Опекун для дракона

Опекун для дракона

Глава 1

С трудом открываются веки, тяжело дышать — грудь будто сдавили удушающие тиски, рот заполняет горькая теплая кровь, я ее постоянно судорожно глотаю, чтобы не захлебнуться. Голова гудит и пульсирует, отзываясь невыносимой болью. Тело не желает повиноваться, перед глазами все плывет, а в ушах стоит чей-то рев и вопли — предсмертные крики моих товарищей. Изредка трясется земля от чьих-то тяжелых шагов.

Почему? Неужели все закончится именно так?

— Друзья мои! — Его Величество поднял резной деревянный кубок, обведя благодушным взглядом будущих героев. Королю Евландию не было еще и тридцати, но мудростью, великодушием и отвагой он прославился на весь континент. — Да пребудут с вами силы Вересхея и Расхея, а также душа нашего великого Дархлена. Да сохранит вас Варлог и убережет Несфея! Завтра ваши имена будут высечены на табличках Варланга — вы станете героями нашей великой родины! Да уничтожьте проклятое племя дракона и освободите мою прекрасную Эсмель!

— Прекрасную, — еле слышно фыркнул в усы Рик, стоящий рядом со мной. — Девчонке еще нет и десяти.

— Но она же чем-то приглянулась дракону, — улыбнулась я, поднимая, как и остальные, наполненный кубок тосту короля. Сердце на мгновение замерло, когда мое восклицание "Васха!" слилось в едином крике с сотней голосов будущих героев — я внезапно почувствовала, что стала единым целым со своими собратьями по оружию.

Я совершенно не думала о том, что завтра мне предстоит долгий и трудный путь в Нерильские горы. Сегодня время хмеля и почтения Варланга — хранителя нашей будущей победы. Жрицы, да приносите жертвы и молитвы в честь нашего будущего триумфа!

Как красив небесно-голубой свод из сапфиров королевского дворца Дархлена[1]...

Как радостно трепещет мое сердце, слушая смех названных братьев!

— Черт! Элис, не закрывай глаза! — в сознание врывается отчаянный мужской голос. Я через усилие их открываю, еле представляя перед собой расплывчатый силуэт. Мне невыносимо хочется кричать от боли, которая словно огнем охватила мое тело, но вместо слов на волю вырывается лишь бульканье и новый поток темно-красной жидкости. — Помоги снять нагрудник, она ж задохнется!

Через пару мгновений стало легче дышать, но резкая боль только сдвинула глубже свой острый кинжал. Все слова исчезли из памяти, остались только неописуемые эмоции, даже если бы я могла говорить, то не смогла бы вымолвить и звука.

— Демоны! Рик, оставь, — коротко бросает второй силуэт, который пытается ощупать мой живот. В памяти теплом вспыхивает имя "Гелион". — У нее нутро побито и эта рана... — он сунул мне в руку какую-то мокрую тряпку и заставил прижать ее к груди. Противно запахло травами и спиртом целительной настойки. — Шип пробил и погнул доспех, задев легкое. Помрет ведь!

— Как же... Элис, не смей умирать! — соклановец заботливо повернул мою голову набок, чтобы я не захлебнулась, но сил с каждым мгновением становилось все меньше. Из глаз невольно брызнули слезы. — Мы добьем эту тварь и вернемся за тобой. Ты слышишь? Мы обязательно вернемся. Жди нас!

Тени удаляются к вспышкам яркого пламени, крикам на грани фальцета, лязгу метала, многочисленному топоту. Я держу тряпку, бессмысленно пытаясь остановить поток насыщенно-багровой крови, но пальцы невольно разжимаются, а рука падает на землю. Все звуки превратились в бессвязный шум...

Почему? Силы безвозвратно уходят в холодную землю, на которой я подыхаю, как последняя дворняга. Краем сознания понимаю, что пришли последние мгновения моей короткой жизни, но так не хочется бесславно погибнуть в какой-то сырой и грязной пещере. Хотела умереть как великий воин на поле брани? Кашляя кровью, я сипло дышу, невидящим взглядом смотря на брошенную сломанную алебарду. Холод... почему так холодно? Веки тяжелеют, а я, как дура, сквозь пелену слез пытаюсь улыбнуться надвигающему мраку. Ведь вроде я всегда хотела умереть с улыбкой на устах? Простите, друзья, но, похоже, я не смогу выполнить вашу просьбу...

Рассвет налился золотом, окрасив плывущие облака в нежно-розовый цвет. Холодный, промерзлый воздух гор и гам идущих впереди героев только мешали подниматься по покрытым снегом камням к скрытой под белоснежной пеленой пещере. Я, помогая себе алебардой, сверкающей в лучах восходящего солнца, шла вперед.

— И чего драконам не сидится в низинах? Чего их так тянет на высоты? — пыхтел позади меня Рик, перекинув через плечо секиру. Латы весом почти в пятьдесят килограммов доставляли рослому мужчине поистине незабываемые ощущения. В который раз я убедилась, что доспехи — это зло.

— Не пыхти под ухом, — тяжело дыша, пробурчала я. — Кто ж поймет душу проклятого племени? Может, это инстинкты?

— Это они от Рика повыше забираются, — хохотнул наш соратник, лучник Гелион. Он, в кожаном панцире, не шагал, а летал по склону. Везунчик, и не запыхался, как мы. — Чтоб не достал, треклятый.

— И зачем я надела доспехи? Так и знала, что не надо было поддаваться на твои, Рик, уговоры, — простонала я, с завистью смотря, как легко шагает впереди нас парень. Хоть у меня был и чешуйчатый, скрепленный из стальных пластин и толстой кожи ламеллярный доспех, мне было тяжело подниматься в гору. Пальцы в кожаных перчатках замерзли, цепляясь за оружие, а стеганка под доспехом пропиталась потом. Тяжела доля героев — прежде чем убить тварь, надо до нее добраться.

— Чтоб он спас тебя от встречи с вратами чертог Варланга, — подмигнул мне старый друг, выразительно посмотрев на не внушающий доверия кожаный панцирь лучника. — Доспехи — лучшая защита против этих зверюг. А с Гела незачем брать пример — он научит тебя ток плохому.

А спас ли?

По телу льется приятное тепло, очищая мой рассудок от боли и грез, навеянных на грани смерти. Чьи-то цепкие пальцы волочат мое безвольное тело за шкирку по камням, сталкиваясь с телами погибших героев. Своды пещеры трясутся, глыбы, падая с потолка, разбиваются об пол на мелкие камушки, погребая под себя тела людей... Мой помутневший взгляд все время натыкается на чьи-то обгоревшие и догорающие останки. До дурноты противно пахнет горелой плотью...

Почти сотня смельчаков со всех уголков нашей необъятной родины, прославленные великие воины пали под сводами пещер Нерильских гор. И какой бог породил этих чешуйчатых чудовищ? А может, это просто мое видение, порожденное рассудком, который пытается очернить последние секунды моей жизни?

Оковы мрака вновь сомкнулись, погрузив меня в пучины тьмы...

Тварь оказалась больше, чем мы ожидали. Огромная зверюга скалилась, равномерно ударяя по земле своим шипастым хвостом. Чувствуя, как земля подрагивала под моими ногами, я внимательно искала незащищенную матовой чешуей кожу дракона, чтобы знать, куда ударить алебардой. С потолка лился тусклый свет, освещая чешуйчатую громадину, к которой, побросав за ненадобностью факелы, осторожно подбирались больше десятка воинов. Глупцы — нужно сначала узнать слабое место твари или попробовать приковать ее цепями к земле.

Вдруг в полумраке сквозь толстую кожу дракона явственно стали видны наполненные рыжеватым светом огненные мешки, в которые проклятое порождение тьмы набирала воздух, чтобы дыхнуть на нас пламенем. Кто-то сзади меня дернул, силком затащив за валун. Огненный слепящий поток прошелся по рядам воинов, породив крики боли, запах горелой плоти и серы.

— Надо подобраться поближе! — сквозь безумный гам прокричала я своей небольшой команде. — Если проткнуть огненные мешки, то он не сможет...

— Безумие! — перебив меня, покачал головой Рик, выглядывая из-за валуна. Гелион спокойно достал из колчана стрелы с привязанными к наконечникам мешочками, в которых находилась взрывоопасная магическая смесь, наверняка намереваясь ослепить зверюгу. — Подождем, пока маги отвлекут тварь!

Огромный взмах крыльями в широкой пещере сшиб с ног волшебников, которые, плели заклинания воздушных щитов. Наш валун покрылся мелкими трещинками, грозясь рухнуть под мощью дракона. Брошенные войнами крюки с тяжелыми цепями, которые сшибло потоком воздуха, печально звякнув, упали наземь, даже не зацепив тварь. Я чертыхнулась — вот зараза, и как мне незаметно подобраться?!

Где-то сзади стали слышны указания капитана Герлиуса, который должен был нами командовать по приказу Его Величества. Если раньше на привалах бравые воины, посмеиваясь, отказывались прислушиваться к "королевской шавке", то сейчас навострили уши, готовые в любой момент выполнить приказы королевского стратега.

— Гел, — обратилась я к лучнику, который осторожно выглядывая из укрытия, целился в дракона. — Слушай, у меня появилась идея...

На дракона обрушились яркие фонтаны голубоватых искр атаки магов и ледяные стрелы лучников, которые отскакивали от стальной чешуи гиганта, не причиняя вреда. Зверюга издавала громоподобный рев, заставляя пронзительно трещать щиты волшебников и закрывать всех уши, чтобы не оглохнуть. Шлем предательски стал сползать набок, и мне пришлось сильнее затянуть кожаный ремешок. Я почти ползком пробралась в тыл врага, спрятавшись за каким-то камнем, который находился совсем близко от твари. Надо лишь уловить момент и применить свой самоубийственный маневр, от которого, наверняка у Рика встанут волосы дыбом. Я сжала пальцы на холодном древке оружия — главное не струхнуть в последний момент. Гел, Тасхель тебя подери, поторопись со своим "чудом"! Надо заставить дракона хотя бы на пару мгновений как можно ближе наклониться к земле, чтобы я смогла с легкостью достать до него алебардой. Надеюсь, друг сможет убедить капитана Герлиуса в успешности моего плана.

... Стальные крюки, порвав сухожилия и перепончатые крылья громадины, крепко зацепились за дракона. Герои, которые не были друг с другом знакомы, в едином порыве крича и бранясь, удерживая изо всех сил толстые цепи, потянули зверюгу вниз. Дракон, скалясь и оглушая всех своим громоподобным ревом, нехотя на пару мгновений поклонился к своим убийцам. Мое сердце забилось чаще, пальцы сильнее сжались на древке алебарды — вот и настал мой час. Я должна оправдать надежды своих товарищей и показать всему королевству чего стоит мой род на самом деле.

Чьи-то волосы и горячее дыхание щекотали мне лицо и, кажется, пытались зачем-то согреть нос. Я поморщилась, медленно приходя в сознание, и внезапно ощутила колючий холод, который уже сковал кончики моих пальцев, шею и грудь. Человек отшатнулся, и снег стал падать на лицо, мгновенно превращаясь в маленькие холодные капли. Даже с закрытыми глазами я видела, как было светло, чувствовала свежесть горного воздуха, тишину, нарушавшуюся лишь легким поскрипыванием снега.

Сердце испуганно сжалось в комок, совсем не понимая, что сейчас происходит. Почему мне так легко дышать? Почему я ощущаю только металлический привкус своей крови, но не чувствую, как она заполняет мое горло и рот? Почему совсем не ощущаю тяжести, что раньше придавливала меня к земле, да и сознание на удивление чистое...

Я, резко сев, открыла глаза, пару мгновений щурясь от света. Но как только мои глаза привыкли к новой обстановке, невольно вздрогнула, чуть не схватившись за кинжал, спрятанный в голенище сапога. Около меня стоял, наивно хлопая большими янтарными глазками, маленький ребенок, с неподдельным интересом наблюдая за каждым моим движением. Лохматые белые волосы волной доходили ему до лопаток, он странно, не по погоде был одет — в длинную узорчатую шелковую рубаху с широкими рукавами, в шаровары и сапожки. Может это и есть искомая Эсмель? Нет — у нее были то ли рыжие, то ли русые волосы, да и ребенок определенно мужского пола...

— А ты кто? — удивленно прошептала я, но внезапно осеклась, увидев свои багровые от крови перчатки.

Ежась от холода, я схватилась за залитую кровью стеганку, но, раздвинув рваные края, вместо ужасающей раны обнаружила гладкую, всю в засохших алых разводах бледную кожу. Внезапно стало жарко, пальцы испуганно задрожали — я никак не могла понять, как чувства и память, хранившие мою невыносимую боль и страдания, могли быть так жестоко обмануты. А может все это просто иллюзия, навеянная моим сознанием, а я на самом деле бездыханной лежу на камнях в пещере? Тогда почему мне так холодно и страшно?

Встав на ноги и запахнув рукой порванные края стеганки, я удивленно огляделась вокруг. Нет, это не может быть просто наваждением. Слишком реальны ощущения сковывающего тело холода, некой опустошенности и рассеянности, что зародились в моей душе, и узорчатых снежинок, которые медленно спускались с неба, бесславно погибая, соприкоснувшись с кожей.

Внезапно подул ледяной, пробирающий до костей ветер. Я поежилась — одежда пропиталась кровью, и с каждым мгновением становилось все холоднее. Волосы стали лезть в глаза, да и моего шлема поблизости было не видно. Видимо, когда я упала, то этот дурацкий ремень все-таки порвался. Говорил мне Гел, что надо купить новый... Стойте... Как же...

Я испуганно огляделась, ища следы своей команды. Я и этот ребенок стояли неподалеку от заваленной пещеры, в которую мне пришлось войти пару часов назад. Запинаясь об какие-то кочки и отказываясь верить своим глазам, я подошла к обвалившемуся проходу. Быть не может... Как это все это все понимать?! Рик... Гелион... почти сотня воинов — где же они все?

Сердце забилось чаще, а разум уже искал спасительную соломинку, за которую можно было ухватиться — может они просто застряли внутри? Меня же кто-то вытащил наружу, и это явно не дитя. Я попыталась присмотреться к следам, но тщетно — снегопад уже хорошо сделал свою работу, погребя под слоем снега ответы на мои вопросы.

— Рик, ты меня слышишь? — набрав побольше воздуха в легкие, изо всех сил закричала я, надеясь, что друзья меня услышат на той стороне обвалившегося прохода. — Гел, ответь мне!

Одинокое эхо прокатилось по склону, так и оставшись без ответа. Несколько мгновений ожидания в надежде на чудо превратились в вечность. Мое сердце замерло от страха, я перестала чувствовать холод, боялась шевельнуться, чтобы не прослушать голоса своих товарищей. А снег все так же тихо падал, с каждой снежинкой погребая мою решимость и надежду.

— Протруби, Тасхель тебя побери, наконец-то в свой дурацкий рог! — в отчаянье на всю округу выкрикнула я. Снегопад усилился, подув в спину обжигающе-холодным ветром. — Гел! Рик! Хоть кто-нибудь, ответьте!

— Это... — мальчишка поднялся на заваленную глыбами площадку и дернул меня за штанину. — Не надо кричать. Там... Кроме нас больше никого нет.

Я недоверчиво посмотрела на уверенного в своей правоте ребенка. Малышу нет еще и семи, а он старается привить свою точку зрения взрослому? Вот нахал — в наше время дети даже пискнуть боялись в присутствии старших, не то чтобы общаться с чужими людьми. Неужто он меня совсем не боится?

Но его серьезный взгляд, непрошибаемая уверенность в голосе зародили в моей душе сомнение. У меня было плохое предчувствие, я боялась за своих друзей и сейчас, стоя в этой мертвенной тиши, мне становилось не по себе. А может мальчишка говорит правду?

— Как же так... — отшатнувшись назад, растерянно пробормотала я. Всех, кого я знала столько лет, больше нет? Я замотала головой — не верю, не верю в то, что я осталась одна. Они живы, Гел и Рик обязательно вернутся. Они же мне обещали... Сейчас, надо лишь разобрать завал. Я схватилась за небольшой валун и внезапно вскрикнула от стиснувшей мою правую руку боли. Тасхель, как же больно! Я скосила глаза на саднящее плечо, увидела погнутый наплечник и застрявший в нем острый металлический осколок. Наконечник стрелы засел в погнутой железке, глубоко войдя мне в плечо.

Я достала из голенища сапога кинжал, без сожаления обрезала ремешки, шипя от боли, освободила руку от железки. Рывком вытащила застрявший наконечник, дивясь тому, как он там очутился. Хлынувшая из раны кровь окрасила белоснежный снег в красный цвет...

В душе образовалась болезненная пустота от своей беспомощности.

Я невидящим взглядом провожала медленно стекающую по ладони кровь, которая частыми капельками падала с замерзших пальцев на белоснежный снег... Как же так получилось, что я в один миг осталась совсем одна? Почему мне так трудно поверить в реальность происходящего, почему я не могу почувствовать то, что Рик и Гел отправились в чертоги бога Варланга?

Рука немного онемела от холода и потери крови, поэтому я почти не ощущала боли, а может у меня просто был шок? Хотя, какая теперь разница...

Упав на колени перед бывшим входом, я медленно провела ладонью по ледяным камням, оставляя за собой едва видный багряный след — что же мне делать? Как мне быть? Я бы попыталась хоть немного убрать завал, но валуны слишком тяжелые, и раненая рука пульсирует колючей болью, когда я ее дергаю... Может просто сесть и ждать чуда? Но так я через пару часов замерзну насмерть.

Нет, так дело не пойдет. А имею ли я право просто сдаться?

Где-то у меня были целебные настойки, заботливо подсунутые Гелом еще в лагере. Я похлопала себя по поясу, на котором находились кармашки с лекарствами, но вместо долгожданной настойки, порезала перчатки об стеклянные осколки, даже кожаная фляга была пробита. Это же какой силы обрушился на меня удар, что смог сломать усиленные магами бутыли с ценными лекарствами?

— Дай посмотрю, — внезапно произнес мальчишка, показав пальцем на окровавленное плечо. — Я могу помочь.

Я усмехнулась, но покорно показала ему свое плечо. Может этот малыш сможет мне помочь с перевязкой и наложением жгута? Может, осмотрит рану, и зашьет ее — самой мне не справиться, уж слишком "удобное" она заняла место. Вроде у меня еще и целебная мазь была...

Ребенок, закатав широкие рукава своей расписной шелковой рубахи и осторожно раздвинув порванные края стеганки, прикоснулся ледяными пальцами к моей коже. Плечо внезапно стиснуло болью, мгновенно отдавшись в локте, стало щипать рану и покалывать руку, на миг даже потемнело в глазах. Из них невольно брызнули слезы, я укусила кулак, чтобы не закричать от боли.

Но как только мальчик убрал руку, боль резко прекратилась. Я, тяжело дыша, повернулась к мальцу, чтобы как следует наорать на него за то, что он сделал, но как только я открыла рот, мои ноги подкосились, и я без сил упала на снег. Кажется, тогда я на пару секунд потеряла сознание.

А после, просто опешила, смотря на свою новенькую розовую кожицу на месте раны от наконечника. Я шокировано замерла, дотронувшись пальцами до плеча. В мгновение ока исцелить глубокий порез — а он точно человек?

Я, с безумным боевым кличем замахнувшись алебардой, изо всех сил полоснула лезвием по коже дракона, где находились огненные мешки. Рана нехотя открылась, но из нее вместо крови с пронзительным свистом стал выходить воздух с удушающим запахом серы. Дракон, бешено взревев от боли, решил дыхнуть на обидчиков пламенем, но, набирая воздух в огненные мешки, стал захлебываться в собственном огне.

Я победно ухмыльнулась. Теперь, когда мы обожгли порождение мрака его собственной силой и навсегда лишили возможности выдыхать пламя, победа почти у нас в кармане.

— Этих тварей две! — вдруг чей-то испуганный вопль отвлек меня, заставив на мгновение безрассудно отвернуться от орущей в агонии твари. Это была единственная и последняя моя ошибка...

— Элис! — в отчаянье выкрикнул Гелион, безуспешно выпустив в дракона объятую холодом стрелу.

Я резко повернулась и расширившимися от ужаса глазами безучастно наблюдала, как шипастый хвост громадины неумолимо приближается ко мне. Сердце замерло, нарушив ритм, — я не успею ни убежать, ни уклониться.

Удар выбил из легких воздух, мгновенно сдавив грудь, с противным хрустом, наверняка, сломав мне пару ребер. Я со всего маху, как тряпичная кукла пролетев несколько десятков метров, упала на холодные пыльные камни пещеры. Мир в один миг померк...

Я внимательно смотрела на ребенка, внезапно вспомнив последнюю фразу, услышанную прежде чем погрузиться в беспамятство. А возможно ли, что второй ящер был отпрыском первой громадины?

Может именно поэтому он так безразлично говорит о смерти моих товарищей... Он наверняка собственными глазами видел последние мгновения жизни героев.

И зачем он тогда спас меня от обвала, с помощью своей мерзкой магии вытащил меня из лап смерти? Хочет съесть или поиздеваться напоследок? Думает, что, если притворится мальчишкой, я его не трону?

Я, в мгновение ока повалив недоумевающего ребенка на снег захватом, приставила к его горлу острый кинжал.

— Детеныш дракона? — угрожающе прошипела я, с ненавистью посмотрев на словно наполненные янтарем глаза мальчишки.

— Отпусти-и... — чуть не плача задергался он. — Что я сделал? Почему ты так делаешь? Я же тебе помог!

— На вопрос отвечай! — прошипела я, слегка дотронувшись лезвием до его горла. Ребенок распахнул мокрые от слез глаза. Испуганно посмотрел на меня. Я невольно вздрогнула — только сейчас я заметила в них вертикальные зрачки.

Меня начинала все сильнее поглощать ярость к этим кровожадным тварям, что погубили столько невинных душ. Так я и знала! Это он, он виноват во всем произошедшем! Если бы не драконы, мои друзья были бы живы!

— Ты плохая! Ты как они! — выпалил мальчишка, его губы испуганно дрожали, но он изо всех сил пытался храбриться, с вызовом смотря мне прямо в глаза. Я усмехнулась — а кто говорил, что с детенышем дракона нужно обращаться по-другому? — И зачем тебя спасла мама?

— Мама? — опешила я. Я вмиг огляделась, опасаясь, что ко мне может подкрасться еще одна огнедышащая тварь. Да сколько их здесь развелось? Тут, похоже, рассадник этих порождений.

— Она спасла тебе жизнь и вытащила из пещеры.

— Так значит, по округе гуляет еще один дракон?

— Не гуляет, — всхлипнул мальчишка, все-таки не удержав слезы. — Мамы больше нет... вы... зачем вы ее убили?! Что мы вам сделали? Почему! Почему все люди такие злые!

— Злые? И это говорит мне мерзкое порождение мрака? — мальчишка испуганно зажмурился, заливая щеки холодными слезами. Я ухмыльнулась, давя в себе жалось к этому ребенку. Нет, нельзя сейчас дать слабину и жалеть отпрыска дракона. И почему я чувствую себя так паршиво, когда угрожаю мальчишке? — Ха, не смеши меня!

Черт, ничего не понимаю. Если мы ее убили, то как она могла меня спасти? И что-то я не вижу здесь тушу дракона. Да этот щенок мне нагло врет! Маленький паршивец...

Вдруг я вспомнила очень важную вещь, из-за которой и был собран наш поход. Плевать на то, как я оказалась снаружи — самое главное, что я сейчас жива, а детали я выясню позже. Меня вот что начало интересовать — где же эта девчонка, дочка короля? Неужели тоже застряла в пещере под обвалом? На месте драконов, я бы сперва спасла пленницу.

— Где принцесса? — угрожающе задала вопрос я, нахмурив брови. — Зачем вы похитили ее?

— Какая принцесса? — испуганно прошептал мой пленник, видимо совсем перестав меня понимать.

— Эсмель, — раздраженно пояснила я. Не могу поверить, из-за маленькой десятилетней девочки погибло столько народу. А сейчас я не могу найти ее. Смешно. — Ее Высочество Эсмель, принцесса Данстейна, дочь Верховного короля Евландия.

— Эсми? — удивился белобрысый мальчик, посмотрев на меня уже с куда с меньшим страхом. Он, нахмурившись, на секунду задумался. — Так значит, она говорила правду, что она принцесса? А я ей не верил. Не думал, что принцессы такие вредные и совсем не умеют веселиться.

— Где она?

— Эсми упала с обрыва, — сухо произнес он, только печальный взгляд выдавал, что детеныш дракона видимо немного горюет о своей пленнице. — Мне было ужасно скучно одному, и мама принесла мне подругу. Я думал, мы будем играть, а она целыми днями плакала, плакала и ничего не хотела есть. А потом... а потом я решил с ней погулять, и она... я ей говорил, что там опасно, что там обрыв, но она не послушала, Эсми зачем-то побежала туда... Я пытался ее остановить, но она вырывалась, укусила меня... Мама сказала, что Эсми стала звездочкой на небе и что мне не надо горевать...

Я захохотала, повергнув в шок мальчишку. Мы столько времени потеряли на дорогу, столько людей погибло — и все зря. Девчонка давным-давно умерла. Хотя кто бы сомневался, даже если бы она не сиганула с обрыва, жить среди этих порождений тьмы...

Как все нелепо и бессмысленно.... Я хохотала над собой и над всеми нами. Мы-то думали, что умрем с честью, а, оказывается, отдали свою жизнь ни за что. Мои друзья умерли просто так, так же бессмысленно, как отправились бы в чертоги Варланга из-за кабацкой драки.

[1] Дархлен — столица небольшого горного королевства Данстейн. Его символом является королевский дворец, знаменитый своими малахитовыми залами и сводами, которые отделаны драгоценными камнями.

[2] Варланг — легендарный король Данстейна. Считается, что он своими подвигами и могуществом так впечатлил Повелителей судеб, что они подарили ему бессмертие, сделав своим приближенным в небесных чертогах. Великая честь для любого война — это попасть после смерти в чертоги Варланга, дабы служить и охранять покой короля до своего следующего перерождения. Если воин записан на таблички Варланга это означает, что он обязательно попадет после смерти в чертоги короля, а если там покажет себя с хорошей стороны, то переродится в семье бравых воинов или в последующей жизни будет из королевской династии.

Глава 2

Начинало темнеть. Снегопад усилился, белоснежной пеленой накрыв небо, и грозился превратиться в метель. Я шла вниз по склону, а перед глазами то и дело мелькали картины сегодняшних событий. Что же тогда пошло не так? Почему вместо гнева и желания праведной мести всем этим тварюгам я чувствую лишь досадную растерянность и сожаление? Сожаление о том, что не смогла ничего сделать для своих друзей, чтоб спасти их жизни. Почему в чертоги Варланга отправились они, а не я? За что Вересхей[1] отвернулся от нас? Что же мне делать дальше?

Вопросы мучили меня, но ни на один из них я не могла найти ответа. Я совершенно не представляла, как буду дальше жить без своих верных соратников. В один миг потерять смысл жизни... За что повелители судеб меня так жестоко покарали? Я всего лишь хотела стать Несфеей[2] для ребят, хотела всегда прикрывать их спины, оберегать в пути!

Сердце разрывалось от боли, хотелось просто сесть, свернуться в клубок и заснуть в ледяных объятиях гор, только чтобы забыть обо всем. Но я упорно заставляла себя передвигать ногами, мелко дрожа от холода. Так просто сдаваться и поддаваться эмоциям я не собиралась. Я их безжалостно давила, стараясь хоть на секунду отвлечься, уж лучше пускай внутри меня образуется зима, чем там будет пылать огонь отчаянья.

Украдкой взглянув назад, я фыркнула, рассмотрев за снежной пеленой едва различимый силуэт мальчишки. Какой упорный малый.

Смех заменил горькие слезы разочарования во всей этой историей со спасением маленькой девчонки. Мне казалось, что этот дракон просто унизил нас всех, с насмешкой наблюдая за нашими бессмысленными потугами спасти принцессу.

Как мне все это надоело!

Я в порыве отчаянья пнула снег и, развернувшись, быстро стала спускаться по склону, к оставленному внизу лагерю. Моя одежда грозилась превратиться в ледышку, а замерзнуть насмерть меня не прельщало.

— Постой! — поднявшись на ноги, окликнул меня малец. Я, не сбавляя темпа, шла вперед. — Можно я пойду с тобой?

— Как хочешь... — безразлично бросила я. Все равно через несколько часов ему надоест, и он от меня отстанет.

Что за неразумное дитя — идет на свою погибель за мной. Может припугнуть этого мальчишку, чтобы отстал?

Я вновь оглянулась, судорожно прижимая уже ледяные края порванной стеганки к груди. Подул обжигающе холодный ветер, у меня перехватило дыхание, я ежась, сильнее обхватила себя руками, стараясь как можно дольше сохранить тепло... Нет, не дорос он еще для такого внимания к своей персоне. И так холодно, а если еще руки от груди уберу — околею.

Голова немного кружилась, я чувствовала безмерную усталость, будто не смыкала глаз уже несколько дней, мне невыносимо хотелось спать... Но мысль о том, что уже скоро покажется походный лагерь, которые мы разбили перед тем как подняться к этим тварям, как путеводная нить вела меня вперед.

Когда сил идти почти не осталось, и я уже сотый раз споткнулась, мой нос учуял едва уловимый запах дыма. Сердце радостно забилось, я, щурясь, попыталась вглядеться вперед, чтобы сквозь эту снежную пелену разглядеть костры.

Может проблеск света мне почудился, какая разница. Я так устала и замерзла, что с трудом собрав последние силы, передвигая одеревеневшими от холода ногами, как какая-то собака пошла на запах. Веки смыкались, в голове не осталось мыслей, только сердце слишком громко стучало, медленно отбивая ритм. Невыносимо хотелось спать. Может мне на секунду закрыть глаза и чуток расслабиться?

Перед глазами вдруг стало все расплываться, тело отказалось больше повиноваться: пошла кругом голова и я упала на белоснежную перину. Выдыхая пар, ощущая щекой колючий холод, мне впервые стало так спокойно и тепло....

Я потеряла счет во времени. Я просто закрыла глаза.

Сонно щурив глаза, нежась под лучами небесного светила, я смотрела на заснеженный пейзаж гор. М-м-м, этот горный козел был таким сочным и нежным...

— Мама! Мама! — из пещеры выбежал мой малыш с ног до головы заляпанный красным соком ягод. — Эсми плохая! Плохая!

Я лениво повернула голову, посмотрев на свое чудо внимательней. Дите чуть не плакал, держа в руках пустую миску с остатками раздавленных ягод, а его длинные белоснежные волосы теперь пахли сладкой морозянкой[3]

— М-м-м, — я лениво расправила крылья, сладко подтянувшись. Век бы грела свои золотистые чешуйки на солнце, если бы не два маленьких озорника, за которыми нужно присматривать. — Вы опять поссорились? Что же случилось на этот раз? Я же просила тебя, мой сладкий, сделать ей подарок.

— А я и пытался! — стал оправдываться ребенок. — Она плакала и просила кушать, и поэтому я принес ей зайца и ягоды. А она вместо того чтобы радоваться накричала на меня и бросила в меня зайцем и стала кидаться морозянкой! А я их так долго собирал! Хотел угостить, а она!

— Думаю, ей не понравился заяц, — я, зевнув, перекинулась в человека и, подойдя к моему крохе, сняла с его волос ягодку, отправив ее в рот. М-м-м, как сладко... — Амару, ты человеческому детенышу принес сырую тушку? Я же тебе говорила, что люди любят готовить еду на огне...

— Заяц ведь и так вкусный, зачем его портить? Ведь если сжечь на огне мясо, то оно обуглится и станет противным!

Я засмеялась, потрепав его за волосы. Все липкие, в ягодном соке. Придется купать одного добытчика еды. А он ведь впервые поймал сам зайца. Принял всерьез мой подарок? Это хорошо. Научится заботиться о ком-то маленьком и беззащитном... Все-таки подарить ему такую игрушку, как человеческую девчонку, было лучшим решением.

— М-м-м, леди любят цветы, — решила я помочь сынуле.

— А кто такие леди?— он удивлено посмотрел на меня.

— Это все женщины, — рассмеялась я, вытирая тыльной стороной ладони щеку моего грязнули. — Я, твоя новая подруга — все мы любим цветы.

— Фу-у-у-у, — поморщился Амару. — Они же гадкие и пахнут странно! Как их можно любить!

— Они красивые.

— Но они же не вкусные! Почему леди любят их кушать? Они же не горные козлы!

— Кушать? Нет, глупыш, все леди любят смотреть и вдыхать их аромат.

— Даже ты?

— Даже я, — согласно кивнула я, конечно же, немного слукавив. Мне не особо нравились цветы: они слишком резко пахли, заставляя меня чихать, но вот человеческих женщин они приводили в восторг. Особенно маленьких девочек. — Запомни, Амару, если хочешь понравиться леди — подари ей цветы. Уверяю тебя, ты сильно удивишься, увидев, как они обрадуются.

— Но Эсми хочет кушать, а не какие-то цветы! А вдруг она умрет от голода?

— Не волнуйся. Я накормлю человеческого детеныша, пока ты будешь летать за цветами. Хочешь раскрою небольшой секрет? — я показала рукой на соседнюю гору. — Великий горный дух скрыл в той долине свое величайшее сокровище — он давеча посеял там солнечные цветы, дабы яркое светило сияло и днем и ночью. Но думаю, он не обидится, если ты одолжишь для Эсми немного солнца, чтобы подарить ей улыбку.

— Так значит, я буду этим... как говорит Эсми, героем?

— Обязательно, но перед этим, — я взяла его за шкирку и, закинув на плечо, потащила в пещеру. — Нашему доблестному добытчику солнечных цветов следует искупаться. А то ты так сладко пахнешь, что я тебя скоро съем...

— Нет! Не хочу мыться! — забрыкался Амару. Но поняв, что все его потуги бессмысленны, насупившись, проворчал. — Почему виновата Эсми, а наказывают меня?

— Мытье — это не наказание, глупыш...

Я с трудом проснулась, нехотя отпуская ласковые объятия сна. Было тепло и уютно, пахло сладким, немного терпким ароматом цветов... Какой все-таки странный мне привиделся сон про драконов, смерть друзей, того мальца. Вот сейчас придет Рик и своим басовитым громким голосом станет укорять некоторых засонь, в числе которых затесалась и я, за лень и безделье. Гел опять будет ворчать на Рика, умоляя его на время перестать бить в набат, чтобы он досмотрел свой сон про красоток. На что наш воин без церемоний потащит сонного лучника за ногу на улицу и окунет его в поилку для коней. А там уже будет не до сна. Ругань, ор на весь лагерь, в палатку опять прибежит мокрый лучник, тряся передо мной своими мокрыми волосами и мне придется искать его сухую одежду, чтобы он от меня отстал... Каждый день побудка в нашей команде выглядела почти одинаково.

Но Рик все не появлялся, я не слышала рядом раздражающего сопения Гела, и в сердце стало прокрадываться смутное подозрение. Сердце жалобно заныло от боли — я вдруг осознала, что все это не было моим кошмаром.

Нехотя открыв глаза, я чуть не вскрикнула от ужаса. Я лежала закутанная в шкуры и усыпанная с ног до головы ярко-желтыми цветами. Я в кургане? Меня похоронили?

Но немного осмотревшись, я с облегчением выдохнула, поняв, что меня не похоронили заживо. Я лежала в небольшой палатке, а не в каменном гробу, как мне показалось сначала, на улице светло и слышен лай собак. Но только одного не пойму — почему меня усыпали цветами, следуя похоронным традициям Несфеи?

— О-о-о, проснулась девица-красавица, — отдернув полог, в палатку вошел седой мужчина и, увидев меня всю в цветах, сдавленно хрюкнул. — А я-то думаю, зачем малец с цветами носится аки угорелый. А он решил тебя раньше времени похоронить.

Я расслабленно улыбнулась, увидев знакомое лицо. Варн — несмотря на свой внушительный вид и покрытое шрамами лицо, отличный лекарь и хороший человек, с которым моя команда познакомилась по пути сюда. Гелион проводил с ним довольно много времени, черпая знания по медицине у старого воителя. Варн вроде остался в лагере, когда мы поднимались в пещеру. Повезло ему...

— Малец? — я непонимающе нахмурила брови. Что-то я не помню, чтобы войны называли кого-то мальцом... Неужели это...

— Ну тот мальчишка, что был с тобой, когда ты решила прикорнуть недалеко от лагеря. На-ка выпей для сугреву, — он подошел ко мне и заставил сделать пару глотков из фляги. Я закашляла, подавившись жгучим пойлом, на глазах невольно выступили слезы. Вмиг стало жарко. — Если бы малец не позвал нас на помощь, стала бы ты ледяной девой, — он усмехнулся. — Пугала бы случайных путников, заманивала бы их в свои объятья. А так... ты явно пришлась по душе Вересхею. У нас тут половина лагеря на грани смерти и жизни после встречи с драконом, а на тебе ни ран, ни даже обморожения, просто переохлаждение, пара синяков, ушибов и то... Признавайся, Вересхей тебя, что, в младенчестве зацеловал?

— Видимо... сама не понимаю, как это случилось... — нервно пробормотала я, стараясь не смотреть в глаза Варна. Если он узнает, что мне помог драконыш, то меня убьют на месте...

Подождите-ка, по словам Варна этот мальчишка мало того, что увязался за мной, так он еще и свободно разгуливает по лагерю драконоборцев?! Мне вмиг поплохело. Закружилась голова, лицо горело, а сердце стало бешено отбивать ритм — мне скоро устроят заочную встречу с Варлангом.

— Тебе плохо? — обеспокоенно спросил знакомый. Я замотала головой, в мыслях уже представляя свою безрадостную участь: как будет опозорено имя моих предков, как Расхей[4] обрушит несчастья на мой клан... — Бледнющая совсем, аки пол-литра крови потеряла. Я тебе мясной бульончик принесу, а то такую щепку, как ты, скоро ветром, небось, сдует.

Вдруг полог вновь открылся и в небольшую палатку ворвался белобрысый мальчишка, сжимая в руках букет душистых ярко-желтых цветов. Он, увидев Варна, смутился, еще сильнее прижав к себе цветы.

— А вот и наш прынц пожаловал, — хохотнул лекарь, подзывая к себе мальчишку. Он схватил в охапку ребенка, и своей огромной ручищей потрепал его по макушке. — Ты зачем Элис в цветах чуть не утопил?

— Утопил? — искренне удивился драконыш. — А разве в цветах можно утонуть?

Ответ ребенка еще больше развеселил мужчину. Он, давясь смехом, напоследок хлопнув мальчишку по плечу, от которого тот чуть не упал, вышел из палатки на улицу.

Я проводила Варна удивленным взглядом и с подозрением уставилась на детеныша дракона. Ничего не понимаю. Что здесь происходит? Весь мир в одночасье сошел с ума?

Сев на постели и плотнее закутавшись в шерстяном, колючем одеяле, морщась от ноющей боли в мышцах и ушибов, я не сводила глаз с мнущегося на пороге мальца. Он смущенно молчал, уткнувшись носом в цветы, и, видимо, решил поиздеваться надо мной, ожидая, когда я первой начну разговор. Но я не спешила... У меня не было никакого желания разговаривать с драконышем, мне вообще хотелось скорее взять его за шкирку и выкинуть из лагеря куда подальше, чтобы он не мусолил мне глаза и не смущал всех своим видом.

Я понять не могу, он глупый или так сильно хочет испортить мне жизнь, добровольно придя в лагерь своих потенциальных убийц? Может зря я тогда его пожалела и не стала убивать? Что сказать, купилась на внешность ребенка — просто не смогла закончить начатое дело, чувствуя себя последней скотиной.

А теперь... Надеюсь, еще не поздно скорее спровадить его отсюда, пока меня не повели под трибунал за предательство. Мало того, что меня казнят, так еще я не попаду в чертоги Варланга, мою душу вечность будет мучить Расхей[4], а весь мой род будет проклят и постепенно вымрет, если кто-нибудь из моего клана не вымолит прощения у повелителя судеб. И куда я по своей сиюминутной слабости ввязалась? В какую авантюру?

Несфея, убереги мою душу...

Я вздохнула, пытаясь хоть как-то себя успокоить. Не надо заранее паниковать и рисовать картины наихудшего варианта развития событий, ведь еще никто нас не поймал. Так, главное сейчас — это избавиться скорее от мальчишки, даже если придется его отправить к его дрожащей мамочке в Глубины Тасхель[5]. Своя шкура дороже, чтобы там ни пели менестрели, а рисковать ею ради порождения тьмы, даже еще такого мелкого, я не намерена.

А после надо решать, как дальше жить и что делать. Вряд ли я смогу вернуться после этого инцидента в столицу, к нормальной жизни. Интересно, а хоть кто-нибудь ведает, что у нас теперь нет Ее Высочества Эсмель? И Рик, Гел... мне нужно точно убедится, что их больше нет... Я просто не могу принять то, что мои соратники решили меня так просто бросить.

Как смешно и глупо — люди всегда хватаются за любую соломинку лишь бы не принять правду. Мать годами ищет свое пропавшее дитя, надеясь, что он живой, я вот умом понимаю, что надежды на то, что мои друзья не отправились в чертоги Варланга, с каждым часом все меньше, а вот сердцем так надеюсь на то, что они просто не смогли прийти в палатку проведать меня. Что друзья просто серьезно ранены, или сейчас, вот в этот миг, смеются на улице, как обычно беззлобно подшучивают друг над другом, готовят "своей сестренке" сюрприз... На губах расплылась вялая полуулыбка — и зачем я пытаюсь себя обмануть? Не легче сразу приготовиться к худшему, чтобы потом не было так невыносимо больно?

— Я принес цветы... — не выдержав давящей тишины, протянул мне душистый букет мальчишка. Он неловко улыбался, переминаясь с ноги на ногу на пороге, не решаясь без разрешения подойти ко мне поближе.

— Что ты здесь делаешь? — я сверлила его взглядом, пытаясь отыскать в его действиях скрытый подвох. Не верю я в доброжелательность этих тварей, ой как не верю. Уж лучше пойти с душегубцем в темный переулок, чем довериться дракону. От первого-то знаешь, что ожидать, в отличие от этой огнедышащей ящерицы.

— Как что? — мальчишка встрепенулся, удивленно распахнув свои янтарные глазища. — Ты же сама разрешила с тобой идти.

Я с трудом вспомнила вчерашний диалог с белобрысым ребенком. Мне было тогда так плохо, что к концу разговора я уже не задумывалась над своими словами, действиями... А он ведь принял мою попытку отвязаться, как согласие на путешествие вместе. Превосходно. А Вересхей еще тот шутник. Похоже, повелителю очень нравится надо мной издеваться.

— Я не об этом. Что ты здесь делаешь! — я показала рукой в сторону улицы. — Почему ты свободно разгуливаешь по лагерю! Почему тебя еще не схватили!

— Ты обиделась? Я тебя обидел? — спросил ребенок, совсем не понимая, что я от него хочу. О, Великие повелители судеб, за что мне достался такой туго соображающий дракон? — Почему ты так кричишь? Тебе не понравились цветы?

— Кстати, о цветах,— я обвела свою постель взглядом, показав мальчишке, что теперь ее можно с легкостью перепутать с цветочной поляной. — Объясни-ка мне, пожалуйста, что здесь происходит. Почему... почему я вся в цветах? И как они здесь оказались?

— Ну... — он опустил глаза, уткнувшись носом в букет и тихо-тихо, я еле расслышала его слова, пробормотал. — Мама говорила, что всем леди нравятся цветы, вот я и...— Вдруг драконыш заливисто чихнул, случайно обронив пару цветов и виновато, шмыгнув носом, закончил. — Вот только мне не нравится, как они пахнут. Слишком резко...противно...

Я тихонько фыркнула. Леди любят цветы? Но не в таком количестве, и тем более, не разбросанные по постели. Он что, не знает, что цветы — символ Несфеи, а она заботится не только о живых, но и о павших в бою воинах — укрывая их тела нежными бутонами, чтобы им было легче отправиться в чертоги Варланга. Да и у этой традиции есть и вполне здравые, не основанные на почитании повелительницы корни — цветы перебивают запах бренных останков, а это особенно важно, когда ковчеги с телами доставляются в родовые Залы Славы кланов.

Подождите-ка, где-то я уже слышала эту фразу про леди и цветы. Этот странный сон, будто чье-то воспоминание из прошлой жизни...

Внезапно резко кольнуло затылок, перед глазами все поплыло, невольно от боли брызнули из глаз слезы...

"Малыш, ты запомнил мои слова? Как я рада... — Меня на несколько мгновений захлестнула безграничная любовь к этому ребенку. — Но, мой глупенький мальчик, кого ты пытаешься этим подкупить? Бесчувственную девку, что при первой же возможности попытается от тебя избавиться?"

У меня перехватило дыхание, я, расширив глаза от ужаса, глубоко задышала, пытаясь прийти в себя от внезапного фортеля сознания.

Что это было? Тасхель меня побери, что сейчас это было?

Мне на мгновение показалось, что этот мысленный монолог был чем-то чужеродным, что эти внезапные чувства и мысли принадлежали совсем другому человеку.

— Тебе плохо? — увидев мое шокированное состояние, ко мне подбежал мальчишка и дотронулся руками до моих плеч. — Элис, тебе плохо?

Меня всю трясло от страха и волнения, я совершенно не понимала, что сейчас произошло. Галлюцинации? Я настолько устала, что мне стали мерещиться голоса? Стало страшно до ужаса от внезапного осознания своего безумия...

— Уйди... — тихо прохрипела я, вывернувшись из неуверенных объятий ребенка. Он отшатнулся, но не сводил с меня настороженных глаз.

— Эли...

— Я сказала — уйди! Пшел прочь из палатки, выродок!

Бережно сжимаемые ярко-желтые цветы обиженно упали на пол. Белобрысая макушка сразу метнулась на улицу, оставив меня в полном одиночестве.

Обиделся? Плевать.

Я, уставившись невидящим взглядом на пол, сжимая в руках складки одеяла, пыталась унять дрожь. Я, боясь шелохнуться, все ждала, пока незнакомый женский голос снова вторгнется в мое сознание. Ждала подтверждения тому, что потеряла рассудок, внутри холодея от ужаса, что это может оказаться правдой. Но к моему несказанному облегчению больше голосов не было, страх постепенно отступил, и я, убедив себя в том, что это было всего лишь минутным помрачнением рассудка после пережитых страданий, потихоньку успокоилась.

Через полчаса вернулся Варн, разоряясь о том, что людей катастрофически не хватает, а малец "носится аки угарелый" возле лазарета, только добавляя всем хлопот. Да еще бегает в той странной одежке, наотрез отказываясь переодеться во что-нибудь более теплое, доведя своим поведением ворчливых стряпух Карлу и Жоржину до сюсюканий.

Я, с удовольствием кушая похлебку с сочными кусками оленины, чуть не подавилась от смеха, представив как румяные девахи, которые, чтобы накормить ораву голодных наемников, без зазрения совести могут, орудуя одним лишь половником, вырубить медведя, воркуют с маленьким драконышем, убеждая его переодеться в теплую одежду. Надо признать, милая мордашка ребенка и меня сперва ввела в заблуждение.

Попробуй взрослый воин поканючить в присутствии стряпух иль хотя бы ослушаться их приказа — сразу бы пустили его в расход, заставив чистить огромный чан картошки. И это только в лучшем случае. Ведь я не понаслышке знала, как воспитывали суровых мужиков эти мощные бабы. Гелион не раз оставался в принудительно-добровольной форме помогать им на кухне. Хотя он сам виноват — вечно голодный лучник все пытался стащить "из логова гарпий" поесть, особенно по ночам, когда он задавался вопросом: "А чем бы перекусить?"

Варн, принеся мне похлебку и поворчав насчет "мелкотни с шилом в седалище", ушел по срочным делам. Я не успела у него даже ничего узнать, да и если честно, я сначала замялась, боясь, что он станет меня расспрашивать о случившемся, когда я спрошу про ситуацию в лагере. Я никому не могла доверять, тем более, когда и сама толком не знала о том, что же тогда произошло.

— А чем бы перекусить?

Я, взглянув на задавшегося таким сложным вопросом Гелиона, только устало вздохнула.

Сейчас была тихая, на удивление спокойная ночь. Будущие освободители Ее Высочества устроились на ночлег, мгновенно заставив своими палатками огромное поле. До гор, в которых пряталась огнедышащая тварь, было еще далеко, а неделя путешествия уже подходила к концу.

После целого дня пути мои ноги гудели, Рик под боком уже досматривал третий сон, сладко посапывая в сложенное одеяло, заменяющее ему подушку, а нашему дорогому лохматому лучнику для счастья надо только пожрать.

И ведь этот энтузиаст каждый вечер, когда мы устраиваемся на привал, начинает канючить у меня добавки. С таким проглотом никакой еды не запасешься!

— И от меня ты чего хочешь? — осведомилась я, освободив усталые ноги от сапог. Не трудно было догадаться, на что намекал синеглазый парень, но я решила на всякий случай уточнить. А то вдруг мне просто мерещится, что он пожирает мою сумку глазами, учуяв там съестное?

— Ну-у-у... — он состроил невинные глазки и ласковым голосочком чуть ли не запел. — Ты же не хочешь, чтобы твой братишка умер с голоду?

— Не умрешь, — равнодушно фыркнула я. — Ты пару часов назад ел, причем двойную порцию. Также "незаметно" стащил пару кусков мяса из моей тарелки. Тебе напомнить?

— Злая ты, Элис, — притворно вздохнул тот, всем своим видом показывая, что возмутился до глубины души моим поведением. — Мне нужно много сил, чтобы сразить дракона. А то вдруг у меня от голода помутится взор, и я нечаянно подстрелю нашего дорогого командира?

Мы сразу посмотрели на сладко сопевшего Рика, который сквозь усы чему-то улыбался, крепко сжимая в своих ручищах одеяло. Тридцатилетний мужчина обладал мощным телосложением, мог запросто поднять коня в доспехах, да еще к этому надеть латы, которые я за вес называла орудием пыток, и пробежать с ними кросс.

— Вот услышит Рик о твоих планах — быть тебе его скакуном ближайшие пару миль.

— А ты не допусти такого кощунства. Ну да-а-ай, чего тебе стоит накормить голодного человека?

— Нет у меня еды. Ты еще в прошлый раз последний кусок слямзил. А я тебя предупреждала, что вяленка только на крайний случай. Ты меня послушал? Нет, ты дождался пока усну и залез в сумку. Мне туда что, капканов накидать?

Про сухари я тактично промолчала. Я отвечала за пропитание нашей небольшой команды, и выдавать одному ненасытному парню последнюю заначку, которая могла спасти нам жизнь в экстремальной ситуации, я не собиралась. А лишнего времени, чтобы заново валить или коптить мясо не было, да это было не так уж необходимо, когда весь отряд по спасению принцессы неплохо кормили.

— Неправда!

— О, Тасхель меня побери... — закатила глаза я и отвернулась от этого горя лукового. И почему с ним приходится нянчиться мне? Вроде взрослый двадцатитрехлетний парень, а порой ведет себя, как ребенок. Особенно если это касается его любимой вяленки или сушенки. — Я же говорила тебе, есть ее медленно. По частям, чтобы хватило надолго. А ты!

— А что я!

— Харе орать! — рыкнул на нас Рик, сонно причмокивая губами. Он перевернулся на другой бок и через мгновение снова засопел.

Мы сразу сжались от страха и переглянулись. Будить спящего воина подобно смерти. Он ведь может и рассердиться, а это, как минимум пара ночных вахт, спарринг на мечах (а я мечи терпеть не могу) и полуторачасовая лекция на тему "почему нельзя мешать спать добрым людям".

— Ложись давай, — шепотом сказала я, расстегивая ремешки на стеганке. — Завтра рано вставать и опять целый день сбивать пыль дорог.

— Но я все еще хочу есть! — возмутился лучник и вышел из палатки на улицу. Темноволосый парень не привык себе ни в чем отказывать.

Шипя проклятия одному ненасытному проглоту, я, быстренько надев сапоги, торопливо вышла за ним следом. К сожалению, Гелиона я знала очень хорошо.

* * *

Зябко передергивая плечами, я шла с соклановцем по ночному лагерю. Несмотря на позднее время почти половина лагеря не спала, а засев по палаткам провожала еще один закончившийся день похода за разговорами и кружкой какого-нибудь пойла.

Заливисто лаяли собаки, охраняя покой своих хозяев, ржали кони, со стороны палаток магов раздавались хлопки и витиеватая брань. Опять что-то спалили, бестолочи, и так каждый вечер... И для чего они ставят свои "щиты" и "барьеры"? Для красоты?

Шаркая ногами по земле, сбивая носки кожаных сапог, я слушала пение сверчков, вертела головой, смотря на холодные мерцающие звезды. Сегодня они были особенно далеки и чужды... Наверное, Повелители в плохом настроении. Хоть бы не пошел дождь...

— Ну и зачем ты увязалась за мной? — бурчал Гел, смотря, как я пытаюсь подавить уже десятый по счету зевок.

— А ты представь себе, что я твоя совесть и в кои-то веки решила проконтролировать тебя, чтобы ты не совершил глупости.

Он, пробурчав, что ему такая совесть нужна как пятое колесо в телеге, молча уставился вперед... Я лишь пожала плечами. Пускай думает что угодно, так просто я от него не отвяжусь. Ведь если он снова найдет себе приключение, то мне опять попадет от Рика за то, что не уследила и не остановила собрата. Мол, я из Великого рода и должна уже учиться следить за соклановцами, контролировать их действия и поступки. А то, что Гел старше меня, у него своя голова на плечах и он уже с двенадцати считается взрослым — его не волнует.

Вдруг парень встрепенулся, увидев впереди бредущего с факелом воина и свистнув, закричал:

— Эй, Фелис, постой!

Человек резко остановился и внимательно вгляделся в окликнувшего.

— Гелион? — неуверенно спросил тот, разглядев нас в темноте. В одной руке он держал факел, а в другой котомку, из которой ощущался запах вяленой рыбы. Я искренне посочувствовала знакомому моего товарища. Сейчас он расстанется со своей закуской навеки... — Ты что бродишь ночью аки неприкаянная душа? Неужто поставили на обход? — я выглянула из-за спины соклановца. — О... так ты не один...

— А ты? Что ходишь? — фыркнул парень и кивнул на котомку. — Что у тебя там?

— Там? — удивился воин, приподняв сумку, и вдруг расплылся в улыбке. — Это пропуск в объятья горячих красоток из клана Снежных Барсов. Кстати, Брам и Терн тоже идут. Может, и ты присоединишься? Бери свою девку и айда веселиться.

Гелион на показ покривился, придирчиво рассматривая "свою совесть":

— Нее... а может, — он обратился ко мне. — Элис...

— Даже не думай. Я от тебя не отстану, — нахмурилась я, скрестив на груди руки. Мне еще не хватало его искать утром по всему лагерю. — И кстати, что тебе Рик говорил насчет воительниц? Напомнить? Прошлого раза в лазарете не хватило?

— Скучная ты... — вздохнул он. — Там хотя бы еда есть... Извини, Фел, но я не могу пойти. Эта демоница от меня не отстанет, пока не высосет из меня всю душу. Не знаешь, где можно перекусить? А лучше не поделишься ли чуток вяленкой?

— Нетушки. Я сам еле выбил закусь у гарпий. Ты б знал, каких трудов это мне стоило. Бутылка аргона... последовательницы Тасхель, — выплюнул воин.

— Гарпий? А что, это идея... — задумался Гелион и внезапно расплылся в улыбке.

По моей спине пробежался холодок, предчувствуя за этой невинной фразой настоящие проблемы. О, только не это... Насколько я знаю, "гарпиями" ласково называют воины только двух женщин. И судя по слухам, свое прозвище они получили не случайно.

— Надеюсь, Рик ничего не узнает... — тихо прошептала я, смотря на задумавшегося соратника. Останавливать и взывать к бренным останкам совести друга уже было поздно.

* * *

— И кто мне объяснит, что же вчера произошло?

Два раскаявшихся соклановца стали с усиленным интересом разглядывать сапоги командира.

Как я и предвидела, наша ночная прогулка не осталась не замеченной от всевидящего ока Рика. Хотя... я догадываюсь, кто ему прощебетал...

Я искоса посмотрела на Гела, отметив, что синеглазому парню идет фингал. А что, он сам виноват! Говорила же ему, что это дурацкая затея закончится только в лазарете, причем с тяжелыми травмами. А потом еще достанется от Рика, и лучше бы нам спрятаться в чертогах Варланга, пока нас не найдет на лежанке воин.

— Мы решили... прогуляться, — нарушила я затянувшееся молчание, чувствуя, как горят мои уши. Ненавижу отчитываться, будто нашкодившая девчонка. Я ведь воительница клана Северный Ястреб и доказала это в четырнадцать лет на испытании, а тут такой позор...

— Вы зачем залезли в палатку к Карле и Жоржине, напугав оных чуть ли до полусмерти?

— Это еще надо выяснить, кто кого напугал! — искренне возмутился парень. — Эти гаргул... женщины решили, что я пришел покуситься на их честь!

— Так и покусился бы, — пробурчала я. Этот спектакль с соблазнением Гела проходил без меня. Я в это время стояла на стреме, тихо костеря одного соклановца за ум и сообразительность. Только слишком умный решит ночью залезть в палатку к стряпухам, надеясь там отыскать закрома еды. — Они бы и поблагодарили тебя, небось. Угостили бы парой яблок.

— Ты так сильно жаждешь моей смерти? — ошарашено проговорил друг, удивляясь моей кровожадности.

— Ты мне обещал яблоки, если я тебе помогу, — напомнила я обещание Гела, которым он соблазнил меня на эту авантюру. А я ведь упиралась до последнего.... Но вот только не учла одного — лучник прекрасно знал мою слабость к сочным плодам. — И я их до сих пор жду.

— А ну цыц! Раскричались они здесь! Как дети малые... Ты, — он показал пальцем на Гела. — Я так и не узнал, зачем ты залез к милым дамам в палатку?

— Я проголодался и искал что-нибудь перекусить, — пробурчал парень, потирая еще побаливающий затылок.

— И как, — усмехнулся воин. — Перекусил?

— Угу, — друг сразу побледнел, дотронувшись рукой до "боевого ранения", — половником.

Отдернув полог палатки, поморщившись от слепящего холодного света и ноющей боли в мышцах, я вышла на свежий воздух, наспех застегивая ремешки на куртке. На улице было непривычно тихо, что сразу заставило почувствовать себя неуютно.

Вересхей, ну почему ты нас так внезапно покинул?

Тишина, нарушаемая лишь жалобным поскуливанием собак... Брошенные палатки, которые больше не дождутся своих хозяев. В воздухе витало уныние, скорбь по погибшим героям, пустота лагеря заставляла чувствовать себя невообразимо одинокой.

Снег скрипел под подошвами сапог, а я, разглядывая осиротевшие пристанища воинов, с тоской вспоминала то, каким он был раньше... до того как мы стали подниматься к той проклятой пещере.

В лагере, на протяжении путешествия, всегда бурлила жизнь — в нем каждую секунду кто-нибудь ругался, смеялся, сражался в поединках на мечах, упражнялся в искусстве стрельбы, пытался завести мимолетные интрижки с воительницами... А сейчас — отголоски прошлого мелькали у меня перед глазами, вгоняя душу в невыносимую тоску.

В куртке было непривычно свободно и легко. К сожалению, моя запасная одежда не была рассчитана на бой, поэтому у меня не было припасено хотя бы стеганки или захудалой кольчуги. Все, что было это, — теплая куртка, чистые штаны, да шерстяная колючая кофта, после которой мечтаешь только о том, чтобы почесаться. Стеганка превратилась в лохмотья и теперь самое большое, на что она была годна — это быть порванной на заплатки. Дырявые носки Рика и то можно привести в идеальное состояние, чем попытаться зашить испорченный доспех.

Тасхель побери этих огнедышащих тварей — испортили такую хорошую вещь! А она ведь сшита из множества слоев прочной ткани и набита паклей, что при необходимости могла служить легким доспехом.

Что же тогда произошло? И как Варн не стал задавать вопросы по поводу моей одежды?

Может... может он решил, что меня просто задело, а кровь на стеганке чужая? Меня уже от одной мысли о том, что он может начать задавать вопросы трясет от страха. Лучше с ним не сталкиваться и вообще уехать отсюда скорее. Внутри все скребло от плохого предчувствия, я не могла найти себе место, впервые опасаясь людей. И все из-за одного драконыша...

А ламеллярный доспех, который вытаскивал меня невредимой из множества передряг, без сожалений был брошен еще в пещере... Нда.. придется наведаться еще и к кузнецу. О Несфея, я ведь еще и свою алебарду потеряла! Рик бы точно мою бестолковую голову открутил за потерю оружия!

Вспоминание ворчливого соклановца сразу кольнуло сердце. Надо их обязательно найти, но сперва поймать за шкирку одного мелкого дракона и вытрясти из него все сведения, а потом прогнать взашей от греха подальше, пока повелитель Расхей не увидел, что я общаюсь с порождением Тасхель...

Кстати, а где это мелкое недоразумение?

* * *

Громко закаркали вороны, встрепенувшись с деревьев, я остановилась, прислушавшись к звукам. Несколько мгновений назад точно были слышны чьи-то голоса...

Не веря в свою удачу, я чуть ли не бегом пошла на вновь раздавшиеся звуки, довольно быстро подойдя к возвышавшемуся над палатками большому шатру. Поднялся ветерок, принеся с собой легкий запах лекарственных настоек, спирта и хвои. Около шатра на снегу лежало много щепок, колун прислонился к наспех сделанным ковчегам из свежих сосновых досок...

Я нахмурилась — похоже, это и есть лазарет... Странно, но почему даже здесь никого нет? Такое чувство, что лагерь за один день полностью вымер, хотя Варн утверждал, что здесь еще оставались воины, не пожелавшие бросать на произвол судьбы своих собратьев.

— А можно я пойду? — раздался голос мальчишки, прозвучав совсем близко, похоже — из поворота шатра. Я фыркнула — а старый воин не врал, когда бурчал, что мелкий ошивается возле раненых и мертвых. Ну конечно, где же еще быть порождению Тасхель как не там, где бродит смерть, выжидая свою очередную жертву.

— Один? — заботливо защебетал низкий женский голос. Я чуть не споткнулась на ровном месте, когда услышала столько нежности в голосе грозной Карлы. Что с ней сделал этот чудовищный ребенок?! — Малыш, как ты один пойдешь? А если упадешь в расщелину иль волки?

— Ты что! Главную опасность предоставляет река! Упадешь, снесет течением и поминай, как звали, — вторил ей второй женский голос, в котором я опознала Жоржину. — Куда ж мы тебя отпустим?

Дивясь такой переменой в поведении ворчливых воительниц, я подошла к лазарету и, выглянув из-за угла, чуть не рассмеялась, узрев, во что одели детеныша дракона стряпухи. Похоже, Варн не ошибся, женщины привели свою угрозу в исполнение — они переодели мальчишку в длинную, с меховыми краями теплую куртку, нацепили ему на голову шапку из меха белой лисицы и заплели в косу его длинные белоснежные волосы. Кому скажу, и не поверят — злобный, могучий дракон и недовольно пыхтит в неудобной одежке, позволяя стряпухам вовсю над ним издеваться.

На поваленных стволах сосен сидели грузные женщины, татуировки клана которых было почти не разобрать из-за морщин. Перемалывая в ступке лечебные травы они умудрялись следить за скачущим перед ними мальцом и готовить в котле какое-то снадобье. Неподалеку от них на снегу лежали не меньше десятка открытых ковчегов, накрытых белоснежными простынями и пара полупустых корзин с целебными травами.

Я притаилась за углом, подслушивая разговор. Представать перед взором стряпух мне совершенно не хотелось.

"Ну конечно, — поддакнул внутренний голос. — На дело-то ты ходила вместе с Гелом, а помогать на кухне оставался всегда один он"

Я их побаивалась, переняв часть священного ужаса перед ними от своего соклановца. А это не трудно, особенно когда он, возвращаясь с "принудительных работ", начинал в красках описывать свои лишения и муки, что испытал на кухне. Обычно в его захватывающих историях об эпических битвах тряпки и грязной кастрюли стряпухи представали в виде самых жутких созданий Тасхель.

— Ну бабульки... — стал канючить ребенок уже не в силах устоять на месте. — Ну отпустите... Вы же обещали, что если я оденусь, то вы разрешите! Я ведь хочу помочь!

— Нет, дорогой мой. Один ты не пойдешь, в округе полно хищников, а отпустить тебя не с кем, — Жоржина кинула в варево молотые травы, от чего оно сразу резко завоняло и, зачерпнув из котла плошкой темно-зеленого зелья, протянула его мальцу. Тот сразу от него отпрянул, закрыв обеими руками свой чувствительный нос. — На-ка, хлебни. Хоть поспишь немного.

Ребенок резко замотал головой и, не отрывая ладоней от своего носа, сбежал от противно пахнущего варева чуть ли не к ковчегам. Нда, не везет ему с таким острым обонянием...

— Тебе и так в прошлый раз сильно повезло, — как ни в чем небывало продолжила стряпуха, снимая котелок с огня, — когда ты шмыгнул за ярсветом, и на тебя не напали волки.

— Вот когда придут воины с охоты... — поддержала ее Карла, пододвигая к себе корзину сушенными ярко синими цветами.

— Это же долго, а они нужны сейчас! — возмутился детеныш дракона, так и не убрав от носа рук. — Вы меня и так не пускаете туда... в этот, как его "ла-за-рьет". Я же хочу помочь!

— Нечего малышне делать в лазарете, — грозно нахмурилась Жорджина и, повернувшись, заметила меня. — О, смотри-ка кто пришел!

По спине прошелся холодок от пристального взгляда бывшей воительницы. И почему я чувствую себя так, как будто опять что-то натворила?

— Элис! — радостно выкрикнул мальчишка, вихрем добежав до меня. Его лучистые янтарные глаза светились счастьем, а сам он еле сдерживался от того, чтобы меня не обнять. От такого опрометчивого поступка его удерживал мой немигающий тяжелый взгляд. Вот еще. Обниматься с драконом. Да надо мной все предки будут потешаться!

— А ты волновался, — усмехнулась Карла, с кряхтением поднявшись с бревен. — Жива твоя ненаглядная спасительница. Зря тока ярсвет к ней таскал.

Я с недоумением посмотрела на стряпух. Спасительница? Я? А, точно, они же приняли драконыша за ребенка, которого похитил, как и дочь Верховного короля, дракон. Небось, еще решили, что это белобрысое недоразумение какой-нибудь заморский принц. Уж слишком он выглядел необычно для этих мест — начиная со странной одежды, которая явно не была предназначена для наших холодов, до длинных белых волос и больших выразительных глаз.

Тем более что за заснеженной грядой гор, в долине, возле Туманного моря живет похожий на него внешностью народ — талкнийцы. Надменные неверные разрушили капища, отреклись от Повелителей, став служить одному ложному Владыке.

— Варн говорил, что в лагере оставались люди, — неожиданно для самой себя сказала я, — но кроме вас я никого не встретила.

Почему-то в этот момент меня больше всего на свете волновало именно это. Видимо, я не привыкла к такой тишине, к пустоте некогда шумного и людного лагеря. Это выбило меня из колеи, заставив чувствовать неимоверную тоску по прежним шумным вечерам. Смешно, а я ведь раньше так хотела, чтобы хоть на мгновение все исчезли, оставив меня в покое.

— Остались... — горько усмехнулась Жоржина. — Успевай только ковчеги готовить. Что тут говорить — половина мучается в лазарете, другие уже в чертогах. На ногах осталось лишь двенадцать человек и то, это если считать вместе с нами...

Я ошарашено уставилась на женщин, надеясь, что это неудачная шутка или что мне просто послышалось. Всего двенадцать? Из ста воинов на ногах меньше дюжины?

О Несфея, за что ты отреклась от своих детей?

Мой взгляд сразу упал на накрытые полупрозрачными простынями ковчеги. Вот оно — последнее пристанище любого воина... На негнущихся ногах я добрела до них, внутри содрогаясь от мысли увидеть за белыми полотнами безжизненные лица товарищей, с которыми я столько пережила, и которые были мне роднее братьев, частичкой моей души...

Сложнее всего было заставить себя дотронуться дрожащими пальцами до края полупрозрачной простыни и взглянуть на умиротворенный лик воина. Но мне повезло — ни в первой, ни в последующих пяти ковчегах я не наткнулась на знакомые лица.

Тела, которые местами почернели от ожогов и были обезображены рваными ранами, стряпухи заботливо натерли сандаловым маслом, тонко пахнущее фиалками, положа на грудь оружие и несколько бутонов ярко-желтых цветов. Ярсвет сиял на бледной коже мертвецов золотым огнем, на синеватых губах падших сынов и дочерей кланов застыли едва заметные полуулыбки.

"Спите спокойно, дети битвы, — мысленно проговорила я. — Теперь вы наравне с предками и хранителями будете защищать свой род..."

— Можешь не смотреть, — выдернул меня из мыслей голос Карлы. — Нету там твоих... соклановцев.

Я остановилась возле шестого ковчега, с надеждой посмотрев на женщин:

— Нет? Они живы?!

— Не знаю, — сразу стушевалась она. — Но этого хитрозадого наглеца среди раненых точно нет. Что так смотришь? Ты прекрасно знаешь, про кого я говорю.

Конечно знаю. Любовь Гела к стряпухам была взаимна.

— А Рик?

— Его тоже нет в лазарете, — уже более дружелюбно проговорила Жоржина. Вот Рика они любили, потому что он единственный из всего лагеря называл их дамами, от чего каждый раз лучник давился едой, тараща в недоумении глаза на воина.

Я поникла. Не может быть, чтобы мои друзья остались погребены под завалами в пещере. Я ведь их хорошо знаю, они же всегда выпутывались из любой передряги невредимыми. Вересхей всегда сопутствовал нашему клану во всех делах.

— Тебе нужно к Аргону, — сжалилась Жоржина, увидев мое лицо. — Он вроде составлял список погибших и живых. Ты ж не знаешь, как отсюдова драпали воины. Вещи возьмут и на всех парах... Трусы, — зло выплюнула она. — Здесь остались только те, кто не смог уйти на своих двоих да и те, для которых жизнь товарищей не пустой звук.

Я задумалась, накрутив длинный рыжий локон на палец. Если судить по словам стряпух, то когда произошел обвал, многие смогли спастись из смертельной ловушки, наплевав на недобитого дракона и пленницу. Интересно. Хотела я бы посмотреть, как с поля битвы убегают те, кто поклялся перед предками никогда не отступать перед ликом врага.

— Предатели... — прошипела я, обведя взглядом пустой лагерь. А ведь они так сильно хотели оказаться как можно быстрее от этого места, что бросили свои вещи. — Чтоб их всех Расхей так проклял, что продолжить свой род они могли бы только в мечтах.

В душе начинало все кипеть, когда я представляла, как эти трусы улепетывают в ужасе прочь от горы, не заботясь о раненых и мертвых.

Они предали свой клан и род таким подлым поступком. Их следует отречь от рода, выжечь вязь Неба и отправить в изгнание отмаливать перед Расхеем свои грехи!

Может, Рик и Гелион тоже значились в записях? Что-то мне плохо верится, что все сбегали... Может братья просто решили, что я умерла и поэтому поспешили в Дом клана доложить ситуацию?

— А где сейчас тот, кто вел список? — спросила я стряпух, намереваясь немедленно узнать о судьбе друзей. С каждой секундой неопределенность по отношению к товарищам все больше меня угнетала.

— Аргон? Так мо на охоте, — отмахнулась от меня грузная женщина, не отвлекаясь от приготовления целебной мази. — Не волнуйся, вечером вернется.

Но я не могла с легкостью принять такую отговорку и спокойно дожидаться воина. У меня сердце болело за соклановцев, я не могла сидеть на месте и ничего не делать. Мне хотелось рвать и метать от беспокойства за друзей, или же сесть и заплакать, коря себя в том, что уговорила их взяться за "спасение принцессы".

Единственный выход из такой ситуации — это до возвращения охотников надо разобраться с одной белобрысой проблемой, пока оная не натворила по своей глупости дел.

Все это время драконыш тихо стоял в стороне и внимательно прислушивался к нашему разговору, наверняка надеясь вникнуть в его суть. А может он просто решил не мешать, чуя, что это для меня важно.

Карла перелив из котелка получившееся зелье, от которого воротил нос ребенок, в кувшин и, взяв миски и высохшие чистые бинты с сосновых бревен, пошла в лазарет ухаживать за ранеными.

Мальчишка хоть и пытался растрогать стряпуху жалобным взглядом, чтобы оная взяла его помогать, ничего не добился. Позиция "детям в лазарет нельзя" была непреклонна.

Я тихо усмехнулась, наблюдая за его мытарствами разжалобить бывшую воительницу. Она-то не знает, что этот мальчишка одним прикосновением может исцелить не то что сильный ожог, а серьезную рану. "Ну и хорошо, что не знает, — облегченно вздохнул внутренний голос. — Меньше проблем и нежелательных вопросов"

Отмахнувшись от приставаний мальчишки, Карла скрылась за поворотом. Но дите не желало так просто сдаваться. Он, решив, что его никто не видит, как обнаглевший кошак потянулся к крынке молока, то бишь, решил на цыпочках прошмыгнуть вслед за Карлой в шатер.

Но не тут-то было. Хоть и Жоржина, отвернувшись от мальчишки, занялась приготовлением мази от ожогов, растапливая в котелке жир и добавляя из стоящих рядом баночек целебные компоненты, я не спускала с него глаз.

Я тихонько направилась следом за крадущимся мальчишкой, буравя его затылок взглядом. И что его так тянет к умирающим? Не понимает, дурья голова, что такое доброе дело, как спасение жизни, для него теперь непозволительная роскошь? Я вот не хочу умирать за предательство из-за глупости и мягкосердечия одного мелкого дракона.

Схватив за шкирку пискнувшего от неожиданности обнаглевшего мальчишку, который чуть не дотронулся до полога, я притянула его к себе, угрожающе поинтересовавшись:

— И куда ты собрался?

Он, втянув голову в плечи, так жалобно на меня взглянул, что на секунду у меня сжалось и потеплело на сердце. Вот.... лисеныш!!! Уже просек, какой взгляд безотказно действует на женщин! К моему счастью, а точнее, к несчастью дракончика, один мой знакомый постоянно, когда затевал очередную пакость (операцию по набиванию себе пуза) всегда так умоляюще на меня смотрел, что невольно у меня выработался иммунитет к его жалобным взглядам. Да и до богатой мимики Гелиона мальчишке было еще как до вершины Гельсхиона, самой высокой горы Данстейна.

— Мне скучно, — стал оправдываться тот, к неудовольствию заметив, что его жалобная мордочка не произвела на меня должного эффекта. — И поэтому я хочу помочь.

-Ну конечно, — не веря в благородство драконов, фыркнула я. — Ты хоть немного думаешь своей пустой башкой?

Он отрицательно покачал головой, совсем не понимая к чему я клоню. Тааак.... все понятно. Отведя в сторонку от лазарета мальчишку и заглянув за поворот, убедившись, что Жорджина занята и нас никто не будет подслушивать, я еле слышно прошептала:

— Ты хоть понимаешь, что твоя выходка может стоить мне и тебе жизни?

— Почему? — искренне испугался мальчишка.

— Даже маги не могут так... быстро поднять на ноги раненого, — нехотя пояснила я. — Поверь, люди страшные и жестокие существа. Как только ты их спасешь, они сразу же тебя убьют, даже не сказав слов благодарностей. Поэтому веди себя тихо и не выпендривайся!

— Но я же просто хотел помочь... — понурив плечами, тихо прошептал он. В его унылом виде отразилась такая несправедливая обида, что мне даже стало его немного жаль.

Все-таки зря я на него накричала и заставила чувствовать виноватым... Он хоть и детеныш дракона, но еще мелкий и до жути наивный. Так искренне верит каждому встречному, раскрывает перед ним свое сердце... Дженея[6], подскажи мне правильный путь и дай терпения, чтобы совладать с эмоциями...

— Прости... — через силу прошептала я, робко положив на его плечо свою ладонь. Он непонимающе посмотрел на меня. Пришлось поборов гордость дополнить. — Ну... за тот случай в палатке. Я не знаю, что на меня нашло. Я была не права.. — Я чувствовала себя так, как будто вместо женской бани случайно забрела в мужскую, в самый разгар "Банного дня". — А цветы твои красивые... Сам собирал?

Ребенок расцвел прямо на глазах. Он, смущенно улыбаясь, будто минуту назад совсем не грустил, бесцеремонно прижался ко мне и выпалил на одном дыхании:

— А я совсем и не сержусь. Элис просто такая же капризная, как и Эсми, — его медовые глаза светились от счастья. — Но ничего, ты мне больше нравишься. Она в меня вещами кидалась, а ты нет.

Я замерла в ступоре, пытаясь прийти в себя после высказывания мальчишки, совершенно забыв о том, что мгновение назад хотела отцепить от себя это недоразумение. Я и капризная?! Он меня сравнивает с какой-то семилетней девчонкой?! Меня, двадцатилетнюю воительницу из Великого рода клана Северный ястреб?!

Все сострадание к драконышу мигом испарилось. Появилось жгучее желание оттаскать его за уши, наподдавать подзатыльников, чтобы никогда в жизни он не нес больше такой несусветной чепухи. А после воспитательного процесса отвести за порог лагеря в лес, запретив возвращаться.

Но от неминуемой расправы его, как ни странно спасла Жорджина.

Неожиданно она выглянула из-за поворота, от чего мы испуганно вздрогнули и тоненьким голоском, недовольно поинтересовалась:

— А что вы там шушукаетесь? — знала бы она, что только что спасла дракона. — Развели тут ... тайное собрание кристонцев[7].

Пытаясь успокоить испуганно бьющееся сердце, после такого неожиданного появления стряпухи, я вяло улыбнулась, неосознанно погладив по голове мальчишку, что вцепился в мою штанину мертвой хваткой, совсем не горя желанием ее отпускать.

Я повторяла про себя имена всех двенадцати повелителей, чтобы успокоиться... Прицепился как лишай, руки так и чешутся оттаскать его за уши. Даже я в детстве так не липла к матери, а если и пыталась, то меня живо отлепливали, давали в руки деревянный шест и пинком задавали направление в сторону тренировочного полигона. Так что от такой дури я отучилась быстро, вместо этого полюбив колотить шестом Гела. С ним было весело — он ловко уворачивался от палки и умудрялся дразнить и подначивать меня, от чего я тренировалась интенсивней, мечтая о том, как однажды все-таки задену обнаглевшего прохвоста из рода Лун.

— Ладно, так и быть, Амару, — сдаваясь, махнула рукой женщина. — Раз уж Элис на ногах, то я вас отпущу. А то маетесь без дела. Да и Варн с Радой заняты уборкой лагеря.

— Отпустишь? — удивилась я, не совсем понимая, к чему она клонит. А вот "лишай" проявил чудеса сообразительности. Он, мигом отцепившись меня, радостно закружил вокруг, не в силах сдержать на месте рвущуюся наружу энергию, выкрикивая при этом: "я обязательно помогу!", "мы мигом!", "все будет сделано в лучшем виде!".

Я, непонимающе смотря на уже пожалевшую о своем решении стряпуху, краем сознания начинала предчувствовать, что это грозит мне новой головной болью, а отказать, чтобы не вызвать ненужных подозрениях я не решилась.

[1]Вересхей — один из восьми Повелителей судеб. Олицетворяет собой удачу, везение, интриги и азартные игры. Считается, что он живет среди смертных в облике странствующего путника. Отсюда есть и выражение: "Встретить удачу в пути".

[2]Несфея— одна из восьми Повелителей судеб. Олицетворяет собой женское начало, что она подобно матери заботится о смертных: исцеляет их раны, прикрывает спины от мечей и стрел, оберегает маленький детей, дарует красоту и молодость. Например, когда говорят: "Тебе улыбнулась Несфея" это означает для девушки — что она прекрасно выглядит, для воина — что повелительница уберегла его в битве.

[3]морозянка— растущая в горах съедобная ягода ярко-красного цвета.

[4]Расхей — один из восьми повелителей судеб. Олицетворяет собой мужество, честь и благородство. Редко вмешивается в дела смертных предпочитая наблюдать со стороны. Дает силу каждому воину, кто не посрамил честь и имя предков в битвах. Фраза "Расхей следит за тобой" обычно звучит как проклятие по отношению к бесчестным, лживым людям. Считается, что он после нее обязательно покарает наглеца, устроив ему, если тот не исправится, серьезные неприятности. А за предательство он обрекает предателя и весь его род на мучительные страдания.

[5]Тасхель — одна из восьми повелителей судеб. Олицетворяет собой ненависть, злость, отчаянье, зависть. В мифах сказано, что она породила первых драконов из своих завистливых мыслей к Несфее, которую, в отличие от Тасхель, почитают и любят люди. Глубины Тасхель — это место, куда отправляются все чудовища, предатели, воры, убийцы после своей смерти. Как говорят: "Тем, у кого нет души — прямая дорога в Глубины Тасхель".

[6]Дженея — одна из восьми повелителей судеб, та, кто может смотреть сквозь время. Ложь никогда не укроется от ее взора, истина ее стезя, а руки плетут полотно судьбы, готовя каждому смертному определенную роль в мире. Она наделяет своей силой тех, кто зрит и вершит судьбы — прорицателей, королей и хранителей кланов.

[7]Жоржина намекает на бунт народа из города Кристон, против отмены сухого закона на напиток Ирлинг, что славился своими реалистичными галлюциногенными иллюзиями. Да вот только весь бунт свелся к тому, что люди подпольно наготовили ирлинга и массово напились на главной площади, до вечера пребывая в эйфории от иллюзий. Бунт кристонцев вошел в летописи как самый нелепый и смешной бунт за все время существования королевства.

Глава 3

Мягкий холод нежно прикасался к моей коже, прогоняя усталость и головную боль, ветер подталкивал вперед, подгоняя к заснеженному лесу. Пустой и мрачный лагерь, над которым навис тяжелый рок, остался далеко позади.

Казалось, что время замерло — утратило свой привычный темп, навеки заключив лес в прошлом. Если тишина пустого лагеря меня угнетала, атмосфера давила не хуже каменной плиты ковчега, то здесь, наоборот, безмолвие леса дарило легкость и умиротворение. Все тревоги, которые терзали мою душу, отступили, я с наслаждением вдыхала морозный, пропитанный ольхой и хвоей воздух, неспешно шагая в сторону горной реки.

Вначале я очень злилась на Жорджину за то, что она, не спросив моего мнения, отправила меня нянчиться с детенышем дракона подальше от лагеря, придумав какое-то пустяковое задание. Этот ребенок так радовался, когда ему поручили сходить на реку: набрать воды и собрать кое-какие лекарственные травы. А вот я не разделяла его энтузиазма — стряпуха мне прямым текстом сказала, что я мешаюсь в лагере не хуже этого дитя и сейчас годна лишь на мелкие поручения, которые под силу пятилетнему карапузу. Тоже мне, велика задача — нянчится с мальчишкой.

Да надо мной сейчас все предки и хранитель клана вкупе с провидицей хохочут в чертогах Зала славы. Может очистить себя от позора, избавившись от этого недоразумения?

Ну хоть в этом задании хоть была одна польза — можно поговорить с драконышем без лишних ушей.

Лук с колчаном за спиной приятно грел душу, широкий кинжал на поясе дарил чувство защищенности. Конечно, такое оружие вряд ли спасет меня от встречи, например, с огнедышащей тварью, но меня с детство приручили, что ходить без оружия для уважающего себя война подобно смерти. Ведь неизвестно когда на тебя нападет враг, а оставлять себя беззащитным верх глупости и безрассудства. Да и отправиться одиночку в лес без оружия с детенышем дракона? Проще просто орать на всю округу, призывая нечисть этих мест закусить моей пустоголовой тушкой.

Тихо шумела кроны деревьев, снегири, выставив напоказ свои алые брюшки, с любопытством провожали меня и плетущегося за мной мальчишку взглядом.

Белобрысый ребенок вдруг остановился, распахнув от изумления свои завораживающие глаза, уставившись на снегирей. На губах детеныша вмиг расплылась озорная улыбка, он облизнулся, пожирая взглядом необычных птиц. Снегири возмутились такой наглости и, встрепенувшись с ветки, окатили мальчишку упавшим с ветки снегом.

— Не понимаю, — нарушив затянувшееся молчание, произнесла я, наблюдая за тем, как мальчишка отряхивается от снега. — Почему никто не замечает твои глаза?

Он повернулся, удивленно вскинув брови. Не надо было уметь читать мысли, чтобы понять, что он обо мне думает. Это раздражало. Мало того, что меня заставили приглядывать за наглым драконышем, у которого шило в седалище, так еще он считает себя умнее меня! И это когда он без опаски заигрывает с воинами в их же лагере!

— Это же очевидно, — улыбнулся он, щуря на меня золотым огнем. — Я просто применил отвод глаз.

— Применил чего?

Драконыш нахмурился, скрестив на груди свои руки. Сума, которую он тащил с лагеря, коснулась дном снега. Видимо он считал, что я прекрасно осведомлена про его драконьи штучки и сейчас он доступно и ясно мне все объяснил.

— Просто все, кто смотрит на меня, не замечают... странностей, — внезапно смутившись, пролепетал он. — Мама всегда говорила, что люди странные существа, они сразу начинают бояться, увидев наши глаза. Но мне кажется, что она не права.

— Почему?

— Я думаю, — доверительно шепнул мне белобрысый мальчишка, — они просто завидуют.

Я, не веря, фыркнула. Ну конечно, а как же иначе? А от зависти, значит, воины стараются драконам выколоть глаза? Что за чушь он городит.

— Никто не может увидеть твои вертикальные зрачки. Так? — дракон утвердительно кивнул. — Не правда. Я ведь их вижу. Уж твои-то кошачьи глаза я замечу даже в полной темноте.

Краснея и нервно теребя свой рукав, ребенок едва слышно сказал:

— Мама говорит, что отвод глаз это защита... наша внутренняя сила, которая не дает увидеть нас в истинном обличии тем, кто не признал в нас драконов. Так как ты поверила, что я дракон, то заклятие с тебя спало, а вот другие... — он вдруг выпалил, еле сдерживая внезапную обиду. — Я что, и вправду так похож на человека?

— Конечно, — сразу согласилась я. — На маленькую наглую девчонку.

Он задохнулся от возмущения:

— Я не девочка!

— А твой внешний вид говорит об обратном, — сладко подтянувшись до боли в ноющих мышцах, улыбнулась я. Мне доставляло незабываемое наслаждение издеваться над детенышем дракона. — Только посмотри на свои длиннющие волосы. Воин не должен иметь длинные волосы, дабы они не стали в битве его слабым местом, — вспомнив строки писания, сказала я и, уловив непонимающий взгляд ребенка, нехотя объяснила. — В битве, за волосы можно легко схватить противника, к тому же если их поджечь — твоя голова вспыхнет как факел.

Мальчишка невольно вздрогнул, наверняка представив себя на месте воина. Он, взяв в руки свою белоснежную косу, с сомнением посмотрел на нее.

— Но маме нравились мои волосы... она говорила, что я очень сильно похож на отц... — внезапно он замолчал и, посмотрев на меня, возмущенно тыкнул пальцем. — Так нечестно. У тебя тоже длинные волосы. Ты врушка!

— Неправда! — поразилась я наглости мальчишки.— Они мне даже до лопаток не достают! И они не длинные!

— Длинные, — хитро сощурился этот... этот малолетний почитатель Тасхель! — Так что я обрежу свои волосы только тогда, когда и ты обрежешь свои, — и, не дав мне вставить и слова, пожав плечами, закончил. — Это будет равноценный обмен.

Я смерила его недовольным взглядом, невольно удивившись тому, что этот детеныш, порождения тьмы, знает такие сложные слова. Уж явно не драконица объясняла ему, что такое "равноценный обмен". Даже ощущается небольшая гордость за нашу умную принцессу. Научить чему-то невежественных тварей было только под силу только потомку короля Варланга.

Да пускай гуляет хоть лысым, укрывая тело связанной из своих волос тряпкой. Мне безразлично. Я всего лишь хотела по доброте душевной дать ему хороший совет. Но, как оказалось, даже мелкие драконы существа глупые, недалекие самоубийцы, ибо не хотят позаботиться о своей безопасности. Даже дети из самого захудалого, забытого повелителями клана знают элементарные правила безопасности, соблюдая которые они обеспечат себе долгую процветающую жизнь и родовые залы, заставленные трофеями убиенных ими чудовищ.

Но вот что делать, если кто-то заметит какие необычные зрачки у ребенка?

Я еще раз косо глянула на вертящего головой и идущего рядом со мной мальчишку, пытаясь представить, что у него нормальные человеческие глаза, вот только необычного медового цвета.

Если он не смотрит в глаза, то взрослый человек вряд ли заметит в его взгляде что-то подозрительное. Уровень глаз взрослого человека и ребенка сильно отличаются, да и надо учесть то, что мало кто смотрит непосредственно в глаза — долго, изучающее. Быстренько скользнет взглядом и пойдет дальше. У воинов есть куда более важные дела, чем разглядывание ребенка.

Пару минут мы прошагали молча, вслушиваясь в скрип снега и думая каждый о своем. Я пыталась придумать быстрый и эффективный способ по избавлению от одного приставучего мальчишки без лишних подозрений суровых стряпух, мелкий же поднял со снега изогнутую ветку и, протыкая ею снег, плелся за мной, стараясь не отставать.

Сугробы в лесу были небольшие, всего-то до колен, но мальчишка, который поначалу вышагивал рядом со мной, пару раз умудрился провалиться по грудь в эти "коварные ловушки". И где он нашел столько снега? А после того как я, с бурчанием о "надоедливой обузе" вытащила его за шкирку, он уже с меньшим энтузиазмом, чем в начале путешествия, пошел за мной следом, наступая аккурат на мои следы.

Мальчишка вел себя подозрительно тихо, поэтому я, поежившись от мысли, что подставляю спину возможному врагу, пыталась думать о плане, с каждым мгновением все больше хмурясь, нутром чуя, что это всего лишь затишье перед бурей.

Не выдержав напряжения (этот ребенок когда-нибудь сведет меня с ума!) я обернулась и чуть не поперхнулась приготовленной едкой фразой, которая должна была скрасить дорогу к реке и поднять мне настроение. Он ел! Этот недодракон что-то жевал за моей спиной!

Сразу на ум пришли бедные алые снегири, на которых этот мелкий монстр облизывался в прошлый раз. Но это предположение, к сожалению, пришлось почти сразу отмести — в руках у мальчишки обнаружились семена в мягкой скорлупке, которые он с явным удовольствием закидывал себе в рот.

Этими семенами, которые внешне похожи на мелкие темно-коричневые ягоды, был усыпан весь снег, чем и воспользовался ненасытный детеныш.

Подивившись коварности драконов (Бедные птицы — не получив их, он решил их объесть) я решила на свой страх, риск и нервы завязать разговор, убедив себя, что лучше разговаривающий мальчишка, чем он молчащий и непонятно о чем думающий.

— Ты... — замялась я, не зная, о чем еще спросить. Мальчишка, подняв голову, с удивлением посмотрел на меня, придержав рукой падающую на глаза меховую шапку. Кстати, а как его зовут? Я задумалась, пытаясь вспомнить, произносил ли кто-нибудь имя драконыша... Вроде Жорджина как-то его называла. — Эй... а тебя ведь зовут Ама.. Амуну... нет, Амари?

— Амару, — беззаботно улыбнулся он, будто не услышал, как я только что исковеркала его имя.

Я фыркнула, постаравшись скрыть досаду. Глубоко внутри внезапно возникло чувство, что я давно знала имя детеныша дракона. Задолго до того, как его произнесла стряпуха, и только что подтвердил мальчишка. На мгновение стало не по себе, но я сразу попыталась подавить эти ненужные эмоции.

— Что смешного?

— Какое нелепое имя, — я зашагала вперед, решив, что стоя на месте мы не доберемся до реки и за месяц. Надеюсь, он не услышал, как дрогнул мой голос. — Дракон Амару, — как можно ехиднее усмехнулась я.

— И ничего не нелепое, — нахмурился мальчишка. — Так звали Великого змея Амару — дракона, который умел ходить между мирами.

Я засмеялась, но смех получился каким-то горьким, неестественным... У меня на мгновение заложило уши, закружилась голова. Кто-то, будто пробиваясь сквозь толщу воды, пытался что-то настойчиво мне прошептать, но звуки таяли, шепот невозможно было разобрать. Я тряхнула головой, прогоняя внезапную тревогу и тяжесть, которая давила на голову. Да что это со мной?!

— А ты точно уверен, что ты дракон? — попыталась поддержать я разговор, одновременно стараясь разобраться, откуда появилось все усиливающееся беспокойство. Огляделась по сторонам, легонько прикоснувшись к грани. Странно... вокруг нас нет живых существ крупнее птиц... Где звери?!

— Так же как ты человек, — Амару фыркнул, но вдруг замерев, принюхался. Его голос дрогнул, упав до еле слышного шепота. — Там впереди пахнет кровью. Много крови...

Я остановилась, недоуменно посмотрев на его распахнутые от испуга глаза. Резко развернулась, снова потянувшись к грани леса, надеясь почувствовать и определить, где затаились живые существа. В руках, вместо ведра, оказался лук и прихваченная из колчана простая стрела.

Внезапно округу огласил громоподобный рык, от которого, птицы, щебеча на разный лад, испуганно встрепенулись и вспорхнули с деревьев.

Я вздрогнула, вмиг вернувшись в реальность, мое сердце замерло, через мгновение застучав в два раза быстрее, где-то сзади мальчишка тихонько заскулил от страха, вцепившись в мою куртку.

— Давай уйдем, уйдем, уйдем, — чуть не хныча шептал Амару, подергивая меня за одежду.

Ноги приросли к земле, лук со стрелой дрожал в руках, а взгляд судорожно искал угрозу, подозревая в каждой коряге притаившегося зверя.

Время замерло. Я пыталась прислушаться, инстинктивно закрывая собой мальчишку от опасности. По рыку можно судить, что зверь крупный и если меня не обманули уши — это снежный барс. И, не дай, Несфея, одержимый духом.

Голова нещадно болела, из носа потекла тонкой струйкой кровь — последствия того, что меня так грубо выдернули из грани. Хорошо, что я не успела глубоко зайти, а только начала тянуться к сущности леса, а то меня бы приложило похлеще дубинки. А тут еще этот малец...

Паршивец как назло хныкал, дергал меня за рукав и что-то лепетал о том, что надо быстро отсюда бежать. Я злилась, еле сдерживаясь от того, чтобы не залепить ему рот перчаткой и не поддать пинком направление в сугроб. Он что, специально старается подсказать тому зверю, где прячется его обед?!

Тасхель побери этого глупого дракона!

— Чтоб тебя... Тихо! — шикнула я, сжав плечо ребенка. Он, дрожа как осиновый лист, стиснул губы, пытаясь сдержаться от вскрика. — Расхея на тебя нет, глупый мальчишка! Или ты сейчас замолчишь, или я тебя первым скормлю нечисти!

Он мигом залепил себе рот ладонями, беззвучно заливая слезами щеки, испуганно сверля меня глазами... Я небрежно вытерла рукавом кровь, и попыталась вновь раствориться в звуках, настроившись на "биение леса". Не видя, но ощущая угрозу, я должна знать ее точное месторасположение, чтобы оценить степень опасности и как можно быстрее уйти от встречи с ней.

Успокоив дыхание, и притупив пульсирующую боль в висках, я в который раз потянулась к лесу, пытаясь дотянуться до его духа и попросить его о помощи. Растворившись в нем, реальность смазалась, звуки стали тише, его ласковое прикосновение сразу сняло напряжение, боль и страх, потянув мою душу на север. Перед взором, мне предстала часть огромного древнего леса, где замерли я и драконыш двумя яркими огоньками разного цвета. Впереди к нам стремительно приближалось леденящее душу черное марево, а сзади...

Резко выдохнув, я открыла глаза, пару секунд пытаясь осмыслить кто я и где сейчас нахожусь.

Тук, тук Тук, тук — биение сердца затмило собой все звуки леса. Дыхание сбилось, я почувствовала, как мои волосы встали дыбом.

Только не он ... Пускай будут только ходячие[2], но не одержимый[3]. Пускай, пускай...

Я резко схватила Амару за рукав, потянув к ближайшему дереву, и как оказалось вовремя. Из пригорка, совсем близко от того места где мы стояли ранее, выпрыгнул огромный снежный барс. Его глаза сверкали желтым огнем, он скалился, показывая острые полуметровые клыки, шерсть, переливаясь серебром, искрилась в лучах солнца. Я испуганно замерла на месте не в силах отвести от него взгляда. Одержимый... Повелитель этих лесов, который стал вместилищем рассерженного духа из-за грани, несущий смерть неосторожным путникам, что имели наглость попасться ему на пути.

Трусливый драконыш, прислонившись к дереву замер, заворожено смотря на одержимого барса. В его глазах больше не было того неподдельного ужаса, что он демонстрировал мне минуту назад, а наоборот, застыла решимость. Зверь недовольно рыкнул, прожигая детеныша взглядом и мягко ступая, сделал пару шагов в нашу сторону. С меня мгновенно слетело оцепенение, я, натянув тетиву, судорожно пыталась придумать план действий. И дураку понятно, что для такой громадины — барс мне почти до плеч — стрелы не заслуживающий внимания укус комара, а вот клинок... Моя алебарда погребена под камнями в пещере, а вместо так нужного меча или копья у меня с собой только широкий кинжал.

Говорил же мне Рик и отец, что без хорошего меча, даже выйти из дома настоящее самоубийство, а я-то дура, надеялась, что поход к реке обойдется без приключений.

К сожалению, как оказалось, одержимый — это не единственная проблема, а можно сказать, всего лишь маленькое дополнение к настоящим неприятностям.

Сначала я услышала хрипловатый сип позади себя, а когда резко обернулась... Три мертвенно бледных ходячих, наклонив голову на бок, лениво перебирая ногами шли на нас. Проржавевшие мечи они волокли по снегу, рот производил какие-то нечленораздельные сиплые звуки, а от горящего голубым огнем взгляда непроизвольно затряслись поджилки.

За всю жизнь я слышала о них лишь страшные сказки, но увидеть их воочию...

Вдруг один из ходячих встретился со мной взглядом. Голова мертвеца внезапно выпрямилась, он сипло заорал, мгновенно рванувшись на не мысленной для человека скорости ко мне. Каким-то чудом мне удалось увернуться от его меча и перегруппировавшись резануть его кинжалом. Лезвие со скрипом прошлось по древнему доспеху, задев шею ходячего. Оттуда неохотно потекла вязкая темно-коричневого цвета жижа...

"Хасфей[4] — укажи мне верный путь.

Расхей — надели меня мужеством.

Вересхей — одолжи свою удачу.

Несфея — стань моим щитом.

Повелители — я вверяю вам свою жизнь.

Хранитель — я отдаю тебе свою душу.

Мое пылающее сердце будет биться до скончания времен" — молитва пронеслась в голове буквально за миг, оставив после себя холодную решимость биться до смерти с гордо поднятой головой. Ни за что не проиграю мертвяку, будь он при жизни хоть трижды прославленным героем.

Но моего энтузиазма совершенно не разделял мой оппонент. Избежав его новой атаки, я на секунду повернулась к Амару, и как оказалось не зря. Этот беспечный драконыш гипнотизировал взглядом одержимого барса, совершенно позабыв обо всем на свете. А второй ходячий как раз приблизился к дереву и сейчас тянул свои костлявые руки к ребенку.

— Пригнись! — что есть мочи завопила я, оттолкнув от себя луком мертвеца.

Мальчишка мгновенно присел, но рука ходячего успела вцепиться в его шапку. Он, увидев в руках мертвеца свой головной убор, резко побледнел, и неожиданно зарычал.

Но тут как назло очнулся снежный барс. Одержимый, досадно рявкнув, набросился на моего ходячего, невольно даря мне возможность спасти ребенка. Ведь ситуация для юного дракона продолжала ухудшаться — третий ходячий заносил над ним свой меч, пока мальчишка отвлекся на мертвеца, что с рвением рвал зубами его бедную шапку...

— Эй! — гаркнула я, неожиданно для самой себя кидая в ходячего с мечем ведро. Ведро, опоясанное металлическими пластинами, с противным хрустом ударило днищем мертвяка прямо по затылку. Ходячий покачнулся и мгновенно отвлекшись от белобрысого мальчишки, ошарашено на меня сипнул, видимо крайне возмущенный моей наглости и меткости.

Мертвец, держа тяжелый ржавый двуручник, в один огромный прыжок очутился рядом со мной. Увернувшись от его первых не особо удачных, но быстрых атак, я резко рубанула его поперек трахеи. Мертвец оступился, из глубокой раны на шее с мерзким запашком стала с неохотой вытекать коричневатая жидкость. Воспользовавшись заминкой нежити, я с силой пнула его в торс. Он упал, невольно выронив двуручник, чем я сразу и воспользовалась. Кинжал, конечно, хорошо, но он не убьет эту тварь, а только задержит, а вот меч... Схватив двуручник и вложив всю силу в удар с хрустом проткнула его грудную клетку. Мертвяк противно засипел, но дергаться перестал.

Но на меня напором уже шел второй ходячий, который заметил возню и оторвался от шапки ребенка.

Я глубоко дышала от короткой схватки, мышцы заныли, но убежать от мертвяка подальше я попыталась. Ходячий, проходя мимо своего несчастливого собрата, с легкостью выдернул меч и резво попер на меня.

Я закружила вокруг дерева, мешая ему эффективно махать двуручником. Ходячий сипел, шипел, кряхтел, но достать меня не мог. Меч беспорядочно рубил ствол дерева, в стороны летели большие щепки, и мне приходилось еще уворачиваться и от них, между тем думая, как бы упокоить мертвеца хотя бы на пару минут.

Ничего толком не придумав, я нырнула вниз, уходя от его верхней рубящей атаки, и со всей силы пронзила его колючим ударом в грудь. С прошлым мертвяком сработало... Ходячий замер, выронив из рук двуручник, а из раны на кинжал неохотно потекла противная вязкая жидкость с запашком, от чего из-за близи мне сразу стало дурно. Он пошатнулся, сделав назад пару неуверенных шагов, но вдруг к моему изумлению как небывало выпрямился и резво — я не успела ничего толком предпринять, — схватил меня своими костлявыми руками за плечи. Сильно стиснув их, что я не могла пошевелить руками, ходячий с невероятной силой отбросил меня вперед, и я ощутимо ударилась спиной об дерево, стряхнув на себя снег и ветки.

Воздух мгновенно вышибло из груди, голова взорвалась болью, а звуки перекрыл гул. Я попыталась открыть глаза, но в них двоилось, тело неохотно повиновалось моему мысленному приказу встать, а спину начало неприятно ссадить и с каждым судорожным вздохом все сильнее. Закусив губу до крови, чтобы не взвыть от внезапной боли, я, опершись руками о снег, почти утопая в нем до локтя, ощутила дрожащей рукой шершавый ствол и с его помощью попыталась встать. Глаза невольно слезились, я, тяжело дыша, попыталась сосредоточиться и взять себя в руки.

Шум в ушах начал отступать, и я услышала тяжелые шаги. Мгновенно подобравшись, рывком уйти из под траектории атаки я не смогла, без опоры подкосились ноги.

— Беспомощная дура! Соберись, кому сказала!— раздался в голове чей-то... наверное мой рассерженный голос, похожий на рычание. Видимо головой я приложилась сильнее, чем я думала. — Помереть захотела? Вставай и дерись, бестолочь!

На шее сомкнулись ледяные пальцы и ходячий поднял меня над землей, сдавливая горло. Я схватила его за запястье безуспешно пытаясь ослабить хватку, пиналась, билась до последнего... С каждым мгновением воздуха становилось все меньше, хриплое рычание мертвеца все тише...

— А ну отпусти Элис! — совсем рядом раздался детский голос.

Ходячий на миг ослабил хватку, отвлекшись на мальчишку. Я открыла слезяшиеся глаза, посмотрев на белобрысое недоразумение, и попыталась прошептать "Беги!". Но вместо слов на волю вырвался лишь слабый сип.

Глаза дракона загорелись желтым огнем, его всего как будто охватил яркий свет, и этот свет струей устремился к ходячему, с каждым витком охватывая его мерцающий золотом кокон все сильнее. Ходячий сипя от боли, крепче сдавил мое горло и мне показалось, что там что-то хрустнуло...

— Кто из нас из Великого клана, ты или я?! На грань иди, дура! — вновь раздался в голове этот рассерженный голос. — Ходячие зависимы от энергии грани! Оборви поток, и они будут обезврежены!

— Но как? — озадаченно выдавила я, мысленно обращаясь к ускользающему сознанию. Было неимоверно трудно сосредоточиться, а уже тем более выйти на грань...

— Алвес иси дарэ!* Твой род же может манипулировать гранью! Тебя что, ничему не учили, дурында?!

Я даже не успела ничего понять. Внезапно мое сознание очутилось на грани, и я ошарашено посмотрела на ходячего. От него к грани и вправду тянулись мерцающие голубые нити, которые спеленали мертвое тело. Но сейчас захваченное энергией грани тело окутали золотые ленты, они кромсали мерцающий голубым кокон, пытаясь не дать ему восстановиться. Я, будто по наитию, потянулась к голубым нитям и, взяв их в руки, попыталась порвать. Они больно жгли ладони, но нехотя, впиваясь колючей энергией в кожу, стали, словно натянутые струны, лопаться.

*Дайте мне терпения!

Хватка ходячего мгновенно ослабла, а через секунду и вообще исчезла. Я смогла нормально вздохнуть и, согнувшись пополам, держась рукой за горящую огнем гортань, закашляла.

Ко мне мгновенно ринулся Амару, обеспокоенно ложа свои руки на шею. По телу начало разливаться тепло, а горло с каждым мгновением все меньше саднило, как впрочем, и спину.

Не дав завершить мальчишке начатое, я грубо его оттолкнула, и посмотрела на мгновенно иссохшее тело ходячего. В его глазницах больше не горел голубой огонь, а рот раскрылся в беззвучном крике...

Встав с помощью драконыша на ноги, я огляделась по сторонам. Ирбис драл когтями второго сипящего мертвеца, которому я перерезала горло и проткнула двуручником. Причем, судя по звукам, мертвяк еще вполне мог шевелиться, даже пытался отбиваться. У меня по спине пробежали мурашки от такого зрелища. Если бы не барс, то я в таком состоянии не продержалась и минуты против троих ходячих.

Не совсем понимая, что я делаю, я сконцентрировалась, и с необычайной легкостью уйдя на грань, обрезала нити второго ходячего кинжалом. Снежный барс мгновенно перестал рвать вмиг замолкшую и не дергающуюся добычу, и воинственно раскрыл пасть на нас.

Растрепанный мальчишка чуть слышно предупреждающе зарычал, и его глаза опять стали сверкать, наливаясь золотым светом. Воздух вокруг него потяжелел, снежинки закружились в снежном водовороте.

Я, увидев лежащий на снегу выроненный лук, пошатываясь и запинаясь, побежала к нему. Против одержимого у меня мало шанцев, но хотя бы попытаюсь ослепить его, пробить череп...

Тасхель меня побери, были бы у меня хотя бы взрывные стрелы, или ледяные. Шанцы бы повысились в несколько раз, но, к сожалению, Гелион забрал с собой пещеру весь свой запас.

Я схватила лук и успела вытащить стрелу, как вдруг, откуда-то сбоку, появился воин. Человек в меховом плаще, лицо которого было скрыто за капюшоном, ловко и самое главное быстро перепрыгнув поваленные сухие стволы, оказался неподалеку от барса. Он со свистом выпустил в одержимого пару стрел, которые впились в бок хищнику, не нанеся серьезного ущерба. Огромный зверь, недовольно посмотрев на нового участника схватки, рявкнул и неожиданно для всех в два прыжка скрылся в лесу.

Амару обессилено рухнул на колени и, зарываясь руками в снег, задрожал. Расплетавшиеся волосы закрыли лицо мальчишки, но по характерному всхлипыванию можно с уверенностью сказать, что он заплакал. Я же, недоуменно воззрившись на неизвестного человека, замерла на месте, аккуратно натягивая на тетиву стрелу. Мне совершенно неизвестно, что это за человек, его мотивы и то, что он успел увидеть. Если что — надо будет убрать свидетеля. Обвинения в предательстве, отлучение от рода и клана, и проклятие Расхея в придачу мне совершенно не нужны.

— Ушел, зараза, — досадно проворчал незнакомец, смотря в след одержимому.

— Ты кто? — недоверчиво просипела ему я, поморщившись от резкой боли в горле. Не то чтобы я не знала, кто это — даже ребенку понятно, что он из лагеря. Кроме нашей братии, что двинулась на дракона, в округе больше не было людей. А уж такие меховые плащи с кожаными орнаментными вставками были только у одного северного клана, и несколько его представителей я не раз видела в дороге. Наверняка пошел со всеми на охоту, другое дело как он здесь оказался, да еще и один. — Как ты здесь оказался?

Он, откинув капюшон, повернулся к нам и без опаски убрал за спину короткий лук. Светлые волосы заплетены во множество косичек, в пару которых вплели соколиные перья, ясный яркий взгляд почти прозрачных голубых глаз, густые брови и светлая щетина. На щеке — тонкая вязь Неба[5]. Точно — характерная внешность северных родов и если мне не изменяет зрение — это представитель клана Ледяных Соколов.

— Разве так встречают своего спасителя, милаха, — усмехнулся ясноглазый мужчина, одарив меня оценивающим взглядом. — Где ж возгласы "Мой герой!" и заверения в вечной любви с поцелуем в придачу?

— Обойдешься, — еле слышно прохрипела я, но опустила оружие. Раз сразу не начал с обвинения, то вряд ли заметил что-то необычное.

Горло засаднило сильнее и я, поморщившись, его потерла, невольно попытавшись унять боль. Все, больше разговаривать у меня нет желания.

— Ну-ну, — скептически хмыкнул "спаситель" и обвел взглядом поле боя, едва удивленно вскинув брови, насчитав троих ходячих. — Погляжу, весело у вас тут было... Одержимый, ходячие, еще драконов для пущей забавы не хватало.

Я хмыкнула, решив не посвящать его в то, как он был близок к истине. Дракон здесь был, даже и сейчас есть, но мелкий и почти безобидный, но говорить, похоже, я больше не могла — горло при малейшей попытке вспыхивало резкой болью. Мне вновь стало плохо — адреналин с каждой секундой улетучивался и ушибы с ранами с каждым мгновением ныли сильнее, а голова, будто в отместку за безрассудство закружилась. Неужто это из-за того, что я вытворяла на грани?

Я слабо ухнула, дотронувшись рукой до внезапно стрельнувшего болью виска, а еще и затылок стало сильнее саднить... хоть бы не было сотрясения. Сейчас бы прилечь и прийти в себя. Может, дойдя до реки и целебной травки пожевать, или окунуть голову в ледяную горную воду? Хотя я уже, похоже, брежу — легче уж на гильотину положить, чем зимой окунуться в реку, простудив голову.

— На-ка держи, — ко мне подошел незнакомец и сунул под нос флягу, от которой ощутимо веяло смородиной и спиртом. — А то в ковчег и то краше кладут, а у тебя еще и голова разбита.

Я неверяще дотронулась ладонью до садящего затылка и удивленно ухнула. И вправду разбила. Как заметил?

— По виску кровь идет ... — ответил на мой немой вопрос мужчина. Я отхлебнула из фляги и закашляла, когда нутро обожгло пойло. Но что интересно, сразу стало легче: усталость отступила, боль ушла, взгляд прояснился.

— Это что? — сквозь слезы сумела выдохнуть я, делая второй обжигающий глоток. Голос неожиданно вернулся, а горло почти перестало болеть, — забористая вещь.

— Целебная настойка пополам со смородинкой, милаха. Обжигает будь здоров, но действует на порядок лучше, чем простая целебка.

— Спасибо, — все-таки решила поблагодарить его я. — Пусть дорога для тебя всегда будет легка, а Хасфей ...

— Даболе, — отмахнулся охотник от благодарностей. — Меня же послали вас встретить у реки, а вона как вышло. Если б не успел... Тебе уже говорили, что ты любимица Вересхея?

Я фыркнула, убирая кинжал в ножны, а лук со стрелой в колчан. Что-то сегодня все так и норовят меня об этом оповестить. И ведь же не станешь отрицать очевидного, да и наш клан издревле считался под покровительством Повелителя Вересхея.

— Да видать, не просто любимица... Как смогла завалить целых троих?

Я задумалась, собираясь с мыслями, но меня как некстати отвлек надрывный всхлип мальчишки. "Будто на публику играет",— недовольно подумала я.

— Ты чего ревешь? — буркнула я ребенку. Вот только не хватало мне для полного счастья утешать детеныша дракона. Я и обычных детей успокоить не могу, не то что дите порождения Тасхель.

— Я испугался... сильно испугался, — стал оправдываться тот.

— Воины не должны плакать, слезы — признак слабости. А слабость может однажды стоить жизни... как и безрассудство, — я нахмурилась. — Ты почему не убежал, когда я отвлекла ходячего? Жить надоело?

— Я за тебя испугался! Он... он... — и Амару снова заревел, размазывая по щекам сопли и слезы.

Обреченно вздохнув и переглянувшись со светловолосым охотником, что снисходительно смотрел на это чудо, но не вмешивался, я, сунув ему в руки флягу, подошла к Амару. Он уткнулся взглядом в снег и мелко дрожа всхлипывал, давая волю слезам страха. Наверняка он впервые, как и я столкнулся с ходячими, но для любого война, не то что ребенка, это целое испытание силы воли и духа.

— Воины не плачут, Амару, особенно если страшно и плохо, — заставив себя улыбнуться, я потрепала его по волосам. — Эти испытания преподносит нам Расхей, и их нужно выдержать с честью.

Мне не хотелось признаваться, но в глубине души я была благодарна мальчишке за то, что не бросил и пытался помочь. Все-таки этот дракон не так безнадежен, как мне казалось ранее.

— Эй, малыш, ты ранен? — мужчина вопросительно скользнул взглядом на Амару, но тот отрицательно покачал головой, утирая рукавом слезы. Он вновь обвел взглядом упокоенных ходячих. — Что за хрень? Такое чувство, что у мертвых здесь притон. Таки прут из всех щелей...

Я вопросительно на него посмотрела. Он сплюнул на снег и нехотя пояснил:

— На нас во время охоты еще два таких красавца напали. Хорошо, что среди нас мужик из Великого. Обошлись без потерь, но вот Хазен будет недельку в лазарете отлеживаться, а у Кар... Карлес... имя-то такое дурацкое, вспомнить бы...ну тот... прозвище Суслик. Так вот: у него вообще крыша поехала. Бредит на счет начала конца времен, ну и подобную хрень. Мы его приголубили по голове, пускай с ним Жоржина разбирается, — он ехидно улыбнулся. — От ее рожи любой придет в себя и поползет к своей мамаше под юбку.

Я осторожно подошла к неподвижно лежащему ходячему, на которого первым набросился одержимый. Мне всегда хотелось на них внимательно посмотреть. А то в битве толком и не разглядишь, да и банально до этого нет времени, там лишь бы самому выжить.

Тонкой фарфоровой кожей обтянут череп, абсолютно седые, будто прожженные на солнце волосы, впалые черные глазницы, синие губы, исхудавший, проржавевший доспех с обрывками кожи и прочной ткани... На рваное тело вообще страшно смотреть, а запах... К горлу поднялся комок и я тут же опустошила свой желудок, отплевываясь от горькой желчи и своего завтрака.

— Их же не видели пару десятилетий, — хрипло произнесла я подошедшему ко мне воину. — Что их сюда привело и в таком количестве?

Тот, закрывая перчаткой нос, скептически хмыкнул:

— Ну-ну. Может у вас в клане о них и не слышали, а у нас на Севере пару лет назад разведчики наткнулись на одного такого красавца ... Они любят холод, спят годами в земле, выжидая жертву... Их привлекает запах крови, милаха. Видать, учуяли и...

Внезапно в глазницах ходячего загорелось голубое пламя и он потянулся к нам руками что-то сипя. Охотник тут же воткнул ему в солнечное плетение свой меч. Ходячий, хрипя и извиваясь, попытался достать руками до мешающего клинка, но все бестолку. Я вместе с охотником испуганно отшатнулась от ожившего трупа.

— Ну вот, — мрачно буркнул он. — Все-таки не успели слинять... Надо ему башку снести, так фора будет в пару минут... Хотя с мелким далеко не уйдем. Счас другие поднимутся, вообще хреново будет...

— Не поднимутся, — заверила его я, неотрывая взгляда от ледяного пламени глаз ходячего. Воин с удивлением посмотрел на меня и демонстративно обратил внимание на Вязь Неба.

— О, так ты тож из Великого? — гаркнул он и попытался улыбнуться, но только получилась какая-то кривая усмешка. Ну-ну, думаешь, я поверю, что ты только сейчас заметил, что я из Великого рода? — Ха! А мне сегодня везет на высокородных, дракона мне в зад! Неужто в Варланге нет свободных мест? А я-то уже приготовился тискать девок с предками...

Я неопределенно пожала плечами и уже привычным движением достала из пояса кинжал. Уйдя на грань, рубанула мерцающим голубым светом нити, которые обвила словно кокон какая-то сущность мумию воина. Нити вмиг померкли, кокон распался почерневшим прахом...

Я, судорожно вздохнув, вернулась в реальность, вмиг почувствовав навалившуюся усталь. В виске пульсировала жилка, суставы и мышцы заныли, нестерпимо захотелось лечь прямо в сугроб и отдохнуть хотя бы полчасика. Я сегодня слишком часто ходила в мир между мирами — с непривычки стало плохо. Все-таки на грань мне доводилось не часто ходить, а уже выделывать такое... Да и тот удар об дерево прошел не бесследно, хоть я и выпила настойки. Смешно, совершенно случайно, интуитивно манипулируя гранью, смогла завалить целых троих ходячих... хотя мне кажется, что с первым мне кто-то помог. Неважно, думать сейчас совершенно не хочется...

Ходячий уже не подавал признаков жизни, сломанной куклой лежа на снегу.

Я с сожалением смотрела на мгновенно иссохшую мумию. Как только сущность покинула свой сосуд, все вернулось на круги свои. Тело стало рассыпаться на свежем воздухе больше не поддерживаемая энергией грани, жаль, что воин обрел лишь такое успокоение... Сколько он бродил послушной марионеткой по промерзшей земле? Сколько отнял жизней, повинуясь воли жаждущей мести сущности?

— Всех нас ждет один конец, — заметив мое задумчивое лицо, вздохнул воин. Щурясь на небо, он чему-то хмыкнул. — Умер ты в битве иль на смертном одре, стал ты ходячим иль сгинул в земле, все мы когда-нибудь славно уйдем, сердце навек озаряя огнем... Так что нечего раскисать, милаха, дракона мне в зад!

Я слабо улыбнулась, с горечью вспомнив про свою команду. Я ведь с ними была с четырнадцати лет... Рик обучил меня всему, чтобы суметь выжить, а Гел... он из соперника стал моим лучшим другом.

— Дракона мне в зад? — выпалил ругательство воина Амару, ошарашено посмотрев на нас.

— А как же, — хохотнул заметно повеселевший мужчина и, подойдя к изумленному детенышу дракона, хлопнул его по плечу. — Учись, сынок, пока молодой.

Воин, выдернув из мумии свой клинок, отошел в сторону очищать его снегом. Мальчишка с крайне озабоченным видом дернул меня за рукав, пытаясь добиться моего внимания.

— Но я не хочу в его зад, — заметно стушевавшись, шепнул мне ребенок. — Хотя, мама всегда говорила быть вежливым и почтительным с теми, кто помог... Выполнить желание спасителя — это долг жизни любого дракона.

— Уж поверь, — хмыкнула я, не в силах промолчать. — Он совершенно не обрадуется твоей инициативе. Так что побудь неблагодарным. Я разрешаю.

Оглянувшись на мертвецов, я тихо проговорила:

— Спите спокойно, дети битвы, — поднялся ветер, пытаясь донести мой шепот до всех уголков леса. — Вы наконец-то обрели долгожданный покой. Теперь ваши души могут спокойно вздохнуть в Варланге...

Оставив это злополучное место, мы усталые и совершенно разбитые пошли к реке. Свежая проточная вода необходима для целебных настоек также как и травы, которые растут у рек. А бросить на произвол судьбы раненых из-за встречи с ходячими сейчас непозволительная роскошь.

* * *

Оставшаяся дорога до реки прошла в мрачной тишине. Амару следовал за мной бледной тенью, сторонясь нашего нового попутчика, охотник же предпочитал больше вслушиваться в шепот леса, чем обращать на нас внимание. Да и мне было не шибко весело, даже тишина и свежесть леса больше не радовало мою душу.

Конечно, целительская настойка прекрасно выполнила свою работу: заглушила боль, придала уставшему телу приток свежих сил, но внутри я была полностью опустошена. Внезапная атака нечисти и так не способствовала душевному равновесию, а тут еще некстати проявилось мое помрачение рассудка виде странного голоса и его на удивление ценных советов...

Еще немного и я окончательно решу, что уже рехнулась и меня пора списывать в запас — вот уже с драконами разговариваю, слушаю советы странного голоса и совершаю необдуманные поступки позорящие честь клана и рода. О, повелители... зла на себя нет!

А неподалеку от вынужденного столкновения с ходячим, нам предстал еще один подарок обманчиво спокойного леса — то, что учуял Амару еще перед самым началом схватки. Трупы... нет, кровавое месиво, что осталось от славных воинов, которым не посчастливилось попасть в лапы/руки нечисти, и которыми потом закусили оголодавшие хищники этого леса, начали смердеть.

При такой погоде и морозу можно предположить, что они лежали не больше двух дней, то есть это могли быть воины, которые сбежали после инцидента с драконом, да и заметно побледневший охотник клялся, что в эти дни люди из лагеря не пропадали.

Да вот только от его вялых объяснений никому лучше не стало, а уж особенно ребенку. Амару как взглянул на полусъеденные останки, стал белее снега, и вяло разжав мою штанину, упал в обморок прямо мне под ноги. Видно нервы мальца просто не выдержали столь сильного потрясения, а уж если учитывать его чувствительный к запахам нос... При смердящих ходячих он еще держался, стараясь держать нос по ветру да и я видела как он закрывал глаза, прогоняя дурноту, но тут...

Охотник сжалился над мальчишкой и, пока тот не очнулся, тащил его на своей спине. Да и сколько этот худющий малец весит? Вот даже северянин не жаловался. Хотя нет, жаловался — матерился на своем родном языке пару минут, когда эта бледная мелочь очнулась и неожиданно опустошила свой желудок прямо ему на сапоги.

Мне стало так жалко драконыша, что пока мы шли к реке, я великодушно позволила ему прижаться ко мне, даже погладила по растрепанной макушке, тепло улыбнувшись на его робкий взгляд.

Горная река, обвиваясь о пороги и серые валуны, что сдерживали бурлящий поток в русле, неслась вперед, как гонец спеша доставить кристально чистую ледяную воду до долины. Где-то неподалеку брала свой исток Полушка — спокойная широкая река, по которой ходили торговые суда аж до Северного моря. Сейчас и не поверишь, что эта бурная, по сравнению с глубокой Полушкой, мелкая речка, в которой рыбы летают через пороги, спеша на нерест, станет кормилицей целой страны.

Перебравшись через большие валуны, я подошла к кромке, и хорошенько всполоснув многострадальное ведро, пока из него не выветрился весь запах мертвичины, набрала ледяной воды. Теперь стряпухи смогут приготовить действенные целебные припарки и настойки для раненых.

Пальцы немели от холода, когда я набирала в баклажку воды и ополоснула лицо. В виске защипало и вновь заныло, но боль, потухая, спряталась внутри, немного садня, когда я хмурилась. Стало легче. Ничего, вот приду в лагерь, посплю хорошенько, и от досадных последствий встречи с тем ходячим не останется и следа.

— Хорошо-то как, — сладко потянувшись, развалился на холодных камнях охотник, будто сытый разомлевший на солнце кот. Я завистливо вздохнула, жалея, что не могу последовать его примеру, даже содранная спина жалобно заныла от такого кощунства — дразнит, зараза. Но, к сожалению, я знаю, что если сейчас расслаблюсь и присяду, то даже с молитвами к Тасхель* не смогу подняться. — Вот только у нас на Севере холоднее и реки нечета этой речушке. А водопады... эх... Окунешься в него разок и всю зиму хвори тебя стороной обходят. Как у нас говорят — Ви зравницу кин силенэ арэ.

"В здоровом теле, пылающий дух" — с трудом перевела я с северного языка присказку, которую у нас говорили матери детям, гоняя оных закаляться и тренироваться на полигонах. Вот только вместо первого и второго, я и остальные дети клана сбегали к водопаду Корхаш, в пещере которого мы соорудили убежище... Славные были дни.

Наверное, сейчас водопад великодушно принимал под свое крыло новое поколение будущих воинов. Только намалеванные красной охрой рисунки будут напоминать, что когда-то под этими сводами, за высоким с черными вихрями мальчишкой с криками гонялась покрасневшая от гнева маленькая рыжая девчонка, которой он подрисовал на щеках краской лисьи усы.

— Да... — довольно усмехнулась я, вспомнив, что мне тогда все же удалось догнать Гелиона и он из жгучего брюнета на три месяца превратился в темно-рыжего мальчишку, а я несколько недель жутко довольная щеголяла по округе с красными усиками. Оказалось, что краска очень плохо поддавалась воде, а уж опрокинутое ведро охры на голову Гела, насыщенное волшбой мальчишки-мага, так прочно вцепилась его кудри, что после тщетных попыток смыть ее, Гела через пару месяцев налысо обрили. — У нас тоже около клана есть один водопад с озером, и я там до посвящения проводила с друзьями много времени. Самые рисковые из нас прыгали с водопада в озеро.

— Пытались доказать свое мужество? Глупо. Расхей не смотрит на такое ребячество, а хуже ничтожной жизни может быть глупая смерть. Хотя чего это я, дракона мне в зад. Такой же был оболтус, — воин фыркнул, пятерней пройдясь по заплетенным в косички светлым волосам. — Всем нам казалось, что чем выше водопад — тем ярче пылает огонь души. Смешно вспоминать, но тогда я завидовал драконам.

— Почему? — спросила я.

— Только они могут вечно парить под небосводом, мы же делаем глоток свободы всего на пару мгновений, и то, после больно падая на водную гладь и погружаясь в обжигающе холодную воду. Те, кто хоть раз почувствовав то ощущение свободы, не сможет спокойно жить дальше, — он, щурясь от солнца, взглянул на спокойное небо. — Но потом я понял, что наши мечты о свободе ничто против рвения драконов к небу. Быть запертым на земле, подобно пойманной в силки птице — вот что значит настоящее испытание для тех, кто рожден летать.

Я невольно повернулась к зеленой проталине, где пестрели целебные горные травы и цветы. У горных рек всегда можно встретить такое необычное природное явление — поляны с целебными травами, которые вырастают там, где горячие воды протекают близко к поверхности. Считается, что они берут их силу... Не знаю как насчет силы, но земля там теплая, черная, рыхлая — чернозем, что так ценен в наших краях.

Сейчас Амару увлеченно ползал по поляне, ловко срезая серпом травы и складывая их в сумку, совершенно не обращая на нас внимание. Что-то я не заметила у него сильного рвения к небу.

— Забавный малец, — задумчиво проговорил воин, также внимательно следя за Амару. Мужчина разлегся на самом высоком валуне, обеспечив себе прекрасную точку обзора поляны и реки. Его левая рука лежала на луке, а нарочито расслабленная поза была готова при опасности перетечь в стойку. — Сильный... духом. Я вижу внутри него яркий огонь. Из него может в будущем получиться хороший воин. Кстати, кто он?

Я немного опешила от вопроса. Кто он? Ну шкодливый дракон, который, видимо, дал себе зарок довести меня до кургана своими выкрутасами. Довольно приятный малый, хоть и до жути наивный, открытый, всегда улыбающийся ребенок. Но есть одно существенное но, которое перечеркивает весь образ — он порождение Тасхель. Детеныш злобной твари, что меньше чем за час уничтожила воинов семи кланов, а это, если мои подсчеты верны — больше сорока родов, причем возможно среди погибших есть мой лучший друг и наставник. И забывать об этом не следует, нельзя обманываться открытой улыбке мальчишки, пытаться оберегать его. Нельзя поддаваться его очарованию.

— Мальчишка, — пожала плечами я. — Наверняка из какого-нибудь Великого рода, может даже принц. Кто ж знает, какая блажь пришла твари в голову, раз она украла его, как и нашу принцессу из дома.

— Да... — чему-то улыбнулся воин. — Мы тоже так решили, когда он прибежал за тобой в лагерь. Да и похож он сильно на талкнийца. Только у них там Великие рода суннаги зовутся, а король -Пророком... Хотя к дракону этих неверных! Мальчишка явно про них ничего не знает, видать дракон похитил его еще несмышленышем, не успели гады, голову заморочить. Может человеком вырастет.

— Значит дракон, в твоем понимании, лучше талкнийца? — хмыкнула я, облокачиваясь на валун.

— А то, — заметно повеселел мужчина, в его почти прозрачных глазах заплясали озорные огоньки. — Так подгадить этим умалишенным мог только наш дракон! Надеюсь, он спалил хотя бы один сунагирем** и наложил кучу на алтарь. Драконьему дерьму там и место, — он засмеялся, явно представив это действие. — Вот как подивится их божок такому подношению. А что, высококачественное дерьмо на обед намного полезнее человеческой жертвы. От него хоть земля плодороднее станет.

Я хмыкнула. Эти неверные поклоняясь Единому Властителю, и вконец опозорили свое имя, став в угоду своему божку класть на алтарь людей. Загадили капища кровью невинных, надеясь, что их новоявленный божок-хранитель обеспечит процветание стране. Но от смерти рождается лишь смерть, а не как не жизнь и благополучие. Они забыли все то, что заповедовали нам предки и Повелители судеб. Поэтому с неверными у нашей страны довольно натянутые отношения, благо их королевство находится за южными горами.

— Надо будет в следующий раз послам предложить твою идею. Может быть наши дорогие соседи поймут намек и перестанут маяться дурью и гонять людей на касашин

* * *

?

— Ты явно хорошего мнения о талкийцах. Их пока мордой в дерьмо не сунешь, не поддашь пенделя в нужном направлении — мозги на место не встанут.

Но, к сожалению, нашу познавательную беседу о неверных наглым образом прервал драконыш. Не дал перемолоть косточки своим гипотетическим сородичам. А жаль — каждый уважающий себя воин просто обязан вставить свое "фи" в сторону соседней Талкнии. Уж слишком она в прошлом нам насолила знатно — решила донести свою веру огнем и мечом до "непосвященных дикарей". Мы их вытолкали за границы и поставили на единственном широком перевале, где можно было пройти в нашу долину, заставу Илген-Диль, которую издавна охраняет южный клан Бурых Волков. Уже триста лет прошло, а талкийцы до сих пор не образумились и упрямо следуют своей изуверской вере....

Мальчишка, с такой радостью заявил, что он ободрал всю поляну и собрал полную сумку лекарственных трав, что я заподозрила его как минимум в сборе букета начинающего отравителя. Да и собрать так быстро нужные растения... Я, конечно, видела, как Жорджина показывала ему серебрушку, полуцею багряную и здравушку — травы, которые растут возле горных рек и являются основой в целебных мазях, но так быстро их собрать... Он что, их с помощью нюха собирал? То-то весь извазюкался, шмыгает желтым от пыльцы носом и лучится таким самодовольством, будто только что выиграл турнир кланов.

— Ты что, их носом собирал? — воин также заметно удивился скорости начинающего травника и показал луком на его желтый нос. Разоблаченный Амару покраснел и отвел взгляд, найдя что-то интересное в разглядывании сумки, из которой торчали трава и цветы.

Нда, конспиратор из мальчишки, как из меня доярка. И как его не разоблачили раньше? Воистину — дуракам везет.

— Амару у нас просто любит цветы, — фыркнула я, стараясь незаметно перевести разговор в другое русло. — Может, уже пойдем в лагерь?

Тем более там я найду человека, который может пролить свет на судьбу моих друзей, а неопределенность меня уже достала до печенок. Мало мне того, что надо следить за мальчишкой.

— Знал я одного нюхача, дракона мне в...

— Во имя Повелителей, — простонала я, уже не в силах терпеть издевательств над драконами и моим воображением. Они, конечно убийцы и твари Тасхель, но так изгаляться над ними... Боюсь, что если ничего не предпринять, то Амару не выдержит и решит исполнить просьбу своего спасителя. — Только не надо ругаться при ребенке. А то вдруг дракон услышит пожелание и по доброте душевной решит исполнить его?

Воин заметно дрогнул, на мгновение посмотрев на небо, Амару нахмурился, видимо, не понимая, зачем ему нужно появляться сверху и пугать мужчину.

Северянин не обнаружив спешащих к нему чешуйчатых громадин, поднялся на ноги и, бурча себе что-то под нос, ловко спрыгивая на камни, спустился вниз.

— Ну что ж, пошли назад, драко... — мужчина вдруг замялся, поймав мой красноречивый взгляд, но прочистив горло, уже тише добавил. — Кхе... Пойдемте, мы как раз успеваем к ужину.

* устойч. выраж. — с руганью

**сунагирем — место, где живут сунаги. Родовой замок, поместье знатных талкнийцев. сунаги — представитель Великого или же королевского рода.

* * *

касашин — с талкнийск. человеческое жертвоприношение

* * *

Обратная дорога в лагерь пошла заметно веселее. Амару немного отойдя от произошедшего, предвкушая похвалу стряпух и радуясь тому, что смог хоть как-то помочь раненым, увивался рядом со мной. Воин северного клана, о чем-то задумавшись, шел впереди и не обращал никакого внимания на заинтересованные взгляды, которые бросал на него мальчишка. И чего эта егоза чешуйчатая в нем интересного нашла? Сам же недавно плакался мне, что это невоспитанный дядька, который любит пихать драконов в свой задний проход и, что к человеку с такими наклонностями он ни за что на свете добровольно не подойдет.

Ну конечно, решимости дракону хватило всего-то на пару часов. Уже на обратном пути проснулась знаменитое драконье любопытство, и мальчишка, позабыв про свое "нерушимое" обещание и про нападение ходячих в этом лесу, пытался просверлить в спине светловолосого мужчины дырку. Мне кажется, что будь его воля, мальчишка бы и за косички его подергал, но только для того чтобы убедиться, что они настоящие.

Шли мы медленно, иногда останавливаясь передохнуть. Тяжелое ведро оттягивало руку — все-таки действие зелья начинало заканчиваться, а мышцы еще ныли после битвы в пещере, и если раньше я без проблем могла добежать с ведром до лагеря, то сейчас мне тоскливо вспоминалось такое орудие пытки спины, как коромысло. Просить помочь северянина не позволяла гордость и банальная осторожность. Он сейчас нас защищал, да и позорить свой клан, прося понести простое ведро? Да я со стыда сгорю! Нет, лучше терпеть, и сетовать на себя за недееспособность. Вот уж повелители подсобили, сделали из меня изнеженную барышню. Приду в лагерь и буду упражняться, и так сегодня опозорилась по-полной.

И вот на одной такой остановке, когда я, размяв онемевшие от тяжести пальцы, взяла ведро другой рукой, Амару не выдержал. Подойдя к внимательно смотрящему вперед воину, мальчишка тронул его за рукав, добившись его внимания:

— А как вас зовут?

Я чуть не споткнулась на ровном месте от такого бестактного вопроса. У нас раскрыть свое имя можно только за столом или в битве, приветствуя противника. В остальных же случаях пока воин не соизволит назвать свое родовое имя спрашивать его об этом бесполезно.

Северянин так же удивленно смотря на беловолосого драконыша, чему-то хмыкнул, ответив:

— Кастиен Арэ из клана Ледяных Соколов... Но тебе разрешаю звать меня Касом, малец.

— Зоркая душа? — невольно перевела я с ишеми странное имя. И чего только не придумают на севере? Как душа может быть зоркой?

— Не-е, милаха, — повернувшись, поморщился северянин от моего перевода. — Зоркий сокол. "Арэ" обозначает не душу, а дух, в данном случае дух клана. Сокол.

— Сокол же "нанмэ", — совсем растерялась я. Ничего не понимаю. Странные эти северяне, и язык у них... необычный. Или же я ошиблась в переводе?

— "Нанмэ" птица, а не человек, — фыркнул воин. — Хочешь, чтобы у всех в клане имя заканчивалось на "нанмэ арэ ис"?

— Откуда "ис"?

— Хреновые у вас в клане учителя, милаха, — заключил Кастиен. Под его красноречивым взглядом я покраснела. Ну не имею я склонности языкам, что поделать. — Дословный перевод "арэ ис" — большая душа, то есть душа человека. Душа человека — сокола.

— А как на вашем языке "дракон"? — неожиданно заинтересовался доселе молчавший Амару. Мне сразу поплохело — что делает этот сумасшедший!

— "Драген ис", — охотно ответил северянин, не заметив выражения моего лица. — Большой дракон.

Глаза мальчишки гордо заблестели. Мне даже показалось что еще мгновение — и он бы ударив себя ладонью в грудь, признался бы ему по-секрету, что он самый настоящий драген ис.

— А что, есть и маленькие? — съехидничала я, пытаясь отодвинуть от воина лучащегося счастьем мальчишку. Он поддавался неохотно, но я-то сильнее, хоть и с ведром.

— Есть, — серьезно ответил Кастиен Арэ. — Мелкие, примерно до локтя. Шкодливые, заразы. Тянут словно сороки все блестящее к себе в гнезда или же своим хозяевам драген ис.

— Как это? — изумился мальчишка, вывернувшись из моего захвата. Гаденыш мелкий, а ну стой!

— А вот так, — усмехнулся воин, положив свою ладонь на его макушку. Амару поморщился, но стерпел. Информация для него важнее, видимо, детеныша дракон не посвящал в такие подробности. И правильно, я б на его месте тоже ничего не говорила этой мелкой заразе, а то еще захочет себе "маленького дракончика". — Драген им для них, как для нас собаки. Домашние питомцы, ручные зверьки.

— Откуда знаешь? — изумилась я такой осведомленности простого воина. Амару тоже растерялся, но подозрительный блеск никуда не пропал, а разгорелся с новой силой.

Кастиен нахмурился, видимо осознав, что сболтнул лишнего и, пробурчав что-то неразборчивое, сразу пошел вперед. Я вмиг перехватила ринувшегося за ним беловолосого гаденыша за воротник и, схватив протестующего ребенка за ухо, тихо прошипела:

— Ты что творишь, идиот! Совсем мозги отморозил?!

Мальчишка, морщась от боли, с обидой посмотрел на меня своими янтарными глазищами. Наивный, надеется, что состроив глазки, разжалобит меня и отделается от нотаций? Сейчас я этому недотепе устрою сеанс промывки мозгов, а то он видимо ими не часто пользуется и явно не по делу.

— Это как называется? — шипела я, тряся его за ухо. — Тебе жить надоело?

— А что я... — эта мелкая пискля, поджав губы, сверлила меня жалобным взглядом, как пить дать, надеясь на снисхождение.

— Я, я... — передразнила его я, и отпустила ухо. — И чтобы без фокусов... мелочь...

Амару потирая садящее ухо, надул губы и пробурчал:

— И я не мелочь.

Ну конечно, а я тогда дракон. Злой, страшный, и любящий кушать мелких врунишек.

Пару минут мы прошагали в полной тишине. Мальчишка на меня дулся, бросая заинтересованные взгляды на спину нашего сопровождающего, но не рискуя раскрыть рот, побаиваясь за свои уши. Я так же думала о Кастиене Арэ, но совсем по другому поводу. Откуда клан Ледяных Соколов так много знает об этих чешуйчатых тварях?

Северяне сами по себе скрытный народ, которые свято чтят свои традиции, берегут язык, обучая детей ишеми с колыбели. А тут еще оказывается они что-то знают об драконах... Надо быть осторожнее, не дай Повелители, еще признает в Амару тварь Тасхель.

Вересхей, прошу, убереги меня от неприятностей, а лучше сразу избавь от одной лохматой белобрысой проблемы, а то нет сил моих больше терпеть это чудо.

Но небеса загадочно молчали, а мелочь, спотыкаясь об снег, шагала впереди и ни в какую не хотела уходить, а наоборот тормозила меня и мешала пройти.

— И все же, откуда простой воин так много знает об этих чешуйчатых тварях? — нарочито громко произнесла я. Спина воина дрогнула, но он не сбавил шаг. Ну хорошо, пойдем по другому пути, раз он глух к намекам и к своей совести. А то мучает честных людей любопытством, ирод северный.

Но только я открыла рот, чтобы приступить ко второму плану выведывания информации, как он что-то решив, остановился сам и, повернувшись к нам, коротко бросил:

— Знаю, ведь Север — их родина. У нас на севере есть много легенд про драконов.

Да неужели. И почему мне сейчас стало так смешно, а внутри сквозь смех кто-то говорит, что мне врут, причем нагло и со вкусом? Неужели я так сильно ударилась головой? Нужно срочно поспать, чтобы галлюцинации прекратились.

— Если же ваш клан знает много про драконов, то почему же вызоветесь кланом Ледяных Соколов, а не драконов? — все же выдавила из себя я, игнорируя усиливавшийся смех. Не зачем знать другим про то, что у меня появилась шизофрения. Буду надеяться, что раздвоение личности всего лишь от усталости и удара головой. И почему ей стало веселее, я что-то сказала смешное?

— Хочешь, чтобы на нас устроили поход как на тварей Тасхель? — огрызнулся Кастиен, явно уже коря себя за болтливость.

— И в поход вы пошли тоже ради благих убеждений?

— А кто нас спросил? — вздохнул светлоглазый мужчина. — Верховный король ультиматум поставил — либо явитесь, либо предатели. Да и вообще, что ты в этом понимаешь, южанка!

— Северянин! — задохнулась от возмущения я. Так сильно меня еще никто не оскорблял. Я и южанка!? Да наш клан находится на западе, возле подножия Северных гор!

— А какие легенды? — живо поинтересовался драконыш, воспользовавшись тем, что я остановилась передохнуть и отстала от этих двоих. Жаль, что взглядом наглые драконы плохо испепеляются, а чтобы оттаскать одного болтуна за уши, надо до него еще дойти.

— Что? — охотник оценивающе посмотрел на Амару, решая говорить ли ему или нет. — Говорят, что в горах у драконов есть что-то вроде клана... Ну и так ... Например, наш язык произошел от драконьего "ишереми"

— У драконов есть свой язык? — догнав их, скептически усмехнулась я. — Что-то не верится в это. У них же гортань явно не предназначена для разговоров.

— В легендах сказано, что они общаются эмпатически, передавая свои эмоции и образы, но вот в человеческом обличии...

Он вдруг остановился, сначала задумчиво посмотрев на Амару, а потом на меня.

Я напряглась. Неужели на севере знают и об этом? Рука сама потянулась к кинжалу.

— Может быть, легенды врут? — осторожно произнесла я, ниспуская глаз с воина.

— Может быть... — пожал плечами он и заразительно зевнул, потерев переносицу. — Это же легенды, страшилки для детских ушей. Ведь долгими зимними вечерами детишкам нечего делать и у них просыпается шило в седалище. Надо же чем-нибудь его заткнуть?

— А вы драконий ишереми знаете? — не заметив нашего переглядывания, пристал к северянину мальчишка.

— Понимаю, — поморщился тот, рассеянно глянув на мальчишку. — Языки-то схожие, да и письменность... закорючки одинаковые. Вон, — он показал пальцем на меня, — буду как она переводить — с горем пополам, да и с кривым смыслом.

Я невольно покраснела. Ну тут он явно сгущает краски — конечно, мое знание ишеми не идеально, но все же не так плачевно! Я все понимаю сносно, да и подбираю для перевода слова по смыслу. Вот у него самого не самое идеальное знание нашего языка — легкий акцент, хоть и почти не заметен, но присутствует

— Элис, а ты... — теперь уже ко мне обратился мелкий провокатор.

— О, Элис! — оживился Кастиен. — Производное слово от лисы — "элисин". "У намэ элисин арэ ис син" — произнес он и заразительно захохотал.

"У нее душа шкодливой лисицы" — Я перевела фразу и покраснела до кончиков ушей, от чего эти двое обормота, увидев мою реакцию, засмеялись.

Я расправила плечи и надменно фыркнув пошла впереди. Видеть этих двоих не хочу. Смех позади только усилился...

[1]грань — это некая область между миром живых и миром мертвых. Область, где реальность уже не существует, а душа еще находится в мире живых. Воины входят в подобие транса и сливаются с окружающей духовной энергией, которая дает им массу преимуществ: видеть врага даже затаившегося в засаде, знать местность лучше карты, некоторые могут даже влиять на живых существ находящихся на грани восприятия (манипулировать их эмоциями). Но она также таит в себе множество опасностей — нередко воины, сливаясь с энергией, которая их сильнее теряют свою сущность и навеки становятся частью грани, другие же от резкого скачка туда и обратно умирают от кровоизлияния в мозг. Самые талантливые дети кланов, которым дано видеть духов (заглядывать дальше грани в мир мертвых) становятся провидцами.

[2]Ходячие — мертвые, в которых вселились сущности из грани. Прорыв грани происходит в местах, где произошли битвы, также ходячие могут много лет спать, притаившись в земле, и будит их запах крови. Они быстрые, ловкие, боятся огня. По мнению ученых они стремятся поглотить души живых. Убить ходячего очень сложно, ибо он может сражаться даже с отрубленной головой. Их можно уничтожить только двумя способами — порубить на мелкие кусочки вместилище или же оборвать связь сущности с гранью. Но вторым способом владеют только воины из Великих кланов, другим же не дано манипулировать гранью так умело.

[3]Одержимые — живые звери и люди, в которых вселились сильные духи, пробившиеся из грани. Они сильнее сущностей ходячих, имеют свой собственный разум и обычно нападают на всех пытаясь мстить живым за причиненные страдания, (считается, что это эхо воспоминаний мертвых, что проходят через грань в мир мертвых). Отличить обычных зверей от одержимых очень просто. Людей также могут захватить. Но только тех, у кого слабая воля или их разум долгое время остается в грани.

[4]Хасфей — один из повелителей судеб, мудрец всех путей. Его знания столь велики, что даже остальные повелители признали в нем главу, отдав на хранение ключ мироздания. Он покровительствует тем, кто ищет знания — магам, философам и ученым.

[5]Вязь Неба — татуировка, наносимая детям клана после испытания. Считается, что она дает воинам благословение предков и хранителя клана. У каждого клана вязь, которая наносится на правую щеку, ближе к глазу. Идентично одно — у всех детей Великих кланов есть руна "хазе" — две перекрестных линии с жирной точкой посередине.

Хранитель клана — тотем, образ животного, в честь которого назван клан.

Провидица — "глас хранителя". Общается с предками и хранителем клана, передавая их волю главе клана и совету родов.

Глава 4

Поселение драконов, где-то в Северных горах.

Солнце лениво клонилось к горизонту, собирая вокруг себя закатные краски неба, снег на горных вершинах искрился, а рассеянные пурпурные облака неспешно семенили по небу, навивая нестерпимую тоску по небосводу.

"Сейчас бы взмыть в небо, нырнуть в облака и издав громоподобный рев попрощаться с закатным светилом" — тоскливо думал Хасшер, положив увенчанную костяной короной голову на лапы.

Иссиня-черный дракон лежал на постаменте возле входа в пещеру, и удрученно провожал облака взглядом. Небо манило, игриво зазывало молодого дракона размять крылья, чешуйки переливаясь на солнце темно-синим, начинали нестерпимо зудеть, когда он украдкой мечтал о полетах. Хасшер не мог просто смотреть на недостижимый небосвод. Это была настоящая пытка для энергичного дракона — лежать и ничего не делать уже несколько часов. "И как постовые справляются?" — удрученно думал он, смотря на потухающий горизонт.

Щекочущий чешуйки ветер на миг поднялся, всполошив мерцающий снег с заснеженных пик, он, свистя и завывая, поднял с обрыва столб снежинок, которые по воле духа гор устремились к гаснущему небу.

Вдруг вдали появилась белая точка, которая стала стремительно увеличиваться в размерах. Хасшер заинтересованно поднял голову и всмотрелся на приближающегося дракона. Его хвост от нетерпения невольно забил по постаменту, когда он узнал своего сородича.

Не дожидаясь пока белоснежный дракон до него долетит, Хасшер сорвался с постамента в небо и радостно ревя, устремился к уставшему брату, на ходу посылая ему перемешенные мыслеобразы пьянящего чувства свободы от долгожданного полета и радости от возвращения родственника.

Уставший дракон, тяжело передвигая крыльями, только рыкнул на мельтешащего перед его глазами Хасшера, и легонько задев крылом его макушку — небольшой подзатыльник для неугомонного младшего братца, нырнул вниз, задев хвостом снежную вершину. Его перламутровая чешуя радужно переливалась на солнце, а к лапе была ремнями прикреплена небольшая сумка.

Облегченно выпустив струю пара, дракон приземлился на постамент и довольно выгнул затекшую шею, размял крылья — полет дался Ристару нелегко и последние пару миль он летел чисто на упрямстве, дабы поскорее оказаться в родных пенатах и расслабиться. Через миг рядом с ним опустился Хасшер, чуть ли не на лету перекинувшись в темноволосого подростка.

— Брат! — радостно выкрикнул он, сияя желто-зелеными глазами. — Я так рад, что ты вернулся!

Ристар перекинулся в человека, поймав на лету сумку, что была ранее прикреплена к его лапе, и, повернувшись, устало посмотрел на неугомонного подростка:

— Хасшер... а ты вырос. Совсем не похож на того детеныша, что я оставлял в клане.

— Конечно, брат, — сиял, словно начищенная монета паренек, жадно разглядывая своего старшего брата. — Ведь восемь зим прошло.

"Да... прошло целых восемь лет" — с тоской подумал Ристар, шагая с пьедестала в пещеру. Длинный, из цельного камня туннель вел в общину. В единственный город, где жили драконы, не боясь за свою жизнь. Где он родился, вырос, место, которое он, если понадобится, будет защищать до последнего вздоха.

Ристар внимательно разглядывал каждую трещинку, каждый рельеф туннеля, с ностальгией вспоминая в каких противоречивых чувствах, уходил из клана восемь лет назад. Как плакал брат, не желая расставаться с единственным живым родственником, как он прощался с друзьями, убеждая их и себя, что обязательно вернется. И ведь вернулся...

Дракон глубоко вдохнул родной горный воздух, который в туннеле был вперемешку с запахом известняка и земли. Дотронулся ладонью до шершавой стены, где на барельефе нарисована эпичная сцена из исторических хроник расцвета драконьего рода.

"Никогда бы не подумал, что буду скучать по этим картинкам, — с усмешкой подумал Ристар, подмигивая растерянному таким поведением старшего брата Хасшеру. — И ведь ночами снились, все звали... а я не шел"

Как же долго он не был дома, выполняя задание Старейшин во благо общины. Целых восемь лет жил среди людей, не имея право даже помечтать о небе, расправив крылья, взмыть за облака, ведь это могло поставить всю операцию под угрозу. А когда расправил, то, как несмышленый детеныш чуть не разбился, будто бы впервые ощутил чувство полета.

"Чертовы людишки! Еще год в том гадюшнике, и я бы разучился летать!"

Беловолосый дракон оторвался от воспоминаний и, убрав с лица длинные пряди, улыбнулся нахмурившемуся Хасшеру.

— Долго ждешь? — Ристар приобнял за плечи младшего братца, с толикой горечи подмечая, что еще немного, и тот дорастет до его подбородка.

— Нет, что ты, — поспешил опровергнуть слова брата Хасшер. Он не хотел ему говорить, как ему было скучно несколько часов кряду сидеть возле выхода, томясь в ожидании. — Я получил зов всего лишь полчаса назад!

— Вот как, — улыбнулся дракон, подмечая, что его брат все так же не умеет врать. — А как поживает За...

— Несносный мальчишка! — громоподобный голос рассерженного дракона усиливающимся эхом докатился до братьев. Хасшер побледнел, вмиг спрятавшись за спиной Ристара. — Я кому приказал прибрать 567-ой стеллаж!

— Только вспомнишь Зангерела, как он тут как тут, — пробормотал Ристар, с насмешкой взирая на приближающегося старого друга, и уже громче добавил. — Вы как тварь Тасхель, Хранитель знаний, появляетесь тогда, когда вас меньше всего ждут.

— Кто это такой смелый любитель человеческих ругательств... Ристар?! — изумился золотоволосый дракон, чуть не выронив из рук небольшую стопку книг. — Ты вернулся?! Когда! Почему сразу не сказал!

— Да только что. Успокойся, Зан.

— И мне ничего не сказали... — сощурил лазуритовые глаза мужчина, прожигая взглядом выглядывающего из-за спины Ристара подростка. — Хасшер... так вот ты куда исчез. Как только получил зов, помчался встречать брата? А мне рассказать о сей встрече?!

— М...мастер... — проблеял молодой дракон, сжимая голову в плечи. — Так вы же оставили меня в библиотеке, а сами ушли в... — он еще сильнее побледнел, уловив красноречивый взгляд хранителя знаний рода драконов, — пошли доносить красоту знаний до госпожи Раснелии

Ристар засмеялся, взъерошил отливающие синевой волосы своего младшего братца. Посмотрел на пунцовеющего друга, который прожигая дырку в Хасшере, потряхивал стопкой книг, как грозным оружием вдалбливания в нерадивых учеников знаний и ума.

— Зан, ты до сих пор безрезультатно добиваешься руки Раснелии?

— Почему безрезультатно? Она уже позволяет дотрагиваться до ее руки.

-Зан, — обреченно вздохнул беловолосый дракон, устало потирая переносицу. Как ему иногда надоедала одержимость друга одной неблагодарной драконицей, хотя в глубине души он был искренне рад, что некоторые вещи так и остались неизменны, даже после стольких лет. — Зан, внемли голосу разума. Эту строптивую драконицу ты будешь добиваться вечность!

— Драконы не пасуют перед препятствиями! И, кстати, у меня прогресс, мой недоверчивый друг. Раньше она меня вообще за порог не пускала.

Ристар лишь покачал головой, в который раз махая рукой на пристрастия Хранителя знаний. Зангерел прекрасный друг и дракон, обладающий феноменальной памятью и острым умом, но вот Матерь-природа напрочь лишила его благоразумия и чувства прекрасного. Ладно, ходит он в ярко-желтой тунике сияя будто солнце и днем, и ночью, пугая при этом случайно забредших в огромную библиотеку драконов, но надо же было ему влюбиться в самую несносную драконицу общины, которая на дух не переносит мужчин.

Во истину причудлива Мать-природа в своих детях гор.

Подземный город драконов, или как его называли местные — "Расмэлель", что в переводе с ишереми обозначало "гнездо", располагался прямо в горе, уходя на много километров вглубь и соединяя через туннели и проходы несколько соседних гор.

Великое сооружение Прародителей, стало оплотом всех северных драконов. Неприступная крепость, к подступам которой невозможно подобраться по земле — идеальное место для клана.

Расмэлель — колыбель, место, где рождается новая жизнь, поистине заслужила свое имя. Он словно утопал в садах, освещаемых искусственным светилом, а через подземные реки и озера были перекинуты каменные мосты, в реках которых плавала мерцающая фосфором рыба. Зелень причудливо переплеталась со светящимися жителями подземных недр, рождая захватывающий дух фантастические пейзажи.

Город условно был поделен на три уровня:

На верху, ближе к вершине, сидели самые уважаемые драконы общины — Старейшины, которые заправляли делами клана.

На втором — драконы проживали в ареалах[1] своего рода, там же находились входы и выходы из города и сады, за которыми ухаживали Живницы, не давая им зачахнуть без привычного солнца.

А на третьем — огромная Библиотека, в которой драконы за много веков собрали знания со всего света и Хранилища Прародителей, уберегающие от простых драконов тайны предков.

Ристар неспешно вышел из туннеля, вдохнув столь родной, но позабытый запах города: едва уловимое благоухание цветов из садов Жизниц, аромат выпечки и домашнего тепла с ареалов родов, и запах неподалеку мерцающей голубой реки, на мосту которой сейчас сидели детеныши и, наперебой крича на ишемери, пытались поймать рыбу.

— А община осталась прежней... — задумчиво проговорил Ристар, наблюдая за потугами детенышей поймать рыбу. Вдруг один из мальчишек не выдержал и, перекинувшись в дракона — размером не больше коня, стал кружить над рекой, прикидывая как бы изловить скользкую добычу. Детеныши еще пуще заголосили и по примеру самого смелого из своей шайки перекинулись в драконов, устроив на реке кипишь, борясь с неравной добычей и друг с другом.

Клубок тел одним рыком распугала и распутала вышедшая на крики из ареала мать одного из мальчишек. Несостоявшиеся охотники мигом разлетелись кто куда. На месте остался самый отчаянный детеныш, который довольно забравшись на мост в пасти зажал трепещутся светящуюся рыбу.

Женщина грозно уперла руки в бока, от чего "охотник" испуганно прижался к земле. Но это его не спасло — она, с невероятной для хрупкого телосложения силой, взяла мокрого драконыша за маленький рог и, отчитывая его по дороге, потащила в дом.

— Некоторые вещи никогда не меняются, Ристар, — усмехнулся Хранитель знаний, лукаво посматривая на своего друга. Они также, будучи несмышлеными детенышами рискуя своими крыльями, летали наперегонки по городу, всячески нарушали правила и пытались пробраться в Хранилища, в которых от посторонних глаз были спрятаны секреты клана. — Но сам знаешь, то, что ты сейчас видишь, лишь иллюзия спокойствия и благополучия.

— Что ты имеешь в виду, — мигом нахмурился беловолосый мужчина, невольно сильнее сжав ремень сумки.

Хасшер до этого рассматривая странное бирюзовое, похожее на халат, с широким полосатым поясом, одеяние брата, навострил уши. Он надеялся хоть сейчас узнать то, что обсуждают на Старейшины, на собраниях которых присутствовал его мастер. Но к его вящему сожалению о любопытной натуре молодого дракона знал и мастер.

— Хасшер, — ласково улыбнулся тот, от чего черноволосый подросток вздрогнул. — Тебя вроде дожидается 567-ой стеллаж. И во имя Матери, прибери его аккуратнее, те книги старше тебя с десяток раз.

— Он уже около столетия ждет, пока его приберут, — пробормотал подросток, пододвигаясь поближе под защиту брата, — пускай подождет еще немного. И зачем тогда трогать книги, раз они такие хрупкие и древние? Вы это каждый раз повторяете и по нескольку раз.

— Потому что ты, Хасшер, как невежественный варвар обращаешься с наследием предков.

— Тогда зачем мне вообще с ним общаться? — буркнул парень и уже громче добавил. — Я с братом хочу пообщаться, а не с пыльными фолиантами! Я его так давно не видел, соскучился....

— Хасшер, — сощурил лазуритовые глаза дракон, в них загорелся красный огонек, а воздух потяжелел от силы Хранителя знаний. Молодой дракон сглотнул, как завороженный смотря на своего мастера. — Живо в библиотеку!

— Иди, иди, — легонько подтолкнул рукой остолбеневшего паренька Ристар, и, улыбнувшись на его умоляющий взгляд, дополнил. — Мы с тобой еще успеем поговорить.

Хасшер постоянно оглядываясь на брата, с гримасой вселенской скуки и неизбежности, поплелся в сторону входа на третий уровень, оставив драконов одних. Он, удрученно понурив головой, уже представлял, как придется опять целый день вытирать книги и полки от вековой пыли, а потом слушать многочасовую лекцию мастера на тему его безалаберности и криворукости по отношению к ценным фолиантам. Так было всегда, и юный дракон ни на йоту не сомневался, что так будет и впредь. Уж слишком Хранитель знаний становился педантичным, раздражительным и язвительным, когда дело доходило до вверенной ему библиотеки.

— Ну и зачем ты использовал жажду крови? — вопросительно глянул на друга Ристар, как только его брат скрылся из виду.

— Ему уже четырнадцать зим, а он до сих пор не научился использовать свою энергию, даже против такой слабенькой жажды, — фыркнул Зан. — Ему полезно. А то он даже против самого хиленького дракона и пяти секунд не выстоит, что же говорить о людях. Да и я знаю Хасшера довольно хорошо, когда надо — он глух к намекам. Спорил бы до посинения и уж тогда разозлил бы меня по-настоящему. Сколько бьюсь над его контролем, а он так и ждет, чтобы быстрее урвать когти из библиотеки в горы. Может, ты его научишь?

Старые друзья поднялись на каменный, пахнущий тиной и сыростью мост, на котором ранее резвились горе-рыбаки. Старый камень потемнел от воды, явив узорчатые малахитовые и мраморные прожилки. Голубая вода в щербинах с каждым мгновением мерцала все слабее, теряя вне источника свою силу.

— Противостоять жажде и научить контролю? — драконы остановились посередине моста, и Ристар облокотившись на холодные мокрые перила, стал смотреть на реку. В глубине души ему сильно недоставало светящихся рек своей родины. — Из меня плохой мастер.

— А я не люблю объяснять по нескольку раз, — возразил золотоволосый дракон, брезгливо скривившись от повышенной влажности и прижав ценные фолианты к груди, подальше от губительной воды.

— А он не любит слушать.

— Порочный круг, — развел плечами Зан. — Может лучше попробовать на практике ему все объяснить? Надавить без поблажек жаждой крови и...

— И он будет бояться собственной тени, — закончил за друга помрачневший Ристар. — Так что там происходит в общине?

Зангерел, Хранитель знаний и один из доверенных Старейшин[2] только вздохнул, проведя тонкими пальцами по корешкам книг. Он всегда любил книги, бережно хранил крупицы знаний Прародителей для будущих поколений, преумножал их, мечтая, что его труд приведет ко второму рассвету драконьего рода. В исторических фолиантах судьбы народов решались всего парой строк, приговор или спасение было так просто найти, взглянул лишь по диагонали страницы. Страницы... давно ушедшие народы остались жить в пыльных и никому не нужных книгах, раз за разом переживая свою судьбу при прочтении.

"Анализировать, искать лучшее решение, чем его принимали владыки древности так захватывающе... и волнующе, — думал Зангериал, задумчиво смотря на спину друга, которую почти скрывали белые волосы, на конце перевязанные кожаной лентой. — Вот только в жизни, когда участвуешь в событиях, которые возможно в своих талмудах опишут потомки, становится не по себе. А вдруг я не правильно истолкую ситуацию и приведу всю общину к гибели? Вдруг из-за моего решения в будущем меня будут проклинать, как людишки проклинают друг друга именем Тасхель?"

Мужчина дрогнул, сжав в руках сильнее заветные книги. Будь его воля он бы вообще не выходил из библиотеки, отдавая всего себя своим любимым книгам. Там было проще и спокойнее, ведь за фолиантами всегда можно было спрятаться от мира, клана и Старейшин. Когда он слушал на собраниях ругань и споры почтенных драконов, когда всем своим существом ощущал, что община с каждым днем все дальше катится в бездну, а на решительные действия ни у кого просто не хватает духу, нестерпимо хотелось забыться, спрятаться на задворках библиотеки. Вдохнуть пленительный сладковатый запах пергамента и пыли, и погрузившись в упоительные строки, почувствовать себя свободным от забот...

Зангерел так бы и сделал, если бы не одно но — его друг. Ристар в свое время вытащил во всю упирающегося Хранителя знаний из библиотеки, познакомил с Растелией (на самом деле Ристар лишь сказал, что от нее нужно держаться подальше, этим только сильнее заинтересовав друга), а когда по заданию Старейшин ушел из клана навязал на голову бедного, почти потерянного для внешнего мира дракона своего несносного братца. А уж тот не давал мужчине и минуты свободного времени, умудряясь даже в священной обители пыли и книг создать то, что не удалось Пожирателю — первозданный Хаос и разруху.

— Старейшины беспокоятся, — сказал Зангерел, решив все-таки рассказать другу реальное положение вещей. Снежный дракон не станет болтать и рушить и без того хрупкое равновесие сил в клане. — Чувствуют, что грядет что-то и ожидают худшего. Видящий отказывается заглядывать в мир духов, говорит, что пока не появится знак, цепь событий нерушима и волноваться до того момента бессмысленно.

— Вот как... — задумчиво проговорил его друг, все также наблюдая за спокойной рекой. — Не думал, что они так быстро почувствуют...

— Это с твоей поездкой связано? — осторожно спросил Хранитель знаний, незаметно проверяя местность на посторонних слушателей. Кроме рыбы и резвящихся неподалеку драгон им никого обнаружить не удалось.

— Возможно...

— Все так плохо?

— Хуже...

Хранитель знаний спал с лица, до побелевших костяшек сжав книги. Его взгляд невольно впился в сумку, которую крепко держал друг. Интуиция подсказывала молодому Хранителю, что возможно в ней лежит то, от чего Ристар так быстро прилетел в общину.

— А в сумке...

— Да, — коротко бросил беловолосый дракон, и, повернувшись к озадаченному другу, устало усмехнулся. — Там то, что обречет наш клан на гибель. Созывай Старейшин, Зан... пока мы еще можем хоть что-то изменить.

Ристар вновь посмотрел на мерцающую ярко-голубую водную гладь, проведя рукой по шершавым перилам. Как бы он хотел спрятаться, как и его друг на третьем уровне от всех проблем... но если не они спасут общину, то кто? А так просто сдаваться на милость людям Тень драконов[3] был не намерен.

[1]ареал — место проживания рода драконов. Ареалами драконы зовут свои дома, а если род большой, то и целые кварталы.

[2]доверенный Старейшин — тот, кому разрешено присутствовать на собраниях Старейшин и участвовать в принятии решений.

[3]Тень драконов — разведчик, уши и глаза Старейшин в мире.

* * *

Кастиен как только привел нас в лагерь сразу же сбежал, под предлогом рассказать остальным воинам про нападение ходячих и одержимого, Амару же увязался вместе со мной на кухню.

Жоджина и Карла, как только увидели это беловолосое чудо, так сразу запорхали вокруг него как несушки: накормили, напоили, поохав на тему того, что я, нет, вы представляете — я, не уберегла шапку ребенка от ходячих, похвалили его за собранную сумку целебных трав.

Но вот, к несчастью, как только ребенок был осмотрен, накормлен и напоен, стряпухи обратили внимание и на меня. Точнее на мое состояние — я неосмысленным взглядом смотрела на воду, в которой плавали очищенные картофелины. Целебная настойка уже давно выветрилась и я сидела на пне словно ходячая, чувствуя, что по голове словно кто-то бьет в набат, а спина нестерпимо болит, вспыхивая резкой болью как только я хочу пошевелиться. Краем сознания я понимала, что мне надо в лазарет, но вот как только я присела отдохнуть, силы предательски меня оставили.

Меня сразу же без проволочек отправили отсыпаться к себе в палатку, влив почти ведро разнообразных целебных настоек, обмазав дурнопахнущей мазью, а также зашив разбитый затылок. И строго наказали до вечера не выходить на улицу и отдыхать. Амару тоже порывался остаться со мной, но вовсю упирающегося мальчишку выперли из палатки вон.

Как только я коснулась головой сложенного одеяла, то мгновенно заснула.

Яростный рев, от которого закладывает уши, два силуэта объятых разноцветным пламенем сражаются в небе, порождая крыльями сильные порывы воздуха, от чего зрители с трудом стоят на каменном выступе — это схватка двух исполинов, двух драконов, что не поделили самку.

От разлитой в воздухе неистовой мощи бешено стучит сердце, а ноздри улавливают пьянящий запах крови. Я кусаю губы, наслаждаясь красивой битвой белого и стального драконов. Дуэлью, цена за которую смерть проигравшего...

Рядом со мной бледнее снега стоит Зангерел, уже с трудом удерживая защитный барьер. Хотя этот библиотечный червь и час назад был бледный, когда только началась схватка. Видать переживает за Ристара, за этого несносного высокомерного болвана!

Два дракона дерут друг друга шипами, пытаются вцепиться в глотки, разорвать стальными когтями крылья...

Рев. Удар. Грохот — Ширсен вцепившись когтями в Ристара, на полной скорости протаранил им скалу. Я затаила дыхание, Зангерел поджал губы, по его вискам пробежали капельки пота. Сверху на нас покатились камни, мигом разбившись об его барьер.

Хасшер заскулил, прижавшись к Хранителю знаний, так за всю битву и не взглянув в небо. Детеныш... и зачем пришел? Только реветь и отвлекать всех от битвы его брата?

Драконья кровь большими каплями прокапала сверху, мгновенно испарившись, едва касаясь барьера. Зангерел закрыл глаза и дрожащими руками прижал к себе мальчишку.

Защитный контур на пару мгновений мигнул, но потом вновь засиял едва различимым золотым светом. Хаос Первородный! Этот библиотечный червь теряет концентрацию!

— Соберись, тряпка! — я грубо пихнула локтем качающегося Хранителя знаний.

— Кровь... его кровь... — пробормотал дракон, посмотрев на меня затуманенным взглядом. — Она... слилась с барьером... она...

Я помянула всех духов, вспомнив, что этот неженка не переносит вид и запах крови. А когда кровь лучшего друга слилась с его энергией... Такой резонанс и обычного дракона может пошатнуть, а уж того, кто психологически и энергетически на пределе...

Мне на мгновение даже стало его жаль.

Он упал на колени, держась руками за свою голову. Барьер зашипел, падая сгорающими ошметками и через его множественные бреши внутрь стали попадать мелкие камни.

Шлеп! От моей пощечины Хранитель упал, и, приподнявшись на локтях, изумленно вытаращил на меня свои синие глаза. Хасшер испуганно отшатнулся и мелко задрожал, беззвучно глотая слезы.

— Ты! С-соберис-сь!!! — я еле сдерживала рвущуюся наружу жажду крови, смотря на эту мямлю. Ненавижу слабых и безвольных, которые готовы ныть и скулить из-за любой пустяковой проблемы.— Твоя задача держать барьер не отвлекаясь ни на что другое! Или неужели, ты на самом деле трусливый детеныш, который не может справиться с такой пустяковой проблемой?

Хотя на счет "пустяковой" я сильно загнула. Мне, например, не дано так ловко манипулировать своей энергией и жаждой крови, рождая из нее такие сильные барьеры и плетения заклинаний.

Внезапно скала затряслась, и я присела, боясь потерять под ногами опору. Сверху яростно ревя и ярко полыхая жаждой крови, из пробоины от удара, вылез белый дракон. Его чешуя покраснела от крови, одно крыло висело, бока расчертили кровоточащие глубокие раны от когтей. Он глубоко вдохнул в огненные мешки воздух, вращая вокруг себя смертоносные потоки силы. Поток пламени, слившись с жаждой крови, приобрел неестественно белый цвет и, озарив всю округу, ударил в не успевшего увернуться противника. Воздух зазвенел от душераздирающего рева Ширсена. Мое сердце екнуло и застучало в два раза быстрее. Ладони вспотели, а ноги отказались держать.

Ширсен, извиваясь в воздухе, с трудом сбил ледяное пламя сильным выбросом энергии. Волна ужаса тут же прижала нас к земле, выбив из моих легких весь воздух. "А схватка с каждым мгновением становится интереснее, — невольно подумалось мне, — даже лестно"

Пробоины в барьере стали шире, он затрещал, уже с трудом сдерживая падающие с места схватки большие камни.

Серебристый дракон мотнул мордой, видимо прогоняя дурноту от удара, и заваливаясь на раненное правое крыло, тяжело взлетел, намереваясь продолжить поединок.

Я сжала кулаки, неотрывно наблюдая за ним. "Ристар... прошу тебя, оступись. Ты же знаешь что он сильнее и опытнее. Тебе не победить"

Удар хвостом, от которого Ристар еле увернулся. В ответ росчерк мощного пламени, ушедший дугой за горизонт. Два дракона вновь вцепились друг в друга, стремясь порвать оппонента на куски.

Но короткая схватка почти сразу же выявила фаворита. Неожиданно для всех Ристар, будто ощутив второе дыхание, повторил прием противника и, окутав его тугой пеленой силы, со всего маху впечатал пока не сбросившего путы дракона в скалу.

Грохот. Скала вновь затряслась и натужно затрещала. Сверху посыпались отвалившиеся валуны размером с горного барана.

Зангерел зажмурившись, вцепился в мой рукав. Барьер внезапно засиял былой силой с легкостью отбив камни. Но только на пару мгновений. Как только камнепад закончился, Хранитель знаний упал в обморок, будучи сразу подхваченным мной и Хасшером. Защитная преграда, на прощанье мигнув, исчезла, с шипением растворившись в воздухе.

Святые прародители! Треща и осыпаясь мелкими камнями, от скалы прямо над нами стал отделяться большой валун, раза в четыре больше меня.

— Чтоб тебя предки драли за хвост, Зангерел! — я без жалости била по щекам обессиленного и осунувшегося Хранителя знаний, который совсем не реагировал на мои потуги. — Нашел время спать!

Подхватить два балласта и перекинувшись, взлететь я не успевала — как только перекинусь, вмиг придавит валуном, а тут для маневра нет места. Крылья переломает или хребет. Успею только одной.

— Хасшер, — рыкнула я на ребенка. — Барьеры ставить умеешь?

Моей силы не хватит даже замедлить этот камень. А вот братец Ристара талантлив...

— Я...

Валун, с грохотом отделившись, стремительно набирая скорость, покатился на нас. Не ведая что творю, я прижала ребенка и бессознательную тушку Хранителя к себе, стремясь их хоть как-то защитить.

Все-таки надо было бежать одной.

Я, тяжело дыша, резко села в постели. Волосы встали дыбом, сердце бешено стучало, а руки дрожали. Какой реалистичный кошмар...

Уже стало темно.

По вечерам, так повелось еще с первого дня похода, чтобы лучше друг друга узнать и сплотить отряды, воины рассаживались возле костров и, прихлебывая из фляжки медовуху, начинали травить байки. Байки получались красочными, порой воины, не стесняясь в выражениях, размахивали руками и другими частями тела для пущего эффекта и понимания сути рассказа. Иногда все заканчивалось дракой или поисками во тьме ночной новых приключений, после которых утро "герои" встречали в лазарете (всех почему-то манило в сторону палаток воительниц).

Несмотря на то, что поход условно закончился, традиция не прервалась. Как только на лагерь опустились сумерки, бравые мужи кланов собрались возле огромного пылающего костра, дабы почтить память своих погибших братьев и сестер по клану и бросить в огонь жертву Повелительнице Несфее, за здоровье раненных.

О драконе и проваленном задании короля никто не вспоминал — еще свежо были в памяти тот ужас и бессилие, которое все испытали, когда почувствовали на себе мощь твари Тасхель. Принцессу уже никто не надеялся найти в живых, да и от отряда осталась только кучка отщепенцев, что день ото дня хранят покой мертвых и выхаживают раненых. Торопиться и возвращаться домой, чтобы "обрадовать" новостями о любой дочурке короля, никто не спешил — еще слишком ярок был позор в памяти, да и те, что в панике разбежались, как только своды пещеры стали рушиться, могли и сами доставить своим кланам новости. Вот только кто же доложит об этом Евландию? Капитан Герлиус, что вел от имени короля поход погиб, а идти добровольно в столицу, чтобы доложить о провале миссии... нет, это конечно честь умереть от руки короля, но никого не прельщало оказаться раньше времени в чертогах Варланга. Конечно, можно созвать Совет кланов, тогда казнить гонца за плохую весть властитель Дархлена побоится, но все равно никто не спешил доставлять вести правителю.

Я и несносный драконыш, что своим нытьем за день довел до белого колена стряпух, тихонько наблюдали издалека за собравшимися войнами. И как этот детеныш умудрился разозлить воительниц, что раньше сюсюкались с ним как с младенцем, с умилением наблюдая за каждым его действием?

Оказывается, пока я отдыхала в палатке, у мальчишки проснулась жажда деятельности, и неуемная энергия ребенка вылилась на ни в чем неповинных женщин, раненых, когда драконыш на мгновение юркнул за Калой в лазарет, и вернувшихся с охоты воинов. Персональное бедствие лагеря убийц драконов прошло неистовым смертоносным ураганом не щадя никого. Не знаю, что умудрилось это дите натворить за неполный день, но как только я проснулась и встала на ноги, мне всучили ребенка чуть ли не со слезами счастья на глазах, с чего-то решив, что слушаться неугомонный проказник будет только меня. Прелестно, пока я спала, мелкий дракон чуть не разрушил до основания лагерь бесстрашных воинов.

Возле костра шутливо переругиваясь и хохоча во весь голос, сидели всего семь человек. Предатели... Повесили на меня эту беловолосую проблему, а сами продолжили наслаждаться жизнью как ни в чем не бывало. И главное не объяснили, что натворил этот маленький изверг, а сам он молчит, аки партизан в стане врага.

Я злилась, все еще переживая из-за вероломства боевых товарищей, источник всех моих бед, в кои-то веки успокоившись, благоразумно помалкивал, занимаясь важным делом — булькал в кружке морс. Мне приходилось постоянно за ним следить, чтобы Амару не ляпнул лишнего перед всеми и так днем, как видно, устроил всем веселую жизнь.

Воины не дураки, а мне еще было плохо после встречи с ходячими, даже защитить себя толком не смогу — тело словно ватное и мышцы нестерпимо болят, когда резко дернусь, а спина... хоть ее и вылечили, но у меня такое чувство, что я ее застудила. Паршивое состояние, а тут еще следи за этим мелким недоразумением, да и подкладывай ему постоянно еду, чтобы заткнуть хоть чем-нибудь его излишне болтливый рот.

Понаблюдав немного за Амару, который с неподдельным интересом выдувал из морса пузыри, я не выдержала и спросила:

— Ну и зачем ты так делаешь?

Мальчишка лишь пробулькал что-то неопределенное. Потом все же соизволил оторваться от своего увлекательного занятия и заскулил, заискивающе смотря мне в глаза:

— Мне ску-у-учно.

— На, — я протянула ему жареную рыбу, нанизанную на ветку. — Кушай.

— Не хочу, — наморщился Амару, отмахнувшись от моей протянутой руки. — Я уже наелся. Еще немного, и она мне будет сниться в кошмарах.

— А чего ты хочешь? — обреченно вздохнула я. Видимо мой план занять его рот едой только что с треском провалился. Хотя... — Может еще одну порцию гречи с мясом?

— Неееее... Еще немного и я лопну, — ребенок нагло прижался ко мне и стал рассматривать сидевших возле костров воинов. — Ой, Элис, смотри! Тот дядька на нас смотрит!

— Который, — я скучающе взглянула на воинов, рассевшихся возле костра, что в данный момент горланили песни, которые не предназначались для детских ушей. Наш знакомый Кастиен с бутылкой наперевес, раскрасневшись от алкоголя и безбожно фальшивя, исполнял куплет из баллады "О славном Ульфрике[1], победителе коварных речных дев". Со всех сторон ему подпевали воины на разные лады.

Хотя нет... не все предались всеобщему безумию и в свои фавориты записали повелительницу музыки Илиду[2]. Хотя, наверное, та, прислушавшись к этой какофонии звуков, немедленно зажала бы уши, чтобы не травмировать свою тонкую божественную сущность. По крайней мере, я с трудом разбирала сквозь громовой хохот и разнобой голосов, примерные слова похабной баллады хоть и знала ее наизусть... да и чего греха таить, вполне недурственно исполняла.

Его трудно было не заметить. Воин сидел отдельно от остальных, его мрачный взгляд черных глаз одновременно завораживал и пугал. Замерев в тени, словно слившись с ночью, он неотрывно наблюдал за нами, что-то словно выискивая. Выжидая. Как притаившийся хищник.

Невольно моя рука легла на рукоять кинжала. Заметил. Его губы дрогнули в едва заметной улыбке, и воин отвернулся от нас, заведя разговор со своим соседом.

Странно. Не нравится мне это. Сильно не нравится. Веяло от него чем-то не хорошим... не опасным, но словно гнилым... Тонкий запашек на грани восприятия, словно гнил он изнутри.

— Элис, — неожиданно за спиной раздался голос, отвлекший меня от внезапного наваждения. Я повернулась и увидела Аргона с тубусом. — Я принес список. Давай только по-быстрому, а то, небось, без меня всю бражку оприходуют.

Сердце внезапно застучало быстрее, а душа замерла в напряжении — вот сейчас я узнаю, что стало с моими друзьями. Было страшно заглядывать в список, но одновременно хотелось поскорее узнать мучавшие меня доселе вопросы.

Полчаса назад, как только я пришла в себя и после осмотра Карлы была отпущена из палатки, я нашла Аргона, крепкого воина из южного клана Серых Рысей, что мне невольно напомнил Рика, и попросила показать его список выживших воинов.

И вот сейчас...

Взяв из рук мужчины кожаный тубус и непослушными от волнения пальцами отцепив ремешки, достала свиток слегка желтоватой бумаги. Бережно развернув его, я жадно вчиталась в строки. Сердце застучало быстрее, руки тряслись, от чего руны невольно заплясали по пергаменту, и я все никак не могла уловить смысл прочитанного.

Подавив в себе первый приступ паники, когда, пробежав глазами по строчкам, не нашла имен своих братьев по клану, я еще раз внимательно вчиталась в рунную вязь, мысленно проговаривая про себя руны, чтобы смысл слов больше не ускользал от разума, как в первый раз.

Тридцать строк... всего лишь тридцать имен и я никак не могу найти в нем Рика и Гелиона! Растерянность и недоверие сразу же пришли на место волнению. Я в третий раз читала строки, стараясь не дать воли эмоциям. Среди них не было моего клана... среди них не было ни Рика, ни Гела... Что мне делать? Неужели они и вправду остались в пещере? Неужели они погибли?

Будто во сне я скатала в рулон свиток, вложила его в тубус и передала его Аргону.

— Спасибо, — мой голос звучал так отчужденно и равнодушно, что мужчина сочувственно похлопал меня по плечу. Амару прижался к боку крепче, пытаясь по-своему утешить. А мне стало так горько и больно на душе, что захотелось просто взять и, наплевав на честь рода, зареветь в голос, костеря Хасфея за такую судьбу. А я ведь верила, что они живы, так наделась...

Как жалка бывает надежда, когда от всех твоих молитв Повелители отмахиваются, словно от надоевшей мухи. Мои единственные друзья ушли без меня в чертоги Варланга. Не они же мне всегда говорили, что никогда меня не оставят? Что вернуться даже из глубин Тасхель, ибо я одна обязательно натворю дел, после которых будет краснеть весь клан? А сами...

— Вообщем... не все уж так и плохо, — Аргон неумело растянул губы в улыбке, совсем не собираясь убирать свою руку с моего плеча. — Подумай как им хорошо с предками, сразу станет легче... Как-то так... Я по правде... — он вздохнул, неосмысленным взглядом посмотрев в сторону костра, возле которого веселились воины. — У меня ведь сын умер. Совсем дитя... думал, что если будет поближе ко мне, то уберегу, а он... Молодость горячна... Нда... знаешь, бражка прекрасно затупляет боль, особенно если нестерпимо болит, — он положил ладонь себе на грудь, — вот здесь.

— Я...

— Ты ведь молодая, вся жизнь впереди, — продолжал воин, невольно сжав в руке тубус. Хоть он и пытался хоть как-то приободрить меня, в его глазах было столько боли, что у меня защемило сердце. Нет, нельзя плакать, это позор... — Это я вот старик, а у тебя... — он нахмурился, пытаясь собрать мысли воедино. — На твоем полотне жизни нет вины перед теми, о ком ты сейчас горюешь, а вот я... на мне лежит вина за смерть сына и мне... Расхей меня не простит, ведь я предал собственную кровь... чертоги для меня навсегда закрыты, а у тебя еще вся жизнь впереди... Нда... — он тряхнул головой, убирая ненужные мысли. — Что-то я разговорился.

Воин южного клана открыл зубами пробку, сделав большой глоток из кожаной фляги. Бражка потекла по усам, намочила бороду, но Аргон лишь вытер рот рукавом и, даже не попрощавшись, нетвердым шагом пошел к остальным. Воины поприветствовали вернувшегося товарища трелью новой песни о похождениях Ульфрика, но уже в логове неприступных троллиц. Забавным был воином этот Ульфрик, любил экспериментировать.

Может и мне присоединиться к собратьям по ратному искусству? Забыться в хмеле, лишь бы не вспоминать все то, что пришлось пережить?

— Я тоже по маме скучаю, — прошептал Амару, уткнувшись носом мне в рукав. — Сильно-сильно аж дышать трудно. Но если я буду плакать и вспоминать ее, Элис ведь рассердится? — он посмотрел мне в глаза, пытаясь получить ответ на свой вопрос. — Да и мама, она всегда расстраивается, когда я плачу, а я ведь ее не хочу огорчать. Честно-честно! Я вот решил всегда улыбаться и никогда не грустить. Ведь мама любит, когда я смеюсь и Элис так радостней, ведь так?

Я не успела ничего ответить, так как совсем рядом услышала уже засевшую в печенке любимую песню пьяных воинов:

О славный Ульфрик где ж ты был

и подвиг ... ик... ратный совершил?

Я был у дев речных долин -

три ночи ел, три ночи пил,

любил я их недели пять,

чтоб все подробно рассказать.

Хвосты...

— Кастиен? — из-за ближайшей к нам палатки покачиваясь, вышел раскрасневшийся воин северного клана, на ходу подтягивая штаны. На отклик он круто развернулся, замутненный взором посмотрев в нашу сторону.

— Хвосты... ик.... Хвосты... — попытался он вспомнить стоки песни, но внезапно застонав, обвиняюще посмотрел на меня, — ну вот, дракона мне в зад, сбила! Я ведь щас ее не вспомню... Хвосты драконьи... с шипами... ласкал наш славный У-у-ульфрик.... Нет, это вроде из другой баллады... да как же там...

— Кастиен!— зашипела я на подвыпившего воина, предусмотрительно закрыв руками уши Амару. Не хватало еще, чтоб он слышал эти завывания. А то у этого глупого драконыша ума хватит растрепать это бред на всю округу или же попытаться исполнить "желание" своего спасителя.

— Хвосты-ы! — уперто проговорил он. — Да, дракона мне в зад, куда ж он засунул эти хвосты! Милаха, а ну цыц! Не мешай вспоминать песню, мне ж ее еще петь!

— Здесь дети, Кастиен!

— А, точно, малыш Амару. Тоже герой, — согласно кивнул он. Я с облегчением убрала ладони с ушей мальчишки. — Попросили его сегодня выплеснуть помои, так он как-то умудрился целую бочку вина уничтожить.

— Что он сделал?

— Эта вода странно пахла! — попытался оправдаться ребенок. Я с недоумением воззрилась на него. — Я подумал, что она испортилась!

— Если б не остановили, так без выпивки остались. Он ж залез в святую святых! — мужчина патетично поднял палец вверх. — В кладовую! И нашел там залежи высокоградусных сокровищ!

— Но я же не специально! Я хотел помочь!

— Он умудрился выкатить бочку на улицу! — продолжал разоряться Кастиен, горюя об этой невосполнимой утрате. — А открыв — жестоко уничтожил!

— Выкатил? — поразилась я силенкам детеныша дракона. — Она ж на литров пятьдесят будет...

По спине пробежали мурашки... ведь это же значит, что необычную силу Амару увидели из лагеря многие.

— Ну... не на пятьдесят... — Кастиен поморщился, подробнее припоминая тот случай. — Если по правде — в ней было меньше половины. Кто-то умный в обход кухарок смог свиснуть винца. Если б не этот герой, никто б и не заметил. А как Карла узнала, что ее надула какая-то наглая волосатая морда... — он вздрогнул. — Эта баба вообще грозилась нас на воду посадить.

— Мне даже пряник дали, — шепнул мне детеныш дракона, тайком от воина показывая сладость. — За помощь.

— А чего не ешь? — удивилась я. Дети обычно быстро уминают за обе щеки сладости.

— Я тебе его хотел дать... — он покраснел, — но забыл. А сейчас вспомнил. Будешь?

Пряник был размером с кулак, наливной, медовый, с белыми прожилками сахарного сиропа. И пах по-особому: выпечкой, с толикой душистой мяты и сладкого меда, терпким ароматом орехов, что были спрятаны глубоко внутри пряника, как маленький сюрприз сладкоежкам.

Это был поистине королевский подарок для любого ребенка, но мальчишка почему-то так не считал. За свою жизнь я всего лишь пару раз отведала пряники и не потому что не любила, а потому что не давали, считали, что нельзя баловать. А потом, когда выросла, к этим сладостям я охладела настолько, что на пирах даже не смотрела в их сторону. Нет, мне всегда нравилось в пряниках то, что они были недоступны... Запретное всегда манит юные сердца.

А этот даже и не ценит того, чего я была лишена в детстве. Одно слово — дракон.

— Ешь сам, — я повернулась к Касу, решив спросить у него то, что не давало мне покоя. Но Кастиен, увидев, что я отвлеклась на мальчишку, неспешно зашагал в сторону костров, снова став бубнить себе под нос балладу. Даже не попрощался, хрыщ с косичками.

Я встала с бревна и пошла к нему, но поддавшись внезапному порыву, с любопытством обернулась назад.

Беловолосый ребенок удивленно покрутил в руках пряник, понюхал его, поморщившись от непривычного запаха, и осторожно куснул. Миг — и его глаза заблестели от удовольствия, щеки налились румянцем, а губы невольно расплылись в улыбке. Не теряя ни мгновения этот обормот уплел пряник за обе щеки и довольно щурясь, уставился на меня. "Теперь ведь не отстанет, — невольно подумалось мне. — Пока душу не вытрясет за пряники".

— Кастиен! — окликнула я мужчину, чтобы он остановился.

Воин недоуменно обернулся, оторвавшись от своих мыслей, и, нахмурившись, посмотрел на меня:

— Ну чего тебе, милаха. Меня мужики ждут — складно бренчать на лютне не каждый сможет.

— Да я мигом, — махнула рукой я, подойдя к нему. Посмотрела на воинов, рассевшихся возле костра. — Слушай, ты же всех в лагере знаешь?

— Ну... — согласно кивнул он и приложился к фляге, от которой повеяло смородиновкой. Внезапно захотелось тоже хлебнуть чего-нибудь горячительного, но нельзя: пока не избавлюсь от этого непутевого детеныша, мне нужно оставаться в трезвом рассудке. Да и смешивать спиртное с лекарствами, которыми в меня напихали стряпухи, не желательно. Так что сегодня я пью только морс, как и завтра, и послезавтра... Печально... И почему страдать должна одна лишь я, пока эти морды себе на радость напиваются?

— Кто это? — я кивнула головой в сторону того странного воина, что весь вечер не сводил с меня глаз. Вязь Неба говорила, что он из южного клана, клана Бурых волков, да и внешность уроженца тех мест. Взгляд у него цепкий, изучающий, сам он не высокий, и по сравнению с другими воинами какой-то мелкий, хрупкий, да и доспех на нем легкий — возможно я ошибаюсь, но мне кажется, что либо он боец дальней дистанции, либо разведчик.

Хотя, Тасхель его знает...

— Суслик? — удивленно вскинул брови мужчина. Я изумленно посмотрела на северянина. Помнится, он что-то говорил о нем, когда нас встретил в лесу... — О, его уже из лазарета выпустили?! Неужто голова в порядке?

— Суслик? Этот тот, который на голову ушибленный?

— Ага, Карлес... Калас... Тьфу ты, поганое имя, никак запомнить не могу! Сломать язык можно, дракона мне в зад!

— Ясно... А ты хорошо его знаешь? — червячок сомнения грыз меня изнутри, мешая спокойно отнестись к тому человеку. Что-то в нем странное, пугающее, может это из-за того, что у него с головой проблемы?

— Да так... — скривился мужчина, не отрывая взгляда от Суслика. Тот заметил повышенное внимание к своей персоне, повернулся и отсалютовал Касу флягой. Воин натужно улыбнулся и также поприветствовал знакомого. — Нелюдимый он, мало говорит. Раньше я его пару раз видел, нормально общались, а после дракона, как подменили — только об этих тварях и твердит. Мерещатся ему они повсюду, но я-то думал, что от пережитого. У нас многие, как только спаслись с пещеры сразу по коням и подальше от этого проклятого места, — Кастиен нахмурился, собираясь с мыслями. Еще раз сделал глоток из фляги. — Но вот как ходячих встретили, так он и слетел с катушек. Все ему казалось, что мертвяки его прокляли, бросался на меч, мол, убейте меня, пока нелюдем не стал. Мужики его повязали, сдали Карле... Видать, раз отпустили, пришел в себя, — он нервно рассмеялся. — Смешной он, а как байки травит, когда напьется — умора... А тебе, кстати, зачем про Суслика знать надобно?

Так значит с головой у него не все ладно, на меч бросался... О Вересхей, только этого мне не хватало — в поклонниках не пойми кто.

— Весь вечер в мою сторону смотрел, — решила я не скрывать правды. — Взгляд мне его не нравится.

Кастиен замер и как-то странно на меня посмотрел. Усмехнулся, хлопнув по плечу, от чего я чуть не присела:

— Да не волнуйся, я еще трезвый. Если что — защищу.

— Верю, — поморщилась я от хлопка: мышцы до сих пор болели, да и спина не до конца прошла. Хорошо, что говорить могу без проблем, настойки Жоржины творят чудеса. — Но я уж как-нибудь сама.

— Забавная ты, элисин, — воин северного клана едва заметно улыбнулся, снисходительно посмотрев на меня пронзительными светлыми глазами. — Ишас келэ... Вот только сама не знаешь, чего хочешь.

— Эй, Кас! Ты чего застрял?! — вдруг закричали воины, сидящие возле костра. Засвистели, привлекая внимание северянина. — Хватит с девкой лясы точить! Картошка стынет, ты смотри — не оставлю! А медовуха уже закончилась! Счас и вина убудет!

— Эй!!! — искренне возмутился Кастиен, тряся кулаком. — Бран, дерьмо драконье, я тебе сейчас за медовуху руки оторву, а кружку знаешь куда засуну?

— Куды? — раздался басистый хохот. — Туды куды тварей посылаешь? Хватит рыжей глазки строить, пшли сюды!

— Бран, морда хитрожопая, я же просил тебя оставить мне медовуху! — искренне возмутился северянин, видно верил в порядочность того воина. — Ты ж даже согласился!

— А шо я! Это ты полночи где-то шлялся, а я виноват?! — сразу стал оправдываться тот. — Эк брат, не справедлив!

— Прости, элисин, — поморщился северянин, не отрывая взгляда от воинов. Тот, кого звали Браном, надрубил секирой небольшой бочонок и сейчас наливал вино в подставленные кружки. — Потом.. как-нибудь поболтаем...

— Меня зовут не Элисин, — недовольно пробурчала я, смотря вслед резво уходящего воина. — А Элис.

Вот так всегда. Не смотря на то, что по законам воительницы равны с воинами по правам, но вот на деле некое пренебрежение все равно остается. А сейчас вообще "лисой" назвали... Ну хоть не милахой.

Женщины от природы слабее мужчин, и не каждая воительница решит ходить в громоздких пятидесятикилограммовых доспехах или же сможет с одного кулака свалить бешеного мустанга. Нас обучают другому пути — пути не силы, а ловкости. Сражаться на средних и дальних дистанциях, а если заставили принять ближний бой, то быть гибкой, уметь уходить от атак и иметь представление, куда бить, чтобы быстро обезвредить врага.

Я вновь уловила на себе изучающий взгляд воина из южного клана. Точно, похож на суслика...грызун мелкий.

И все-таки не нравится мне все это...

* * *

Уходить поздно ночью, за несколько часов до рассвета — в другое время я бы решила, что это глупость на грани безумия. А я себя считала здравомыслящей, единственной, кто хоть как-то мог придержать за узды авантюрного Гелиона и любящего по-пьяни побуянить Рика. Но вот ждать рассвета и, как все нормальные люди, попрощавшись, отправиться в путь, я не смогла.

"Не тот случай", — решила про себя я и, написав короткую записку Аргону (я сомневалась, что стряпухи умели читать), где наплела ему с три короба про причины своего внезапного ухода, вроде "как единственная оставшаяся в живых из клана должна уведомить главу о сложившейся ситуации", стала собираться к отъезду.

Меня изнутри съедало тревожно чувство приближающейся беды. А внутреннему голосу я доверяла, ибо только он помог мне выходить сухой из безнадежных ситуаций. Я и так сильно задержалась в лагере, выясняя судьбу своей команды. Мне надоело каждое мгновение бояться, что секрет Амару может быть раскрыт и меня, как сообщницу, поведут под трибунал, отрекут от рода и клана, поставив проклятое клеймо. А что сделают с детенышем, даже страшно представить... уж слишком много людей полегло в пещере, родных тех, кто сейчас заливали боль от потери на вечерних пьянках. И если я могу, из-за того, что немного дольше общалась с дитем твари Тасхель, из жалости подарить ему быструю смерть, то остальные не так великодушны.

Ситуация, в которой я оказалась по вине одного неосторожного драконыша, была похожа на хлипкую плотину — стоит убрать бревно и бушующий поток затопит всю долину.

Для меня же сигналом к отправке стало странное внимание того воина из клана Бурых Волков. Этот клан охранял границу королевства от недружественного соседа, постоянные стычки с талкийцами развили у дочерей и сынов клана обостренное недоверие и подозрительность. Этим объясняется и странное нелюдимое поведение Суслика, ведь поиск потенциальных врагов среди товарищей для этого клана было обычным делом. А тут ребенок, причем ребенок с внешностью таклнийца и воительница, возле которой он постоянно ошивается. Причем воительница выжила при неясных обстоятельствах, а как только очнулась, то подверглась нападению одержимого и ходячих, и мало того что спаслась, так еще вышла из боя почти невредимой. Даже я себя бы стала подозревать, не то что этот южанин.

Вообщем, мне хватило меньше часа на сборы.

Много вещей я брать не стала, только необходимое: запасной лук Гела с колчаном стрел, набор длинных кинжалов Рика, (он их ласково называл "зубочистки для чучел"), свою запасную одежду, пару рубах Гела, спрятанный в тайнике в палатке мешочек с монетами, карту, огниво, спальник... два спальника, и остальное по-мелочи. Палатку я решила оставить, вместе с громоздкими запасными доспехами Рика и остальными вещами парней. Все ценное они всегда носили с собой, только монеты мы всегда зарывали в тайнике, на всякий случай. Конечно, я могу утащить все, но оно мне надо? Сейчас надо уходить налегке, вернуться за оставленными вещами при необходимости я всегда успею... возможно.

Провиант я взяла из кладовых, добавив к нему неприкосновенный запас команды, который значительно поредел в связи с поползновениями к нему ненасытного лучника.

Погрузив все это на лошадь и предусмотрительно закрепила сбоку от седла лук, я посадила перед собой сонного Амару, привязав его к себе широкой лентой, чтобы не случайно упал, и, стараясь вести коня как можно тише, покинула лагерь.

[1]Герой Ульфрик — любвеобильный герой древности, прославившийся не своими подвигами, а похождениями среди дам разных рас. Про них сочинено множество баллад совсем не невинного содержания. Он герой многих анекдотов, а его мемуары — настольная книга каждого уважающего себя воина. В единственном университете королевства — Научном Доме Данстейна, уже больше столетия идут непрекращающиеся дебаты среди летописцев насчет противоречивой фигуры Ульфрика и его вклада в развитие культуры. Летописцы-противники творчества этого героя, отказываются упоминать в летописях, даже намек на существование такого персонажа в истории, ибо цитирую: "Это не есмь герой, а позор Илиды и пусмь все летописи с ним сгорят, дабы наши потомки не знали срама предка".

[2]Илида — одна из восьми повелителей судеб. Покровительница менестрелей, летописцев и ваятелей. Та, кто олицетворяет собой безграничный поток небесной музыки, вдохновение и красоту. Интересно то, что желая обрести красоту тела, обращаются к Несфее, а духовную и красоту предметов, животных — к Илиде.

Глава 5

Поселение драконов Расмэлель, Зал собраний Старейшин.

Входящее солнце лишь коснулось лучами заснеженных пик Северных гор, сонные драконы только начали выходить из подземного города, чтобы размять крылья на свежем морозном воздухе, а на верхнем уровне Расмэлеля, в зале собраний Старейшин уже чувствовалась напряженная атмосфера.

Если огромную библиотеку Расмэлеля по праву можно было назвать сердцем древнего города, хранящим знания со времен Прародителей, то каменный зал с узорчатыми фресками и барельефами на стенах и потолке являлся его разумом, ибо именно там решались все важные вопросы, касающиеся рода Матери Прародительницы. Темные мраморные барельефы с вкраплением кварца, оникса и переливов опала — история драконов с подачи древних мастеров оживала в лучах бессметного светила Расмэлеля.

Древние, все так же, как и раньше, строго взирали на потомков ясным взором коричневато-желтых ониксов, храня вековое молчание на все решения Старейшин. Лишь иногда в их взгляде можно было отыскать легкое сожаление о той судьбе, на которую они поневоле обрекли свой род.

Золотой век драконов, упоминания о котором затерялись в пыльных библиотечных фолиантах, давно прошел. Большая часть знаний сгорела в неистовом огне трех войн; все, что осталось нынешнему поколению — это жалкие крупицы, понять которые уже не представлялось возможным, оставалось лишь хранить. Одной такой неразгаданной тайной стал сам город, который до конца не могли понять даже Старейшины. Почему именно этот зал определили Прародители как "ара исшаль ин арэони" — там, где легко думать?

Ристар чувствовал силу, которая обвила эти залы, уходя корнями глубоко в горы, ощущал ее воздействие — ясность разума, легкость во всем теле и непоколебимое чувство уверенности в своих силах. Но он все равно их не любил. Ему казалось, что все это обман, глупая шутка Прародителей, которые решили наказать своих самонадеянных потомков, давая ложные надежды на решения всех их проблем.

Ведь именно здесь молодой дракон слышал самые худшие новости своей жизни — сначала смерть отца, потом матери, попытка Старейшин отобрать у него и его брата их ареал, передав опеку постороннему роду, навязывание проигрышной дуэли, изгнание Ваниши... А теперь, похоже, он сам стал вестником беды. "Что за злой рок, святые Прародители, — вздохнул тень драконов. — Ненавижу это место".

Зал был скудно обставлен. Старейшины не решились ничего менять, оставив все как было со времен Прародителей — круглый каменный стол, да двенадцать кресел, по числу родов с наследием предков. Единственное, что было по душе Ристару — это огромные окна, занимающие всю левую стену от входа, которые открывали поистине захватывающую дух панораму на родной город с высоты птичьего полета. Ему казалось, что он парил над Расмэлелем без крыльев, оберегая его от невзгод, и это чувство щемящей тоской разливалось в его сердце, придавая сил на борьбу за благополучие драконов.

— И долго их ждать? — буркнул тень драконов, постукивая пальцами по каменному столу. — Скорее мир вернется в Первородный Хаос, чем эти дряхлые хрыщи оторвут свой хвост от постели и сделают всего пару шагов!

Зангерел возвел очи к резному гранитному потолку, решив проигнорировать тираду друга. Он с самого утра ходил мрачнее тучи, будто ожидая самые худшие новости. И если Хранитель знаний мог пропустить мимо своих чутких ушей раздражающее постукивание пальцами, то слушать уже более часа брюзжание Ристара ему было явно не под силу. Хорошо, что отвлечься Зангерелу помогал взятый из Библиотеки фолиант, который дракон, сидя за противоположной от друга стороне стола, сейчас читал.

— Ты сегодня сам не свой, — хмыкнул Хранитель знаний, бережно переворачивая страницу. — Не с той ноги встал? Или Хасшер вспомнил детство и снова вылил на тебя ушат ледяной воды, чтобы любимый братик проснулся в хорошем настроении?

Ристар поморщился, припомнив, как восемь лет назад любил развлекаться его брат: то подкладывая ему в постель живых скользких рыб, то где-то достав мед диких пчел и ощипав из соседнего ареала курицу, однажды устроил ему несколько веселых побудок. А про кусачий порошок на одежде, ледяной душ в постели и остальные мелкие проказы брата молодой наследник рода Веяру, даже не хотел вспоминать.

— Нет, — недовольно проворчал тень драконов, подперев рукой голову, — да я и не спал.

— Правда? — Зангерел оторвался от книги и обеспокоено посмотрел на друга, тот все утро молчал, отказываясь разговаривать. — А что же тогда делал?

— Думал, — поморщился дракон. — Гулял. Ареал рода Иссашель выглядит еще более... заброшенным.

— Так дело в ней, — слегка улыбнулся он. — А я все не мог взять в толк, почему ты все утро ходишь как в воду опущенный? А ты гулял лишь по ареалу рода Иссашель. Ристар, — вздохнул доверенный Старейшин, пристально смотря на друга, — уже прошло восемь зим. Хватит себя винить.

Ристар промолчал, где-то с минуту рассматривая тонкий орнамент рунической вязи на столе. Ваниша... Строптивая драконица из рода Повелителей миров[1] была последней надеждой на счастливое существование драконьего племени, но вместо того чтобы помочь — предала все. А ее ареал с каждым годом все больше превращается в руины, на потеху соседским детенышам, что устроили в нем убежище и площадку для игр.

— Дело не в этом... — устало проговорил он, потерев переносицу. — Просто... Зан, ее ареал всегда был полон кустов камелий, а сейчас там один холодный камень. Но ведь кусты должны цвести! Светило ареала поддерживает энергия рода, но такое чувство, что рода попросту нет!

— Ее же изгнали, Ристар. Поэтому ареал вместе с ней погиб. Ты этого просто не заметил, так как через три месяца улетел на задание, а светило ареала потухло только через два года. Ты знаешь я... — Зан отложил в сторону книгу, неловко потеребив край атласного одеяния. Ему всегда было трудно признаваться в своих слабостях, особенно другу, но тогда он просто не мог поступить иначе. — Конечно, я не люблю цветы, да еще держать растения в Библиотеке не рекомендуется, но один кустик камелий мне все же удалось сохранить.

— Зан... — Ристар даже пристал со стула, в новом свете увидев своего друга. Ведь он прекрасно знал, как что Хранитель знаний никогда не любил эти кусты, как и большинство растений из-за того, что боялся, что они могли навредить его бесценным фолиантам, и тень драконов всегда посмеивался над его иррациональными страхами. Но нелюдимый, порой даже мнительный дракон с кучей нелепых фобий смог его поразить — принести куст камелий и куда? В свою святую святых — Библиотеку?

— Что Зан? — проворчал золотоволосый дракон, с преувеличенным интересом рассматривая обложку фолианта. — Эта жертва была принесена только во имя великой крепкой дружбы и то, находиться каждый день в окружении этих пахучих белых растений было невыносимо. Я как древний герой баллады терпел все невзгоды, что обрушивались на мою голову эти восемь зим, с нетерпением дожидаясь того, когда ты вернешься... Знаешь, — Зангерел вдруг возмутился. — Как я долго добивался того, чтобы Живницы выдали мне хорошей земли для куста? Это не драконицы, а настоящие летучие мыши-кровопийцы!

— Спасибо, — улыбнулся Ристар, с теплотой смотря на друга. — Я ведь тебе не говорил, но это я подарил Ванише камелии, — Зангерел удивленно приподнял бровь. О таких подробностях личной жизни друга он даже не догадывался. — Мы тогда были детенышами, я впервые сбежал из города, как мне тогда казалось на свободу, — беловолосый дракон грустно улыбнулся, погрузившись в воспоминания. — Была светлая ночь. Я уже летел несколько дней, все дальше на юг, хоть устал неимоверно, но никак не мог остановиться. Мне казалось, что если я приземлюсь, то больше не смогу сделать и взмаха. Глупый был, самонадеянный. Конечно же, я сорвался, и упал во двор каких-то знатных людишек. Прямо в кусты, — дракон усмехнулся. — Прихожу я в себя в человеском обличье, а вокруг меня белые цветы. Нет, ты представь, море белых камелий. Мне тогда казалось, что они сияли в ночи каким-то неземным светом. Это так поразило, что я подумал, мол, если они сияют на поверхности, как они будут сиять у нас, в городе? Понравятся ли Ванише цветы? Меня так захватила эта идея, что я, плюнув на все, просто сорвал куст поприличнее и рванул обратно.

— Из-за камелий? — скептически усмехнулся Зан. Упрямый и решительный тень драконов, не слишком вязался с тем пугливым и переменчивым детенышем.

— Ну... не совсем, — Ристар решил рассказать другу всю историю, какой бы неприглядной она не была. Он всегда ее чуток стыдился, вспоминая, что тогда натворил. И никому не рассказывал, потому что ему тогда казалось, что если Старейшины об этом узнают, то изгонят его из города. — Тогда я своим падением и игрой в садовника перебудил весь особняк, довел до истерики, вроде это была хозяйка дома... Сумасшедшая дама, — он поморщился, — в исступлении визжала: "Дракон! Дракон! Он крадет мои камелии!". В меня начали стрелять из арбалета. Откуда-то набежало куча народа... В общем, я тогда здорово испугался и понял, что мне милее родные стены, а люди просто психи. Из-за какого-то куста, и стрелять из арбалета?

— И ты вернулся?

— Ну... не совсем. Я поплутал еще по округе, распугав мирных жителей. Они орали на меня, стреляли... хотя я точно помню, один прокричал, что я перепутал девку с кустом. Мне стало так страшно и... стыдно, что я, невзирая на усталость, как укушенный в хвост помчался в общину. — Зангерел фыркнул, представив все действо. Теперь ему стало ясно, почему Ристар так не любил говорить о некоторых моментах своей юности. — В детстве она была замечательной девчонкой, и когда я принес куст, знаешь, что она сказала? — Зангерел отрицательно покачал головой. Та Ваниша, которую он знал, сказала бы много, но ничего приличного, а потом дала своему собеседнику тумака, за то, что он отнял у нее драгоценное время. — "Зачем мне цветы?". Я растерялся, и промямлил что-то вроде: "Человеческие девочки любят цветы". На что она задумчиво кивнула, чмокнула меня в щеку и просто сказала, что я похож на камелии.

— Что?

Ристар лишь вздохнул и поймал кончиками пальцев прядь своих длинных белоснежных волос:

— Она сказала, что мои волосы тоже сияют ночью. И что ей нравится человеческий подарок.

— О-о-о...

— Что делаешь такое лицо? — возмутился Ристар. Посмотрел на стол, поискав что-нибудь, чем можно было кинуть в друга. Была только книга, но она, как назло, лежала слишком далеко. Пришлось дракону просто сжать в кулак пальцы. — Мы были детьми!

Зангерел задумчиво нахмурил лоб и скрестил пальцы:

— Не думал, что вы с ней так мило... общались.

— Это был единственный раз, когда мы нормально разговаривали, — беловолосый дракон сразу скис, вспоминая последующие разговоры. — Поэтому и запомнил.

— Великие Прародители... Ристар, — сокрушенно покачал головой Хранитель знаний. — После стольких лет и я узнаю, что ты мог мило беседовать с Ванишей? Да вы при встрече сразу лезли в драку, как кровные враги! — беловолосый дракон невесело хмыкнул, припомнив, как порой он ненавидел Ванишу. Эта эгоистичная, упрямая, высокомерная драконица отравляла жизнь его каждый день. Но как бы сильно Ристар не желал ее забыть, ничего не мог с собой поделать — его все равно тянуло к ареалу рода Иссашель, к кустам тех роковых камелий, что круто переменили его привычную жизнь. А она, как только видела его, издевательски смеялась и как назло заботливо ухаживала за растениями. Растила их подобно Живницам, и через несколько лет маленький ободранный кустик превратился в колонию роскошных благоухающих кустов.

Ристар вздохнул, вновь забарабанив пальцами по столу. Он ненавидел этот зал. Не любил вспоминать прошлое. Но ему со вчерашнего вечера что-то не давало покоя, словно предчувствие какой-то беды. Сначала он решил, что просто разнервничался из-за того, что привез с собой в общину, что из-за того, что он впервые за восемь лет смог расслабиться. Но гуляя ночью по сонному городу, ноги повели его по привычному маршруту к ареалу рода Иссашель. И картина того, что он там увидел, так его поразила, что Ристар за всю ночь не сомкнул глаз. Он сидел на заднем дворе дома Ваниши, смотрел на засохшие кусты, к нему раз за разом приходили воспоминания, которые так стремился забыть и теребил в руках тонкий, плетенный из каштановых волос браслет.

Тогда он решил, что она умерла и его беспокойство связано именно с ней, но если друг говорит ему, что он ошибался... Нет, Ристар всегда безоговорочно верил Зангерелу, отдавал должное его острому уму и абсолютной памяти — дракон дословно помнил несколько тысяч книг, давно став резервной копией Библиотеки, но даже он мог ошибаться... А снежный дракон точно знал, что его ощущения относятся к Ванише, потому что если бы это было не так, он бы ни за что на свете добровольно не стал вспоминать эту изгнанную драконицу.

— Да где же их носит, — раздраженно прошипел Ристар, хлопнув по столу. Зан подпрыгнул на месте, с неудовольствием оторвавшись от книги, в которую уже успел погрузиться.

— Ты аккуратнее с раритетом, — успокаивающе поднял руку Хранитель знаний, пытаясь оценить ущерб, нанесенный древней реликвии. — За этим столом восседали сами Прародители, и я не думаю, что Старейшины обрадуются, узнав, кто сгубил реликвию общины. Давай ты продолжишь свое черное дело, когда я перепишу с него все руны?

Ристар скептически хмыкнул, уж он то друга знал хорошо и мягко говоря не верил, что за столько лет жадный до знаний и древностей Зангерел не переписал выгравированные на столе имена всех предыдущих Старейшин.

Хранитель знаний вдруг отложил книгу в сторону и заговорщески подмигнул:

— Может после собрания пойдем к Намирэлю и пропустим по стаканчику шахаррэ[2]?

— И опять гоняться по всему городу за воображаемыми эльфами? Нет, больше я пить эту зеленую гадость не буду... — тень драконов усмехнулся, вспомнив что-то смешное. — Ты знал, что у Хасшера отличная память, особенно на то, как его брат позорится?

— Но было весело, — возразил златовласый дракон. — И я своего поймал.

— А потом оказалась что это леди Герлена. Знаешь, после того случая я окончательно убедился что чем тише омут, тем зубастее твари там водятся. И зачем я тогда потащил тебя к Намирэлю?

Драконы фыркнули, вспомнив яркие моменты того вечера. Как всю ночь ловили эльфов, а потом убегали от разъяренной госпожи Герлены, что в молодости была известной человеческой воительницей, как прятались от нее в кустах камелий Ваниши и были ей пойманы. Как после, с фингалами и синяками — прощальный подарок злой разбуженной драконицы, — взлетели в ночное небо, а утром проснулись на заснеженной вершине, за много километров от дома.

— Вам весело? — вдруг раздался голос возле входа в зал.

Застигнутые врасплох драконы мгновенно вскочили со своих мест, приветствуя входящих Старейшин. Они неспешно вошли в зал собраний, снисходительно взирая на посетителей. Это были драконы в алых одеяниях: Азиндор, Кахалас и Азарогос — которые уже давно преодолели пятисотлетний рубеж и не считая Видящего, что по легендам застал самих Прародителей, являлись самыми старыми членами общины.

— Мы Вас дожидаемся с восхода солнца, — сощурил темно-зеленые глаза Ристар, пристально наблюдая за тем, как они рассаживаются за огромным столом. Он был раздражен на Старейшин за почти полуторачасовое опознание, но сдерживал себя в рамках приличия. Кресел было двенадцать, по числу родов с наследием Прародителей, но уже более тысячи лет число Старейшин не достигало и семи, а сейчас их было всего трое.

— О, юноша из рода Веяру, — садясь, с улыбкой произнес Азарогос, дракон с глубоким шрамом через переносицу. Яркие зеленые глаза с интересом смотрели на Ристара, словно дракон думал, куда бы лучше пристроить этого юношу. — А мы как раз сегодня беседовали о Вашем роде.

"Да неужели", — беловолосый дракон нахмурился. Он не любил, когда Старейшины упоминали его род, потому что кроме неприятностей ему это ничего не приносило.

— Старейшины никогда не опаздывают, Ристар, — взял слово глава Старейшин — дракон Кахалас. Он, улыбаясь, открыто смотрел на тень драконов. Кахалас из-за давнего проклятия выглядел моложе Ристара, на вид ему можно было дать лет пятнадцать. Лишь седые волосы, и холодный, потускневший взгляд сапфировых глаз говорили о том, что он и вправду пережил бойню третьей воины, когда племя северных драконов чуть не исчезло с лица земли. — Нам нужно было обсудить будущее клана. К сожалению, обсуждение затянулось.

— Будущее? — заметно удивился Хранитель знаний. Его, как доверенного Старейшин никто не поставил в известность о незапланированном собрании. — Мне казалось, что пары уже распределены еще прошлой зимой. И о ком шел разго... — Зангерел вдруг запнулся, внезапно что-то поняв, и с недоумением посмотрел на Старейшин. — Но Хасшер еще детеныш!

— Ему уже четырнадцать зим, Хранитель знаний, — недовольно нахмурился глава Старейшин. Скрестил пальцы, внимательно посмотрев на шокированного такой новостью Ристара. — И чтобы пресечь дальнейшие бессмысленные споры, скажу сразу — наше решение не оспаривается, и мы подобрали юному дракону крови Веяру три кандидатуры для запечатления.

— Вы это серьезно? — вскочил с кресла Ристар, он никак не мог поверить, что обсуждение женитьбы его младшего брата это правда. Не этого он ждал от Старейшин общины, совсем не этого. — Ему всего четырнадцать! Как по-вашему он будет исполнять свой долг перед общиной? Мне что, под окном стоять и ему жестами все подсказывать?!

— Вот и будешь, — отрезал Кахалас. Ристар с непередаваемой гаммой эмоций на лице сел на место, но, очнувшись, умоляюще посмотрел на Зангерела. Тот развел руками — Хранитель знаний за столько лет уяснил, что переспорить главу Старейшин ему явно не под силу. — А если я еще слово услышу, не миновать тебе участь брата, — в голосе дракона зазвенел металл. — И раз свободных дракониц из твоего поколения больше нет, то быть тебе запечатленным девушкой из человеческого клана.

Беловолосый дракон схватил ртом воздух, упер горящие гневом глаза на Старейшину, чтобы сказать Кахаласу в лицо, что так просто не отдаст брата, но в последний момент смог сдержаться, крепко стиснув зубы и кулаки. "Сейчас не время, — убедил себя снежный дракон, ощущая ноющее чувство вины перед Хасшером. — После Совещания поговорю".

Мигнуло Светило Расмэлеля, став вместо тусклого, холодного сияния заливать город нежным, теплым светом. Ему вторили десятки светил ареалов, они как стадо, идущее за своим пастырем, сменили ночное мерцание, на яркую обновку. Засияли сады Живниц, озарились огнями просторные ареалы, зашелестел по городу легкий морозный ветерок, который милостиво впустил Расмэлель, стараясь порадовать своих сонных жителей... Душа города Прародителей, в своей непосредственной манере, подсказывала детям создателей, что на поверхности наступил новый день.

В зале собраний стало светло, и древние барельефы заискрились в теплом свете, камни заиграли новыми гранями, на миг оживив образы Прародителей. Хранитель знаний невольно задержал дыхание, стараясь не спугнуть мгновение, когда грань времен потеряла свою прежнюю твердость и сквозь века на них взглянули Древние. Но луч ослепительного света погас, туманные образы исчезли, растворившись в невесомой дымке, оставив непутевых потомков самих решать свои проблемы. Волшебство первых лучей Светила Расмэлеля ушло.

— В этом роду течет кровь гордецов и упрямцев, — задумчиво проговорил доселе молчавший Азиндор, третий Старейшина. — Но словом, мы собрались сегодня не для этого. Или я не прав?

Завороженный Зангерел не сразу услышал обращенный к нему вопрос и лишь досадливо кивнул, то и дело всматриваясь в темные барельефы. Он с каждым годом убеждался, что город Прародителей полон тайн, и сердце любопытного Хранителя знаний трепетало от одной мысли, что он вновь прикоснулся к следующей загадке древних. Жадный до знаний дракон свято верил, что каждый камень здесь дышал историей, терпеливо дожидаясь, пока кто-нибудь раскроет его секреты.

— Прав, Старейшина Азиндор, — нехотя оторвавшись от манящих барельефов, Зангерел заставил себя вернуться на землю и немного рассеянно дополнил, о чем-то задумавшись. — Ристар принес вести из южной страны людей... они требуют... вашего пристального внимания.

Проговорив фразу, Хранитель знаний дрожащими от нетерпения руками сразу же достал из складок одежды небольшую книжицу в тонком переплете, и, покусывая конец графитного карандаша, стал спешно записывать свои мысли, боясь, что они ускользнут, растворятся в дымке, как образы Прародителей. Вязь ишереми нервно скакала по соседним строкам, многие символы взволнованного синеглазого дракона было трудно разобрать, всем, кроме написавшего их автора.

— Ну что ж, — согласно кивнул глава Старейшин, недовольно поморщившись, когда Хранитель, раздраженно убрав мешающуюся золотую длинную челку, уткнулся носом в свои записи, совершенно позабыв о собрании. — Мы слушаем.

Ристар, недовольно косясь на ушедшего в свои мысли друга, нарочито медленно подтянул к себе сумку, лежащую в соседнем каменном кресле, распустил шнурок, осторожно сжав в руках то, что с огромным трудом ему удалось достать у людей из южной страны.

В горле от волнения немного пересохло и дракон с хрипцой начал свой рассказ:

— Восемь зим назад вы, уважаемые Старейшины, дали мне задание, продиктованное волей Прародителей — узнать, что творится в южной стране людей, известной под названием Талкния. Что замышляют они против нашего рода, их планы относительно северной страны людей ... Я смог добиться расположения среди этого народа, и вот что мне удалось выяснить, — торопливо проговорил Ристар, собираясь с мыслями, и достал из сумки замотанный в грубую ткань небольшой, длинной с локоть, сверток. Старейшины заинтересованно поддались вперед, с нетерпением дожидаясь, пока тень драконов раскроет ткань, даже Хранитель знаний отвлекся от своей книжечки, жадно вглядевшись в сверток. — Сей предмет мне удалось выкрасть у магов, или как их там называют — жрецов...

Под грубой тканью оказался удивительной чистоты голубой кварц исчертанный бледно светящимися, неизвестными драконам серебряными рунами и рисунками. Он стоял на столе ровно, без подставки, излучая спокойную, могучую силу, что пока спала в его недрах, свернувшись в тугой клубок.

Старейшины настороженно смотрели на камень, чувствуя, как тянутся от него нити энергии к грани. Артефакт человеческих магов... Драконы, пережившие третью кровопролитную войну, хорошо представляли какими мерзкими и ужасными бывают порой вещи созданные людьми.

— Какая прелесть... — ахнул Хранитель знаний, с маниакальным блеском в сапфировых глазах рассматривая каждую руну и завитушку необычного кварца. — А можно взглянуть поближе? — спросил он у друга тоном, не терпящим возражений.

Ристар пожал плечами и сел в кресло, давая другу время на его сиюминутную слабость. "Может что-нибудь новое скажет, — рассудил дракон. — или же окажется, что в Библиотеке уже знают про такие артефакты".

Зангерел сорвался с места и, подбежав к необычному камню, стал его со всех сторон рассматривать, что-то бормоча себе под нос. Его глаза засияли ярче, а с губ не сходила счастливая улыбка, будто ему только что дали в руки книгу с потерянными знаниями Прародителей.— Изумительно, — пробормотал Зан, его руки подрагивали, когда он осторожно опустил на стол кварц и мигом схватился за свою книжечку, став в ней что-то строчить. У него перехватило дыхание, когда он коснулся голубого кварца. Неизвестная вязь рун, символы, которые раньше не встречались жадному до знаний дракону, манили его как магнитом.

— Хранитель знаний, вы знаете, что это? — осторожно спросил Кахалас, с опаской смотря на необычную вещь.

— Нет, уважаемые Старейшины, — дракон даже не оторвался от книжки, перерисовывая в нее необычные символы кристалла. — Но это же хорошо!

— И что же в этом хорошего? — усомнился Азиндор.

— Вы что же... не понимаете? — с лица Зангерела не сходила глупая счастливая улыбка, он с нежностью смотрел на неизвестный ему предмет и уже представлял, как дни и ночи напролет будет изучать его, зарывшись с головой в свитках. На сердце дракона вмиг потеплело, и Хранитель уже не мог дождаться момента, как закроется в Библиотеке. Только он, книги, и еще одна тайна, ждущая пока ее раскроют. — Это же такая прелесть!

Старейшины вздохнули, видимо поняв, что сейчас от Хранителя знаний они не дождутся вразумительного ответа, и обратили свое внимание на хмурого разведчика.

— Ристар, — повысил голос глава Совета, взволнованно смотря на тень драконов. — Ты знаешь, что это?

— Да-а, — протянул беловолосый дракон, не отрывая взгляда от своего друга. Ему было очень интересно, несмотря на совещание, увидеть реакцию Хранителя. — Мне известен, сей предмет.

Графитный карандаш вмиг упал из ослабевших рук, за ним последовала книжечка... Зангерел поднял на Ристара несчастные, полные вселенской скорби большие сапфировые глаза. "Как будто конфетку у ребенка отнял, — хмыкнул про себя тень драконов, в глубине души довольный произведенным эффектом. — Причем потом втоптал ее перед ним в грязь".

— Как это знаешь? — с надрывом в голосе произнес Зангерел, с обидой взирая на единственного друга. — А почему мне об этом не поведал?

"И лишать себя удовольствия смотреть на твою разобиженную мордаху? — смаковал про себя победу дракон. — Должно же мне быть за восемь лет разведки хоть какое-то вознаграждение?!"

— Так вышло, Зан, — лишь произнес он, коря себя за то, что не смог удержаться и слегка поиздевался над другом, на миг позабыв, что сейчас не время для подобных шуток. Просто очень редко удавалось Ристару настолько удивить Хранителя знаний, что тот из здравомыслящего, меланхоличного дракона превращался в восторженного детеныша. И сейчас, под пристальными взглядами Старейшин, которые даже не подали ввиду, что их раздражает короткая перепалка драконов, ему стало неловко.

Зангерел нахмурился, пару секунд буравя взглядом снежного дракона, но не найдя там и тени раскаянья, мысленно махнул на него рукой и просто сел поближе к манящему кварцу, чтобы, не приведи Пресветлая Матерь и Духи гор, на него никто не покусился.

— То, что вы сейчас перед собой видите, уважаемые Старейшины, — начал тень драконов, сложив руки на стол, — люди южной страны называют "маалахр" — камень приручения. Хотя это в корне неверное название. Я бы назвал его "связывающий сущность дракона".

— Связывающий нашу сущность? — пораженно проговорил Азарогос, с ужасом посмотрев на мерцающий камень. — Но это же невозможно!

— Люди глупы без меры, — покачал головой Азиндор, скептически смотря на тень драконов. — Глупы и наивны. Нельзя связать то, что идет к нам через грань. Только если уничтожить саму завесу, но я что-то не верю, что наш мир уже на пороге Первородного Хаоса.

— Маалахр... — задумчиво проговорил Зангерел, смакуя каждый слог. — Так значит, этот кристалл приручает драконов? А что если он действует не через грань, Старейшина Азиндор, а через разум? Разум в отличие от завесы, можно и уничтожить, и поработить. Я встречал упоминания о ментальной науке в книгах, и там говорилось о том, что для того, чтобы воздействовать на разум нужно соприкосновение живых энергий, дабы установить мысленный контакт и раздвинуть все защитные блоки сознания. А вот если заключить сильную душу сведущего в ментальных науках в камень... — он всмотрелся вглубь кристалла, словно пытаясь найти в нем ответ. — Кварц по своей природе энергетически нейтрален, а его редкая голубая порода наоборот дает усиление...

— Нет, — качнул головой Ристар, перебив увлекшегося друга, — он действует через грань. — ученый общины недоуменно на него воззрился. — Как оказалось разум драконов подчинить довольно сложно. Уж легче уничтожить завесу. То, что вы сейчас видите — маалахр, довольно безобиден и не принесет вред, даже во включенном состоянии и в руках врага. Но это только один камень, удаленный от цепочки таких же на добрый десяток верст. В противном же случае... — дракон поморщился, словно вспомнив неприятное. — Все, в ком течет кровь Прародителей, обречены стать послушными зверюшками людей.

— Ристар, ты только что утверждал, что наш разум закрыт для людей, — спокойно произнес Кахалас. — И мне трудно поверить, что люди научились воздействовать на разум через грань. Даже маги Великих родов Дархлена не способны на это, а в их жилах течет кровь Высших.

— Да не разум сковывает он, а сущность! — резко возразил беловолосый дракон, хлопнув в порыве чувств по столу. Закрыл глаза, пытаясь успокоить внезапную вспышку гнева на Старейшин. — Маалахр насильно заставляет дракона перекидываться в человека и закрывает проход на грань, от чего вернуться в обличье дракона, пока цела цепь, не представляется возможным.

— Понятно, — на удивление сдержанно кивнул Кахалас.

— Нет, вы не понимаете, — отчего-то горько усмехнулся тень драконов. — Вы не чувствовали воздействие цепи на себе, а мне ее довелось испытать... Там всех проверяли на принадлежность к драконьему роду, но слава Духам гор мне повезло. Возможно из-за того, что я много лет сковывал свою драконью сущность, меня не уличили... в обмане. То, что они сделали... боюсь я не смогу точно описать свои ощущения, но это было похоже на извращенную пытку... — Ристар замялся, невидящим взглядом смотря на древние руны, выгравированные на столе. Ему трудно было говорить о том ужасе, что он испытал в лаборатории жрецов южных людей. — Казалось, что душу раздирали на куски, воздуха в груди не хватало, тело цепенело, но разум... разум был абсолютно чист. Казалось, что ты не принадлежишь себе, что ты лишь гость в своем теле... Мне удалось вырваться из плена. Оказалось, что прошел лишь миг, хотя мне казалось — долгий час. После того как я обрел над собой контроль, они продержали излучение еще несколько секунд и послали за следующим человеком. Я даже сам сразу не понял почему...

— Совсем не заметили? — обеспокоенно спросил Занерел, всматриваясь в лицо друга.

— Нет, — тот слегка качнул головой, и внимательно посмотрел на кварц. — Все сперва цепенели — кто от страха, кто от чувствительности к грани... несколько людей упали без чувств. А были те, кто умер от кровоизлияния в мозг, — тень драконов отвел взгляд от голубого камня, ему на миг показалось, что в нем бурлит кровь его будущих жертв. — Не повезло им... как потом выяснилось у них далеко в предках были наши южные собратья. Но вот настоящие драконы, попадая под воздействие цепи, контроль вернуть не могут. До сих пор не понимаю, как Матерь уберегла меня?

— М-м-м-м... — прикрыл на мгновение глаза Азиндор, улыбаясь лишь уголками губ, — похоже здесь судьбу сыграла кровь твоего рода. — Ристар лишь кивнул, отметив, что его догадки оказались верны. Старейшины постоянно повторяли, что он принадлежит к одному из родов с наследием Прародителей, но до этого момента кровь предков себя никоим образом не проявляла. — На Веяру никогда не действовала посторонняя энергия. В этом ваш дар и проклятие, — покачал головой Старейшина. — Твоего отца боялись все маги Севера, ибо не действовала на него их волшба. Но, к сожалению и наша магия оказалась бессильна, когда он умирал... Да и твоя мать была из северного клана людей, а на них всегда плохо действовала магия южан... Да-а... Хоть не сильна в тебе кровь Веяру, но все же она себя проявила, когда было нужно.

Тень драконов чуть слышно фыркнул, выражая свое отношение к такому родству. Он ненавидел людей, и то, что его матерью была человеческая воительница, мнил своим позором. Она умерла родами и Ристар, считал своей родительницей вторую жену отца, мать Хасшера. Вот ее смерть молодой дракон переживал сильно, даже тяжелее внезапной гибели отца, четвертого Старейшины Менроса. Да и, что скрывать, отца он тоже недолюбливал, и его всегда раздражало то, как другие благоговейно трепетали перед его тенью былых заслуг и тем, как некоторые до сих пор пытались увидеть в нем отражение "короля Севера". Нет, Веяру не спорил о том, что для общины его отец стал героем, проблеском света в кромешной тьме, но слава не всегда являлась гарантом хорошего характера и добродушной личности. Менрос никогда не отличался ни душевной теплотой, ни бравой горячностью, которая есть в каждом маломальском герое. Он был тихий, спокойный, держащий дистанцию в общении со всеми, даже с семьей. Для Ристара отец навсегда остался кем-то далеким, холодным, которого все уважали, но также сильно и боялись, ибо в гневе он не ведал жалости ни к врагам, ни к друзьям.

— Но Ристар... — Хранитель знаний нахмурился, — создание артефакта такой мощности не отделимо от опытов на живых существах... так как же...

— О-о-о, — усмехнулся он. — Мы дошли до самого интересного. Видишь ли Зан, у людей оказались свитки Прародителей... — Зангерел яростно сжал кулаки, но промолчал, решив дослушать друга до конца. — А то, что они назвали "маалахр", на самом деле украденное наследие наших предков, призванное сдерживать в узде провинившихся драконов. Темница для нашего рода.

— Что?!! — вскочил с места Хранитель знаний и тихо зашипел, вкладывая в каждое слово жажду крови. — Эти людишки решили направить против нас Наше Наследие?!

Удушливое чувство ужаса и страха волной прокатилось по залу совещаний, не причинив никому вреда. Только Ристар слегка поморщился, про себя отметив, что как только дело касается утерянных свиков Прародителей, Хранитель знаний из довольно тихого, мирного дракона превращается в воплощение твари Хаоса.

— Зангерел, — рыкнул Кахалас, недовольный вспышкой своего воспитанника. — Сядь! Ристар, — уже обычным голосом произнес он, — продолжай... Мне очень любопытно узнать, как же люди перевели свитки с ишереми.

— А не связано ли это с тем, что восемь зим назад до нас дошли слухи, что люди из-за южной гряды гор ищут северянина, причем того, кто свободно пишет и читает на ишеми? — слегка улыбнулся обритый наголову Азиндор, но его серые глаза были темнее тучи. Старейшина злился, его худшие предположения оказались верны. Они ведь и послали молодого дракона из рода, которому не страшна магия людей, чтобы выяснить причины, побудившие южан искать носителя языка, что произошел от ишереми. Тогда Старейшины надеялись и одновременно страшились, что возможно в Талкении сплыла часть утерянного наследия Прародителей.

— Да... — вздохнул тень драконов, обеспокоенно косясь на друга. Лицо Хранителя знаний перекосило от ярости, но он держал себя в руках, крепко сжимая обломки графитного карандаша.— Они пообещали баснословное содержание всем тем, кто владеет ишеми. Даже политическое убежище, от... оскорбленного предательством Дастейна. А все это затеял старший жрец Вейран с благословления Пророка. Этот маг... — дракон поморщился. — Он нашел руины последнего оплота южных драконов, но вот что интересно — в их библиотеке были только свитки с печатью северных драконов.

— Резервная библиотека Прародителей?! Она существует? О, Великая Матерь... — глаза Хранителя знаний удивленно расширились. Все тут же посмотрели на него, требуя объяснений. — Я всегда считал ее легендой. В манускриптах, сохранившиеся до наших дней писалось, что еще до первой войны Прародители, боясь, что их знания могут исчезнуть, отправили своим южным сородичам множество свитков, со своими самыми главными достижениями. Считалось, что после падения южных драконов резервная библиотека перестала существовать. А тут такой подарок Матери!

— Ну... в каком-то роде ты прав. Большинство свитков уже истлело без должного ухода. А те, что остались — это зашифрованные манускрипты и свитки на ишереми. Это огромное количество знаний, на которое решили наложить свою лапу маги южной страны людей.

— И ты так спокойно об этом говоришь?! — возмутился Зангерел, пылая праведным огнем. — Мы сидим здесь, хвосты прохлаждаем, а там... они! — он вскочил с места, намереваясь покинуть зал. — Трогают своими грязными руками мои свитки!!! Я немедленно отправлюсь в путь и...

— Зангерел, — вновь рыкнул глава Совета, обрывая поток бессвязной речи расстроенного дракона, — сядь! И замолчи! Никуда ты не полетишь!

— Но Старейшина Кахалас! — развернулся на каблуках Хранитель знаний, взметнув полы своей яркой мантии. — Потерянное наследие надо обязательно вернуть! Люди не должны получить знания предков! Они этого не достойны! Они все используют, чтобы погубить наше племя! И не только нас, но еще и мир! — золотоволосый дракон покраснел, с каждым мигом все больше распаляясь, выливая на собравшихся драконов свои опасения, что все годы гложили его душу. — Ристар, ты же видел в кого превратились наши южные собратья! В животных! И все из-за людей! Даже это, — он резко показал рукой на мерцающий холодным голубым цветом кварц. — Даже это испоганили! Я не позволю им пировать на наших костях! Не позволю использовать знания тех, кого они так неистово истребляли!!!

В зале совещаний повисло неловкое молчание. Хранитель знаний глубоко дышал, пытаясь прийти в себя после своей пламенной речи, Старейшины замерли на своих местах, изумленно взирая на дракона, который никогда прежде не устраивал такие представления, Ристар с болью смотрел на своего друга. Он его немного понимал. Зангерел нес порой невыносимо тяжелое бремя заботы о наследии драконов. Бережно собирал его по крупицам, каждый день пытался восстановить хоть каплю того, что было потерянно драконами за три разорительных войны. Это давалось ему нелегко, но Зангерел никогда не жаловался, а с энтузиазмом принимался за новые исследования.

Ристар встал с места и подошел к другу, положив на его плечо свою ладонь. Хранитель знаний вздрогнул, со слезами на глазах посмотрев на тень драконов. Он готов был лететь на край света, прорываться через непреодолимую блокаду жрецов, отдать свою жизнь — лишь бы все это помогло спасти наследие предков.

— Зан... — тихий голос Ристара слишком громко прозвучал в стоящей тишине. — Я все понимаю, но подумай, куда ты полетишь? Как достанешь свитки, которые охраняются лучше, чем сокровищница Пророка?

Мягкая улыбка, понимающий взгляд — это всегда безотказно действовало на друга, когда он распалялся, крушил свой ареал, потерпев очередную неудачу в исследовании какой-либо тайны. Ваниша звала Ристара лицемером, советовала ему перестать возиться с зацикленным на своих книгах драконе, но мужчина не мог оставить Зангерела одного. Он был для него еще одним младшим братом, которого нужно подбадривать, выталкивать за шкирку из библиотеки на свежий воздух, чтобы тот увидел мир помимо Расмэлеля.

Плечи Хранителя знаний поникли, он вмиг оказался уставшим, безвольным, будто у него отняли что-то важное, то, что заставляло идти его вперед, не прогибаясь под ворохом проблем.

— Я понимаю, — безжизненным, хриплым голосом сказал он, позволяя себя посадить в кресло. — Это глупо и безрассудно. Ты прав, — Зангерел посмотрел потухшим взглядом на Старейшин. — Прошу простить меня за это недостойное Хранителя знаний выступление. Уверяю вас, что такой постыдный поступок был последним.

Старейшины кивнули, понимающе смотря на молодого дракона. "Осторожность и терпение всегда приходит с опытом, — с грустью отметил про себя меланхоличный Азарогос, что больше любил смотреть и слушать, чем участвовать в дискуссиях собратьев. — А юные сердца бегут за песней ветра, порой ставя на кон свою жизнь. Но, к сожалению, ценить ее, они начинают только тогда, когда попадают в ласковые объятья Матери".

— Зан, — вздохнул беловолосый дракон, усаживаясь в свое кресло. Ему было больно смотреть на то, как себя изводит друг, лишенный возможности прикоснуться к своей мечте, лишь издалека, съедаемый завистью и гневом, наблюдать, как люди пользуются тем, что должно принадлежать драконам. — Мы обязательно заберем потерянную библиотеку Прародителей у людей, но сейчас есть вещи намного важнее. — Зангерел вскинул на Ристара полные несправедливой обиды глаза, говоря одним лишь взглядом, что он в корне не согласен с такой позицией. — Талкения не дремлет и собирает войска на своих давних врагов. Ее коробит от мысли, что Данстейн презирает их Пророка и веру в Единого Властителя, что "дикари" — как они называют северный народ, — живут в долине богатой железной рудой, золотом, серебром и другими природными богатствами. А как у них самих всего этого лишь крохи.

— Южане уже лет триста завистливо вздыхают на долину предков, — усмехнулся Кахалас, совсем не впечатленный рассказом разведчика общины. — И кроме мелких стычек на границе их поползновения на Данстейн не слишком заметны. У кланов слишком острые зубы и несломленный дух, южанам не победить тех, кто смог выгнать нас с родной долины глубоко в горы.

— Они как капризные детеныши, которые не могут поделить медовый леденец, что принадлежит третьему, стоящему в стороне, — Азарогос лукаво улыбнулся, довольно щуря ярко-зеленые глаза. — Но мы подождем, пока закончится эта схватка. Ведь у уставшего победителя легче всего отнять награду, чем ввязываться в бой, когда твои враги могут против тебя объединиться. Ты так не считаешь, мальчик мой?

Ристар растерялся, ошеломленно взирая на спокойных Старейшин. Они воспринимают нависшую над общиной опасность так обыденно, спокойно, даже Хранитель знаний, которому всегда было наплевать, что творится за пределами его библиотеки, и то выглядит встревоженным. "Думаете отсидеться в стороне, — презрительно усмехнулся про себя наследник четвертого Старейшины, с неприязнью смотря на мудрых драконов. — Но тогда будет уже слишком поздно!"

— Ристар, — устало вздохнул глава Старейшин, правильно истолковав ошарашенный взгляд тени драконов. — Лезть в свары людей мы не будем, тем более, когда у одной из сторон есть артефакт влияющий на драконов. Ты лучше объясни подробно про перевод манускриптов Прародителей. Южане многое смогли понять?

— Нет, — раздраженно буркнул дракон, давя в себе порыв накричать на глав общины, встряхнуть с них песок и паутину, лишь бы они поняли какая опасность нависла над Расмелэлем. Ведь если Талкния победит в войне, то драконы обречены. Южане не так же беспечно относятся к драконам, как северяне. Они ведают их слабости, уж Ристар в этом не сомневался. — Ишеми искажает смысл слов ишереми, а переводчик оказался несведущ во всех в тонкостях языка. Переведена лишь малая часть библиотеки и то, половину перевода можно смело отправлять на растопку камина, — он слегка улыбнулся, вспоминая как собственноручно искажал фразы, да так, что второй переводчик считал его чуть ли не светилом наук, который виртуозно переводит пыльные фолианты на мертвом языке. — Я представился старшему жрецу Вейрану как талкниец, что вырос в Данстейне, после того, как его мать, из южного клана, в одной из стычек на границе с Талкнией понесла дитя и уехала скрывать свой позор подальше от сородичей. А услышав, что на родине его отца ищут знатока ишери, он решил помочь. Принести пользу своему народу. Вейран мне обрадовался как родному, и поставил переводить с еще одним северянином сначала ничего не значившие фразы, видно проверяя мое умение, да и лояльность... за нами непрерывно следили года два, прежде чем, видно убедились, в преданности. А вот на третий год наконец-то показали библиотеку с древними свитками и зашифрованными манускриптами...

Ристар слегка потер мозоль на безымянном пальце, оставшуюся после бессонных ночей копирования огромных манускриптов. Он не питал всепоглощающей любви к книгам, как Зангерел, он вообще не любил читать, предпочитая доброй книге головокружительные полеты над Северными горами, тайные вылазки в города людей, для сбора информации. А здесь ему пришлось, не разгибая спины, скрупулезно переписывать огромные талмуды, каждый раз вздрагивая от шороха, опасаясь, что его могут уличить в обмане. Он стал ненавидеть гусиные перья, ставшие за столько лет шпионажа ожившим кошмаром для тени драконов, от резкого запаха чернил его мутило, а при виде книг бросало в дрожь. Ристар искренне надеялся, что это явление временное, и вскоре все вернется на круги своя.

— Мне удалось скопировать несколько зашифрованных манускриптов, — осторожно произнес Ристар, закатывая свободный рукав сатинового кимоно нежно-голубого оттенка, со сложным разноцветным рисунком. На его внутренней стороне предплечья была вытатуирована печать: вязь едва заметных символов ишереми, образующая цветок с восьми лепестками. Ристар прикоснулся к рисунку, и тот сразу вспыхнул, открывая проход в пространственный карман, что находился на грани. Дракон слегка поморщился, от обжигающей энергией краев печати, и достал оттуда семь толстых, перевязанной простой бечевкой, стопки пергаментов, исписанных бисерным, аккуратным подчерком, и четыре свитка, слегка заляпанных чернилами. — Маалахр я не рискнул отправлять на грань, а вот скопированные манускрипты...

— Ты рисковал, — одобрительно хмыкнул Азиндор, смотря, как Хранитель знаний пожирает глазами стопки пергамента. — Мы не давали тебе такого задания.

— Ну не мог же я вернуться с пустыми руками, — хмыкнул Ристар, отодвигая скопированные книги от одного нетерпеливого дракона, который к ним уже тянул свои руки. Лукаво сощурив глаза, чуть не смеясь, проговорил. — Зан, обещания нарушаем? А кто только что говорил, что такое поведение недостойно Хранителя знаний?

— Сидеть спокойно, когда рядом такие сокровища — против моей природы, — прошипел Зангерел, сев нормально и с сожалением взирая на вожделенные знания Прародителей. — А ты мало того, что про артефакт молчал, так и утаил от меня манускрипты!

Ристар лишь слегка улыбнулся, с неким сожалением смотря на свою многолетнюю работу. Манускрипты Прародителей были слишком хорошо закодированы, и даже тень драконов, который до этого считал, что в кодировках разбирается прекрасно, не смог подобрать ключ к этим сокрытым знаниям. Нет, Ристар знал, что Зангерел обожает загадки, но в глубине души он слегка побаивался того, что его друг слишком увлечется новой работой и на пару лет забудет про белый свет. Поэтому он не стремился отдавать в руки не щадящего своего здоровья трудоголика новый повод просиживать хвост в Библиотеке, но снежный дракон просто не смог молчать и дальше, когда об этом спросили Старейшины...

Но сейчас были куда более важные вопросы, чем древние манускрипты. Над Расмелэлем нависла беда, пока еще не ощутимая, но если ее проигнорировать, то Ристар не давал и ломаного гроша за благополучное будущее общины. Талкния собиралась на войну, причем у нее в рукаве был серьезный козырь — маалахр, что пагубно влияет на северных драконов, а южных — убивает. Те потеряли свою вторую сущность, разум, стали зверями, на которых сейчас охотились талкнийцы ради забавы, мяса и шкуры. Он своими глазами видел такую охоту, даже участвовал в нескольких из них — старший жрец Вейран любил такие забавы, постоянно повторяя при этом о торжестве людей над низвергнутыми властителями мира.

Это было мерзко, гадко, но приходилось терпеть все развлечения своего господина. Вейран обожал мучить драконов, доказывая самому себе и всему миру, как он смог возвыситься над теми, кого еще пару тысячелетий назад принимали за богов. Порой, наблюдая со стороны над пытками своих южных собратьев, Ристар невольно представлял в их роли своих родных, друзей... В нем восемь лет копилась ярость на людей, гнев на этого садиста, что упивался своей значимостью, и, попивая ароматный жасминовый чай, с наслаждением взирал с балкона на муки южных драконов.

Суннагирем Вейрана пылал ярко, языки золотого драконьего пламени тянулись к ночному небу, сжигая дом почтенного жреца вместе с ним самим, его дорогими гостями — двумя переводчиками из Данстейна, всей его прислугой и охраной — беловолосый дракон очень хорошо запомнил ту роковую, для южного мага, ночь. То, как сломал этому садисту его хрупкую шею, перед этим смертоносным вихрем пронесясь по поместью и, убив всех, кто присутствовал тогда в доме. Он жалел только об одном, что не смог добраться до самой библиотеки Прародителей, уже созданных артефактов, (дракон взял образец из дома Вейрана), и уже переведенных свитков — все слишком хорошо охранялось в другом месте.

— Так как насчет манускриптов вопрос решен, — Ристар решительно посмотрел на Старейшин, — то я предлагаю перейти к более насущему вопросу: надо что-то решать с южной страной людей. Конечно, всех способностей маалахра они не знают, но я уверен, что со временем опасность возрастет многократно. Я предлагаю напасть на Талкению, когда север и юг вцепятся друг другу в глотки.

— Ристар... — вздохнул Старейшина Кахалас, дивясь упрямству тени драконов. — Мы же уже сказали, что лезть в свары людей не станем.

— Но... — Ристар даже на миг замешкался, подбирая слова, которые убедят Старейшин в необходимости действовать быстро. — Если сейчас мы упустим момент — дальше будет хуже! Может хватит прятаться в горах, трусливо поджав хвост?! Покажем этим людишкам, что драконы до сих пор властители неба и с нами нужно считаться!

-Да! — неожиданно для всех поддержал дракона притихший Хранитель знаний. — Отобьем у этих грязных плебеев мою библиотеку! Покажем им, как дети Пресветлой Матери страшны в гневе! И к слову, мне...

Но под красноречивыми взглядами Старейшин и Ристара воодушевленная речь Зангерела внезапно увяла, а сам он затих и сжался в кресле, пробурчав себе под нос что-то о "свободе слова".

— Мы вымираем, Ристар, — Кахалас горько усмехнулся, устало посмотрев на молодого упрямого дракона. Ристар замер, недоверчиво сощурив темные глаза. — С каждым годом детенышей рождается все меньше, если раньше наши предки жили по несколько тысяч лет, то сейчас даром Пресветлой Матери является срок в несколько веков, — Старейшина обвел своих коллег рукой. — Посмотри. Нам меньше тысячи, а мы уже Старейшины. Да Прародители бы надсмехались над нами, как над юнцами недостойными даже вдыхать воздух этого зала! Редкий дракон сохраняет разум к пяти сотням лет, и этот срок постоянно уменьшается. Уже не спасает и то, что наши предки решились разбавить кровь с людьми. Из двенадцати родов с Наследием Прародителей в живых осталось лишь пять, и то, число их особей слишком мало. Целители, — Дракон недовольно впился взглядом в озадаченного Ристара, — Хранители, — взгляд перешел на растерянного Зангерела. — Светочи, Живницы и изгнанная Покорительница миров — это все, что осталось от некогда великого наследия.

— Мы пережили три войны с людьми, — дополнил Азиндор, недовольно смотря на главу, что решил раскрыть проблемы, которые уже больше сотни лет умалчивали Старейшины от остальных драконов. — Четвертая же, станет для драконьего рода последней. Нам сейчас нужно остановить деградацию и восстановить кровь Прародителей. Нужно тщательней планировать семьи, выбирать лучших мужчин и женщин из человеческого клана. Нет времени на войны!

Ристар кивнул, внимательно выслушав Старейшин, но вместо того, чтобы принять их доводы и признать то, что ошибался, он вскочил с места и тихо, на грани слышимости прошипел, чуть ли не срываясь на рык:

— Да как вы не поймете! Если мы сейчас упустим момент, то станем рабами людей! Вы может не видели южных драконов, а мне довелось их хорошо рассмотреть! Это животные. Твари без разума, ставшие у людей зверушками для забав. Их выращивают, как какую-то скотину на убой, они давно разучились летать — детенышам ломают крылья, как только те вылупляются из яиц! Люди ходят в их коже, хвастаются цацками, сделанными из драконьих костей! Вы такое будущее желаете нашей общине?! Так видите жизнь наших детей?! Чтобы на них охотились, мучили в загонах до смерти, а потом вырезали из костей бестолковые магические финтелюшки?!

— Юнец, да что ты знаешь о войне! — взревел Азиндор, с силой ударив по столу кулаком. На мгновение на Ристара обрушилась жажда крови Старейшины, и он попытался храбриться, слушая дальше Азиндора. — Ты вырос в мирное время, а вот нашему поколению довелось испытать на себе весь ужас третьей войны! Там такие же наивные дуралеи кричали, что это наш последний шанс на мирную сытную жизнь, что нужно наконец-то прогнать пришельцев из долины! И где мы сейчас?! Мы умираем, с каждым годом теряя то, за что боролись наши предки! У нас Хранители три столетия не рождались, пока Матерь не смилостивилась и подарила нам Зангерела! Ты и твой брат из рода Целителей, вас всего двое. Хочешь, чтобы мы потеряли еще одно наследие? Живниц осталось двадцать пять, и заметь, это самый многочисленный род! Хранитель у нас один. Продолжать?!

— В общине сейчас проживает триста сорок пять особей, из которых: сто четырнадцать детенышей, двадцать четыре человека, — решил вставить свое слово спокойный Азарогос, опасаясь, что его вспыльчивый коллега может случайно убить молодого дракона неконтролируемой жаждой крови. — Как видишь, молодой Веяру, нас слишком мало, чтобы противостоять людям.

Опешивший Ристар, под пристальным взглядом Азиндора, сел на место, пытаясь унять слишком быстро бьющееся сердце. Его пальца дрожали, а в горле вмиг пересохло. Дракон и не представлял, что жажда крови Старейшин так сильна...

— Хватит! — рыкнул Кахалас, одергивая своего заигравшегося коллегу и подводя последнюю черту в сегодняшнем заседании Старейшин. — По поводу Хасшера. Так и быть, ему дается еще две зимы — в шестнадцать мы его женим. Ты, Ристар, — глава Старейшин пристально взглянул на тень драконов. — Я попрошу Герлену, чтобы она послала драгон има в человеческий клан. Подберем тебе хорошую невесту. Дальше... Твои новости весьма печальны и внушают опасения, но необдуманные поступки при нашем положении чреваты гибелью рода. Поэтому ты отправишься за советом к Видящему. Все, заседание закончено.

Ристар коротко поклонился и стрелой вылетел из зала, пылая от ярости. Зангерел, схватив ценные копии и сумку, в которую быстро запихнул артефакт, поспешил за ним. Но перед самым выходом резко остановился, обернулся и тихо буркнул извинения за вспыльчивого друга.

Старейшины остались одни.

— Род гордецов и упрямцев, — устало вздохнул Азиндор, нарушив затянувшееся молчание. — Юный Ристар так похож на своего отца...

— Надеюсь, Видящий сможет показать ему, что он ошибается, — поморщился Кахалас, постукивая пальцами по столу. — Я понимаю юного Ристара, но так действовать слишком опасно, вот Менрос..

— А Менрос признавал свои ошибки? — возразил Азиндор, вспомнив своего старого друга, четвертого Старейшину, отца Ристара. — Нет. Он хоть и соглашался с нами, но в глубине души все равно оставался при своем мнении... И это его сгубило...

Солнце заставило сверкать заснеженные вершины Северных гор, небесная гладь растворила в себе последние нежно-розовые росчерки рассвета, вернув рассыпчатым облакам их прежние оттенки белого. Величественный Расмэлель, затерянный средь непроходимых ледяных гор, выпускал на волю своих жителей, коим не терпелось размять крылья в нежном утреннем небе, искупаться в ласках холодного северного солнца, соревнуясь с промозглым ветром в скорости.

Но они еще не знали, что тень беды, словно коршун кружила над последним оплотом северных драконов, примеряясь, как бы поцепче ухватить в когти эту ценную добычу.

"Радуйтесь, дети Матери Прародительницы, — завывал ветер, приходя в горы из ледяной пустыни, — радуйтесь затишьем, перед великой бурей".

И лишь Видящий, щуря почти бесцветные, светло-серые глаза, прислушивался к незримым для других знакам, то и дело вглядываясь в каменное полотно Арэн драгнери[3].

"Нет, — легонько улыбался он, проводя рукой по шершавой реликвии его рода. — Надежда еще не угасла".

[1]у драконов древние рода имеют особые способности — наследие Прародителей, их всего двенадцать, причем в живых осталось только пять родов. Например, род Иссашель, пер. с ишереми "Покорители миров", мог открывать двери между мирами и манипулировать пространством т е создавать порталы на огромные расстояния, создавать пространственные карманы и дыры.

[2]шахаррэ — спиртной напиток, получаемый из вытяжки особых святящихся грибов с добавлением сока белого дерева (березы). С ишереми примерно переводится как "зеленая дрянь". Рекомендуется употреблять не более 0,25 л в день. При злоупотреблении обеспечивает сильными галлюцинациями, может быть отравление. Людям употреблять шахаррэ не рекомендуется, ибо смертельно опасно.

[3]полотно Арэн драгнери — перев. с ишереми — полотно Душ драконов, где сама Пресветлая Матерь огненным потоком пишет историю родов северных драконов.

* * *

Мне повезло — луна всю ночь светила ярко и дорогу было видно хорошо. Ехала я медленно, вслушиваясь в звуки леса, прицепив к седлу лук. Конечно, до мастерства Гела мне было далеко, но на стрельбищах я всегда попадала в движущуюся мишень. Мне больше по душе были копья, алебарды, нагинаты — "женское оружие", как любил шутить про них Рик.

Траву застилала едва заметная дымка тумана, горизонт потихоньку начал светлеть, а звезды с каждым мгновением становились все тускнее... Сквозь желтоватую траву были видны древние осыпающиеся монолиты, остатки арок, поросшие мхом — мы неспешно приближались к руинам древнего города, что сейчас поглотил лес. Я никогда не интересовалась постройками предков, что за многие века пришли в запустение, древними курганами, которые заполонили ходячие, мне просто некогда было смотреть по сторонам, слушать, пропитанные древним духом баллады, что пели по вечерам менестрели.

Раньше я не пользовалась этой старой, почти заросшей, богатой колдобинами дорогой, но благодаря карте знала, куда она вела. Не по главному же тракту мне идти с дитем дракона на руках?!

В седле тихонько посапывал Амару, превратившись вмиг из надоедливого детеныша дракона в милого ребенка. Мальчишка спиной трогательно прижался ко мне, в наглую пристроив свою голову на моей груди, расплывшись в блаженной полуулыбке. Что же ему снится, раз у него такое счастливое выражение лица?

Где-то завыли волки, над головой ухнув, пролетела сова, неся в цепких когтях мышку-полевку... Посеревшая луна скрылась за облаками, и я устало зевнула, поморщившись от боли в ноющих мышцах... "Как же неудобно-то, — я с раздражением попыталась размять затекшую шею, на что она отозвалась пульсирующей болью. — Да еще дышать трудно, мальчишка устроился уж больно хорошо".

Устав, чувствуя, что еще немного, и я если не усну в седле, то с него же свалюсь, я завернула лошадь на луг с развалинами. Разбудив и отвязав от себя Амару, спрыгнула на пожухлую траву и сладко потянулась, до хруста в позвонках. Думаю лучше отдохнуть, тем более я отошла от лагеря на достаточное расстояние, чтобы не беспокоиться о возможной погоне.

Пахло сыростью и терпкими луговыми травами. Здесь свежий воздух намного лучше и мягче, чем резкий морозный воздух гор. Расседлав и стреножив коня, я начала готовить место для ночлега. Лошадь сразу же стала лениво жевать траву, Амару, сонно потерев рукой глаза и зевая во весь рот, подошел ко мне.

— Элис, а что ты делаешь... — трогательно хрипя ото сна, спросил он, смотря на сумки и снаряжение коня, которые были брошены в кучу. — Мы уже приехали?

— Нет, — коротко обронила я, совсем не настроенная болтать с мальчишкой. Он еще немного потоптался рядом со мной, но видимо поняв, что разговаривать с ним не намерены, ушел рассматривать руины.

Пока я готовила ночлег, драконыш с любопытством облазил заросшие травой развалины, и умудрился где-то упасть в высокую колючую крапиву. Шикнув на расшумевшегося мальчишку, что заголосил как резанный, выпрыгнув из зарослей, я притоптала траву и, очистив площадь около руин от камней, кинула туда два теплых спальника и меховое одеяло. Теперь можно пару часов и подремать.

— А где мы? — дождавшись пока я закончу свою работу, ко мне снова пристал мальчишка, недовольно почесывая на щеку. Кстати, выглядела эта гроза крапивы неважно — лицо и ладони покраснели и были в ожогах крапивы, волосы, которые я расчесала и заплела в косу, ибо не могла уже смотреть на это лохматое чудовище, растрепались, а новая шапка, которую ему пожаловали стряпухи взамен растерзанной ходячим, осталась лежать в тех зарослях жалящей травы. И почему он так не ценит этот головной убор?

Я лишь вздохнула, рассудив, что Амару наказал себя достаточно и пытаться воспитывать этого неугомонного уже поздно, вот только надо послать его за шапкой — подарками разбрасываться не хорошо.

— Где-то... — глубокомысленно изрекла я, решая в мыслях неразрешимую дилемму — пойти собрать хворост на костер или завалиться спать без него?

— А точнее?

Я недовольно сузила глаза — вот приставучий мальчишка!

— В лесу. На поляне... с руинами...с крапивой... — обведя взглядом небольшую полянку, я поискала еще чего-нибудь, что можно сообщить этому любознательному детенышу дракона. Не нашла. — Так точнее?

— Я это и так знаю, — надулся мальчишка, плюхнувшись на ближайший спальник, и с недовольством покосился на потоптанный куст крапивы. Но его плохое настроение тут же улетучилось, как только он дотронулся рукой до мехового одеяла. Амару чуть не заурчав от удовольствия, развалился на нем и, расплывшись в блаженной полуулыбке, потерся пострадавшей щекой об мягкий коричневый мех.

— Кстати, мелочь, ты чего разлегся? — я уперла руки в бока, смотря на этого обнаглевшего драконыша, который разлегся на моем одеяле. Он с обидой глянул на меня. — Ты когда свою шапку из плена коварной крапивы вызволишь? А? Прынц, что вместо спасения греет мне спальник?!

Амару зыркнул на своего заклятого зеленого врага, попытавшись полулежа разглядеть в зарослях "пленницу". Как можно печальнее вздохнул, поняв, что его все равно заставят вытаскивать из колючей травы шапку, и уговорить меня его помиловать, состроив умильные глазки, не получиться. Будто идущий на плаху, драконыш медленно, со скорбным выражением лица встал и с опаской поплелся к своей потоптанной противнице.

Я с интересом наблюдала за его потугами без меньшего ущерба для себя достать меховую шапку. Амару спрятал руки в рукавах, вжал голову в плечи, зачем-то еще надев капюшон и, задержав дыхание, стремительным броском ринулся в заросли. Он нещадно топтал сапогами крапиву, она в отместку хлестала его по спине, бокам, лезла к лицу, пытаясь побольнее ужалить маленького вредителя. Он распалился, и, схватив рукавами хлесткие, волосистые стебли, попытался их порвать, но крапива так просто сдаваться не собиралась. Амару шипел, что-то лепетал по-драконьи, но порвать упругие длинные, выше его головы, стебли не мог. А она наоборот, немилосердно жалила ребенка. Про шапку, в пылу схватки, драконыш, естественно, позабыл...

Я беззвучно посмеивалась над его потугами. Ну что за дите! Взять длинную палку и просто вытащить шапку он не додумался, а полез в самое пекло! Может подсказать ему, иль дальше понаблюдать за неравной схваткой? Пока что выигрывает крапива...

Неподалеку хрустнула ветка, и я вмиг замерла, прислушавшись к окружающему лесу. Впереди шумел драконыш, борясь с крапивой, справа фыркал конь, недовольно топчась на месте, вокруг пели сверчки, ухали совы... подозрительно, больше хруста не было, но явно возникло ощущение, что к нам кто-то приближался. Легонько скользнув на грань, я осмотрелась. Ага, если не считать мелких грызунов, и птиц, около поляны, со стороны дороги к нам пожаловал гость. И судя по окрасу и размеру — это человек.

Не успела я выскользнуть с грани, как из леса появилась темная фигура, прекратив играть со мной в прятки. Неужто почувствовал мой взгляд? Некоторые люди чувствительны к такому воздействию. Или же сам решил показаться?

Я повернулась к "дорогому" гостю, легонько прикоснувшись на поясе к рукояти широкого кинжала. Сразу же замер и Амару, сжав голыми руками ободранный стебель крапивы. Увидеть путника перед рассветом, вдалеке от основных дорог было так необычно, что я уже начала перебирать в голове версии, начиная от разбойника или погоней из лагеря и заканчивая нападением нелюдя. Вроде ходили слухи, что в руинах древних каирах безлунными ночами можно встретить нечисть, но за несколько часов до рассвета?!

Незнакомец остановился, не дойдя до меня несколько сажней[1]. Его лица невозможно было разглядеть, но теперь стало ясно, что это невысокий мужчина, у которого на поясе висели пара изогнутых талкнийских клинка, вроде ятаганов.

— Вот так за подарок Повелителей! — хрипло усмехнулся он, скрестив на груди руки. Он подошел поближе, и я разглядела его слегка вытянутое лицо, темные, будто вороно крыло волосы и жилистое, в простой, без стальных и деревянных пластин стеганке, тело.

Я ошарашено замерла, не веря своим глазам. Это же тот Суслик, или как его там называл северянин, что весь вечер не сводил с меня взгляда! Как же он...

— Ты следил за мной, — напряженно проговорила я, сжимая на поясе рукоять кинжала. "Причем так, — добавив про себя, — что я даже не заметила слежку". Нутром чую, что он из разведки или следопытов южного клана, и выдал себя лишь для того, чтобы завязать со мной беседу.

— Нет, что ты, — разулыбался он, рассматривая поросшие мхом и крапивой развалины. — Я гулял. Давно, кстати, хотел приобщиться к культуре предков. А вообще... — он нахмурился, достав из-за спины небольшой ручной арбалет, и запустил руку в подсуму с болтами. — Я пришел тебя предупредить. Хотел в лагере подойти, но ты так быстро уехала...

— И от чего ж? — скептически усмехнулась я, не сводя взгляда с еще пока не заряженного арбалета. Нет, я его не испугалась, так как мне довелось уже встречаться с такими моделями. Конечно, они заряжаются на порядок быстрее своего большого собрата, но все равно недостаточно, чтобы поймать меня. Успею шмыгнуть за колоны, даже лук со стрелами прихвачу, они у меня как раз к стенке приставлены... Вот только что делать с мальчишкой? Сам догадается, что нужно спрятаться иль придется прикрыть?

— От твари Тасхель, — прошипел он почище гадюки, кивком головы указав на детеныша дракона. Тот замер в кустах крапивы, не сводя взгляда с пришельца. Бежать и опровергать слова мужчины мальчишка почему не спешил, что только подтвердил догадки воина.

— Как? — Как он узнал? Я растерялась, не зная, что мне предпринять.

— Как я понял, что это не мальчишка, а тварь под его личиной? — он догадливо хмыкнул, быстро зарядив арбалет. — Этот юнец мне сразу показался подозрительным, глаза у него нечеловечьи. Я со своими догадками поделился с этим северянином, Кастиеном, а он предатель, сразу меня в лазарет упек. Правильно слухи о его клане ходят — спелись они там с этими тварями, — он яростно стиснул зубы, видно припомнив северянина. — Но ничего, сначала с драконом управлюсь, а потом и до него... руки дойдут.

По моей спине прошелся холодок, а я замерла, будто вросла корнями в землю. Какая же я дура, Тасхель меня побери! Все надеялась, уповала на Вересхея, решила, что он накрыл меня своей дланью, и теперь удача стала моей верной союзницей! А на самом же деле, это Тасхель строила свои козни за моей спиной, притупляя мое чутье и чувство опасности. Теперь наверняка смеется, поставив меня в безвыходную ситуацию. Ведь же знала, что надо было сразу вышвырнуть взашей этого детеныша дракона, чтобы он не накликал беду на мой клан! А повелась на уговоры Тасхель, что нашептала мне на ухо пожалеть ее отродье!

И теперь я даже не знаю, что мне делать! Может убить этого Суслика и спокойно поехать дальше?

— Не волнуйся, — продолжил говорить воин, держа на прицеле Амару, будто знал, что творится у меня внутри. — Многие попадались на уловки этих тварей, ты не виновата. Как только мы принесем голову этого отродья в лагерь, то Расхей простит тебя за ошибку...

Упоминание Повелителя судеб и его кары, а также то, что могли сделать со мной и с моим кланом и родом, узнай кто-нибудь про мое предательство, резко охладило мои намеренья напасть на этого южанина. Я ведь по доброй воле, серьезно обдумывала план нападения на своего собрата! И все ради дракона!

— Эли-и-с... — беловолосый мальчишка попятился в заросли, не спуская медовых глаз с воина. — Мне страшно...

— Я... — я, так и не сдвинувшись с места, рассеянно смотря на них. Мысли путались, а душа рвалась на части — кому помочь? Кто прав? Раньше я бы не задумавшись насадила на алебарду этого драконыша, но сейчас... Узнав поближе этого мальчишку я не смогу поднять на него руку. Он же совсем как человеческое дитя! Расхей, что же мне делать! Что же правильно?! Как сберечь свою честь воительницы и не предать клан?!

— Помоги мне, — увидев, что я замешкалась, приказал воин. Фанатический блеск в его глазах пугал, но твердый, решительный, без колебания голос словно и был тем толчком, что развеял мое сомнение. Я решительно кивнула, на что мужчина одобрительно хмыкнул и пошел вперед, быстро меня обогнув. "Больше не подамся на уговоры Тасхель! — я твердо сжала в руке рукоять клинка. — Не дам себя свернуть с истинного пути сомнениям и сочувствием всяким тварям!" Но вместо обретенного спокойствия, мое сердце бешено забилось, будто попыталось отговорить от безумного поступка.

Я, словно пребывая во сне, достала клинок из ножен и неуверенно последовала за южанином.

— Куды! Стой, зараза!

Стрела тренькнула и скрылась в зарослях, Амару ловко отскочил в сторону, будто заранее зная, куда попадет болт, только белая макушка ребенка мелькнула в густой листве. Воин ругнулся и побежал за мальчишкой, на ходу перезаряжая тугой арбалет.

Я метнулась за ними, но споткнулась об камни, которые не заметила в темноте, и упала на колени, прошипя пару ругательств Рика за ободранные ладони. Впереди раздались крики, выстрел арбалета и полукрик-полустон Амару. По моей коже пробежался неприятный холодок, а сердце пропустило пару ударов — не может быть... Поймал?!

Подорвавшись с места, я вскочила на ноги, крепко держа в левой руке кинжал, и, продравшись сквозь заросли крапивы и бурьяна, оказалась на полуразрушенной каменной площадке. Южанин, с искаженным гримасой ненависти лицом, схватил за длинные белоснежные волосы брыкающегося и царапающегося мальчишку, у которого из правого плеча торчала короткая стрела арбалета, и попытался его оглушить. Он пару раз с силой ударил рычавшего Амару об осыпающуюся известкой и мхом стену, прежде чем драконыш потерял сознание.

Это произошло так быстро, что когда я к ним подбежала, южанин слизывал кровь с расцарапанной руки, сквозь зубы презрительно выплюнув: "Тварь!". Другой же рукой он цепко держал за волосы безвольно опустившего голову ребенка, у которого по подбородку стекала тоненькая струйка крови, частыми каплями окропляя руины чьего-то древнего дома.

Я ошарашено замерла, не в силах отвести взгляда от потерявшего сознания Амару... Мое сердце сжалось от невыносимой боли, руки задрожали от вспыхнувшей вмиг ярости, а в ушах стремительно нарастал гул. Мне захотелось разорвать этого человека голыми руками за то, что он посмел пальцем тронуть беззащитного ребенка!

Клинок громко упал мне под ноги, пальцы скрючило, а изо рта непроизвольно вырвался нарастающий яростный рык. Я, ослепленная жаждой крови, взглянула на отшатнувшегося от меня воина и внезапно провалилась в спокойную тьму.

Теплое ласковое солнце садилось за горы, лишь легкий ветерок гулял по склону сплошь усыпанного золотыми соцветиями ярсвета. Я и мой малыш сидели на нагретом солнцем камне, наблюдая за спокойным царством Духа Гор. Мои пальцы ловко отделяли белоснежные пряди детеныша, плетя ему сложную косу, которую, помню, любили носить у нас в городе. Я мурлыкала себе под нос незатейливый мотив, с ностальгией вспоминая такие же солнечные деньки в Расмэлеле... Тогда мне внешний мир казался таким далеким, таким недосягаемым...

— Мам... — ко мне повернулось мое неусидчивое чудо. — А помнишь, ты говорила, что далеко на севере есть целый город драконов!

— Да, мой сладкий... Его называют Расмэлель — каменное творение наших предков...

Такое же красивое и бездушное, как камень... хоть и зовется колыбелью. Наверняка в насмешку выжившей кучке бесхребетных ящеров!

— А там же есть дети? — не унимался Амару.

— Милый, — я вздохнула, поражаясь упорству моего детеныша. — Мы не можем туда прилететь. Потерпи несколько зим и потом...

— Но я хочу друга сейчас! — перебил меня малыш, состроив возмущенную гримасу. Как он похож на отца — такой же нетерпеливый. А ведь осталось подождать совсем немного, пока мой срок изгнания закончится и вот тогда... Я закрыла глаза, представив сладкую месть всем этим облезлым пещерным медведям. Как же они удивятся...

— Амару, — вздохнула я, поцеловав его в макушку, ощутив аромат его пахнущими луговыми травами волосы. Опять на склоне целый день валялся или же гонялся за бабочками. — Мы уже в который раз это обсуждаем...

Он умоляюще на меня посмотрел своими золотистыми, как два ярцвета глазами. Мое сердце дрогнуло, наполнившись щемящей душу любовью к этому маленькому чуду. "Вьет же из меня веревки, маленький негодник, — усмехнулась про себя я, плетя косу ребенку. — А ведь никто бы не поверил, что я буду когда-нибудь сюсюкаться с детенышем... С моим маленьким солнцем".

— Ладно... — сдалась я под его напором. И где же мне раздобыть ему "друга"?! Хм-м-м...

— Спасибо! Я буду его беречь! — он, развернувшись, крепко меня обнял, от чего я заливисто рассмеялась, удержав в руках конец чуть не распустившейся косы. — Всегда-всегда! Научу всему, что знаю!

— Милый... — улыбнулась я, погладив его по спине. Какой же он еще маленький, беззащитный детеныш. — Я добуду для тебя самого лучшего "друга".

Он непонимающе нахмурился, но кивнул, снова уткнувшись носом мне в грудь. Вновь зашелестел по склону ветер, взметнув вверх ярко-желтые лепестки...

"И что бы ни случилось — всегда буду защищать, — пообещала я, убирая за ухо лезущие в глаза свои каштановые пряди. — Чего бы это мне не стоило..."

А коса так и не удалась... В миг распустил, негодник, погнавшись за игривым ветром!

Голова нещадно болела, вокруг все кружилось, будто в безумном танце, а земля словно уходила из-под ног... Я с неохотой приоткрыла глаза, но тут же зажмурилась, держась руками за раскалывающуюся голову. Как же мне плохо... да еще этот гадкий металлический привкус крови, будто я ее кубками пила — тошно. Яркий солнечный свет заставил прослезиться, и я упала на колени, молясь Повелителям, чтобы эта пытка прекратилась.

Не знаю, сколько прошло времени, но боль постепенно стихла, из глаз перестали течь слезы, и я судорожно выдохнула, больше не боясь, что при каждом неосторожном движении сознание снова заволочет красная пелена.

В носу засвербело и я шмыгнула, глотнув свою солоноватую кровь. Почему... неужели нос разбила? Я приоткрыла глаза, потихоньку привыкая к свету, утерла слезы, начиная различать окружающие предметы.

Пахло речной сыростью, сочной зеленью и луговыми цветами. Я сидела на глине, чтобы была вперемешку с речным песком, тиной и галькой. Неподалеку от меня расположилось небольшое лесное озерцо, заросшее камышом — царство лягушек, кувшинок, рыб. Над ним летали стрекозы, жужжали жуки, с озера раздавалось важное кваканье, а из леса доносились арии птиц... Небесная гладь была безмятежна, без единого облачка, солнце ласково грело лицо, легкий ветерок развивал волосы... Какая идеалистическая картинка.

Погодите! Я, покачнувшись, поднялась на ноги, и, переждав неожиданный приступ головокружения, стала осматриваться. Как я здесь оказалась?! Мое внимание сразу кое-что привлекло, что выбивалось из безмятежной картины, и я, присмотревшись, в ужасе отпрянула. Это что?

Повсюду кровь... развешанные на сочной осоке внутренности, будто какой садист оставил их сушиться, как одежду. Серовато-белая кишка, словно змея, обвилась вокруг камней, оставив окровавленный конец на траве, рядом с ней лежала темная печень... я не могла отвести взгляда, с каждым мгновением подмечая все новые и новые детали. Тянущаяся багровая полоса вела к телу, что сейчас превратилось в кровавое месиво... только неестественно бледное лицо было на удивление чисто и цело. Распахнувшие остекленевшие глаза, покрывшиеся пеленой, рот застывший в беззвучном крике, темные волосы... Суслик...

Я отшатнулась, случайно наступив на мягкую тину и мокрый песок, что лежали на берегу озерца. Как же! Я сплю, просто сплю, и мне все это снится... Я подняла дрожащую ладонь ко рту, и мне в нос ударил тошнотворный запах крови. С недоумением посмотрела на свои окровавленные руки и, не удержав равновесие, плюхнулась в воду, мигом распугав половину голосистых лягушек. Руки были в засохших багряных разводах, как и куртка... штаны... такое чувство, будто я собственноручно раздирала то тело и... Я судорожно вздохнув, глянула в помутненную гладь, надеясь, что мои предположения ложны. Но, только различив свое отражение, шокировано замерла.

* * *

Пошатываясь и дрожа всем телом, я брела по лесу, стараясь уйти от того озерца как можно дальше. Дальше... чтобы выкинуть из головы ту кровавую картину, что до сих пор маячила перед моими глазами. А еще появились эти видения, которые пугали меня до жути. Как я с нескрываемым удовольствием распорола брюхо воину, омыла свое лицо в его теплой крови, пила ее из ладоней, торжествуя над поверженным, но еще живым врагом... Как танцуя какой-то дикий танец, разбрасывала по округе его внутренности, мурлыча при этом знакомый незатейливый мотив...

Как же тошно... Я обняла ствол ближайшего дерева, сердце бешено билось, а мимо воли из глаз потекли горячие слезы. Что со мной? Почему, почему я это сделала! Как я смогла голыми руками побороть тренированного мужчину, да еще так ужасно изгаляться над ним, словно варвар?!

Как же холодно... Я остервенело отмывала себя от крови, не обращая внимание на прохладную воду, на то, что сама была в одежде... Мне тогда было важно лишь одно — смыть с себя даже намеки на причастность к... Почему я ничего не помню?

Да что же здесь происходит! Обняв покрепче дрожащими руками дерево, впившись ногтями в его шершавую кору, я тихо заплакала, давая выход всему тому, что пришлось мне пережить за эти дни.

[1]сажень — мера длины, равная примерно двум метрам.

Глава 6

Где-то в Северных горах, в нескольких верстах на юг от Расмэлеля, гора Энбору.

— Но почему Авила! Нет, она конечно лучше Виты и красивее Дарии, но ты видел ее?! Видел?! Она ненормальная! Как улыбнется — у меня мурашки по хвосту. А ее увлечения? Нет, что она интересного нашла в птицах?!

Ристар уже в который раз за день проклял свой длинный язык, а все из-за того, что не сдержался и рассказал любопытному брату решение Старейшин. Хасшер, к удивлению дракона, принял новость о женитьбе спокойно, но вот когда он заикнулся было, что знает, какие кандидатуры Старейшины рассматривают на роль супруги младшего брата...

И ведь подросток умудрился их уговорить взять его собой к Видящему, настаивая на своей полезности. Но как только добился разрешения, вся его "полезность" свелась к тому, что он всю дорогу оплакивал свою загубленную молодость и вещал о черствости единственного родственника, что не может спасти его от этой ужасной участи. Ристар терпел нападки младшего брата, чувствуя свою вину, но с каждым мгновением молодому дракону становилось все труднее держать себя в руках и не накричать на подростка, сказав ему, что пора вырасти и стать мужчиной.

"Стенает так, будто его в первую же ночь съедят, причем все втроем, на брачном ложе", — недовольно ворчал снежный дракон, выслушивая уже по третьему кругу биографию молодых дракониц и причины, почему они не могут стать женами "великого и несравненного Хасшера".

— Нашел проблему, Хасшер, — махнул рукой Зан, которому тоже уже надоело слушать своего воспитанника. — У тебя до намеченного срока в запасе целых две зимы. Возьми одну из них... к примеру рассмотрим ту же юную деву Авилу и за данный срок воспитай из нее идеальную супругу.

Хранитель знаний со слезами на глазах оставил свою драгоценную библиотеку и пошел с ними, пролепетав что-то насчет того, что хочет проконсультироваться с Видящим по некоторым вопросам, касающимся наследия Прародителей. Но Ристар хорошо знал своего друга и то, как он восхищался этим драконом, но вот до сих пор так и не решился прийти к своему кумиру один.

— Кто бы говорил, мастер, — сразу ощетинился подросток, которого совершенно не прельщало даже разговаривать с девчонкой, что зациклилась на "гадких птицах". — Сами-то уже больше восьми зим... — он фыркнул, заблаговременно спрятавшись за братом, — лепите супругу из госпожи Раснелии. И что-то сильных сдвигов в этом деле не имеете.

— Что ты сказал? — ощутимо покраснев, взвинтился Зангерел, мигом растеряв свое былое хладнокровие. — А ну иди-ка сюда, щенок, давно хвост тебе не драли?!

— Наказание за правду не... Уй!!! — его крепко схватил за ухо старший брат, от которого Хасшер никак не ожидал предательства.

— За что?! — сразу обиженно выкрикнул подросток, потирая горящее ухо.

— За наглость, — коротко обронил Ристар, и, добавив еще подзатыльник, пошел дальше по пещере. На душе тени драконов заметно полегчало: младший брат уже полдня не давал ему покоя, с того самого момента, как узнал, какой ему подарок на шестнадцатилетние уготовили добрые Старейшины.

Видящий, которому направлялись посланники, жил вдалеке от своих сородичей на горе Энбору в отшельничестве. Она была священным пристанищем всей общины, в недрах которой хранилось великое наследие — полотно Арэн драгнэри, — где огненным потоком каждое мгновение записывалась история родов северных драконов. Поговаривали, что Великая Матерь лично дыхнула огнем на каменную стену, зародив в полотне жизнь, и соткала из Хаоса к нему Привратника, чтобы тот берег ее творение как зеницу ока, пока не исчезнет само мироздание. Прародители назвали его Видящим, тем, кто смотрел сквозь время, но Привратник старался не вмешиваться в события, давая детям Матери самим решать свою судьбу.

И вот уже больше часа драконы шли по светлой пещере к недрам горы. Пещера была необычная: каждый миг из дышащего жаром пола вырывались столбы ядовитых газов, ее стены, которые из-за огненных жил, что проходили близко к поверхности, светились теплым приглушенным светом, вместо голубых мерцающих озер, к которым так привык снежный дракон, он видел огненные реки лавы. Своды пещеры были не высокими и драконы не могли пролететь, свободно расправив крылья, весь оставшийся путь, поэтому им пришлось идти в своей второй ипостаси. Горячий воздух будто окутывал с ног до головы нежданных посетителей, дышать ядовитыми парами, раскаленной пылью, что витала вокруг них, было на удивление легко и приятно. Ристар с каждым шагом, с каждым биением сердца чувствовал непреодолимую тягу к этому месту, словно после долгих скитаний по миру наконец-то вернулся домой, будто вновь оказался мальчишкой и очутился в ласковых объятиях матери.

Через некоторое время перед ними предстали каменные врата высотой в несколько аршин[1], на которых неведомым скульптором было вырезано раскидистое древо, охватывающее черными обсидиановыми ветвями врата. Его створки были плотно закрыты, не было даже намека на ручки, они словно говорили, что незваным гостям здесь не рады. Драконы молчали, боясь разрушить чарующий миг, они наслаждались тем, что смогли прикоснуться к величию предков, почувствовать на себе их могущество и ощутить за них толику гордости. Кто бы мог подумать, что великое творение Прародителей сохранится в первозданном виде до их далеких потомков, что каменные врата, возведенные еще до первой войны более трех тысяч зим назад, смогут до сих пор исправно служить, защищая главные ценности драконов — полотно и его Привратника от любопытных незваных гостей.

"Врата Эрудра... — Зангерел благоговейно прошептал, преклоняясь перед величием зодчего, сотворившего такую красоту, — в которые он добровольно заключил свою душу. Невероятно..."

Ристар провел ладонью по холодному гладкому камню, который чуть покалывал подушечки пальцев от силы, пронизывающий врата, и четко произнес на древнем наречии ишереми:

— Аси Ристар Веяру драгнери, саширэ! (примерный перевод — Я Ристар из рода Веяру, откройся!)

Дерево на вратах замерцало изнутри алым светом, каждый его листик, каждая черточка ствола вспыхнули, и тяжелые створки медленно раскрылись. Яркий рыжий свет сквозь небольшой проем вмиг затопил полутемную пещеру, и драконы сощурились, прикрыв руками глаза. Они наконец-то дошли до места, где по легендам Матерь дала жизнь первым драконам. Тугой комок боли и страданий, что он копил в своей душе все эти годы, будто вмиг растворился, Ристару стало так легко и спокойно, что помимо воли на его губах появилась безмятежная улыбка.

За вратами находилось огромное огненное озеро, в которое впадало несколько водопадов раскаленной лавы и полуразрушенный каменный мост, обрывающийся почти в самом начале. Жар будто пронизывал воздух, казалось, что в этом месте все дышит огнем; ярко-рыжее пламя отражалось даже от серых, покрытых коркой застывшей лавы сводов, окрашивая их в оранжевый цвет. После пронизывающего холода Северных гор, когда сам воздух готов был в любой момент застыть, превратившись в ледышку, покалывающий кожу жар казался дракону манной небесной.

В самом начале разрушенного моста стояла вытесанная из темного мрамора табличка с вязью ишереми: "Только те, в чьих жилах течет кровь Матери, получат ее дар, остальных же — ждет Хаос".

— Остроумию Прародителей можно только позавидовать, — улыбнулся Зангерел, также прочитав предупреждение, но увидев на лице Хасшера явное недоумение, пояснил. — Сюда бы никто кроме драконов и не смог добраться. Ты, конечно, не чувствуешь, но кислорода в воздухе сейчас ниже нормы, воздух пронизывают невыносимый для других жар и ядовитые газы — все другие бы просто задохнулись еще в самом начале пути. Не говоря о том, что если бы они каким-то чудом дошли до врат — их потуги были бы бессмысленны, ведь запечатанную душу невозможно подкупить, чтобы она пропустила того, в ком не течет кровь из ее рода. Как жаль, что эти знания для создания такого потрясающего творения были утеряны... — Зангерел погрустнел, мечтательно проведя рукой по пышущей жаром табличке. — Я бы возвел такие врата в моей Библиотеке, чтобы оградить бесценные знания от невежд, недостойный лицезреть и корешков моих фолиантов.

Подросток, нутром почувствовав новую лекцию мастера на тему "невежд и варваров", которую он обожал читать своему ученику, пытаясь привить тому любовь, уважение и священный трепет перед книгами, поморщился и тихонько попятился назад. Хасшер в поисках спасения взглянул на брата, который, подойдя к обрыву моста, задумчиво смотрел на огненное озеро. Внезапно повернувшись, Ристар лукаво подмигнул Хасшеру и шагнул вниз, чтобы через миг, расправив перламутровые крылья, взлететь к сводам белоснежным драконом. Младший Веяру радостно воскликнул и с разбега спрыгнул с моста, с плеском погрузившись в лаву, через мгновение вынырнув на поверхность темно-синим драконом.

— Ну что за дитя, — пробормотал Хранитель знаний, наблюдая за своим учеником, что вместо того, чтобы последовать за братом, с удовольствием купался в огненном озере. Кожа Зангерела стала зудеть от желания тоже окунуться в пылающий поток и почувствовать на чешуйках ласковый обволакивающий жар, но дракон, устыдившись своих низменных желаний, вздохнул, с опаской посмотрев вниз. Говорить другим, что он немного побаивается высоты, было слишком неловко. Проводя все свое свободное время в Библиотеке среди узких стеллажей, Хранитель упорно давил свое драконье начало и тягу к небу, убеждая себя, что это ему не нужно, но сейчас...

"Дракон, боящийся высоты, — скривившись, подумал он, прежде чем сделать решительный шаг в пустоту, — как глупо..."

Зангерел, обратившись в полете в отливающего золотом дракона, спикировал к безмятежно купающемуся ученику и послал мыслеобраз страшной кары в виде безжалостной порки и многочасового протирания стеллажей. Хасшер быстро проникся своим нелегким будущим и стрелой вылетел из озера, помчавшись под защиту брата.

Пролетев почти до середины пылающего озера, драконы заметили абсолютно гладкую, тянущуюся сводами вверх угольно-черную глыбу, которая, как оказалось потом, возвышалась на странном каменном острове. Через нее пробегали тонкие огненные потоки, образуя вязь ищереми, будто неведомый дракон выводил их лавой на каменном полотне. Они образовали какие-то слова, связанные между собой линии... записи сменяли друг друга в случайном порядке, что их невозможно было успеть прочитать и понять. Возле полотна Арэн драгнери, положив увенчанную костяной короной голову, лежал черный дракон, который был крупнее своих собратьев в несколько раз. Он, сощурив сверкнувшие в полутьме светло-серые глаза, лениво наблюдал за посетителями его обители.

Посланники Старейшин приземлились неподалеку от своего собрата и, перекинувшись в людей, в нерешительности замерли. Ристар, уловив на себе изучающий взгляд обсидианового дракона, коротко поклонился и, набрав в легкие побольше воздуха, начал говорить на древнем наречии:

— Айшара... Аси Ристар Веяру драгнери, ви аси сашемес мовэ эн Рагнер драгнери ами лемебнери сонуэ арэ, Матерес драгнери асмо...

— Пф-ф-ф, — черный дракон выпустил из ноздрей струю горячего пара, словно перебивая тень драконов, и вмиг обернулся перед своими посетителями в человека. — Давно я не слышал столь чистого звучания ишереми. Так давно, что невольно подзабыл его за века... Юноша, не мог ли ты повторить свою речь на языке людей, он, конечно, примитивен, но я его, к своему удивлению, до сих пор помню.

Это был очень высокий, выше Ристара на полторы головы, мужчина, с длинными, доходящими почти до пят прямыми угольно-черными волосами. У него была очень бледная сероватая кожа, из-за черных одежд выглядящая совсем белой, а из волос торчали будто выполненные из обсидиана длинные изогнутые назад рога. Дракона можно было назвать красивым, если бы не глаза — они были пронзительные: светло-серые, от которых невольно хотелось отвести взгляд — они пугали и завораживали одновременно.

— Видяший, — невозмутимо начал сначала посланник общины. — Я Ристар из рода Веяру, пришел по приказу Старейшин узнать путь, по которому должны следовать дети Матери. Со мной прибыли: Хранитель знаний Зангерел из рода Масмэри, и Хасшер из рода Веяру...

Хранитель знаний коротко поклонился, брат Ристара кивнул головой и робко замер позади своего мастера, не зная, как себя вести в присутствии знаменитого узника Энбору. О нем ходило множество легенд, и никто из общины не знал, что из них правда, а что ложь. Но известно было точно — Привратник Арэн драгнери не мог выйти за врата, навеки осужденный хранить главную ценность общины. То ли "великий черный дракон Расмэлеля" в прошлом совершил множество ужасающих преступлений и этим сильно разгневал Прародителей, что они заперли его здесь, то ли он добровольно дал навеки себя заключить без права больше видеть солнечный цвет.

— Даже так... кровь Веяру и Масмэри, — слегка улыбнулся Видящий и оглянулся на каменное полотно, которое выводило имена, выстраивающиеся в древо чьего-то рода. — Помню, ко мне приходил малец Кахалас, тоже спрашивал по какому пути идти драконам... Сколько же прошло зим? — дракон слегка наклонил голову, словно призадумавшись над этим, но почти сразу небрежно махнул рукой. — Признаюсь, я давно перестал следить за временем, ибо оно утекает сквозь лапы как лава... Но нового мне нечего ему сказать, только если повторить сказанное тогда... Так и передайте: "Будущее — в детях".

Ристару внезапно подумалось, что это Видящий виноват в том, что Старейшины одержимы устройством личной жизни каждого дракона, но он прогнал из головы эти мысли, постаравшись сосредоточиться на деле.

— Но это только если Кахаласу, — продолжил Видящий, посмотрев на дракона, — а тебя, кровь Веяру, я уже ждал давно, и мне есть, что сказать твоему роду... — Ристар смешался и весь обратился в слух. Привратник реликвии смотрел будто сквозь него, снежному дракону даже на миг показалось, что глаза Видящего стали полностью черные. — Лишь дитя, что ходит в мир живых и мертвых, принесет вам мир.

— Что? — тень драконов опешил, не ожидавший таких слов. — Дитя? Что за дитя?

— Что за дитя... хм... стыдно не знать, а еще и потомок Веяру! — Видящий подошел к полотну и положил на нее свою руку. Миг и оно замерло. Руны перестроились, а золотистая вязь уже стала показывать совершенно иное древо. Древо рода Ристара и Хасшера. — Молодые Веяру, подойдите поближе...

Хасшер робко сжался под пристальным, изучающим взглядом Привратника, но чуть ли не бегом подошел к брату посмотреть на полотно, о котором среди драконов ходили легенды.

— Прародитель Веяру, тот, кто образовал ваш род, — Видящий показал рукой с черными длинными ногтями на корни огненного древа. Имя предка Ристара и Хасшера, будто по молчаливому приказу дракона, засияло спокойным золотистым светом. — Я его хорошо помню, он был одним из двенадцати Великих, что создали процветающее государство драконов. Благородный, сострадающий... именно Веяру принял людей, что пришли с юга, и убедил своих собратьев помочь беженцам обустроиться на их землях. Совсем иным же был Менрос, его потомок, — палец Привратника переместился к имени отца братьев, которое от его прикосновения вспыхнуло ярким огнем. — Жестокий, мстительный, независимый... люди называли его "Королем Севера" и боялись навлечь на себя и своих родных его гнев, ибо он не знал пощады. — Ристар нахмурился, а Хасшер наоборот приосанился, расплывшись в улыбке. Он, в отличие от брата, любил отца и им гордился. — Мне всегда было интересно, какой путь выберут его сыновья, и станут ли они такими же яркими, как их предки... — Видящий замолк, внимательно смотря на притихших драконов и, неожиданно, показал на едва заметное имя, которое линией родства объединялось с Ристаром.

— Что? — изумленно выговорил тень драконов, судорожно пытаясь разобрать почти потухшую вязь ишереми, но руны удалось прочитать только с третьей попытки, словно кто-то пытался помешать узнать имя ребенка — "Амару". Ристару стало жарко, а сердце забилось вдвое быстрее. Внутри он обо всем догадывался, но просто никак не мог в это поверить. — Как это понимать?

Зангерел не выдержал и тоже подошел к полотну, пытаясь прочитать запись, что так удивила его друга. Привратник слегка улыбнулся и отошел в сторону, давая драконам хорошенько рассмотреть полотно.

— Только не говорите мне, что это... — ошарашено проговорил Хранитель знаний.

— Да, Зан, — вздохнул Ристар, невольно стиснув плечо своего брата, — это она.

Возле его имени тускло сияло "Ваниша Иссашель". Одного лишь взгляда на полотно хватило снежному дракону, чтобы разрушить ту стену, которую он кропотливо возводил все эти годы возле воспоминаний о его своевольной подруге. Слишком болезненно давалось ему все то, что было связано с последней Покорительницей миров.

— Ты же с ней ругался постоянно! — неверяще проговорил Зангерел, в растерянности запустив руку в свои золотые кудри. — Говорил, что будь твоя воля — связал цепью, запихал кляп в рот и сбросил со скалы!

Ристар грустно улыбнулся, вспомнив, как тогда после каждой ссоры с Иссашель запальчиво обещал ей все муки перерождения в Хаосе. Своевольная драконица обжигала, дразнила, заставляла ненавидеть, но забыть ее было невозможно. Как бы сильно она не отдаляла его от себя своими выходками, он просто не мог уйти, тянулся к ней, словно мотылек к губительному огню.

— Ваниша? — прочитал надпись на полотне Хасшер, но вдруг вздрогнул и с ужасом посмотрел на своего старшего брата. — Как ты мог! Она меня постоянно пугала и издевалась!

— Не говори чепухи, — отмахнулся от брата Ристар, даже не пытаясь вникнуть в суть его бессмысленных претензий. Сейчас ему было совершенно не до того. — Взрослая драконица не будет пугать шестилетнего детеныша, ведь это... Постой, ты что, серьезно? Она же... — но он внезапно серьезно задумался, ведь у его подруги были крайне странные представления о правильном воспитании детей и о жизни в целом, — хотя нет, она могла.

Видящий умиленно смотрел на них и гладил рукой полотно, надписи на котором от прикосновений дракона ярко мигали, будто это был мурчащий кот, что нежился под ласками хозяина. Он уже долго ждал, когда на доску мироздания вступят новые фигуры, в попытке спасти медленно умирающую общину. "Да... — довольно подумал пленник священной горы, — такая встряска детям Матери полезна. Ради этого я даже готов им слегка помочь".

— Стойте! — Веяру оборвал на полуслове разошедшегося брата и друга, чувствуя, что еще немного, и они уведут этот разговор в дебри его отношений с Ванишей. Но он же знал, что это сейчас не самое главное! — У меня есть детеныш?!

Хасшер вмиг вновь посмотрел на стену, а после, расширив глаза от удивления, на брата. Ристар про себя отметил, что его младший братишка так и остался невнимательным, как и восемь зим назад.

— Амару Иссашель или же Амару Веяру... — посмаковал на языке имя мальчика Привратник и насмешливо посмотрел на обескураженного родителя. — Как ты думаешь, какой он выберет род?

— Ты его видел? — резко выдохнул Ристар, став потихоньку раздражаться от насмешливого тона Видящего. Привратник слишком долго добирался до сути, медля с ответом.

— Кровь Веяру, я уже со времен твоего Прародителя не выходил с глубин Энбору... — с укоризной посмотрел на нетерпеливого юнца дракон, — конечно, я его видел. — Он дотронулся пальцем до своего лба, показывая, что стены для него не та преграда, из-за которой он не сможет видеть сквозь пространство и время. — Словно Матерь вернула Менроса из долины предков, наделив твое дитя его ликом.

— Отца? — невольно вздрогнул от ужаса тень драконов.

— А станет ли он таким же, как он, зависит от вас... — Видящий вгляделся в ровно горящее на полотне имя внука того, кто единственный за много веков приходил к нему не за советом и помощью, а просто так. — Хотя врагов своего предка он унаследовал, и тени недоброжелателей уже тянутся к его шее.

По спине Ристара пробежались мурашки, ему вмиг захотелось рвануть к только что обретенному сыну и защитить того от проклятого наследства деда.

— А Ваниша? — хрипло спросил Веяру. Его сердце предательски дрогнуло. — Что с ней?

— Уже как несколько дней ее огонь погас, — поморщившись, отмахнулся от слишком подробных расспросов древний дракон и отошел от каменного полотна, словно на нем не было запечатлено больше ничего интересного. — Тело ее истлело в лучах солнца, а душа не смогла уйти в долины предков и сейчас, словно паразит, пожирает чужой огонь...

— Что? — шокировано выдохнул Ристар, пытаясь осознать, что имел ввиду Привратник. В груди его зародилась невыносимая боль, с каждым мгновением все усиливаясь. Несмотря на жару, что царила в пещере, наследнику древнего рода показалось, будто подул леденящий могильный ветер... Он догадывался, что с ней что-то случилось, но старался не слушать внутренний голос, списав излишнее волнение на усталость.

— Огонь... ее погас... — хрипло проговорил беловолосый дракон, выдавив из себя так болезненно давшиеся ему эти слова, словно все внутри противилось этой правде. — Значит, она умерла. Но как?

Видящий промолчал, с укоризной смотря прямо в глаза Ристару.

— Люди? — осенила догадка растерявшегося дракона. Он был подавлен, душу рвало на куски чувство невосполнимой утраты, ведь несмотря на то что Ванишу восемь лет назад изгнали из города, он все же надеялся, что однажды вновь ее увидит. Веяру умел терпеливо ждать, несмотря на то, что на этот счет говорили другие, но теперь его надежда на то, чтобы увидеть ее вновь, даже если это будет один единственный раз, исчезла.

Да... все было понятно без слов. Самые жестокие и беспощадные существа, которые только видели драконы — люди. Ваниша Иссашель, как и все ее предки, была сильна духом, непоколебима в убеждениях, но уж слишком беспечна и высокомерна. Веяру знал, что если она что-то вобьет к себе в голову, то даже здравый смысл не сможет переубедить упрямую драконицу. С ее-то презрением к людям и крайним нежеланием хорошенько прятаться в горах от них, уже удивительно, как она прожила целых восемь зим одна. "Хотя нет, — напомнил себе тень драконов, — она была не одна. С ней был мой детеныш... А-ма-ру, что значит "великий змей"... Да, она должна была хоть немного обуздать свой характер ради сына".

— Подождите, — растерянно провел рукой по своим кудрям Хранитель знаний, смотря то на друга, то на Видящего. — Если Ваниша умерла, то сын Ристара что, остался совсем один?! В мире людей?

Тень драконов замер, озадачено посмотрев на друга. Об этом он даже не успел подумать. Но если и вправду своенравную драконицу убили, то его детеныш что, попал в плен к людям? Мгновенно снежный дракон вспомнил истязания талкнийцами его собрата, то, как они пытали ни в чем неповинного детеныша южного дракона, а потом с сожалением вздыхали, что "тварь" оказалась не такой живучей и веселье продолжалось не долго. Внезапно вспомнилось и то, как Ристар впервые увидел Ванишу.

Маленькую в грязной рваной одежде девчонку принес на руках в их ареал отец, коротко обронив, что она была у людей ручным зверьком. Молодому Веяру стало жалко хрупкую сверстницу с копной вьющихся каштановых волос, и он попытался с ней подружиться. Но пробиться через стену отчуждения, которую возвела вокруг себя Ваниша, не смог, а потом ему и вовсе надоело стараться, тем более она постоянно ходила хвостиком за Менросом. Тот ворчал, но не прогонял от себя наглую девчонку, даже позволял помогать ему в роли драгон има[2]. Впервые маленькому Ристару стало завидно, он не мог понять, почему его отец возится с какой-то оборванкой, а ему дает отворот-поворот? Ему стало казаться, что она пытается отнять у него отца, и тогда мальчик стал мстить.

На все его обидные прозвища, которые Ристар давал зарвавшейся девчонке, она, как тогда казалось наследнику четвертого Старейшины, надменно усмехалась. Вместо того чтобы плакать, когда попадала в "хитроумные ловушки", спокойно молчала, даже никому не жаловалась, что еще больше выводило его из себя. Он стал думать, что она над ним издевается и не принимает всерьез, но в тоже время мальчик поражался ее выдержкой и смог понять смысл слов "достойный враг", которые однажды обронил в разговоре его отец. Точнее, он тогда считал, что нашел себе врага.

Закончилось все тем, что мальчик увидел, как Менрос смеялся и трепал Ванишу по волосам, а она ему счастливо улыбалась. Ристар почувствовал себя отвергнутым, опустошенным, потому что его отец ему никогда так ласково не улыбался, держался отстранено, отговариваясь тем, что драконы не должны позволять себе слабостей. Тогда отвергнутый детеныш подкараулил Ванишу, когда та осталась одна, и обидно выпалил, что она вообще никому не нужна, и его отец возится с ней как с маленькой милой игрушкой, и пускай она возвращается к людям и оставит его семью в покое. Не дав закончить Ристару свою гневную тираду, девчонка с рыком накинулась на него, обернувшись в маленького дракона. Остановил их драку разгневанный Менрос и, мгновенно вычислив зачинщика ссоры, потащил за хвост слабо брыкающегося сына в дом на серьезный разговор.

Этим же вечером Ристар сбежал из общины, в обиде глотая слезы. Нет, ему ничуть не было стыдно ни за выговор отца за то, что он дразнил единственную оставшуюся Иссашель, которую больше полугода истязали люди, пока Менрос не нашел и не сжег в драконьем пламени все поселение, ни за упрек мачехи, что он мог быть с сиротой подобрее. Он жалел себя, в запале решив, что раз никому не нужен, то всем лучше будет, если его не станет. Через несколько часов полета куда-то на юг, маленький дракон стал уставать и задумался о том, что может быть лучше вернуться, тем более что в небе появились первые звезды. Но семейное упрямство взыграло вновь, и Ристар полетел дальше, стараясь не думать о том, что сегодня Илдгит, его мачеха, не сможет рассказать ему на ночь продолжение интересной легенды. А дальше было падение, кусты камелии, стрельба людей из арбалета и маленький дракон чудом успел улизнуть, для себя решив, что он уже нагулялся, да и обида за это время уже успела куда-то подеваться.

В ареале оказалось на удивление пустынно, только Ваниша сидела на каменной лавке возле дома и на возвращение блудного дракона никак не отреагировала, хотя задержала взгляд на оборванном хиленьком кустике, что с собой притащил Ристар. Мальчишка внезапно почувствовал укол совести, да и он теперь всерьез озадачился своим поведением — зачем он прихватил с собой куст? — и поэтому не нашел ничего лучшего, как отдать его Ванише, пробормотав что-то на счет того, что девочкам нравятся цветы, вспомнив уроки галантности от Илдгит. И какое у него было удивление, когда девчонка не только взяла куст, но и счастливо улыбаясь, поцеловала его в щечку.

После таких "серьезных отношений" Ристар понял, что больше не сможет дразнить Ванишу.

А от Менроса за побег ему все же влетело — отец заставил его побегать, разнося послания по всему Расмэлелю, и он проклял тот день, когда захотел быть на подхвате, почувствовав себя "драгон им".

Детские воспоминая легли тяжелым грузом на душу и так волнующемуся дракону. Он не хотел повторения судьбы Ваниши для своего только что обретенного сына, не мог позволить страдать из-за ошибок взрослых невинного детеныша. Поэтому, не обращая внимания ни на Зангерела, что пытался добиться от друга хоть какой-нибудь реакции, ни на испуганного поведением брата Хасшера, Ристар решительно взглянув на Видящего, сказал:

— Где.

Привратник вопросительно на него взглянул.

— Где. Мой. Сын, — обрублено повторил тень драконов, чувствуя, что секунды промедления стоят жизни и душевному здоровью его детеныша. Перед его глазами словно картинками проносились воспоминания пытки южного дракона, опустошенный взгляд маленькой Ваниши, ее крики и плачь во сне, а также белесый рубец, пересекающий ее спину...

— В долине, — насмешливо улыбнулся черный дракон.

— А где именно в долине? — подавив в себе гнев и желание зарычать на Видящего, более спокойно произнес Ристар. Если Привратник изъявил желание растянуть беседу, почему бы ему не помочь? Тем более Старейшины предупреждали тень драконов о том, что Видящий любит юлить, уходя от ответа или же наоборот создавать красноречивые паузы, давая собеседникам самим додумать фразу, а потом с интересом наблюдать, куда драконы сами себя заведут, искренне веря в то, что им подсказал правильный путь сам Привратник Арэн драгнери.

— Хм-м-м... — задумался Видящий, не спеша с ответом, но потом вдруг чему-то хмыкнув, серьезно сказал. — Не скажу. Сами ищите.

— Он издевается? — шепнул своему мастеру Хасшер, но в пещере стояла такая тишина, что его слова слышали все.

На нем скрестились взгляды, и подростку вмиг стало неловко, но вместо того чтобы возмутиться невоспитанности нынешнего поколения, черный дракон удивленно расширив глаза, произнес:

— А как вы догадались?

В душной пещере вмиг стало тихо. Драконы с изумлением взирали на Привратника, который невозмутимо рассматривал свои длинные черные ногти, словно его нисколечко не смутило то, как он обошелся со своими единственными гостями за почти десятилетие вынужденного одиночества.

— Это было не трудно, — еле слышно пробормотал Ристар, не зная, что ему делать — то ли плакать от абсурдности ситуации, в которой он оказался, то ли смеяться над забавным выражением лица Зангерела, у которого сейчас рушился образ "великого и мудрого Видящего". Беловолосый дракон даже вспомнил, как его друг в детстве страстно желал стать похожим на этого "легендарного героя общины". Судя по тому, как у Хранителя задергался правый глаз, а рот скривился в полубезумной усмешке — монолитный образ дал серьезную трещину.

— Да? — иронично изогнул бровь древний дракон, задумчиво прикоснувшись длинным черным ногтем к своему подбородку. — А с другими срабатывало... Неужели я уже старею и становлюсь предсказуемым? Арэн, предательница, почему ты мне раньше об этом не сказала? — Видящий повернулся к каменному полотну, с огорчением окинув пристыженную реликвию взглядом. — Как ты все это время могла скрывать от меня этот факт?! И из-за тебя мне сейчас приходиться унижаться перед гостями! — Арэн драгнери, к удивлению драконов, вспыхнуло, будто от негодования золотистым светом и быстро застрочило на древнем языке предложения, но Привратник уже отвернулся от своей каменной собеседницы. — Нет, я даже слушать тебя не желаю! И знай, я и без твоей помощи прекрасно придумаю новую тактику поведения!

Арэн драгнери ярко мигнуло в последний раз и обиженно потухло. Полностью. Превратившись вмиг из ценной реликвии рода драконов в бездушную каменную стену.

— Что здесь происходит... — недоуменно пробормотал шокированный Зангерел, как-то странно взирая то на безжизненную реликвию, то на задумавшегося над своей новой линии поведения Видящего. Ему все казалось, что он очутился в одном из своих самых кошмарных снов и как не старается, никак не может проснуться.

— Не обращайте внимания, — вяло махнул рукой в сторону потухшей каменной стены ее Привратник. — Через три дня Арэн отойдет и вновь начнет работать, а пока ее лучше не трогать, — он чему-то усмехнулся и со скрытым злорадством дополнил. — Она не умеет долго злиться, а я вот умею. Месяц ее игнорировать буду!

— Что?! — выдавил из себя Хранитель знаний, не веря, что такое и вправду говорит его кумир. Догмы, в которые он верил без тени сомнения, стали рушиться. — Полотно вас понимает?

— Ты имеешь в виду, — медленно начал узник горы, — что это взбалмошное, обидчивое и нетерпеливое порождение Матери живое существо?

Зан неуверенно кивнул, переглянувшись с растерянным Ристаром.

— О чем ты говоришь, кровь Масмэри? — Видящий снисходительно посмотрел на золотокудрого дракона. — Эта глыба камня даже не умеет мыслить.

— Но как же... — изумленно вскинул брови Хранитель знаний и сбивчиво продолжил. — Как вы с ним... с ней общались? Арэн! Вы же звали так полотно? Да? Оно ведь живое?

— Зан, — дернул за рукав своего друга Ристар, привлекая его внимание, и мрачно поделился своими наблюдениями. — Он просто издевается. Просто... не обращай внимания...

Веяру еще хотел сказать многое, например, что Видящий явно за столько лет одиночества сошел с ума, но сдержался. Хоть и такой, но он все же был уважаемым и почитаемым драконом общины.

— Вы вновь раскрыли мой замысел? — заметно расстроился Привратник.

Внезапно озарилось ярким светом Арэн драгнери и, словно пылая от гнева, стало выводить послание адресованное своему смотрителю. Ристар попытался прочитать письмена, но они были столь яркими, а вязь такой маленькой, что у него невольно заслезились глаза.

— Я же говорил, — довольно хмыкнул Видящий, даже не смотря, что выводит огненной вязью полотно. — Она совершенно не умеет думать. Поддаться на такую хиленькую провокацию... И ты еще хочешь называть себя живым существом, глупый камень?

Каменное полотно раскалилось докрасна и, выведя огромными рунами слова на ишемери: "Рогатая чешуйчатая гадина", — вновь полностью потухло.

Привратник, довольно хмыкнув, филосовски заметил, обращаясь к невольным свидетелям ссоры:

— И так каждую неделю.

Хасшер некультурно раскрыл от удивления рот, уши Зангерела запылали сильнее полотна, а Ристар задумался: с какого момента поход к мудрецу общины, превратился в форменное безобразие. И главное — зачем они решили сюда прийти?

— И все же, Видящий, — решил прекратить этот спектакль тень драконов, вернувшись к тому, на чем остановилась их беседа. — Где мне найти в долине своего сына? И что за пророчество с ним связано?

— Немэрэ... Я не пророк, кровь Веяру, — грустно улыбнулся светлоглазый дракон, с тоской глянув на мертвый камень, что раньше был яркой реликвией. — Я говорю лишь то, что вижу. А видел я, что твой сын сможет принести мир в долину. И если тебе или же вашей общине так важно его найти, то ищите. Я в ваши дела вмешиваться не стану.

— Но почему?

— Некоторые видения лучше не озвучивать, — серьезно глянул на тень драконов Видящий, Ристар почувствовал древнюю силу, что будто окутывала ровесника Прародителей, — если не хочешь лишиться будущего. Мне нечего вам больше сказать. Уходите.

Хранитель знаний встрепенулся, будто очнувшись ото сна, и только открыл рот, чтобы о чем-то спросить, как его остановил Видящий:

— И на твои вопросы, юный Хранитель, мне нечего ответить. Найдешь ли ты то, что ищешь, зависит от тебя. Ты должен выбрать — жизнь или же та библиотека. — Привратник повернулся к робкому Хасшеру и внезапно рассмеялся, да так чисто и задорно, что юный дракон заулыбался ему в ответ. — Хотел бы я, чтобы и мне посоветовали с какой драконицей связать жизнь, а то эта глупая глыба мне до хаоса надоела, — он подмигнул вмиг смутившемуся подростку и, приложив к губам палец, шепнул. — Выбери четвертую.

— Четвертую?! — воскликнул Хасшер. — Но их всего три!

— Вот именно, — улыбнулся Видящий. Ристару даже показалось, что это была не улыбка, а скрытая издевательская ухмылка. "Четвертую... — проворчал про себя дракон, чувствуя, что младший братец переложит все свои проблемы на плечи единственного родственника. — Где я ему найду четвертую? Сотворю из воздуха?"

Озадачив подростка и его старшего брата такой неразрешимой дилеммой, Привратник вновь повернулся к Зангерелу.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, юный Хранитель, — Зан нахмурившись, посмотрел на Видящего, ожидая пояснений. — Что отдать свою жизнь за потерянные знания несущественный пустяк. Что процветание общины намного важнее, чем жизнь одного дракона... Она тоже так считала, вот только в плату брала чужие души, отговариваясь тем, что "все на благо драконов". Так вот скажи мне, потомок той, что положила на алтарь всех, кроме себя, — достойны ли знания столь высокой цены?

— Не говори сейчас, — слегка улыбнулся Смотритель, перебив, попытавшегося было возразить Хранителя. — Ты будешь врать себе и другим. Задумайся об этом, когда придет время. Задумайся и реши...

— Мое решение не поменяется, — упрямо сощурил синие глаза Зангерел. — Знания важнее жизни, потому что без них она бессмысленна!

Видящий покачал головой, но не стал переубеждать упертого юношу. В каждом, кто приходил к нему за советом, он видел отражение тех, кто уже давно покинули этот мир. И в Зангереле дракон почувствовал дух той дерзкой девчонки — Масмери, прародительницы Хранителя, что не только стала легендой при жизни, создав библиотеку, которой даже спустя тысячи лет нет равных, но и не испугалась Привратника... "Знания важнее жизней", — также убеждала она его, пытаясь обратить дракона в свою веру. Он слушал ее и молчал, считая, что каждый имеет право на свое мнение. "Я отдам жизнь за процветание рода драконов! — патетично восклицала Масмэри, стряхивая с плеч золотые кудри. — Ты мне веришь, сын Матери?". Он лишь едва заметно улыбался, надеясь, что грядущее, которое видели его глаза, никогда не претворится в жизнь.

"Ведь будущее, словно изменчивый ветер", — убеждал себя дракон, смотря со стороны, как с каждым годом эта дерзкая девчонка все глубже опускает свою душу в Хаос. И все ради знаний, ради будущего процветания драконов... Ей уже не хотелось отдавать свою жизнь ради идеи — она положила на ее алтарь жизни других, восклицая при этом, что это все во благо драконов. Столетия летели словно опавшие листья с древа жизни, мир неуловимо менялся, как и те, что его населяли... Теперь его давняя подруга, которая пыталась научить его любить мир и показать всю его красоту, приходила к нему только с конкретной целью — узнать как можно больше о мироздании...

Юная златокудрая девушка, что озаряла своей улыбкой темные своды его пещеры, исчезла, оставив вместо себя жестокую, гордую женщину, стремящуюся познать далекое будущее и древнее прошлое. С болью в сердце Видящий давал ей знания, пытаясь найти в ее холодных сапфировых глазах тот свет, который раньше так радовал его душу и неистово желал, чтобы она наконец-то остановилась... Но Масмэри наоборот возомнила себя равной Матери: "Я хочу знать все!" — требовала теперь она, с нетерпением ожидая выполнения своего приказа.

На все мольбы Привратника остановиться и посмотреть со стороны в кого она превратилась — фыркала, а если он отказывался ей подчиняться, обещала превратить его жизнь в нескончаемый кошмар. Не в силах больше наблюдать со стороны, во что превращаются дети Матери, во что их превращает Масмэри, он впервые в своей бессмертной жизни решил вмешаться в события. С невыносимой болью в сердце он одним взмахом руки предрешил судьбу золотой драконицы, вытащив из тела и заточив ее дух в Арен драгнери. Видящий просто хотел сохранить хоть частичку того ослепительного сияния, пока оно полностью не исчезло, поглощенное тьмой. Неистовая тоска и всепоглощающее горе накрыли саваном сердце древнего существа, что собственными руками сгубил ту, которую трепетно любил все эти столетия. Аккуратно взяв бездыханное тело Масмэри и отнеся его в библиотеку, дракон сжег библиотеку дотла.

"Знания приносят лишь боль, — ответил он на все гневные обвинения своих бывших соплеменников, смотря на пылающее зарево. — А книги окропленные кровью — ничтожны".

Пытаться отрицать свою вину в совершенном он не видел смысла, смирившись со своей судьбой еще тогда, когда замахнулся рукой на ничего не подозревающую Масмэри, намереваясь вытащить из нее душу. Зачем ему видеть свет, если радоваться лучам солнца не будет та, что показала ему этот мир? Зачем пытаться изменить судьбу других, если свою он изменить был не в силах?

Одиннадцать Великих и первый наследник Масмэри, которых теперь драконы почтительно называют Прародителями, возвели врата Эрудра, отрезав Видящему путь к солнцу и обрекая его провести вечность во тьме. Он стал охранять Арен драгнери, тем более что его светоч, заключенный в реликвию, теперь сиял ему вечность, напоминая каждый миг дракону о его поступке и показывая, что никто не в силах изменить судьбу.

С течением времени история забывается, обрастает легендами, и даже драконы теряют привычный трепет и страх перед заключенными во тьме древними силами. С того времени минуло больше трех тысяч лет, а он все ждал, дремая под реликвией, когда потомки его палачей сунут свой любопытный нос в секреты предков. "Знания приносят лишь боль, Арен, — с грустью повторял он, гладя сияющее золотым светом каменное полотно, чувствуя под ладонью тепло души Масмэри, — но никто не может без них жить".

И отчаявшиеся драконы, что проигрывали третью войну с людьми, решились нарушить завет предков, открыв запечатанную душой Прародителя дверь в темницу. Их радушно встретил Видящий — он подарил общине новую надежду, вдохнул жизнь в забытый Матерью город и утешил потасканных судьбой, изгнанных людьми драконов, что так хотели мира и спокойной жизни. Он все также был пленником врат, но многовековое одиночество постепенно забывалось, как так и не вспыхнувшее желание увидеть свет. Зачем это дракону, что и так смотрит на мир в своих видениях?

— Запомни, кровь Масмэри, — тихо проговорил черноволосый дракон, смотря на потухшую реликвию. — Твои знания будут ничтожны, если ты не познаешь бесценность жизни, особенно ценность своей души, — и, посмотрев прямо в глаза растерянному Хранителю, дополнил. — Я не хочу, чтобы ты пошел по пути своей Прародительницы.

Зангерел хмуро смотрел на Видящего и отказываться от своих убеждений и мечты по возрождению библиотеки предков не спешил — для него желание возродить былое величие общины было слишком велико.

Ристар также прислушался к словам древнего дракона и с беспокойством посмотрел на друга, надеясь, что уж слова Видящего смогут убедить друга поменьше времени проводить в библиотеке и больше на свежем воздухе. Хасшер даже скрестил наудачу пальцы: уж ему как никому другому надоело мыть стеллажи и протирать книги от пыли, а мастера выгнать из библиотеки было невозможно.

— Чуть не забыл, — внезапно произнес Привратник, оценивающе вглянув на Зангерела. — Говорю сразу, охочий до знаний юный Хранитель, — меня исследовать не надо. В этом нет нужды, и я до сих пор не отошел от всех ее экспериментов. — Зан расширив глаза от удивления, уже хотел что-то спросить, но его опередил Видящий, припоминая все то, что с ним вытворяла в свое время Масмэри. — Нет, у меня нет хвоста, под одеждой тоже нет ничего интересного... целоваться лезть не надо, за рога дергать тоже... Что же она еще делала... О-о-о... — внезапно протянул черноволосый дракон, мечтательно улыбнувшись. На бледной коже Видящего появился едва заметный румянец. — И все реакции организма у меня в норме и ты, юный Хранитель, не златокудрая красавица, чтобы их увидеть.

Зангерел после такого откровенного признания в шоке закрыл рот, но через несколько мгновений, словно опомнившись, пробурчал себе под нос:

— Не очень-то и хотелось, — щеки и уши Хранителя знаний предательски заалели, выдавая того с головой. — Но хоть результаты исследований Масмэри я получить могу?

Видящий окинул дракона уничижительным взглядом.

— Ясно, — слегка расстроено вздохнул Зангерел. — А жаль...

Ристар утомленно потер глаза, уже устав удивляться. Если бы кто-нибудь ему раньше сказал, что Прародительница Масмэри из-за любопытства соблазнит Видящего, то он обсмеял бы этого выдумщика и посоветовал бы ему проспаться.

[1]аршин — единица измерения длины, примерно равная 0, 8 метров.

[2]В роли драгон има — это значит, в роли почтальона, доставлять послания.

* * *

— И долго ты будешь оплакивать свою никчемную жизнь? — внезапно раздался у меня в голове чей-то подозрительно ласковый голосок. — Бедная, бедная деточка. Платочек тебе дать, чтоб сопельки подтереть?

"Ну все, Элис, добегалась, теперь ты слышишь голоса, — флегматично заметила я, ущипнув себя за руку. Было больно, но навязчивые звуки никак не желали исчезать. — А дальше что, будешь сражаться с деревьями, веря, что это гнусный вражина?"

— О... ну если тебе так нежеланна своя жизнь, уступишь место? Обещаю, я о тебе позабочусь...

Я догадывалась, что со дня бойни в пещере стала постепенно сходить с ума, но все же надеялась, что это со временем пройдет и все придет в норму, или же хотя бы не будет развиваться столь быстро. Сначала чьи-то чужие мысли, какие-то странные сны, после — кровавое пиршество на берегу лесного озерца, а сейчас...

Стараясь игнорировать свою навязчивую вторую личность, я встала, отряхнулась и огляделась по сторонам. Лес будто дышал жизнью, и это чувствовалось во всем: в щебете птиц, в шелесте листвы, в том, как под ногами хрустела опавшая листва, что устилала землю вперемешку с желтоватой травой и сухими иголками хвои. В нем даже дышалось легче: слегка резковатый запах хвои, насыщенный древесный аромат смолы и сухой травы будто окутывал меня со всех сторон. Как же я соскучилась по этому насыщенному разнообразными запахами воздуху. Лес... мой такой родной, привычный с детства лес...

Я дотронулась пальцами до холодного бархатного мха, что находился с левой стороны ствола ели. Мне всегда нравилось к нему прикасаться, гладить его, будто шерстку, чувствовать кончиками пальцев его нежные листоподобные отростки. Помню, Гелион как-то раз рассказывал, что в Валене изо мха делают чудесный яд, вызывающий перед смертью красочные галлюцинации, его еще ласково называют "Яд несбывшихся желаний". Хотя в сочетании с ягелем* его используют в целебных настойках северяне. А вот южане делают из мха качественную выпивку болотного цвета — ирлинг, что имеет приторно-сладкого аромат, а на вкус отдает горчинкой. Вроде из-за этой выпивки и случился знаменитый бунт в городе Кристон, людям нравились те галлюцинации, что дарил им ирлинг, и они были против запрета на его производство.

И что я сейчас делаю? Жалею себя? Пытаюсь отвлечься от навязчивых мыслей, обратив свое внимание на то, что меня окружает?

Как не прискорбно признавать, моя навязчивая вторая личность права — я слаба и никчемна. Я кто?! Девица на выданье, что разводит мокроту на пустом месте? Нет. Я дева битвы, урожденная Великого клана Северный ястреб, правнучка нашего Предводителя Альвисса! Что бы сказал он, увидев меня в таком виде? Да он послал меня в Глубины Тасхель, чтобы я больше не позорила его род своим существованием! Ну и какая разница, что мой отряд отправился раньше в чертоги Варланга? Все там когда-нибудь будем пить за одним столом хмельной эль, слушая о ратных подвигах друг друга. Испугалась того, что очнулась неизвестно где, около растерзанного тела соратника? Тоже мне причина! Да у нас воины после пира три дня прийти в себя не могут, ходят словно ходячие, требовательно что-то мычат, держась за головы, а порой и за другие части тела, все зависит от того, как и где они провели вечер, ищут как неупокоенные кружечку пива и ничего не помнят. Да им на это и наплевать, так почему меня должно волновать небольшое помутнение рассудка? О, Вересхей... развела я на пустом месте трагедию созыва кланов. Тошно.

— Правильно думаешь, деточка. Ты жалкая, ничтожная...

— Да кто ты такая?! — мысленно воскликнула я. Не могу поверить, что я в глубине души такая хамка! Если первые разы появления в глубине сознания чьего-то голоса я могла списать все на усталость, шалящие нервы, что постепенно схожу с ума, то сейчас меня терзают смутные сомнения, связанные с моим чудесным исцелением...

— Твоя совесть, честь и здравый смысл, — мне почему-то показалось, что моя невидимая собеседница довольно ухмыльнулась. — И я тебе от чистого сердца говорю — сдавайся. Ты ни на что негодный кусок ходячего мяса. О, забыла еще кое-что! Ты обязательно умрешь и попадешь к своим поджаристым до хрустящей корочки друзьям, которые стали королевскими блюдами для крыс, жуков и падальщиков. Так зачем бороться? Смирись, отпусти свой разум...

— За-мол-кни! — зажмурившись, я зажала руками уши, моля Повелителей, чтобы этот голос исчез. — Замолкни! Замолкни!!! Тебя не существует! Ты плод моего воображения!

К моему облегчению невидимая собеседница исчезла. На несколько мгновений. А после заливисто рассмеялась, да так, что у меня в ушах поднялся звон.

-А ты шутница... — отсмеявшись, произнесла она. — Долго думала о том, что я твой внутренний голос? Хотя, что же это я?! И вправду, я ведь говорю лишь с тобой! Какая досада, мне в собеседницы досталось такое ничтожество.

— Сгинь!!! — воскликнула я, ударив ближайшее дерево кулаком, к счастью, мыслей приложиться об шершавый ствол головой, не пришло. Рука вспыхнула болью, и я, сдавлено, будто умоляюще, простонала. — Исчезни... Несфея, молю, спаси от безумия...

— Ты бы еще Матерь попросила помочь, — почему-то обиженно фыркнул женский голос. — Дура — вот ты кто, не ведаешь своего счастья от знакомства со мной. Ладно, я вижу, что сейчас с тобой бесполезно говорить, ты можешь только жалеть себя...

И голос, словно растворившись в сознании, исчез, оставив меня в одиночестве. Я пару минут прислушивалась к своим ощущениям, дожидаясь, когда вновь в моем разуме раздастся этот раздражающий голос, но словно в насмешку он никак не хотел проявляться вновь. Может и вправду я сошла с ума, раз слышу в голове такое? Или же... а может это совсем не то, что я думаю и моя вторая личность на самом деле...

— ...син! — принес ветер чей-то отголосок. Я настороженно замерла, посмотрев в ту сторону, откуда послышался голос. Подумать о том, кто живет у меня в голове, можно было и позже. А лучше вообще не думать, а просто ее игнорировать. Да, отличная мысль, так и поступлю, а то не приведи Повелители, меня посчитают сумасшедшей...

— ...исин! — снова раздался чей-то зов, но откликаться я не спешила, а вытащив из сапога кинжал и спрятав его в рукаве, я, стараясь как можно меньше шуметь, двинулась в его сторону, где послышался подозрительно знакомый голос Кастиена. Узнавать, что он здесь забыл и главное — как очутился, мне было недосуг. Я подозревала, что Кас и тот южанин были сообщниками, и северянин вполне мог решить закончить начатое дело своего дружка, убив меня. Про этого несносного ребенка я старалась не думать, если Амару не глуп, то за ночь он успел убежать, а если нет, то упокой Тасхель душу своего порождения...

Как я и подозревала, меня встретил усмехающийся Кастиен, который рассмотрев, в каком я виде заявилась, скептически хмыкнул:

— Милаха, ты что, купалась в одежде? Ну извини, что отвлек тебя от такого важного занятия...

Я настороженно подошла ближе, готовая в любой момент отразить атаку воина.

— Что ты здесь делаешь? — произнесла я, держа его в поле зрения и следя за каждым движением. Неизвестно что он предпримет, и его расслабленная поза, дружелюбный тон, возможно, были всего лишь уловками, чтобы притупить мою бдительность. Хотя выглядел он раскованнее, чем тогда в лагере. Вместо теплой меховой накидки он надел плащ с широкими рукавами, через которые были видны нарукавники из грубой кожи, на нем были обычные штаны, сапоги, рубаха... даже намека на доспехи не было, словно северянин не ожидал ни от кого нападения. Его оружие пребывало в ножнах, лук в колчане со стрелами — за спиной, в руках находились только нож, длинная палка и почти полностью наполненное лукошко с грибами. Последнее слегка сбило меня с толку.

— Что?! — слегка возмутился он, заметив мой интерес к его улову. — Гис террэ дивно хороши!

Гис террэ? А.. точно, эта фраза на ишеми примерно означает "грибы", причем не просто грибы, а грибы лесные... Ладно, познания в другом языке сейчас не важны...

— Кстати, Элисин, когда ты в следующий раз уйдешь, предупреждай дите об этом. А то малец весь испереживался.

— Амару? — заметно удивилась я, на миг позабыв об исходящей от Кастиена опасности, и неожиданно для себя спросила. — С ним все в порядке?

— Да что с ним сделается, — проворчал северянин и указал рукой куда-то позади меня. — Да вот он, ждет не дождется, когда его заметят.

Я вмиг повернулась и пораженно раскрыла глаза, увидев в небе белоснежного маленького дракона. Перламутровые чешуйки радужно переливались на солнце, яркие, словно два желтых топаза, глаза робко смотрели на меня, словно он в томлении дожидался моей реакции, не решаясь, но нестерпимо желая подлететь ближе. Дракончик был небольшой — размером не намного меньше коня, у него были длинными перепончатые крылья, покрытые поблескивающими чешуйками, на голове не было рогов, как у других драконов, даже шипы на спине и хвосте маленькие и выглядели не опасными. Да и сам он выглядел так, словно являлся не тварью Тасхель — совершенным орудием для убийств, а умильной зверюшкой, вроде котенка снежного барса, которого хочется приласкать, но нужно быть постоянно начеку.

Амару заметив, что я нападать на него не собираюсь, ловко лавируя между деревьями, приземлился на землю и, крадучись, пошел ко мне, неотрывно следя за каждым моим движением. Он шел тихо, осторожно, я почти не слышала его шагов, лишь хвост Амару слегка качался в разные стороны, задевая шелестящую желтую траву. Наблюдать за ним было забавно — "большая зверушка" пыталась быть как можно незаметнее, с опаской принюхиваясь ко мне. И не поверишь, что это и есть тот приставучий мальчишка, который из кожи вон лез, чтобы привлечь мое внимание и заслужить одобрение.

Мало того, что я совершенно не боялась драконыша, так еще у меня даже в мыслях не возникло идеи напасть на него, когда он будет в опасной близости от меня.

— Амару? — прошептала я, осторожно протягивая вперед свои руки, и легонько подалась вперед, чтобы дотронуться до его мордочки. — Это я, Элис.

Дракончик от неожиданности вздрогнул, но пыхнув паром, охотно уткнулся чешуйчатым носом в мои ладони. Его нос на удивление был холодным, а вот дыхание горячим, почти сразу согревшим мои замерзшие руки.

— Ну вот и славно, — хмыкнул позабытый мной Кастиен, убирая руку с рукоятки меча. Я удивленно на него посмотрела, только сейчас осознав, что он не только знает об истинной природе Амару, так еще против него ничего не имеет.

— Как же... — прошептала я, смотря то на детеныша дракона, то на северянина, — ты знал?

Воин иронично улыбнулся и пожал плечами:

— Милаха, у всех свои секреты...

Амару неожиданно одобрительно рявкнув, — звук был похож одновременно на рык барса, рев медведя и тявканье лисы — радостно бросился к северянину и лизнул ему руки. Воин возмутился и попытался отодвинуть от себя разошедшегося детеныша, старающегося выразить свои эмоции, но потерпел сокрушительное поражение — Амару пихнул его в бок, но, видимо, не рассчитал силы, и Кастиен упал. Расстроенный своей оплошностью драконыш сразу попытался все исправить — помочь подняться северянину и одновременно попросить прощение, вылизав его лицо, но его благородный порыв опять не оценили.

— Сгинь, негодный... — пыхтел под детенышем северянин, пытаясь отодвинуть его морду от своего лица, — кыш... дракона мне...

Мне стало смешно и я, прикрыв рукой рот, тихонечко захихикала над мучениями бравого воина северного клана. Перед моими глазами уже пронеслась речь жреца, читающего заупокойную службу: "Он умер смертью героя — зализанный благодарным драконом..."

Внезапно, так и не закончив начатое дело по убиению своего спасителя, любопытный Амару повел носом, видно что-то учуяв, и обнаружил лукошко с грибами, которое при падении чудом уцелело. К сожалению, встречу с прожорливым всеядным драконом оно не пережило. Кастиену оставалось только горестно вздыхать, ибо дракон в один момент проглотил весь собранный улов северянина и довольно облизнулся, лукаво посматривая на него, мысленно требуя добавки.

— Вот же... — поднялся на ноги Кастиен и, отряхнувшись, взял в руки обслюнявленное разодранное лукошко. Он сердито посмотрел на довольного Амару, который как щенок стал вилять шипастым хвостом. — Это как называется? А?

Детеныш дракона в свое оправдание лизнул руки воину и, радостно подпрыгивая, кинулся ко мне. Я выставила вперед ладони и попятилась назад, справедливо опасаясь, что теперь настала моя очередь быть обслюнявленной и поваленной на землю. Мое веселье вмиг пропало, а сердце ушло в пятки. А как иначе, когда на тебя движется нечто большое с явным намерением поиздеваться всласть?

— А-амару, — проговорила я, как можно грознее взглянув на разошедшегося мальчишку. — А ну стой!

Чудо, но дракончик вмиг остановился, с обожанием взирая на меня своими янтарными глазищами.

— Веди себя как положено дракону! — неожиданно для самой себя строго приказала я. Он недоуменно наклонил голову набок и огорченно вздохнул, выпустив из ноздрей струю пара.

— Сжигать деревни и красть женщин? — учтиво осведомился в моей голове голос. Я мысленно застонала, негодуя, что шизофрения вернулась. — Ты чему учишь моего ребенка, нахальная девка!

— Опять ты? Сгинь к Тасхель, нечестивое создание и замолчи!

— Так сгинуть или замолчать? Ты уж выбери одно... — насмешливо протянула она.

— Сгинь!

— И исчезнуть из твоей увлекательной жизни? Дорогая, ты многого хочешь...

К сожалению, мой внутренний диалог не остался незамеченный.

— Чего это тебя так скрутило, — поинтересовался северянин, подозрительно на меня поглядывая, — аки червяки в животе зашевелились?

Я возмущенно на него посмотрела, пытаясь не обращать внимания на оглушительный смех своей второй личности. Червяки в животе? Точно. Один большой толстый червяк, но вот только не в животе, а в голове. И как мне от него избавиться? Ведь тыквенных семечек будет маловато...

Ягель* — олений мох.

* * *

Тихо потрескивал огонь, жадно сжигая сухой хворост, над ним, нанизанные на длинные ветки, жарясь, истекали соком несколько крупных рыб... Амару сидя на корточках прямо возле огня, неотрывно следил за ними, глотая слюни. Он почти не двигался, чтобы, не дай Повелители, не разорвать зрительный контакт с будущим обедом и пожирал глазами упитанного сома, которого, как меня уверяли, он сегодня сам поймал в озере, после того как меня нашли. Узнавать то ли это было озерце или же другое я не собиралась, мне было слегка неловко от осознания того, что они могли там обнаружить и приписать мне.

Длинные белоснежные волосы Амару были переплетены во множество косичек и подвязаны кожаным шнурком в хвост, и теперь он больше был похож на маленького северянина, только вот не хватало прицепленных к волосам перьев и оберегов, отлитых из металла. В новом облике ребенка чувствовалась твердая рука Каса, видно, пока меня не было рядом, они умудрились найти общий язык и сдружиться. Да и само поведение мальчишки как-то неуловимо поменялось: в его взгляде, в движениях проскальзывала какая-то настороженность, он все также широко улыбался, приставал ко мне и к воину, задавал глупые вопросы и вредничал, но не было той прежней легкости в общении. Он теперь ходил хвостиком за Кастиеном, а северянин мало того, что не прогонял его, а наоборот, привечал и с готовностью отвечал на все вопросы. Я себя стала чувствовать лишней, хотя не выдержала, если бы каждую минуту ко мне подбегал мальчишка, таща в руках, например, ветку и спрашивал, как она зовется на ишеми или же канючил еду.

Да... все после этой ночи поменялось, на многие вещи я стала смотреть по-другому, хотя честно, мне было страшно. Очень страшно... оставаться одной. Этот голос, что звучал в моей голове пугал, я не могла понять что это, но точно знала, что "она" может управлять моим телом и это ощущение приводило меня в замешательство. А что если в следующий раз она не просто станет мысленно общаться со мной, а вдруг решит, вытурить законную хозяйку со своего места и вновь захватить управление телом? Что если я усну и вновь очнусь перед распотрошенными трупами, например, Кастиена и этого детеныша? Эти вопросы угнетали меня, и чтобы до конца не сойти с ума, мне нужно было находиться в компании: слушая других и наблюдая со стороны за их действиями, я просто выкидывала из головы эти глупости. О, Несфея, защити свое дитя... Ресхей, дай мне мужества и сил противостоять этой напасти.

— Элис грустит? — неожиданно поинтересовался у меня Амару, но так и не оторвал взгляда от вожделенной рыбы, будто она могла от него запросто сбежать. Кастиен, который сидел по другую сторону от костра и штопал мешок, ехидно усмехнулся.

— С чего это ты решил? — фыркнула я и подбросила в потрескивающий костер еще веток. Огонь жадно принял подношение, благодарно лизнув теплом мои холодные руки. Придя на стоянку я сразу переоделась в сухое, а мокрую одежду развесила возле костра. Уже прошло несколько часов и ничто не напоминало о том "недоразумении", даже "она" молчала, чему я была очень рада, но вот только отделаться от неприятных мыслей мне было не под силу. Меня изнутри жгло беспокойство за других и страх за себя. После той картины у озера я не знала, что от себя ожидать...

— Ты поджимаешь губы, — он все же отвернулся от сома и продемонстрировал мне, как я это делаю, — вот так. А еще вздыхаешь — глубоко и грустно. Что-то случилось?

— Нет, — я можно приветливее улыбнулась ему, — все прекрасно.

Мне не поверили. Мальчишка нахмурил белые брови и, надувшись, вновь стал следить за рыбой. Почему-то обнимать меня и заискивающе смотря в глаза, выпытывать правдивый ответ он не спешил, хотя раньше бы сразу помчался. И что случилось?

— Совесть ее заела, малец, — вступил в разговор северянин, не отрываясь от своего занятия. — Вот что.

— С чего это? — возмутилась я. Тоже мне... чтец душ нашелся. — Я ничего не делала!

— Да-да... — протянул он, продевая нитку через ушко костяной иглы. — Слушай, а не плохо ты порезвилась на озере. Сразу видно — душу вложила...

По моей спине пробежался холодок: я сразу поняла, к чему клонит Кастиен. Значит, он все же это видел...

— Она меня защищала! — внезапно воскликнул Амару и, нахмурившись, посмотрел на воина. — А он хотел убить. И Элис убить... как маму... — еле слышно пробормотав последнюю фразу он, насупившись, вернулся к своему занятию. Только вот я все же заметила, как мальчишка украдкой шмыгнул, и быстренько вытерев тыльной стороной ладони выступившие слезы, почти беззвучно добавил. — Не прощу...

— Он выполнял свой долг, малец, — примирительно произнес северянин, — как и все мы. Вот только головой чуток повредился... Иссашес мэ... (К сожалению)

— А ты? Как ты здесь очутился? И почему сам не исполнил долг?

— Кто бы говорил, элисин, — хмыкнул Кастиен и отложил заштопанный мешок в сторону. — Сама хороша, дракона мне в зад! Чего же ты сразу его не отправила к праотцам? И не надо привирать, что пожалела дите, ведь учат же с младых лет — сначала бей, а потом спрашивай. А потом как же... даже не прогнала и не напугала, а наоборот собрала вещички и умотала! Я все думал, когда же ты его в лес заведешь и там оставишь иль наоборот, горло перережешь, глазки ведь у него приметные, да и вопросы у всех рано или поздно возникнут, мол, кто такой, откуда свалился всем на голову. Дураки одни что ль вокруг? Ну ладно уехала, Повелители с тобой, так если взяла ответственность, то до конца ее нести надо. Зачем позволила Суслику на мальца напасть? Почему сразу не остановила? Думала, есть дорога назад? А нет ее, дракона мне в зад! Как скрыла дите — так сразу предательницей стала! Таковы законы.

— Думаешь, я не знала, на что иду? Думаешь, мне легко было попрать заветы предков и его, — я указала на Амару, который бессовестно грел уши, — защищать? Как я тебе руку на безвинного ребенка подниму? Думаешь, у нас в клане лишь младенцев и детей резать учили?! Сама себя уважать перестану, если трону невинного ребенка... даже если это будет дите врага.

Кастиен улыбнулся и более приветливо произнес:

— Это я и хотел услышать и ты меня, элисин, не разочаровала.

Я нахмурилась, совсем не обрадовавшись такой проверке на вшивость. Кто он такой, чтобы осуждать мои действия и проверять меня на верность? Думает, я его и Амару предам после всего того что натворила? Да, мне будет стыдно смотреть в глаза деду, отцу, братьям и всему клану, если, конечно, они меня не сразу убьют, когда поймают, а дадут искупить свое предательство мучительной смертью у позорного столба, но больше отступать я не намерена. Мне нет дороги назад — она полностью скрылась во мраке, нет прощения моим поступкам, нет места среди предков в Зале Славы, и передо мной закрылись золотые врата в небесные чертоги Варланга. Я предательница, которая связалась с извечными врагами нашего рода — драконами, я проклята Расхеем, буду изгнана из клана, вычеркнута из Книги Жизни своей семьи, когда они прознают про мои поступки... Чего же он еще хочет? Чего жаждет услышать от меня этот северянин? Будет убеждать, что я сделала правильный выбор? Пусто... Зачем тратить слова, если я и так знаю кто я такая: проклятая Повелителями, кланом, обреченная нести клеймо предательницы до конца своей жизни. И никакие слова не смогут изменить эту данность. Так зачем ими разбрасываться? Я хочу жить, а куда меня заведет судьба и злой рок — на виселицу или же на золотой трон — мне все равно.

— Хотел услышать... — я горько усмехнулась, немигающее смотря на пламя костра. — Ты так и не ответил на мой вопрос, Кастиен Арэ, а все чего-то требуешь, что-то хочешь... — я перевела взгляд на него. — Да кто ты такой, чтобы требовать ответа с представительницы Великого рода, с дочери клана Северный Ястреб!

— Ой ли... — перестал улыбаться северянин и привстал с земли, положив руку на рукоять меча. — Ну если хочешь, могу и доказать свое право.

— С удовольствием, — не осталась в долгу я, показательно положив руку на длинный клинок в ножнах, что лежал у меня на коленях. Я как раз недавно его точила и чистила. Не то чтобы я была так сильно уверена в своей победе — мечом я владела не так хорошо как, например, с нагинатой и алебардой, но мне хотелось кого-нибудь ударить, а этот наглец так и нарывался.

— Вы чего? — забеспокоился Амару, недоуменный тем, как мы пристально друг на друга смотрели и держались за оружие. — Почему ссоритесь?

Кастиен нахмурившись, отвел взгляд первым и коротко обронил:

— Здесь задета честь клана, мелкий. Но не будет об этом, не время и не место.

— Не время и место говоришь? — полюбопытствовала я и издевательски улыбнувшись, передразнила его. — Ой ли...

Кастиен глубоко вздохнул и потер переносицу, сжав губы с такой силой, что они превратились в тонкую белую полосу. Видно сдерживать себя в его привычке не было, но он почему-то, к моей досаде, крайне не желал ссор.

— Да чего с женщины спросишь? — как бы невзначай проговорил он, снова заинтересовавшись штопаньем своего мешка. — Язык, как помело. Скажет глупость, а потом ревет в три ручья, когда за слова отвечать заставляют.

Возмутиться и потребовать его взять свои слова обратно я не успела, ибо вмешался один наглый малолетний дракон, которого, видно, мать не учила, что лезть в разговоры взрослых чревато.

— Честь? Клан? А что это? — пискнул мальчишка, с нетерпением дожидаясь, когда мы соизволим ответить на его глупые вопросы. От любопытства он даже повернулся ко мне, состроив одну из своих самых умильных мордашек. Если честно, я растерялась, проглотив пару колких словечек, и отвела взгляд, чувствуя себя немного виноватой. И что на меня нашло?

— Ты чего ль и в правду не ведаешь что это? — удивился Кас, в мгновение ока отвлекшись на ребенка. — Вот те на...

— Как можно не этого не знать? — изумилась я, пораженно рассматривая чешущего щеку мальчишку, никак не отреагировавшего на мое высказывание. Своим поведением он почти не отличался от обычного деревенского ребенка: энергичный, любознательный, ищущий приключений на свою голову и поразительно быстро находящий их, но вот порой Амару спрашивал такие глупые и понятные любому обывателю вещи, что просто диву даешься как раньше он жил на этом свете. И ведь самое страшное — не знаешь, как ему объяснить столь привычные вещи.

— Ну, первое, что ты должен разуметь, малец, — серьезно начал говорить северянин, — долиной правят кланы, которые живут по заветам предков и неукоснительно им следуют. Для нас заветы это честь, а честь — это жизнь и не только земная, но и души. Так что любой воин умрет, но не поступится своей честью, ибо кара за это последует страшнее, чем столетия мук у Тасхель за пазухой. Так наставляют детей с колыбели, и никто даже не будет ставить под сомнения заветы предков. Ты учти это и хорошенько запомни, — мужчина нахмурился. — Так как по этим заветам ты должен быть мертв, а твоя голова должна стать почетным трофеем в Зале славы одного из кланов.

— Но почему?! — возмутился ребенок. — Я же ничего не сделал! И мама ничего не сделала! Мы жили и никого не трогали!

— Ой ли... — фыркнул воин, скривив губы в подобие улыбки. — А девчонку из отчего дома кто выкрал? А сгубил? Откупом* здесь не отделаешься, это дело только кровью омыть следует, да и драконы в заветах писаны, как твари Тасхель, подлежащие истреблению.

— Эсмель сама виновата... — пробубнил мальчишка, сжав голову в плечи и обвив руками колени. — Я ей говорил, что там опасно, а она... — он вдруг вскинул голову и обиженно посмотрел на Кастиена. — Да и неправильные у вас заветы, раз приказывают убивать других! Чем я хуже Эсмель? Она даже летать не умела и постоянно плакала, обзывалась! Грозилась, что меня убьют и маму! А я всего лишь хотел иметь друга... Я так хотел показать ей солнечное поле Духа гор... а она...

— Сделанного не воротишь, мертвых не вернешь, — равнодушно пожал плечами воин, совсем не тронутый его историей. Когда постоянно видишь смерть и даришь ее на полях битв, то становишься безразличным к чужому горю. Это неотвратимо, ибо если будешь принимать каждую смерть близко к сердцу, то однажды утонешь в сострадании, сожалении и чувстве вины. — Выбрось ее из головы малец, не тереби душу, а то вскоре она утянет тебя за собой.

— Не хочу... — упрямо буркнул Амару и стал смотреть на рыбу, видно решив, что наблюдать за ней намного интереснее, чем разговаривать с нами. — И заветы у вас нехорошие.

— Ты же сам хотел узнать, что такое "честь" для воина, — обратилась к мальчишке я. Мне не хотелось заканчивать беседу именно так, когда каждый оставался при своем мнении, я считала, что драконыш должен понять реалии нашего мира, а не отмахиваться от них, словно как от надоедливой мухи. Он должен знать, что ради одного исключения никто не будет менять правила, которым уже не одна тысяча лет, и никто не станет лучше относиться к драконам, ибо они были и будут извечными врагами людского рода и тут уже ничего не попишешь. А его ужимки, упрямство меня задевало, я чувствовала себя так, словно мне только что плюнули в душу. Нет, я знала, что Амару не хотел оскорбить меня и наши традиции, но все же...

— Я хотел узнать, что такое клан, а не то, что все хотят меня убить, — повернулся ко мне Амару, воинственно нахмурив брови и упрямо посмотрев прямо в глаза. В его взгляде читалась скрытая душевная боль, обида и непонимание того, почему мир так несправедлив и жесток по отношению к нему. — Это я и без вас знал, особенно после вчерашнего... Но мне уже больше не интересно, я понял — там живут одни убийцы.

— Да дракона мне в зад! — внезапно рыкнул на него Кастиен, похоже уязвленный высказыванием, — хватит распускать нюни! Аж тошно слушать... — мальчишка испуганно вжал голову в плечи, будто бы его собирались ударить, но вместо этого северянин замолк и, видно, немного поостыв, миролюбиво предложил. — Иди, лучше проверь, рыба вродь готова.

Амару нехотя встал, исподлобья посмотрев на северянина, и сел на корточки возле костра. Он потыкал свою большую рыбу пальцем, будто думая, что она сейчас как дернется и забьется на ветке в судорогах, и вытащил палки из земли. Обед дивно пах и у меня призывно заурчало в животе, когда мальчишка осторожно протянул ветку с насаженной на ней рыбой сначала мне, а потом и Касу. От рыбы шел обжигающий пар, и даже на ветке чувствовалось тепло костра, но Амару, похоже, не заботили такие мелочи. Довольно плюхнувшись обратно на свое место, он облизнулся, пожирая своего упитанного сома глазами, и с несказанным удовольствием впился зубами ему в бок. Сок брызнул из брюха рыбы и мгновенно потек с его подбородка на одежду. Я даже не успела предупредить его о том, что надо подождать, пока сом остынет, а потом, увидев, как мальчишка аппетитно уплетает за обе щеки рыбу, не отвлекаясь даже на то, чтобы вытащить кости и оторвать голову, закрыла глаза на это безобразие.

После сытного обеда северянин, довольно покусывая травинку, вытянул к костру свои ноги и решил продолжить прерванный рассказ. Настроение у него была благодушное, даже я, позабыв свои недавние проблемы, убирала высохшую одежду в котомку с улыбкой на лице. Скоро нужно было отправляться в путь...

— А теперь слушай и потом не говори, что тебе об этом не поведали. Кланов всего девять, — Кастиен достал из голенища сапога кинжал и начертил на протоптанной земле очертания нашего королевства. — Двое на каждую сторону света, чтобы оберегали нашу долину, а один в сердцевине, связующий всех воедино. — Он с силой воткнул кинжал в центр рисунка, — Клан Варланга правит нашими кланами, это благословенный род великих воителей и мудрых правителей.

Долина была огромна, богата природными дарами, полноводными реками и горными красотами. С запада ее омывало Неспокойное море, на севере расположилась Великая ледяная пустыня, губительная для всего живого, а восточнее — неприступная гряда Северных гор. Южные горы, прозванные в народе как Заступные, являлись же естественной южной границей и защитой от наших извечных врагов талкнийцев. В целом наша страна напоминала продолговатую хлебную лепешку, ощипанную и покусанную кем-то по краям.

Да, Кастиен был прав, но он ошибся в одном — нами правит Совет мудрецов, а не Верховный король. Он только одобряет или же опровергает решения старейших, созывает кланы на войну, вдохновляет всех своими речами, и разрешает просьбы жителей. Верховный король является олицетворением своего предка Варланга, он наш предводитель, но клянемся в верности на заветах главе клана, а вот уже тот дает зарок служить верой и правдой владыке Данстейна. Но эта клятва не распространяется на Совет, те же склоняют голову только перед Повелителями судеб, они служат лишь королевству, свято чтят традиции и зорко следят, чтобы потомок Варланга не сбился с пути, заповедованного нами предками.

— Значит, — задумчиво проговорил Амару и показал пальцем на меня, — эти рисунки на лице говорят, что вы служите разным кланам?

— Да, малец, это наша гордость, — Северянин кивнул и прикоснулся пальцем к своему лбу, на которой был начертана вязь неба. — Каждый воин после посвящения получает особый знак клана вместе с благословением Повелителя, которого чтит община. У Ледяных Соколов — это Повелительница судеб Дженея, — он достал из-под рубахи цепочку, на которой висело потемневшее от времени серебряное око, вписанное в круг. Мужчина почтительно прикоснулся к нему губами и приложил на несколько мгновений к переносице. — Владычица, что смотрит сквозь время и плетет на полотне жизни наши судьбы. Арэ наметари Дженея ис... У милахи же, — он кивнул на меня, — Вересхей, приносящий удачу во всех делах. У других кланов — другие покровители. Всего Повелителей восемь, а девятый клан находится под присмотром самого Варланга.

Если у Кастиена вязь неба находилась на лбу, как у всех северных кланов, то у меня же она была на правой щеке — я из западного клана, и в отличии от него на моем рисунке была руна "хазе", знак, гласивший, что я представительница не только клана Северный Ястреб, но и была рождена в Великом роде.

В одном клане было множество родов, отличавшихся друг от друга по деятельности, числу и положению в общине, но во все времена руководил ими Великий род. Чем же он велик, что его так прозвали, я не могу с уверенностью сказать, меня с детства приучили не задавать лишних вопросов и принимать свое положение как данность. Я знаю точно одно — ни один другой, кроме Великих родов не может и доли секунды смотреть на грань и остаться при этом не только в живых, но и в здравом рассудке. Конечно, у нас в клане были рода и магов, но те только могли черпать силы из грани, и никогда ее не видели, а маги, которые были из нашего рода, становились Провидцами, потому что только они могли общаться с духами предков и хранителем клана. Но такие дети рождались очень редко.

— А-а-а... — протянул мальчишка и, задумавшись, почесал затылок. — Значит ваши Повелители это как бы духи?

— Духи? — непонимающе нахмурилась я. — Души обычных умерших попадают за грань, а воинов — в чертоги Варланга. Повелители это... — я запнулась на слове, не зная как объяснить такую простую истину непонятливому ребенку. Это все, что окружает нас, наши защитники, опора в трудный час... но говорить такое, по-моему, глупо. — Повелители охраняют нас от зла.

Я мысленно послала свой язык к Тасхель. Ну вот — сказала самую, что ни на есть, великую несусветную чушь! Могла ведь что-нибудь получше придумать! Элис, ты глупая пустоголовая голова!

— От какого зла? — сразу поинтересовался Амару и придвинулся ко мне поближе, чтобы лучше меня слышать. Я покраснела и отвела взгляд, став мысленно пинать себя ногами. — А зло это что? Место? Человек? — мальчишка опустился до трагического шепота. — Дракон? Дух? А что он натворил, почему его охраняют? Он чего-то боится?

Моя душа полностью и безвозвратно погрузилась в пучину уныния. И как я ему все это объясню? О, Великий Вересхей... Что за несносный ребенок, с ним я все чаще и чаще начинаю чувствовать себя глупой.

— Зло, эт зло, малец, — хмыкнул Кастиен, не став заворачиваться с определениями. — Глава в дурном здравии эт зло, причем великое, непобедимое и мстительное, пустой погреб в разгаре пира — зло. Куда не глянь — везде оно. А Повелители никакие не духи, они скорее как... ну, положим у вас, драген ис, есть Матерь, вот и Повелители с ней одного поля ягоды.

— А-а-а, — облегченно вздохнул Амару, видно "Матерь" ему была знакома. — А я-то думал, что они духи. Ну, когда Элис постоянно шептала имя этого, Вересхея, я решил, что она просила помощи у Духа леса. Я еще так удивился, думал, что откуда она знает его имя?

— Духа леса? — я не поверила своим ушам. В голове сразу стали всплывать строки из старинных книг, которые я читала в детстве, почти мгновенно сменившись оскаленной мордой одержимого снежного барса. — Но мы же встретили духа леса! Того барса!

— Неее, — сразу замотал головой ребенок и стал показывать мне что-то на пальцах. — Это был — во, — он обвел руками полукруг над своей головой. — А Дух леса — это все что вокруг. Даже сейчас мы им дышим, он постоянно рядом, и мама говорила, что он может уберечь от беды, показать правильный путь, а если ты ему не понравишься, то завести в непроходимый лес или же сгубить. Той кисы он просто коснулся, чтобы... — он нахмурился, видимо подбирая нужные слова, — стать через нее живым: видеть глазами, слышать ушами, чувствовать, как мы. Это как я бы сейчас поменял свою форму и взлетел в небо. И Духов много. У каждого места есть свой защитник. У гор — Духи гор, у рек — Духи рек... только небо не имеет своего Духа... хотя, мама говорила, что небо всегда защищали драконы...

Мальчишка неожиданно замялся и замолчал, похоже, он сам мало верил в то, что говорил. Да... даже мне трудно представить у неба защитников, не то что Амару, который никогда и не видел своих соплеменников.

Я посмотрела наверх, на небесную синь воздушного океана. Его невесомые корабли — облака, бороздили тысячелетиями эти просторы, все не в силах найти свою тихую гавань, птицы, как рыбы плескались в его бескрайних воздушных водах, ветер — его переменчивое течение: стремительное и тихое, холодное и теплое, злое и ласковое. Мне на миг представилось, как величественный дракон взмахнул своими громадными крыльями, оттолкнулся от земли и стремительно взлетел в небо, издав победный громоподобный рев. Поблескивающая на солнце чешуя засверкала, словно переливающийся гранями драгоценный камень, заставив меня охнуть от восхищения, казалось, что еще миг и венценосная костяная корона засияет как ослепительный луч света, а широкие крылья будет разрезать не воздух, а время и миры. От него так и веяло величием — Владыка неба вернулся в свою родную стихию, поражая воображение гибкостью и плавностью движений, он не летел, а словно плыл по небесной лазури...

Оторвавшись от постыдных грез, которое нарисовало мое воображение, я вновь взглянула на ушедшего в себя драконыша. Амару поджав и обхватив руками ноги, печально смотрел на догорающий костер, о чем-то сильно задумавшись; между белесыми бровями у него пролегла хмурая складка, он нахохлился — чисто маленький воробушек, такой серьезный и одновременно беззащитный...

О чем он так усердно думал? О том, увидит ли он когда-нибудь драконов? Сможет заново обрести семью, примут ли его люди или же наигравшись, оттолкнут, как ненужную зверюшку? Я не знаю, но одно я сегодня поняла точно — чтобы не случилось, как бы ни повернулась ко мне судьба, я его никогда не брошу. И пускай Расхей навеки проклянет мою душу, а родные отвернутся — я выбрала свою стезю, чтобы однажды самой увидеть, как Амару, не боясь за жизнь, расправит свои перламутровые крылья и взлетит в небо. Доказав себе и всему миру, что Духи неба все же существуют...

*Откуп — побор, штраф за убийство свободного человека в пользу его семьи. Платился в зависимости от пола, возраста и достатка семьи, лишившегося своего члена. Если убивали единственного кормильца, то этот побор платился Верховному королю и тот определял вдове и детям пожизненную пенсию, называвшемуся в народе — кормлением. (автор не рекомендует путать эти понятия с древнеруск. терминами "кормление", "откуп" и "вира")

Глава 7

Граница Королевства Талкнии. 30 верст от Южной заставы Данстейна — Илген-Диль.

Погода была под стать душевному самочувствию Сансара: мрачная, холодная, словно застывшая в ожидании дождя и давящая своей гнетущей атмосферой не хуже надгробной плиты. Тяжелые свинцовые тучи заволокли небо вплоть до горизонта, бледный хребет Заступных гор стало не видно — его сокрыл пеленой дождь, словно в издевку показывая караху[1], что и на сей раз северное королевство будет им не по зубам. Холодный ветер угрожающе завывал в широком поле и гнул одинокие тонкие стволы берез, срывая с них листву и отправляя в пасмурное небо; вдалеке были хорошо слышны громогласные перекаты грома, видны яркие вспышки молний, пронизывающие небеса каждые несколько секунд — природа явна была против их замысла.

Войско Талкнии встало на границе своих владений, готовясь провести последние ритуалы перед решительным наступлением: воспеть Хвалу Единому Властителю и принести жертвы, чтобы тот защитил их в предстоящем бою и даровал воинству удачу, которое вновь огнем и мечом понесет его веру в страну неверующих. Это были обычные приготовления перед большим походом — ничего нового, но для карателя сегодня все было иначе.

Ожидание бури тяготило Сансара, заставляло чувствовать непонятную тревогу в преддверии чего-то ужасного и неотвратимого: ему хотелось убежать, поддаться природным инстинктам и спрятаться от всего в палатке, только лишь бы ничего не видеть и не слышать. Но Сансар знал, что даже если небеса разверзнутся проливным дождем прямо над ним, он не шелохнется, ведь желания обычного человека ничтожны перед обязанностями и клятвами воина. А все из-за одной девчонки...

— Апа! Апа! — надрываясь, кричала молодая девушка, бесполезно пытаясь дозваться до своего отца. Ее вели под руки воины, она недоумевающее всматривалась в лица окружающих, видно не веря в происходящее, ноги у нее заплетались, простенькое белое платье цеплялось за высокую траву. — Апа! Си шахме зин кё! Апа!

(Папа! Что происходит! Папа!)

Ее тщательно подготовили к касашину[2]: на чистом смуглом личике сурьмой нарисовали знаки Властителя, широко распахнутые, слегка раскосые фиалковые глаза густо обвели черной краской, а волнистые серебристые волосы, на которых держался лавровый венок, распустили. Свободное льняное платье скрывал тонкий стан девушки, она была босиком — ее волокли к приготовленному алтарю, и босые пятки девушки жалила колючая трава. Она крутила по сторонам головой, испуганно всматривалась в беспристрастные лица воинов, стоящих возле алтаря в несколько десятков рядов; ее лицо раскраснелось, будущая жертва впилась ногтями в свои ладони, да так, что тоненькой струйкой сочилась кровь и, словно читая молитвы, звала на помощь своего отца.

Но ее родитель, которого так неистово просила о помощи девушка, стоял впереди, спиной к алтарю, и гордо, беспристрастно смотрел на приближающуюся грозу. О чем были мысли варлага[3], который отправлял свою родную кровь на пир Властителю, Сансар даже не хотел и представлять, но его желание победы ощутил сполна: в отчаянном крике до хрипоты его дочери, в немом вопросе, застывшем на ее красивом личике: "За что?". Мужчине так и хотелось ответить, что за страну, за победу, за Пророка[4]... но слова застыли на губах, не в силах вырваться наружу. Нет, Сансар никогда не любил смотреть на касашин, особенно когда в жертву приносили его знакомых. Ему нравилась дочка варлага — в меру милая, приветливая, любящая собирать цветы, плести венки и тонким звонким голоском петь баллады, когда она думала, что ее никто не слышит — юная девчонка, за которой он издалека присматривал по приказу ее отца. Вот только не знал, что следил лишь для того, чтобы ее принесли в жертву Властелину ради победы.

Конвоиры с силой швырнули девушку на алтарь — широкий плоский камень, — и она, дрожа всем телом, с трудом приподнялась на локте. Серебряные волосы упали ей на лицо, но девушка даже не пытаясь их как-то поправить, сквозь белесую пелену смотрела на своих палачей, беззвучно моля о пощаде.

Варлаг медленно повернулся, и, даже не взглянув на дочь, принял из рук одного из жрецов[5] ритуальный кинжал с расписной рукоятью из драконьей кости. Те же воины, что сопровождали девушку, резко схватили её, приподняли над алтарем и, крепко держа по рукам и ногам — уложили на спину, как того требует обряд. Она пронзительно закричала, но ее крик почти сразу утонул в новом громогласном раскате грома. Жертва стала дергаться в попытке вырваться, она из последних сил боролась за свою жизнь, поняв, что не получит снисхождения, но ее держали крепко. Лавровый венок упал с ее волос и покатился с пригорка, на котором стоял алтарь, прямо к Сансару, замерев почти у его ног. Карах взглянул на ритуальный убор и с болью посмотрел на невинную жертву — она билась в истерике, никак не желая смерено принять уготованную ей судьбу. Но крики продолжались всего пару мгновений — один из посвященных Единого Властителя, протянув руку к мешочку, видящему на поясе, зачерпнул оттуда порошок и плавным движением руки развеял его над алтарем. Девушка дернулась пару раз, вскрикнула, но через несколько мгновений обмякла, тяжело и прерывисто задышав. Ее глаза закатились и затрепетали ресницы, словно она видела нехороший сон, но тело оставалось неподвижно.

— Лиме-с, — шепнул на ухо варлагу второй жрец, дождавшись, когда жертва перестанет дергаться. (Все готово).

— Ри змена, — сухо произнес мужчина, крепче сжав рукоять кинжала, и, не колеблясь и секунды, занес его над своей дочерью. (Да будет так). Лезвие сверкнуло в свете озарившей небо молнии и через мгновение вонзилось в сердце девушки. Белое платье стало стремительно окрашиваться на месте удара в красный цвет, а жертва, испустив последний протяжный вздох, полностью обмякла на камне, потухшим взглядом став смотреть на темное небо. Алтарь Властителя окропился темной насыщенной кровью...

Сансар почувствовал боль в ладони и с удивлением обнаружил, что невольно сжал лавровый венок с такой силой, что податливая лоза впилась в его руку. Как только карах разжал онемевшие пальцы, опавшие душистые темно-зеленые листья сразу подхватил внезапный порыв ветра, унеся их в хмурое небо. Мужчине почему-то в тот момент показалось, что это был какой-то знак от самого Единого Властителя, который, к сожалению, он сам не мог расшифровать.

С неприятным булькающим звуком выдернув ритуальный кинжал из тела дочери и перерезав ей горло, варлаг запел заунывную молитву восхваления Единому Властителю. Его песнь подхватили жрецы, достав из одежд кубок из черненого серебра и наполнив сосуд до краев жертвенной кровью, окропили ею деревянного идола бога.

Заморосил дождь, почти неощутимыми каплями осыпая место касашина, и стало казаться, что дочь варланга вновь ожила, но уже в ином виде: она плакала слезами неба, громогласные перекаты грома стали ее голосом, а порывистый холодный ветер — руками. Погода портилась с каждым мгновением, становилась злее и недружелюбнее — к ним неутомимо приближалась буря.

— Сансар, — глухо произнес варлаг, закончив свою молитву. Он повернулся к стоящему в первом ряду войска караху и подозвал его к себе, тем самым отметив того, кто будет первым получать благословение Единого Властителя.

Несмотря на твердость и непоколебимость, которые проявил варлаг в ходе ритуала, поднявшись к алтарю Сансар с неким удивлением заметил, что для главы талкнийской армии касашин прошел не так легко, как казалось издалека. Взгляд мужчины потух, под глазами залегли глубокие тени, а на лице появились морщины, которых не было раньше — он внезапно стал выглядеть на десяток лет старше.

Воин опустился на колени перед варлагом и, вытащив из ножен свои парные клинки, вытянул их перед собой, показывая свое почтение и радость оказанной чести. Хотя в душе Сансара было скорее смирение с неизбежным — он знал, что первым получить благословение Единого Властителя суждено будет ему, но не думал, что наблюдать за касашином будет так нелегко. Варлаг взял из рук, подошедших к ним посвященных уже вновь наполненный кровью кубок и опрокинул его на Сансара. Короткие серебристые волосы караха потемнели, обретя красноватый оттенок, также священная кровь пролилась на клинки и впиталась в одежду. Мужчина в это время немигающее смотрел на землю и пытался думать о предстоящей миссии в страну неверных.

В воздухе витали запахи сырой земли, травы и железа, который не смог унести с собой холодный ветер. Дождь гулко барабанил по забытому кем-то чугунному котелку, прикасался холодными каплями к ледяной коже мертвой девушки, оставленной по обычаю на месте касашина. Обряд давно прошел, и воины спрятались от дождя под навесами, обсуждая предстоящий поход и собирая вещи, — люди занимались привычными делами, давно выкинув из головы произошедшие события. Только варлаг и Посвященные должны были закончить ритуал — они молились за упокой души девушки в палатке главы похода, жгли полынь и вкушали медовые лепешки.

Сансар подошел к алтарю, смахнул со своего лица мокрые пряди в багряных подтеках, глубоко вздохнул, и внимательно вгляделся в мертвое тело девушки. Бурое от крови одеяние жертвы полностью намокло, облепив худенькое тельце, а сама она невидяще смотрела на тяжелые тучи. Пухлые синеватые губы были приоткрыты, и изо рта струйкой стекала дождевая вода. Мужчина решительно провел по холодной щеке своей ладонью, положил на залитый кровью алтарь помятый лавровый венок и неуверенно, на прощанье, улыбнулся. Ее взгляд ему уже не удастся забыть никогда...

[1] каратель (с талкн. карах) — элитный разведчик-диверсант Талкнии. Подчиняется непосредственно воеводе (варлагу) и Пророку. По доли службы должен иметь магические способности, поэтому в них берут только магов, в отличие от других воинов талкнийской армии.

[2] касашин — с талкнийск. человеческое жертвоприношение.

[3] варлаг — с талкнийск. воевода — глава армии Талкнии. Подчиняется Пророку. Избирается (как и почти вся армия, кроме карателей) из не магического населения и "представляет" интересы армии. В мирное время защищает интересы населения, как еще и 4 представителя из не магического народа в ложе Посвященных. Создают иллюзию справедливости, защиту свободы и интересов не магического населения.

[4] пророк — глава культа поклонения Единому Властителю, который от его имени управляет миром (пока только Талкнией) и должен нести его веру в заблудшие страны. Нынешний Пророк Аветис — имя перев. с талкн.: "благосвет и священное знание", — правит страной больше двух сотен лет, считаясь по праву старейшим долгожителем среди людей. Про него известно мало, ибо он редко радует даже ложе Посвященных визитами, предпочитая уединение. Но власть Аветиса безгранична, а кара — немедлена и беспощадна.

[5] посвященные (жрецы) — маги, элита Талкнии. По праву силы (хотя часто поднимаются наверх с помощью интриг) участвуют в управлении страны, безоговорочно подчиняясь Пророку, людей с не магическими способностями считают вторым сортом, которые должны своим трудом работать во благо страны.

* * *

Город Расмэлель, первый уровень, комнаты Старейшины Кахаласа.

— Так значит, он отказался нам помочь... — задумчиво проговорил Кахалас, скрестив на столе свои пальцы и вздохнув, равнодушно продолжил. — Ну что ж, его никогда невозможно было понять — на то он и Видящий.

Ристар едва заметно кивнул. Сейчас он был как никогда согласен с главой Старейшин.

На следующий день, после того, как посланники вернулись с глубин Энбору, Веяру отправился к Кахаласу, чтобы доложить об итогах разговора с Видящим. К сожалению, новости оказались неутешительными: древний дракон сказал без утайки, что не хочет вмешиваться в дела общины и помощи от него ждать не следует. Ристара такое отношение Видящего разозлило, ведь на кону стояла не только его жизнь, но и дальнейшее существование общины, да и слова о сыне только растеребили старую душевную рану Веяру. Снежный дракон не смог ночью сомкнуть глаз, все думая о несчастном ребенке, физически ощущая его боль и страдания, которые сейчас приходилось переживать мальчику после смерти матери, но без одобрения Старейшин он не имел права отправиться на его поиски...

Комнаты Кахаласа были обставлены скромно: из мебели был каменный стол, за котором сейчас сидел Старейшина, пара скамеек, что стояли вдоль округлых стен и множество стеллажей и полок с книгами, словно глава общины пытался открыть вторую Библиотеку и отнять хлеб у Хранителя знаний. Ни растений, ни тем более, древних артефактов Прародителей, о которых ходило столько слухов по городу, не было видно и в помине.

— И что же делать? — немного растерянно проговорил Ристар.

Кахалас выглядел ничуть не старше его брата — такой же хрупкий и невысокий (дракону он был всего лишь по грудь), но никто никогда не мог обмануться его невзрачной внешности. В нем не ощущалось той бурлящей энергии, которой обладали детеныши, не было живого блеска в глазах — во взгляде была лишь обреченность. Старейшина постоянно хмурился, задумчиво проводя своей детской рукой по подбородку, и даже в его мальчишеском звонком голосе чувствовалась затаенная боль, беспокойство за свой народ. Прожитые годы и потрясения, что довелось испытать Кахаласу в годы третьей войны, тяжким грузом взвалились на его плечи и с каждым днем все сильнее и сильнее тянули к земле. Лишь одно удерживало дракона, сменившего пятую сотню лет на этом свете — Расмэлель. Что станет с общиной, если он уйдет в объятья Матери? Кто поддержит драконов в трудный час?

— Подумать надобно... — проговорил глава Старейшин и окинул взглядом свою комнату. — Созвать Совет... но все после. Сейчас другое важно. Я прав?

Ристар едва заметно кивнул и торопливо произнес:

— Позвольте мне найти сына.

— Как будто если я наложу запрет, ты послушаешься приказа, — криво улыбнулся Старейшина и, встав из-за стола, подошел к мужчине. — Как помню, Менроса, если тот что-то решил, даже Матерь не смогла бы удержать на месте... Ведь все равно сделаешь по-своему, я вижу. Сын своего отца... — он вздохнул. — Конечно, я позволю тебе искать детеныша, но изволь спросить — не напрасно ли?

Ристар нахмурился.

— Ты знаешь, что люди далеко не милосердны, — равнодушно продолжил Кахалас и медленно подошел к окну, из-за которого можно было увидеть город. — А мальчишка еще дитя: слабое, беззащитное, наверняка, не обученное применять свои силы — не сможет даже простого волка отпугнуть жаждой крови... Шансы на успех малы, а опасность того, что тебя заметят люди — велика.

— А вы бы смогли бросить на произвол судьбы ребенка? — тихо осведомился у Старейшины дракон. Сегодня он казался еще холоднее и отчужденнее, словно его огонь уже погас и Ристар разговаривает лишь с пустой оболочкой. — Я знаю, что шансов мало, но отступать не стану.

Веяру просто не мог поступить иначе. Да, он ни разу в жизни не видел мальчика, да и узнал о нем всего лишь вчера, но отречься от брошенного всеми детеныша, не имел морального права. Какой же он тогда родитель, раз готов обречь на смерть свою плоть и кровь? Если Матерь не проклянет его за такой поступок, то он сделает это сам — даже люди, не отличающиеся великодушием и состраданием, не поступали так жестоко. К тому же Видящий сказал, что ребенок до сих пор жив. Ристар старался не думать, что с ним делают — для него главное было успеть спасти дитя, а травить себе душу можно будет позже, когда все останется позади.

— И Менрос не стал бы, — задумчиво проговорил Кахалас. Ристар скривился от повторного упоминания имени его отца. — Прости глупого старика, дитя, — он повернулся к Веяру и на мальчишеском лице появилась улыбка, — сегодня воздух наполнен воспоминаниями... И знаешь, мой мальчик, чутье мне подсказывает, что ты все же найдешь того кого ищешь.

Резные барельефы, темные своды всегда давили на Ристара. Лестницы, галереи, ветвившиеся и закручивающиеся в бесконечные спирали — лишь раздражали. Он не понимал, почему они даже вдалеке от поселений людей должны притворяться людьми: ходить как они, одеваться как они, говорить на их языке, лишь иногда вспоминая свой истинный — ишеми. Почему лишь запреты окружили их жизнь? Ваниша всегда говорила, что это город западня, из которой не выбраться, даже если улететь дальше горизонта, что предки придумали его не во спасение, а наоборот, стремясь извратить последние остатки своего наследия, чтобы сделать из драконов людей. Так чем же они так сильно отличаются от двуногих? Тем, что Матерь даровала им господство в небе, позволила почувствовать себя выше этого мира или же наоборот, сделала ущербными: не животные и не люди. Что-то посередине. Драконы...

Он сжал в руке амулет похожий на золотую каплю — древний артефакт, который поможет найти ему своего сына. Нет, чутье родителя к своему детенышу у драконов было, но природа распределилась так, что оно в полной мере досталось драконицам, а драконам достались лишь отголоски этой сильной связи. Ристар не мог самостоятельно почувствовать Амару на таком большой расстоянии, которое было между ними и ему на помощь пришли знания предков. "Матерес драгнери асмо" — путь детей Матери, как дословно переводился артефакт, незримой нитью связывал дитя и его родителя, независимо от разделяющих их миль. И не поверишь сразу, что в этом хрупком предмете, которое сменило уже которое тысячелетие, сокрыто спасение его ребенка и возможно, спасение всего рода драконов. Ристар дословно запомнил, что сказал Видящий на счет него сына — он спасет их всех...

Кахалас отказался послать вместе с Ристаром спасательную экспедицию теней драконов, справедливо опасаясь, что это привлечет ненужное внимание людей, да и большинство разведчиков уже было занято и отрывать их от дел, чтобы спасти дитя было нелепо. Ристар и не хотел никого в помощники, он считал, что сам с легкостью справится с этим заданием, но вот глава Старейшин, оказывается, думал иначе. И теперь, "помощник" словно тень безмолвно следовал за Ристаром по пятам, чрезмерно раздражая дракона своим присутствием.

Светловолосый, ясноглазый, как и все северные народы людей, могучего телосложения и высокого роста — Ярэ был словно северянин, который по ошибке забрел в Расмэлель, так сильно тень драконов походил на человека. Только не хватало вязи неба на щеке — и тогда отличить его от воина одного из клана людей стало бы невозможно. У нового спутника Ристара были короткие волосы пшеничного цвета, почти бесцветные голубые глаза, нос с горбинкой, тонкие губы... дракон казался невидимкой, ибо его выражение лица всегда было каким-то скучающе-спокойным.

Северный дракон хорошо знал его еще до своей длительной поездки в Талкнию. Ярэ был одним из лучших учеников мастера теней драконов Владислена — дисциплинированный, спокойный, неукоснительно следующий кодексу Теней и беспрекословно исполняющий приказы... Но он был полной противоположностью Ристара, который из-за своего неуемного характера несколько раз оказывался на грани отсева из учеников мастера. Нет, в конце учеба юношеский пыл и задор в Ристаре поутих, пришло понимание, что приказы следует выполнять без лишних вопросов и мало этого — ухватиться за их выполнение зубами, рвать на себе шкуру когтями, только если это поможет общине. Владислен вместо того чтобы отказаться от проблемного ученика направил его энергию в правильное русло, привил брошенному родителями ребенку любовь к общине, за благополучие которой он теперь готов был пожертвовать своей жизнью. И Веяру благоговел перед своим мастером, как например, его брат перед отцом, и может из-за отношения к Владислену дракон так невзлюбил Ярэ. Ристара раздражало его невозмутимое спокойствие, флегматичность и всегда постное выражение лица, словно тот показывал, что все вокруг навивают смертную скуку.

Мать Ярэ как и Ристара была человеческой женщиной но, в отличие от последнего, тот ей всегда гордился и постоянно убеждал всех вокруг какая она хорошая, отважная и сильная — совсем как настоящая драконица. Веяру это злило, ведь он сам скрывал свое происхождение и не понимал, как можно так кичиться своей порченой кровью. "Человеческий выкормыш" — так за глаза в детстве называли Ярэ и Ристар не сомневался, что с того времени ничего не изменилось, ведь это клеймо на всю жизнь.

А Кахалас словно в отместку за представленные тенью драконов плохие вести поставил работать с тем, кому Ристар не доверил бы и добычу еды.

* * *

— Ну где же! Пресветлая Матерь, куда же он запропастился?!

Зангерел уже около часа переворачивал верх дном свое имущество в каморке, которая находилась в Библиотеке, видно искренне веря, что вещица, которую он так упоительно искал, сразу найдется. Но желаемое не находилось, а гора вещей все росла и росла, казалось, что еще немного и она погребет под себя и горе-искателя.

Днем, когда гнев на Старейшину схлынул, даже более того, Ристар смирился со своим новым спутником и научился его не замечать — а это было не трудно, ибо Ярэ не отличался разговорчивостью, — дракон спустился на третий уровень, чтобы попрощаться с другом. Но какого же было его удивление, когда он застал Зангерела за сборами!

Хранитель знаний заявил, что хочет полететь на поиски ребенка с Ристаром и он не желает слушать никаких возражений. Веяру это заявление потрясло сильнее, чем желание Азиндора женить его на человеческой женщине из северного клана. Ведь ни для кого не было секретом, что Хранитель знаний мало того, что не любил внешний мир, который находился за пределами его бесценной Библиотеки, так более, никогда не покидал общину надолго и так далеко. В понимании Зана, то, что он собирался совершить был настоящий подвиг, который обязательно должны были занести в анналы истории.

И вот теперь, вдоволь налюбовавшись на хаос, что собственноручно творил Хранитель знаний в своей вотчине, ища какой-то особо важный предмет, тень драконов решил с ним серьезно поговорить.

— Зан... — вздохнул Ристар, подбирая слова, чтобы убедить друга в его несусветной глупости. Ему с каждым днем все больше казалось, что тихого и спокойного дракона подменили, ведь раньше в Зангереле не было такого огня и задора, что запылал в нем в последнее время. — Нет, я искренне тебе благодарен за помощь, но все же... как без тебя будет Библиотека?

Хранитель знаний остановился, держа в руках ворох одежды вперемешку со свитками и вяло отмахнулся от друга:

— Хасшер присмотрит.

— Но мастер! — воскликнул доселе притворявшийся частью интерьера мальчишка. Он даже выглянул из-за стеллажа, за котором прятался, бессовестно грея уши. — Я хочу полететь с вами!

— Нет! — синхронно рявкнули на него Ристар и Зангерел. Уж в том, что Хасшеру не следует лететь с ними — они были полностью солидарны. Подросток даже отшатнулся назад, с несправедливой обидой взирая на своего наставника и брата: "Почему меня постоянно лишают приключений?!"

— Не положено, — внезапно произнес Ярэ, выйдя, так же как и Хасшер из-за стеллажа, за которым флегматично наблюдал за суетливостью Зангерела. Ристар даже удивился такому красноречию своего нового спутника, так как до сего момента он не произнес и слова. — Вы не можете покидать пределов города без согласования со Старейшинами и тем более, претендовать на место одного из членов спасательной операции.

Зан высокомерно на него взглянул, показывая как он относится ко всем приказам "прихвостня Старейшин" и резко ответил:

— У вас нет полномочий, чтобы препятствовать моему отбытию.

— Да, — согласно кивнул Ярэ, — но я могу сообщить о действиях Хранителя знаний Старейшинам, чтобы те разрешили сие недоразумение.

— Да, пожалуй так и следует поступить и решить это "недоразумение", — Зан покладисто кивнул, а потом, повернувшись к Ристару, прошипел, указав на его спутника пальцем. — Это что за невежественная особа, которая своими грязными лапами топчет полы моей Библиотеки!

— Ярэ, — скривил губы в усмешке Ристар и мстительно добавил, надеясь, вразумить друга, — он будет меня сопровождать в поездке. Приказ Старейшин.

Зан слегка удивился и пробормотал:

— Старейшина Кахалас как всегда поражает своей неуемной заботой и... Ну что ж, это было ожидаемо.

— Так ты все равно поедешь? — удивился Ристар. Друга он знал хорошо, особенно его нетерпимость рядом с собой "невежественных особ".

— Естественно, мой друг, — Зангерел вновь зарылся с головой в шкаф, пытаясь что-то там отыскать. — Как я могу бросить на произвол судьбы бедного ребенка?!

— Зан... — осуждающе протянул Ристар. Ему что-то слабо верилось, что Хранителю знаний вдруг стал интересен обычный мальчишка, да еще такой, ради которого придется пролететь полдолины, а может и больше. Нет, его друг крайне не любил авантюры, ведь ради них приходилось расправлять крылья и отрывать свой хвост от земли. И здесь возникло противоречие: действительность никак не вязалась с характером Зангерела. Ну не мог Зан так сильно измениться всего за восемь зим!

— Ну хорошо! Ты меня раскусил! — Хранитель знаний отбросил в сторону бесполезный хлам и повернулся к другу. В его голосе тень драконов вдруг почувствовал нотки еле сдерживаемого торжества, словно тот был на пороге великого открытия. — Я не хочу быть на задворках истории! Ты только представь: ребенок спасет общину, а мы ему поможем! Станем наставниками, опорой, положим на алтарь свои жизни, чтобы войти в летописи и стать кумирами потомков!

Ристару вдруг отчетливо захотелось хлопнуть себя по лбу — как же он мог забыть, что Зан слушал бредни Видящего чуть ли не с открытым ртом и, похоже, воспринял их не так адекватно, как следовало. Нет, он верил, что мальчик способен в будущем помочь в восстановлении общины, но ставить значимость обычного ребенка так сильно, он считал глупостью. А Хранитель знаний, естественно, зацепился за слова Привратника о мальчишке, и решил, что тот поможет исполнить его мечту по восстановлению Библиотеки Прародителей, словно детеныш хранил в себе знания предков.

— А как же я? — подал голос Хасшер, негодующе смотря на своего брата и мастера. — Вы меня опять бросаете в этом пыльном сборище пауков и плесени?!

Ему очень хотелось улететь из надоевшего города, повидать мир, людей — не тех, что живут в ареалах, а тех монстров, которыми пугали взрослые ребятню. Нет, дирэри[1] были другие: рослые, широкоплечие, со светлыми волосами и ясными глазами; они открыто улыбались, яростно спорили на ишереми с драконицами, шугали разошедшуюся ребятню и почти ничем не отличались от других жителей общины. А Хасшер хотел увидеть "настоящих" людей и так просто отказываться от своей мечты не собирался.

— Хасшер, — вздохнул Ристар и подойдя к своему младшему брату, приобнял того за плечи. Подросток обиженно дулся и старался выставить это напоказ, видно надеясь своими гримасами воззвать у старшего родственника к совести. — Ты пойми, мир за горами жесток и опасен для детеныша...

— Я уже не дитя!

— Тем более, — мягко улыбнулся дракон, — ты взрослый дракон и должен понимать, что я беспокоюсь о тебе и не хочу, чтобы ты пострадал...

— Ты опять хочешь меня бросить! — мигом вспылил Хасшер и, скинув руку брата со своего плеча, закричал, смотря Ристару прямо в глаза. — Я никому не нужен! Ни тебе, ни мастеру, ни маме с папой! Все меня бросают и уходят! Почему?! Я ведь тоже хочу помочь! Это преступление?

— Хасшер... — нахмурился Веяру. — Тебя что, бешеный волк за хвост цапнул?

Вместо ответа мальчишка посмотрел на брата сверкнувшими в полутьме желто-зелеными глазами и быстро выбежал из коморки, громко хлопнув за собой дверью. С потолка посыпалась известка и пара мелких камушков. Ристар смотрел младшему брату вслед и все не мог понять, что же на того нашло. Да, дракон признавал, что характер у Хасшера был далеко не спокойным — он был шебутным, чуток капризным, но вот до сих пор вспышек гнева у него не наблюдалось. Неужели кровь отца дает о себе знать?

— Где он тут плесень увидел? Нет ее, а то книги бы вмиг испортились, — недовольно пробурчал Зангерел вслед своему ученику и как ни в чем небывало продолжил свои поиски нужной вещицы. Похоже, в отличие от Ристара, Хранителя знаний характером младшего Веяру было не удивить. — Вернется — над вратами за хвост повешу, чтоб отпугивал всех в мое отсутствие, инвентаризацию всех книг провести заставлю... Будет он мне еще вещать, что здесь плесень и пауки! Со всем от рук отбился, несносный мальчишка!

— Не злись, Зан, — примиряюще произнес Веяру. — Кто в его возрасте не говорил глупостей и считал, что весь белый свет против него?

— Я так не считал и даже на взрослых голос не поднимал! Ты с ним слишком мягок, Ристар.

— Возможно, — пожал плечами дракон и вновь посмотрел на закрытую дверь. — Но Хасшер в кое-чем прав — я его постоянно бросаю.

Ристар чувствовал себя виноватым, предателем, который бросил бедного ребенка на попечении друга, предпочитающего тихое уединение. Зангерелу было в тягость возиться с шумным детенышем и тот попытался воспитать из Хасшера свое подобие, но надо ли говорить, что в этом деле Хранитель знаний потерпел полное фиаско? Мальчишка, читая книги, мечтал о приключениях, хотел стать героем, как его отец, крушить врагов своим смертоносным дыханием направо и налево, а не прозябать до старости в Библиотеке, добровольно сделав себя "изгоем общины".

— Не говори ерунды! Этот негодник просто соскучился по порке и ты, Ристар, здесь не причем. — Зангерел подошел к другу и положил свою ладонь на его плечо. — Я хорошо знаю своего ученика — состроит жалостливые глазки и просит чего душа пожелает. Ты только подумай, ради вкусностей на рынке целыми днями хвостом крутит, глазки стоит, что драконицы млеют и сластями его угощают. Все "сироткой" его называют, а несносный мальчишка этим и пользуется! И то, что он сейчас устроил, аналогично его выделыванию на торговых рядах: давит на жалость и на совесть, пытается показать, как сильно ты перед ним виноват, чтобы получить желаемую поездку.

Ристар на речь друга лишь махнул рукой. Ему было и без того тошно. Он все никак не мог понять, когда пролетел нужный поворот и его жизнь пошла наперекосяк. Младший брат его ненавидел, любимая умерла, сын неизвестно где, а сам он скован цепями: долгом, обычаями и клятвами. Да и его привычным мир дал серьезную трещину — община стояла перед пропастью, но не перелететь, не обойти ее никак не могла, оставалось только ступить вперед и в последний раз насладиться губительным полетом.

Неожиданно Зан замер, озадаченно посмотрев за спину друга и, тихо охнув, вдруг бросился к куче глиняных горшков, строительного мусора и соломы. Оттуда он достал коричневатое керамическое изделие небольшого размера, отдаленно похожее на курицу несущую яйца. Зан с нескрываемым облегчением его обнял и, потершись щекой об пыльный керамический бок, потряс. Ристар с удивлением услышал, что в этой полой фигурке что-то звенит.

— Что это? — потрясенно спросил дракон, с опаской взирая на "курицу". Ему еще никогда не попадались такие странные фигурки.

— Емкость для хранения денег, — с серьезной миной на лице пояснил Зангерел и еще раз с довольно ее потряс. — Изумительно, не правда ли? Я сам ее придумал.

— А зачем? — Ристар с каждым мгновением все больше и больше убеждался, что ему было не понять полет мысли друга.

— Чтобы хранить! — Хранитель знаний чмокнул в тусклый бок курицы и недовольно провел по нему своим рукавом, видно очищая от пыли. — Дирэри постоянно твердят, что ТАМ одни воры и тунеядцы — попрошайки, а эти человеческие монеты я копил долго и кропотливо.

— А почему из керамики?

— Все тебе не нравится! Да потому что он гладкий, красивый и не привлекает внимания!

Ристар решил промолчать и не расстраивать друга. Внимания такая курица бы привлекла больше нужного и при первой же толкотне на человеческом рынке фигурку украли, чтобы продать в лавке.

— А может, переложишь деньги в кошель?

— Зачем?!

Веяру сокрушительно вздохнул. Он думал, что Зан и сам понимал, что эта вещь не подходила, чтобы красоваться ею перед суеверными людьми. Тех людей, что он встречал, всегда объединяло одно — очень щепетильное отношение к их богам и культу поклонения. А в большинстве своем люди, чтобы общаться с небесными владыками, создавали идолов. И тень драконов не сомневался, что когда они увидят в руках друга фигурку курицы, то подумают одно: "этот человек возвел в ранг Бога домашнюю птицу".

— Ну хорошо, — недовольно проворчал эксцентричный изобретатель бесполезной игрушки. — И только из-за того, что она может разбиться.

Он погладил керамическое крыло курицы, что-то прошептал себе поднос. Внезапно по линии крыла пошло свечение, и оно с резким щелчком открылось, словно крышка шкатулки. Ристар удивился. Он и не думал, что эта фигурка способна на такое. Вместо того чтобы разбить не имеющих отверстий курицу Хранитель знаний создал в статуэтке "секретную крышку", которая открывалась с помощью пароля. Воистину иногда Веяру пугали и завораживали задумки друга.

Хранитель знаний засунул руку в полость фигурки, но вместо монет достал оттуда золотой перстень с рубином и довольно повертел его в пальцах. Ристар подумал, что, похоже, у Зана были свои представления понятия "человеческие деньги".

Да, дракон с лихвой оправдывал свое звание Хранителя знаний: копил и бережно хранил книги, трясся над теми немногими реликвиями и артефактами, что остались в общине, млел над сверкающими безделушками, обожал, как и все дети Матери, золото, да и вел себя порой хуже старьевщика. Многие драконы думали, что их Хранитель знаний живет в Библиотеке из-за страстной любви к фолиантам и только тень драконов ведал страшную правду — просто ареал Зангерела был битком набит разным хламом, и его друг ни в какую не желал с ним расставаться.

— Вот теперь можно и в путь, — довольно проворковал Хранитель знаний, крепко прижимая к груди кожаный подсумок со своими накопленными сокровищами. Ристар оказался прав, кроме монет в керамической фигурке оказались сверкающие камни, массивные браслеты, кольца с камнями, серьги и пара отлитых из золота человеческих зубов. На его вопрос, откуда друг достал последнее, Зангерел отшутился и даже слегка покраснел, но так и не раскрыл своего маленького темного секрета.

— Но Хранитель, — неожиданно раздался голос позабытого всеми Ярэ, который все это время стоял в темном угле, не привлекая к себе внимания. — Вам нужно...

— А-а-а... так ты до сих пор здесь? — перебил его Зангерел, неприязненно глянув на молчаливого дракона. — А я уж думал, на всех парах мчишься к Кахаласу, жаловаться на непослушного Хранителя знаний.

— Я не могу покинуть драгнери[2] Ристара Веяру до завершения миссии или же без его приказа. Но я все равно не одобряю ваших поступков, Хранитель знаний. Вам следует обратиться к Старейшинам...

— Да, да, да... — отмахнулся от него Зангерел, направившись к выходу из своей полутемной коморки. — И я, помня свой долг, его оповещу... после того как вернусь из поездки.

Ярэ растерялся. На его всегда беспристрастном лице выступило такое удивление и потаенное страдание, что Ристар не выдержал и, проходя мимо, хлопнул своего "конвоира" по плечу, стараясь при этом не засмеяться. Но третий член спасительной операции даже не обратил на это внимания, он невидяще смотрел вперед, пытаясь осмыслить произошедшее. Брошенный всеми, одинокий тень драконов все никак не мог поверить, что его умным и дельным советам впервые никто не только не хотел прислушиваться, так еще его самого наглым образом игнорировали.

Ярэ еще предстояло узнать, что беспрекословно и точно выполнять приказы умеет только он.

* * *

Хасшер замер и испуганно оглянулся. Сердце мальчишки готово было вырваться из груди, ладони вспотели, руки тряслись, в туннеле стало невыносимо душно... а ноги, словно приросли к земле — не двинуться и не закричать, оставалось только испуганно прислушиваться к ночной мгле, постоянно ожидая, что его сейчас поймают. Но секунды шли, а паренька никто не пытался ни задержать, ни окликнуть и потихоньку Хасшер стал успокаиваться: страх уже не сжимал сердце, хаотичные мысли постепенно пришли в порядок. Юный дракон сглотнул застрявший в горле ком, вытер трясущимися пальцами лоб и сначала неуверенно зашагал, а потом и вовсе побежал по темному туннелю дальше.

Он сомневался в своем решении, робел перед таким ответственным шагом, и где-то в глубине души даже знал почему: сбежать из общины в страшный внешний мир было полным безрассудством и, как сказал бы его мастер, изощренным самоубийством. Подростком в этом момент двигало только одно — уверенность в своей правоте. Он хотел доказать всем, — в особенности старшему брату, — что он уже не дитя, а какой взрослый боится выйти за пределы Расмэлеля и посмотреть мир? Себя Хасшер трусом не считал.

Безмолвные лица на каменных барельефах словно следили за беглецом, шаги гулко отдавались в ночной тиши, а с выхода тянуло спасительной прохладой — с каждым мгновением Хасшер все больше приближался к свободе и долгожданному признанию. Неизвестность пугала и завораживала одновременно. Что его ждет за следующей горой, какая судьба уготована новому путешественнику? Подросток знал точно, что у него все получится и перед его глазами уже маячили картинки пленительного будущего — как брат признал его за равного, мастер впервые похвалил, а мальчишки из соседнего ареала единогласно объявили лидером.

Хасшер сжал кулаки. Он еще всем докажет, как сильно они ошибались!

Сам же юный Веяру решил, что ему в жизни жутко не повезло. Легендарная эпоха драконов, когда люди считали их своими спасителями и чуть ли не божествами, давно канула в лету, а сами бывшие небожители доживали свой век каменном гробу — в Расмелэли, боясь расправить крылья и выйти наружу. Время приключений прошло, на ее смену пришла эпоха застоя и разочарования. Нет, Хасшер любил свой город, общину, но его жутко раздражали строгие правила: будь-то запрет летать внутри города или же "запечатление" на ненавистной девчонке. Он не понимал этого и при каждом удобном случае нарушал правила: летал с мальчишками наперегонки по ареалам и горам, сбегал от нудных поручений мастера, шутил над старой драконой Магной и глупыми девчонками.

Хасшер был сиротой. Его родители умерли, когда ему не было еще и четырех зим и то немногое, что он помнил о них — это ласковый голос матери и приятный запах морозной свежести, что веяло от отца... Нет, у него был старший брат, но тот не любил говорить о родителях, отмалчиваясь или отговариваясь от него односложными фразами. Да и вскоре он сам его бросил и как ненужную вещь отдал на попечение этому "старьевщику" Зангерелу. Хасшеру тогда было всего шесть зим и расставание с единственным родственником он переживал остро: плакал навзрыд по ночам, звал до хрипоты Ристара, молил, чтоб тот появился и забрал его из этого ужасного места и запальчиво обещал вести себя хорошо, только если бы это помогло вернуться брату. Но тот не пришел. Бросил его одного на целых восемь долгих зим.

Хасшер остался на попечении Хранителя знаний Зангерела — дракона нелюдимого, требовательного и скупого. Для маленького ребенка он казался чудовищем, сошедшим из древних легенд: такой же грозный, крикливый, да и живущий в страшном месте — полутемной Библиотеке, где за каждым стеллажом таилось по еще одному маленькому монстру. Поначалу новый опекун постоянно доводил мальчика до слез своими придирками, ворчанием и холодностью. Все что не делал мальчик, ему не нравилось, а когда по ночам Хасшер от безысходности плакал в подушку, искренне надеясь, что его возьмут и пожалеют, игнорировал, словно не слышал горькие слезы своего ученика.

Так Хасшер и жил: днем выполнял поручения своего мастера, а ночью украдкой смахивал слезы и терпел. Он научился терпеть, быть невидимкой, — ведь опекуну не нравилось, когда его отвлекали от работы — и быть послушным. С каждый прожитым годом прежняя жизнь забывалась, старший брат стал казаться просто выдумкой, а родительское тепло мальчик научился получать у посторонних людей — на рынке было много сердобольных дракониц, которые за жалостливый взгляд могли хоть на мгновение его обнять, погладить по иссиня-черной головке и даже дать что-нибудь вкусное. Постепенно мальчик завел друзей, недавняя робость заменилась озорством и хулиганством, Библиотека из страшного места превратилась в скучное, а мастер — в старого дурака.

В его сердце постепенно зарождалась ненависть. К брату, за то, что его бросил, к Зангерелу, за то, что каждый день заставлял страдать, к другим — за сочувственные взгляды, а порой и за пренебрежение. Он понял, что в этом мире не нужен никому, а раз так, то и больше никто ему и не нужен. Дошло до того, что он подрался со всей ребятней, хулиганил, воровал и лгал окружающим. Вот только недолго ему пришлось глотнуть полной свободы — о его делишках узнал мастер и впервые в жизни Хасшер испытал на себе все отрицательные стороны характера опекуна и понял, что до сего момента Зангерел был добрым, чутким и мягким. Подросток до сих пор вздрагивал ужаса, вспоминая методы воспитания, которые принял Хранитель знаний — мальчик впервые испытал на себе легендарную жажду крови драконов, которая оказалась во много раз страшнее порки и навсегда отбила у Хасшера всякое желание пререкаться с этим "страшным драконом".

Своего брата мальчик простил не сразу, да и то, после того как мастер рассказал ему историю родителей и Ристара, отвечая на запальчивые слова детеныша о своей ненависти к родным. О том, что его отец настоящий герой общины, мать — умная и красивая женщина, которая дарила любовь и тепло каждому, кто в ней нуждался, а брат — самый преданный сын Расмелэля, что пожертвовал всем, ради будущего драконьего рода. И именно тогда Хасшер решил стать похожим на Ристара и отца, стать тем, кого будут все уважать и любить. Героем.

Когда Хасшеру исполнилось четырнадцать зим, из долгого похода наконец-то вернулся Ристар и подросток окунулся с головой в ворох событий и приключений. Чего стоит только вспомнить его посещение легендарного Видящего! Ведь после этого все друзья стали смотреть на него снизу вверх, он тут же стал знаменитостью и когда брат вновь решил его покинуть, то Хасшера это возмутило. Нет, теперь он не забитый маленький ребенок, коим был когда-то, он хотел помочь брату, доказать ему свою значимость и заслужить одобрение. Да и поход обещал быть до жути интересным, а приключения Хасшер любил. Но его опять не поняли, его опять выкинули на задворки ареала, как ненужный хлам. Его опять хотели бросить...

Этого предательства Хасшер брату простить не смог. Его душила обида, гнев на единственного родственника, а также на мастера за то, что и тот решил его покинуть — никто не любил подростка, он не был никому нужен и вновь те чувства, что испытывал юный дракон пару зим назад стали возвращаться с новой силой. Хасшер наивно верил, что смог добиться уважения и привязанности своего мастера, что хоть немного, но успел всколыхнуть в душе брата прежнюю родственную любовь, ведь на самом деле мальчику они были не безразличны. Даже мастера он принимал за дальнюю родню, с которой можно ужиться в одном доме, если не обращать внимания на характер строптивого соседа.

И вот ночью, когда в ареалах погасли все огни, стихли разговоры и город превратился в сонную обитель, подросток отважился на свой безумный поступок. Он решил доказать всем, что им пренебрегать не следует и он сам в праве решать, как ему поступить. Хасшер решил сбежать. Нет, он не был глуп и понимал, что одному ему придется в мире людей туго, но обида до сих пор застилала глаза, мешая здраво мыслить, а мечты о том, что он первым найдет пропавшего ребенка были так сладки... Тогда Ристар сразу его признает, он обретет нового родственника и сможет научить племянника всему, что знает сам и оградит от всего того, что пришлось пережить ему самому.

Быстро собравшись и закрыв за собой дверь, Хасшер мышкой побежал к выходу из города, сторонясь каждого шороха. Ведь он не мог себе так опрометчиво попасться до начала грандиозного побега! Его брат и мастер еще днем улетели на поиски пропавшего мальчика. Ристар скомкано попрощался с братом, чувствуя свою вину, и обещал вернуться через пару дней, Хранитель знаний наказал день и ночь бдеть, следя за Библиотекой, и грозился в случае чего надрать подростку хвост, а их безмолвный спутник просто кивнул на прощание, прежде чем расправить крылья и взмыть в небо. Никто из драконов и не подозревал, что обиженный подросток решится на такой опрометчивый поступок. А зря...

Небо заволокла белоснежная пелена, зло завывал ветер, словно хлестким кнутом подгоняя северных духов творить бесчинства в эту ночь. В горах разразилась снежная буря. Хозяин гор отчего-то злился, он рвал и метал, не находя себе места и природа, чувствуя недобрый характер своего хранителя творила бесчинства вместе с ним. Ветер завывал, сметая снег с вершин гор, и будто пытался подтолкнуть к попасти хрупкую фигурку парня, колкий холод пробирал до костей, словно стремясь добраться до сердца и превратить его в лед, и, несмотря на сильную сопротивляемость, юный дракон в своем человеческом обличии начал ощущать небольшой дискомфорт.

Хасшер перекинулся в дракона и недовольно повел чешуйчатым носом, всматриваясь в беспросветный снежный буран. Лететь в такую погоду не ведая куда, было чистым самоубийством, но и медлить подростку было не с руки. Он и так потерял много времени дожидаясь ночи, а не сразу кидаясь следом за братом и мастером. Подросток засомневался... Планировать побег и представлять свою вольную жизнь в уютном ареале было не то же самое, как стоять на пороге своей новой жизни и понимать, что еще один шаг и уже вернуться назад будет невозможно. Угнетала погода, развивая зародившееся сомнения... А что, если он сейчас умрет? Занесет, крылья не справятся с могучими порывами ветра, а то и хуже, заблудится, устанет бороться с бурей и разобьется насмерть? Стоит ли ежеминутная прихоть своей жизни? Стоит ли признание брата и мастера его страданий?

— Эй! Малец!

Хасшер дрогнул от неожиданности и посмотрел назад. По туннелю резво бежали драконы в человеческом обличии. Внутри Веяру все похолодело, и он мгновенно решившись, расправил крылья и живо спрыгнул с постамента в снежную бурю. Жалеть о необдуманном поступке он будет потом...

Стражники, которые охраняли единственный вход в общину, через пару секунд были на том самом месте, где спрыгнул драконыш. Обратиться в туннеле было не возможно — слишком неудобным он был для огромных тварей, а успеть на своих двоих — у них не получилось. Драконы переглянулись. Лететь в бурю в погоню за ребенком было чистым самоубийством, но на них лежала вина за то, что они на полчаса оставили пост, опрометчиво решив, что в такую погоду неприятностей удаться избежать.

— Надо доложить Старейшине, — приказал своему напарнику первый стражник и, перекинувшись драконом, опрометчиво ринулся за детенышем в бурю. Еще был маленький, но шанс, спасти ему жизнь.

[1]Дирэри — простонаречное название человеческих женщин и мужчин, которые стали членами общины драконов. Также как самих себя драконы звали драгнери,

[2]Драгнери — название народа детей Матери и уважительное обращение к представителю потомка одного из рода Прародителей. Хотя северяне всех драконов называют на ишеми — язык северных народов, — "драген ис", что не совсем правильно, драконы благосклонно принимают к себе и такое обращение. К тому же есть исключение из правил: к Старейшинам, Хранителю знаний и Живницам обращаются только по роду их деятельности, не приставляя вначале уважительное "драгнери", ибо в самом звании заложено должное почтение и уважение. Например, если бы Ристар стал целителем, то такое исключение было бы применимо и к нему.

* * *

Солнце медленно клонилось к горизонту, полуденная жара давно спала, и идти по дороге стало не так тяжело, как было раньше, хотя и та была не ахти: заросшая, в колдобинах — нечета Королевскому тракту, но так даже было лучше, ведь за весь путь мы никого не встретили.

Чем дальше мы уходили из гор, тем теплее становилась погода: припекало солнце, одурманюще пахло с лугов цветами и травой, повсюду жужжала мошкара, шелестели кроны деревьев, а легкий ветерок приятно обдувал разгоряченную кожу. Шли мы не спеша — за час проходили меньше пяти верст, но идти быстрее с таким резвым детенышем было невозможно.

Амару был возбужден. Амару было все интересно: начиная от жуков и заканчивая птицами. Он носился вокруг дороги как угорелый и каждую минуту мы слышали от этого неугомонного возгласы восхищения, когда он находил для себя какую-то новую букашку. Этот ребенок всю свою жизнь провел в горах и для него этот путь стал самым интересным приключением за всю жизнь. Не знаю, откуда в нем было столько энергии, но он даже на привале не мог посидеть спокойно и пяти минут! Пытаться следить за мальчишкой, чтобы тот не попал в переплет — утомляло, а просьбы угомониться он совершенно игнорировал.

И эта была не единственная напасть: я и Кастиен совершенно не могли договориться, куда держать путь.

— А я сказал — идем на Север, — упрямый северянин твердил одно и то же, не желая принимать во внимание мое мнение. — В клане за мальцом присмотрят, — он, усмехнувшись, глянул на опять зарывшегося в траве Амару, — нет нужды идти за нами.

— Кто тут еще увязался... — Я ненавистно на него посмотрела — этот бесконечный спор мне порядком надоел, но отступать я была не намерена. — Сам иди на Север, если так жаждешь вернуться в клан. Мы же пойдем в Пригорь.

— Пригорь, Пригорь. Тьфу ты... заладила одно и то же, как бабка на базаре. Нет такого города.

— Как нет! — я потрясла перед ним картой и чуть не проткнула пергамент пальцем, показывая на нарисованный дом с подписью: "Пригорь". — Вот он, дурья голова, посмотри же!

Карта была старая: пожелтевшая, с потускневшими от времени чернилами, но до сих пор по ней можно было хорошо ориентироваться. И ближайшим от нас городом, точнее, единственным в округе населенным местом был этот городок. Нам нужно было закупиться провизией, недостающей одеждой, и конкретно мне — достать нормальный доспех или хотя бы оружие. Но этот пустоголовый чурбан совершенно не желал понимать такую простую вещь!

— Если я его не знаю, — он отмахнулся от карты, — значит, его нет.

— А ты состоишь в сообществе картографов? — ехидно осведомилась я. Упертость северянина в своей правоте раздражало сильнее, чем моя неспособность убедить его в обратном.

— Я верю своему чутью.

— А я карте.

— Она старая. Сколько этой рухляди лет? — Кастиен показательно поморщил нос. — От нее за милю несет ветхостью, как от моего прадеда.

— О Хасфей, — возвела я очи к небу, — чем я провинилась перед тобой, что ты послал мне в наказание этого упрямца?

Но небеса молчали, а недовольное сопение слева говорило о том, что Кас мало того, что услышал мой шепот, так его еще и правильно растолковал.

Конечно, карта была не свежей — Гел откопал ее в библиотеке клана, потому что эти места нам были не знакомы, — но вряд ли за два десятка лет здесь могло что-то измениться. Местность была неприветливой: с юга — топь, на западе — горы, до Королевского тракта далеко, почва неблагоприятна для посевов, да и по округе было слишком много курганов и руин древних святилищ. Люди всегда сторонились таких мест, а если и отважились нарушить покой предков, то только имея в запасе толстые городские стены. Единственное, что за это время могло измениться — это городок разросся и превратился в город, а если Кас прав, то вообще, исчез. Но эта вероятность была мала, а провизия и доспехи с оружием нужны были сейчас. Все же дорога предстояла долгая, а поселений в округе было катастрофически мало.

О, Повелители, и почему я спорю, пытаюсь вразумить северянина? Ведь он совершенно не имеет права мне указывать куда идти! Эта приблудная собака сама увязалась за мной и Амару!

Я резко остановилась. Кас пройдя несколько шагов вперед — тоже.

— Говорю сразу, чтобы не было в будущем пререканий, — я кивнула на драконыша. — Я и он идем туда, куда скажу я, а ты, — я смерила северянина как можно более снисходительным взглядом, — можешь нас сопровождать, но изволь слушаться меня. Командир отряда я, а не ты! Я все понятно объяснила?

— А с чего ль ты? — мужчина нахмурился, и скрестил на груди руки, став сверлить меня взглядом. — Чтобы девка и руководила отрядом? Да лучше сразу заказать жрецам отпевание, натереться маслами и лечь в ковчег, чтоб избежать еще большего позора.

Он в чем-то был прав — за редким исключением во главе всегда были мужчины, ибо считалось, что только они способны мыслить здраво, а женщиной движут страсти, а они способны сгубить даже самый слаженный и тренированный отряд. И первородное право представительницы Великого рода не имело никакого значения, вот почему главой нашего отряда был Рик, а не я. Да и я с Гелом с самого начала находились при нем в качестве учеников. В каждом клане существовала такая практика — как только дети проходили испытание и становились взрослыми, их распределяли по отрядам во главе с опытным наставником, который мог передать часть своих знаний новому поколению, да и приглядеть за юнцами, чтобы те не сгинули в первом же бою. Хорошая практика, да и после, когда воительница отработает свой долг перед кланом, лет в двадцать пять род выдает ее замуж, и она уходит с военной службы, а ее брат по отряду становится наставником нового поколения воинов.

Но правота северянина лишь раззадорила меня, ведь так просто уступать место лидера я была не намерена, а он находился здесь на птичьих правах. Да и не доверяла я ему. Мотивы Кастиена мне были совершенно не известны. Вдруг он лишь притворяется, а сам уже давно вознамерился привести нас прямо в капкан.

— Так тебя никто здесь не держит, — я пошла вперед, не обращая внимания на нахмурившегося воина. — Еще не известно для чего ты с нами пошел, да и не говоришь, как нашел. В чем твоя выгода? Решил нас сдать первому посту и получить награду?

— Что ты мелишь, девка! Да я...

— Что ты! — я, перебив его на полуслове, резко к нему повернулась. — Поставь себя на мое место — как бы ты отнесся к первому встречному, который мало того, что увязался за тобой, так еще и велит куда идти? Хочешь и дальше следовать за нами, изволь слушаться меня.

На пару минут на дороге повисла тишина. Северянин молчал, видно обдумывая свой ответ, я же не горела желанием и дальше с ним общаться. Он меня раздражал, но даже я признавала, что Кастиен меня сильнее и, похоже, знал намного больше, но отдавать ему право лидерства я не хотела ни в какую. Видно свою роль сыграли гордость и самолюбие, ведь не каждый воин согласится добровольно подчиниться человеку из другого клана, будь тот хоть гениальным стратегом. Хотя между кланами не было открытой вражды — запрещено заветами, — мы друг друга недолюбливали.

— Хорошо, — спокойно произнес северянин, видно собравшись с мыслями. Похоже ему слишком сильно хотелось идти с нами, раз он мало того, что позволял мне так с собой разговаривать, так еще пытался найти ко мне подход. — Доверия твоего, элисин, я не заслужил, но признай, я вас почитай спас от ходячего, да и помог не мало. Это же чего-то стоит?

— Да, — согласно кивнула я. — Помог. Поэтому и идешь с нами, и спрашиваю я тебя по-дружески чего тебе надобно.

Мужчина вздохнул:

— Злая ты, элисин, а женщина доброй должна быть и нежной, аки цветок первоцветный.

— Женщина должна быть стойкой и сильной, — резко возразила ему я. Он мне напомнил Гелиона, а тот своими подколками на тему моей женственности сильно проел плешь. — Скажи, долго ли проживет твой хрупкий нежный цветочек под порывами сильного ветра? Сломит, унесет, не станет твоего цветка, а кто кроме женщины детей и домашний очаг защитит? Мужчина? Так тот редко бывает рядом — все в походах, а "нежный цветочек" один не выживет и вернется уставший воин на руины собственного дома, да и на могилку жены. Такие цветочки только издалека красивы, на деле же они бесполезны.

— Есть и стойкие "цветочки", — ухмыльнулся Кас, видно вспомнив свой гербарий.

— Все мы притворяться умеем, — так же ухмыльнулась я. — Кто ромашкой, кто лавандой, кто ярцветом.

— А кое-кто и крапивой...

— Из крапивы хотя бы суп сварить можно, — проворчала я, не слишком обрадованная его намеком. — Вкусный и полезный.

— А кто спорит? Да вот рвать будут цветы благородные, а не... — он покосился на меня, — сорняки колючие.

Я возмущенно отвернулась от этого... травника и стала следить за Амару, в то же время придумывая достойный ответ. Мальчишка убежал далеко вперед и, взяв в руки длинную палку, стал тыкать ею во что-то в траве. Наверняка опять разорял муравейник, а за прошедшую дорогу я поняла, как он сильно любил это занятие — ни один муравейник не пропустил. Что сказать, дракон — уничтожитель и разоритель народов, даже таких маленьких и никчемных, как муравьи.

— Пригорь... — через некоторое время задумчиво молвил Кастиен, словно произнеся свои мысли вслух. — Не помню я его, видно мелкий слишком, раз на картах его редко отмечают. Хотя я склонен думать, что нет его... Но даже если и был — нельзя нам в город. Опасно.

— Снимем комнату в таверне, посидит там, пока я пройдусь по рынку, — торопливо проговорила я, чувствуя, что еще немного и упрямый северянин возможно со мной согласится. А это была хоть маленькая, но победа. — Невелика проблема. Если в лагере не поняли, что перед ним дракон, то ты и правду считаешь, что в городе раскусят? Кто будет смотреть на ребенка?

— Элисин, — вздохнул он, — а что ты знаешь о драконах?

— То же, что и ты, — отмахнулась от него я, пытаясь опять следить за мальчишкой. А то драконыш, наигравшись с муравьями, опять убежал вперед, но уже в погоне за бабочкой.

— Да гляжу, что нет, — странно покосился на меня северянин. — А знала ли ты, что жрец и сведущий в волшбе способен распознать личину зверя? Чуют они мерцание грани вокруг драгон ис и как ищейки способны раскрыть их на сотню шагов, даже в толпе людей?

Я удивленно на него посмотрела — этого в моем клане нам не говорили. Но... если жрецы и маги могут учуять мерцание грани вокруг драконов, то почему же я ничего не увидела? Я же из Великого клана и мы... Я нахмурилась, припоминая свои ощущения при первой встречи с Амару: растерянность, страх, ощущение нереальности происходящего, судорожные попытки понять, что же произошло... но, несмотря на это, я ни секунды не сомневалась, что передо мной детеныш дракона. Не похож он на человека — совершенно другой и это чувствовалось.

Кастиен терпеливо подождал, пока я разберусь в своих ощущениях и продолжил:

— В лагере не осталось магов, ибо они ушли одни из первых, а жрецов не было и подавно. Просто повезло.

— А из Великого клана воины? — я попыталась припомнить из оставшихся представителей этого клана. Вроде был один...

— Данер был, — подтвердил мои мысли северянин. — Спас наш отряд от ходячего. Из Восточного клана он, что близ Бухты Милосердия. А тебе зачем? — произнеся это, он внезапно нахмурился, видно уловив ход моих мыслей. — Ты разумеешь, что он мог раскрыть мальца?

Я промолчала.

— Омер нис... — зло выплюнул северянин и обеспокоенно обернулся, став вглядываться назад, словно опасаясь за нами погони. — Не знал я, что вы такие шеремы ... А ты точно уверена, что ваш род может почувствовать драгон ис?

Я пожала плечами — сейчас я ни в чем не была уверена, даже в своем здравом рассудке.

Кас хотел сказать что-то еще, но не успел — внезапно раздался крик Амару, да не радостный как было раньше, а совсем даже... Я завертела головой пытаясь отыскать этого мелкого засранца, да вот только не было его нигде. Тасхель его побери! Отвлеклась на мгновение, а он сразу же попал в переплет!

Лесная дорога впереди резко уходила вправо и что случилось за поворотом было не видно — мешали густые кусты и деревья. Кастиен сразу, услышав мальчишку, сорвался вперед, на ходу достав из колчана лук со стрелами. Я же, запрыгнув в седло, помчалась за ним вслед и вскоре даже обогнала, оказавшись на коне за поворотом быстрее, чем он на своих двоих.

— Отпустите, а то буду кусаться! — пытался вырваться из хватки разбойника ребенок и, вдруг заметив меня, облегченно выдохнул. — Элис!

Картина, что предстала моему взору, откровенно говоря, не обрадовала. Разбойники, числом не менее десятка, окружили незнакомого мужчину и явно не намеревались отпустить его живым. Путешественник тоже был не шибко рад внезапной встрече и угрожающе занес свое единственное оружие — лютню, для удара. И вот на начало этой милой постановки: "разбойники грабят менестреля, а потом надругаются над его трупом и лютней" угораздило попасть любопытному драконышу. Тасхель его побери, да он просто притягивает к себе неприятности!

Ребенка схватил за шкварник бородатый громила и на морде разбойника застыло такое удивленно-непонимающее выражение, словно он силился понять, как в лесу оказался мальчишка. Возле него стоял еще один лиходей, изумленно смотрящей на моего появившегося из-за поворота коня.

За доли секунды оценив обстановку — два ближайших противника, остальные заняты незнакомцем и еще не заметили неучтенных гостей, — я метнула кинжал в того, с перекошенной рожей, что стоял рядом с громилой — не понравился он мне, заорет еще и отвлечет своих собратьев по разуму с дележки еще живой добычи. Кинжал вошел ему прямо в горло, разбойник схватился за шею и с булькающими звуками упал на колени. Внезапно его подельник резко заорал от боли, вытянув перед собой окровавленную руку — на ней явственно не хватало куска плоти, — а Амару резво прошмыгнул ко мне.

Из-за поворота наконец-таки появился северянин, в мгновение ока навел лук на орущего громилу, натянул тетиву и выстрелил. Стрела попала мужику прямо в глаз и тот, резко оборвавшись на душещипательной ноте, осел на землю. Стрелы трелькнули еще раз, вонзившись в спины опрометчиво стоящих к нам спиной бандитов. Не желая отставать, я достала свой лук из прицепленного к седлу колчана и стала выбирать свою цель.

Нас, наконец-то заметили и попытались сразу устранить, отнувшись к нам с высунутыми наголо железками — назвать их оружие мечами просто не повернулся язык. Не добежали — северянин стрелял метко и предпочитал бить намертво с одного удара — целясь в голову. Да вот только тому мужчине, которого мы стремились спасти, похоже, не слишком нужна была посторонняя помощь, ибо он сам справлялся вполне не плохо. Да так, что залюбуешься, не веря своим глазам. Почитатель Илиды сносил разбойников с пару ударов крепкой лютней, а та мало того, что не сломалась, отскакивала от них, почти сразу опускаясь на голову следующему противнику — будто играя какой-то свой ритм. Только вот струны жалобно трелькали, да и звук ударов был, словно разбойников молотили дубинкой.

Не прошло и пару минут, как все закончилось.

Утерев пот и тяжело дыша, менестрель скривил губы в усмешке, довольно взирая на поверженных лиходеев.

— Великая и могуча сила слова, — пафосно изрек он, отсалютовав нам окровавленным музыкальным инструментом. — А они слабые и хилые.

— Мечем же легче, — усмехнулся северянин, убирая лук. Я же спрыгнула с седла и обернулась, ища драконыша. Тот нашелся быстро в ближайших кустах, дрожа и закрыв уши руками от страха. Успокаивать ребенка не пришлось — Амару сразу шмыгнул ко мне, крепко стиснув мои ноги в объятиях.

— Мечом орудуют вояки, а я же — скромный менестрель.

— Менестрели этих краев настолько суровы, что колотят бандитов старой лютней? — удивился Кастиен и, наступив на ближайшего разбойника, выдернул стрелу. Критически осмотрел и, обтерев об тряпки падали наконечник, вернул стрелу обратно в колчан.

— Она не старая! — искренне возмутился пренебрежением своей импровизированной дубине, то есть лютне, почитатель Илиды.

— Я вижу, что крепкая... прям чугунная...

Перестав прислушиваться к мужчинам, я тронула за плечо мальчишку:

— Испугался?

— Нет, — пробубнил мне в бок Амару. — Раньше было страшнее...

— Ну вот и славно, — облегченно вздохнула я. Все же как утешать детей я не имела понятия. Может, нужно было еще и подбодрить, сказав какой он молодец? — И ты... правильно поступил, когда спрятался, — добавлять, что любой при необходимости его запросто нашел, я не стала. — Молодчина!

— Правда? — на меня с надеждой посмотрели сверкнувшие золотом янтарные глаза.

— А то! — я погладила его по волосам, едва заметно улыбнувшись. — Вот приедем в город и куплю тебе сладкую ватрушку.

— А можно пряник? — заметно взбодрился мальчишка, видно уже представляя, как уплетает за обе щеки любимую сладость.

— Можно.

— Самый большой!

Для порядка дав мальчишке подзатыльник, я вернулась с Кастиену. Тот вовсю мародерствовал и самое главное — без меня! Подивившись эдакой несправедливости, я поспешила тоже обыскать трупы. К сожалению, ничего ценного не нашла, эти разбойники оказались не только хилыми, но и бедными, обнаружила лишь пару почерневших серебряных кун*. Ни нормального оружия, ни тем более доспеха у них не было в помине. Может у разбойников был схрон, но искать его у меня не было желания.

Хотя, что я требую от тех, кто промышлял в такой глуши, тут уж надо задаться вопросом, как здесь завелись разбойники? Бывшие грабители курганов или же местные жители, которые от голода вышли на дорогу?

Убрав с дороги их тела, мы встали передохнуть.

— Но давайте же поприветствуем друг друга, о мои славные спасители.

Кас скривился — спасителем лощеного мужика он быть явно не хотел. Выглядел почитатель Илиды и впрямь слишком опрятно: штаны и сапоги почти без грязи, даже полы плаща не сильно запылены, синяя рубаха с золотой вышивкой, а лютня отделана незатейливой резьбой.

Внешность у менестреля была под стать своей Повелительнице судеб — ухоженное лицо без щетины, отливающие на солнце золотом рыжие кудри, ярко-зеленые глаза и открытый взгляд. Да... такого грех не ограбить...

А он точно мужчина? Может девица? Да нет, вроде кадык на месте... Хотя кто ж разберет почитателей Илиды? Они все немного... не такие, как остальные мужчины, которых я привыкла видеть: вычурно разговаривали, дарили комплименты, от них пахло не потом, выпивкой и кровью, а цветами... да и штопали свою одежду барды сами, а самое главное, носили аккуратно, не то, что некоторые... Да вот только пользы от них было мало — хиленькие все и только баллады петь умеют, да на лютне бренчать, меч в руках редкий менестрель держал и ладно орудовал.

Но этот вот исключение из своих собратьев. Приятное исключение — нашел еще одно применение лютне, аж завидно немного — мне бы тоже так хотелось.

— Кастиен Арэ, — нехотя произнес северянин. — Она, — он кивнул в мою сторону, — Элис, а мелкий — Амару.

— Я не мелкий! — дракончик выглянул из-за моей спины и показал Касу язык.

— Позвольте и мне представиться, — мужчина положил руку на сердце и слегка поклонился. — Вересхей, странствующий менестрель, несущий прекрасное во славу Повелительницы судеб Илиды.

Я слегка опешила, подумав, что ослышалась:

— Кто?

— Ты шутишь? — вторил мне Кас.

— Ни в коем разе, — обреченно вздохнул тезка Повелителя судеб, видно каждый встречный его об этом спрашивал. — Моя матушка с батюшкой были не от мира сего и решили, что нарекая дитя божественным именем, дарят ему счастливую судьбу. Да вот только обрекли на страдание и повальное невезение, — он обвел рукой побоище. — И это лишь небольшой камушек в череде камнепада неудач, словно сам Повелитель судеб разгневался и лишил меня своего великодушия.

Во мне даже проснулось к нему сочувствие — его родители не знали, что нарекать младенца в честь Повелителей, это значит, обрекать его на проклятие своего имени? Вересхей лишит удачи, Илида — дара творить, Дженея застелет глаза ложью, Хасфей обречет на раннюю смерть, Расхей — на трусость, а Несфея — сделает болезненным и юродливым. Про Тасхель никто никогда и не вспоминал — про то, что она сотворит с дитем и страшно подумать.

— Если не нравится имя, то поменяй его! — внезапно подал голос Амару.

— Ох, дитя... — менестрель подошел и присел перед ним на корточки. — Если все было так просто... ведь земной путь можно пройти лишь с одним именем, откажешься от него и тогда великий Хасфей отрежет дорогу жизни, — он слегка улыбнулся. — Запомни, мой юный друг, имя дарует суть и в нем сокрыта величайшая сила.

Мальчишка непонимающе нахмурился и спрятался за меня, надеясь, что я защищу его от этого странного человека. Я вздохнула.

— Ну и хорошо, — прервал неловкое молчание северянин и взял под узды мою лошадь. — Нам идти нужно.

Я из вежливости поинтересовалась:

— А ты, Вересхей, далеко держишь путь?

— Мой путь лежит в славный городок Пригорь, — охотно отозвался он.

Я и Кастиен переглянулись и если в моем взгляде было торжество, то у северянина смешалось удивление и некая обреченность. Теперь он не мог мне сказать, что такого города не существует.

— Да вы сговорились! — оставалось ему лишь воскликнуть. Кас зло на нас зыркнул и двинулся с конем вперед.

Я же извиняюще улыбнулась менестрелю — стало неловко перед чужим человеком.

— Великодушно прошу простить, — поклонился мне мужчина и посмотрел на спину Кастиена. — если чем-то обидел вашего мужа.

Я споткнулась на ровном месте и чуть не упала, услышав такие подробности своей личной жизни, а несносный ребенок, внезапно радостно запрыгал на месте и стал дергать меня за штанину:

— Элис вышла замуж? Да? Значит Кас стал моим папой? Да? — и словно не видя как я отрицательно мотаю головой и в ужасе шепчу: "Нет", резво побежал вперед, чтобы через пару мгновений обнять шокированного северянина и радостно прокричать ему в живот: "Папа!".

Отчего-то мне стало душно и загорело лицо. Нет, браки между разными кланами были, но довольно редко и с оговорками. Хотя, что мог подумать нормальный человек, увидев воинов разных кланов с дитем?

— Я что-то не то сказал? — виновато шепнул Вересхей. Я лишь махнула на него рукой — пускай лучше думает, что мы молодая семья, чем беглые герои с мелким детенышем дракона за пазухой.

К вечеру разразилась настоящая непогода: громыхало, сверкали молнии, каждые пару мгновений окрашивая потемневшее небо яркими росчерками, начался ливень, сменившейся через пару часов противным покрапывающим дождем. Дорога превратилась в грязевое месиво, плащи — в мокрые тяжелые тряпки, которые тянули к земле, в сапогах начало хлюпать, а конь постоянно пугался грома и пытался вырваться. Но больше всех проблем доставил Амару. У него не оказалось плаща, а капюшон его куртки довольно быстро намок и вместо того, чтобы капризничать, как полагалось нормальному ребенку, он осчастливил все окрестные лужи и, естественно, прыгая по ним, извазюкался в грязи.

Единственный, кто не устал от непоседливого сорванца, оказался Вересхей, с которым мы решили идти до города. Менестрель напевал под нос баллады и шутливые детские песенки к восторгу драконыша. Потом к ним присоединился Кастиен, которому, видно, стало скучно и мне пришлось до вечера слушать их совместное пение. О, Вересхей... за что ты на меня так прогневался? Это была извращенная пытка для моих ушей.

В город мы вошли чуть ли не затемно. И то, пришлось долго стучать в ворота, чтобы открыли, а потом спорить, чтобы впустили, доказывая пустоголовой страже, что мы не мертвяки, вурдалаки и тем более, не драконы. Хорошо, что к тому времени на ходу спал настоящий драконыш и не слышал наших препирательств, а то он точно бы обиделся — почему драконам нельзя в город?

Душу грело сладостное ожидание бадьи с горячей водой, сухой постели и сытного горячего ужина. Кто же тогда знал, что я сейчас добровольно шагала в глубины Тасхель?

*серебряные куны — денежная единица Данстейна. Представляет собой пластину серебра с оттиском печати Монетного двора Дархлена.

Глава 8

Осознание пришло не сразу. Мне не хотелось верить, не хотелось слышать эти страшные слова, чувствовать, как в один миг оборвалась та нить, которая прочно связывала мою душу с отцом. Но Ристар не врал и я это знала. Менрос больше не будет летать под небосводом, насмешливо называть меня глупышкой и неистово истреблять этих мерзких людишек! Огонь его души погас, тело истлело в лучах рассветного солнца — Матерь забрала в свои объятья одного из лучших и мудрых Старейшин общины! Как она могла! Как он мог так просто погибнуть! Он же обещал вернуть былое величие драконов! Обещал, что мы больше не будем скрываться в тени и сможем отвоевать обратно наши земли! Отомстить за все страдания, за пролитую кровь драгнери!

Ристар осторожно подошел ко мне, попытался обнять, думая, что мне нужны его утешения! Как бы ни так!

— Он не мог так просто умереть! Не мог меня оставить! — я вырвалась из его объятий, оттолкнув дракона подальше. — Он Старейшина! Отец — величайший из сынов Матери!

— Ваниша... — тихо проговорил Ристар, с неподдельным сочувствием на меня взирая. От этого стало тошно. Неужели ему все равно? Это же был и его отец!

Я почти вплотную приблизилась к нему, да так, что почувствовала на коже его дыхание.

— Не знаю как ты, Ристар, — прошипела я ему в лицо, — но я собираюсь сжечь дотла тот вшивый городишко!

— Не глупи! — вцепился мне в руку этот нытик. — Желаешь повторить судьбу Менроса? Так жаждешь отправиться к Матери?

— Уж лучше так, чем сидеть на месте и гнить изнутри от бессилия! — запальчиво произнесла я и с горечью добавила, на миг подивившись своей откровенностью. — Это же я отправила его туда, я собственными руками сгубила отца!

— О чем ты говоришь? — неверяще посмотрел на меня Ристар. Бедный, бедный ничего не знающий Ристар. Мальчишка, который так и не смог повзрослеть. Как ты сможешь в одиночку сохранить семью и ареал? Вырастить Хасшера, заменив ему отца и мать? Не сможешь. Нет в тебе стержня, нет воли и силы Менроса. Пустышка.

— Я! Я отправила его туда! — я вцепилась в его одежды, жадно всмотрелась в зеленые глаза, пытаясь разглядеть в них искру, частицу души отца. Пробудить в нем огонь, неистовое пламя, возродить Менроса. — Ты слышишь? Я! Я жаждала их крови, хотела смотреть, как горят человеческие дети и визжат от боли! Они схватили Илгрит! Издевались, упивались ее страданиями, давили волю! Скажи, твоя мать заслуживала этого? Я первая ее нашла и сказала Менросу, где ее прятали! И...

— Замолчи! — впервые за все время закричал на меня Ристар. На мгновение в его глазах отразился гнев, то самое пламя отца, от которого у меня затрепетала душа. Мне захотелось больше этих ярких эмоций, которые можно впитать в себя, заставить ярко гореть пламя, почувствовать вкус силы и жажду крови.

— Ты не хочешь отомстить? — процедила я сквозь зубы, распаляясь от близости, до мурашек чувствуя желание выпить без остатка его ярость, заполнить пустоту, что образовалась в моем сердце. — Разодрать людишек в клочья? Они разрушили твою семью! Оставили маленького бедного Хасшера сиротой!

— Замолчи! — прорычал Ристар. Его глаза вспыхнули зеленым огнем, а по комнате пробежалась волна чистой незамутненной жажды крови. Мои ноги подкосились, но Ристар не дал упасть, до боли вцепившись предплечья. Сердце тяжело стучало в груди, душу сжало словно в тисках — не продохнуть от животного ужаса. Менрос. В гневе он так похож на Старейшину Менроса.

Эти черты лица, взгляд, волосы, голос и даже запах — все напоминало о нем. Менрос. Менрос. Менрос! Драгнери, который меня вырастил, мужчина, которого я обожала всем сердцем до щемящей боли внутри, я готова была пойти за ним хоть на край света, разделяла все его желания, проживала его эмоции, была одержима им. Его сын был одновременно так похож и не похож на него. Внешне вылитый он — настоящий Король Севера, но в душе слабее оленя! И только в гневе он был прекрасен! Неистовой, первородной красотой могучего драгнери, что мог сокрушить многотысячную армию врагов одним лишь огненным вздохом.

Больше ярости! Больше! Чтобы будоражащий душу страх разливался по крови, горячил ее, заставлял изнывать тело от желания испытать его вновь, получить горячительную смесь из ужаса, страсти и похоти!.

Но вместо того, чтоб сжать меня сильнее и впиться в губы поцелуем, этот невозможный драгнери просто отшатнулся от меня, как от больной! Он смешался, его взгляд потерял былую уверенность, гнев, силу, он вновь стал тем нытиком-Ристаром, которого я с детства презирала за слабость духа. Мощь и сила, что взволновали мое естество, исчезли как дым, образ Менроса потух, оставив напоследок лишь сожаление и горечь. Ну почему он не может хоть ненадолго притвориться им и дать сполна напиться этой жаждой крови?

— Прости... — прошептал Ристар, пытаясь не смотреть на меня. Жалкий дракон боялся своей истинной силы, давил ее с детства, не желая становиться подобием отца. Глупец! — Я сорвался, не хотел на тебя кричать. Смерть Илгрит... — его голос на мгновение дрогнул, — смерть мамы выбила меня из колеи. Пресветлая Матерь, я даже не знаю, что сказать Хасшеру! Он... он ведь еще детеныш, а Илгрит... Она всегда ему на ночь читала сказку... и... — Ристар с болью посмотрел на меня. — Ваниша, как ему объяснить, что никого больше не осталось?

— Так и скажи, — зло бросила я. — Твою мать замучила свора кровожадных людишек, а отец погиб, пытаясь ее спасти! Не вижу проблемы!

— Но он же детеныш...

Я раздраженно поморщилась — мне уже начала надоедать эта игра в сочувствие и милосердие к чувствам ребенка.

— Я тоже была детенышем, когда люди на моих глазах вырезали всю мою семью! Они всегда будут пытаться нас уничтожить и ему следует поскорее это усвоить, пока он не отправился к Матери вслед за Менросом! И раз ты не хочешь его просветить — это сделаю я!

— Нет! Не смей! — Ристар почти мгновенно оказался возле меня, схватил за руку, словно боясь, что я побегу к его маленькому братцу.

— Ты живешь в иллюзии, Ристар, — прошипела я, отцепив его пальцы с моего запястья. — Матерь давно бросила наш мир, а земля пропиталась пролитой кровью невинных драгнери! Расмелель — ловушка, город сделал нас слабым, дал ощущение мнимой безопасности! А потом и отнял лучшего! Менроса!

— Мой отец не был лучшим! — распалился беловолосый дракон, а воздух вокруг него снова завибрировал от силы. — Не смей так о нем говорить! Он жестокий! Беспощадный! Безумный!

— Лучший... — выдохнула я и, не колеблясь и минуты, вцепилась в одежды Ристара и притянула его к себе. Поцелуй оказался с привкусом крови, желанный до щемящей боли в груди и нехватки воздуха...

Проснулась я резко. Сердце стучало словно заведенное, щеки предательски горели, а тело изнывало от сильного желания обладать тем драконом. Пресветлый Вересхей! Мне еще никогда не снились столь реалистичные и похотливые сны! Было стыдно до ужаса, хотелось в тот же час забыть увиденное, но... но память меня предала. Она раз за разом подкидывала в сознание образы, от которых меня бросало в жар, насаждала эмоции, которых не было и в помине... Мне все казалось, что я прожила чью-то другу жизнь, чьи-то яркие воспоминания, вторглась в сознание той женщины и подсмотрела то, что не предназначалось для моих глаз.

Нет, это не было просто сном. Эмоции, которые я испытывала, были довольно яркие, даже сейчас я ощущала их отголоски, а тот мужчина... Я его знала, словно была знакома с ним всю жизнь! И те разговоры про драконов и смерть... Суждения этой женщины бросали в дрожь, но было в них что-то родное, правильное. А этот человек... нет, дракон по имени Ристар? Он был слишком похож на Амару — те же белые волосы, черты лица, смущенная полуулыбка...

"Эй, ты! — мысленно обратилась я к той твари, что поселилась в моей голове. — Этот белобрысый — твой муж? Отец Амару?"

Тварь молчала, решив меня проигнорировать и не отвечать на неудобные вопросы.

Расценив молчание, как знак согласия, я открыла глаза, давя в себе последние отголоски неожиданного сна. С ней нужно было что-то делать, а то мало ли что она может? Меня до сих пор бросало в дрожь от той расправы над южанином и эти воспоминания, которые я видела, каждый раз закрывая глаза, пытались, словно растворить мою душу в них. Я боялась однажды после еще одного такого сна потерять себя, страшилась стать "ею".

В Пригорь я намеревалась не только закупиться необходимыми для путешествия вещами, но и сходить в храм Повелителей судеб, возложить жертвенные дары на алтарь Вересхея и попросить заступника моего клана избавить меня от напасти, что поселилась в моей голове. Священное действо должно было изгнать из моего разума отродье Тасхель, а амулет от злых духов, который я хотела купить у жреца, оградить от новых проблем такого рода — свой я потеряла еще в пещере.

Я была уверена, что Вересхей мне поможет. А как иначе?

Вчера вечером, мокрые, усталые и довольно злые, мы всей компанией ворвались в первый попавшийся постоялый двор, желая одного — поспать и согреться. Довольно быстро нашлись свободные комнаты, а также за существенную доплату — бадья с горячей водой. От ужина я отказалась — моих сил хватило лишь на то, чтобы добраться до комнаты, выпнуть от туда уже развалившегося на кровати северянина — эта скотина даже не удосужилась снять свои грязные сапоги! — и уложить Амару спать, стянув с него грязные и мокрые вещи. Мылась я и стирала грязные вещи, уже спя на ходу, постоянно убеждая себя в необходимости этих действий. А потом, упав на кровать и подвинув развалившегося дракона, закуталась в одеяло, почти мгновенно провалившись в сон.

За слюдяным окном до сих пор шел дождь, и от рамы потянуло сыростью, от которой у меня по коже пробежались мурашки. Надежда на то, что сегодня погода наладится, вдребезги разбилась об недружелюбную действительность. Куда-то выходить из комнаты совершенно не хотелось. Но кто мне позволит? Если не этот неугомонный ребенок, то обязательно на улицу потащит Кастиен, мстя за вчерашнее. Мы хоть и шли вместе, но за комнату я платила из собственного кармана, да и пускать малознакомого северянина к себе в постель? Пускай ночует с менестрелем! Я прекрасно слышала, как тот предлагал ему поспать в его комнате и в честной мужской компании поговорить по душам.

Кстати, а где этот мальчишка?

Только сейчас в полной мере осознав, что я нахожусь в комнате совершенно одна, по моей коже пробежали мурашки, а сердце вмиг рухнуло вниз. В голове тотчас стали проигрываться сцены жестокой расправы над ребенком, а за дверью померещились чьи-то тяжелые шаги и приглушенные крики, что раздавались с первого этажа постоялого двора. Быстро натянув на себя полусухие вещи и схватив обмотанный холстиной короткий клинок, я стрелой вылетела из комнаты, на ходу натягивая недосушенные сапоги. О, Несфея, убереги это неразумное дитя!

Выбежала я из комнаты лихо, да так, что со всего ходу налетела постояльца — рослого, широкоплечего мужчину, который успел за долю секунды меня поймать, и залихватски улыбнуться в усы, когда я ловко увернулась от его могучих объятий и побежала дальше по коридору, на ходу надевая правый сапог. Причем этот прихвостень Тасхель никак не хотел налезать мою ногу и я, согнувшись пополам, этак допрыгала до лестницы и чуть с нее не навернулась, когда услышала позади меня басовитый смех. Клинок, не выдержав таких издевательств, выпал из моего захвата подбородком и покатился по лестнице вниз, намного опередив свою хозяйку.

Мне стало неловко. Воительница клана, мать его!

И вдвойне неловко, когда все-таки натянув своенравную обувь, я встретилась глазами с незадачливым менестрелем, коего нам "посчастливилось" спасти от лиходеев. Мои щеки запылали, аки маков цвет, а в голове забилась лишь одна мысль: "О, Пресветлый Вересхей, что скажут предки?"

Теска Повелителя судеб окинул меня с ног до головы удивленным взглядом: на моих спутанных рыжих волосах, которых я так и не привела в порядок, полусухой расстегнутой куртке и рубахе с глубоким вырезом, которую я так и не успела до конца зашнуровать, посмотрел на нижние ступени, на которых сиротливо поблескивало мое оружие... В немом изумлении открыл и закрыл рот. Поднял вверх указательный палец и пафосно изрек:

— Вы неподражаемы.

Был ли это упрек или же неумело скрытое восхищение моей, гм, красотой, я не успела выяснить. Неожиданно кто-то сзади смачно шлепнул меня пониже спины, выбив из головы все мысли и заставив резко разогнуться, а на плечи опустилась чья-то тяжелая рука. Я недобро глянула на "ухажера" — это оказался мой недавний знакомый.

— Девка — огонь! — изрек мужчина и громогласно захохотал. — А как скакала, скакала! Аки молодая козочка по горным вершинам! Красота!

— Девка и пальцы умеет ломать, — мило улыбнулась я, скинув с плеча тяжеленную руку, — и кисти, и руки и кое-что пониже.

Постоялец неодобрительно цокнул, и для порядка хлопнув меня по столь полюбившемуся ему месту, спустился вниз, вполне довольный результатом знакомства с "горной козочкой". Ценитель горных вершин, Тасхель его побери! И ведь пока мужикам расправой не намекнешь — не отцепятся, хотя и некоторых такая перспектива даже и не пугала, а наоборот, была словно призывом к действию! Умные-то предпочитали не связываться с девами битвы — как нас называли в народе, — но вот другие... получали свою награду в виде сломанных конечностей, а особо настойчивые — отбитых детородных органов. Мне пришлось много таких повидать, когда рядом не было ни Рика, ни Гела и если сперва я их жалела, старалась не калечить и обойтись устным внушением, то сейчас усвоила одно — некоторые воспринимают лишь язык боли.

Потерев неприятно отбитую огромной лапищей часть тела, я тоже спустилась на первый этаж постоялого двора, подняв со ступени выставляющий меня не в лучшем свете клинок. Покосившись на задумавшегося о чем-то менестреля, и направив на него руку с зажатым в ней оружием, я поинтересовалась:

— Где мальчишка, что был со мной?

Вопрос в купе с направленным на человека клинком вышел требовательным и не подразумевающим отказа, а если принимать в счет и мой внешний вид, то и угрожающим. Поняв, как я сейчас выгляжу в глазах менестреля, я от греха подальше убрала оружие, а то, право, как-то неловко вышло.

Вересхей косясь на мою руку, ответил:

— Госпожа, так он ушел вместе с вашим спутником...

Сердце совершило кульбит и быстро-быстро забилось. Ушел? Как ушел!

— Куда! — растерянно выдохнула я, вторя своим мыслям. Мне не верилось, что Кастиен, прихватив с собой детеныша дракона, тихо ушел из города, пока я спала, но скверное утро вместе со сном и постоянным страхом разоблачения показывало только плохое развитие событий. В последнее время я стала слишком нервной...

К счастью, мои сомнения тот час были разбиты.

— Я слышал, как он спрашивал об обители дев Несфеи[1] у хозяина сего заведения и смею предположить, что его путь лежал именно в их сладкие объятья.

— Но зачем он с собой потащил ребенка?

Вересхей пожал плечами — это ему было неведомо, за то у меня все встало на свои места. Значит, "зоркий сокол" решил развлечься в объятиях распутных жриц? О... как я его развлеку, как только достану! И ладно бы пошел один, но с Амару? Он же еще совсем дитя!

— Женщинам не следует там появляться, — заметил менестрель. — Пресветлая может оскорбиться и лишить вас своей благодати.

— Ну и что, — фыркнула я, ничуть не испуганная кары, и, окинув взглядом полупустой зал, направилась к хозяину постоялого двора. Мне тоже было крайне интересно узнать, где нашли свой приют в этом городе жрицы Несфеи.

Обители дев Несфеи были в каждом более-менее большом городе, также как и храм всех Повелителей судеб. Жрицы были словно воплощением своей повелительницы — изящны, с округлыми формами — большой поднятой грудью, тонкой талией и широкими бедрами, с густыми волосами до пояса, нежной белой кожей, чувственными полными губами, окрашенными сурьмой, тонкими изогнутыми бровями и большими глазами в обрамлении длинных ресниц. У мужчин от одного их взгляда по коже шли мурашки, а женщины тайно завидовали их небесной красоте. Я видела их раньше и знаю, о чем говорю. Рядом с девами Несфеи чувствуешь себя юродивой, а то, с каким восхищением и вожделением смотрели на них Гел и Рик, вызывало жгучую зависть. Их нежные холеные руки никогда не держали ничего тяжелея кувшина с вином, у них не было мозолей на руках, шрамов на пальцах, от тетивы тугого лука, их тела были совершенны, как скульптуры великий ваятелей, они сами были произведением искусства. Ухоженные, никогда не знавшие холода и голода, ни тяжелых походов, но умевшие доставлять удовольствие мужчине и живя ради этого.

Они никогда не становились женами, матерями, навечно принадлежали Несфее, но все мужчины страстно желали их и, скопив жертвенные куны, всенепременно оказывались в объятиях жриц, вкушали этот сладкий плод и никогда не могли им насытиться.

Вот только женщинам проход в обитель дев Несфеи был заказан — считалось, что Повелительница судеб могла оскорбиться нарушению таинства обрядов и наградить виновную страшной болезнью, которое испортит ее красоту и ни один мужчина не возжелает эту женщину. Угроза была страшная, но для меня она не имела значения. Я и раньше была в обители — вытаскивала оттуда "загостивших" соклановцев но, приносив жертвенные дары Несфее и в храме проходя очищение окуриванием благовониями, успешно избегала кары.

Ноги бы моей больше не было в этой обители порока и разврата! Но придется, ибо этот северянин зашел слишком далеко, потащив туда дракона! Они же не только девы для услад, но и жрицы! А если увидят, что перед ними не человеческий ребенок?! Нет, они-то увидят точно, но вот когда?

На улице было темно, грязно и сыро. Лил дождь, частыми капелями скатываясь с черепицы, колеи и ямы до краев заполнила вода, а сами они дороги стали не хуже трясины — затягивали сапоги чуть ли не до самого голенища! Накинув свой так и не высохший за ночь шерстяной плащ, я, бурча под нос проклятья одному севернянину, пошла по пустой улице в обитель Несфеи. Хозяин постоялого двора не разочаровал, а подробно расписал, как пройти до жриц и даже шепнул, что у них с ним договоренность о скидках всем тем, кто приходит от его имени. И судя по довольному лицу мужчины, постояльцы ходили к жрицам частенько и определенная часть серебряных кун, которые они "жертвовали" Несфее за эти услуги, доставались этому предприимчивому человеку.

Пригорь в такую погоду казался мрачным, нелюдимым, черным. Все дома были построены из дерева, который потемнел от времени и сырости, на многих крышах лежали тес[2] и солома, которая из-за дождя одурманивающее пахла сеном и гнилью, а на единственной, а потому и главной площади города возвышались монументальные, сделанные из камня храм Повелителей судеб и обитель дев Несфеи. Торговые ряды были закрыты, а на помосте для казни в петле болтались два тела, от которых, несмотря на дождевую свежесть, чувствовалась вонь.

В темном, затянутом тучами небе каждую пару минут громыхал гром и его рокот, подобно раскатному реву дракона, прокатывался по небосводу, заставляя в страхе замирать мое сердце. Слишком яркие были воспоминания о той пещере, и мне все казалось, что с новым раскатом из свинцовых туч взмоет над городом дракон. Я убеждала себя в том, что зря нервничаю и придумываю всякие ужасы, но каждый раз вздрагивала и всматривалась в темные небеса, ища подтверждение своей паранойи.

В обитель дев Несфеи я постучалась насквозь промокшая и замершая. Тяжелую дубовую дверь, высотой в несколько аршин, долгое время не открывали, а когда привратница все же услышала мой стук, я предстала перед ней довольно злой. Она даже отшатнулась от меня, как только взглянула в мои глаза и на всякий случай осенила знаком изгоняющих злых духов. Не помогло, я не ушла, а наоборот, потеснив старушку, вошла в душную, насквозь пропитанную духами обитель распутных жриц.

Возле входа стояла глубокая золотая чаша для пожертвований или же, как говорил Рик — для уплаты за утехи со жрицами и, недолго думая, я кинула туда свои монеты. Я, конечно, пришла не для того, чтобы моему телу доставили наслаждение, но все же собиралась украсть у них гостя. Из внутренних комнат раздавалась музыка, веселый женский смех, и оттуда тянуло аппетитным ароматом жареного мяса. Мой живот заурчал, напомнив своей нерадивой хозяйке, что я со вчерашнего дня еще не ела.

— Нечистая! — сказала, словно выплюнула привратница за моей спиной. Я обернулась, не понимая, с чего она на меня взъелась. — Как посмела войти на благословенную землю! Убирайся прочь!

— Я отдала в пожертвование целых 5 кун. Право гнать меня тебе не дано.

— Это уже решать мне. Убирайся и забирай свое грязные монеты!

Ее цепкие худощавые пальцы сомкнулись на моем запястье, и она, с невиданной для старух силой, вытолкала меня за ворота, бросив в меня напоследок мои монеты. Я даже возмутиться толком не успела — раз и уже стою под проливным дождем, а за моей спиной захлопнулись створки, и задвинулся тяжелый засов.

— Эй! — возмутилась я и пнула ногой по двери.

— Повелительница все видит и покарает тебя, наградив кожу кровоточащими язвами, будешь кровью харкать, а легкие твои превратятся в труху! — прокричала с той стороны привратница. — Помяни мое слово, отродье Тасхель! И убирайся прочь, пока я не воздала дары Несфее, чтоб та сжила тебя со свету!

Никогда еще меня так позорно не прогоняли. Другие привратницы даже слово в мою сторону не говорили, учтиво кланялись, благодарили за дары и показывали, где пируют мои соратники в окружении жриц, но эта.... Она словно с цепи сорвалась! Сумасшедшая!

Постояв немного у входа, я спустилась с каменных ступенек. В свете сверкающих молний поблескивали в грязи брошенные привратницей монеты. На душе было муторно, словно я и на самом деле была не чистой, и обидно. Не впускать в обитель дев, осыпать проклятиями и грозиться Несфеей... Повелители... Главное, чтоб эта старуха не разболтала на весь город о моем позоре — ведь меня могли прогнать взашей или же еще хуже, относиться как к прокаженной!

Подняв коченеющими от холода пальцами куны и оглядевшись, я пошла вдоль здания обители. Насколько я знала, в таких домах возле кухни обязательно был второй вход для учениц жриц, которые относились к челяди, пока их не признавали достойными и не посвящали в девы Несфеи.

Забор, который огораживал задний двор, был хоть и каменным, но низким — где-то два аршина. Растерев руки, прицелившись, и с разбега подпрыгнув, я зацепилась за вершину забора. Подтянулась, уселась на мокрые камни и оглядела внутренний двор. Первое, что бросилось в глаза — это большой навес, сделанный из камня и потемневших от времени досок, да и грядки с зеленеющими травами, которые жрицы использовали для приготовления мазей, настоек и шампуней. Во дворе еще был колодец, к каждой грядке вели мощенные из камня дорожки, а под забором росли пышные кусты роз и шиповника.

Найдя более-менее приемлемое место для спуска, я спрыгнула, чуть не ободрав руки и плащ об колючие кусты, и спокойно пошла по каменной дорожке, ведущей к кухне. Прятаться пришлось только один раз и то за стену — дверь открылась, залив темную улицу желтым светом и во двор вышла девчонка лет десяти. Она с порога опрокинула грязную воду из корыта, немного постояла под козырьком, слушая дождь и громогласные переливы грома, но услышав чей-то зычный голос, который вопрошал, где пропала "эта лентяйка", мигом убежала внутрь. Запереть на засов дверь она забыла.

До гостевых комнат, где жрицы развлекали мужчин, я добралась без происшествий. Конечно, мне встречались девушки с подносами снеди и отдыхающие мужчины, которые, видимо, выходили, чтоб справить нужду, но никто боле не пытался меня оставить. Только вот шарахались как от прокаженной. Я, конечно, понимала, что насквозь промокшая, со спутанными мокрыми волосами, что висели, словно сосульки, я выглядела довольно... неопрятно, даже ужасно по сравнению с девами Несфеи, но мне в тот момент было совершенно наплевать на свою внешность. Я была зла, горела желанием выпотрошить как зверя этого несносного северянина! Даже проделки Гелиона, а он, стервец, еще как был охоч на всякие глупые выдумки, не злили меня так сильно, как этот Кастиен!

Вересхей улыбнулся мне после пятой проверенной комнаты...

Оттолкнув девицу в откровенном наряде, которая встала на проходе, я вошла в полутемный зал. Играла музыка, пестрели разноцветные тряпки, свисающие со стен, горели свечи, создавая приятный полумрак, но от назойливого аромата сожженных благовоний засвербело в носу. Кастиен полулежал на широком ложе, которое было завалено шкурами, перьевыми подушками и жрицами. О да, жрицы так и тянулись к светлоокому мужчине, заглядывали ему в рот, слушая россказни, а тому это только было и надобно. Он успевал прижимать к себе троих, что-то им рассказывать, заливно хохоча, пить и есть с лежащего рядом большого подноса, заставленного блюдами. Точнее, его кормили сами девушки, своими тонкими белыми пальчиками отщипывая кусочки курицы, разрезая на ломтики фрукты, и отправляя все это ему в рот, наливали из кувшина ароматный сбитень, давая испить из серебряного кубка сладкий напиток.

Слева от них располагались музыканты. Девушки играли что-то веселое на лютне, флейте и бубне, а одна из них даже отплясывала перед северянином какой-то танец с обручем с бубенцами. Выгибалась, виляла бедрами, кружилась в своем безумно соблазнительном танце... пока не пришла я.

Кастиен меня заметил не сразу. Он все также болтал со жрицами, прижимал их к себе, косил взглядом на танцовщицу и, неожиданно, громко поинтересовался у дев Несфеи:

— Ну и где же та красавица, о которой ты мне недавно поведала?

В тот момент я как раз вошла в зал, расправилась со свисающими шторами, которые мешали мне рассмотреть все действо, и вышла на свет.

Мужчина испуганно вздрогнул, изумленно выдохнув:

— Отрыжка северного оленя, кикимора!

Я тоже была очень рада его видеть.

Так рада, что отпихнув девиц, нависла грозной громадой над мужчиной, схватив его за ворот рубахи, и прошипела:

— Куда ребенка дел, стручок доморощенный!

Меня можно было понять: я замерзла, накрутила себе ужасы, которые могли случиться с мальчишкой, да еще и так скверное настроение мне изрядно подпортила привратница. Словом, вместо того, чтобы спокойно поговорить с северянином, у меня из уст вырвались оскорбления. Конечно потом, я довольно сильно пожалела о своем поведении, но сейчас у меня внутри все кипело от негодования.

— А, это ты, элисин, — довольно спокойно отозвался он, отцепив мои руки от своей рубахи. — А я уж испугался, дракона мне в зад!

Но не успела я вставить и слова, как вокруг защебетали наперебой эти жрицы, которые лежали возле северянина:

— Это твоя жена?

— Но ты же говорил, что она умерла, оставив малютку Амару на тебя!

— Фи, какая страшная!

— И мокрая!

Мне захотелось взять ближайшую девицу за ее шелковистые лохмы, тряхнуть ее хорошенько и отправить на приватную встречу с ближайшей стеной. Да, я всегда любила женский пол, особенно, когда они сплетничали обо мне в моем присутствии.

— А вы еще кто, куропатки облезлые?

Жрицы разом замолкли и затравлено на меня глянули, впечатленные моим совсем недружелюбным выражением лица. Не знаю, как это выглядело со стороны, но я стала ощущать себя сварливой женой, которая поймала своего непутевого муженька в объятиях дев Несфеи. Про таких обычно мужики в пьяном угаре травили истории и ласково называли мегерами.

— Элисин, пойдем поговорим, — примиряющее произнес наглый северянин и, приобняв меня за плечи, попытался отвести в неприметный закоулок. Увести себя я дала, но как только любопытные взгляды жриц исчезли с поля зрения, тут же потребовала объяснений.

— Ты что творишь! — как можно тише прошептала я, скатываясь на шипение. — Куда приволок мальчишку? В логово дракона! — слов мне не хватало, и я, обуреваемая эмоциями, стала активно жестикулировать. — Это тебе не портовые девки, с которым можно потискаться за пару монет, а жрицы! Тасхель тебя побери, жрицы Несфеи! Ты это понимаешь, дурья башка?!

Уголок и вправду оказался неприметный — свисающие тряпки скрывали нас от любопытных глаз, а играющая музыка заглушала неприятный разговор. Здесь по-идее должно было быть куда темнее, чем в остальной комнате, но, несмотря на это, я отлично видела хмурого Кастиена, словно над нами горела плошка с маслом.

— Понимаю, — спокойно отозвался мужчина. — А ты понимаешь, что у тебя сейчас глаза полыхают, аки два сапфира на свету?

— Что? — растерялась я, вмиг потеряв половину своей бравады. В комнате стало как-то темнее. — Ты о чем бормочешь?

— Тебе надо бы не за мальца кудахтать, а на себя глядеть. У него хоть глаза не светятся. Жрицы ведь не слепые, удумать могут, что нечеловечьи у тебя глазки, Элисин. А тогда чьи? — он задумчиво погладил свою короткую бороду. — А? Не откроешь тайну?

По моей спине пробежали мурашки — я ничего не понимала, но эта ситуация мне совершенно не нравилась. Что же... Что же такое твориться? Вмиг почему-то вспомнился противный женский голос, который недавно звучал у меня в голове. Но нет! Это же не может быть! А, может, этот стервец врет?!

— Врешь! — выдохнула я, слегка отшатнувшись назад, но внутри с каждым мгновением все крепло убеждение, что я права. — А... а если и нет, то я из Великого рода! Когда мы выходим на грань, — я судорожно припоминала рассказы отца и деда, — то наши глаза отражают саму энергию мира!

— Да? — неверяще покачал головой он и скрестил на груди руки. — Аль и так, но я гляжу, ты совсем промокла под дождем. Не холодно?

Сердце мгновенно рухнуло вниз, а мое напускное спокойствие исчезло. Я не ощущала липшую к телу ледяную одежду — мне было тепло. Как же так... ведь я совсем недавно мерзла!

— Ну и ладно, — добродушно улыбнулся северянин, хлопнув меня по предплечью. — Ты ж пришла за мальцом? Он в коморке возле кухни. С девчонкой пряники уплетают. А насчет твоих красивых глазок, элисин, — мужчина сменил шутливый тон на серьезный. — Мы после поговорим. И ты тут больше не гневайся. Не за чем пугать жриц своими прелестными очами...

И мне что-то внезапно подумалось, что отвертеться от разговора совершенно не получится. Слишком серьезный у Кастиена в тот момент был взгляд. Нет, он хотел услышать всю правду. Я вздохнула, смотря в след уходящему мужчине. А смогу ли я промолчать? Конечно смогу! Тем более, что со вчерашнего дня в моей голове не было посторонних голосов и я искренне надеялась, что они больше не появятся.

[1]Тут следовало пояснить некоторые моменты из довольно обширной деятельности Повелительницы судеб Несфеи. Если ее сестра — Илида, покровительствовала лишь духовной сфере жизни жителей долины, то Несфея заведовала всем, что относилось к красоте и здоровью тела. Она привечала целителей, знахарей и, как ни странно, путан, которых величали девами Несфеи. Они считались истинными жрицами своей повелительницы и посвящали жизнь заботе об истосковавшихся по женским ласкам мужчин. Они не только оказывали интимные услуги, но и врачевали тело, а также в обители находились бани, оранжереи с лекарственными травами и производство всевозможных масел, шампуней и мыл. Девушкам в обители Несфеи появляться было нежелательно, а тайны личностей свои клиентов жрицы повелительницы оберегали с особой тщательностью. Товары для тела, которые производили в обители, жрицы продавали торговцам, чтобы даже обычные жительницы могли похвастаться такой же шелковой кожей и густыми волосами, как и у них.

[2]тес — тонкие (всякие, но первонач. тесаные, а не пиленые) доски, идущие на обшивку сооружений и на покрытие крыш.

* * *

Амару и в правду отыскался в коморке за кухней. Он сидел на низкой скамеечке с той самой девчонкой, которая забыла запереть дверь на задний двор, и уплетал за обе щеки наливные медовые пряники, доставая их из холщевого мешка, который лежал на его коленях. Девчонка держала в руках пряник и, смущаясь, что-то рассказывала мальчишке, болтая при этом ногами. Тот ее внимательно слушал, очаровательно улыбался, отчего его собеседница краснела и неумело пыталась строить глазки.

Меня эти голубки заметили не сразу — мои шаги заглушал дождь с громогласными раскатами грома, который было хорошо слышно в этой части храма, да и дети были так увлечены своими байками, что если б здесь прошлась орава голосящих на все лады воинов, они б не заметили.

— А как я вырасту, магиста Джена сказала, что я стану жрицей Несфеей, — делилась своими секретами девчонка. — Но сперва мне нужно много-много учиться и обязательно слушаться магисту.

— А зачем учиться?

Она пожала плечами:

— Чтобы много знать, стать красивой и умной. Магиста говорит, что неучей во сне забирает Тасхель, крутит, вертит им голову, шепчет что-то на ухо, и они становятся глупыми-глупыми, даже когда вырастут. Я как-то вышла с магистой на рынок, и мы видели одного такого — сам высокий, аж солнце закрывает, но глупый — двух слов связать не может. Только бегает с бубенцами и мычит что-то, — она пододвинулась к Амару поближе и доверительно прошептала. — Я так испугалась!

Мальчишка утешительно улыбнулся и вцепился зубами в новый пряник, который достал, похоже, из безразмерного мешка.

— А ты когда-нибудь боялся? — внезапно сменила тему разговора будущая жрица. — И не просто, а так, чтоб прям до дрожи!

Амару коротко кивнул, жуя сладость, а как проглотил, ответил:

— Один раз, когда убили маму... — он говорил тихо-тихо, что мне, стоящей за дверью, было трудно разобрать слова. — А потом... на меня и Элис напали мертвецы... Я думал, что вновь останусь один... Было так страшно!

— А потом? — в нетерпении перебила его девчонка.

— А потом пришел Ка... папа и всех нас спас!

— У тебя хороший папа, — заключила она.

— А то! — звонко воскликнул драконыш. — А еще он много знает.

— Значит, он хорошо учился. Вот, что я тебе говорила, не будешь учиться — тебя заберет Тасхель, а будешь умным — погладит по голове Хасфей!

— Не хочу, чтоб меня гладил какой-то Хасфей, — пробурчал Амару.

Дети замолчали и наконец-то заметили меня. Если мальчишка радостно воскликнув: "Элис!" сорвался со своего места и подбежал ко мне, то девчонка слабо ойкнула и быстренько скрылась с глаз долой, сжимая в руке так и не испробованный пряник. Похоже, ей было нельзя попадаться на глаза посетителям — мелкий мальчишка, видно, был не в счет.

Как только шаги девчонки перестали быть слышны, мальчишка, так и не выпустив из рук оскудевший кладозень пряников, затараторил, словно оправдываясь:

— А ты спала, и мы не хотели тебя будить, а потом Кастиен дал мне мешок пряников и попросил называть его "папой" и во всем с ним соглашаться. А пряники вкусные, вот, медовые и с орехами! — мальчик сжал свою белобрысую голову в плечи и, заискивающе смотря своими янтарными глазами на меня, переминался с ноги на ногу. Уши у этого сорванца аллели как маков цвет. — Тут интересно и все такие добрые, и пахнет вкусно. А Аша интересная! Вот. Элис, ты только не ругайся на Кастиена, ладно? Я сам его уговорил меня взять с собой. Ты лучше на меня поругайся. А хочешь, я тебе пряник дам? У меня их много и все такие вкусные!

Если раньше я и хотела отругать мальчишку за безрассудство и то, что он поддался на уговоры безответственного северянина, то сейчас... Все раздражение и злость, словно рукой сняло. Не могла я на него злиться, даже грозно нахмуриться получилось лишь с третьей попытки.

— Ты смотри мне, — проворчала я, напустив на себя самый грозный вид. — На этот раз я тебя прощаю, но в следующий...

— Конечно, Элис, — расплылся в очаровательной улыбке ребенок. Мое сердце дрогнуло и расплылось счастливой лужицей. Какой милый... Быстро себя отдернув, я резко развернулась и пошла по коридору, кляня за неуемные эмоции к мелкому драконышу.

Как я могла попасться на эту уловку? Кошмар! Ужас! Только расслабилась, а этот... этот несносный мальчишка уже вьет из меня веревки! Элис, будь тверже гранита, холоднее ледяной пустыни.

Кстати о холоде.

— Скажи Амару, а тебе холодно?

— Драконам никогда не бывает холодно или жарко, — самодовольно произнес он, словно это была его заслуга.

— А в темноте ты видишь?

— Да, — ответил он и внезапно поинтересовался, — а почему спрашиваешь?

— Просто, — пожала плечами я, напуская на себя самый равнодушный вид. Да только внутри у меня все замерло от страха, ведь нутром я чуяла, что-то было не просто помрачение рассудка, а эти выверты тела — не простое совпадение. Неужели во всем виновата "она"? Это же мать Амару, да? Просто, с другими драконами кроме нее я не встречалась. Но как она залезла ко мне в голову? Зачем ей это? Внутри все похолодело от возможной догадки — она хочет захватить мое тело...

— Драконом быть хорошо, — неожиданно произнес мальчишка, смотря мне в глаза.

— Да ну? — неверяще усмехнулась я. — Тебя все ненавидят, пытаются убить. А живешь ты в холодной пещере, а сам — неповоротливая громадина.

Амару скуксился и, похоже, обиделся. По крайней мере, дальнейшую дорогу до привратницы мы прошли молча. А я все думала о своей новой сожительнице и дала себе зарок, как только отведу мальчишку в комнату, обязательно схожу в храм Повелителей судеб. Неизвестно, что сотворит с моим телом эта тварь Тасхель. Вдруг в следующий раз у меня не только будут светиться глаза, а выступят клыки или же появится чешуя? Становиться драконом мне что-то совершенно не хотелось.

За время моего отсутствия гроза не только не прошла, так еще и усилилась. Дождь лил с хмурых небес нескончаемым потоком, и идти в его объятья под грохочущие звуки грома и ослепительные вспышки молний, совершенно не хотелось. Я съежилась от предстоящей прогулки и невольно оглянулась назад на закрытые ворота, с потаенным злорадством вспомнив недавнюю встречу. Привратница выпучила от удивления глаза, увидев, что я все-таки пробралась в дом, а после, сплюнула мне под ноги и пробормотала проклятия. Но все же выпустила, сразу же захлопнув за нами дверь.

Амару кривил лицо, страдальчески на меня посматривая, словно я приговаривала его к невыносимым мукам в глубинах Тасхель. Он тоже явно не хотел идти под дождь, а мечтал остаться здесь: уплетать пряники, болтать с той девчонкой, по-детски прячась от грозы под столом и полушепотом рассказывать страшные истории. Ничего страшного не случится, если он немного промокнет. Не стоять же под стенами до скончания веков, ожидая пока закончится дождь?!

— А может... — заискивающе начал он, морща нос от веющей с улицы сыростью.

— Идем, — отрезала я и первой вышла под проливной дождь, на ходу накидывая на голову еще не высохший капюшон плаща.

Ему ничего не оставалось, как понурив головой, пойти за мной.

Было темно, словно настала безлунная ночь и только ослепительные вспышки молний на несколько мгновений озаряли город, давай возможность сквозь пелену дождя увидеть дорогу. Да и сама она давно превратилась в грязевое месиво, хотя нет, хуже, в бурлящий грязевой поток, достигавший чуть ли не голенища сапога. Амару как-то нашел мою ладонь и крепко ухватился за нее и вместо того, чтобы отдернуть руку, я сжала пальцы на его маленькой теплой ладошке сильнее. В такую темень и ливень его легко потерять и я беспокоилась, что он может запнуться об подводный камень, испугаться грозы, вспышек молний или еще хуже — заплакать от страха или же убежать куда-нибудь. Мало ли кто знает этих детей. По себе помню, что боялась грозы, думая, что это Повелители судеб гневались на нерадивых детей и если выйдешь на улицу, то их громогласный небесный молот ударит по земле-наковальне, расчерчивая ослепительными искрами-молниями небо, и одна такая искра попадет в твое сердце и сожжет его дотла.

Внезапно усилился ветер, подув в мою сторону. Я остановилась и повернулась назад, чувствуя мокрой спиной какую-то странную дрожь. Словно холодок прошелся по хребту, цепляя ледяными когтями мою душу. И не понять, почему такое странное беспокойство, будто в ожидании беды.

Да и мальчишка как-то странно оцепенел и резко вскинул голову вверх, став смотреть на непроглядное темное небо, отчего его капюшон куртки упал на спину, а мокрые белесые волосы облепили лицо. Во вспышке молнии его кожа показалась мертвенно-бледной, а яркие янтарные глаза налились пугающей желтизной, словно засветившись изнутри каким-то странным золотистым огнем. Мне стало не по себе. Я резко тряхнула за плечо мальчишку, отчего он очнулся, посмотрел на меня. В его глазах отразился такой ужас, что мое сердце испуганно екнуло и забилось с удвоенной силой.

Резко похолодало: я стала чувствовать мокрую ледяную одежду, обдуваемую ветром, капли дождя, которые стекали по моей коже всё норовя забраться за шиворот. Время словно замерло. И тут я услышала его — смешавшись, усилившись от громогласного перекатного грома, над городом пролетел душераздирающий рев, который мог принадлежать только одному существу на свете. У меня затряслись поджилки, зубы застучали от страха, а горло задушила еле сдерживаемая паника. Дракон! Дракон, дракон, дракон... Я замерла на месте, не в силах двинуться, не в силах посмотреть на тяжелое небо, не в силах завыть от ужаса. Сразу перед глазами нахлынули воспоминания о той пещере и если тогда я не чувствовала страха перед той чешуйчатой громадиной, то сейчас мое сердце обмирало от жути. Нет, только не это, только не снова!

Я зажмурилась. Шум дождя, грохот грозы, рев дракона, словно сокрыло пеленой — они стали тише, а бешеный стук сердца наоборот, сильнее. Я знала, что нужно бежать, но не могла. Мне все казалось, что это сон, просто страшный кошмар. Я страстно желала проснуться, но пальцы словно одеревенели, и ущипнуть себя я была не в силах.

Но странное оцепенение вмиг слетело, когда я почувствовала острую боль в коленке. Взвыв от неожиданности, я согнулась пополам, потирая ноющее место, а этот ребенок стал еще колотить меня по спине.

— Очнись! Элис! Элис! Элис! — срывающимся голосом кричал он.

Я перехватила его руки и посмотрела ему в глаза. Ребенок дрожал, по его щекам бежали беззвучные слезы, смешиваясь с дождем, а губы подрагивали в попытках удержать рыдания.

Яркая вспышка молнии расчертила небеса на две линии, показав еще небольшую, но стремительно приближающуюся к городу тень дракона. И честно сказать, мне тогда было плевать на все: как, во имя всех Повелителей, здесь появился дракон, на ливень, на тварь Тасхель, что засела в моей голове, я хотела одного — живо убраться от этого места подальше. Воспоминания о прошлой встрече с драконом были слишком яркие, болезненные, они заставляли меня трястись от страха, словно дите и бежать в панике куда глаза глядят.

Тяжело встав с колен, я схватила на руки легкого мальчишку и со всех ног ринулась по улице. Амару даже не сопротивлялся, а прижался ко мне и, стуча зубами от страха, крепко сжимал мой плащ.

Ревел, словно обезумевший, ветер, заглушая все остальные звуки: треск ломающихся деревьев, домов, грохот неистовой погоды. Хлопали ставни, бешено скрипя креплениями, с крыш срывалась мокрая солома, по улице, бороздя реки дождевой воды, плыло ведро... Воздух наполнился мусором, который летел в лицо, ветер неистово пытался сбить с ног, откинуть назад, унести в хмурое небо прямо в пасть к дракону. Я вцепилась рукой в столб, на котором бешено развивался флаг провинции, зажмурила глаза и уткнулась лицом в макушку ребенка.

Люди повыскакивали на улицу, оголив мечи, испуганно кричали женщины, дети и над всем этим безумием загудел набат. Тяжело. Гулко. Пронзительно, отчего в обычное время замирало сердце в предчувствии беды.

Небеса полыхнули голубым огнем и, сквозь тучи, ком неистового яркого огня пролетел, словно, комета вниз, с оглушительным грохотом ударив где-то вдалеке. Пошатнулась земля, меня сбило с ног внезапно сильным порывом ветра. Я упала, нырнула с головой в дождевую воду, а, когда вынырнула обратно, город сиял от полыхающих пожаров. Воздух наполнился гарью, дымом, смертью, смешавшись в причудливые нотки с дождевой свежестью и сыростью. С тихим ужасом смотря на огненное зарево, я даже не сразу заметила, как внезапно закончился ливень. Город накрыла огромная тень.

Дракон был красив: белоснежный, с перламутровыми чешуей, которая в зареве казалась, словно омытая человеческой кровью, великолепной костяной короной на голове и могучими крыльями чуть ли не в полроста самого чудовища. Он мне сильно напомнил Амару... но если детеныш в облике твари казался безобидным, то этот внушал ужас и священный трепет. От него так и веяло жаждой крови, и я вдруг отчетливо поняла — он не выпустит из города никого. Он жаждал смерти людей так сильно, что об его ненависть можно было уколоться рукой.

Из охваченных огнем улиц, бежали люди, в панике спотыкаясь, падая в воду, ползли ползком, скрюченными пальцами цепляясь за утоптанную землю; ревели надрыв дети, в ужасе кричали женщины, а воины, оголив мечи и достав луки, бежали на охваченные пламенем улицы, чтобы убить дракона.

Город в одном мгновение превратился в полыхающий лабиринт.

Амару дрожал как осиновый лист, прижимаясь ко мне и хлюпая носом. Я, превозмогая немеющее тело, тяжело встала на ноги. В ушах громыхало сердце, сознание плыло — я чувствовала себя осоловевшей, словно, после несколько кружек хмельного меда. Но отчего-то появилось острое желание пойти за тем драконом, зудящее, словно сама Тасхель шептала мне на ушко...

— Элисин! — внезапно до меня долетел отклик Каса. Люди кричали, толкались, мельтешили перед глазами, мешая высмотреть северянина.

Хотя бестолково озираться мне не пришлось. Мужчина добежал до меня сам, держа наготове лук. Я даже слегка облегченно выдохнула. Северянин мне не очень-то и нравился, но вместе с ним было как-то спокойнее.

— Держи, — протянула я ему Амару, а вместо него взяла из рук Каса оружие. Воин даже не сопротивлялся, безропотно прижав к себе ребенка, только удивленно на меня воззрился, когда я дрожащими пальцами попыталась забрать себе его колчан.

— Ты чего удумала, — удивленно проговорил он, смотря на меня как на умалишенную.

— Я должна пойти туда, — я кивнула в сторону дракона, который, кружась над городом, все дальше улетал в сторону главной площади, оставляя за собой полыхающие дома.

— Сдурела?! — рявкнул он, пытаясь перекричать паникующих людей. Если бы не Амару, то он бы меня и за грудки взял, а так — стиснув одной рукой ткань плаща, процедил сквозь зубы. — Помереть захотела?!

— Я должна! — надрывно закричала я, чувствуя, как желание поскорее побежать за тем драконом, пересиливает разум. Меня мутило, а голова была похожа на раскаленный чугунок — еще немного и разорвет на части. — Понимаешь? Должна!

В носу остро засвербело. Я шмыгнула, сглотнув солоноватую кровь, а потом вовсе вытерла ее тыльной стороной ладони, рассеянно глянув на руку. Странно...

Кастиен отступил назад, ошалело смотря на мое лицо и коротко бросил: "Иди".

Я и побежала, только ненадолго оглянулась, высматривая, ушли ли они? Да только в толпе разглядеть мне не удалось, но у меня почему-то возникла странная уверенность, что ушли. И это предало мне сил.

* * *

На площади собралось много народу, словно люди пришли не на смертельный бой с чудовищем, а на торжище. Тут были и воины, и лучники, и маги, которые забрались на помост и плели какое-то сложное заклятие. В воздухе висело напряжение: никто не разговаривал, старался не шевелиться, внимательно следя за каждым движением твари, дожидаясь, пока тот опустится и можно будет достать его из лука. Я тоже судорожно прижимала стрелу к тетиве немеющими пальцами и неотрывно следила за драконом. Сердце замерло, но не в ужасе, как раньше, а я в каком-то предвкушении.

Дракон больше не плевался огнем, а, словно, чего-то ждал — кружил вокруг площади, изредка оглашая воздух своим криком, больше похожим на гром, чем на рев дракона. Мне вмиг почудилось, что эта чешуйчатая гадина и затеяла сожжение города, чтобы только кого-то выманить. Но кого?

— Издевается, скотина, — зло процедил рядом стоящий мужик. — Знает ж, что не достанем.

Его лицо было все в саже, одежда обгорела, а то и вовсе прилипла к ожогам, но он крепко сжимал в руке копье, цепко смотря на дракона. Все ждал, как тот окажется чуток ниже...

— И "эти" достать не могут, — прошипел воин неподалеку, намекая на магов, которые силились что-то сотворить, да только все их волшебство было насмарку: магические стрелы отлетали от шкуры дракона, как горох об стену, а на огненные вихри и смерчи у них не хватало духу — вдруг своих зацепит? Можно было колдануть пару развесистых молний, как те маги из пещеры, да только чудовищу было на них все равно, а эти бы сил потратили изрядно.

Дракон, словно, в насмешку над зрителями, грузно уселся на остроконечную крышу самой высокой колокольни храма Повелителей судеб. Черепица под его когтистыми лапами хрустела, крошилась, падала мелкими осколками на мостовую. Властитель неба небрежно махнул шипастым хвостом и знак Пресветлого Хасфея, отточенный из огромного куска цельного гранита накренился со шпиля и под пораженный вздох толпы, полетел вниз, с грохотом разбившись.

Колокол, раскачиваясь из стороны в сторону, оглашал округу своим жалобным звоном, грозясь сорваться вниз в любую минуту.

— ЯДВИГА! — прогремел над площадью глас дракона, да с такой мощью, что у меня на мгновение заложило уши. Честно сказать, я была уверена, что эти создания Тасхель в таком облике разговаривать не умеют, а тут ...

Я слегка выпала из реальности, чувствуя, как его крик резонирует в моей голове, а как очнулась, то узрела над своей головой град стрел. Тысячи огненных стрел полетели в чешуйчатую громадину, столь опрометчиво приблизившись на расстояние удара. Но он отмахнулся них крылом: небрежно, надоедливо, словно игнорируя собравшихся на площади своих убийц.

Нет, дракон явно нацелился на дичь покрупнее.

— ЯДВИГА!!! — еще свирепей прогремел дракон, отчего меня чуть не прижало к земле от страха. И не только меня. Матерые мужчины попадали на колени, ошалело озираясь вокруг, многие схватились за голову, что-то поскуливая, другие, как и я, пытались крепиться и перебороть себя, еле удерживая себе на ногах. Меня прижимало к земле, словно невидимой плитой, я не могла выдохнуть, задыхаясь от невыносимого давления и чувствуя вкус своей крови. Она бежала из носа, тоненькой струйкой капая с подбородка на мокрую мостовую. В ушах набатом гремело сердце, еще немного и я бы сломалась, упала на мостовую, придавленная силой гласа дракона, но вдруг все внезапно закончилось.

Пытаясь отдышаться, я стала с саднящих колен, вытерла кровь рукавом и в шоке уставилась на помост. С моего места его хорошо было видно, как и всю площадь в целом.

На помосте, словно ниоткуда появилась женщина. Она стояла ко мне спиной, всматриваясь вверх. На дракона.

Та самая Ядвига. И то, что это была именно она, у меня и не было и тени сомнения.

Женщина была похожа на деву битвы из старинных легенд, которая предстала перед ужасным чудовищем в решающем сражении, казалось, что она словно Несфея закрыла нас своей дланью от удара дракона. Ее распущенные золотые волосы развивались на ветру, озаряя своим светом все вокруг подобно солнцу, от женщины так и веяло благодатью — сердце отпустило тяжелое предчувствие, на душе стало спокойно — теперь я была уверена, что все закончится хорошо.

Поднялся ветер. Он неистово завывал, устремляясь к фигурке женщины, и с такой силой колыхал ее подол платья, что казалось, будто он хочет сорвать его с нее; трещали деревья, натужно скрипел помост, вокруг жрицы вихрились порывы ветра, смешиваясь с дождем, листьями, каменной крошкой и осколками черепицы. Ядвига вскинула белые, словно молоко, руки вверх, разведя ладони в стороны, и сквозь тяжелые свинцовые тучи стал пробиваться солнечный свет.

Дракон не стал ждать завершение заклятья жрицы, а, оглушительно взревев, сорвался с крыши, стремительно пикирую на свою противницу. С его пасти разверзлась струя пламени. Огонь столкнулся о ветровую преграду, и ветер поглотил его. Огненный смерч закрутился до самого неба, не опалив ни одного из противников, но он не был также милостив к невольным свидетелям схватки. Воины побежали прочь от всепоглощающего пламени, со всех сторон раздавались крики, которые заглушал завывающий ветер.

У меня перехватило дыхание; я забыла, как дышать, поражаясь мощи, что столкнулась с неимоверной силой дракона. Все действо заняло пару мгновений, но я заметила каждую деталь.

Огонь разрастался, пожирая все вокруг. Ядвига и дракон уже давно затерялись в эпицентре смерча, их фигуры было даже не различить за стеной пламени. Меня кто-то пихнул локтем, а невольно отшатнулась назад, и, оступившись, упала. С меня будто спала пелена — до этого я заворожено наблюдала за схваткой, совсем не беспокоясь за свою жизнь. Липкий тяжелый страх сковал мое горло — не выдохнуть, не закричать. Руки не держали, я не могла встать, сколько не пыталась и на корячках поползла назад, не обращая внимания на ободранные ладони и колени. Бушующее пламя подступало все ближе, я кожей чувствовала его жар, который усиливался с каждым мгновением. В голове билась одна мысль: "Быстрее, быстрее!".

Я вновь попыталась встать, когда уперлась спиной о тело какого-то бедолаги. С помощью него, точнее, используя его как опору, я смогла подняться на ноги. Мне казалось, что это я шатаюсь не в силах удержать координацию, а оказалось, сама земля ходила ходуном. Оставшиеся в живых воины попадали на колени, на их черных от копоти лицах застыл настоящий животный ужас.

Из-под толщи земли вырвались столбы воды, шириной не больше трех локтей. На землю попадали ошметки земли вперемешку с камнями, а столбы воды, вместо того, чтобы фонтаном оросить округу, по чьему-то приказу закрутились вокруг бушующего смерча, словно жгуты и заключили его в водяной кокон. Огонь зашипел, плавясь, будто метал в горне кузницы, площадь заполонил пар: белесый, удушающий, от него воняло жженой плотью и слезились глаза. Я закрыла нос и рот рукавом, и подслеповало щурясь, пытаясь понять, куда мне идти. Но тут раздался короткий хлопок, и ветровая волна сбила меня с ног. Он был такой силы, что мне на миг показалось, что кто-то с силой толкнул меня в грудь, сдавливая ребра, а голова со всей силой приложилась об землю.

От удара меня замутило, а уши заложило. Дракон взревел, отчего меня до костей пробрало его вибрирующим голосом, а сердце обмерло — перед мысленным взором вдруг предстали ужасающие картины расправы на Ядвигой: как он сжимал могучими когтями хрупкое тельце женщины, чувствовал треск ее костей, чавканье плоти и крик, наполненный невыносимой болью и мукой. Это было так явственно, что сознание помутилось, я постаралась прорваться сквозь вязкий кисель, что заполонил собой все вокруг, попыталась закричать — но горло издало лишь едва слышный хрип. А после — упала в обморок.

Очнулась я от пощечины. Звонкой, хлесткой — именно ее звук меня оторвал от блужданий в неизвестном ничто, а не разом вспыхнувшая боль. Я резко дернулась, села, обведя помутневшим взглядом пространство.

Надо мной склонился тот обожженный мужчина. От его тела едко пахло потом, кровью и обгоревшим мясом, да так отчетливо, что к моему горлу подкатил тугой, горькой комок тошноты.

— Не обессудь, девица, но я тебя вытащил, чтоб не затоптали.

Я механически кивнула и неловко встала. Под ногами сразу неприятно зачавкало, и я замерла от обуявшего меня ужаса — все было залито кровью: тягучей, темно-вишневой, свежей. Она сочилась изо всех углов, но тел не было. Нет, были, но как-то мало, они не могли окрасить землю в такой бурый цвет.

— Это та паскуда, — развеял мои последние сомнения этот мужик, — жрица его добила по— своему, а мы завершили дело топорами, на всякий, чтоб, — он щербато улыбнулся, сделав своей уродливое, обгоревшее лицо подобно гротескной маске. — Хлебни драконьей крови, девица.

Главная площадь была полностью разрушена, завалена телами и залита кровью, и над всем этим безобразием раскинулась туша дракона. Все столпились возле нее как стервятники, стремясь урвать с него лакомый кусочек. Поили друг друга чарками с его кровью, пожирали плоть, омывали лицо, руки, тело в еще не остывшей, разгоряченной огнем крови дракона, пытаясь с помощью этого заполучить его силу. Ведь ни для кого не было секретом, что кровь дракона способна сделать героем любого, стоит лишь испить глоток живительной силы, которая текла в его жилах. И если бы я раньше с радостью присоединились к этому пиршеству, то сейчас меня от него воротило. Мне упорно виделся на месте поверженного дракона Амару. Ведь, они были так похожи? Тот же окрас чешуи, то же... Я не знаю, как описать это чувство, но мне казалось, что этот ужасающий гигант, от которого кровь стыла в жилах, и милый детеныш были как-то связаны.

Я ничего не понимала, стояла, как оглашенная, смотря на творящееся бесчинство и не до конца осознавая его. Казалось, что все было во сне, да только боль от содранных ладоней, спины и головы никуда не уходила. Я никак могла понять, как эта хрупкая на вид женщина смогла в одиночку побить такого гиганта! Осознавать это было так немыслимо, странно и страшно, что я все не могла отвести взгляда от туши. Все стояла и смотрела.

Перед глазами пронеслись обрывки битвы в пещере, когда на единственного дракона напала почти сотня отборных воинов, и сейчас, на площади, когда обычные мужчины, горожане просто схватили оружие, чтобы защитить своих близких, а во главе всех встала солнцеликая жрица.

Страшно. Нелепо. Горько.

Пожары в городе стихли, и небо, ранее темное от нависающих туч посветлело — дым больше не застилал небесный свод, с него не сыпался градом дождь, казалось, что погода успокоилась, буря стихла после смерти небесного гиганта. Лишь отчетливо пахло гарью, да кровью, напоминая присутствующим, что победа досталась тяжелой ценой, как для жителей, так и для города в целом. Жрицы Несфеи, которые выползли из своего каменного убежища, стали оказывать первую помощь лежачим раненным, те же, кто мог стоять, уже давно скакали вокруг туши дракона, не обращая внимания на свои ранения, словно всеобщее ликование исцелило их не хуже лечебной настойки.

Ядвига стояла в стороне, наблюдая за копошащимися в трупе дракона воинами с материнской любовью и лаской. Сейчас, когда тварь была повержена, а небо больше не заволакивала серая хмарь, я смогла рассмотреть ее. Несмотря на тяжелую битву, она не была ранена, все также озаряя округу своим внутренним светом, казавшись больше посланницей Повелителей, чем живым человеком. Женщина не могла похвастаться высоким ростом, но ее округлостям бы позавидовала любая жрица, проповедовавшая путь Повелительницы судеб Несфеи. На ней было обычное платье служительницы Повелителей: белое с расписным красной нитью воротом и подолом, широкое, длинное, обхваченное расшитыми каменьями поясом, на котором висел ритуальный кинжал в ножнах. Золотые волосы, собранные в тугую толстую косу придерживал обруч с привесками из лунниц(1), с которых свисали медовые опалы.

Почувствовав мой взгляд, она повернулась и едва заметно улыбнулась, отчего на ее щеках появились ямочки. У нее была молочно-белая кожа, округлое лицо, на котором выделялись глаза: с поволокой, необычного бирюзово-голубого оттенка, с длинными ресницами и чудным изгибом бровей. Приятная, притягательная внешность. Ядвига была красива.

— Кто она? — тихо спросила я у того обожженного мужчины, который уселся прямо на груду камней, обмазываясь из своей чарки кровью дракона, словно она могла исцелить его страшные ожоги.

— Приезжая что ль? — морщась, пробурчал он и с непередаваемой теплотой посмотрел на жрицу. — Все знают Верховную жрицу Ядвигу. Даже вон, эта паскуда знала.

— Столь юна и уже Верховная? — искренне удивилась я.

В каждом городе была своя Верховная жрица, которая служила в Главном храме, что вобрал в себя все алтари Повелителей судеб. Она главенствовала над всеми служителями в городе и была дланью Хасфея. Его гласом. И Волей. К ней прислушивались наместники, она имела почти неограниченную власть в городе, потому что подчинялась лишь воле своего небесного покровителя. Добиться такого положения было почти невозможно, и уж явно этого не успела бы достичь столь юная особа, которая казалась моей ровесницей.

— Юна? — усмехнулся мужчина. — Я еще под стол пешком ходил, а она уже была Верховной.

Я опешила. Сколько же ей лет?

Увидев мое замешательство, мужчина соизволил дополнить:

— Повелитель Хасфей даровал ей за верное служение долгую жизнь...

Из-за хмурых туч на мгновение выглянуло солнце, окутав ее на миг золотым ореолом. Действительно, любимица Хасфея.

Внезапно в моей голове возникла предательская мысль — может, она сможет мне помочь в моей щекотливой проблеме? Да, я устала, и у меня все болело, но мне так сильно хотелось избавиться от этой твари в своей голове, что все остальное отступило под натиском этой проблемы, и я, окрыленная этой мыслью, направилась прямиком к живой святыне города Пригорь.

Ядвига не была удивлена моему приходу. К ней многие подходили, чтобы выразить благодарность за уничтожение твари Тасхель, подносили свои чарки с кровью, она пила со всеми, улыбалась, осеняла уставших, израненных жителей знаком своего небесного покровителя. Мне даже показалось, что и стояла она здесь только чтобы подбадривать своих усталых воинов, не оставить их в час победы и проследить, чтобы мертвых отправили в последний путь жрицы Несфеи.

— Отпразднуй со всеми за чаркой крови твари Тасхель, дева битвы, — произнесла она, дождавшись того, как я подойду. В ее руках как раз была очередная чарка с кровью, которую заботливо одолжил один из воинов, и она отдала ее мне. Отказываться от подношения самой Верховной жрицы было не принято, так что мне пришлось взять сосуд. Внутри плескалась темно-вишневая, насыщенная кровь, в которой отражалось мое чумазое испуганное лицо. Мои руки подрагивали, в горле пересохло, но я никак не могла заставить себя хотя б пригубить...

Я сглотнула застрявший в горле ком и оглянулась. Все мужчины, жрицы Несфеи, которые оказались поблизости Ядвиги, внимательно смотрели на меня, ожидая, когда я выпью кровь поверженного врага, разделю с ними радость победы. Мне стало не по себе.

Мне в миг подумалось, что они же силком вольют в мою глотку кровь, если я откажусь.

Зажмурившись, я осушила чарку одним глотком.

Горло словно сжали огненные тиски, и тут я поняла, что начала задыхаться. Кашляя и отплевываясь от крови, я стала стучать себя по груди. Из глаз брызнули слезы.

— Кровь поверженного врага обладает особой силой, — сказала жрица, смотря на мои мучения. — Но не всем дано испить силу дракона. Некоторых она... не принимает.

— Правда? — прохрипела я. — Эта зараза обожгла горло не хуже огня!

— Плоть дракона закалялась в огне подобно стальному клинку в руках умелого кузнеца, и она пропиталась огненной стихией, став его частью. Никогда не прикасайся к крови дракона, в котором еще теплится жизнь, а то можешь обжечься, но вот мертвый... — она посмотрела вдаль на пирующих воинов. — Кровь теряет свою ожигающую силу. Но не для тебя, видимо.

Невольные свидетели моего позора стали расходиться, а Ядвига спустившись с камней до моего уровня, приложила свою ладонь к моей груди. Из нее полился теплый золотой свет, который успокоил мою обжигающую боль и придал сил.

Я с благодарностью поклонилась жрице, чуть задержав взгляд на ее ожерелье. Оно было красиво: с привесками из амулетов Повелителей, каменьями, из которых ярко выделялся один — опал, словно вобравший в себя лучи солнца. Он так меня заворожил, что я не сразу расслышала вопрос, который задала мне Ядвига.

— Ты же хотела поговорить со мной, дева битвы?

Я механически кивнула, нехотя оторвав взгляд от ожерелья и посмотрев в яркие глаза жрицы. Ядвига смотрела внимательно и как-то выжидающе. И тут я поняла, почему никто из жителей ее не мог назвать молодой — в ее взгляде не было юного задора, огонька, лишь тяжесть прожитых лет.

— Меня зовут Элис, Верховная жрица, — я повторно поклонилась. — Дева битвы Великого клана Северный Ястреб.

— Встань, дева, — улыбнулась Ядвига и осенила меня жестом своего небесного покровителя. — Пройдем в храм. Разговоры сии не для ушей толпы.

Я удивилась, но безропотно согласилась.

Внутри, как и снаружи храм Повелителей выглядел плачевно: на каменном полу лежали отколотые, осыпавшиеся с потолка камни, как крупные, так и мелкие, побитые лавки разметались по полу, словно от сильных порывов ветра, жаровни были перевернуты, и жаркие угли тлели на каменном полу. Алтари были почти нетронуты неистовой стихией, но пожертвования повелителям разлетелись по полу, смешались. Среди подаяний были и наливные яблоки, и монеты, и дорогие шелка, шкуры, амулеты и подвески с драгоценными камнями.

Лучи света из слюдяных окон прорезали полумрак, царивший в зале, озаряя сотканных на гобеленах Повелителей судеб, и отчего казалось, что их лики сияли изнутри. В лучах клубилась пыль, еще не осевшая на камни.

Ядвига непринужденно прошлась по залу, словно и не было никаких разрушений, и остановилась возле алтаря Хасфея. С гобелена на жрицу взирал, грозно хмурясь, мужчина в годах с густой бородой с проседью и в жреческом одеянии до пола. Из его рук расходились сотканные из золота лучи. Хасфей — повелитель дорог судеб, вершитель человеческих жизней, суровый и справедливый — такой, каким должен быть настоящий правитель. Жрица поклонилась своему покровителю с почтением, ласково протерла рукой алтарь, вознесла на него упавшие подаяния и только потом обратилась ко мне.

— Я знаю, для чего ты искала со мной встречи, дева битвы из Великого клана Северный Ястреб.

Я промолчала, ожидая, что она предположит.

— Твоя проблема стала мне ясна еще на площади, стоило лишь раз кинуть на тебя взгляд, — не дождавшись ответа, продолжила она и, повернувшись ко мне, провела рукой, рисуя полукруг в воздухе прямо напротив моей головы. — В твоем теле засел чужой дух. И это не душа человека.

Я обмерла. Сердце зашлось в бешенном стуке, отчего-то стало душно.

— Я... — голове все смешалось, мне было трудно подобрать слова. Так просто. Меня раскусили так просто! Я чувствовала себя словно ребенок, который предстал с ответом перед родителями за съеденную кубышку варенья.

Она медленно обошла меня, пытливо всматриваясь, пронзая взглядом голубых глаз, оценивая.

Я старалась не шевелиться, даже не дышать, чтобы — не дай Повелители! — не помешать жрице.

— Это женщина, — вынесла вердикт жрица, задумчиво проведя рукой по своему подбородку. — Великая душа, большая. Похоже на... дракона?

Она резко посмотрела в мои глаза, ожидая подтверждения своим словам.

— Да, — я торопливо кивнула.

— И как же ты умудрилась подцепить душу дракона, о, дева битвы? — легонько улыбнулась Ядвига. — Они не каждый день летают над городами, пытаясь выжечь их дотла.

Я чуяла иронию в ее голосе, а если вспомнить сегодняшние события — это звучало как-то странно, но ответить не могла.

— Владыка отправил нас на Южный хребет, чтобы вызволить свою дочь из лап дракона, — говорить было нелегко, потому что с каждым сказанным словом перед моими глазами вставали картины из прошлого, но я попыталась отрешиться от них, отчего мой ответ звучал сухо и коротко. — Мы нашли пещеру и приняли бой, в ходе которого меня ранило и...

— Достаточно, — перебила меня Ядвига, отчего я облегченно вздохнула. — Можешь не продолжать. Мне все стало ясно.

Женщина обошла меня, подойдя к опрокинутой жаровне. По взмаху ее руки та встала на место, а тлеющие угли вернулись в нее, разгораясь прямо в воздухе, и зал затопил теплый свет пламени. Он отражался в опалах жрицы, отчего казалось, что они наполнялись изнутри теплом. Последовательница Хасфея всматривалась в жаркие угли, водила над ними рукой, отчего те вспыхивали искрами, потрескивали, а горячий воздух, словно ластясь, крутился вокруг ладони жрицы.

— Я не знаю, что мне делать, — тихо произнесла я, подойдя к ней. Не хотелось ей мешать, но стоять и просто ждать, когда она произнесет свой вердикт, было просто невыносимо. — Я растеряна! Напугана! Я боюсь, что когда усну, она... она что-то сотворит!

Перед глазами против моей воли предстала та картина: пруд, мои окровавленные руки, кишки, развешенные по камышам и невидящий взгляд Суслика.

— Ты одержима ей, как зверь одержим духом леса, — Ядвига повернулась ко мне. В ее глазах отражалось пламя, будто она до краев наполнилась им, — но если у зверя нет разума, и дух полноправно завладевает его телом, то ты борешься, но, увы, неминуемо проиграешь. — Ее голос звучал проникновенно, до мурашек, отчего у меня внутри все сжалось в тугой клубок. Я боялась услышать эти слова, страшилась, но в тоже время какой-то частью своей души страстно желала подтвердить свои опасения. — Дух леса может в любой момент покинуть свое временное обиталище, но она же заперта в тебе, словно в клетке. Ты же это чувствуешь, ведь так?

Я нехотя кивнула.

— Я уже видела такое однажды. Много-много лет назад, — задумчиво произнесла жрица, проведя рукой по моей щеке. Я задержала дыхание, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Ее пальцы, несмотря на то, что она их только что грела над жаркими углями, были холодны, а само прикосновение казалось почти невесомым, хотя оно пробрало меня до кончиков пальцев. — Бедный юноша и тоже из Великого клана. Он шел много лун из северных земель именно ко мне, чтобы просить совета, но было уже поздно. Тварь Тасхель сжала в тисках его душу, почти поглотила ее и то, что предстало перед моим взором мало походило на человека.

Она задумчиво замолчала, видно вспоминая ту встречу.

— Он... — я на миг задохнулась от внезапной догадки. — Она сделала из него д-дракона?!

Ядвига улыбнулась, отрицательно помотав головой, отчего свет в ее привесках из опалов колыхнулся, на миг превратившись из медовой патоки в расплавленное золото.

— Нет, дева, одержимый не может стать драконом, как дух леса не может сотворить из животного подобного себе. Тот юноша стал что-то средним между человеком и зверем. Пугающее зрелище.

Женщина провела рукой над огнем; горячий воздух замерцал, покрылся рябью, угли вспыхнули, чуть не опалив меня искрами, и в них я увидела чей-то темный силуэт. Не веря своим глазами, я приблизилась к жаровне поближе, всматриваясь в жарко пылавшие угли. Увиденное мной существо было мало чем похоже человека: лишь стояло на двух ногах, сгорбившись, и исподлобья взирая на меня, примериваясь как бы напасть; его глаза горели как сапфиры, неухоженные волосы скрывали лицо, не давая мне рассмотреть его лик. Оно принюхивалось, скалилось, словно зверь, угрожающий расправой; все его тело, не прикрытое хламидой покрывала темная чешуя, будто корка, короста на больной коже, пальцы были скрючены, а вместо ногтей — острые загнутые когти. В глазах существа застыла злоба и жажда крови, оно замерло и внезапно прыгнуло из глубин жаровни прямо на меня!

Я отшатнулась, сдерживая внутри себя крик ужаса.

Мне показалось, или тени сгустились вокруг жаровни, вокруг нас, обволакивая помещение и лишь теплый свет от огня, создавал защитный круг, что отделял нас от всепоглощающего мрака. По моей спине пробежались мурашки, а рука невольно отыскала на поясе кинжал и, слегка подрагивая, сжала его. Мне все чудилось, что в тенях кто-то за мной следил. Что за нами наблюдало оно.

— Не бойся, дева битвы, — спокойно произнесла Ядвига и махнула рукой на угли. На ее лице залегли тени, создавая из молодой красивой девушки лик морщинистой старухи. — Я лишь показала тебе то, что будет, если тобой овладеет сильная душа.

— И, — я сглотнула, — ее никак не изгнать?

— Почему же? — невозмутимо ответила жрица. — Души сильных не цепляются за мир, если им нечего беречь. Уничтожь то, что ее держит на грани живых, и она исчезнет.

Перед глазами возник Амару. Детеныш дракона открыто улыбался, морщил смешно носик, ворча на "дурно пахнущие" цветы, тянул ко мне свои руки, ласково называя мамой, лез обниматься...

— Ты знаешь, что ее держит? — Ядвига пытливо всматривалась в мое лицо, словно силясь увидеть там ответ.

Я отрицательно замотала головой, спрятав взгляд. Говорить о мальчишке не хотелось. Я боялась, что он окажется тем самым якорем, что заставляет эту безумную отравлять мне жизнь. Хотя нет, в глубине души я знала, что это он, но признаться себе...

— Жаль, — разочарованно протянула женщина, оторвав меня от мыслей. И, резко развернувшись, от чего ее золотая коса, взметнувшись, мазнула меня по руке, обратилась к жаровне, — тогда мне нечего больше добавить.

— Но...

— Помочь себе ты можешь и сама, — она не повернула ко мне голову, но мне чудилось, что жрица хмурилась, проговаривая эти слова. — Узнай, что так оберегает драконица и уничтожь это. А иначе...

Иначе я стану чудовищем.

Я кивнула, сама не зная почему. Наверное, чтобы обозначить свой ответ, чем и вправду подтверждая свое задание "найти и уничтожить".

— Неужели, — мне не хотелось терять надежду, уходить ни с чем, — нет больше способа, чтобы избавиться от нее? Ритуала или же амулета?

— Душа человека слабее души дракона, — после недолгого молчания ответила женщина. — Она вцепилась в твою душу когтями, обвила ее кольцами и оторвать паразита, конечно, можно, но твоя душа, дева, будет походить на дырявые лоскуты. Хотя...

В руках Верховной жрицы внезапно появился небольшой оберег, размером не больше фаланги пальца. Он был выточен из белой кости и изображал зверя — то ли лису, то ли волка, свернутого в клубок. На нем была даже дырка для шнурка, и я сразу нацепила его на шею, где раньше висел безвременно почивший амулет Вересхея. Оберег на удивление был теплый, словно в нем пульсировала жизнь...

— Это лишь отсрочка неизбежного, — тихо произнесла Ядвига. — Помни об этом.

Из храма я уходила в смятении.

Жрица больше не проронила и слова, а я же не стала настаивать на продолжении беседы. Мне нужно было все обдумать, слишком многое на меня навалилось и стало ясно, что от этой твари в моей голове так просто было не избавиться. Был только один способ, но... Я дотронулась рукой до оберега, чувствуя его тепло даже сквозь куртку. Думать обо всем этом не хотелось. Только не сейчас.

Пока я не превратилась в это... существо, жрица не смела меня останавливать, могла лишь посоветовать, что сделать, но я была уверена, что как только я переступлю грань, что отделяет человека от зверя, то она первая попытается меня уничтожить. Она не проговаривала это вслух, но ее взгляд говорил сам за себя. Последовательница Хасфея уже избавлялась от таких одержимых как я, и избавится вновь, если я не смогу найти решения своей проблемы.

Внезапно я остановилась, огорошено обернувшись на храм. За всеми своими переживаниями я забыла главное! Возложить дары на алтарь нашего Хранителя клана — Вересхея! О, предки, ваша непутевая дочь стала эгоистичной и бессовестной, и посмела нарушить ваши заветы! Я уже дернулась назад, чтобы загладить перед Повелителем свою оплошность покаянной молитвой и щедрыми дарами, но замерла на полпути, аккурат прямо перед створками дверей храма. А смею ли я приблизиться к алтарю, осквернить его своим одержимым духом? Не выжжет ли Хранитель клана мой дух за такое оскорбление?

Я развернулась, и пошла прочь, больше не оглядываясь и сжав голову в плечи.

Простите, предки, но ваша дочь так слаба ...

(1)Лунница — это металлическое украшение в виде полумесяца, обращенного рогами вниз, служило в качестве оберега.