Опекун для дракона

— Не обращайте внимания, — вяло махнул рукой в сторону потухшей каменной стены ее Привратник. — Через три дня Арэн отойдет и вновь начнет работать, а пока ее лучше не трогать, — он чему-то усмехнулся и со скрытым злорадством дополнил. — Она не умеет долго злиться, а я вот умею. Месяц ее игнорировать буду!

— Что?! — выдавил из себя Хранитель знаний, не веря, что такое и вправду говорит его кумир. Догмы, в которые он верил без тени сомнения, стали рушиться. — Полотно вас понимает?

— Ты имеешь в виду, — медленно начал узник горы, — что это взбалмошное, обидчивое и нетерпеливое порождение Матери живое существо?

Зан неуверенно кивнул, переглянувшись с растерянным Ристаром.

— О чем ты говоришь, кровь Масмэри? — Видящий снисходительно посмотрел на золотокудрого дракона. — Эта глыба камня даже не умеет мыслить.

— Но как же... — изумленно вскинул брови Хранитель знаний и сбивчиво продолжил. — Как вы с ним... с ней общались? Арэн! Вы же звали так полотно? Да? Оно ведь живое?

— Зан, — дернул за рукав своего друга Ристар, привлекая его внимание, и мрачно поделился своими наблюдениями. — Он просто издевается. Просто... не обращай внимания...

Веяру еще хотел сказать многое, например, что Видящий явно за столько лет одиночества сошел с ума, но сдержался. Хоть и такой, но он все же был уважаемым и почитаемым драконом общины.

— Вы вновь раскрыли мой замысел? — заметно расстроился Привратник.

Внезапно озарилось ярким светом Арэн драгнери и, словно пылая от гнева, стало выводить послание адресованное своему смотрителю. Ристар попытался прочитать письмена, но они были столь яркими, а вязь такой маленькой, что у него невольно заслезились глаза.

— Я же говорил, — довольно хмыкнул Видящий, даже не смотря, что выводит огненной вязью полотно. — Она совершенно не умеет думать. Поддаться на такую хиленькую провокацию... И ты еще хочешь называть себя живым существом, глупый камень?

Каменное полотно раскалилось докрасна и, выведя огромными рунами слова на ишемери: "Рогатая чешуйчатая гадина", — вновь полностью потухло.

Привратник, довольно хмыкнув, филосовски заметил, обращаясь к невольным свидетелям ссоры:

— И так каждую неделю.

Хасшер некультурно раскрыл от удивления рот, уши Зангерела запылали сильнее полотна, а Ристар задумался: с какого момента поход к мудрецу общины, превратился в форменное безобразие. И главное — зачем они решили сюда прийти?

— И все же, Видящий, — решил прекратить этот спектакль тень драконов, вернувшись к тому, на чем остановилась их беседа. — Где мне найти в долине своего сына? И что за пророчество с ним связано?

— Немэрэ... Я не пророк, кровь Веяру, — грустно улыбнулся светлоглазый дракон, с тоской глянув на мертвый камень, что раньше был яркой реликвией. — Я говорю лишь то, что вижу. А видел я, что твой сын сможет принести мир в долину. И если тебе или же вашей общине так важно его найти, то ищите. Я в ваши дела вмешиваться не стану.

— Но почему?

— Некоторые видения лучше не озвучивать, — серьезно глянул на тень драконов Видящий, Ристар почувствовал древнюю силу, что будто окутывала ровесника Прародителей, — если не хочешь лишиться будущего. Мне нечего вам больше сказать. Уходите.

Хранитель знаний встрепенулся, будто очнувшись ото сна, и только открыл рот, чтобы о чем-то спросить, как его остановил Видящий:

— И на твои вопросы, юный Хранитель, мне нечего ответить. Найдешь ли ты то, что ищешь, зависит от тебя. Ты должен выбрать — жизнь или же та библиотека. — Привратник повернулся к робкому Хасшеру и внезапно рассмеялся, да так чисто и задорно, что юный дракон заулыбался ему в ответ. — Хотел бы я, чтобы и мне посоветовали с какой драконицей связать жизнь, а то эта глупая глыба мне до хаоса надоела, — он подмигнул вмиг смутившемуся подростку и, приложив к губам палец, шепнул. — Выбери четвертую.

— Четвертую?! — воскликнул Хасшер. — Но их всего три!

— Вот именно, — улыбнулся Видящий. Ристару даже показалось, что это была не улыбка, а скрытая издевательская ухмылка. "Четвертую... — проворчал про себя дракон, чувствуя, что младший братец переложит все свои проблемы на плечи единственного родственника. — Где я ему найду четвертую? Сотворю из воздуха?"

Озадачив подростка и его старшего брата такой неразрешимой дилеммой, Привратник вновь повернулся к Зангерелу.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, юный Хранитель, — Зан нахмурившись, посмотрел на Видящего, ожидая пояснений. — Что отдать свою жизнь за потерянные знания несущественный пустяк. Что процветание общины намного важнее, чем жизнь одного дракона... Она тоже так считала, вот только в плату брала чужие души, отговариваясь тем, что "все на благо драконов". Так вот скажи мне, потомок той, что положила на алтарь всех, кроме себя, — достойны ли знания столь высокой цены?

— Не говори сейчас, — слегка улыбнулся Смотритель, перебив, попытавшегося было возразить Хранителя. — Ты будешь врать себе и другим. Задумайся об этом, когда придет время. Задумайся и реши...

— Мое решение не поменяется, — упрямо сощурил синие глаза Зангерел. — Знания важнее жизни, потому что без них она бессмысленна!

Видящий покачал головой, но не стал переубеждать упертого юношу. В каждом, кто приходил к нему за советом, он видел отражение тех, кто уже давно покинули этот мир. И в Зангереле дракон почувствовал дух той дерзкой девчонки — Масмери, прародительницы Хранителя, что не только стала легендой при жизни, создав библиотеку, которой даже спустя тысячи лет нет равных, но и не испугалась Привратника... "Знания важнее жизней", — также убеждала она его, пытаясь обратить дракона в свою веру. Он слушал ее и молчал, считая, что каждый имеет право на свое мнение. "Я отдам жизнь за процветание рода драконов! — патетично восклицала Масмэри, стряхивая с плеч золотые кудри. — Ты мне веришь, сын Матери?". Он лишь едва заметно улыбался, надеясь, что грядущее, которое видели его глаза, никогда не претворится в жизнь.

"Ведь будущее, словно изменчивый ветер", — убеждал себя дракон, смотря со стороны, как с каждым годом эта дерзкая девчонка все глубже опускает свою душу в Хаос. И все ради знаний, ради будущего процветания драконов... Ей уже не хотелось отдавать свою жизнь ради идеи — она положила на ее алтарь жизни других, восклицая при этом, что это все во благо драконов. Столетия летели словно опавшие листья с древа жизни, мир неуловимо менялся, как и те, что его населяли... Теперь его давняя подруга, которая пыталась научить его любить мир и показать всю его красоту, приходила к нему только с конкретной целью — узнать как можно больше о мироздании...

Юная златокудрая девушка, что озаряла своей улыбкой темные своды его пещеры, исчезла, оставив вместо себя жестокую, гордую женщину, стремящуюся познать далекое будущее и древнее прошлое. С болью в сердце Видящий давал ей знания, пытаясь найти в ее холодных сапфировых глазах тот свет, который раньше так радовал его душу и неистово желал, чтобы она наконец-то остановилась... Но Масмэри наоборот возомнила себя равной Матери: "Я хочу знать все!" — требовала теперь она, с нетерпением ожидая выполнения своего приказа.

На все мольбы Привратника остановиться и посмотреть со стороны в кого она превратилась — фыркала, а если он отказывался ей подчиняться, обещала превратить его жизнь в нескончаемый кошмар. Не в силах больше наблюдать со стороны, во что превращаются дети Матери, во что их превращает Масмэри, он впервые в своей бессмертной жизни решил вмешаться в события. С невыносимой болью в сердце он одним взмахом руки предрешил судьбу золотой драконицы, вытащив из тела и заточив ее дух в Арен драгнери. Видящий просто хотел сохранить хоть частичку того ослепительного сияния, пока оно полностью не исчезло, поглощенное тьмой. Неистовая тоска и всепоглощающее горе накрыли саваном сердце древнего существа, что собственными руками сгубил ту, которую трепетно любил все эти столетия. Аккуратно взяв бездыханное тело Масмэри и отнеся его в библиотеку, дракон сжег библиотеку дотла.

"Знания приносят лишь боль, — ответил он на все гневные обвинения своих бывших соплеменников, смотря на пылающее зарево. — А книги окропленные кровью — ничтожны".

Пытаться отрицать свою вину в совершенном он не видел смысла, смирившись со своей судьбой еще тогда, когда замахнулся рукой на ничего не подозревающую Масмэри, намереваясь вытащить из нее душу. Зачем ему видеть свет, если радоваться лучам солнца не будет та, что показала ему этот мир? Зачем пытаться изменить судьбу других, если свою он изменить был не в силах?

Одиннадцать Великих и первый наследник Масмэри, которых теперь драконы почтительно называют Прародителями, возвели врата Эрудра, отрезав Видящему путь к солнцу и обрекая его провести вечность во тьме. Он стал охранять Арен драгнери, тем более что его светоч, заключенный в реликвию, теперь сиял ему вечность, напоминая каждый миг дракону о его поступке и показывая, что никто не в силах изменить судьбу.

С течением времени история забывается, обрастает легендами, и даже драконы теряют привычный трепет и страх перед заключенными во тьме древними силами. С того времени минуло больше трех тысяч лет, а он все ждал, дремая под реликвией, когда потомки его палачей сунут свой любопытный нос в секреты предков. "Знания приносят лишь боль, Арен, — с грустью повторял он, гладя сияющее золотым светом каменное полотно, чувствуя под ладонью тепло души Масмэри, — но никто не может без них жить".

И отчаявшиеся драконы, что проигрывали третью войну с людьми, решились нарушить завет предков, открыв запечатанную душой Прародителя дверь в темницу. Их радушно встретил Видящий — он подарил общине новую надежду, вдохнул жизнь в забытый Матерью город и утешил потасканных судьбой, изгнанных людьми драконов, что так хотели мира и спокойной жизни. Он все также был пленником врат, но многовековое одиночество постепенно забывалось, как так и не вспыхнувшее желание увидеть свет. Зачем это дракону, что и так смотрит на мир в своих видениях?

— Запомни, кровь Масмэри, — тихо проговорил черноволосый дракон, смотря на потухшую реликвию. — Твои знания будут ничтожны, если ты не познаешь бесценность жизни, особенно ценность своей души, — и, посмотрев прямо в глаза растерянному Хранителю, дополнил. — Я не хочу, чтобы ты пошел по пути своей Прародительницы.

Зангерел хмуро смотрел на Видящего и отказываться от своих убеждений и мечты по возрождению библиотеки предков не спешил — для него желание возродить былое величие общины было слишком велико.

Ристар также прислушался к словам древнего дракона и с беспокойством посмотрел на друга, надеясь, что уж слова Видящего смогут убедить друга поменьше времени проводить в библиотеке и больше на свежем воздухе. Хасшер даже скрестил наудачу пальцы: уж ему как никому другому надоело мыть стеллажи и протирать книги от пыли, а мастера выгнать из библиотеки было невозможно.

— Чуть не забыл, — внезапно произнес Привратник, оценивающе вглянув на Зангерела. — Говорю сразу, охочий до знаний юный Хранитель, — меня исследовать не надо. В этом нет нужды, и я до сих пор не отошел от всех ее экспериментов. — Зан расширив глаза от удивления, уже хотел что-то спросить, но его опередил Видящий, припоминая все то, что с ним вытворяла в свое время Масмэри. — Нет, у меня нет хвоста, под одеждой тоже нет ничего интересного... целоваться лезть не надо, за рога дергать тоже... Что же она еще делала... О-о-о... — внезапно протянул черноволосый дракон, мечтательно улыбнувшись. На бледной коже Видящего появился едва заметный румянец. — И все реакции организма у меня в норме и ты, юный Хранитель, не златокудрая красавица, чтобы их увидеть.

Зангерел после такого откровенного признания в шоке закрыл рот, но через несколько мгновений, словно опомнившись, пробурчал себе под нос:

— Не очень-то и хотелось, — щеки и уши Хранителя знаний предательски заалели, выдавая того с головой. — Но хоть результаты исследований Масмэри я получить могу?

Видящий окинул дракона уничижительным взглядом.

— Ясно, — слегка расстроено вздохнул Зангерел. — А жаль...

Ристар утомленно потер глаза, уже устав удивляться. Если бы кто-нибудь ему раньше сказал, что Прародительница Масмэри из-за любопытства соблазнит Видящего, то он обсмеял бы этого выдумщика и посоветовал бы ему проспаться.

[1]аршин — единица измерения длины, примерно равная 0, 8 метров.

[2]В роли драгон има — это значит, в роли почтальона, доставлять послания.

* * *

— И долго ты будешь оплакивать свою никчемную жизнь? — внезапно раздался у меня в голове чей-то подозрительно ласковый голосок. — Бедная, бедная деточка. Платочек тебе дать, чтоб сопельки подтереть?

"Ну все, Элис, добегалась, теперь ты слышишь голоса, — флегматично заметила я, ущипнув себя за руку. Было больно, но навязчивые звуки никак не желали исчезать. — А дальше что, будешь сражаться с деревьями, веря, что это гнусный вражина?"

— О... ну если тебе так нежеланна своя жизнь, уступишь место? Обещаю, я о тебе позабочусь...

Я догадывалась, что со дня бойни в пещере стала постепенно сходить с ума, но все же надеялась, что это со временем пройдет и все придет в норму, или же хотя бы не будет развиваться столь быстро. Сначала чьи-то чужие мысли, какие-то странные сны, после — кровавое пиршество на берегу лесного озерца, а сейчас...

Стараясь игнорировать свою навязчивую вторую личность, я встала, отряхнулась и огляделась по сторонам. Лес будто дышал жизнью, и это чувствовалось во всем: в щебете птиц, в шелесте листвы, в том, как под ногами хрустела опавшая листва, что устилала землю вперемешку с желтоватой травой и сухими иголками хвои. В нем даже дышалось легче: слегка резковатый запах хвои, насыщенный древесный аромат смолы и сухой травы будто окутывал меня со всех сторон. Как же я соскучилась по этому насыщенному разнообразными запахами воздуху. Лес... мой такой родной, привычный с детства лес...

Я дотронулась пальцами до холодного бархатного мха, что находился с левой стороны ствола ели. Мне всегда нравилось к нему прикасаться, гладить его, будто шерстку, чувствовать кончиками пальцев его нежные листоподобные отростки. Помню, Гелион как-то раз рассказывал, что в Валене изо мха делают чудесный яд, вызывающий перед смертью красочные галлюцинации, его еще ласково называют "Яд несбывшихся желаний". Хотя в сочетании с ягелем* его используют в целебных настойках северяне. А вот южане делают из мха качественную выпивку болотного цвета — ирлинг, что имеет приторно-сладкого аромат, а на вкус отдает горчинкой. Вроде из-за этой выпивки и случился знаменитый бунт в городе Кристон, людям нравились те галлюцинации, что дарил им ирлинг, и они были против запрета на его производство.

И что я сейчас делаю? Жалею себя? Пытаюсь отвлечься от навязчивых мыслей, обратив свое внимание на то, что меня окружает?

Как не прискорбно признавать, моя навязчивая вторая личность права — я слаба и никчемна. Я кто?! Девица на выданье, что разводит мокроту на пустом месте? Нет. Я дева битвы, урожденная Великого клана Северный ястреб, правнучка нашего Предводителя Альвисса! Что бы сказал он, увидев меня в таком виде? Да он послал меня в Глубины Тасхель, чтобы я больше не позорила его род своим существованием! Ну и какая разница, что мой отряд отправился раньше в чертоги Варланга? Все там когда-нибудь будем пить за одним столом хмельной эль, слушая о ратных подвигах друг друга. Испугалась того, что очнулась неизвестно где, около растерзанного тела соратника? Тоже мне причина! Да у нас воины после пира три дня прийти в себя не могут, ходят словно ходячие, требовательно что-то мычат, держась за головы, а порой и за другие части тела, все зависит от того, как и где они провели вечер, ищут как неупокоенные кружечку пива и ничего не помнят. Да им на это и наплевать, так почему меня должно волновать небольшое помутнение рассудка? О, Вересхей... развела я на пустом месте трагедию созыва кланов. Тошно.