу обрадовались бы, лишь бы избавил, а я законный наследник и человек короля. Двое, что в курсе его делишек, сидят под замком, и думаю я, их бы скорым маршем к королю сопроводить. Много интересного рассказать могут. Займешься?

— Не сегодня, — Анегард растерянно почесал в затылке. — То есть ты прав, конечно, скорей бы надо, но давай убедимся, что ты замок удержишь, прежде чем мой десяток отсюда отправить.

— Удержу, — отмахнулся Марти. — Но, как скажешь, давай завтра. Твое поручение, в конце концов, перед королем тебе отвечать.

За тебя тоже, подумал Анегард. Но вслух не сказал. Спросил только:

— Сам ты их допросить не догадался?

— Незачем. Королевским палачам пускай врут, те правду выбивать умеют.

— Ладно, тогда говори, чем я тебе помочь могу.

Игмарт поморщился, как будто уксуса хлебнул. Вздохнул:

— Нелюдь. Разобрался бы ты с ней, а, Лотар? Противно мне от нее. Тошно. Бесы его знают, как объяснить, будто требует чего-то, а чего — не понимаю. Но не булок с медом, это точно.

Анегард пожал плечами:

— Ночью чуть не спятил, а с утра и не чувствую ничего, все спокойно, как и не было этой нелюди. Странно.

— И сейчас не чувствуешь?

— Нет.

— А меня будто гложет кто изнутри. Что ж делать-то, а?

— В бумагах поройся, может, что полезное найдешь, — Анегард еще раз, уже внимательней, оглядел кабинет. По первому взгляду похоже, что его хозяин вообще не знал, что такое "бумаги". Подозрительно. — Кажется мне, что секретов у твоего дяди хватало, и прятал он их хорошо. Ты разобрался уже, где искать?

— Да что тут разбираться, — Игмарт встал, покачнувшись. Откинул край висящего на стене ковра. За ковром обнаружилась дверь. — Вот настоящий кабинет. Пойдем, вместе посмотрим. Мано, покараулишь тут?

Десятник посмотрел на Анегарда, дождался подтверждающего кивка. Королевский пес уже скрылся за дверью, и Анегард поспешил следом.

Здесь, похоже, Герейн бывал часто — и занимался делами, а не выпивкой. Мягкое, обитое дорогим бархатом кресло, ковер на полу, на столе — чернильница, пачка перьев, ровная стопа бумаги. Массивный дубовый шкаф стоит в удобной близости. Марти подергал дверцу шкафа, выругался, склонился над замочной скважиной:

— Вот зараза, отмычкой не взять.

— Опомнись, — бросил Анегард, — какая отмычка, ты хозяин здесь. Ключ ищи.

Игмарт хрипло рассмеялся:

— Правда. Совсем одурел.

Ключ нашелся довольно быстро: королевский пес оказался мастером по обнаружению и вскрытию тайников. В узком потайном ящичке в толстой столешнице лежали тонкий серебряный стилет и даже два ключа — один от шкафа, второй, судя по размеру, от небольшой шкатулки.

— Так-так, — Игмарт вторично подступил к шкафу, — поглядим, что тут у дядюшки за секреты. — Распахнул дверцу, присвистнул: — Ого! Лотар, ты глянь, мы ж это до лета разгребать будем.

— Разгребешь потихоньку, — утешил Анегард. — Здесь, похоже, семейные архивы, значит, дело не спешное. Нам бы бегло проглядеть, что именно от Герейна осталось. Письма, заметки...

Спохватился: Герейн теперь — Игмарт. Но тот, похоже, оговорки не заметил. Сел на ковер перед шкафом, выгребал из дубовых недр почки бумаг, стопки писем, какие-то перевязанные шнурками пергаменты. Складывал в кривые стопки рядом с собой. Пробормотал:

— Да, ты прав, разберу, как время будет. Это все старое. Тут, в общем, порядок, дядюшка, похоже, той еще бумажной душонкой был. Разложено, как в королевском архиве... Купчие, грамоты на владения, указы о привилегиях, налоги, еще налоги... генеалогии... письма какие-то древние, то ли деда, то ли прадеда... О! А вот свежее. — Протянул Анегарду тонкую пачку писем, связанную узкой шелковой лентой. — Погляди, что там.

Анегард распутал замысловатый узел, развернул верхний лист. Пробежался взглядом по строчкам.

— Бессмыслица какая-то. Кони рыжие, кони серые, бархат черный, вино сливовое. Зачем такое хранить?

— Дай, — королевский пес протянул руку. Анегард заглянул в следующие листы: такие же странные списки.

— Думаешь, шифр?

— Уверен, — Игмарт посмотрел бумагу на свет, ухмыльнулся: — Гляди, разводы видишь? Невидимыми чернилами писали. Так, отлично, это поедет к его величеству вместе с пленниками. Там разберутся.

Дальнейшие поиски ничего интересного не принесли. Закончив с последней полкой, Марти потянулся, зевнул.

— Пойдем обедать, Лотар. Кухарка здесь прежняя, тебе понравится.

— Кухарка понравится? — хмыкнул Анегард.

— Стряпня. Пироги у нее — язык проглотишь. А потом проведу тебя по замку и подумаем, что дальше делать.

А он, похоже, успокоился, подумал Анегард. Спросил:

— Ты как, не грызет сейчас?

Марти растерянно покачал головой.

Сегодня старый барон Лотарский чувствовал себя лучше. Настолько, что даже спустился вниз, во двор, и поглядел, как Сюзин учится держаться в дамском седле. Грегор держал под уздцы смирную серую кобылу, ножки Сюзин упирались в скамеечку-стремя, пышные юбки ниспадали с боков лошади, пальцы слишком крепко сжимали поводья. Дочь хмурилась сердито и беспомощно, и барон вспомнил вдруг, как не любила ездить верхом ее мать. Грейна была слишком робкой для того, чтобы ладить с лошадьми, предпочитала кареты. Ах, Грейна, Грейна, наворотила дел твоя робость. И тебя сгубила, и дочь твою едва навсегда от рода не оторвала. Хорошо, что Сюзин характером не в мать пошла.

— Спину ровней держи, а руки расслабь, — Грегор поправлял посадку Сюзин с легкой, необидной улыбкой, и девушка робко улыбалась в ответ. — Если будешь дергаться, скорее упадешь. Ты должна верить лошади. И уж точно не должна бояться!

— Я и не боюсь, — удивленно отозвалась Сюзин, — с чего это мне зверья бояться. Просто неудобно. Сижу, как курица на насесте! И поясница затекла...

— Поясница затекла, потому что сидишь неправильно. Выпрямись!

Барон Эстегард Лотарский улыбался, глядя на дочь. Какая же его девочка красивая выросла! И как загорается взгляд Грегора рядом с ней... Забавно даже, что сама она не замечает. Старая лекарка хорошо ее воспитала — честной и неиспорченной. Благородным манерам можно научить и взрослого, а внутреннее благородство вкладывается с пеленок. Барону Лотарскому не придется стыдиться старшей дочери.

Грегор наконец добился от Сюзин правильной посадки, и теперь медленно вел кобылу по кругу. Подсказывал:

— Поясницей работай, руки не напрягай, плечи назад, спину ровно.

Сюзин опускала руки, расправляла плечи — и улыбалась смущенно и благодарно. Разрумянилась, в густой косе искрятся снежинки. Красавица!

— Теперь сама, — Грегор опустил руку и отступил. Несколько шагов держался рядом, потом отошел к Эстегарду. — Что за девушка! Веришь, друг, рядом с ней я снова как мальчишка.

— Вижу, — усмехнулся Эстегард. — Вижу, Грегор. Спасибо, что учишь ее. Мои силы сейчас не те.

Серая кобыла лениво шагала по кругу, Сюзин сидела уверенно, только пальцы на поводьях слегка подрагивали. Из-под отороченного беличьим мехом подола платья виднелись теплые зимние сапожки, меховая безрукавка играла под легким ветерком, узкий плетеный ремешок подчеркивал тонкую талию. Эстегард поглядывал то на дочь, то на Грегора. Внимание старого друга к Сюзин льстило. Видят боги, его дочь заслуживает чувств такого человека, как Грегор Ордисский! Благородного, безупречно честного, здравомыслящего и не склонного к авантюрам. Этой зимой старый барон Лотарский слишком уж ощущал груз прожитых лет. Он хотел бы знать, что о Сюзин есть кому позаботиться...

Сюзин сделала круг, натянула поводья.

— Отец, вы не замерзли? Может, пойдете в тепло?

— Пойду, пожалуй, — улыбнулся Эстегард. — Ты прекрасно держишься в седле, Сюзин. Барон Грегор — отличный наставник.

— Да, — Сюзин улыбнулась в ответ, — это оказалось легче, чем я боялась.

— Что же, оставляю тебя с ним.

— Выпейте горячего вина, отец.

— Хорошо. Не волнуйся обо мне, Сюзин, я сегодня прекрасно себя чувствую.

Замечательный день, думал Эстегард, медленно поднимаясь к себе. Вкус жизни особенно остро ощущаешь, постояв на краю могилы. В этом нет ничего удивительного, чтобы понять эту истину, не обязательно стареть. Но одно дело — риск в бою, и совсем другое — долгая, изматывающая болезнь. В выздоровлении своя, особенная прелесть — когда дышать становится легче, и холодный воздух не режет грудь, а льется в нее пьянящим молодым вином. Когда уходит постыдная слабость, и лестница перестает казаться препятствием непреодолимей крепостной стены. Когда, засыпая, веришь, что утром проснешься. Что доживешь до весны, до возвращения сына, до свадьбы дочери.

После подъема по лестнице все-таки пришлось отдохнуть. Старый барон сидел в кресле у камина, пил, как посоветовала Сюзин, горячее вино, и думал о том, что Грегор стал бы для его дочери хорошим мужем. Да и ей будет лучше за хозяйственным человеком, предпочитающим собственные земли бурной и суетной столичной жизни. Пожалуй, пора спросить у Грегора прямо, верно ли барон Лотарский понял те знаки внимания, которые барон Ордисский оказывает его старшей дочери.

Грегор затеял разговор первым. Неудивительно: он смолоду отличался редким даром выбирать нужное время. Для разговоров, боя, любви...

Они сидели в столовой после ужина, вдвоем, потягивали вино и молчали. В жизни барона Лотарского мало было людей, молчать с которыми он любил. Грегор относился как раз к таким.

Еще такой же была Грейна...

— У тебя славная дочка, — тихо сказал Грегор. — Необыкновенная. То есть, извини, конечно, обе они у тебя славные, но я сейчас о Сюзин. Я говорил тебе, что с ней рядом становлюсь мальчишкой. Я очарован и влюблен. Ты разрешишь мне просить ее руки?

— Я рад, — честно ответил Эстегард. — Но... Понимаешь, Сюзин так недавно со мной. Честно сказать, она только-только перестала запинаться на слове "отец". Я не смогу приказать ей. Добейся ее сердца, Грегор, и я буду счастлив отдать ее тебе.

Губы Грегора тронула довольная улыбка.

— Я не ждал другого ответа. Спасибо, Эстегард. Я и не подумал бы брать ее за себя без любви. Она не из тех куриц, что готовы смириться с родительской волей, забыв о собственных чувствах. Да мне и самому хочется получить ее всю — не только тело, но и душу. Иначе как я смогу сделать ее счастливой?

— Из вас получится отличная пара. Я желаю тебе удачи, Грегор.

Барон Ордисский подлил в кубки вина:

— За удачу и за любовь! Пусть Звездная дева будет к нам благосклонна.

В камине трещал огонь, за окнами свистела разгулявшаяся к ночи метель, а наверху сидела в своей комнате Сьюз, завернувшись в одеяло и глядя на букет осенних звезд, желтых и белых. Острые лепестки-лучики все еще были свежими, как вчера сорвали.

— Пусть Звездная дева будет к тебе благосклонна, — прошептала Сьюз. Вздохнула и легла. Она устала за день. Хотя ездить верхом ей понравилось, а барон Грегор и в самом деле оказался хорошим учителем. Сьюз улыбнулась, засыпая: надо скорее научиться скакать по-настоящему. Тогда можно будет доехать до деревни, а то и к Зигмонду в гости напроситься. Зима такая долгая, и ждать до весны так тоскливо...

Жаркие, наполненные запахом крови ночи. Слишком яркие, ослепительные дни. Рихар успел уже забыть, каково это — жить под солнцем мертвых, Старухиным солнцем. Когда солнечный свет — тусклый, зимний, сумрачный — обжигает огнем. Когда ты силен и быстр, но плата за твою силу — чужая кровь.

Рихар не собирался платить. Он так счастлив был вернуться к людям, снова говорить и смеяться, есть обычную еду, девчонку за руку держать! Он выдержит. Никогда, ни за что не станет снова ночной тварью!

Силы у Рихара было не слишком много, зато упрямства хватало. Нестись к дому по прямой, не останавливаясь, не подчиняясь навязчивому желанию охоты. У Старухи нет власти над теми, кто любит и любим — до тех пор, пока они сами, смалодушничав, не отдадут себя в Ее руки. Собрать всю волю в тугой узел, стянуть накрепко памятью о тех, кто его ждет — о людях. Заглушить шепот Хозяйки тьмы звонким смехом Динушки.

Помнить, что ты человек.

Кода внизу замелькали знакомые места, Рихар чуть не зарыдал от счастья. Он с трудом поборол искушение свернуть к замку Лотаров. Там накормят, там можно отдохнуть. Сьюз и старый барон рады будут добрым вестям о сыне и брате. А уж Динуша как обрадуется... Но он потеряет время — кучу драгоценного времени.

Поэтому Рихар только издали посмотрел на башни родового гнезда баронов Лотарских. Подавил вздох. Подбодрил себя: совсем немного осталось. Уже этой ночью он будет у своих! Дома...

Рихар поднялся выше, поймал попутный ветер и полетел дальше. Замок Ульфара — их замок, их новый дом — тянул его, как тянет волка след подраненной добычи. Рихар уже чуял близость своих, незримое тепло стаи, властную силу вожака. Надвигалась ночь, дарующая силы, спасение, возможность продержаться еще немного. Хотя Рихар совсем не был уверен, что продержится — до конца.

И тогда он позвал. Кинул беззвучный вопль туда, где его услышат свои, услышит Вожак. Он отчаянно нуждался в помощи. Он выбился из сил за этот долгий путь, за дни и ночи беспощадной гонки. Он с ума сходил от голода, жажды и усталости.

Обидно будет свалиться в шаге от дома. Но если его встретят, найдут, подхватят...

Его нашли, когда он, почти теряя сознание, по крутой спирали спускался к земле. Мелькнула черная тень, на мгновение заслонив уходящее за кромку горизонта алое солнце. Крепкие руки подхватили, Рихар расслабился, ощутив опору. Вдохнул, жадно вбирая запах вожака, такой знакомый и успокаивающий. Он сумел. Добрался, справился. Теперь он имеет право отдохнуть.

Хотя бы до замка. Там нужно будет скорее рассказать, с чем столкнулся в землях Герейнов молодой барон Лотарский. А потом... потом, подумал Рихар, я буду спать. Несколько дней кряду.

Рихар счастливо вздохнул и закрыл глаза.

Очнулся он от вкуса воды на губах. Восхитительной, холодной, пахнущей чистотой и свежестью воды. Это было счастье — настолько же острое, как теплый мягкий хлеб после долгих лет горячей крови, как первый поцелуй с девчонкой, которая не испугалась влюбиться в нелюдя. Рихар дрожал, зубы стучали о край кружки, вода текла по подбородку, проливалась на грудь.

— Ну-ну, малыш, не жадничай, — Зигмонд поддерживал его голову. — Медленно пей. Ты выдохся. Пей и рассказывай потихоньку, что за беда.

Рихар сглотнул. Долго говорить не придется, десятка слов хватит, вот только радости в том мало.

Зигмонд выслушал его так спокойно, будто мальчишка о прошлогоднем урожае рассказывал или о погоде на прошлой неделе. Кивнул:

— Хорошо, что догадались меня звать. Сами они там не справятся, два малолетних остолопа. Ты молодец, Рихар. Отдыхай теперь, свое дело ты сделал. Я велю обед сюда принести, лежи.

Рихар попытался кивнуть — и заснул.

Зигмонд, ныне барон Ренхавенский, постоял над мальчишкой, вглядываясь в исхудавшее лицо, в черные тени под глазами и обметанные жаждой губы. Повторил:

— Молодец, Рихар.

И вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Ему нужно было быстро попрощаться с женой, оставить приказания капитану... А главное — решить, брать ли кого с собой или рвануть на юг одному. Ослаблять замок не хотелось: прежний хозяин наверняка не оставил мысли вернуть свое достояние. Но в том деле, что ждало Зигмонда, поддержка своего, члена стаи могла решить все.

Зигмонд мысленно перебрал своих людей. Нужен сильный, выносливый, чтобы соображал быстро и — самое, пожалуй, важное! — накрепко забывший вкус крови. Такой, которому, как этому мальчишке, есть за кого зацепиться в мире людей.

Терес. Вот кто ему подойдет. Зигмонд нахмурился. Жестоко отрывать парня от юной жены. Но Терес не сломается под давлением темных чар, устоит — ради своей Анитки и их ребенка, которого она носит под сердцем. Когда есть к кому возвращаться — прочнее якоря не придумаешь. Тому, кто три века скитался темной тварью, только любовь позволит вопреки воле Хозяйки остаться человеком.

Зигмонд кивнул своим мыслям и пошел к жене. Начинать сборы в путь следует с самого трудного, а его Улька, видят боги, хоть и смирилась с навязанным мужем, по-прежнему оставалась весьма норовистой лошадкой.

Молодой барон Лотарский, при всей его неопытности, замок осмотрел вполне дельно. Прошел по стенам, поднялся на главную башню, отметил, как легко здесь обороняться, и тут же спросил о тайных ходах и выходах. С людьми поговорил — начиная от гарнизона и заканчивая девчонками-посудомойками. Марти таскался следом и запоминал, как нужно вести себя хорошему господину. Уж в этой науке всю жизнь просидевший в собственных землях Лотар был поопытней королевского пса.

Покончив с осмотром, Анегард велел собрать всех во дворе. Пока ждали, сказал:

— Решать тебе, но я почти уверен, что эти люди тебя не предадут. Если готов рискнуть, можем отправить в столицу Мано с твоими пленниками и теми письмами. Десяток солдат — как считаешь, хватит?

— Против разбойников — хватит. Против заговорщиков — нет. Но сейчас, вроде, заговор придушили. Рискнуть можно. Единственное, я бы эти письма сначала срочной почтой отправил. И наш отчет заодно.

— Да, ты прав. Значит, сначала в Азельдор, а уж после Мано отправляем?

— Давай так, — кивнул Марти. Оглядел собравшихся во дворе людей, отметил застарелый страх на лицах, бедную, не по-зимнему ветхую одежду. Сплюнул: — Погано дядюшка хозяйничал. Нелюдь привечал, а людей, похоже, хуже скота держал.

— Вот именно, — глухо согласился Анегард. — Потому и верю, что тебя не предадут. Тебе всего и надо — стать для них лучшим господином, чем прежний. А это, видят боги, нетрудно будет.

Хотел бы Игмарт похвастать такой же уверенностью. Анегард умение своими землями управлять с детства впитывал, ему, само собой, легко. А Марти только и умеет, что сражаться да в разведку еще ходить под чужой личиной.

Но ведь он знал, что рано или поздно отвоюет отцовское наследство. Придется учиться. Теперь он в ответе за этих людей.

— Все собрались? — спросил Анегард. Дождался ответного кивка, шагнул вперед. — Люди барона Герейна! Я, барон Анегард Лотарский, послан сюда королем для наведения порядка. Ваш прежний господин виновен в злоумышлении против его величества, в использовании кровавой магии и принесении человеческих жертв. Мы застали его с поличным, и да воздастся ему в посмертии по грехам и заслугам. Перед людьми же вина его доказана, и я именем короля провозглашаю вашим новым господином Игмарта Герейна. Будьте ему верны, как он будет верен вам, повинуйтесь ему, а он будет хранить вас и защищать, как подобает.

Марти вышел вперед, обвел молчащих людей пристальным взглядом.

— Некоторые из вас еще помнят меня. Я же помню совсем других людей. На моей памяти здесь жили счастливее, веселей и богаче. Невеселая ждет меня работа — разгребать за мерзавцем, опозорившим имя нашего рода. Я знаю, что именно пугает вас больше всего. С этого и начну. А об остальном поговорим после.

Слабый, едва слышный то ли шепот, то ли вздох пролетел над стоящими во дворе людьми. Не расслышать слов, но Марти понял: "Справится ли?" Усмехнулся зло:

— И если вы думаете, что это не в силах человеческих, то мало вы знаете о пределе человеческих сил.

Ужинали с Анегардом вдвоем, в кабинете — слишком многое стоило обсудить без посторонних ушей.

— Они близко, я слышу, — тихо говорил молодой барон Лотарский. — Где-то совсем рядом. Но они спокойные. Даже... сонные, что ли?

— Может, в спячку впадают на зиму? — хмыкнул Марти. — Хорошо бы так.

Лотар помолчал, задумчиво глядя в кубок с вином — будто там ему какие-то ответы показывали!

— Ты не спросил, обычные зачистки твой дядя проводил?

— Не проводил. То есть, он говорил, что это его дело, разбираться с нелюдью, и помощь смердов ему не нужна. Но непохоже, чтобы здесь было много тварей... кроме тех.

— Я думаю, — Анегард раздраженно дернул плечом, — думаю, одни охотились на других.

— Хорошее решение, — Марти не сдержал злой смех. Хитрым же мерзавцем был его дядюшка, чтоб ему на том свете света не видать!

— Отвратительное, — возразил Анегард. — Твари от живых кровь берут, а от таких же тварей... Не знаю даже.

И снова уставился в кубок.

— Не понял я тебя, Лотар. Объясни.

— Да что тут понимать. Твоя жизнь, моя, зверья всякого — только кровь. Мы в этом мире полностью. А твари — между двух миров, и их жизнь — не только кровь, но и сила. И оно сплетено, одно от другого не отделить.

Марти присвистнул.

— Вот именно, — Лотар выпил вино, как воду, и молча стал есть.

А королевскому псу кусок в горло не лез. Легко перед запуганными простолюдинами хвост распускать, да оно и правильно, откуда им еще набраться уверенности, как не от собственного господина. Но ему-то, Игмарту, как теперь выполнять все то, что должен? И долг не тот, от которого отмахнуться. Перед именем и честью рода, перед людьми, за которых он теперь в ответе. Умри, но исполни.

— Ладно, — сказал он в конце концов, — как говорит наш капитан, будем отстреливать врагов по мере нападения, тщательно, по плану, не забегая вперед. Завтра в Азельдор? Давай поговорим об Азельдоре. Меня там, верно, до сих пор ловят, но это ничего, ловят-то менестреля, а не королевского пса. Предлагаю начать с архивариуса, если сумеем добраться до него незаметно, а потом навести шум в ратуше.

— А если незаметно не выйдет, то наоборот?

— Именно, — оскалился Марти. — Мы их научим королевскую власть уважать.

Рассмеялся коротко, налил себе вина.

— По уму, надо бы сначала выяснить, чем Герейн их купил. Но это долго рыть придется, а времени нет. Будем давить грубой силой.

— Насчет силы тебе видней, — согласился Лотар. — Уж если в одиночку замок к рукам прибрал, глядишь, и город вдвоем возьмем.

— Вдвоем и с именем короля, — поправил Марти. — Они всего лишь купцы, им невыгодно открыто поддерживать бунтовщиков. Не тогда, когда бунт задушен в зародыше. Они могут ненавидеть, но будут нам улыбаться, извиняться и кланяться. Увидишь.

В глазах Лотара мелькнуло недоверие, и Марти азартно ухмыльнулся. Повторил:

— Увидишь.

"Учись, мальчишка, пока есть у кого".

Впрочем, надо отдать ему должное, учиться Лотар не отказывался. Дельный щенок.

— Расскажешь, какой у тебя план?

— Да никакого, — отмахнулся Игмарт. — Нельзя строить планы, когда известно так мало. Считай, что это бой, вот и все. Отвечай ударом на удар, не забывай о защите и ищи возможность ударить первым.

Кажется, он не очень понимает. Ничего, завтра поймет.

— Спать, Лотар. Доброй ночи.

"Доброй ночи". Игмарт обошел караулы, перекинулся парой слов с Дитом — тот как-то сам собой исполнял уже обязанности капитана, осталось только утвердить перед всеми. Ночь обещала быть тихой. Срывался легкий снег, сверкал, подсвеченный полной луной, ложился на землю, еще не в силах ее укрыть, но обещая скорую зиму. Давящая чужая тоска не стучала больше в виски, не рвала мозг жаждой крови. И правда, что ли, заснула дядюшкина нелюдь? Хорошо бы... Слишком хорошо, чтобы так просто в это поверить. Всегда ждать худшего — железное правило выживания.

По очереди, напомнил себе Марти. Сначала — отправить в столицу добытые сведения и арестованных, прижать к ногтю азельдорских старшин, а потом — разбираться со здешней стаей. А сейчас — спать.

Заснул он мгновенно, едва успев ощутить под щекой подушку. Вот только...

Никогда прежде Игмарт не путал сны с явью. Теперь же — точно знал, что сон его — вовсе не сон. Не то, что можно позабыть поутру, выкинуть из головы, развеять солнечным светом.

Он стоял в огромном пустом зале, затянутом скрывающей стены серой дымкой. Пол из багрового с черными жилами гранита. Зыбкий свет — будто в полнолуние в ясную ночь, последи заснеженного поля. Вязкая, глухая тишина.

И страх. Даже не страх — ужас.

Игмарт не привык бояться. Слишком рано он понял, что страх — самая легкая дорога к гибели. За всю свою щедрую на опасности жизнь только однажды он испытал такую темную, слепую, нерассуждающую панику.

Правда, то "однажды" растянулось не на один день.

"Я не твой", — непослушными губами прошептал Марти.

Мой, засмеялась в ответ пустота. Мой-мой-мой, зашептала в уши уже не серая, а багряная дымка. Дважды мой, ударило наотмашь чужое злое торжество.

Он побежал, но бежать здесь было бесполезно. Багровый туман оплетал ноги, хватал за руки, душил, обвивая удавкой шею. Воздуха не хватало, да и был ли здесь вообще воздух? Грудь разрывало болью, каждый шаг отдавался ударом молнии вдоль хребта, перед глазами плясали черные мушки, складываясь в ненавистное лицо.

"Ты убил меня, щенок, но я отомщу!"

— Я убью тебя снова!

"Попробуй".

Марти попытался выхватить меч, но щупальца тумана стянули руки, плетью ударили по ногам. Королевский пес упал на колени.

"Вот так, — взвихрилось беззвучным смехом лицо мертвеца. — Это тебе подходит, щенок. Этим и кончится, ты будешь стоять на коленях и умолять... умолять... Я дождусь тебя, помни!"

Марти проснулся в ледяном поту, сердце бешено билось, а во рту стоял мерзкий привкус крови. Полная луна окрашивала ночь серебром, превращала снежинки в звезды, а звезды — в туманные огоньки. Полная луна, солнце мертвых, размывающее границы между миром живых и нижним миром...

Ночью Анегарду пришла странная мысль. "Неправильный план". Два тревожных слова разбудили его не хуже набата, громом стучали в висках, ворочались колючим льдистым комом в животе. Странная мысль — потому что Анегард, хотя сам того не особо замечал, привык уже полагаться на опыт и умения королевского пса, верить его решениям. Что же теперь не так?

Игмарта ищут в Азельдоре как убийцу герейновского мага. Но теперь он — Герейн. К тому же на королевского пса напасть — не на менестреля безродного, это уже покушение на власть короны, выходит, и магу поделом, и город при должном нахальстве можно в виноватые загнать. А уж нахальства у Игмарта хватит.

Нет, в Азельдоре опасаться особо нечего. Что же не так?

Анегард встал, подошел к окну. Лунный свет заливал замковый двор, отбрасывал странные зыбкие тени, вихрился туманной дымкой. Где-то в этом тумане тени сгущались в голодных тварей. Лотар не слышал их сейчас, но ощущал терпеливое ожидание, полное уверенности. Они знали, что их час придет.

— Тебе нельзя ехать, — сказал он утром.

— С какого перепугу? — нахмурился королевский пес.

— Только ты защищаешь сейчас свой замок и всех людей в нем. Твари чувствуют тебя. Только твое присутствие не дает им напасть.

Игмарт длинно выругался. Спросил бесцветным голосом:

— Уверен?

— Да, — резко ответил Анегард. — Или ты думаешь, что барон Лотар не отвечает за свои слова?

— Прости. — Марти нахмурился. — Так это что получается, мне теперь отсюда и нос не высунуть?

— Не знаю. По деревням своим, наверное, можешь проехаться. А вот далеко лучше бы не отъезжать.

— Прежний Герейн вполне себе отъезжал.

Анегард пожал плечами, не зная, какими словами выразить смутное впечатление:

— Он ими командовал, а ты... Может, тебе что-то сделать нужно, как-то свое право доказать. Я не понимаю. Только чувствую, ждут они чего-то. И так, знаешь, уверенно ждут. Как будто точно знают, что внакладе не останутся.

Марти снова выругался и застонал, запустив пальцы в волосы.

— Что же делать?..

— Зигмонда ждать. Разобраться пока, что здесь творится, бумаги еще раз пересмотреть, людей расспросить подробно. В Азельдор я один могу съездить, отправлю...

— Нет! — королевский пес и договорить не дал. — Не поедешь. Извини, Лотар, не отпущу. Мне твой дар здесь нужен.

Анегард подавил раздражение. Резкое "не командуй" просилось на язык, но, пожалуй, новоиспеченный Герейн прав: человек, способный слышать нелюдь, здесь может оказаться не просто нужным, а жизненно необходимым.

— И еще, Лотар, — продолжил Игмарт, — обойдется пока что его величество без нашего доклада, без пленников и без тех писем. Не хочу я твоих ребят отпускать. Нюх, знаешь ли, не советует.

— Как скажешь, — мрачно согласился Анегард. — Я тебе сейчас для чего-нибудь нужен?

— А в чем дело?

— Если нет, пойду на башню, послушаю.

— Иди, — Игмарт, похоже, уже думал о чем-то другом, и его не волновало, пойдет молодой барон Лотарский на башню, в подвал или вовсе к бесам под хвост. Поэтому ничего больше Анегард говорить не стал.

Башня встретила холодным ветром, крупным снегом в лицо. Тишина здесь стояла — по-настоящему зимняя, сонная, обманчиво безопасная. Темнел у подножия холма лес, полускрытый снежной завесой, серой лентой извивалась дорога, за белыми проплешинами полей едва угадывались соломенные крыши приземистых крестьянских домов. Белесый печной дым стелется к земле, растворяется в снежной пелене, еще немного, и почудится, что по всей округе и вовсе люди не живут. В такую погоду бесполезно искать птицу-глаза и осматривать землю с высоты, как собирался сделать Лотар, зато очень хорошо слышно чужую тревогу. Закрыть глаза, отпустить самый краешек своей души в надмирье, вслушаться...

Тихо.

Тихо, но не спокойно. Размытым фоном, не до конца затихшим эхом — застарелый, привычный страх. Как болотная ряска, затянувшая светлую гладь озера, как плесень, въевшаяся в столетние камни. И не найти концов: слишком давно, слишком много следов для того, чтобы потянуть за незримые нити и найти, где скрывается источник этого страха. Плесень, она и есть плесень: расползлась...

Лотар сжал кулаки, досадливо тряхнул головой. Видно, придется Игмарту самому искать. Или ждать, пока доберется сюда Зигмонд, уж тот, наверное, быстро с герейновским наследством разберется. Пока же — только быть начеку постоянно.

Спустившись, он нашел Марти в кабинете. Тот сидел на полу, вокруг неровными стопками громоздились бумаги: отдельно старые пергаменты, отдельно свитки и прямоугольники писем, растрепанные книги с хозяйственными записями, какие-то разрозненные листы...

— Никогда не умел с бумажным хламом разбираться, — затравленно пожаловался Игмарт. — Здесь нужен, я не знаю, архивариус какой-нибудь. Кто вообще всем этим хозяйством занимается, скажи мне?

— У нас — управляющий, — Анегард хмыкнул. — Только проверять его надо временами, а то от безнадзорности воровать начинает.

— О боги...

— А барон Ордисский — помнишь, останавливались мы у него? — тот сам все эти дела ведет.

— Конечно, — сморщился Игмарт, — сидит сиднем в своих землях, чего ему. Не на службе ведь.

Анегард пробрался между бумажных завалов к столу.

— Нашел что-нибудь интересное?

— Если бы! Я раньше чокнусь. И главное же, нюхом чую, есть тут что-то, не может не быть. Все тайники, которые знал, проверил...

— Значит, не все знал.

— Значит, — зло согласился Игмарт. — Стол весь перещупал, шкаф тоже, пол простучал... Вот же проклятье, хоть обивку со стен сдирай!

Встал и, ругаясь в голос, начал засовывать бумаги в шкаф.

— Я бы на твоем месте, — медленно сказал Анегард, — расспросил людей. Кто-то что-то мог случайно видеть. Опять же эти, что в подвале у тебя сидят...

— Да, — Игмарт захлопнул дверцу шкафа и пнул ее ногой. — Эти, что в подвале, уж наверное, много чего расскажут. А у меня как раз настроение подходящее. Лишь бы ненароком не покалечить.

— А говорил, умеешь запугивать. Тебе, к слову, есть чем пугать и кроме королевских палачей. Ты теперь хозяин не только замка.

— Ну да, — лицо королевского пса перекосила злая ухмылка. — Как я мог не подумать. Пообещаю отдать нелюди на ужин, послушаю, что запоют.

— Попробуй, — кивнул Анегард. — А я, если хочешь, поговорю с челядью. Тебя они, мне кажется, боятся.

— Поговори, ты умеешь, — согласился Марти. — Ладно, пошел я. Посмотрим, что из всего этого получится.

Первым Марти навестил мажордома. "Если нужно допросить двоих, — учил когда-то Аскол, — всегда начинай с труса". Хотя, на взгляд Игмарта, трусами были оба — а вернее, оба хотели жить и понимали, что спасут их только доказательства преданности королю.

Едва шагнув в отведенную узнику камеру, Игмарт понял, что не ошибся. В затравленном взгляде дядюшкиного мажордома ужас мешался со звериной жаждой жизни. Этого и ломать не нужно, уже сломлен. Единственное, что может оказаться сложным — задать правильные вопросы.

— Ну, здравствуй, Улле, — ухмыльнулся в лицо пленнику Игмарт. — Как спалось? Кошмары не мучили? Хозяин-покойничек в гости не залетал?

Улле моргал непонимающе, явно пытаясь сообразить, чего именно от него хотят. Марти прислонился к стене у дверей — неровный камень обжег спину холодом.

— Рассказывай, Улле.

— Чт... — тот икнул. — Что рассказывать, господин?

— Все рассказывай, — Марти выдал самую угрожающую из своих ухмылок. — Как твой господин колдовал, как ты ему помогал...

— Не помогал я! — окончательно запуганный Улле аж головой замотал — видать, для пущего убеждения. — Что вы, господин, разве ж меня допустили бы! Маг ему помогал, маг! Пришлый, с севера откуда-то, Суриш звать. Он и в чарах разобрался, он все и делал.

— Не сходится, — отрезал Марти. — Дядя приносил жертву, когда Суриш был уже мертв. Я видел, он прекрасно знал, что нужно делать.

— Так... маг же ему и объяснил!

— Да, конечно, — покивал Марти. — Маги, они такие, направо-налево своими секретами разбрасываются. Кому еще он объяснил?

А сам пришпорил мысленно: ну же, давай, я такую лазейку тебе подсунул, ворота, настежь распахнутые, а не лазейка! Если в тебе есть хоть капля сметки, сообразишь, а сметка должна быть, и хитрость, и увертливость, иначе ты бы здесь не выжил.

Улле ожидания оправдал.

— Господин всегда и все желал держать под своим контролем, — зачастил он. — Суриш ему рассказал о чарах до последней мелочи, уж поверьте. Но господин убил бы любого другого, кто попытался бы проникнуть в его тайны. А мага он держал за глотку, тот у себя на севере, говорят, наследил.

— Кто говорит? — прервал Марти.

— Не помню... все говорят... и слуги, и стража.

Марти недоверчиво хмыкну: обычно о таких "следах" молчат мертво, господин еще может знать, особенно если за глотку держит прошлыми прегрешениями, но слуги?!

— Да тот и сам не особо скрывал, — торопливо пояснил Улле. — Говорил: мне, мол, терять нечего, трупом больше, трупом меньше, без разницы.

Ага, кивнул Марти, другое дело. Правда это или нет, вопрос десятый, но как способ запугать простых людей — отлично работает.

— Продолжай.

— Мне ведь не рассказывали ничего, — Улле сглотнул. — Я только исполнял приказы.

— Какие?

Марти ждал, но дядюшкин мажордом замолчал мертво, только сглатывал и моргал.

— Отвечай, пока я готов слушать. Какие именно приказы ты исполнял? Да не жмись, как целка, и без твоих признаний ясно, что ничего хорошего. Или надеешься беленьким прикинуться? Я ведь могу и людей порасспрашивать.

— Я... я должен был привозить им людей, — сиплым шепотом выдавил Улле. — Только привозить, больше я ничего не знал.

— Не хотел знать, — уверенно поправил Марти. В груди заворочалось тяжелое бешенство. — Не хотел. Но ты, мразь, не знать не мог. Все ты знал, тварь ублюдочная, еще и свой кусок наверняка имел.

— Не-ет, — длинно всхлипнув, закричал Улле. — Поверьте, господин, какой там кусок, я об одном мечтал, чтоб самому живым остаться, я не мог ничего сделать, ничего не мог, я исполнял приказы, если бы я ослушался, меня бы самого скормили тварям, я не хотел, поверьте, господин, я не хотел, не хотел, я просто не мог ничего, только исполнял прика...

Марти шагнул к пленнику и коротко, без замаха, ударил в челюсть. Клацнули зубы, изо рта, с разбитых губ потекла кровь. Марти брезгливо обтер руку. Спросил:

— Сколько их было? И кто это был, откуда ты их возил, где брал, как? Ну?

Мерзавец молчал, трясущимися руками ощупывая разбитое лицо.

— Хочешь, чтобы мне другие за тебя рассказали?

— Я расскажу, — прохныкал Улле, — расскажу, только пощадите, господин, я ведь не мог...

— Не начинай снова про приказы, — Марти казалось, что внутри у него шевелится, мерзко извиваясь, клубок ядовитых змей. Тошно, мерзко, убить бы негодяя голыми руками, да пока живым нужен.

А тот, словно по лицу Игмарта прочитав его ничего доброго не сулящие мысли, часто и суетливо закивал и наконец-то заговорил по делу.

Своих смердов, как оказалось, дядюшка все же берег. Улестил азельдорских старшин и магистрат и регулярно получал смертников из городской тюрьмы — разбойников, конокрадов, воров, а иногда и безнадежных должников, хотя тем, по закону, полагалась не смертная казнь, а каторжные работы. Два или три раза — как думал Улле, по понятным причинам оставлявший свои догадки при себе, — ему подсовывали и вовсе невиновных. Может, чьих-то конкурентов, или врагов, или просто мешавших кому-то. Улле боялся вникать в эту омерзительную торговлю больше, чем требовалось: получил, заплатил, привез, сдал господину или магу, получил свою награду и забыл обо всем до следующего раза. Однако привычка замечать мелочи делала свое дело — Уле знал, что жертву богине его господин приносил три или четыре раза, и только первый из них — с помощью мага.

— Диррих должен знать точно, — Улле воровато оглянулся, как будто капитан мог выпрыгнуть на него из стены. — И про этих, и про остальных.

— А остальных? — спросил Марти. — Нелюди скармливали?

Улле закивал. Сглотнул, шмыгнул носом. Пробормотал:

— В лесу есть поляна... Они туда прилетали, когда господин их звал.

— Показать сможешь?

Марти не сомневался в ответе. Конечно, мерзавец только головой замотал:

— Нет, господин, жизнью клянусь. Я не знаю точно, Диррих знает! Мое дело было — привезти из Азельдора, кого там дадут, и все, я ничего больше не...

— Заткнись, — Марти сжал и разжал кулаки, вздохнул глубоко, заставляя себя успокоиться. — Я тебя понял, об остальном нужно спрашивать Дирриха.

Улле снова закивал, часто и с видимым облегчением.

— А вот еще что скажи, — почти наугад закинул удочку Марти. — Мой дядя делал какие-нибудь записи? Ну ты понимаешь, Улле, ты же такой умный человек, понимаешь, что я имею в виду? Записи не для посторонних глаз?

— Да, да, — теперь бывший мажордом закивал с очевидной радостью, а Марти мельком подумал: как у него еще шея, интересно, не отвалилась? — Я понял, я видел, вам нужен личный дневник господина. Книжечка в коричневой коже, он держал ее в столе.

— В столе? — переспросил Марти. — Я обшарил оба его стола так тщательно, что там и клочок бумаги бы не завалялся, не то что книга.

— Не в кабинете, — отчего-то понизив голос почти до шепота, сообщил Улле. — Стол в спальне, там тайник под столешницей, нужно нажать на след от сучка на правой передней ножке.

— Вот как, — ухмыльнулся Марти. — Ты и в самом деле бесценный слуга, Улле. Знаешь все тайны своего господина, да?

Дожидаться ответа не стал — хватило того, что негодяй аж посерел от страха. Вышел, помедлил несколько мгновений, колеблясь: идти сразу в спальню к дядюшке или сначала заглянуть к Дирриху. Решил, что чем дольше капитан подождет, тем сговорчивей будет, и побежал наверх.

В спальне дядюшки он еще не был, и сейчас корил себя за столь очевидное упущение. Не иначе, затмение нашло! Привык, что отец вел дела строго в кабинете, вот и... Игмарт мотнул головой, отгоняя воспоминания. Он исполнил долг перед родителями, отомстил за них. Теперь нужно исполнить долг перед родом — вернуть Герейнам былую славу и доброе имя. А горевать можно будет после. Если останется время на такие глупости. В конце концов, разве он не отгоревал свое шестнадцать лет назад? Хватит. Он мужчина, воин и глава рода, его должны волновать сегодняшние дела, а не давние воспоминания.

Дядюшка, как оказалось, любил роскошь. Марти почти с ненавистью оглядел увешанные коврами стены, широкую кровать, застеленную драгоценным шелковым покрывалом, мягкое кресло, стеклянные и серебряные кубки на полке над столом. С такими замашками не в глухой провинции сиднем сидеть, а блистать в столице. Марти криво усмехнулся: может, еще и поэтому дядюшка так его ненавидел? Предательски убив брата, захватив родовой замок и землю, приносящую немалый доход, он даже не мог в полной мере воспользоваться плодами своей победы. Ведь в столице был он, Игмарт, и не просто в столице, а при короле, и благодаря Игмарту король знал о преступлении Готфрида Герейна против собственного рода.

Королевский пес зло пнул кресло, отодвигая от стола, и нагнулся, разглядывая правую переднюю ножку.

Улле не соврал: тайник нашелся без труда, а в тайнике — небольшая книжица в коричневом кожаном переплете, растрепанная от частого употребления, с пятнами от чернил и пива. По виду не скажешь, что для хозяина она имела ценность. Марти хмыкнул, завалился в кресло, закинув ноги на стол, и раскрыл находку на первой странице.

Зигмонд ненавидел вспоминать.

Воспоминаний накопилось слишком много. Они плескались за тщательно выстроенной Зигмондом плотиной спокойного отчуждения — то бурным морем, то бездонным вязким болотом. Позволь хоть крохотному ручейку просочиться, и плотина рухнет, а там — захлестнет ли волнами, затянет ли в болотную гниль, все равно гибель.

Но теперь плотина опасно трещала, подаваясь под безжалостным напором прошлого. Зигмонд летел на юг — туда, где начались когда-то все его беды, в места, с которыми до сих пор связывало слишком многое.

Когда-то он жил там — человеком. Любил женщин, сражался, пил терпкое вино и крепкую брагу. Были у него друзья, были и враги — такие же люди, как он. Жена была, сын. Был замок, слуги, верные воины. И он, молодой и глупый, принимал это счастье как должное. До того самого дня, когда разгневанная богиня решила напомнить избраннику о своей власти.

Он не сразу понял, что происходит, а когда понял — не сразу поверил. Месть богини затуманила разум, поначалу Зигмонд решил, что ему попросту снятся кошмары. Оказалось — явь. Разорванное горло деревенской девчонки, кровь на руках, дикое желание облизать пальцы, чужой ужас, хлещущий в голову. Безумный смех за спиной — кажется, мать или бабка девчонки спятила от ужаса. И такой же безумный смех — за той границей, откуда лишь избранникам дозволено иногда услышать голос своего бога. "Ты мой, мой, мой! Я получу от тебя столько жертв, сколько захочу, и не тебе спорить со мной, никчемное создание!"

Осознав происходящее, барон Зигмонд Герейн попытался взять ситуацию под контроль. Он, в конце концов, должен был отвечать за своих людей, как подобает господину, а не охотиться на них, подобно дикой твари. Но какое там ситуацию, если он сам себя контролировать оказался не в силах! На него находило внезапно, словно мутная пелена укутывала разум, а когда отпускало — приходилось отдавать одежду прачке, и во рту долго ощущался солоноватый вкус, ни вином, ни брагой не получалось заглушить.

Больше всего в те безумные дни он боялся за жену и сына. Он сам не понимал, каким чудом, какой милостью богов не тронул их. Он отправил их прочь, к родственникам жены, как только осознал опасность. И все равно — боялся. Его сын остался теперь единственным, кто мог продолжить род Герейнов.

То время Зигмонду до сох пор тошно было вспоминать — а забыть не получалось. Ничего нет отвратительней для мужчины и воина, чем ощущение собственного бессилия, полного подвластия чужой воле. Ничего нет унизительней смеха вслед за словами: "Ты будешь делать то, что я хочу". Даже если это — слова и смех богини.

Проклятие, как чума, расползалось по землям Герейна. Он пытался бороться, но проигрывал. Безнадежно проигрывал — сам себе. Какая злая ирония.

И тогда он отправил гонца в Азельдор.

Человек, которому написал барон Зигмонд Герейн, однажды уже помог ему. Человек этот был сведущ и в кровавой магии, и в хитростях отношений с богами: мэтр Иссанар, азельдорский архивариус, бывший глава столичной гильдии магов. Что почтенный мэтр не поделил с коллегами в столице, почему довольствовался не столь уж почетной должностью в далекой провинции — этого барон Герейн не знал. Да и не стремился знать: не зря говорят, в дела магов не лезь, голова целее будет. Он просто сделал все, что было в его силах, дабы оказать столичному гостю хороший прием в Азельдоре — а сил и влияния у барона Герейна тогда хватало. Может, в столице сведущих магов — как псов на помойке, а им здесь такой маг — на вес заговоренного серебра.

Мэтр Иссанар оценил прием, который ему оказали, и отплатил за добро добром полной мерой. В Азельдоре его знали и уважали, ни разу не слышал Зигмонд Герейн, чтобы о столичном маге отозвались "город его приютил", а только — "мэтр оказал нам честь, выбрав Азельдор". И теперь Зигмонд ждал его, как последнюю свою надежду.

Надежда не подвела.

Почтенный мэтр приехал к вечеру, не побоявшись наступающей темноты и приходящего вместе с темнотой безумия барона Герейна. Зигмонд до сих пор помнил нахлынувшую тогда панику: если он, потеряв разум, накинется на мага, одному из них точно не жить! И хорошо, если самому Зигмонду... Но маг лишь усмехнулся в ответ на гневно-испуганный вопрос барона. И сказал:

— Не надо бояться. Сегодняшнюю ночь вы проведете в полном разуме, господин барон. Я ручаюсь.

— Вы можете... избавить меня от этого? — голос Герейна прервался, горло как будто сжала когтистая шершавая лапа.

— К сожалению, нет, — вздохнул маг. — Но оградить на одну ночь — сумею. Мне нужно посмотреть на нити связавших вас чар, проследить их сплетение. Тогда станет ясно, что можно сделать. Пойдемте... куда-нибудь, где нас не потревожат.

Зигмонд вел мэтра Иссанара в кабинет, а внутри нарастала мерзкая тошнотная дрожь. Эта ночь должна была решить судьбу барона Герейна.

Он ждал каких-то чар, ворожбы, но маг просто усадил его в кресло, велел расслабиться и предупредил:

— Может быть неприятно.

Зигмонд откинулся на жесткую дубовую спинку и закрыл глаза. Неприятно не было, скорее щекотно, а иногда сквозь щекотку будто пробивались толстые тупые иглы. Кололи то вокруг затылка, то у висков, перебегали с шеи на ключицы, с ключиц на грудь, заставляя сердце пропускать удар. Потом что-то дернуло в голове, взорвавшись ослепительно белой болью — словно к мозгу прицепили крючьями колючую веревку и рванули со всей дури. И Зигмонд провалился в беспамятство.

Очнулся он поздним утром — в то время, которое сам привык обозначать как "давно уже день на дворе, лентяи". В распахнутое окно лились солнечные лучи — и тишина. Только далеко над лесом слышался вороний грай.

А сердце сжимало понимание, которое барон Герейн не сумел бы выразить словами.

— Что со мной? — тихо спросил он. — Я как будто знаю что-то, а поймать не могу. Ускользает.

— Оно придет постепенно, — кивнул мэтр Иссанар. — Вы и в самом деле теперь знаете многое, что еще вчера было вам недоступно, господин барон. Однако, поскольку получили вы эти знания не путем честной учебы, а ворожбой, понять их вы пока не в состоянии. Потребуется время. Но, увы, времени у вас будет предостаточно.

Зигмонд медленно кивнул: это он тоже знал, хотя и не мог объяснить.

— Я передал вам все, что знаю сам о магии крови. Так у вас будет хотя бы надежда... когда-нибудь, со временем...

— Значит, сейчас ничего сделать нельзя? — Зигмонд сам не узнал свой голос: севший, насквозь пронизанный безнадежностью.

— Только оградить людей от...

— От меня, — продавил сквозь сжавшееся горло Зигмонд. — Слава богам, хотя бы это.

— От вас и ото всех, кого вы успели... задеть. Полагаю, вы предпочли бы смерть тому выходу, который я могу предложить, но я очень сомневаюсь, что ваша богиня даст вам умереть. Вернее, — мэтр вздохнул и слегка развел руками, — я не сомневаюсь в обратном.

Барон поднялся, налил вина в два кубка.

— Мэтр Иссанар, я мужчина и воин. Вы зря щадите мои чувства. Говорите прямо, прошу вас.

— Хорошо.

Маг помолчал, баюкая в ладонях кубок, а когда заговорил, голос его стал резче и жестче.

— Теперь — со временем — вы начнете лучше понимать свою богиню. Хочу надеяться, господин барон, что рано или поздно это сослужит вам добрую службу. Пока же — единственное, что можем мы сделать, это загнать проклятие в некие границы, не дать ему расти и шириться. Мне очень жаль, господин барон.

— Что вы можете? — глухо спросил Герейн. — Что именно?

— Определить и оградить некую заповедную территорию. Загнать туда всех, кого успело коснуться ваше проклятие, и закрыть от людей.

— Навсегда?

— В меру сил, — маг слегка развел руками. — Кто может знать будущее?

Зигмонд хотел еще спросить, есть ли на примете подходящее место — где будет теперь дом Зигмонда Герейна, но промолчал. Снова сдавило горло. Дом... Не бывает у нелюди дома. Только нора, берлога, логово.

— Полагаю, вам нужно уладить дела, — тихо сказал мэтр Иссанар. — Я пока займусь приготовлениями. Хорошо бы успеть до боговорота. Если позволите, я останусь у вас на эти дни.

— Я буду рад, но...

— Не тревожьтесь, господин барон, — мэтр понимающе улыбнулся. — Моих сил хватит, чтобы удержать барьер эти несколько ночей. Делайте спокойно те дела, которые вы должны завершить.

Зигмонд молча кивнул.

Так мир людей захлопнулся перед ним — внезапно и, как он полагал, навек.

Он написал длинное письмо жене и два сыну — одно прощальное, полное, как он надеялся, любви и ободрения, и второе — с объяснениями. Его должен был передать следующему барону Герейну мэтр Иссанар, когда мальчик вырастет и полностью войдет в права наследования. Ведь теперь его наследством становилось не только баронство, но и огражденный прочными чарами кусок леса вокруг старого храма между баронством и землями Азельдора. Чары мэтр Иссанар укрепил кровью Герейнов, связав ею же проклятых. Это, как объяснил он Зигмонду, позволяло поддерживать барьер с обеих сторон. Хорошее решение.

Дни до боговорота пролетели слишком быстро. А потом наступила вечность.

Вспоминать эту вечность Зигмонд не желал. Желал он другого — выяснить, как случилось, что барьер пал и земли Герейнов снова под угрозой. Он не задумался об этом, пока был нелюдью. Просто однажды почуял, что барьер ослаб, и увел свою стаю прочь — не осознавая, что именно делает и почему. Но теперь, вернувшись к человеческой жизни, бывший барон Герейн собирался исправить былые ошибки, заплатить долги и наконец-то навсегда покончить с проклятым прошлым.

Дневник Готфрида Герейна оказался весьма интересным — не будь писавший его человек уже мертв, эти заметки любой своей страницей привели бы его в руки королевских палачей. Неосторожен был покойный дядюшка, усмехнулся Марти, бегло пролистав исписанные четком крупным почерком страницы. Очень неосторожен — и, похоже, не слишком доверял своей памяти. Опасное качество для заговорщика, не брезгующего запретной магией.

Имена и предполагаемые должности при новом короле, несколько разных шифров с ключами, короткие заметки о короле и его приближенных и длинные записи о чарах... Взгляд выхватывал то слово, то фразу, и с каждой страницей Игмарт все яснее понимал, какое сокровище попало ему в руки.

Осторожно постучав, заглянул в щелочку слуга, извиняясь и кланяясь, позвал обедать. Пуганые они тут, подумал Марти. Сунул книжицу за пазуху — выпускать ее из рук он не собирался ни на миг, — и пошел вниз.

Анегард уже ждал его в большой обеденной зале — сидел, небрежно облокотившись о стол, и о чем-то расспрашивал кухонного мальчишку. Тот кивал, поглядывая на дверь, и, едва увидав Игмарта, сделал движение сбежать.

— Стой! — рявкнул Анегард. Добавил тише: — Твой новый хозяин тоже захочет услышать это все.

— Нарыл что-нибудь интересное? — спросил Марти.

— Куда уж интересней, — зло бросил Анегард. — О том, как капитан Диррих порядок здесь поддерживал.

— Тоже жертвы? — поморщился Игмарт. — Я с мажордомом говорил, тот из Азельдора людей возил, осужденных. Похоже, этим тварям часто еда нужна.

— У нас бабку взяли, — тихо сказал мальчишка. — Старая потому что и работать не может. А у Гаськи-посудомойки жениха, потому что господина кровососом назвал. А Гаська теперь голоса слышит, говорит, жених к ней прилетит и заберет. И окно по ночам открывает, а тетка ее боится, вдруг правда прилетит. Ругает Гаську, а та как не в себе.

— Весело, — едва сдерживая накатившее бешенство, процедил Марти. — И давно так живете?

— Да не очень, — мальчишка почесал в затылке. — С весны где-то. Раньше господин тоже, бывало, вызверивался, но чтоб так — нет.

— С весны? — переспросил Анегард. Игмарту почудилась в его голосе странная растерянность, как будто Лотару пришла в голову неожиданная, ему самому крайне неприятная мысль. Но переспрашивать при челяди не хотелось, и Марти отложил в памяти поговорить после, без лишних ушей.

Пока же он отпустил мальчишку и отдал должное мясу с овощами, паштетам и пирогам. И вину, само собой — вина у дядюшки собраны были отменные. Любил пожить покойничек.

— Надо деревни объехать, — сказал после обеда Лотар.

— Завтра, — кивнул Марти. — С утра двинем. Что у тебя с разговорами, есть что полезней жалоб?

— Нет пока. Но я продолжу, если ты не против.

— Продолжай, — пожал плечами Марти. — Если вдруг что, я в кабинете.

— Хорошо.

И они снова разошлись.

Марти поднялся на башню, прежде чем вернуться в кабинет. Огляделся. Тучи разошлись, и свежий снег сверкал под солнцем ослепительной, нетронутой белизной. Белизну пересекали сероватая лента дороги и черные полосы леса между лоскутьями полей. Где-то в том лесу ждала крови дядюшкина нелюдь. Прикормил, сволочь... Игмарт скрипнул зубами, глухо выругался. Радостный солнечный денек показался злой насмешкой.

— Вы там, да? — крикнул Марти в сторону далекого леса. Тишина отозвалась в висках тревожным ожиданием. — Ждите, — процедил королевский пес, — ждите. Я приду, и тогда поглядим.

Развернулся и сбежал вниз, в тепло, за закрытые двери, к треску огня, за которым не слышно этой тревожной голодной тишины.

Раскрыл дядюшкин дневник. Настала пора изучить его более тщательно.

Первую страницу Игмарт пролистнул: ее украшало генеалогическое древо Герейнов, и видеть на его вершите имя мерзавца и братоубийцы было противно. Но какая-то неправильность успела царапнуть сознание, Марти перелистнул страницу обратно и принялся разглядывать мелкий рисунок, прослеживая хитросплетение семейных связей ниже и ниже, от поколения к поколению. Улыбался знакомым именам, вспоминая голос отца — тот любил рассказывать сыну истории о благородных предках.

Вот Талассан Герейн, двоюродный дед, капитан дворцовой стражи. Погиб, заслонив короля от стрел мятежников. Прадед, Коллен, единственный в роду маг — мог бы стать главой столичной гильдии, а то и личным магом короля, а вместо этого всю жизнь путешествовал, по крохам собирая мудрость и тайные знания чужих народов. Эстаден, пра-пра, бессменный королевский посол, первый, кому удалось заключить мир с ишарами. Привезенные им с юга дымчатые опалы украшают церемониальный королевский меч и корону, а записи хранятся в королевский библиотеке — и еще неизвестно, что более ценно.

Лайенорд, еще один королевский капитан. Этому не повезло с господином, король тогдашний был трус, тряпка и мерзавец, единственное, что мог — наживать себе врагов и ненавистников. Бесславное царствование закономерно закончилось переворотом, на престол сел Озельм Гассонский, племянник свергнутого и пра-пра-прадед нынешнего короля, а Лайенорд, верный вассальной клятве, отказался принять его милости и был казнен.

А вот Игмарт, любимый герой детства — не зря, наверное, отец назвал Марти в его честь. Бабник, шалопай, лихой рубака. Его героизм спас войско в битве под Старухиной Грядой, а о его любовных приключениях до сих пор распевают менестрели. Те же, к слову, "Трактирщиковы дочки"...

Черный кружок, закрашенное имя, а над ним короткое: "Проклятый". О нем обещал рассказать отец, когда Игмарт вырастет. Не успел.

Поколение за поколением — воины и полководцы, королевские посланники и советники, интриганы и тихие домоседы...

Игмарт нашел зацепившую его взгляд неправильность, почти дойдя до корней древа — до Астарга, основателя рода. Игрейма, старшая внучка Астарга. От Игреймы тянулась линия, которую Марти не помнил.

Лингард, официально признанный бастард короля Тиргарда. И их с Игреймой сын. Единственный на тот момент законный наследник престола. Королем так и не стал, однако...

Марти перевернул страницу. Смутная догадка подтверждалась сделанной дядиным почерком записью: "Поскольку права Лингарда на престол были признаны и до сих пор неоспоримы, права эти сохраняются и за его потомками. Таким образом, у Герейнов не меньше прав на корону, чем у Гассонов, а, возможно, и больше, учитывая древность рода. Первый из Гассонов сел на трон лишь потому, что нашел повод казнить Лайенорда Герейна, своего прямого соперника".

Та-ак.

Интересные мысли дядюшка думал. Вот, значит, до каких высот простиралось его честолюбие. Замахиваться, так сразу на корону, меньшее не привлекает? Силен, покойничек.

"Это и твои права", — шепнул в голове вкрадчивый голос. Марти захлопнул книжицу, швырнул на стол. Обернулся к окну.

Уже сгустились сумерки, и снова шел снег — легкий, невесомый, в лунном свете похожий на пелену тумана. И там, за снегом, кто-то ждал нового Герейна, звал, искал голодным взглядом, манил силой и властью. Шептал: "Возьми свое".

— Идите к бесам, — буркнул Марти. Задвинул оконный проем тяжелым ставнем, подкинул толстое полено в камин. Поколебавшись несколько мгновений, зажег свечу и снова взялся за дядюшкины записи. Любопытно было, какие еще сюрпризы ждут на этих страницах.