— Не могу дождаться до завтра — так мне интересно, что ты выберешь из моих работ! Серьги? Нет, пожалуй, — у тебя волосы такие пышные, их и видно не будет. Может кольцо или браслет? — он взял мою руку и стал ее рассматривать. — Думаю, какие из них тебе подойдут... Его ладонь была теплой, даже горячей. Я удивилась, но руку не отняла.
— А о счастье думать не надо, — сказал Женя, глядя мне в глаза. — Его нет. К любому, самому хорошему, быстро привыкаешь и оно становится обыденным. Есть только счастливые моменты. Чем их больше, тем, разумеется, лучше. Вот я уеду в Киев, а ты останешься в своем Нью-Йорке, и все будет как всегда. А момент этот, — он сжал мои пальцы, — уж точно мне запомнится, как счастливый — я сижу в нью-йоркском кафе с такой красивой и умной женщиной.
Я смутилась и ничего не ответила. Мы вышли из кафе и направились в медицинский центр — Женя оставил свою сумку в моем кабинете. Но дорога оказалась перекрыта аварийными машинами. На мой вопрос, рабочий ответил, что на этом квартале прорвала канализация и сейчас производится срочный ремонт. Вот это неприятность! Я попросила разрешения пройти в медицинский центр хотя бы на минутку — забрать Женину сумку, но меня не пустили, сказав, что наш центр закрыт в связи с аварией, как и все предприятия на этом квартале. Я растеряно оглянулась на своего спутника — до чего неудачно вышло! Но он, казалось, не слышал разговора и смотрел куда-то в сторону. Я проследила его взгляд и ахнула от удивления. С дренажным насосом наперевес, через ограждение перелезала та самая роскошная дама в змеином платье с глубоким вырезом, что была сегодня утром на приеме у Хьюза вместе с Викой. Она задрала полу платья так, что были видны черные кружевные трусы. Вслед за ней лез мужчина с гордой осанкой и римским профилем — я тоже видела его сегодня утром, — он держал ведро и швабру. Ремонтники их, казалось, не замечали. Они перелезли через ограждение и скрылись в переулке, я растерянно проводила их взглядом. А перед нами вдруг возник бледный тощий кудрявый юноша — в белой тоге с прорехами. Он протянул Жене его сумку.
— Ты превышаешь свои полномочия, Казадор, — сказал юноша. -Бери и уходи.
* * *
Утром медицинский центр открылся как обычно — никаких следов вчерашней аварии. Администратор Линн сообщила, что ремонтные работы велись всю ночь — молодцы ребята, все сделали. А вчера действительно центр пришлось срочно закрыть и ей пришлось обзванивать пациентов, чтобы назначить им другое время для визита.
Вчера Женя проводил меня до метро, мы договoрились встретиться сегодня после работы у входа на выставку, где я должна была выбрать себе подарок из его коллекции. В метро я пыталась читать книгу Марко Марича, но сосредоточиться не могла — мысли все возвращались к событиям сегодняшнего дня: мой новый знакомый, кафе, странные личности в нашем центре и оgneopпасные, как оказалось, разговоры о счастье. А рано утром, перед работой, я зачем-то испекла пирожки с маком. Я старалась, чтобы тесто было тоненьким и хрустящим, а начинки много. Самые румяные из них я сложила в красивый пакет, чтобы угостить Женю перед походом на выставку мастеров. После выставки я обещала показать ему свои любимые нетуристические места Нью-Йорка. Мужу я сказала, что приехал знакомый тети Агаты — ему надо уделить внимание, поэтому я задержусь в городе, а сегодня его очередь везти сына на секцию фехтования. Я давно выбрала подобную тактику поведения — просто ставить его перед фактом. Если спрашивать у мужа ''не возражаешь ли ты, что бы я...'' — он всегда будет возражать.
На работу я пришла раньше обычного, в холле еще никого не было, но доктор Хьюз, видимо, уже работал вовсю. Из его кабинета чуть пошатываясь вышел пациент — молодой мужчина, а под руку его вели двое — толстяк в красном трико с рыжими вклокоченными волосами и багровым лицом, и другой — тощий и бледный тип — с зеленоватым оттенком кожи. Я посмотрела им вслед.
Возле моего кабинета на самом краю стула сидел благообразный белобородый старичок, опершись на сучковатую трость красного дерева. Когда я проходила мимо, он вскочил, приподнял края шляпы и отвесил церемонный поклон.
Первой моей пациенткой сегодня была Карен, бывшая манекенщица. Вместе с ней в кабинет зашел массивный темнолицый тонкогубый человек, весь в черном. Он поддерживал Карен под руку и участливо заглядывал ей в лицо. Я подумала, что это ее друг или родственник. Он сел у дверей и в течение приема сочувственно кивал головой. А сочувствовать было чему. Пока Карен снимали для журналов, она, как и другие девушки ее профессии, могла прожить день на стаканчике йогурта. А когда карьера модели завершилась, она сорвалась, ела с утра до ночи, стала толстой и впала в жуткую депрессию. К тому же она была зла на весь мир, ненавидела всех подруг, бывшего мужа, нынешнею начальницу, весь модельный бизнес, и даже страну. Карен признавалась, что воровала еду где только можно было: сэндвичи с прилавков кафе, пирожные на кондитерских выставках и все что попало из общего холодильника на работе. Была пару раз задержана полицией. Она не знала зачем это делает и сгорала от стыда. Я объяснила Карен, что это реакция ее психики на голод — наш организм не отличает добровольный отказ от пищи от вынужденного и теперь пытается запастись едой. Далее я расписала как будет проходить терапия, дала первое задание и, разумеется, написала направление к доктору Хьюзу. На прощанье я вручила ей брюшюру с описанием ее проблемы. Когда она уходила, ее массивный темнолицый спутник поддерживал ее под руку, и я готова была поклясться, что за это время он стал несколько шире и выше — ему даже пришлось пригнуться, чтобы не удариться о притолоку. Я помотала головой, пытаясь развеять наваждение, но тут вошел следующий пациент, и я о нем забыла.
Ближе к обеду, одна из коллег сообщила, что сегодня у администратора Линн — день рожденья — намечается торжество. Линн уже заказала пиццу с грибами, салаты собственноручно приготовила, а за тортом и фруктами послала секретаршу. Я вздохнула — придется участвовать. Линн тут всем заправляет — она правая рука директора центра и никому не хочется с ней портить отношения. Ну и я как все. Жаль, что придется остаться на целый час обеда в центре.
Обильные праздничные застолья действуют на меня удручающе — мне всегда кажется, что блюда не сочетаются между собой, и что эта еда не предназначена тем, кто за столом, и меня не покидает ощущение неловкости. К тому же я часто оказываюсь в центре внимания: присутствующие за мной наблюдают и кладут себе на тарелку то же, что и я. Они полагают, и небезосновательно, что диетолог лучше знает какие из имеющихся блюд, полезнее. Еще одна причина, по которой я всегда пытаюсь улизнуть с этих небольших празднеств: я люблю есть то, что я сама себе наметила или приготовила, а не то, что навязывается другими. Не то, что я слишком, привередлива, скорее, разборчива. Из-за того, что редко участвую в общих обедах, я не в курсе последних новостей: кто с кем и когда.
Свой обед я приношу с собой из дому — мне не хочется тратить время на ожидание заказа в кафе. А потом почти целый час я провожу в парке — с плейером и наушниками. Таким образом, я убиваю сразу двух, нет, даже трех зайцев: избегаю потенциальных неприятностей, дышу свежим воздухом и слушаю музыку. А для хорошего цвета лица — свежий воздух куда эффективнее дорогой косметики. По возвращении, мне иногда требуется несколько секунд, чтобы вернуться в реальность — "загрузиться", после того, как я целый час находилась внутри музыки моего любимого рок-музыканта.
Но сегодня удрать явно не удастся — нужно будет сидеть с приятным выражением лица и делать вид, что я несказанно счастлива, что некоторое количество лет назад родилась Линн.
Доктор Хьюз сразу же сел рядом со мной, улыбнулся, пошутил, я рассеянно ответила что-то. Линн положила мне в тарелку салаты, кусок пиццы, и тут я почувствовала, что не могу проглотить ни кусочка. Пицца с горячим расплавленным сыром, грибами и чесночной приправой, салаты украшенные свежей зеленью — все выглядело чрезвычайно аппетитно, да и я была голодна, но, тем не менее, я не хотела это есть. Но до чего же трудно не есть, когда на тебя все смотрят, и я превозмогла себя и принялась жевать пиццу.
— Что-то не так? — спросил Хьюз, видимо заметив мои жевательные усилия.
Я заверила его, что все в порядке, с большим трудом дожевала пиццу, игнорируя защитные сигналы организма, и даже съела несколько ложек салата, а положенный мне кусок торта, накрыла салфеткой и громко сказала, что полакомлюсь им попозже. Но когда я вернулась в свой кабинет, то почти сразу почувствовала приступ тошноты — это была особая дурнота, психологическая, такое и раньше со мной случалось. Ее можно превозмочь, если отвлечься и выпить чаю. Где-то тут у меня была заварка... Я открыла ящик стола и тут увидела, что пирожки с маком, которыми я хотела вечером угостить Женю, исчезли. Все остальное — сумка, кошелек, косметичка — были на месте. Я обыскала все — их не было. Невероятно! Я прекрасно помнила, как утром положила пакет с пирожками в ящик стола. Когда я уходила на обед с коллегами, я заперла свой кабинет — я всегда так делаю. Неужели их украла Карен? Но как она умудрилась? Разве что когда я подошла к стеллажу, чтобы достать для нее брошюру... Я отвернулась на каких-то десять секунд... Как неприятно!
Стук в дверь и телефонный звонок раздались одновременно. Звонил Женя, а в дверь заглянул тот же массивный темнолицый господин, что сопровождал бывшую манекенщицу Карен. Я быстро ответила Жене, что все в силе, после работы я подъеду к галерее, где проходит выставка.
— У тебя все хорошо, Полинка? — поинтересовался он. -Что-то голос у тебя встревоженный. Может помочь чем?
Я заверила его, что все в порядке и положила трубку. Господин, тем временем, закрыл дверь, плюхнулся передо мной на колени и запричитал по-русски:
— Прости меня, Полигорьевна! Я виноват! Я был сбит с толку! Я попал в ловушку! Я застрял меж двух огней! Пощади меня!
На случай угрозы от посетителя есть кнопка вызова охраны. Но этот казался таким несчастным, что я попыталась его успокоить, сказала, мол, все в порядке, он ни в чем не виноват. Но он еще пуще залился слезами.
— Ты мне от души простить должна! От всей сути своей! Понимаешь, Полигорьевна? С одной стороны, это слишком жирно для казадора, — продолжал темный господин. — А с другой стороны, ты теперь — особа неприкосновенная. Твое трогать — нельзя. Иди разберись с этим! Но вернуть пирожки я не могу — их больше нет.
Ах, вот оно что — он о пирожках... Наверно Карен их украла, а он хочет взять на себя вину, и у него престранная манера выражаться.
— Если ты меня не простишь, мой статус снизится... — плакал темнолицый. — Я и так уже уменьшился, смотри.
Он и вправду как-то съежился.
Что же мне с ним делать? Я несколько раз повторила, что прощаю его, что не сержусь и черт с ними, с пирожками, подумаешь, пирожки, я еще таких напеку когда захочу.
Мое объяснение подействовало на темного господина странным образом — он опять увеличился в размере. Когда он выходил, то опять чуть не стукнулся головой о притолоку. Трюкач какой-то.
* * *
Увидев меня, Женя буквально подпрыгнул от радости. Он кинулся навстречу, подхватил меня под руку и сразу потащил в выставочный зал, по дороге прихватив пару бокалов с шампанским — организаторы угощали им посетителей в честь открытия. Оказалось Женя недавно выиграл какой-то международный конкурс художников-ювелиров, призом за который и было участие в выставке-продаже в одной из артистических галерей Нью-Йорка.
Перед входом в зал он вдруг остановился.
— Я вчера так уверен в себе был — думал, у меня работы такие классные, что ты сразу ахнешь и не будешь знать, что выбрать. А сегодня я вдруг испугался, что тебе ничего не понравится.
Я заверила его, что непременно что-нибудь выберу. Но он колебался.
— Давай так договоримся. Ты укажешь мне украшение, которое с тобой "заговорит''. Знаешь как бывает — глянула на прилавок, много всего, а что-то одно сразу в глаза бросается. Вот эта вещь и должна стать твоей.
Я согласилась — это было похоже на забавную игру.
Мы прошли через ряды авторских работ — украшений из бисера, эмали, серебра, бронзы, меди, дерева и кости с драгоценными и полудрагоценными камнями. Мне было интересно, но я решила их не рассматривать, потому что Женя очень волновался, и мы сразу пошли к прилавку с табличкой "Работы мастера с Украины — Евгения Галушко". Со мной сразу "заговорило" кольцо, по описанию ''перстень выполненный в форме конверта украшенного сложными узорами''. Конверт легко открывался и закрывался, а внутрь мастер поместил крошечный листок бумаги.
Женя перехватил мой взгляд. Через минуту он вручил мне коробочку с этим перстнем. А еще через полминуты набежала целая толпа — все спрашивали нет ли еще такого кольца. Распорядитель выставки — высокая дама, отвечала, что каждая работа этого мастера уникальна, но через ее фирму можно заказать ему похожую вещицу... Толпа бросилась оформлять заказы, а Женя взял меня за руку и потащил с выставки прочь. Я удивилась — разве столь высокая оценка его работы — не самое восхитительное зрелище для мастера? Но Женя ответил, что это моя заслуга — когда посетители увидели, какая красивая и стильная леди выбрала себе украшение, то сразу рванули к его прилавку.
"Он чертовски мил, этот мой новый знакомый", — подумала я. А Женя добавил, что его миссия выполнена — я получила подарок от тети Агаты. Выставка будет работать еще долго, я смогу вернуться сюда если захочу, а вот времени, что мы можем провести вместе, осталось совсем мало и он хотел бы сжать его в пару ''счастливых моментов''. Я не нашла что возразить.
После мы долго ходили по городу, я показывала ему неизвестные туристам таинственные садики с зеркальными гирляндами, прудами с золотыми рыбками, библиотечками, диковинными резными фигурами, уютными беседками и летними кухоньками, где каждый вошедший может заварить себе чаю. Женя не уставал удивляться тому, что в высокомерном городе серебристо-серых небоскребов есть такие душевные и удивительные уголки.
Возле Томпсон-парка мы попали в гущу веселого парада студентов — наряженные волшебниками и звездочетами, они распевали веселые песни. Поглядев на них, Женя заметил, что настоящий волшебник никогда не нарядится подобным образом, да и вообще, предпочтет остаться незамеченным.
А потом мы сидели у фонтане в парке и слушали печальные мелодии исчезнувших долин, лесов и лугов, которую индейцы извлекали из своих рожков, дудочек, трещоток и свистулек. Женя признался, что в чужих городах редко посещает музеи или осматривает исторические достопримечательности, он предпочитает просто ходить по улицам и впитывать город в себя, его жителей, его музыку, его энергетику. И в этом мы с ним были похожи.
В глубине парка снимали кино: мы смотрели как актеров подсаживали на деревья, в ветвях которых был построен сказочный домик. А потом мы едва пробрались сквозь демонстрацию против бюрократизма — люди несли огромную надувную крысу символизирующую бюрократа, били в барабаны и выкрикивыало гневные лозунги, а крыса грозно скалилась и покачивалась на ветру. ''Ну и весело тут у вас'', — восхищался Женя.
